Магия розовых лепестков

Отчаяние и чай из розовых лепестков.

Ной не помнил, когда в последний раз выходил из дома... Он даже не был уверен вторник сегодня или пятница, зима за окном или лето – все смешалось в его голове, перевернулось с ног на голову, расплылось по черепной коробке одной-единой расплывчатой кляксой.

И клякса эта называлась отчаянием... Мрачным и беспросветным, таким, от которого волком хотелось выть. И он не был уверен, что именно так и не поступал, когда пробуждался посреди ночи со стиснутыми зубами, пальцами, вцепившимися в мокрую от слез подушку.

Жить в такие моменты ему решительно не хотелось... Разве что утопиться... или утопить печаль в очередной бутылочке алкоголя.

И он топил... Старательно, со знанием дела, только вот желанного облегчения это не приносило. Он всего лишь становился тенью самого себя прежнего, призраком, блуждающим по осколкам былой счастливой жизни, и осколки эти терзали душу снова и снова.

Причем пьяным, как выяснилось, он становился еще сентиментальнее, и терзания эти накатывали с особенной силой...

Кто-то затарабанил в дверь.

Обычно Ной игнорировал попытки стороннего вмешательства в свое нынешнее существование, просто не хотел никого видеть, однако этот визитер оказался донельзя настойчивым: продолжал сотрясать дверь оглушающим стуком и пронзительными, крайне раздражающими трелями дверного звонка.

 – Ной, открой уже эту чертову дверь! – раздалось свирепое мужское рычание, и Ной узнал голос своего друга. Тот являлся как по часам, в одно и то же время... Звонил, стоял под дверью, но еще ни разу не вел себя столь по-варварски. – Если не впустишь меня, выломаю ее к чертям собачьим.

Ной прошаркал ногами мимо сверкающей игрушками искусственной ели в углу, мимо подарков, выложенных под ней аккуратными стопками, мимо... женского пальто на крючке гардероба, мимо... детских сапожек...

Щелкнул механизмом замка и впервые за долгое время ощутил дуновение морозного морока, ворвавшегося в дом вместе с Петером и его встревоженным выражением лица.

 – Привет, дружище! Рад, что не пришлось выламывать твою дверь. – И скривился помимо воли: – Ну и запашок, когда ты в последний раз мылся? Пару недель назад?

Ной не считал нужным отвечать на подобный вопрос, к тому же, он просто-напросто не знал на него ответа. Впрочем, Петер не стал зацикливаться: прошел прямиком на кухню и начал по-хозяйски там орудовать. Наполнил водой электрический чайник, полез в холодильник...

 – Ты вообще хоть что-нибудь ешь? – поинтересовался, окинув взглядом его полностью пустые полки. – Кроме этого, конечно... – Кивком головы он указал на вереницу пустых бутылок на барной стойке.

И Ной, едва сумев разлепить спаявшиеся от долгого молчания голосовые связки, проскрипел несвоим голосом:

 – У меня нет аппетита.

Лицо Петера дрогнуло, кадык дернулся туда-сюда: он явно не хотел усугублять страдания друга своей жалостью к нему. Тот и сам неплохо с этим справлялся...

 – Но хотя бы чай ты у меня выпьешь. С печеньем! – и выложил на столешницу, найденную в шкафу пачку рождественских печений. – А завтра я привезу продукты. И ты мне откроешь, договорились?

Ной молча кивнул. У него не было сил на споры... Чертовски хотелось лечь и уснуть. Проспать до утра без изматывающих душу кошмаров... А лучше и вовсе не просыпаться.

 – Вот и лады, – продолжал между тем суетиться Петер. – Я тут тебе подарочек привез. – Достал заварной чайничек и всыпал в него чего-то из маленького розового пакета, извлеченного из кармана. – Заскочил по делам в центр города, а там рождественский базар начался... Суета, как обычно, сутолока. Заприметил лоток с чайными сборами и решил побаловать старого друга... Гляди, называется «Грезы Ландоры». – Он продемонстрировал Ною бумажный пакетик с вязью из алых роз. – Хозяйка лотка уверяла, что именно этот состав дарит успокоение измученному сердцу и пробуждает воспоминания.

 – Мне как бы и так хватает воспоминаний, – проворчал мужчина, опускаясь на один из барных стульев. – Мне бы чего-нибудь диаметрально противоположного.

И Петер хлопнул его по плечу.

 – Она сказала, тебе это поможет.

 – Боже, да эти торговки чего только не наговорят, чтобы сбыть свой товар, – усмехнулся Ной с желчной улыбкой на губах. – Не думал, что ты такой легковерный, приятель.

Петер пожал плечами, как бы признавая собственные слабости, а после присовокупил:

 – У этой «торговки», как ты выражаешься, были невероятно выразительные глаза.

 – Только глаза?

 – Ну хорошо, личико у нее тоже было ничего, – признался собеседник. – Об остальном сложно судить, когда из-за мороза на ней надето нечто бесформенное, громоздкое, однако, подозреваю, что и фигуркой господь ее не обделил.

Ной снова усмехнулся:

 – Так ты скупил у нее половину товара разом?

 – Подумывал об этом, не скрою, – признался мужчина, – правда, девчонка оказалась престранной: сказала, каждому человеку подходит строго свой сорт чая, с трудом уболтал ее подобрать что-нибудь для тебя. Хотела прежде увидеть тебя лично... В глаза посмотреть, как она выразилась.

Ной скривил губы.

 – Шарлатанка. – Поднял поставленную перед собой чашку с чаем и отпил небольшой глоток.

Тот пах розовыми лепестками и самую чуточку – мандариновыми шкурками. Как будто бы лето и зима перемешались в одной заваренной кипятком чашке... Ной отпил еще глоток.

Сны и реальность.

Ему снилось – и уже не впервой, что он кличет Лину с порога, зовет ее ужинать мясной запеканкой с помидорами и моцареллой, уговаривает оторваться от катания огромных снежных шаров.

 – Мама очень старалась, Карамелька, давай поужинаем, а потом я помогу тебе со снеговиком.

Она улыбается и бежит к нему, повисая прямо на шее.

Говорит:

 – И маму позовем снеговика лепить. Она обещала морковку для носа принести и шарфик, и ротик нарисовать... – А сама трется розовыми с мороза щеками о его вязаный свитер.

И так ему в этом сне хорошо и приятно, так легко и умиротворенно, что мог бы и вовсе не просыпаться, однако что-то будит его, и Ной открывает глаза.

Солнечный луч скользит по смятой подушке, по несмененному долгое время белью, перемещается на стену, где цветочный узор на обоях вспыхивает мириадой блестящих точек, снова скачет от подушки к его лицу – и Ной, действительно, пробуждается: не просто ото сна – от беспросветной тоски.

Эти яркие сны три ночи подряд кажутся настоящей отдушиной в бесконечном тумане его нынешнего существования, и он почему-то уверен, что виной тому «Грезы Ландоры», цветочный чай базарной «шарлатанки».

Голос дочери все еще звенит у него в ушах, ладонь Хильды обжигает кожу своим нежным прикосновением – Ной встает и направляется принимать душ. Он словно вернулся в прошлое... Он словно опять не одинок.

К вечеру пятого дня Ной понимает, что крохотный пакетик чая практически пуст – он сыпал его от души, ничуть не заботясь о его сохранности – и теперь становится страшно. Вдруг и в самом деле все дело в чае, вдруг этой ночью ни Лина, ни его дорогая Хильда не приснятся ему с той же согревающей сердце отчетливостью, как это происходило в прошлые ночи... Вдруг яркое впечатление ночного видения не станет его маяком среди зимнего морозного дня?!

И злится сам на себя за подобные мысли: он-то утверждал, что в сказки не верит, а теперь трясется над увядшими лепестками садовых роз, приписывая им едва ли не магические свойства.

В итоге ссыпает остатки цветочного сбора в мусорное ведро... и просыпается среди ночи, взмокший, с ужасом в глазах, сердце так и колотится. Маленькое «Пежо» жены в очередной раз соскальзывает с моста и летит в холодные воды реки... Кошмар, от которого никак не убежать.

Ной набирает номер друга.

 – Покажешь, где купил «Грезы Ландоры»?

 – Прости... ты о чем вообще? – хрипит он спросонья.

И Ной глядит на часы: пять утра. Вот же дурак, однако отступать поздно...

 – О той «шарлатанке», помнишь? Хочу прикупить еще чая.

Петер с трудом ворочает языком:

 – А, ты об этом... Понравился, что ли? – И не дождавшись ответа: – Вечером покажу.

 – Утром. Перед работой... – вносит свою корректировку собеседник.

Петер молчит, должно быть, целую минуту, гадает, что происходит в голове его полоумного приятеля, и отвечает с запинкой:

 – Хорошо, встретимся в центре у почтамта около семи. Подойдет?

 – Подойдет.

Ной кое-как приводит себя в порядок и уже в половине седьмого дожидается приятеля на оговоренном месте. Рождественский базар откроется только в десять, но ему просто необходимо увидеть лоток с травяными чаями из розовых лепестков. До вечера он бы не выдержал, а бродить в поисках необходимого самому, толпиться среди счастливых лиц и веселого говора голосов кажется по-настоящему невыносимым.

 – С тобой все хорошо? – Вот первое, о чем спрашивает приятель, появляясь со стороны подземной парковки. – Зачем тебе понадобился этот чай... прямо посреди ночи?

 – Мне нравится его вкус.

Петер дожидается чего-то более существенного, но, так и не дождавшись, ведет Ноя в самый закуток между лотками с елочными игрушками и вязаными перчатками.

 – Вот это место. Теперь ты доволен?

 – Более чем. – И Ной замыкается, утыкаясь взглядом в носки своих зимних ботинок. Петер медлит – минуту, другую – разворачивается и идет прочь...

 – Петер.

Он оборачивается в надежде на диалог, но Ной лишь едва заметно взмахивает рукой.

 – Спасибо за беспокойство.

 – Не за что, приятель.

Ной топчется у лотка битых два часа, промерзает до самых костей и в итоге спешит укрыться в ближайшем кафе – в противном случае ему грозит смерть от переохлаждения. Там он выпивает целых три чашки горячего шоколада, его нестерпимо клонит ко сну, и, задремав, он пробуждается с одной-единственной мыслью: проспал. Проворонил цветочную «шарлатанку»...

Выскакивает из кафе и бежит в сторону лотка... Тот уже открыт, за прилавком – парень в нелепом розовом колпаке.

 – Желаете что-то приобрести? – вопрошает он с широкой улыбкой.

Ной пытается отдышаться.

 – «Грезы Ландоры». Мне нужны «Грезы Ландоры»! – наконец выдыхает он.

Молодой человек изображает сожаление.

 – Боюсь, именно этот сбор уже закончился. Но вы всегда можете приобрести что-нибудь другое... «Слезы золотой розы», например. Или «Мечты Клеопатры». Поверьте, они понравятся вам ничуть не меньше... Филис все делает с душой!

 – Филис – это хозяйка лотка? – любопытствует Ной. – Могу я с ней поговорить?

 – О, – еще одна сожалеющая гримаска на лице веселого парня, – вы разминулись с ней буквально в долю секунды: она как раз уезжает. Вон, видите, голубое «Вольво»... Это она. – Он указывает рукой в сторону отъезжающего автомобиля.

Неуловимая "розовая" девушка.

Фрау Штерн сказала ему тогда:

 – Не волнуйтесь, мой милый мальчик, Филис всегда ездит по одному и тому же маршруту: сейчас она, верно, отправилась к Кестнерам, после направится к Грассам. Вы встретитесь с ней в итоге... Не стоит и волноваться!

Ной и не волновался: просто выглянул в окно, заметил отсутствие голубой «Вольво» и безэмоционально констатировал: «Машина уехала».

Казалось, все накопившееся напряжение выплеснулось воспоминаниями о его семье, такими же стихийными, что и цунами в Индийском океане. Он ощущал странную пустоту, что-то сродни блужданию по пепелищу, когда предстоит сравнять обгоревший остов с землей и начать строить новое здание...

И вот он едет по названному старушкой адресу к Кестнерам, и впервые за долгое время не переключает радио при звуках рождественской песни. Они, эти незамысловатые мотивы, как будто бы даже делают его ближе к Хильде и Лине.

Ной глушит мотор и направляется к девушке с картонной коробкой в руках. Кажется, здесь кто-то переезжает... Он видит грузовик с распахнутым зевом и выставленные на тротуар стулья со стареньким торшером.

 – Простите, не подскажете, где живут Кестнеры? – скрипит лицевыми мышцами, изображая хотя бы подобие улыбки.

И девушка отзывается:

 – Я – одна из них. Кого конкретно вы ищите?

Тут Ной по-настоящему теряется: он, собственно, даже и не продумал, что станет говорить.

 – Я ищу Филис... Мне сказали... она может быть у вас.

 – Филис? – девушка вскидывает бровки и удобнее перехватывает коробку. – Чайная фея? Нет, боюсь, она заскочила лишь на минутку и уже уехала. Извините.

Коробка явно не из легких, и Ной подхватывает ее из девичьих рук и несет в сторону грузовика. Делает все, чтобы скрыть острое разочарование...

 – Вы тоже покупаете ее сборы? – спрашивает при этом. – «Грезы Ландоры», например?

И девушка как-то понимающе, с толикой зрелого снисхождения и извинения глядит ему в глаза.

 – Нет, у папы затяжная депрессия после потери работы и проблем со здоровьем, – отвечает она. – Филис привозит ему «Мечтательницу Голден Грей». Каждая чашечка чая буквально вливает в отца жизненные силы!

 – Осторожно... осторожно. Посторонись! – Из подъезда появляются двое мужчин с пианино на перевес, они кое-как протискивают его в узкий дверной проем, пыхтят от натуги, и Ной, придя им на помощь, помогает втащить громоздкий инструмент в грузовик.

 – Спасибо, друг, – отзывается один из мужчин. – Эта штуковина цеплялась ножками за каждое встретившееся нам препятствие в виде перил и косяков дверей... Казалось, ему до смерти не хотелось покидать стены отчего дома! Может, стоило оставить его, где стояло? – вопрошает уже мою собеседницу.

Та вздыхает с явным осуждением во взгляде.

 – Это мое пианино, Марк, – заявляет она. – Любишь меня – люби и мое пианино! – После оборачивается ко мне: – Спасибо за помощь и удачного поиска. Филис поехала к Грассам... Уверена, вы ее еще догоните!

И ведь догнал. Почти... Уже подъезжая, под монотонный голос навигатора: «Вы достигли точки назначения», заметил мелькнувший за поворотом задний бампер голубого автомобиля... Втопил педаль газа в пол и рванул следом на бешеной скорости.

На первом же светофоре он стоял прямо позади, от нетерпения выстукивая пальцами по рулю льющийся из колонок «Jingle bells“, а после не отставал всю дорогу через вереницу городских улиц и, выехав на проселочную дорогу, продолжал преследовать автомобиль с неизменным упрямством настоящего сталкера.

Девушка за рулем, казалось, не замечала его преследования: преспокойно добралась до крохотной деревеньки в четыре дома (Ною так показалось, по крайней мере) и въехала в распахнутые ворота гаража у дома с голубыми наличниками на окнах.

Гаражная дверь опустилась – Ной так и не увидел «чайную фею».

Он вышел и решительно постучал в ворота... Никто не отозвался.

Постучал снова... С тем же эффектом.

Издеваются они, что ли?

Звонка, как назло, нигде не было.

Кто вообще обходится без дверного звонка... Тот, кто заведомо не собирается отпирать незваным гостям? Тот, к кому вообще не приходят незваные гости? Такие, как он, например...

Ной снова затарабанил по двери. Результата ноль... Ни собачьего лая, ни любопытных соседей – ничего. Ровным счетом ничего...

Мужчина прошел вдоль забора и, заприметив сломанный штакетник, с легкостью перемахнул на другую сторону. Приземлился прямиком в снежный сугроб, так что пушистая взвесь пахнула ему прямо в лицо, взвилась вокруг туманным облаком, понабивалась в полуботинки и за штанины джинсов.

Он попытался отряхнуться, негодуя на трудности, которые приходится терпеть по вине чайной неуловимой девицы, и осмотрелся: прямо за домом, практически невидимая с дороги, располагалась то ли крытая веранда неестественно огромных размеров, то ли все-таки пристроенная прямо к дому садовая теплица – Ной так и не определился в этом вопросе. Внутри горел свет и мелькала движущаяся тень... Кажется, хозяйка дома была именно там, и Ной решительным шагом направился в сторону этой своеобразной оранжереи. Только бы переговорить уже с «розовой» девушкой…

И едва успел занести руку для стука, как что-то ткнулось ему в поясницу.

Ной обернулся...

Перед ним с вилами в руках стояла так долго разыскиваемая им чайная девушка.