Сейчас, оглядываясь назад и с ужасом вспоминая произошедшее, я всё время думаю: а можно ли было всего этого избежать? Что, если бы мы с самого начала повели себя не так, а иначе? Что, если бы мы тогда прислушались к Вадиму и оставили Олесю в покое? Мама говорит, что история не терпит сослагательного наклонения, но я постоянно представляю: вот если бы была машина времени... Я бы обязательно вернулась в прошлое и всё исправила. Спасла нас всех от самих себя.
Глупо воображать себя героиней, когда твёрдо знаешь, что никогда ей не станешь. Глупо считать, что ты храбрая, когда на самом деле ты трусливее зайца. Глупо считать себя умнее других, лучше других. Жаль, я поняла это слишком поздно.
Стоп. Неправильно. Начинать надо не так.
Как там пишут в книгах, в сладостно-сопливых историях про любовь, трэшевых, пугающих до дрожи детективах, псевдофилософских размышлениях о жизни и прочей ерунде? «Я такой-то такой-то, и сейчас я расскажу вам самую захватывающую историю, какой вы никогда не читали»... Ну и далее в том же духе.
Итак, я – Елена Елисеева, и это совсем не моя история.
***
Всё это произошло несколько лет назад, когда я ещё училась в школе. Началось в сентябре, в один из первых учебных дней. Основная часть нашей компании совсем недавно из седьмого «Б» превратилась в восьмой и гордилась этим так, как будто изменение одной цифры прибавило им сразу лет десять-пятнадцать. Неизвестно почему, но четырнадцати-пятнадцатилетние подростки всегда воображают себя невероятно крутыми и смотрят на мир свысока. Правда, надо заметить, некоторые не меняются, даже когда им за сорок, и у них уже есть свои дети.
Тот сентябрь выдался на удивление тёплым – в народе такую осень называют бабьим летом. Если солнце – то светит вовсю, если дожди – то только по ночам, а если листья – то красные, оранжевые, коричневые и жёлтые. Много-много жёлтых. Они шуршали под ногами, когда мы, прогуливаясь по улицам города, решали сократить путь и шли прямиком через дворы, мягко шелестели, опадая с деревьев на наши головы плечи. Часто по утрам, идя в школу, я замечала висящую между деревьев паутину – она красиво поблёскивала от дождевых капель. Не то чтобы у меня, учащейся в первую смену, было время любоваться природой, – просто трудно не заметить паутину, когда влетаешь в неё лицом.
Тот день, когда всё началось, ничем не отличался от предыдущих. В книгах в таких случаях пишут, что «ничего не предвещало беды». Это был вторник или среда, а может быть, даже четверг, шестое или седьмое сентября. Последним, шестым уроком шло обществознание. Мы все успели заскучать и позёвывали, глядя на неправильный синий многоугольник неба в окне, но Наталья Николаевна сумела нас заинтересовать.
– А теперь достаньте листочки! – возвестила она, раздавая белые бумажки с напечатанным на них текстом. – Одинарных достаточно.
По классу пронёсся тихий стон.
– Что такое? Я ведь не сказала, что будет контрольная, – заметила наша историчка. – Или этот стон у вас песней зовётся?
Наталья Николаевна, она такая, – умеет рассмешить.
– Это опрос на тему «Современная молодёжь». Вариант ответа – развёрнутый, одно-два предложения.
Я посмотрела на листок: десять вопросов. Ну что ж, всё лучше, чем переписывать параграфы учебника, в которых смысла меньше, чем в рекламном буклете.
«Вопрос 1. Как вы считаете, стала ли современная молодёжь более жестокой?»
Я недовольна поджала губы, прежде чем начать строчить. Разумеется, нет! И в советские времена, если верить рассказам мамы, встречались хулиганы, и сейчас существуют хорошие люди. Этот вопрос – в духе бабок, которые сидят на скамейках у подъезда и кудахчут: «Вот, при Сталине было лучше!» Ага, и людей массово расстреливали или ссылали в лагеря.
«Вопрос 2. Как вы относитесь к курению, алкоголю, наркотикам?» Интересно, хоть один из класса ответит «положительно» – хотя бы ради прикола?
Следующие несколько вопросов были в том же духе – про вредные привычки, раннее начало половой жизни, субкультуры и тому подобное. Я услышала приглушённый смех на задних партах – понятно, этих придурков Максима и Никиту веселит словосочетание «половая жизнь». Как дети, честное слово!
«Вопрос 7. Представьте такую ситуацию: вы идёте по дороге и видите лежащего человека в полубессознательном состоянии. Люди проходят мимо, не замечая его. Как вы поступите?»
Понятно. Сейчас все будут писать, какие они правильные и хорошие. А я что – мне притворяться не надо. Я, если увижу, что человеку плохо, подойду, попробую привести его в чувство и расспросить. Если нужно, привлеку кого-нибудь из людей, вызову «Скорую помощь»...
Так я и написала.
«Вопрос 10. Как вы относитесь к людям с психическими/физическими отклонениями?»
Да кто вообще составлял этот опрос? Естественно, положительно! Они такие же люди, как мы, просто требуют больше помощи и заботы. Конечно, в Америке, например, дело с этим обстоит куда лучше, чем у нас. Там их называют не «инвалиды» и не «люди с ограниченными возможностями», а «люди с дополнительными потребностями». Или как-то так. Точной формулировки я не помню.
Не знаю, каким образом, но десятиминутный тест у нас растянулся на полчаса. Когда прозвенел звонок с урока, кто-то ещё поспешно дописывал последние предложения. Но вот мы все сдали листочки и дружной толпой рванули на выход. Хорошо, что старших классов в раздевалке не было, в основном малышня.
Нельзя сказать, что этот случай заполнил наши умы, и мы ни о чём другом думать не могли. Нет, мы ещё чуть посидели и поболтали, но настроение у всех стало какое-то подавленное, да и солнце вскоре спряталось, поэтому, пробыв в парке ещё полчасика и не дождавшись Димы, наша компания разбрелась по домам. Разумеется, мы не забыли о нашей встрече со странной девочкой по имени Олеся. Уже на следующий день Максим на перемене обратился к Диме – достаточно громко, чтобы все наши слышали:
– А ты чего вчера во двор не вышел?
– Да я так, – когда Дима волнуется, у него начинают краснеть уши. Вообще-то он неплохой – любит спорт, летом гоняет на велосипеде, а зимой – на лыжах. У него кудрявые светлые волосы и голубые глаза, которые он постоянно щурит, потому что стесняется носить очки. А ещё Диме всегда и во всём непременно надо быть первым.
– Я думал, учить всего ничего, а тут параграф по обществу, куча уравнений по алгебре, ещё и теоремы эти... И потом, «Дота» сама в себя не поиграет, верно?
– Ну и зря ты не пошёл, – к нему подошла наша активистка Юлия. – Мы вчера во дворе встретили очень странную девушку. Её зовут Олеся, она вот такого роста, – Юля подняла руку над головой, – говорит, что ей пятнадцать лет, а ведёт себя как маленький ребёнок.
– Олеся? – Димины глаза расширились. – Так я её знаю! Она с родителями недавно в нашем доме поселилась. Ребята, – он громко задышал, явно готовясь сообщить какую-то важную новость, – она того... умственно отсталая.
– Чё, серьёзно? – ахнул Артём.
– Что я, врать буду?
– Ужас какой! – высказалась Юля.
– Бедная, – вздохнула Даша.
– А я сразу заметил, что у неё с глазами что-то не то, – во всеуслышание заявил Артём. – Какие-то они у неё пустые.
– Точно, – поддержала его Аня. – Помнишь, я тогда сказала, что она похожа на ненормальную?
Ребята согласно закивали, а мне, помнится, стало неприятно. Возможно, оттого, что я до того момента и не подозревала о психическом нездоровье Олеси, и мне было обидно, что другие заметили это раньше меня. А возможно – и мне хочется в это верить – оттого, что они все стремились казаться самыми умными и всезнающими. Нет, ну кто-кто, а Артём, с его поросячьими глазками-щёлочками мог бы и помолчать, когда речь идёт о пустых глазах!
– А её не опасно одну во двор отпускать? – поинтересовался Максим, усаживаясь на подоконник.
– Да не, она тихая, вреда никому не причинит, – покачал головой Дима. – Ну бывает, бродит туда-сюда, на качелях качается по несколько часов. Она приветливая, пару раз со мной поздоровалась.
– Ну дела, – вздохнул Максим. – Жалко её родителей.
– Мы её батончиком угостили, а она его на землю бросила, – добавил Влад, всё ещё переживавший за судьбу батончика.
– Расскажите, – глаза у Димы заискрились. Когда Юля кратко (в представлении Юли «кратко» – это рассказ на всю перемену) поведала ему вчерашнюю историю, он усмехнулся.
– Во даёт... Может, она с вами подружиться хотела?
– Типа влиться в компанию? – хмыкнул Максим. – Не, ну мы не против. Она тоже человек. Правду я говорю, Лена?
Вот так всегда. Пока у них всё хорошо, они меня не замечают, как будто я дли них – пустое место. Но как только надо пораскинуть мозгами – сразу Лена! И когда надо принимать важное решение – тоже Лена.
– Помните, у нас вчера был тест? – громко спросила я. Ребята кивнули. – Помните, там был вопрос «Как вы относитесь к психически неполноценным людям?» – Снова кивки. – И что вы ответили?
– Хорошо, – тут же ответил Максим.
– Они тоже люди, – подхватил Дима, почти слово в слово повторяя недавнюю фразу Максима.
– Им тоже нужен шанс, – высказалась Юля.
– И поддержка, – вставила Даша.
– А чё, я не против, – пожал плечами Артём. – С ней веселее будет.
Заглядывая в будущее, могу сказать, что он действительно был прав. С Олесей и вправду было весело – причём веселились и мы, и она. Вот только о цене этого веселья никто не подумал.
***
Нельзя сказать, что мы специально искали встреч с Олесей, хотели принять её к себе, окружить заботой и теплом, – нет, до таких альтруистических порывов нам всем было далеко. Никто из нас не был матерью Терезой, никто не хотел ей стать. Нам было хорошо в привычной школьной компании, собиравшейся после уроков и бродившей по набережной, а иногда заходившей в маленький дворик или уютную кафешку. По сути, мы все были эгоистами – каждый думал только о том, где будет хорошо ему. Но чего ещё можно ожидать от тринадцати-четырнадцатилетних подростков?
Помнится, английский писатель Джеймс Барри – автор той самой знаменитой книги про Питера Пэна, вечно юного летающего мальчишку из удивительной страны Нет-и-не-будет, – сказал, что дети никогда не разучатся быть «весёлыми, непонимающими и бессердечными». Оглядываясь назад, могу сказать, что эта фраза в точности описывает всю нашу компанию.
Мы ещё несколько раз заходили в Димин дворик, но Олесю там не встретили. Никого это особенно не взволновало – у всех было полно других проблем. Школьная жизнь с тестами-самостоятельными-проверочными-контрольными – бесконечноголовой гидрой, извечным страхом учеников, прогулы и опоздания, двойки и ссоры с родителями... Кто-то влюблялся, а кому-то разбивали сердце. Кого-то дразнили в классе, а кто-то становился популярным. Возникали конфликты с учителями, просматривались любимые фильмы и сериалы, заслушивалась до дыр музыка, прочитывались на сотый раз книги. Кто-то вдохновенно рисовал на полях тетрадей (а порой и на партах!) удивительные узоры, кто-то (к примеру, я) сочинял стишки, милые и неловкие, как первый поцелуй (которого, у меня, кстати, не было), кто-то, вроде красавицы Ани, пробовал свои силы в театральном кружке, а кто-то до упоения гонял мяч по сырой осенней земле.
С того самого дня и началась наша дружба с Олесей. Хотя, пожалуй, называть это дружбой неправильно – настоящие друзья не придумывают мерзких шуток, чтобы унизить друг друга, не смеются над слабостями своих товарищей и не стремятся причинить им боли. По крайней мере, таковы друзья в моём понимании – возможно, многие из нашей компании не согласны с этим.
Поначалу шутки ребят носили вполне безобидный характер, и Олеся звонко смеялась вместе с нами над словами Артёма или Максима. Так получилось, что основными заводилами были мальчишки – девочки оставались сторонними наблюдательницами. Может быть, причиной этому извечное женское сострадание к больным и «юродивым», может быть, обычное равнодушие, – Олеся не отличалась ни красотой, ни умом, поэтому не вызывала зависти или восхищения. Правда сейчас, вспоминая прошедшее, я понимаю, что никто из нас не мог бы отнестись к Олесе равнодушно – даже если бы очень хотел.
После уроков, если было не очень поздно, и не лил дождь, мы собирались всей компанией и отправлялись в поход по знакомым местам, болтая обо всём и ни о чём. Далеко не каждый день нам встречалась Олеся, но никого это особо не беспокоило – мы умели находить развлечения и без неё. Или нам так казалось – потому что вскоре я обнаружила, что все разговоры ребят так или иначе сводятся к странной девочке. Если её самой не было с нами, то должны были существовать хоть мысли о ней, и очень скоро это правило вышло за рамки прогулок и стало касаться учебных дней.
Помнится, мы сидели на уроке алгебры. Людмила Павловна, математичка и по совместительству классный руководитель восьмого «А», не без оснований прозванная нашими острословами «людоедкой», вышла из класса, предварительно загрузив нас огромным количеством примеров. Я усердно строчила в тетради, краем уха прислушиваясь к разговору Димы и Юли-активистки, сидевших позади. Яна, бывшая тогда моей соседкой по парте, развернулась к ним.
– О чём базарите?
– Про Олесю, – Юлин ответ был ожидаемым. – Я спросила у Димки, кто её родители.
– Да я толком не знаю, – замялся тот. – Мать вроде врачом работает, а отец... То ли бизнес у него, то ли ещё что.
– Богатые, значит? – хмыкнула Яна. – Чего ж они дочь вылечить не могут?
– Ну, Ян, ты даёшь, – возмущённо сказала Юля. – Это же врождённое, и оно не лечится. Она же с рождения такая, да, Дим?
– Да я особо не расспрашивал, – протянул тот. – Кажется, да. У меня мама с папой об этом говорили. Помню, мама сказала, что ей со мной повезло. Она меня поздно родила, ей уже за тридцать было.
– Значит, Олесю мама тоже поздно родила? – поинтересовалась Юля.
– Ну откуда я знаю? – Димка перешёл в наступление. – Если тебе так интересно, сама у её родителей и спроси!
– Вот ещё! – она фыркнула. Продолжить разговор не получилось, так как в класс вошла Людмила Павловна и выдала свою обычную фразу:
– А вы двое уже всё сделали, раз сидите и болтаете? – и вызвала Юлю к доске.
Раз уж зашла речь о Людмиле Павловне, то я хочу сделать лирическое отступление и пропеть хвалебный гимн всем учителям. Хотя, пожалуй, не всем. Только тем, про которых Максим однажды метко сказал, что они «готовят нас ко всем ужасам взрослой жизни». Он был прав: после таких учителей нас вряд ли что-нибудь могло испугать.
Например, та же Людмила Павловна. Весь наш класс поражался: почему женщина, так ненавидящая детей, пошла в педагогику? Она одинаково громко кричала и на пятиклашек, едва вкусивших сложности учёбы, и на здоровенных лбов из десятого-одиннадцатого класса, многие из которых были раза в два выше её. Эта женщина могла бы стать героиней анекдотов: именно она сначала предлагала задавать вопросы тем, кто чего-то не понял, а потом обрушивалась на смельчаков с грозным: «Как ты можешь этого не помнить? Иди обратно в пятый класс!» Именно она утверждала, что в её «А» классе идеальные дети, хотя, как мы позднее узнали, их она тоже не щадила. При малейшей ошибке она вспыхивала, взрывалась, повышала голос, и неудивительно, что весь класс возненавидел её. Максим с Артёмом строили планы по нахождению квартиры Людмилы Павловны и завариванию двери в неё (разумеется, дальше планов дело не пошло). А для меня слова «алгебра» и «геометрия» навсегда связаны с этой полнеющей и стареющей женщиной с крашеными волосами и громким, заставляющим дрожать голосом.
Ничуть не лучше была и единственная на всю школу биологичка Вера Николаевна. Немолодая, грузная, с коротко стрижеными чёрными волосами и большим носом, она была похожа на ворону. По-хорошему, Вере Николаевне давно пора было на пенсию, но она продолжала работать в школе, и ученики страдали от её старческой рассеянности и забывчивости. Она часто требовала с нас задание, якобы заданное на предыдущем уроке, и никто не мог убедить её в том, что задания не существовало. Она часто устраивала контрольные и проверочные, о которых не предупреждала заранее, – что ж, хорошая подготовка к взрослой жизни! А несправедливые обвинения, придирки буквально ни к чему и однажды брошенная в лицо тетрадь стали почти нормой, – привыкайте, детки, ко взрослой жизни! Родители одной из двух наших Лиз пытались жаловаться, но в результате на голову бедной Лизы (почти по Карамзину!) свалилось ещё больше двоек и придирок.
А Виктория Анатольевна, учительница физкультуры! Эхо её голоса разносилось по всему залу, заставляя нас, и без того мёрзнущих в футболках с коротким рукавом, дрожать ещё больше. Кто ещё, кроме неё, мог накричать на перепуганную девочку, которой в голову прилетел мяч, или выставить двойки тем, кого не было на уроке по болезни? О, несправедливость преследовала нас повсюду, – во взрослой жизни не будет легко!