Мальчик, который не поехал в Хогвартс вообще

Серый, безликий дождь хлестал по крыше дома номер четыре на Тисовой улице. В тени напротив, под старым тисом, стоял человек, чья черная мантия сливалась с ноябрьской ночью. Лицо его было высечено из страдания, а в руке он сжимал палочку из тиса и пера феникса, которая ему не принадлежала. Он украл ее. Украл ради этого момента.

Это был Северус Снейп из будущего. Из будущего, где мальчик, которого он поклялся защищать, умер героической, мучительной смертью, а мир, спасенный им, продолжал праздновать на его костях. Снейп видел это. Он видел пустоту в глазах тех, кто выжил, и понял: жертва была напрасной, потому что мир не заслуживал ее.

Он решил исправить ошибку. Не ошибку Волдеморта. Ошибку судьбы. Он дарует Гарри Поттеру то, чего у него никогда не было: забвение. Жизнь без пророчеств, без шрама, ставшего клеймом, без бремени спасителя.

— Прости меня, Лили, — прошептал он в промозглую тьму. Его голос был надтреснут, как старый пергамент. — Я спасу его. От них. От себя. От всего.

Он поднял палочку. Сложное, запретное заклинание, сплетенное с эссенцией времени из разбитого маховика времени, сорвалось с ее конца. Оно не убивало. Оно стирало. Стирало путь.

В этот момент сова с письмом из Хогвартса, уже летевшая к дому номер четыре, растворилась в воздухе, словно ее никогда не существовало. Реальность вздрогнула, как струна, и пошла по новому, фальшивому аккорду.

Северус Снейп из будущего рухнул на колени, рассыпаясь в прах. Он отдал всего себя, чтобы совершить этот грех — грех прощения, которого никто не просил.

***

Много лет спустя.

Министерство Магии, Отдел Тайн. Воздух здесь был спертым, пахнущим озоном и отчаянием. Война не закончилась в 1998-м. Она гноилась, как незаживающая рана, пожирая магический мир изнутри. Волдеморт, не встретивший равного противника, не был повержен. Он просто… победил. Медленно, методично, удушающе. Хогвартс стал академией темных искусств. Косой Переулок — рынком рабов и запретных артефактов. Орден Феникса был разбит, его остатки превратились в загнанных по подвалам партизан.

— Оно снова пульсирует, — голос Гермионы Грейнджер был лишен былой теплоты. Теперь она была Невыразимцем, и ее глаза за толстыми линзами очков казались двумя выгоревшими угольками. — Аномалия усиливается. Эпицентр тот же. Литтл Уингинг.

Драко Малфой, опираясь на элегантную трость из черного дерева, скрывавшую в себе палочку, поморщился. Длинный шрам, оставленный заклятием секты фанатиков, пересекал его аристократическое лицо, навсегда стирая с него былую надменность. Его семья была убита, когда Волан-де-Морт решил, что Малфои больше не полезны. Драко выжил чудом и перешел на сторону тех, кого презирал всю жизнь.

— Может, Темный Лорд решил устроить фейерверк в магловском захолустье? Ему наскучило вешать полукровок на воротах Хогвартса?

— Это не его магия, — тихо произнес Невилл Лонгботтом. Он уже не был пухлым, неуклюжим мальчиком. Война сточила с него весь жир, оставив лишь жилистого, шрамированного солдата с потухшим взглядом. Он командовал тем, что осталось от сопротивления. — Это что-то дикое. Первородное. Как необузданная стихия.

В комнату бесшумно вошел Северус Снейп. Совершенно седой, изможденный, он был тенью самого себя. В этой реальности он не был двойным агентом. Он был просто учителем, который видел, как его мир рушится, и не смог ничего сделать. Его величайшая тайна — любовь к Лили — осталась похороненной в его сердце, став источником вечной, молчаливой боли.

— Кто-то изменил прошлое, — проскрипел он, и все вздрогнули. Эта мысль была настолько чудовищной, что ее боялись произносить вслух. — Кто-то вырезал Поттера из уравнения.

— Это невозможно, — начала было Гермиона, но Снейп прервал ее ледяным взглядом.

— Не произноси этого слова, Грейнджер. В нашем мире не осталось ничего невозможного. Кто-то решил, что мир без Гарри Поттера будет лучше. И он ошибся. Он создал ад.

Из самого темного угла комнаты вышла Луна Лавгуд. Она не была похожа на ту воздушную мечтательницу. Пытки в подземельях Малфой-мэнора (из которых ей помог сбежать Драко в одном из редких проблесков совести) оставили ее левую руку навсегда парализованной, а в широко раскрытых глазах больше не было звезд — лишь бездна. Но именно она была их компасом. Ее связь с магическими потоками стала почти болезненной.

— Он там, — прошептала она, и ее голос был подобен шелесту сухих листьев. — Мальчик, который должен был жить. И он умирает. Прямо сейчас. Он сам себя убивает.

***

Государственный приют для особо сложных подростков «Тихая Гавань». Название было циничной насмешкой.

Гарри Поттер сидел в углу обитой войлоком палаты. Ему было восемнадцать. После того, как социальные службы наконец забрали его от Дурслей, он прошел через ад приемных семей и интернатов, пока не оказался здесь. Диагноз: острая шизофрения с параноидальным синдромом и склонностью к самоповреждению.

Он был тощим, словно узник концлагеря. Кожа, покрытая сетью белых шрамов от «воспитания» дяди Вернона, казалась пергаментом, натянутым на острые кости. Но самым страшным были черные, похожие на вены узоры, медленно расползавшиеся по его рукам от кончиков пальцев. Врачи считали это редкой формой некроза тканей.

Они не знали, что это была его магия. Магия, которую отрицали, били, выжигали из него годами. Она не исчезла. Она сгнила внутри, превратившись в Обскура — паразитическую сущность из чистой боли и подавленной силы. Она пожирала его. Буквально. Врачи диагностировали полиорганную недостаточность. Они не понимали, что его внутренние органы один за другим отказывали, выжигаемые его собственным даром.

Иногда, в редкие моменты просветления между дозами транквилизаторов, он видел сны. Сны о замке, о рыжеволосом мальчике и умной девочке, о верной сове, о полетах на метле. Он просыпался со слезами на глазах, не понимая, откуда эта тоска по жизни, которой у него никогда не было. Тогда Обскур приходил в ярость. Темная субстанция сочилась из его пор, круша мебель, раскалывая стены. После одного такого приступа его нашли в луже крови: он вырезал на своей груди осколком зеркала молнию, повторяя форму шрама на лбу.