Запах свежей выпечки корицей и яблоками, густой и уютный, словно невидимое одеяло, накрывал крохотную кухоньку. Он вытеснял остатки сна, тревожные мысли о предстоящем дне и даже скрип старого паркета под шагами мамы. Анна вдохнула этот родной аромат полной грудью, чувствуя, как тепло разливается по всему телу – единственное, что сегодня могло согреть ее изнутри. Мама, ее вечная труженица и оптимистка, как всегда, колдовала над воскресным завтраком, напевая себе под нос старую мелодию из советского фильма о любви и простых радостях. За окном едва пробивалось по-весеннему робкое апрельское солнце, окрашивая в нежно-розовый цвет типовые панельные многоэтажки спального района – привычный, немного обшарпанный, но такой родной пейзаж.
"Ань, ты готова? Сегодня… важный день," – голос мамы, мягкий, но с едва уловимой тревогой, вырвал ее из этого мимолетного умиротворения.
Важный? Скорее, судьбоносный и до мурашек пугающий. Сегодня Анна должна была впервые переступить порог "Наследника" – частной школы-интерната, чье название звучало как насмешка над ее скромным происхождением. Ее неожиданно приняли по какой-то там программе поддержки талантливой молодежи из обычных семей. Сама Аня в эту "талантливость" особо не верила. Да, она упорно училась в своей районной школе, запоем читала книги и даже пару раз побеждала на городских олимпиадах по литературе, но рядом с холеными отпрысками столичных олигархов, высокопоставленных чиновников и прочих "сливок общества" она чувствовала себя нелепой вороной, случайно залетевшей в павлиний вольер.
"Почти, мам," – отозвалась Аня, нервно поправляя воротник своей единственной строгой блузки. Форма "Наследника" с ее гербом, вышитым золотой нитью, оставалась для нее несбыточной мечтой. Пришлось довольствоваться темно-синей блузкой, купленной на распродаже, и строгой юбкой, которая казалась ей слишком взрослой. В зеркале на нее смотрела бледная девушка с большими, испуганными глазами – совсем не героиня светской хроники.
Дорога до "Наследника" заняла почти час на двух переполненных автобусах и гулком вагоне метро. Аня с тревогой разглядывала проплывающие за окном пейзажи, словно пытаясь запечатлеть в памяти привычный мир, который вот-вот сменится чем-то совершенно чужим. Серые, однотипные многоэтажки с облупившейся краской постепенно уступали место ухоженным коттеджным поселкам, скрытым за высокими, неприступными заборами, увенчанными камерами наблюдения. Другой мир, в котором, как ей казалось, не существовало проблем с протекающей крышей или задержкой зарплаты.
Вот и кованые ворота с холодным блеском стали и витиеватым золоченым вензелем "Н" – словно печать, отделяющая один мир от другого. За ними открывался вид на корпуса из благородного красного кирпича, идеально подстриженные газоны, напоминающие изумрудные ковры, и фонтан, лениво вздымающий в воздух прозрачные струи воды, играющие на солнце. У сердца Ани кольнуло от острого предчувствия. Это место дышало богатством и властью, и она чувствовала себя здесь незваной гостьей.
Просторный холл школы поражал своим величием и бездушной роскошью. Мраморные полы, отражающие свет хрустальных люстр, словно замерзшее озеро. Тяжелые кожаные диваны, на которых, казалось, никогда не сидели просто так – только вели важные беседы или ждали водителя. На стенах висели картины в массивных золоченых рамах, изображающие, вероятно, благородных основателей этого заведения или какие-то исторические сцены из жизни аристократии. Ученики, одетые в элегантную форму темно-синего цвета с серебряной эмблемой, держались обособленными группами, оживленно переговариваясь на непонятном Ане языке дорогих брендов и светских сплетен. Их уверенные взгляды и дорогие аксессуары – часы, телефоны, сумки – кричали о принадлежности к высшему обществу. Аня почувствовала себя еще более незаметной и жалкой, сжимая в руках свою видавшую виды сумку, словно пытаясь спрятаться за ней.
Она робко озиралась, пытаясь найти глазами администратора, чтобы узнать, куда ей следует идти, когда ее внимание невольно привлекла группа из четырех парней, расположившихся на одном из кожаных диванов в центре холла. Они выделялись даже среди этой "золотой молодежи" своей непринужденной властностью и каким-то внутренним превосходством. Казалось, вокруг них образовалось собственное силовое поле, заставляющее остальных держаться на почтительном расстоянии.
Один, с густыми темными взъерошенными волосами, спадающими на лоб, и надменным, пронзительным взглядом, что-то оживленно рассказывал, жестикулируя холеной рукой с массивным золотым перстнем, украшенным фамильным гербом. В его движениях чувствовалась самоуверенность хозяина жизни, привыкшего к беспрекословному подчинению. Второй, сидевший чуть в стороне, с мягкими чертами лица и задумчивым, немного печальным взглядом, что-то рассеянно писал в кожаном блокноте, казалось, совершенно не замечая окружающего шума и суеты. Он словно существовал в своем собственном, тихом мире. Третий, с обаятельной, чуть циничной улыбкой, оглядывал присутствующих цепким взглядом, словно оценивая их реакцию, явно наслаждаясь произведенным эффектом своей непринужденной крутости. Четвертый, с серьезным и немного отстраненным видом, в дорогом костюме, сидел прямо, листая глянцевый журнал, но Аня чувствовала, что он тоже внимательно наблюдает за всем происходящим.
Аня невольно задержала на них взгляд, чувствуя какую-то необъяснимую силу, исходящую от этой четверки. Они словно были центром этой вселенной "Наследника", вокруг которого вращались все остальные. В их позах, в их взглядах читалась уверенность в собственной безнаказанности и власти.
В этот момент один из них – тот, с надменным взглядом – резко вскинул голову, словно почувствовав ее взгляд. Его темные глаза встретились с испуганными глазами Ани. В его взгляде не было ни любопытства, ни дружелюбия – лишь холодное, презрительное равнодушие, словно он смотрел на случайно заползшее под ноги насекомое, не заслуживающее ни внимания, ни жалости.
Аня тут же отшатнулась взглядом, чувствуя, как предательская краска заливает ее щеки. "Великолепная Четверка", – пронеслось у нее в голове, словно удар колокола. Она слышала о них – легендарных "хозяевах" этой школы, чье слово было законом, а чьи капризы исполнялись беспрекословно. Их боялись, им завидовали, их обсуждали шепотом за спиной. И вот она, простая девчонка из спального района, уже привлекла их немилость. Лучше держаться от них подальше, раствориться в этой чужой, блестящей толпе и постараться стать незаметной.
Сделав глубокий вдох, Аня наконец нашла глазами женщину за стойкой информации с приветливой улыбкой и бейджиком "Елена Сергеевна" и неуверенно направилась к ней, стараясь не смотреть больше в сторону "Великолепной Четверки". Но ощущение их тяжелых, оценивающих взглядов еще долго преследовало ее, словно ледяной ветер. Первый день в "Наследнике" только начинался, и Аня уже чувствовала, что ее тихая, размеренная жизнь закончилась. Впереди ее ждал совсем другой мир, и, судя по первому ледяному взгляду его властителей, этот мир не собирался быть к ней добрым. На потолке холла мерцали крошечные встроенные светильники, напоминающие далекие, холодные звезды – такие же недостижимые, как и этот мир роскоши для нее.
Женщина за стойкой информации, Елена Сергеевна, с ее мягкой улыбкой и теплыми глазами, казалась единственным островком доброжелательности в этом океане высокомерия. Она провела Аню по коридорам, пахнущим дорогим парфюмом и полиролью, до кабинета завуча, попутно тихим голосом рассказывая о правилах школы, расписании и о том, как важно хорошо себя вести. Но все эти слова, словно легкий ветерок, скользили мимо ушей Ани, заглушаемые нарастающим гулом тревоги, сдавливающим грудь, и липким предчувствием чего-то нехорошего, витавшим в воздухе.
Завуч, высокая, сухощавая дама в строгом темно-синем костюме, с безупречной укладкой и холодным взглядом, скользнула по Ане быстрым, оценивающим взглядом, словно сканируя ее на предмет соответствия каким-то негласным стандартам. Затем, не сказав ни слова, лишь едва заметно кивнув Елене Сергеевне, она сухо указала на номер кабинета. Триста двенадцатый. История. На втором этаже.
Аня с трудом отыскала нужную дверь среди одинаковых дверей с табличками, написанными изящным шрифтом. За ней уже шел урок, и приглушенный голос учителя доносился сквозь плотную древесину. Собравшись с последними остатками мужества, она робко постучала. Дверь почти бесшумно открылась, и в класс вошла все та же Елена Сергеевна, с натянутой, словно приклеенной улыбкой, представляя новенькую. Десятки пар глаз, до этого устремленных на учителя, мгновенно повернулись к Ане. Она почувствовала, как волна жара заливает ее лицо, и кровь приливает к щекам.
"Это Анна Смирнова, наш новый ученик. Прошу любить и жаловать," – произнесла Елена Сергеевна тоном, в котором чувствовалась легкая усталость, и указала Ане на единственную свободную парту в самом последнем ряду, словно пытаясь спрятать ее от всеобщего внимания.
Пока Аня, с трудом переставляя словно налитые свинцом ноги, пробиралась к своему месту под этим пристальным, изучающим взглядом, ей пришлось протиснуться мимо первой парты. Один из сидевших за ней парней небрежно вытянул ногу в узкий проход, обутую в дорогой кожаный ботинок, начищенный до зеркального блеска. Заметив краем глаза мелькнувшую туфлю, Аня попыталась обойти препятствие, но в своей скованности и волнении не рассчитала траекторию и случайно, неуклюже наступила ему прямо на носок.
Парень резко вскинул голову, словно его ужалили. Это был тот самый надменный юноша из "Великолепной Четверки", Дмитрий Воронцов. Его темные, глубоко посаженные глаза, до этого казавшиеся равнодушными, сейчас метали ледяные молнии. Тонкие губы скривились в презрительной усмешке. Рядом с ним, словно свита короля, сидели остальные члены ВЧ, с откровенным любопытством наблюдая за этой маленькой, но многообещающей драмой. Игорь Соколов, с его вечно задумчивым видом, на мгновение оторвался от своих мыслей. Артем Кузнецов бросил Ане быстрый, оценивающий взгляд, а Станислав Белов едва заметно ухмыльнулся.
"Ты совсем слепая?" – процедил Дмитрий ледяным тоном, его голос был тихим, но в нем чувствовалась такая властная угроза, что Аня невольно вздрогнула. Его взгляд скользнул по ней сверху вниз, отмечая дешевую блузку, скромную юбку и неуверенную позу, выражая крайнюю степень брезгливости.
"Простите… пожалуйста… я не нарочно," – пробормотала Аня, чувствуя, как предательская краска стыда и смущения заливает ее лицо, словно кто-то резко включил красный свет. Слова застревали в горле, а сердце колотилось как пойманная птица.
Дмитрий презрительно фыркнул, отворачиваясь к окну, за которым лениво плыли серые облака. "Смотри под ноги в следующий раз, если они у тебя вообще есть, деревенщина." Его тон был настолько холодным и уничижительным, что Аня почувствовала, как в глазах защипало от обиды.
Урок истории, посвященный реформам Петра Великого, тянулся для Ани бесконечно долго. Она изо всех сил старалась сосредоточиться на монотонном голосе учителя, но спиной чувствовала, как ее сверлят недобрые взгляды. Несколько раз она замечала ехидные смешки и слышала обрывки фраз, перелетавших через класс, словно ядовитые стрелы: "Провинциалка", "Серая мышка", "Нашла куда приехать", "Споткнулась о царя".
После мучительного звонка, когда Аня торопливо собирала свои скромные учебники, к ее парте подошла Вероника Игнатова – высокая, стройная девушка с безупречным макияжем и высокомерным выражением лица, которая, как уже успела понять Аня, была неофициальной "первой леди" школы и явно питала собственнические чувства к Дмитрию. Ее лицо, обычно надменное и самоуверенное, сейчас было искажено неприкрытым презрением.
"Ты что себе позволяешь, новенькая?" – прошипела Вероника, наклоняясь к Ане и источая аромат дорогих духов. Ее глаза сверкали недобрым огнем. – "Ты хоть знаешь, на чью ногу ты наступила, серая мышь?"
Аня удивленно подняла глаза, полные растерянности. "Я же извинилась… это была чистая случайность. Я правда не хотела."
Вероника презрительно скривилась, словно Аня сказала какую-то глупость. "Случайность? Такие, как ты, ничего случайно не делают. Вы всегда пытаетесь пролезть, привлечь внимание наших парней. Но запомни раз и навсегда, Дмитрий не смотрит на таких, как ты. И лучше тебе держаться от него подальше, если ты не хочешь себе больших проблем." С этими словами она надменно развернулась и ушла, демонстративно задев плечом Лену Петрову, которая как раз подошла к Ане с сочувственным взглядом.
"Не обращай на нее внимания, она просто завидует," – тихо сказала Лена, помогая Ане собрать рассыпавшиеся учебники. Лена, с ее доброй улыбкой и простым сердцем, казалась Ане единственным проблеском нормальности в этом сюрреалистичном мире. Они познакомились на перемене и быстро нашли общий язык, несмотря на очевидную разницу в социальном статусе.
Но неприятности на этом не закончились. Весь оставшийся день Аня чувствовала на себе неприязненные взгляды и слышала за спиной язвительные шепотки. В столовой, несмотря на пустые места за другими столами, никто не сел рядом с ней. На переменах ее случайно "задевали" плечом в коридоре, а однажды кто-то небрежно толкнул ее, рассыпав содержимое сумки. Атмосфера вокруг нее сгущалась, становясь все более враждебной. И на выходе из школы ее ждал настоящий, ледяной "сюрприз".
Когда Аня, уставшая и подавленная, вышла на улицу, в прохладном весеннем воздухе внезапно возникла группа старшеклассников, человек пять или шесть. Они выскочили откуда-то сбоку, словно поджидали ее. Прежде чем Аня успела понять, что происходит и как-то среагировать, чьи-то сильные руки грубо схватили ее за локти и потащили в сторону неприметной двери с табличкой "Душевые". Несмотря на отчаянное сопротивление, испуганные крики и попытки вырваться, ее силой затолкнули внутрь холодного, кафельного помещения и тут же раздался звук льющейся воды. Ледяные струи обрушились на нее сверху, мгновенно пропитывая одежду и пронизывая до костей.
Сквозь стучащие от холода зубы Аня слышала громкий, издевательский смех своих мучителей и ехидные комментарии, долетавшие сквозь шум воды. "Первый урок усвоила, новенькая? Здесь не любят тех, кто лезет не туда, куда не просят!"
Наконец, вдоволь наиздевавшись над ее беспомощностью и дрожащей от холода фигурой, они с хохотом отпустили ее и выскользнули из душевой. Дрожащая всем телом, с мокрыми, слипшимися волосами, свисающими ледяными сосульками, и промокшей до нитки одеждой, липнущей к телу, Аня вышла из душевой. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной, униженной и раздавленной. Слезы обиды и бессилия душили ее.
В этот самый момент в дверях душевой, словно из ниоткуда, появился Игорь Соколов. Он стоял, слегка наклонив голову, и смотрел на Аню с каким-то странным, противоречивым выражением в глазах – смесью мимолетной жалости, глубокой задумчивости и, возможно, даже легкого смущения. Он молча снял с плеч свой дорогой кашемировый шарф, мягкий и теплый на вид, и протянул ей.
"Накинь. Простудишься," – тихо произнес он, его голос звучал почти безэмоционально, прежде чем так же молча развернуться и уйти, оставив Аню в полном недоумении.
Аня смотрела ему вслед, не понимая этого внезапного жеста. Этот парень был частью этой "Великолепной Четверки", он наблюдал за ее унижением весь день, пусть и молча. Почему он вдруг проявил такое неожиданное сочувствие? Закутавшись в мягкий и теплый шарф, пахнущий дорогим парфюмом с едва уловимой ноткой сандала, Аня почувствовала, как горькие слезы обиды и бессилия наконец-то прорвались наружу. Первый день в "Наследнике" закончился для нее ледяным душем унижения и первым, совершенно необъяснимым проблеском человечности от одного из ее мучителей.
Теплый, мягкий кашемир чужого шарфа нежно касался шеи, словно мимолетное утешение в этом ледяном аду. Аня крепче запахнулась в него, вдыхая тонкий, дорогой аромат – смесь древесных нот и едва уловимой свежести. Этот запах, такой чужой и незнакомый, парадоксальным образом дарил какое-то странное ощущение защищенности, контрастируя с недавним ледяным ужасом. Игорь Соколов… Почему именно он? Этот молчаливый, отстраненный принц из их золотой клетки, который весь день наблюдал за ее мучениями с непроницаемым лицом, вдруг проявил эту странную, непонятную заботу. Это словно ангел с ледяными крыльями протянул ей руку в самый темный момент.
Дрожь никак не проходила, сотрясая все тело, несмотря на тепло шарфа. Аня вышла на улицу, словно из кошмарного сна. Весенний ветер, еще утром такой многообещающий, теперь казался злым и колючим, пробираясь под мокрую одежду. Слезы, которые она так долго сдерживала, наконец-то хлынули потоком, обжигая щеки и смешиваясь с холодными каплями, стекающими с растрепанных волос.
На парковке, среди рядов блестящих автомобилей, словно сошедших с обложек глянцевых журналов, ее ждала Лена. Ее лицо, обычно такое светлое и беззаботное, сейчас исказилось от ужаса и сочувствия, когда она увидела Аню. Лена бросилась к ней, и Аня, не выдержав, рухнула в ее объятия, ища хоть немного тепла и поддержки в этом чужом, враждебном месте. В объятиях Лены, таких простых и искренних, она наконец смогла дать волю рыданиям.
Прерывисто, захлебываясь слезами, Аня рассказала о ледяном кошмаре в душевой, о жестокости старшеклассников и о холодном, триумфальном взгляде Дмитрия. Лена слушала, крепко сжимая ее руку, ее обычно мягкие глаза сейчас горели праведным гневом.
"Аня… это ужасно! Они просто… нелюди! Как можно быть такими садистами?" – шептала Лена, ее голос дрожал от возмущения.
Лена отвела Аню в маленькое уютное кафе неподалеку от школы, с запахом свежей выпечки и приглушенным светом. Она заказала большой чай с лимоном и медом и попросила плед для Ани. Завернувшись в мягкую шерсть, Аня постепенно начала согреваться физически, но внутри все еще царила ледяная пустота. Воспоминания о пережитом унижении снова и снова всплывали в памяти, вызывая новую волну дрожи.
"Ты должна рассказать об этом! Завучу, директору… кому угодно! Так нельзя это оставлять безнаказанным," – твердо сказала Лена, глядя Ане прямо в глаза.
Аня покачала головой, чувствуя бессилие. "Нет, Лена… ты не понимаешь. Это только сделает хуже. Это их школа, их правила. Им ничего не будет. А меня… меня просто уничтожат. Они превратят мою жизнь здесь в настоящий ад." В ее голосе звучала такая глубокая безнадежность, что сердце Лены сжалось от боли.
"Но это же варварство! Они не имеют права так с тобой обращаться!" – не сдавалась Лена, ее глаза блестели от слез.
В этот момент взгляд Ани случайно скользнул на отражение улицы в большом окне кафе. Медленно проезжал черный тонированный внедорожник, и на заднем сиденье она отчетливо увидела Дмитрия Воронцова. Его лицо было надменным и холодным, а в глазах читалось что-то похожее на удовлетворение. Словно он проверял, усвоен ли ее урок. Этот мимолетный взгляд стал ледяным напоминанием о ее беспомощности.
Но странное дело, вместе с этой волной унижения в душе Ани начало прорастать что-то новое, твердое и упрямое. Она вспомнила слова мамы, ее неизменную мудрость и стойкость перед лицом трудностей. Вспомнила свои победы, пусть и маленькие, свою любовь к знаниям, свой внутренний стержень, который всегда помогал ей подниматься после падений. Неужели она позволит этим золотым мальчикам сломать себя в первый же день? Неужели она так и останется этой серой мышкой, которую они могут безнаказанно топтать?
"Ты знаешь, Лен… ты права," – тихо произнесла Аня, отставляя пустую чашку. В ее голосе появилась несвойственная ей прежде твердость. – "Так нельзя. Я не знаю, что именно я сделаю, но я не позволю им сломать меня. Я не позволю им превратить мою жизнь здесь в кошмар."
Лена с облегчением вздохнула и крепко сжала руку подруги. "Вот это уже похоже на мою Аню! Вместе мы справимся. Мы что-нибудь придумаем."
Но мысли Ани все время возвращались к Игорю. Этот неожиданный жест… Он стоял в дверях душевой, такой отстраненный, такой холодный, и вдруг – этот шарф. Почему? Было ли в его глазах хоть малейшее сочувствие или это была всего лишь минутная слабость, мимолетный каприз пресыщенного жизнью подростка, которому стало скучно наблюдать за чужими страданиями? Она перебирала в памяти его лицо – спокойное, почти безмятежное, и этот мимолетный взгляд… В нем было что-то еще, кроме равнодушия. Какая-то тень, какая-то внутренняя боль, которую она, сама изгой, возможно, смогла уловить.
Закутавшись в его тепло, в этот дорогой, чужой шарф, Аня смотрела на мелькающие за окном огни вечернего города. Внутри нее боролись обида и унижение, зарождающееся упрямство и настойчивый вопрос об Игоре. Кто он? Почему он поступил так странно? Было ли это случайностью или за этим стояло что-то большее? Этот холодный принц с теплым шарфом стал для нее загадкой, ключом к которой она интуитивно чувствовала какую-то важную разгадку в этом новом, жестоком мире. Она больше не собиралась быть жертвой. Она хотела понять, что движет этими людьми, и, возможно, найти в этой ледяной школе хоть какой-то проблеск света. И этот проблеск странным образом был связан с молчаливым Игорем Соколовым.
Следующий день в "Наследнике" прошел под знаком напряженного ожидания. Атмосфера словно застыла, как перед грозой, после вчерашнего ледяного ливня унижения. Аня старалась слиться с тенями коридоров, опускала глаза при встрече с кем-либо и чувствовала себя невидимкой, хотя спиной ощущала скользящие, изучающие взгляды. Шарф Игоря по-прежнему лежал в ее сумке, мягким напоминанием о пережитом кошмаре и странном проблеске человечности. Она нет-нет да и касалась его краем пальцев, пытаясь разгадать тайну этого молчаливого аристократа.
На уроке литературы, где монотонно разбирали страдания Татьяны Лариной, мысли Ани блуждали далеко от уездной барышни. Образ Игоря настойчиво возникал в сознании. Его худощавое лицо с тонкими чертами, темные, глубоко посаженные глаза, в которых часто читалась какая-то внутренняя печаль, контрастировали с надменной самоуверенностью остальных членов ВЧ. Его движения были плавными, почти грациозными, а манера держаться – отстраненной и сдержанной. Что скрывалось за этой маской холодной аристократичности?
После урока к Ане подошла Лена, ее круглое лицо выражало серьезность. Ее светлые волосы были собраны в небрежный хвостик, а в карих глазах читалось решимость.
"Аня, мы не можем это так оставить. Нужно что-то предпринять," – тихо сказала она, достав из своей яркой рюкзака распечатанный лист.
Аня устало вздохнула. "Лена, что мы можем сделать против этих небожителей? Они словно выросли не здесь, а на какой-то другой планете, где нет места простым смертным."
"Может, не все они такие уж небожители," – загадочно ответила Лена, разворачивая лист. – "Мой брат, он же на старшем курсе, немного про них знает… про эту их Великолепную Четверку."
На листе была набросана неофициальная схема власти в школе и краткие характеристики каждого из четверки. О Дмитрии Воронцове говорилось: "Наследник строительной империи. Высокий, широкоплечий, с волевым подбородком и темными, пронзительными глазами, всегда смотрящими свысока. Импульсивен и вспыльчив, привык получать желаемое немедленно. Не терпит возражений и неповиновения." Об Артеме Кузнецове: "Сын владельцев антикварных салонов. Среднего роста, с обаятельной улыбкой и живыми карими глазами. Легко находит общий язык с людьми, но предан друзьям до конца." О Станиславе Белове: "Наследник сети развлекательных центров. Крепкого телосложения, с открытым, добродушным лицом и светлыми волосами. Весельчак и балагур, но старается избегать серьезных конфликтов." И наконец, об Игоре Соколове: "Внук известного дирижера. Высокий, худощавый, с бледной кожей и тонкими чертами лица. Темные волосы часто спадают на лоб, скрывая задумчивые, глубокие глаза, в которых часто читается меланхолия. Замкнут и нелюдим, держится особняком даже в своей компании. Влияние на остальных ВЧ неясно. Репутация человека, способного на неожиданные поступки." Последнее описание зацепило взгляд Ани.
"Видишь?" – прошептала Лена, тыча пальцем в строчку об Игоре. – "Может, он не такой, как этот… Воронцов. Вчерашнее… может, это не просто так."
Аня скептически изогнула бровь. "Не думаю, Лена. Скорее всего, ему просто стало скучно наблюдать за чужим унижением." Но в глубине души что-то зашевелилось. Описание Игоря словно рисовало совсем другой образ, нежели высокомерных друзей.
Днем, в тишине школьной библиотеки, среди высоких стеллажей с пыльными томами, Аня неожиданно столкнулась с Игорем. Он сидел за дальним столом, в свете настольной лампы склонившись над толстой книгой в потертом кожаном переплете. Его темные волосы небрежно падали на лоб, частично скрывая лицо. Аня хотела проскользнуть мимо, но он поднял голову, и их взгляды снова встретились. В его глубоких, темных глазах она снова увидела эту странную смесь холода и какой-то затаенной грусти.
Игорь медленно закрыл книгу, заложив страницу тонким пальцем, и едва заметно кивнул ей. Аня почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Она не могла просто пройти мимо после того, что произошло вчера. Собрав остатки смелости, она подошла к его столу.
"Спасибо… за шарф," – тихо произнесла она, чувствуя, как щеки предательски краснеют.
Игорь молчал несколько долгих секунд, внимательно изучая ее взглядом. Казалось, он пытается прочесть что-то на ее лице.
"Простудишься," – наконец произнес он, его голос был тихим, немного хрипловатым и лишенным каких-либо эмоций.
Аня удивленно моргнула. Это все? Ни насмешки, ни высокомерия, лишь эта короткая фраза, словно брошенная мимоходом, но в которой все же чувствовалась какая-то странная, отстраненная забота.
"Я… я постираю его и верну," – пробормотала Аня, сжимая лямку своей старой сумки.
Игорь покачал головой, и прядь темных волос упала ему на лоб. "Не нужно. Оставь себе."
Снова повисла тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом страниц. Аня чувствовала себя неловко под его пристальным взглядом. Ей хотелось спросить обо всем, что мучило ее, но слова застревали в горле.
"Почему… почему ты вчера это сделал?" – наконец решилась она, собрав всю свою смелость в кулак.
Игорь отвел взгляд, устремив его на корешок книги. Казалось, он долго подбирал слова, прежде чем ответить.
"Иногда… даже в самых холодных сердцах пробивается что-то… другое," – тихо произнес он, и в его голосе Аня уловила едва заметную нотку меланхолии, словно он говорил не только о ней, но и о себе.
Аня не знала, что на это ответить. Его слова были словно обрывки сновидений, загадочными и туманными. Она чувствовала, что между ними возникла какая-то странная, невидимая нить, сотканная из вчерашнего унижения и этого неожиданного, непонятного сочувствия.
В этот момент к их столу стремительно подошел Дмитрий. Его лицо, обычно самоуверенное и насмешливое, сейчас выражало неприкрытое раздражение. Его темные глаза метали недовольные взгляды.
"Игорь, какого черта ты здесь делаешь? У нас тренировка по поло через десять минут. И… что это за тень отца Гамлета?" – его взгляд скользнул по Ане с прежним, обжигающим презрением.
Игорь спокойно поднял глаза на друга, его лицо оставалось невозмутимым. "Я сейчас подойду, Дим. А это… Анна. Она новенькая."
"Новенькая? Да мне плевать, какая она там по счету. Не трать на нее свое драгоценное время," – отрезал Дмитрий, не сводя с Ани холодного, предупреждающего взгляда.
Игорь проигнорировал его тон и повернулся обратно к Ане. "Анна, это Дмитрий. Дмитрий, это Анна."
Натянутое молчание повисло в воздухе, словно между ними проскочила ледяная искра. Дмитрий явно был взбешен тем, что Игорь разговаривает с этой "серой мышкой". Его высокомерие ощущалось почти физически.
"Надеюсь, ты усвоила вчерашний урок, Золушка," – процедил Дмитрий сквозь зубы, прежде чем грубо схватить Игоря за руку и увести его прочь, оставив Аню стоять посреди библиотеки, словно замерзшую под его ледяным взглядом.
Растерянность снова захлестнула Аню. Неожиданный, странный разговор с Игорем и холодное, презрительное напоминание Дмитрия создали в ее душе настоящий водоворот противоречивых чувств. Она чувствовала, что за блестящим фасадом "Наследника" скрывается целый лабиринт сложных взаимоотношений, скрытых мотивов и неожиданных союзов. И, возможно, чтобы выжить в этом ледяном королевстве, ей придется разгадать загадку, заключенную в меланхоличных глазах Игоря Соколова.
Переполненный школьный коридор гудел голосами, смехом и шуршанием страниц учебников. Аня старалась проскользнуть мимо групп учеников, опустив глаза и чувствуя себя невидимкой. Но ощущение тяжелого взгляда Дмитрия Воронцова преследовало ее, словно тень. Она знала, что рано или поздно их пути снова пересекутся. Игорь по-прежнему держался в стороне, его худощавое лицо с тонкими чертами оставалось непроницаемым, хотя Аня иногда ловила на себе его долгий, задумчивый взгляд.
Внезапно чья-то сильная рука грубо схватила ее за предплечье, останавливая на месте. Аня вздрогнула и резко обернулась. Перед ней возвышался Дмитрий, его высокий, широкоплечий силуэт внушал невольный трепет. Вокруг него, словно верные телохранители, стояли Артем с его неизменной обаятельной, но сейчас насмешливой улыбкой, и крепкий Стас, обычно добродушный, но сейчас с любопытством наблюдавший за развитием событий. Рядом с Дмитрием стояла Вероника Игнатова, высокая, стройная девушка с длинными, идеально уложенными каштановыми волосами и тонкими, хищными чертами лица. Ее ярко накрашенные губы скривились в презрительной усмешке, а зеленые глаза метали неприязнь. На ней была дорогая дизайнерская блузка и узкая юбка, подчеркивающая ее безупречную фигуру.
"Куда это мы так спешим, наша скромная Золушка? Неужели хрустальную туфельку потеряла?" – громко произнес Дмитрий, его голос был полон язвительного сарказма, и эхо разнесло его слова по коридору. Несколько десятков учеников остановились, завороженно наблюдая за этой неравной схваткой.
Аня попыталась вырвать руку из его цепкой хватки, но Дмитрий лишь сильнее сжал ее пальцы. "Отпусти меня, Дмитрий," – прошипела она, чувствуя, как волна стыда и ярости поднимается в груди, заставляя лицо гореть.
"Ну что ты такая неприступная? Мы же просто хотели поприветствовать нашу новую… звездочку," – нарочито мягко протянул Дмитрий и медленно поднял руку, намереваясь ущипнуть ее за щеку. В его глазах читалось откровенное издевательство, желание унизить ее перед всеми.
В этот момент что-то внутри Ани сломалось. Вся накопившаяся обида, страх и унижение вырвались наружу. Не раздумывая ни секунды, она резко вскинула свободную руку и со всей силы, с отчаянной решимостью, влепила Дмитрию звонкую пощечину. Звук удара разнесся по затихшему коридору, словно выстрел.
Лицо Дмитрия мгновенно побагровело, на скулах заходили желваки. Ярость, первобытная и обжигающая, вспыхнула в его темных глазах. Казалось, он готов разорвать ее на части.
"Ты… ты, ничтожество, посмела поднять на меня руку?!" – прорычал он сквозь стиснутые зубы, его хватка на ее предплечье стала болезненной.
Аня, несмотря на то, что ее собственное сердце бешено колотилось от страха, смотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде не было ни тени раскаяния – лишь упрямая решимость и гордость. "Не смей меня трогать. Никогда."
Реакция Дмитрия была неожиданной. Ярость на его лице словно застыла, сменяясь каким-то странным, почти зачарованным выражением. Он словно впервые увидел перед собой не серую мышку, а живое, сопротивляющееся существо. Его взгляд скользнул по ее вздернутому подбородку, по блестящим от гнева глазам, по покрасневшей щеке. В его взгляде больше не было лишь холодного презрения – появилось что-то новое, сложное и противоречивое. Это было смутное удивление, замешанное на вызове и… неожиданном уважении.
"Ты… какая же ты дикая," – пробормотал он, словно пробуя это слово на вкус, и в его голосе впервые прозвучала не насмешка, а какое-то странное восхищение.
Вероника, стоявшая рядом, буквально закипела от ярости. Ее обычно безупречное лицо исказилось от злобы, зеленые глаза метали молнии. "Дима! Ты что стоишь?! Ты позволишь этой выскочке так с тобой?!"
Но Дмитрий, казалось, не слышал ее истеричного крика. Он все еще смотрел на Аню, и в глубине его темных глаз мелькнуло что-то, чего она раньше никогда не видела. Это был не холодный расчет, а какое-то первобытное, почти животное влечение, смешанное с удивлением от ее дерзости. Впервые он почувствовал не власть, а сопротивление, и это странным образом его заинтриговало.
"Что ж, Золушка," – медленно произнес он, уголки его губ дрогнули в едва заметной, почти задумчивой усмешке. – "Ты действительно меня удивила." Его хватка на ее руке ослабла, и он неожиданно отпустил ее. "Идемте," – бросил он своим друзьям, не сводя с Ани странного, изучающего взгляда до тех пор, пока они не скрылись за поворотом коридора, оставив за собой шлейф недоумения и шепотков.
Аня осталась стоять посреди коридора, чувствуя, как на нее устремлены десятки изумленных взглядов. Лена, бледная от испуга, подбежала к ней и крепко схватила за руку.
"Аня! Ты в порядке? Что… что это сейчас было?" – ее голос дрожал от волнения.
Аня глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь во всем теле. "Я… я просто не позволила ему себя унижать. Больше не позволю."
С этого момента что-то неуловимо изменилось в отношении Дмитрия к Ане. Он больше не смотрел на нее как на бесправную тень. Его взгляд стал более пристальным, изучающим, иногда даже вызывающим. Он словно пытался разгадать тайну этой неожиданной дерзости, этой вспышки ярости, которую она осмелилась ему продемонстрировать. Холодная война между ними не закончилась, но в ней появился новый, неожиданный оттенок – оттенок странного, зарождающегося интереса, граничащего с уважением и даже… неким подобием восхищения ее непокорностью. Впервые лед его высокомерия дал трещину под пламенем ее гнева.