В те редкие моменты, когда сознание возвращалось, Лана испытывала дикий, животный ужас. Инстинкт самосохранения гнал её прочь из этого проклятого места. Каждый вздох обжигал лёгкие осколками поломанных рёбер, а в голове звучало лишь одно: «Беги, беги, беги!»
Приходя в себя, она раз за разом пыталась подняться, но уставшее тело — помнящее твёрдые кулаки мучителя, от которых трещали рёбра, помнящее острые зубы, рвавшие губы и уши в кровь, — отказывалось подчиняться. Сердце колотилось, готовое взорваться от безысходности, ноги были ватными, а мир плыл в розовой пелене.
Совсем недавно она неистово отбивалась от жадных рук, срывающих одежду, и тряслась в истерике под потным телом насильника, а теперь не могла пошевелить даже кончиками пальцев. Её чем-то накачали. Но зачем? Неужели это ещё не конец?
Услышав тяжёлое дыхание и почувствовав сильные руки на теле, Лана вздрогнула. Он поднял её, по-хозяйски перекинул через плечо и понёс куда-то вниз по бесконечной тёмной лестнице.
Реальность ускользала, лишь изредка возвращаясь смутными образами и болью. В ту минуту ей показалось, что сам дьявол явился на свет, чтобы спустить её в преисподнюю. Даже в таком пограничном состоянии ей очень хотелось жить, но силы оставили, и тьма окутала мир.
В следующий раз Лана очнулась от яркого света, бьющего в глаза. Она лежала на твёрдом и холодном столе посреди небольшой комнаты. Почувствовав, как что-то тёплое стекает по ногам, она решила, что обмочилась, но, опустив взгляд, увидела работающий душ. Мучитель тщательно натирал её обнажённое тело мочалкой. Собрав волю в кулак, она попыталась встать, и у неё почти получилось. Тело дёрнулось, изогнулось, затрепыхалось мелкой судорогой и замерло в неестественной позе, истратив последние капли энергии на безнадёжный рывок. Она посмотрела на руки и увидела широкие, потемневшие от крови кожаные петли, стягивающие запястья; такие же стягивали голени.
— А ты сильная, куколка моя, — властный голос мучителя породил в душе волну страха, сокрушившую остатки воли. — Но ничего, всё поправимо.
Он положил душ и бросил мочалку ей на живот. От неё пахло лавандой — её любимый запах. Какое-то время он возился с чем-то вне поля зрения, а затем правое предплечье полыхнуло огнём от укола, и она потеряла сознание.
В себя её привели болезненные щипки за ляжки. Лана открыла глаза и увидела ростовую куклу, сидящую напротив. У куклы были малиновые волосы, украшенные огромным голубым бантом, цветастый аляповатый макияж, розовое платье с высоким подолом, белые гольфы и чёрные ботинки на высокой платформе. Позади куклы тёмным пятном виднелось лицо. Он зачем-то натянул на себя ярко-оранжевый парик, и теперь его перепачканное кровью, улыбающееся лицо выглядело особенно отвратительно. Лане понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять: она смотрит на своё отражение в большом зеркале, висящем на стене.
— Теперь ты готова к главному, девочка моя, — произнёс он. — Ты должна развлечь нас по-настоящему.