— Ты думала, что от меня можно сбежать?
Голос жениха моей сестры врывается в сознание. Даже сейчас, когда я почти отрубилась, я невольно сжимаюсь в клубок от страха. Перед глазами всё плывёт, в боку пульсирует острая боль.
Я отчаянно пытаюсь собрать разбегающиеся мысли, понять, что произошло.
Я сбегала. Сбегала от своей жизни, от жестокого мужчины, который разрушил меня. Хотела начать всё заново, скрыться от позора… А получилось что? Что я доехала только до ближайшего дерева?
Антон стонет, выползая из искорёженной машины. Слышу его тяжёлое дыхание, вижу, как он с трудом двигается. Мы попали в аварию. И кажется, я ещё жива. Но интуитивно понимаю, что скоро пожалею об этом.
Звук шагов становится громче, удары ботинок о разбитое стекло заставляют моё сердце замереть от ужаса.
Я вздрагиваю, пытаюсь отодвинуться, сбежать, хоть как-то спрятаться, но тело не слушается. Оно словно парализовано. Словно я попалась в сеть к смертельно ядовитому пауку. Только мой враг куда страшнее и опаснее любого насекомого.
— Антон… — с трудом выдавливаю я из себя хриплый стон.
— Я здесь, Ярин, держись, — Антон пытается меня успокоить, его голос полон боли и отчаяния. Он старается подползти ближе, но резкий удар чьей-то ноги отбрасывает его в сторону.
— Не трогай его… — шепчу, ослабевшими руками цепляясь за разбитую дверь машины. Слёзы текут ручьём.
— Ублюдок уже сделал свою работу, — равнодушно отвечает Марат, его голос холодный как лёд. — Теперь я его уберу.
Сильная рука грубо хватает меня за плечо. Марат вытаскивает меня из искорёженной машины одним резким рывком, и стискиваю зубы оттого, что пульсирующая боль проходится по плечу, потому что моё плечо будто пронзает раскалённый штырь. И я не знаю это от аварии или я просто так остро ощущаю его прикосновение. Я пытаюсь удержаться на ногах, но ноги подгибаются, и я почти повисаю в его жестоких руках.
Я нахожусь в полнейшем шоке, не в состоянии понять, насколько сильно пострадала. Всё, о чём сейчас способна думать — это Антон. Мой единственный друг, который лежит на земле в нескольких шагах от нас, и судя по ледяному взгляду Марата, для него всё только начинается.
— Марат, не трогай… Прошу, умоляю тебя! Это всё я виновата, это моя ошибка! Он здесь ни при чём, слышишь? — взвываю, чувствуя, как паника сжимает горло до удушья.
Марат даже не смотрит в мою сторону, продолжая впиваться глазами в Антона. Его лицо искажено яростью, а я до этого момента никогда не видела его таким.
Это пугает меня до болезненных спазмов в животе, потому что перед тем, как сбежать, я слишком много наговорила ему от боли и обиды. И теперь… теперь он вполне способен убить человека, который ни в чём не виноват.
— Значит, этот ублюдок трахал и утешал тебя? — Марат произносит слова медленно и холодно, словно с каждым слогом он вбивает гвозди в крышку гроба.
Моя кровь буквально стынет в жилах от ужаса. Но прежде чем я успеваю что-то ответить, слышу голос Антона — отчётливый и вызывающий.
— Тебя это ебать не должно.
Я замираю, сердце останавливается, и ужас сковывает тело. Господи, Антон, что ты творишь? Он что, решил подписать себе смертный приговор таким способом?
Кафаров передаёт меня своему человеку. Чтобы тот меня держал, но я вырываюсь. Царапаюсь, визжу. В конечном итоге вырываюсь. Но я слишком слаба оттого, что практически ничего не ела три дня, эмоциональный стресс, и я падаю на землю, больно ударяясь коленями.
— Кто это тут осмелел? — медленно и угрожающе произносит Марат, делая шаг к моему другу.
Сначала я слышу отвратительный звук. Хлёсткий удар, от которого сердце подпрыгивает в груди, а затем раздаётся ещё один — мерзкий хруст. Что-то ломается. Антон глухо стонет, и я не выдерживаю.
— Нет! Марат, остановись! — я ползу вперёд, но после замираю на месте. Потому что вижу, как в руке Марата появляется пистолет.
Его глаза… Они другие. Чёрные, бездонные, горящие такой страшной яростью, которой я ещё никогда не видела. Это глаза не человека, а монстра, готового стереть всё на своём пути.
Я застываю в ужасе, и в этот момент понимаю: если я не остановлю его прямо сейчас, то следующая смерть будет на моих руках.
— Можешь озвучить последнее желание, — голос Марата режет воздух, словно отточенное лезвие. Внутри меня всё сжимается, скручивается от ужаса, от беспомощности.
Металлический щелчок, и он снимает пистолет с предохранителя. Время замедляется. Всё вокруг будто замирает, застывает в этой страшной точке безвозвратности.
Антон тяжело дышит, его лицо залито кровью, но глаза дерзкие, упрямые, словно он решил дразнить смерть напоследок.
— Сдохни, ублюдок, — хрипит он, и эти слова эхом отдаются в моей голове.
Сердце проваливается вниз. Нет, нет… Я не дам этому случиться.
— Нет! Марат! Остановись! — срываюсь на отчаянный крик, заставляя себя подняться. Колени дрожат, но я делаю шаг, ещё один… Нога за что-то цепляется, и я падаю, но ползу вперёд, цепляясь за каждый сантиметр земли. — Умоляю тебя, Марат! Не трогай его, пожалуйста!
Кафаров даже не смотрит на меня. Он полностью поглощён этим безумным моментом, своей местью, своей яростью. Ствол пистолета упирается в висок Антона, и картина эта, словно раскалённое железо, обжигает меня изнутри, выжигает всё живое.
— Марат, я сделаю всё, что ты захочешь! Слышишь? Всё! Только не убивай его! Он не виноват, это только моя вина, моя ошибка!
Голос срывается на визг, я задыхаюсь от слёз, от бессилия, потому что понимаю: ещё миг, и он спустит курок. И тогда Антона не будет.
— Я отвечу за всё сама, клянусь тебе! Только отпусти его, пожалуйста! Прошу тебя, умоляю…
Последние слова произношу уже шёпотом, как молитву. Кажется, это последнее, что я могу сделать. Если придётся заплатить жизнью — пусть так. Только чтобы он жил.
Я вижу, как напрягаются мышцы Кафарова. Он медленно поворачивает голову, сверлит меня ледяным, тяжёлым взглядом, от которого кровь леденеет в жилах.
От его слов по телу проходит холод. Пронзает насквозь, словно ледяные осколки, впиваясь в каждую клеточку моего организма.
Я не могу двинуться, не могу даже дышать, пока он снова смотрит мне в глаза. Этот взгляд – тяжёлый, тёмный, до боли решительный – впивается в меня, словно крючьями, заставляя видеть всю ту тьму, которая клубится внутри него.
Он не шутит. Не преувеличивает. Он серьёзен до ужаса. Сейчас он даёт мне выбор. Только выбор этот больше похож на приговор, вынесенный мне без суда и следствия. А взамен...
Хриплый, болезненный звук, который доносится с той стороны, где лежит Антон, заставляет меня вздрогнуть. Паника нарастает. У меня нет времени на размышления и сомнения. Мой друг страдает. Мой единственный настоящий друг, который всего лишь хотел помочь мне. Я снова подставила невинного человека, снова всё из-за меня.
Чувствую, как слёзы жгут глаза. Нет. Я не имею права сейчас расплакаться. Не имею права на слабость.
— Я хочу… обговорить условия, — тихо выдавливаю из себя, мой голос звучит хрипло, едва различимо. Внутри дрожь и пустота, я уже на грани. Эмоциональной. Физической. Но сейчас не время сдаваться.
Марат медленно, почти лениво поднимает бровь, явно наслаждаясь моей беспомощностью. Его губы кривятся в жестокой, холодной ухмылке.
— Условия? — он произносит слова с опасной мягкостью, словно ловит меня в ловушку. — Мне казалось, ты уже поняла своё положение.
— Я сделаю то, что ты скажешь. Я... я согласна на всё, только при одном условии, — мой голос чуть крепнет от отчаяния, хотя сердце едва не разрывается от ужаса. — Антон должен остаться жив. Ты его не трогаешь. Совсем. Никогда.
Марат долго молчит, смотря на меня так, словно пытается понять, это моя очередная уловка или нет. Он будто взвешивает моё предложение, затем резко склоняется ко мне ближе. Я чувствую его дыхание, обжигающее моё лицо.
— Ты в таком положении, что условия ставлю только я, — шепчет Кафаров, в его голосе угроза.
— Я ставлю лишь одно условие... — хриплю, заставляя себя продолжать, смотреть в эти бездонные, чёрные глаза. Они пугают до дрожи, но я не отвожу взгляд.
Марат кривится, явно недовольный моей попыткой диктовать ему условия. Новый болезненный хрип доносится со стороны Антона, заставляя сердце болезненно сжиматься. Марат поворачивает голову, презрительно бросая взгляд на моего друга.
— Сохранить жизнь ублюдку, который чуть тебя не угробил? Тому, кто утешал тебя, пока я разгребал дерьмо, которое ты натворила? — его голос полон злости и презрения.
— Я не… У нас ничего не было, — выдыхаю я, с трудом заставляя себя продолжить. — Я соврала. Хотела позлить тебя, я…
Закрываю глаза, стараясь не расплакаться. Господи, я сама это спровоцировала. Сама играла с огнём, провоцировала жестокого, опасного человека. Танцевала на остром лезвии, думая, что контролирую ситуацию. А теперь… Теперь я сорвалась, упала и больно ударилась о реальность.
Марат молчит. Долгие, мучительные секунды тянутся невыносимо медленно, прежде чем он снова заговорит. Его голос звучит глухо, холодно, безжалостно:
— Твоё желание принято, галчонок. Но запомни одно: теперь твоя жизнь принадлежит мне. И каждую секунду ты будешь помнить, что обязана этим мне. Ты сама напросилась на этот ад.
Я грустно растягиваю губы в похоронной улыбке.
— Дай мне слово, — произношу тихо, едва слышно, с трудом сдерживая слёзы. — Слово Кафарова. Здесь и сейчас. Я должна быть уверена, что Антон в безопасности.
Громко всхлипываю, когда Марат жёстко хватает меня за плечи. В следующую секунду он поднимает меня с земли, и я теряю ощущение опоры под ногами. Возникает ощущение свободного падения. Я в ужасе открываю глаза, встречая взгляд, полный ледяной ярости.
— У тебя совсем нет тормозов, да? Мозгов тоже мало, но ты и остатки потеряла, когда твой дружок вхуярил машину в дерево? — каждое его слово звучит, как хлёсткий удар плети.
Он настолько зол, что, мне кажется, я буквально чувствую его ярость физически. Я начинаю дрожать от страха, хотя и без того уже вся сотрясаюсь от внутреннего холода.
— Марат… — я снова умоляюще хриплю, но мой голос едва ли напоминает человеческий.
— Хочешь обещаний? Он жив — пока ты моя покорная игрушка. Даже отправлю его к доку, чтобы кости собрали. Но пусть помнит, что каждый его вдох — твой подарок, за который ты будешь рассчитываться в моей койке. Хочешь, я подробно расскажу, как буду брать плату?
— Марат… — снова всхлипываю, закрывая глаза от стыда и боли. Я не хочу, чтобы Антон это слышал, не хочу, чтобы он знал, насколько низко я упаду в эту бездонную пропасть.
Раздаётся звук открывающейся двери автомобиля. Через секунду я оказываюсь в салоне, наполненном ароматом его кожи, его одеколона, его власти. Я чувствую, что это его машина, словно он полностью окружил меня собой, поглощая целиком.
— Я буду трахать тебя с изощрённым удовольствием, галчонок, — его голос доходит до меня, заставляя вздрагивать. — Потому что ещё ни одна баба не доставалась мне настолько дорого. Можешь собой гордиться, ни одна элитная шлюха не сравнится с твоей ценой.
***
Девочки, сегодня на наши с Аей истории действуют огромные скидочки!!! Не пропустите!!!
https://litnet.com/shrt/9q8e https://litnet.com/shrt/9qoe
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Слова Марата продолжают кружиться в голове, разрывают сознание на части.
На языке вертится десяток ответов, десяток язвительных фраз о том, какую именно цену он платит, кто на самом деле кому обошёлся дороже, но я сглатываю их все до единой.
Потому что сейчас я не имею права на дерзость и борьбу. От меня зависит жизнь Антона, моего единственного друга, человека, который всегда был на моей стороне, а теперь лежит где-то там, избитый, окровавленный и почти сломленный из-за меня.
Я прикусываю нижнюю губу, сдерживаясь изо всех сил, но на глаза уже накатывают слёзы, застилая мир мутной пеленой.
Всхлип срывается с губ непроизвольно, и я в панике прижимаю ладонь ко рту, пытаясь заглушить звуки.
Но они только усиливаются, вырываясь наружу вместе с подавленными эмоциями.
– Останови истерику, – резко бросает Марат, не глядя в мою сторону. – На жалость ты меня не пробьёшь. Твои сопли и слёзы сейчас никому не нужны.
От его слов становится только хуже, будто кто-то выкручивает мне руки, причиняя невыносимую физическую боль.
Рыдания накатывают новой волной, и я начинаю задыхаться, всхлипывая ещё громче.
– Я стараюсь… – хрипло произношу я, дрожащими губами едва выталкивая из себя слова. – Я, правда… Правда пытаюсь контролировать эмоции… Но это, между прочим, сложно!
– Плохо стараешься, – цедит он сквозь зубы, угрожающе понижая голос. – Советую постараться лучше, если хочешь, чтобы твой дружок протянул ещё немного.
Снова сжимает грудь удушающим страхом. Я закусываю губу до крови, подавляя очередной болезненный всхлип.
Слёзы молча катятся по щекам, и я отворачиваюсь к окну, пытаясь проглотить горькую, тяжёлую боль.
Всё тело будто сжимается, скручивается в узел от того ужаса, который сейчас внушает Марат. Я почти физически ощущаю его ярость – густую, липкую, тяжёлую.
Перед глазами всё плывёт от слёз, и я уже не могу ясно различить очертания предметов, они кажутся размытыми и нереальными.
Реальность вокруг меня словно стала какой-то неестественной, смазанной. Всё произошедшее кажется мне кошмаром, от которого невозможно проснуться.
Сижу, словно в оцепенении, не сразу понимая, что машина замерла.
Только резкий голос Марата вырывает меня из прострации:
– Выходи, – приказывает он сухо.
Я с трудом осознаю смысл его слов, машинально пытаюсь открыть дверь. Ноги подкашиваются, но я хватаюсь за край автомобиля, не позволяя себе упасть.
Поднимаю глаза и с удивлением вижу перед собой вход в больницу. Не успеваю даже осмыслить это, как Марат грубо сжимает моё плечо, заставляя идти вперёд.
Я почти бегу, едва успевая переставлять ноги. Шатаясь, я едва не падаю, но его хватка только крепнет, причиняя ещё больше боли.
Ему явно плевать, упаду я или нет. Я точно знаю, что если это произойдёт, он просто продолжит тащить меня за собой по земле.
Такого Марата я не видела никогда. Сейчас передо мной абсолютно другой мужчина.
Врачебный кабинет кажется мне стерильно-чужим, холодным и абсолютно безжизненным.
Меня усаживают на жёсткую кушетку, и я невольно съёживаюсь, чувствуя себя уязвимой и маленькой, как никогда раньше.
Врач в белом халате склоняется надо мной, внимательно осматривая моё плечо, осторожно прикасаясь к коже прохладными, уверенными пальцами.
– Здесь больно? – тихо спрашивает он, надавливая чуть выше локтя.
Я с трудом киваю, еле заметно сжимая губы. Да, больно, но терпимо. По сравнению с той болью, которая сейчас сжимает моё сердце, это кажется незначительным.
– Голова кружится? Тошнота есть? – продолжает врач, внимательно следя за моей реакцией.
– Нет, всё нормально, – тихо отвечаю я, старательно избегая встречаться взглядом с Маратом.
Но мои глаза предательски притягивает его фигура, стоящая у стены. Он нарушает все правила, спокойно и нагло куря прямо здесь, в кабинете врача.
Его лицо жёсткое, суровое, наполненное мрачной яростью, которая проступает через каждое движение, каждую черту.
Губы плотно сжаты, мышцы челюсти напряжены так, что у меня скулы сводит.
Мужчина резко затягивается, выпуская дым медленно, будто это единственный способ хоть как-то контролировать бушующую внутри него злость.
Он кажется мне сейчас хищным зверем, который только и ждёт удобного момента, чтобы наброситься, разорвать, уничтожить.
Я не могу отвести от него взгляд, хоть и хочу. Он настолько страшен и опасен, что даже на мгновение потерять его из вида кажется смертельно опасной ошибкой.
– Есть ещё повреждения? Где-нибудь боль ощущаете? – голос врача возвращает меня в реальность. – Хорошо. Переломов нет, серьёзных повреждений я не вижу. Плечо сильно ушиблено, оно будет болеть какое-то время. Порезы поверхностные, обработаем и перевяжем.
Порезы? Я опускаю взгляд на руки и с изумлением обнаруживаю, что они действительно исцарапаны мелкими ранками.
Тонкие, красные полоски покрывают мою кожу, словно узор из хаотично разбросанных нитей.
Осторожно провожу пальцем по одному из порезов и тут же резко втягиваю воздух, когда боль пронзает кожу, заставляя раны зудеть и жечь.
Как я могла этого не почувствовать? Я явно нахожусь в каком-то странном шоковом состоянии, где реальность ощущается мутно и отстранённо.
Мысли путаются, не хотят выстраиваться в чёткую линию, а всё тело кажется чужим и непослушным.
Но я срочно должна включиться! Нужно думать, действовать, найти какой-то выход.
Потому что Кафаров не просто зол, он меня уничтожит, если я не придумаю способ как-то оттянуть неизбежное.
– Вот и всё, – врач заканчивает давать рекомендации, а я механически киваю. – С вами будет всё хорошо.
– Конечно, – натянуто улыбаюсь. – Всё и так хорошо. Так, по мелочи. А скоро пройдёт то, что я ног не чувствую?
Комната погружается в вязкое, напряжённое молчание. Я замечаю, как напрягаются мышцы лица Марата, его взгляд становится ещё более тяжёлым и мрачным.
Паника холодной волной прокатывается по телу, заставляя дрожать каждую клеточку. Но я не могу позволить себе пасовать сейчас.
Если отступлю хоть на шаг, он почувствует мою слабость, и тогда всё будет кончено.
Глубоко вздыхаю, собираясь с духом. Ну, помолилась – и вперёд, в последний бой.
Я резко дёргаюсь, всем телом содрогаясь, словно меня ударило током. Начинаю дрожать, изображая приступ, шипя сквозь стиснутые зубы.
Всё тело трясётся, дёргается в каких-то странных конвульсиях. Я стараюсь, насколько возможно, правдоподобно имитировать припадок.
Господи, надеюсь, я похожа не на идиотку, а на больную.
Глаза закатываю вверх, стараясь не переиграть, но и не выглядеть, будто у меня просто внезапно началась икота.
Продолжаю дёргаться, размахивая руками, хватаясь за воздух, словно ищу опору.
Я чувствую себя полнейшей идиоткой, но паника добавляет правдоподобия моим движениям.
Марат отскакивает от меня на шаг, его лицо отражает такой глубокий ахер, что будь ситуация не настолько отчаянной, я бы засмеялась в голос.
Глаза у него стали круглыми, как монеты, а челюсть слегка отвисла, что делает его немного менее устрашающим и чуть более комичным.
Врач вообще начинает креститься. Нет, серьёзно? Это и есть медицинская помощь, на которую я рассчитывала?
Он что, решил изгнать демонов, или ему просто проще сдаться сразу? Хоть крестик не достал – и на том спасибо.
Продолжаю извиваться и содрогаться, не замечая, как оказываюсь на краю кушетки, и с громким грохотом сползаю вниз, падая на холодный, твёрдый пол.
Ай-ай, как же больно, твою мать!
Слёзы на глазах выступают моментально, боль пронизывает меня до самых костей.
Прижимаю коленку к груди, но даже эта реальная боль сейчас играет мне на руку.
Я начинаю снова дёргаться, уже лёжа на полу, отчаянно изображая припадок. Зажмуриваюсь, корчусь, царапаю пол ногтями, чувствуя себя одновременно и жалкой, и героиней года.
И немножечко ебнутой, чего уж тут скрывать.
Врач рвётся ко мне, испуганно бормоча:
– Нужно вызывать помощь! Она может… Это может быть неврологическое… Срочно!
Он уже почти наклоняется ко мне, но Марат выставляет руку, жёстко и безапелляционно, будто отсекает воздух между ним и мной.
Его тело напряжено, в глазах сверкает ледяное презрение, и голос звучит так спокойно, что от этого становится только страшнее:
– Она без помощи обойдётся.
Вот подлец! Вот мерзавец! Я в ярости вскидываю на него глаза, не прекращая дёргаться, хотя теперь моё шоу уже начинает скрипеть по швам.
Как он вообще может так?! Лежу тут, изображаю умирающую, а он – в своём репертуаре, всё знает, всё понял, всё контролирует!
– Нормально же ногами двигает, – цедит он, не отводя от меня взгляда. – Уже заработали. Ещё пару таких припадков – и вообще здорова будет, как кобыла на бегах.
Я резко затихаю, всё ещё лёжа на полу, но уже с глазами по пять рублей. Сердце грохочет так, что кажется, оно вот-вот выстрелит из груди, как пробка из шампанского.
Ну всё. Финита. Занавес. Сейчас он меня точно прикончит.
Марат опускается на корточки рядом, и от его близости у меня перехватывает дыхание. Он наклоняется, нависает, а потом, скалясь, шепчет:
– Качественный трах, галчонок, из тебя всю эту хуйню с закатыванием глаз выбьет. Будешь только постанывать, и то – если позволю.
Тело по инерции содрогается, но всё, припадок официально закончен. Потому что теперь мне по-настоящему страшно.
Я не готова. Ни к нему, ни к тому, что он может сделать. Я не готова чувствовать его кожу, его дыхание, его силу.
Я сглатываю. Резко сажусь на полу, приподнимаясь на локтях. Паника захлёстывает с новой силой, пальцы дрожат, дыхание сбивается.
Я в панике оборачиваюсь к врачу, в надежде, что он…
Ну, хоть кто-то же должен меня защитить? Он ведь медик! У него присяга!
– Я… Я не понимаю, – задыхаюсь, глядя то на врача, то на Марата. – Всё было по-настоящему. Вот накатило, а теперь откатило. Даже колокольчики замолчали!
Внутри я уже готова получить Оскар. Я так стараюсь, так фальшиво-переживательно тараторю, что кажется, ещё немного – и сама в это поверю.
– Это… – неуверенно тянет врач, немного растерянно глядя на меня. – Это может быть по-настоящему. Иногда истерические припадки, вызванные сильным эмоциональным стрессом, действительно выглядят как настоящие судороги. Такое бывает при острых реакциях на травму… В любом случае её следует обследовать дополнительно.
– Остальные проверки будут уже дома, – рявкает Марат. – От этой можно чего угодно ожидать. Под замком симулировать продолжит.
Он резко наклоняется ко мне, хватает за плечи и буквально поднимает вверх. Я пытаюсь, как в замедленном кино, пошатнуться, сделать вид, что ноги подкашиваются…
– Только попробуй ещё раз на пол ёбнуться – я тебя там же и трахну,– скалится он зло.
Я выпрямляюсь. Резко. Идеально ровно. Как по струне. Сестра бы оценила мою осанку.
Марат ухмыляется. Зло. Медленно. Его губы растягиваются в той самой хищной усмешке, от которой по коже бежит мороз, а в груди всё сжимается.
В глазах – ледяной блеск, без капли жалости. Скулы заострены, взгляд хищный, дыхание медленное.
– Смотри-ка, ноги держат? – бросает он с хриплой насмешкой. – Я, сука, целитель охуенный.
– Это просто… Сила воли! – выпаливаю я с натянутой улыбкой. – Упорство. На характере держусь. Последние силы, чисто на морально-волевых!
Марат сквозь зубы матерится, грубо хватает меня за локоть и тянет к выходу из кабинета. Я почти бегу, едва успевая переставлять ноги за его широкой спиной.
Мы выходим на улицу, и я зажмуриваюсь, ослеплённая десятками вспышек камер, которые больно бьют по глазам, пронзая мозг резкими импульсами света.
Шум голосов моментально оглушает, хаотично обрушивается на меня со всех сторон:
Сейчас буквально вся карьера Марата зависит от того, открою я рот или нет.
Осознание этого заставляет меня ощутить себя важной, значимой, словно я, наконец, получила в руки оружие, способное противостоять его безжалостной силе.
В груди разливается тёплое, почти злорадное чувство, заставляя губы слегка изогнуться в ехидной улыбке.
Я начинаю осознавать, что не настолько уж и беспомощна, какой казалась сама себе. Что я всё ещё могу что-то сделать, даже если это что-то окажется грандиозной, эпичной хернёй.
Да, я могу стать позорищем мирового масштаба, о котором будут болтать даже в самых отдалённых племенах, которые ещё не знают, что такое интернет и телевидение.
Но я МОГУ.
Потому что Кафаров, пытаясь загнать меня в жёсткие рамки и ломая своими жестокими угрозами, совершил роковую ошибку – он сам дал мне выход.
Объявил невестой перед десятками камер, перед толпой журналистов. И теперь я могу творить любую дичь под прикрытием статуса его официальной женщины. Ох, какие возможности открываются!
Я буквально чувствую, как слова рвутся наружу, с трудом удерживаюсь, чтобы не раскрыть рот и не ляпнуть какую-нибудь восхитительную глупость.
Меня прямо распирает от соблазна, и это ощущение одновременно и весёлое, и безумно опасное.
Но я держусь. Потому что сейчас не время. Не так. Не на эмоциях.
Я больше не позволю себе действовать опрометчиво, сломя голову, ведомая одними только эмоциями и желаниями.
Я должна думать иначе. Холодно, расчётливо, осторожно.
Словно чувствуя мою внутреннюю борьбу, Кафаров сжимает моё плечо ещё сильнее, его пальцы больно впиваются в кожу, заставляя невольно вздрогнуть.
Он ведёт меня сквозь толпу журналистов, властно бросая:
– Дайте пройти, – его голос звучит резко, холодно, не терпя возражений. – Расступитесь.
Кто-то слишком настырно тычет камерой мне в лицо, и Марат тут же рявкает, словно предупреждая об опасности:
– Ещё раз сунешь свою камеру – вместе с ней и пойдёшь зубы собирать!
Толпа слегка отшатывается, пропуская нас вперёд. Водитель торопливо распахивает дверь, и Кафаров буквально заталкивает меня внутрь автомобиля.
Я подчиняюсь, ощущая странное спокойствие от мысли, что теперь у меня тоже есть чем ответить на его жестокость.
Марат падает следом на сиденье рядом со мной, громко хлопая дверью. В салоне становится ощутимо теснее, воздух заряжен его злостью и напряжением.
Он резко командует водителю:
– Домой, быстро.
Достаёт сигарету, прикуривает, затягиваясь с таким остервенением, будто пытается вдохнуть в себя весь воздух салона.
Его лицо сейчас – сплошное напряжение и мрачная злость. Губы плотно сжаты в тонкую линию.
Он злится так, что даже вены на шее и висках стали отчётливо видны. Каждое его движение – резкое, отрывистое, наполненное угрозой.
Я осторожно кошусь на него, чувствуя, как моё сердце пропускает удар от осознания того, насколько он сейчас взбешён.
Он выглядит опасным, непредсказуемым. Лучше сейчас его не злить. Мне самой ещё нужно время, чтобы прийти в себя и хотя бы поверхностно осознать масштабы той задницы, в которую я угодила.
Мы едем долго, и я, прижавшись к стеклу, выглядываю наружу. С удивлением понимаю, что дорога совершенно незнакомая.
– А куда мы едем? – осторожно уточняю я, стараясь звучать как можно спокойнее. – Не в твою квартиру?
– Нет, в мой дом. Там посидишь. Чтобы соседям не мешала своими истериками.
Внутри мгновенно вспыхивает злость, горячая, резкая, обжигающая, словно он только что плеснул в меня бензином и поднёс спичку.
Губы сами собой сжимаются, и я с трудом удерживаю себя от резкой реплики.
О, конечно, я мешаю! Истерики у меня! А то, что он – больной на всю голову психопат, похоже, никого не волнует!
Машина плавно въезжает на территорию огромного особняка, и у меня непроизвольно вырывается вздох.
Огромное здание выглядит так же холодно и безжизненно, как и хозяин, сидящий рядом.
Машина тормозит у входа, Марат выходит первым, тут же закуривая новую сигарету.
Замечаю про себя, как много он стал курить. Прямо-таки дымит, как паровоз, и меня эта мысль радует злорадно и мстительно.
Пусть дымит! Пусть себя угробит этим никотином, только мне легче будет. Я даже мысленно хлопаю в ладоши от такой перспективы.
Но я не жестокая, если что! В гробик я ему пачку сигарет положу, чтобы от ломки не страдал.
Я буду добренькой вдовой.
Марат поворачивается ко мне, холодно цедя:
– Персонал покажет комнату. Сиди там и не высовывайся. Захочу – сам приду.
От его слов внутри вспыхивает резкая, жгучая обида. Меня словно окунули в грязь, заставляя почувствовать себя ненужной, мелкой, ничтожной вещью, которой можно распоряжаться как вздумается.
Желудок скручивает, комок подступает к горлу, и я едва удерживаюсь от слёз унижения и злости.
Сглатываю тяжело, стараясь выровнять дыхание, но внутренний голос отчаянно кричит, что с этим мириться нельзя.
И прежде чем успеваю понять, что делаю, я тихо, но отчётливо произношу:
– Нет.
Марат поворачивается ко мне резко, в его глазах вспыхивает ярость, а лицо становится жёстким, словно высеченным из гранита.
– Чё ты сказала? – цедит он сквозь зубы, медленно приближаясь ко мне. – Ты опять попутала, галчонок? Тебе напомнить, кто тут решает?
– Нет, не попутала. Но я хочу поговорить.
– Мне плевать на твои хотелки. Ты бы лучше думала о том, как мои желания удовлетворить. Чтобы я довольным остался.
Губы невольно растягиваются в усмешке, и я чувствую, как в груди загорается новая, яростная сила.
Вдыхаю глубоко, выпрямляюсь, смотрю прямо ему в глаза и тихо, с ледяным спокойствием, произношу:
– Журналисты задают много вопросов, Марат. Ты же сам видел. Они не отстанут. Ты думаешь, просто отсидишься здесь, и всё само уляжется? Если не хочешь, чтобы завтра вся страна обсуждала, как бедная невеста сбежала от жениха-тирана, который избивал её и мучил, ты со мной поговоришь. На моих условиях. Или я устрою тебе такое шоу, что до конца жизни будешь об этом жалеть.
Внутри меня мгновенно всё напрягается, сжимается в тугой комок, лишь от одного его взгляда. Жёсткого, тёмного, пронзающего насквозь. Глаза Марата горят холодным, беспощадным пламенем, и в них я отчётливо вижу, как терпение медленно, но верно заканчивается.
Да, я помню, что в лесу, сломленная и испуганная, обещала ему всё и даже больше. Но сейчас... Сейчас я наконец-то вернулась в реальность. Сейчас мои мозги начали работать, включилась логика. Я вдруг осознаю, что тоже могу играть в его игру. Да, худшего не избежать, но ведь я могу стать женой на тех условиях, которые сама сумею выторговать.
— Повтори, — хрипит Марат, его голос пропитан угрозой.
Он делает шаг ко мне, медленно, почти лениво, будто хищник, загоняющий свою жертву в угол. С каждым его движением мои нервы натягиваются ещё сильнее.
Я выпрямляюсь, заставляя себя смотреть прямо в эти пугающие, безжалостные глаза. Сердце бешено стучит, в горле пересыхает, но я собираю всю свою храбрость и повторяю чуть громче, более уверенно:
— Я хочу поговорить. На моих условиях, — выдавливаю слова сквозь пересохшие губы.
Глаза Кафарова темнеют ещё больше, становятся чёрными, словно штормовая ночь. Его губы медленно кривятся в опасной усмешке, которая предвещает мне настоящую катастрофу.
— Думал, показалось, а нет, ты действительно решила, что можешь мне диктовать условия?
— Я просто хочу переговоров, — чуть тише произношу я, чувствуя, как голос начинает дрожать, и это меня безумно злит. — Согласись, тебе тоже будет проще, если я не стану устраивать скандал при первой же возможности.
Его грудная клетка резко поднимается от глубокого вдоха. Он злится, он пытается сдерживаться, но я вижу, как натянутая струна его терпения. И если я сейчас перейду грань, он сорвётся.
— С чего ты взяла, что мне будет проще? — тихо, но очень угрожающе спрашивает Кафаров. — Может, мне нравится, когда ты устраиваешь истерики? Люблю наблюдать, как ты мечешься, словно испуганная мышь, не зная, в какую щель спрятаться от меня. Это так развлекает, галчонок.
Слова режут больно, как лезвие, но я не позволяю себе опустить глаза. Глубоко вдыхаю, словно набираю воздуха перед прыжком с высоты.
— Ты можешь делать вид, что контролируешь ситуацию, — медленно говорю, с трудом сдерживая дрожь в голосе, — но журналисты уже задали слишком много вопросов. И если завтра я заявлю, что ты принуждаешь меня к браку, бьёшь и удерживаешь силой, у тебя будут проблемы похуже, чем те, что я уже доставила.
Его взгляд становится совсем ледяным. Он сжимает кулаки так сильно, что на костяшках белеет кожа.
— Сильно головой ебанулась в кабинете врача?
Он голову набок склоняет, даже смотрит издевательски сочувственно.
— Я...
— Видать сильно, остатки мозгов там и потеряла. Я тебе напомню, галчонок, как обстоят дела.
Он делает ещё один шаг вперёд, заставляя меня инстинктивно отступить назад. Моё дыхание сбивается, сердце начинает стучать с такой силой, что, кажется, оно готово вырваться наружу. Я делаю ещё шаг, и моя спина внезапно упирается в дверь. Всё, я попалась в ловушку.
Марат приближается вплотную, прижимая меня к двери своим телом. Я чувствую тяжесть его груди, жар его кожи, слышу, как он шумно выдыхает воздух. Его глаза пылают яростью, пугающей своей непредсказуемостью.
— Один мой звонок, и твой друг уйдёт на тот свет, — хрипло шепчет он, наклоняясь так близко, что наши лица почти касаются. — Или ты забыла условия нашей сделки? Он живёт, пока ты слушаешься меня.
Меня начинает трясти от ярости и беспомощности. Я отчётливо осознаю весь ужас ситуации, в которую попала. Марат будет держать меня на этом поводке до конца моих дней, бесконечно шантажируя Антоном. Нет, я не могу так жить. Мне нужен иммунитет для друга, другие условия. Я должна выторговать себе свободу действовать хотя бы за себя. Хотя бы в этом.
— Антон сейчас под прицелами камер, — отчаянно шепчу, голос мой дрожит, но слова звучат неожиданно уверенно. — Журналисты раздуют историю с его смертью так, что ты захлебнёшься во всём этом дерьме. Тебе не нужна эта шумиха. Не говоря уже о вопросах, которые будут задавать. Снова и снова.
— Галчонок… — рычит он, его пальцы резко и грубо обхватывают мою шею, фиксируя голову так, что я не могу даже пошевелиться.
Вздрагиваю, когда чувствую, как он медленно проводит носом по моей щеке, доходя до уха. Мурашки предательски пробегают по коже.
— Ни один конкурент не смог прижать меня к стенке, — шепчет он прямо мне в ухо, его голос становится угрожающе тихим, низким, отчего внутри меня всё сворачивается в холодный комок. — И у тебя, мелкая сучка, тем более не получится.
От его слов дыхание застывает в груди. Его глаза вспыхивают ещё ярче, и он сжимает шею сильнее, почти до боли.
— Думаешь, я не найду способ тебя заткнуть? Думаешь, статус жены тебя защитит? — он резко усмехается, взгляд становится жестоким. — Наоборот, он даёт мне полную власть над тобой. Я буду играть с тобой, ломать, перекраивать под себя, пока ты не начнёшь просить пощады. Но даже тогда я не остановлюсь. Я буду наслаждаться каждой твоей слезинкой, каждым твоим всхлипом.
Его слова бьют по мне с такой силой, что внутри всё обрывается, превращается в холодную пустоту.
Каждое произнесённое им слово кажется ножом, который медленно и болезненно вонзается глубже, рассекая все мои нервы и чувства.
Мерзко. Страшно. Невыносимо больно.
Этот человек… Человек, которому я почти призналась в любви, которому доверила самое сокровенное, теперь смотрит на меня с такой жестокой, хищной усмешкой, словно ему нет ничего приятнее, чем сломать меня окончательно.
Вздрагиваю, когда он снова склоняется ближе, ощущаю его дыхание на своей коже, горячее и обжигающее. Но я не отступаю.
Если отступлю сейчас – пути назад не будет. Я подпишусь на всё, что он захочет сделать со мной.
Стану безвольной куклой, игрушкой в его руках, с каждым днём позволяя ему больше и больше. Это будет хуже смерти.
Собирая все остатки сил и мужества, я смотрю прямо в его холодные, безжалостные глаза и тихо произношу:
– Хорошо, ты сломаешь меня, перестроишь и всё прочее. Но как ты думаешь, что будет дальше?
Он ухмыляется, и от его усмешки становится ещё хуже – жестоко, холодно, беспощадно.
Его глаза вспыхивают злостью и презрением, он резко и хлёстко отвечает:
– А дальше, галчонок, ты будешь ровно тем, кем я захочу тебя видеть. Покорной, послушной женой, которая будет благодарна за каждый мой взгляд, за каждое прикосновение. Будешь сидеть на поводке, ждать моего прихода.
От его слов по телу проходит такая ярость и боль, что внутри всё буквально горит огнём.
Я стискиваю зубы, глотая крик, который рвётся наружу. С ним нельзя по-хорошему, нельзя мягко. Он понимает только язык силы и угроз.
– Ты сейчас в ярости, потому что я соврала тебе про другого… – с трудом заставляю себя говорить. – Или ещё из-за чего-то. Я понятия не имею, что сделало из тебя такого монстра. И, честно говоря, мне плевать.
Мой голос звучит неожиданно ровно и холодно, хотя внутри всё кипит от ужаса и гнева одновременно.
Я вижу, как от моих слов лицо Марата становится ещё жёстче, темнее. Скулы его напрягаются, губы кривятся в такой злобной усмешке, что моё сердце едва не останавливается от ужаса.
Его глаза сверлят меня насквозь, и я отчётливо вижу в них обещание жестокой расплаты.
Я сглатываю комок в горле, собирая последние остатки смелости, и продолжаю:
– Мне плевать, что ты там сейчас чувствуешь. Больше меня заботит то, что будет дальше. И ты сам прекрасно знаешь, что вся эта свадьба нужна тебе только потому, что нас поймали журналисты.
От этой мысли внутри всё сжимается болезненным комком. Потому что это правда. Кафаров не хотел меня в жёны.
Я была для него лишь игрушкой, любовницей, развлечением на один раз. Трахнуть, получить желаемое и отправить домой – вот и всё, чего он хотел от меня.
– Ты ведь хотел жениться на моей сестре, – я с трудом удерживаю голос ровным, хотя каждое слово причиняет почти физическую боль. – Почему именно Ясмин? Я знаю ответ. Потому что она идеальная жена политика. Красивая, умная, воспитанная, всегда знает, что и кому сказать. Никогда не говорит лишнего, всегда улыбается, даже если ей больно или неприятно. Она – идеальная картинка, которая никогда не подведёт. Идеальный аксессуар, которым можно похвастаться перед публикой, не боясь последствий. Именно поэтому тебе нужна была она, а не я.
Каждое слово даётся мне через силу, заставляя снова и снова переживать болезненную правду.
Я чувствую себя маленькой, ничтожной, никому не нужной игрушкой, от которой готовы отказаться при первой же возможности.
А после забрали обратно – не наигрались.
– Я не такая, – тихо произношу я правду. – Я не подходила. Но теперь ты вынужден жениться на мне. И ты будешь вынужден принять последствия своего решения. Но при этом тебе нужна такая, как Ясмин.
– Завязывай, – рявкает Марат, впечатывая меня сильнее в своё тело. – Ты, блядь, всё время переиграть пытаешься. То не женись на Ясмин, то не женись на мне. Мне похуй на твои истерики и…
– Я знаю. И я не верю наивно в то, что что-то можно переиграть. Это просто факт. Тебе рядом нужна счастливая кукла. Которая будет создавать образ, подкупать голоса замужних женщин, матерей, которые мечтают, чтобы их мужья были похожи на тебя. Что могу дать тебе я? Запуганную, сломленную девушку с заплаканными глазами, которую увидят журналисты пару раз в год?
Сердце бешено колотится, слова срываются с губ едва ли не через силу. Я чувствую себя на грани, словно иду по тонкому льду, и каждый шаг может стать последним.
От его близости внутри всё сжимается, тело дрожит от напряжения, нервы натянуты до предела.
Мне страшно до ужаса, и единственное, что держит меня сейчас на плаву – отчаянное желание хоть раз добиться своего.
В глазах Марата мерцает ледяная ярость. Мои руки начинают дрожать ещё сильнее, сердце пропускает удар, дыхание сбивается.
– Ты сильно дохуя на себя берёшь, галчонок, – хрипло произносит он, медленно и угрожающе. – Думаешь, можешь ставить условия? Думаешь, мне важно, что там увидят журналисты? Да мне плевать, что они там увидят. Я им такую картинку покажу, что они слюной захлебнутся, а ты будешь тихо сидеть и молчать.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не отвернуться, не отвести глаза. Его слова режут больно, резко, словно бритвой по живому. Но я всё ещё не сдаюсь.
– Запуганная жена убьёт твою карьеру, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо. Я справлюсь. Я смогу. – Мы оба это понимаем. Но я могу стать идеальной картинкой, такой, как тебе нужно. Что бы ты со мной ни делал здесь, на публике я буду улыбаться и боготворить тебя.
– Смотри-ка, как заговорила, – ухмыляется он хищно. – А ведь ещё даже и трети не знаешь того, что я планирую с тобой сделать.
– Я вытерплю. Всё. Если мы договоримся. За пределами этого дома мы можем быть партнёрами. Я могу помочь…
– Ты себе помочь не можешь, блядь,
Рявкает Марат, резко хватая меня за горло.
Его ладонь медленно ослабляет хватку и начинает скользить вниз по моей шее, вызывая волны острых, мучительных мурашек.
Каждое его движение словно электрический разряд, пробегающий по коже, заставляющий тело содрогаться от страха и какого-то тревожного, неуместного волнения.
Сердце бешено колотится, кровь шумит в ушах, дыхание становится поверхностным, прерывистым.
Его ладонь замирает на моей ключице, пальцы слегка поглаживают чувствительную кожу, вызывая новый приступ дрожи.
Я невольно сглатываю, не в силах отвести взгляд от его лица. Марат долго, внимательно изучает меня, словно пытается прочесть мои мысли.
Каждая секунда его пристального изучения кажется бесконечностью, от которой сердце болит всё сильнее и сильнее.
Марат наклоняется ещё ближе, его лицо оказывается всего в паре сантиметров от моего.
Я не знаю, чего ждать, что он сейчас сделает, и эта неизвестность только усиливает моё беспомощное состояние.
– У тебя есть пять минут, – произносит он тихо, голос его звучит низко, опасно и возбуждающе. – Озвучь своё предложение. И если оно мне не понравится, галчонок, ты будешь отрабатывать каждую секунду моего времени прямо здесь и сейчас.
Лёгкие отказываются нормально работать, а ноги становятся ватными, едва держа меня.
Я пытаюсь собрать разбегающиеся мысли, понимая, что от следующих моих слов зависит слишком многое.
Пять минут – это ничтожно мало, но это всё, что у меня есть. И я должна использовать их максимально эффективно, иначе последствия будут катастрофическими.
Я больше не хочу быть девочкой, какую используют.
Невинных и слабых в этом море сжирают.
Мне придётся отрастить собственные клыки.
– Хорошо, – я сглатываю. – Я сделаю всё, что тебе нужно. Буду идеальной, просто образцом жены политика. Хочешь, начну раздавать листовки на улицах? Или посещать детские дома, благотворительные мероприятия? Могу даже на курсы по готовке записаться, чтобы все думали, какая у тебя замечательная хозяйственная жена. Главное, чтобы никто не догадался, что я с трудом отличаю поварёшку от молотка.
Голос слегка дрожит, но в нём всё равно проскакивает ироничная нотка, маскирующая страх.
– В общем, я готова быть твоим ходячим рекламным билбордом, – натянуто усмехаюсь. – Могу даже вязать научиться или вышивать твои инициалы на носках, если это принесёт пару дополнительных голосов. Но в обмен я прошу всего три вещи. Простых, честное слово!
– А я, значит, должен поверить, что тебе хватит трёх вещей? – Марат медленно ухмыляется, его глаза холодно и хищно сверкают. – Может, сразу десять, чтобы потом не повторяться? Хотя знаешь, меня это не волнует. В любом случае потом с тебя за каждый пункт спрошу в койке. И поверь, там тебе понадобится больше трёх желаний, чтобы уцелеть.
– Дома делай со мной что хочешь, хоть на люстре вешай и мсти до посинения. Я говорю про внешний мир. И я хочу выходить из дома. Когда тебя не будет рядом. На встречи, мероприятия, ну или там курсы какие-то для скучающих жён толстосумов.
Марат недовольно кривится, но не перебивает. Он явно не в восторге, но, судя по его молчаливому согласию, готов с этим смириться.
У меня внутри что-то чуть попускает, но расслабляться рано. Хотя первый успех приободряет.
– Второе, – продолжаю я более уверенно, чувствуя, как сердце стучит чуть спокойнее. – Никто не должен знать, как всё будет у нас в браке. Абсолютно никто, даже персонал. Ни тебе, ни мне не нужны слухи, которые могут навредить твоей репутации. Люди любят скандалы, но они не любят, когда сильные мужчины издеваются над слабыми женщинами. Ты должен выглядеть любящим мужем, а я – счастливой женой.
Марат молчит. Долго, мучительно долго. Его лицо остаётся совершенно непроницаемым, но я уже научилась читать его мимику.
Глаза его слегка сужены, губы напряжённо сжаты, он обдумывает каждое моё слово, взвешивает за и против.
Я буквально вижу, как внутри него кипит борьба между яростью и холодным расчётом.
Но он не спорит. Значит, это условие он тоже принимает.
В груди снова всё болезненно сжимается, потому что я прекрасно понимаю, что впереди третье условие.
И именно оно станет моим приговором.
Сердце колотится так бешено, что его удары, кажется, отдаются в висках. В горле пересыхает, голос исчезает, оставляя лишь хриплое дыхание.
Я прочищаю горло, судорожно пытаясь набрать воздуха, а в голове уже вертятся молитвы. Хоть бы не убил.
– Третье условие касается Антона, – выдавливаю я едва слышно, сразу замечая, как меняется лицо Марата.
Ярость вспыхивает в его глазах мгновенно, как спичка в сухом лесу. Его пальцы снова сжимаются на моей шее, сильнее и жёстче, чем прежде.
Мышцы на его лице дрожат от сдерживаемой злости, скулы выпирают, челюсть напряжена до предела.
Глаза превращаются в узкие, злые щели, полные угрозы и тёмного обещания расплаты.
Тело дрожит, инстинктивно сжимаясь в ожидании боли, которую он вот-вот причинит. Но отступать нельзя.
– Антон просто друг, – тороплюсь я объяснить. – Я не хочу ничего с ним, клянусь. У нас ничего и не было! Но я… Я не переживу, если кто-то снова пострадает из-за меня.
– Будь послушной, галчонок, и никто не пострадает, – хрипло цедит Марат. – Просто выполняй то, что я говорю, и у твоего дружка всё будет отлично.
– Да, я буду. Но кто знает, вдруг я слишком широко улыбнусь какому-нибудь журналисту, а тебе это не понравится? Или, наоборот, недостаточно широко. Понимаешь, твоё понятие «хорошо» настолько зыбкое, что предугадать его невозможно. Ты захочешь наказать меня, а пострадает Антон. И потом, переживания за друга точно не помогут мне вести себя идеально. Ты ведь сам понимаешь, стресс не красит женщину. Волосы полезут, кожа испортится, наберу килограмм пять от постоянных нервных перекусов. Тебе нужна нервная и лысеющая жена на камерах?
Я едва заметно усмехаюсь, пытаясь хоть немного разрядить напряжение. Хотя, если честно, единственное, что я сейчас чувствую, – это безумный, неконтролируемый страх.
– Дохуя ты хочешь, галчонок, – насмешливо тянет Марат, скаля зубы. – Думаешь, такая умная, да? Сейчас меня разводишь, а потом спокойно снимешь угрозу с дружка и будешь творить хрень, думая, что тебе ничего не грозит?
Его глаза сверлят меня насквозь, и я чувствую, как от его слов внутри всё холодеет. Он продолжает жёстко и резко:
– С чего мне верить, что ты не начнёшь прыгать по койкам или устраивать истерики на публике, раз тебя ничего не будет сдерживать? Думаешь, сможешь вертеть мной, потому что твой дружок вне опасности?
– Нет! – вскрикиваю я резко, почти отчаянно. – Я даже близко не это имею в виду! Просто… Я не хочу брать на себя ответственность за чужую жизнь. Я и так уже натворила столько всего, что не знаю, как расхлебать. Но я ведь никуда не денусь, Марат! У тебя всегда будет доступ к виновнице всего этого бардака. Всегда можешь лично высказать своё недовольство, а Антон… Антон здесь вообще ни при чём. Ты же сам это понимаешь. Просто пообещай, что ни ты, ни твои люди его не тронут. Что даже словом не будешь замешан в его страданиях, проблемах или чём-то другом. И я буду наилучшей версией себя!
Я с тревогой всматриваюсь в его лицо, пытаясь угадать хоть какую-то реакцию.
Марат молчит, его глаза сосредоточенно, почти холодно изучают меня, словно он решает сейчас самую важную задачу в своей жизни.
Каждая секунда его молчания кажется мне вечностью, сердце бешено стучит, страх вязким холодом растекается по венам.
– Хуй с ним, – наконец хмыкает он. И с меня словно цепи спадают. – Но если ты намеренно будешь саботировать всё, что я от тебя требую, – тебе очень сильно не понравится, галчонок.
Я начинаю часто и энергично кивать, чувствуя, как по телу прокатывается волна облегчения, смешанного с остатками паники:
– Конечно, да! Я обещаю, буду лучшей фиктивной невестой на свете. Буду чаще улыбаться, чем мисс Вселенная, и выглядеть счастливее, чем выигравшая в лотерею. Серьёзно, я готова даже начать носить нелепые розовые платья и выкладывать фоточки с подписью «мой лучший день с любимым».
Марат снова хмыкает, наконец отпуская мою шею и отходя в сторону. Он достаёт сигарету, медленно прикуривает, и я неотрывно смотрю, как он курит.
Его движения кажутся ленивыми, но в каждом из них чувствуется сдерживаемое напряжение, отголоски недавно бушевавшей ярости.
Он затягивается медленно, глубоко, словно старается успокоиться, и выпускает дым тонкой, злой струйкой.
Я должна радоваться, что всё получилось. Антон будет жить. И я жива, пока что.
Но странное ощущение не покидает грудь. Я выиграла время, спокойствие, иллюзию контроля. Но это всё?
Хочется ещё. Докрутить. Выкрутить. Получить хоть крошки реальной власти над ситуацией.
Я думаю, думаю… Так, что ещё можно? И тут внутри меня, как током пробивает.
Блин! Конечно!
– Марат, а давай выпьем! – вырывается у меня слишком весело. – Ну отметим нашу… Это… Сделку. Снимем стресс, так сказать.
Кафаров медленно поднимает бровь. Его взгляд такой, словно он сейчас меня насквозь просветит, а потом закопает. Медленно.
Я всерьёз ощущаю, как становится жарко в щеках. Но чёрт, он и так знает, что я неадекват. Зачем опровергать статус-кво?
– Просто по бокальчику, окей? – предлагаю. – Скоро я же там таблетки пойду пить, после такой аварии. А с ними нельзя. Ну полезно же. И прикольно.
А ещё мне нужно, чтобы Кафаров напился. И был не таким подозрительным и внимательным.
Воспользоваться его состоянием, чтобы ещё немного докрутить условия. Выкрутить их в свою пользу.
Как-то аккуратненько протолкнуть идею брака фиктивного! А то мне не очень нравится идейка, что мужчина сможет меня лапать.
Если аккуратно воспользоваться моментом… Если всё сделать грамотно…
Ну, найти там у меня чуточку мозгов и адекватности… То всё получится!
Кафаров затягивается, посматривая на меня с таким видом, словно уже прикидывает, где меня закопать.
– Стресс? – ухмыляется он. – Снимать стресс надо трахом, галчонок. Готова?
Я не уверена, каким чудом мне всё уже удаётся заманить Марата в кабинет на бокальчик виски.
Возможно, там между облачков всё же кто-то есть. Он посмотрел на меня, хлопнул по лбу и сказал: «Дайте этой идиотке дожить до утра».
И я благодарна, вот правда.
В мягком кресле, под пронизывающим взглядом Марата куда удобнее, чем прижатой к кровати им же.
Кожу словно раздирает, стоит подумать об интимной близости с Кафаровым. Раньше мне нравился наш секс, но теперь…
После всего случившегося…
Мне кажется, я не смогу быть с ним. Мне кажется, что меня вырвет сразу же, как мужчина коснётся меня.
Он выбрал мою сестру! Он предложил стать просто его любовницей, игрушкой…
А, а после готов был убить моего лучшего и единственного друга, а меня угрожал ломать и наказывать…
Ну, если я дальше буду перечислять, то списочек получится длинным. Так что не-а, никакой близости.
Может, стоило всё же третьим пунктом секс обозначить? Прости, Антоша, ублажать бандитов в ярости – не мой тайный фетиш.
Я ёрзаю в кресле, крепче обхватываю пальцами бокал. Делаю глоток горькой, обжигающей жидкости.
Алкоголь сначала словно выжигает мой пищевод, а после скручивает его, вызывая адскую тошноту.
Но я лишь делаю ещё глоточек, надеясь, что это притупит страх.
– Здесь… Миленько.
Произношу неловко, оглядываясь. Тишина играет на моих нервах, подрезая и царапая.
А Марат… Он смотрит! И боже правый, это хуже его угроз. Этот тёмный, тяжёлый взгляд. Словно сдирающий с меня кожу живьём.
Уж лучше слова, когда я хоть понимаю, о чём думает этот мужчина. Но не молчание, за которым может скрывать всё что угодно.
– Свежо и так… Ново.
Я делаю ещё один большой глоток, едва не давлюсь. Демонстративно оглядываю кабинет, который выглядит…
Действительно словно новым. Немного отличается от остальной части дома, которую я успела увидеть.
– Уже примеряешься на роль хозяйки? – цедит Марат. – Думаешь, как тут всё перестроить?
– Нет, я не…
– Хорошо, потому что у тебя не такая функция, Ярина. Решать буду я, а ты…
– Да-да, подчиняться, страдать и прочее. Бла-бла, давай пропустим эту часть?
Марат удивлённо вскидывает брови, а я икаю. Ой, кажется, последний глоточек алкоголя был лишним. Капельку совсем.
Потому что по телу разливается тёплая нега, липким сиропом заливает каждую клеточку. Страх притупляется, давая мне дышать свободнее.
– Ты слишком много на себя берёшь, галчонок, – практически рычит Марат, сдавливая в пальцах сигарету. – Походу надо было трахать тебя прямо во дворе, чтобы…
– Надо было, – соглашаюсь с притворным горестным вздохом. – Но уже поздно. Сделаешь работу над ошибками чуть позже.
– Ты хули в себя поверила? Думаешь, что тебе всё можно?
– Нет.
Я легко пожимаю плечами, соскальзывая с кресла. Ноги чуть подгибаются, но я уверенно иду к бару мужчины.
Его взгляд вонзается остриём между лопаток. Клеточки тела тут же начинают трепетать, сжимаются болезненными спазмами.
Никто не угадает, каких сил мне стоит держаться так непринуждённо. Но пока Марат даёт мне возможность схитрить – я ею воспользуюсь.
Я снимаю крышечку с хрустального графина, щедро плещу себе в бокал. А после, подумав, подхожу к Марату.
Графин тянет руку вниз, сердце – отказывается работать. Но я стараюсь, как могу, чтобы не грохнуться сейчас в обморок.
Следя за каждым движением мужчины, чтобы он меня не схватил, я аккуратно подливаю алкоголь и ему.
– Видишь, какая я хорошая жена? – отставляю графин в сторону. – Наливаю тебе вкусный хороший алкоголь. А знаешь, что в нём ещё хорошего?
– То, что тебя развело вдрабадан и совсем долбоебкой сделало? – рычит мужчина.
– Да! То есть нет. То, что я опьянела быстро – хорошо. Потому что ты, Марат, пьяных не трахаешь.
Я произношу это нараспев, едва не падая обратно в кресло. Салютую мужчине бокалом, делаю новый глоток.
Ох, а почти и не жжёт уже. Скорее пощипывает горло, нектаром стекает вниз.
– Для тебя сделаю исключение.
Цедит мужчина, затягиваясь. Кончик сигареты тлеет, отбиваясь танцем пламени в его глазах.
Но я думаю, что нет. Не сделает. Наверное?
Эй, там, на небе – давайте ещё одну поблажку. Я пьяная, напуганная и не в адеквате.
Последнее – константа, но всё равно сжальтесь.
Я верю, что даже у такой сволочи, как Кафаров, есть принципы. И раньше он их придерживался.
Он не переспал со мной, даже когда очень хотел. Когда я была пьяна и сама к нему лезла.
И надеюсь, что не сделает этого и сейчас.
– Давай лучше обсудим свадьбу, – предлагаю, стараясь сменить тему. – Когда ты… Когда она будет?
– Скоро! – рявкает в ответ.
– А могу я…
– Нет. Ты нихуя не будешь планировать свадьбу, Ярина. Твоя роль – стоять, улыбаться и кивать по приказу.
– Ну а маленькую деталь? Пожалуйста! А я… Я кое-что знаю. Услышала, что тебе нужно будет. Сплетни, но… Я расскажу, и это тебе поможет. Обещаю. А взамен…
Я не договариваю, позволяя предложению повиснуть в воздухе. Внимательно слежу за мужчиной.
Ну давай, поддавайся. Ты же выпил больше меня, а ещё на стрессе. И хочешь выиграть.
Дай мне маленькое преимущество.
– Ты дохера сегодня хочешь, галчонок, – Марат сжимает челюсть. Его выдержка вот-вот лопнет. – Не ты ли пару часов назад едва не на коленях меня умоляла? Была готова на всё.
– Была. Но столько времени уже прошло… Ой, в плане и готова! Но малюсенькое дополнение к свадьбе. Крошечное. Это никак не навредит твоей репутации. А гости и не узнают совсем. Пожалуйста?
– Нет.
– Но… Маленькая традиция! Это сделает меня самой счастливой. Так, что я…
– Пока что ты только базаришь и нихуя не делаешь.
– Я каждую минуту до свадьбы буду хныкать и напоминать тебе про эту традицию. И долбить мозги. И…
– Сука, нихуя ты нормально не понимаешь.
Марат прищуривается, медленно, так по-хищному, хрустит шеей, словно собирается устроить показательную казнь. От этого звука по позвоночнику прокатывается ледяной холодок. Наверное, если бы не алкоголь, что сейчас бурлит в моих венах, я бы уже начала стекать под стол. Медленно, жалкой струйкой, но хоть какой-то побег от этого напряжения.
— Повтори, — хрипит Марат, голос опасно низкий, — а то у меня, кажется, начались проблемы со слухом.
Я прикусываю язык, отчаянно сдерживая все те неуместные слова, которые сейчас исполняют самбу в моей голове. Например, про возраст и базовые настройки, которые у него уже начали барахлить. Или про то, что неплохо бы свозить его на осмотр к доктору и получить справочку, что мне не подсунут ржавое корыто. Но я благоразумно молчу. Даже сейчас, несмотря на алкоголь и полную безбашенность. Просто… внутренний монолог. Маленькая личная радость.
— Ну… традиция такая есть… — произношу несмело, нервно покусывая нижнюю губу и изо всех сил изображая невинность.
Кафаров нехорошо так скалится, губы кривятся в жестокой усмешке, и я чувствую, как дрожь пробегает по всему телу.
— Не поумнела, — тянет он холодно, — я дал тебе шанс спрыгнуть с темы. Но ты у нас, я вижу, по хардкору решила?
— А? — хлопаю ресницами так быстро, будто надеюсь, что это движение спасёт меня от его гнева.
Марат подходит ближе, пальцами медленно и властно проходится по моему лицу. Я замираю, не дышу, потому что он внезапно нажимает большим пальцем на мои губы. Настолько настойчиво, что я невольно раскрываю рот, и его палец тут же проскальзывает внутрь.
Шок сковывает меня, парализует, поэтому я не решаюсь укусить его. Просто продолжаю глупо и растерянно пялиться на Кафарова, чувствуя, как жар стыда и злости поднимается к щекам.
— Открою тебе неприятную тайну, галчонок, — медленно и язвительно произносит он, давя пальцем на мой язык, чтобы я не могла ничего сказать в ответ. — Не ебут целок. А ты, дорогая моя, к их числу давно уже не относишься.
Его слова режут больно, я ощущаю себя униженной, подавленной, но не смею пошевелиться. Только гляжу на него широко раскрытыми, наполненными паникой глазами.
— И пока ты тут не наговорила себе на пожизненное рабство, — тихо рычит он, нависая надо мной, — я даю тебе последний шанс поумнеть.
Козёл! Ненавижу! Это же из-за тебя я и не то самое давно!
Смотрю ему прямо в глаза, вызывающе, не отводя взгляда. Кафаров усмехается так мерзко, что меня передёргивает. Я резко выпихиваю языком его палец изо рта.
— В традициях ничего не сказано про невинность! — выпаливаю быстро, сердито сжимая кулаки. — И раз на то пошло, то мою ты украл! Так что вот этих вот намёков не нужно! Кто из нас потрёпанный, так это точно не я!
Марат замирает на мгновение, глаза его темнеют до состояния чёрной дыры, и я тут же понимаю, что перегнула. Взвизгнув, успеваю метнуться в сторону, но далеко убежать не выходит.
Меня ловят быстро и резко усаживают на стол с такой скоростью, что молитву прочесть не успеваю.
— Нет, ты точно охуела, — рявкает Кафаров, нависая надо мной огромной злой скалой.
— Это маленькая просьба! — взвизгиваю жалобно, изо всех сил пытаясь вызвать слёзы. — Уважение к традициям... Я… Я…
На глаза, наконец, наворачиваются слёзы. Мне это даётся с большим трудом. Я выпячиваю нижнюю губу, она подрагивает, и я громко всхлипываю:
— Я же не прошу денег, шубу, прислугу! Ничего этого не прошу! Но раз... раз ты так настаиваешь, то сейчас в клинике восстанавливают даже это! Ты можешь вернуть мне то, что забрал!
Вы когда-нибудь видели, как огромного злого мужчину посещает ахер? Нет? А я вот прямо сейчас наблюдаю это во всей красе. Марат не сразу понимает, что я реально произношу вслух подобное.
— Я понял, весь алкоголь из хаты вынесут, — медленно и мрачно произносит он. — Тебе противопоказано пить. Ты и так ебанутая, а под алкашкой это на пять умножается.
— Нет, Марат! — всхлипываю я отчаянно. — Я серьёзно! Я хочу, чтобы всё было честно! Ясмин ты предлагал брак без интимных услуг! А от меня требуешь исполнения супружеского долга! Тогда мы оба должны сходить в клинику! Сдать анализы и получить справки!
Взвизгиваю ещё громче, когда он хватает со стола вазу и со всей силы швыряет её в стену. Осколки с грохотом рассыпаются по полу.
— Да я тебя на этом столе сейчас выебу без всяких справок! — рычит он, сжимая мои плечи до боли.
— Да, но я буду как бревно! Ты же хочешь иначе... И...
Договорить мне не удаётся, потому что мир перед глазами внезапно переворачивается и начинает кружиться. Марат рывком подхватывает меня со стола, резко переворачивает и опрокидывает животом на столешницу.
Он… он...
Вместо того чтобы сопротивляться, я замираю. Реально становлюсь бревном. Потому что в эту игру можно играть вдвоём. И Кафаров, конечно, подонок, но не настолько, чтобы воспользоваться моим состоянием.
— Сука! — рычит он яростно.
А после сгребает меня в охапку. Моя спина прижимается к его мощному торсу, а голова запрокидывается так, чтобы я смотрела прямо ему в глаза. И в этих глазах сейчас настолько страшно, что лучше бы мне кто-нибудь подал бутылочку крепкого виски, чтобы залить на хрен этот ужас.
— Брак — это командная работа, Марат, — хриплю ему в лицо, пытаясь сохранить остатки смелости. — Ты идёшь на уступки мне, а я тебе…
Его оскал такой жуткий, что мурашки, словно ледяные осколки, разлетаются по всему телу.
— Ты с какого-то хера решила, что умная? У меня для тебя есть хуёвые новости, галчонок.
Не успеваю ничего понять, как он резко меня отпускает, и я едва успеваю выставить руки вперёд, чтобы не упасть лицом на стол. Удар получается болезненным, но я тут же вскидываюсь, чтобы не упустить его из виду.
А Кафаров... Он просто вылетает из комнаты.
— Какие новости?! — ору я ему вслед, чувствуя себя совершенно нелепо.
Но Марат плевал на меня и мои крики. Он уже на улице, что-то кричит охранникам, а затем садится в машину, громко хлопая дверью.
Ночь я провожу просто отвратительно. Каждый шорох, каждый скрип заставляет меня вздрагивать и сжиматься в комок от страха.
Мне постоянно кажется, что сейчас вернётся Кафаров, и мой персональный ад начнётся заново. Несколько часов безуспешно ворочаюсь в постели, сердце колотится так, словно пытается вырваться из груди, мысли мечутся в голове, не давая уснуть. Но под утро организм окончательно сдаётся. От эмоционального и физического истощения я просто вырубаюсь, погружаясь в тревожный, но всё-таки спасительный сон.
Проснувшись, я ещё долго лежу, глядя в потолок и пытаясь собрать в голове мысли. Слова Кафарова о каких-то «плохих новостях» продолжают вертеться в голове, не давая покоя. И как, оказывается, долго терзаться догадками мне не приходится. Уже ближе к одиннадцати часам меня зовут завтракать, и я неохотно плетусь в столовую.
Я опасаюсь, что там встречу Марата. Уже представляю себе, как он встретит меня очередной дозой своих ядовитых слов или взглядом, от которого мурашки побегут по коже. Но, к счастью, его нет. Кафаров решает не портить мне аппетит своим присутствием, и я даже мысленно благодарю его за такую щедрость. Впрочем, радоваться приходится недолго, потому что уже через несколько минут в столовую входит Алексей.
Он появляется как раз в тот момент, когда я, устроившись за столом, с аппетитом намазываю толстый слой клубничного джема на свежий хлеб. Да, аппетит у меня хороший даже в самых паршивых ситуациях. И что с того? Мой организм отчаянно требует еды, и я не собираюсь ему отказывать даже в таких обстоятельствах.
Алексей останавливается у входа, внимательно оглядывая меня с головы до ног, и громко, театрально вздыхает. Мне это явно не нравится. Какого чёрта он вообще тут вздыхает? Откладываю ложечку и демонстративно выпрямляюсь, смотря на него с вызовом.
– Марата здесь нет, – заявляю я чётко и холодно, надеясь быстро избавиться от нежеланного гостя.
– Я не к нему, – отвечает Алексей ровным, невозмутимым голосом, продолжая смотреть на меня каким-то непонятным, изучающим взглядом.
Недоумённо оглядываюсь по сторонам, убеждаюсь, что мы здесь абсолютно одни, а затем медленно наклоняюсь вперёд и тихонько, заговорщицким тоном произношу:
– Что, к кому-то из персонала захаживаете? Не переживайте, Алексей, я умею хранить тайны. За небольшое вознаграждение, конечно.
Алексей явно опешил от моих слов. Он замирает, прищуривается, глядя на меня так, будто не может поверить в мою наглость и самоуверенность. Несколько секунд он просто молчит, изучая моё лицо, а затем тихо и с каким-то странным оттенком в голосе произносит:
– Удивительно, как у тебя хватает духу язвить в твоём положении. Знаешь, мне почти хочется тебе поаплодировать.
– Не сдерживайте себя, – дерзко парирую я, возвращаясь к своему завтраку. – И если у вас есть что-то важное, то говорите быстрее. У меня сегодня насыщенный день. Сами понимаете, свадьба на носу, подготовка и всё такое.
Алексей усмехается, слегка качая головой, но в его глазах вдруг мелькает странная тень.
Алексей оказывается совсем рядом, и уже в этот момент я понимаю, что мой аппетит испортится буквально через три, две, одну секунду...
– Сама того не зная, ты попала в точку, – произносит он негромко, пристально глядя на меня. Его голос звучит почти зловеще. – Свадьба очень скоро, Ярина, настолько, что твои шикарные дерзкие привычки я не успею вытрясти из тебя полностью, но очень сильно постараюсь.
– Чего? – мой шикарный бутербродик с джемом шлёпается на тарелку, и мелкие капельки красного сладкого джема тут же предательски летят на мою кофточку, оставляя яркие пятнышки.
Я морщу нос, пытаясь стереть липкие следы пальцами, но лишь ещё больше размазываю их по ткани. Чёрт, вот это утро! И, похоже, дальше будет только хуже.
– У тебя пять минут, чтобы доесть, что ты там ела, – Алексей кривится, критически оглядывая мою заляпанную кофту. Его брезгливый взгляд заставляет меня почувствовать себя неряшливой и глупой. – А после идёшь на второй этаж. Я как раз подготовлю там всё, что нам сегодня понадобится.
– Подожди, – хрипло выдавливаю я, пытаясь успокоить мгновенно начавшееся сердцебиение. – Что значит «всё подготовишь»? Ты о чём вообще?
Он усмехается, приподнимая одну бровь, словно я задала невероятно глупый вопрос.
– Подготовка к свадьбе, – растягивает он, специально выделяя каждое слово. – Марат не доверяет тебе. Он хочет, чтобы я лично проследил за тем, чтобы ты выглядела идеально. А это значит – платье, примерки, твои реплики, поведение... И никаких, – он делает паузу, снова кривя губы в презрительной усмешке, – истерик и сюрпризов.
Его последние слова звучат почти как угроза. Меня пробирает холодная дрожь.
– Но почему именно ты? – я сглатываю ком в горле, чувствуя, как внутри поднимается волна паники.
Алексей смотрит на меня с такой смесью жалости и превосходства, что мне хочется швырнуть в него тарелку.
– Потому что, девочка, – тихо произносит он, – больше никто не захочет возиться с твоим характером. А у меня, в отличие от остальных, нервы крепкие. Так что доедай свой завтрак и побыстрее наверх. Твоё время пошло.
Этот нахал разворачивается и направляется в сторону лестницы, а я остаюсь сидеть, широко открыв рот и хватая воздух, словно выброшенная на берег рыбка.
Это что вообще сейчас было? Месть Кафарова за то, что не захотела с ним… ну, вы поняли. Этот козёл вечно находит способ испортить мне и без того сложную жизнь.
Грустно смотрю на свой несчастный бутерброд, который так трагически пострадал в этой короткой, но бурной схватке с реальностью. Не просто испортил аппетит, он буквально растоптал моё маленькое произведение искусства.
Вот же гад!
Но вскакивать на ноги и послушно бежать за этим самодовольным Алексеем я совершенно не собираюсь. Ещё чего! У меня же достоинство есть. Ну, где-то глубоко, наверное.
Я решительно беру новый, свежий тост и с демонстративной медлительностью размазываю по нему джем. Толстенным, вызывающим слоем. Да, пусть подождёт, если ему так хочется играть в диктатора. Я же девочка, у меня режим и аппетит. И нервы, между прочим.
Откусываю от своего новенького тоста, закрываю глаза и наслаждаюсь вкусом джема, сладость которого чуть-чуть приглушает мой гнев. Алексею я покажу, кто здесь не торопится.
И только после того, как съедаю весь тост до последней крошки, медленно поднимаюсь со стула, аккуратно разглаживаю кофточку, хоть и испачканную, и гордо иду к лестнице. И пусть только попробует сказать, что я опоздала.
Конечно, я бы хотела переодеться. Но как назло, совершенно не во что. У меня здесь нет ни единой шмотки, а копаться в шкафах Кафарова я не намерена. Не дай бог, найду там очередные скелеты. Мне пока и моих вполне достаточно.
Алексей устроился в библиотеке. Мне ещё пришлось побегать по дому, чтобы его найти. Да и сама библиотека в доме такого человека, как Кафаров, вызывает сильное удивление. Судя по его лексикону, ни за что не подумаешь, что человечек начитанный.
Когда я, наконец, захожу в эту злосчастную библиотеку, мне тут же хочется развернуться и сбежать. Стол просто завален каким-то немыслимым количеством бумажек и папок.
– Это я что, экзамены досрочно сдавать буду? – скептически вздёргиваю бровь, глядя на весь этот кошмар.
– Будешь, – холодно бросает Алексей, даже не поворачиваясь ко мне лицом. – И твоя тема – Кафаров Марат Ильдарович.
Я невольно морщусь от одного упоминания этого имени.
– Спасибо, Алексей, сначала завтрак испортили, теперь меня вообще мутить начинает.
Алексей резко отталкивается от стола и идёт ко мне. Я настораживаюсь и чуть прищуриваюсь. Ну, конечно, он мне ничего не сделает. Марат ему потом глаз на одно место натянет, но лучше держаться начеку.
– Ты, я вижу, всё ещё не совсем отдупляешь, куда вляпалась, девочка? – голос его звучит низко и угрожающе. – Твоя сестра идеально подходила на роль жены, потому что проштудировала всё до мелочей. На любой вопрос она могла ответить идеально. А ты – это проблема вселенского масштаба. И я не позволю тебе испортить работу, которую мы проделывали месяцами.
Он склоняется ко мне чуть ближе, и я невольно подаюсь назад.
– Ты сутками будешь учить всё, что касается Марата Ильдаровича Кафарова. И пока эта информация не будет отскакивать от твоих зубов, как стихотворение на детском утреннике, из этой комнаты ты не выйдешь. Понятно?
Я наигранно и громко вздыхаю, приподнимая взгляд к потолку.
— Как же жаль, что у меня ещё с детского садика проблемы со стихотворениями, — произношу трагическим голосом, театрально вскидывая руки вверх. — Представляете, вот вся группа учила, зубрила, а у меня всё из головы как через дуршлаг вылетало. Ну никак не запоминается! Но я честно-честно буду стараться, правда! Я же не хочу расстраивать своего любимого жениха. Просто очень жаль, что со свадьбой придётся немного повременить. Ну, пока я всё выучу…
Алексей тяжело выдыхает, заметно ослабляя узел галстука. Его пальцы нервно пробегают по ткани, явно выдавая раздражение и напряжение.
— Свадьба через четыре дня, — сухо перебивает он мой спектакль, и голос его звучит, словно приговор. — У тебя очень много задач, так что настоятельно советую осилить всё это уже сегодня.
Я застываю на месте, забыв даже о необходимости изображать драматизм.
— Что?! Какие ещё четыре дня? — выдыхаю я в полном ужасе. Мой голос предательски дрожит, и я уже не уверена, что притворяюсь.
Алексей чуть усмехается, его глаза вспыхивают холодным, ехидным блеском.
— До этого свадьба планировалась чуть позже, — произносит он, наслаждаясь каждой секундой моего шока. — Но, кажется, ты смогла убедить Марата Ильдаровича перенести её на более ранний срок.
Я открываю рот, но слов не нахожу. Четыре дня? Это что, его месть за вчерашний вечер? За мои дерзкие выходки? Моё сердце бешено колотится в груди, мысли путаются, и на секунду даже кажется, что пол начинает уходить из-под ног.
Алексей, словно почувствовав моё состояние, делает шаг ближе и понижает голос, с холодной жестокостью добавляя:
— Советую не терять время на глупости и приступить к делу прямо сейчас. В противном случае последствия будут очень неприятными. Для тебя, разумеется.
Запрокидываю голову назад и громко, наигранно стону, да так, чтобы весь мой драматизм был слышен даже на улице.
Господи, ну за что мне это? Мало того что Кафаров постоянно устраивает мои персональные сеансы ада, так теперь ещё и Алексей подключился. Вот сто процентов он в свободное от работы время чертям в аду помогает. Прям консультирует их по поводу изощрённых пыток для таких бедолаг, как я.
— Это ты уже готова экзамен сдавать? — саркастично интересуется Алексей, приподнимая одну бровь и внимательно меня изучая. — Или я неправильно интерпретирую этот вой?
Я моментально стискиваю зубы и впиваюсь в него яростным взглядом. Да, этот человек совсем не умеет читать намёки. Видимо, с женщинами он раньше работал редко или совсем не работал. Иначе бы уже знал, что такая вот вазочка на столе может очень креативно разбиться о его голову, если он продолжит испытывать моё терпение.
— Здесь сплошная нудятина, — бурчу я, не скрывая раздражения и продолжая лениво листать бумаги. — Школа, родители, школа, родители, бла-бла-бла. Где тут что-нибудь интересное?
Бегло пробегаю глазами по страницам и вдруг замираю, заинтересованно склонившись над одной из них. Оп-па! У Марата, оказывается, есть старший брат. И родители явно решили, что на одном останавливаться не стоит — следующий уж точно должен был получиться шедевром. Ну, судя по тому, что я имею несчастье знать его лично, как-то не очень у них это вышло.
— Это всего лишь две первые страницы, — холодно замечает Алексей, бросая на часы раздражённый взгляд. — Ты за час только это осилила?
На самом деле, осилила я больше. Я уже успела пробежаться по его университету, специальности, политической карьере и всем этим скучным достижениям. Враньё чистой воды! Кафаров ведь наверняка ещё со школьной скамьи всякими непотребствами занимался. Нет, чтобы честно написать: «В десятом классе пойман за распитием алкоголя на уроках математики. В одиннадцатом — подрался с физруком, ибо спорил по поводу результатов подтягиваний». Вот это было бы намного увлекательнее!
— Получается, у нас на выборы идёт чистый и неиспорченный девственник? — протягиваю я с явной издёвкой, специально дожидаясь момента, когда Алексей сделает большой глоток воды.
Результат превосходит все ожидания. Он захлёбывается, начинает кашлять и материться одновременно, а я, не скрывая довольной улыбки, складываю руки на груди и с наслаждением наблюдаю за его мучениями.
— Ты что там вообще читаешь?! — наконец, хрипло и злобно цедит Алексей, едва придя в себя.
— А что мне дали, то и читаю, — невинно хлопаю ресничками я. — Получается, за всю свою долгую и такую насыщенную жизнь Марат Ильдарович ни в одном романе замечен не был. Даже ни под одну юбочку не заглянул, представляешь? Ай-яй-яй, Алексей, как нехорошо так нагло врать избирателям!
Алексей, кажется, сейчас лопнет от сдерживаемой ярости. Он снова ослабляет галстук, будто бы пытаясь хоть немного дать кислорода своим мозгам, чтобы не совершить непоправимое.
— Ярина, тебе никто не давал права фантазировать. Ты должна знать эту биографию от зубов и до последней буквы. — Голос его звучит так жёстко и серьёзно, что даже я понимаю: лучше сейчас помолчать.
— Но, Алексей, — вкрадчиво тяну я, снова склоняясь над бумагами, — если я перепутаю его школу с университетом, это же не так страшно? Всё равно никто не запомнит эту скукоту. Лучше бы ты сказал мне, сколько у него было настоящих романов. Вот это информация полезная, могла бы её использовать.
Алексей медленно, с раздражающей тщательностью сканирует меня взглядом. И вдруг что-то в его глазах меняется — мелькает коварный, едва уловимый блеск. Я не сразу понимаю, в чём дело, но интуитивно напрягаюсь. В следующую же секунду в мою сторону летит тяжёлая папка.
– Вот это изучи, – цедит он с плохо скрываемым удовольствием. – История с его несостоявшейся женой. Роман был серьёзный и горячий. Марат долго переживал предательство, но всё же восстановился.
Его голос наполнен такой неприкрытой издёвкой, что меня передёргивает. Я замираю, глядя на злополучную папку, которая лежит передо мной, словно взрывчатка с часовым механизмом. Подушечки пальцев буквально начинают жечь от одного взгляда на неё. Внутренний голос кричит, чтобы я не трогала её, но моя гордость сильнее.
Я делаю глубокий вдох и решительно открываю чёртову папку.
Первое, что вижу – фотографии. Чёрт возьми, это не просто роман. Это целый архив, где зафиксирован каждый взгляд, каждая улыбка, каждое их совместное появление на публике. Я чувствую, как с каждой новой фотографией злость внутри меня нарастает всё больше, словно снежный ком, готовый раздавить всё на своём пути.
Переворачиваю следующую страницу и резко вздрагиваю. Марат целует эту блондинку! Целует так, будто она самое важное, что у него есть в жизни. У меня перехватывает дыхание, сердце пропускает удар. Глаза начинают жечь так сильно, что я вынуждена резко отвести взгляд.
Поднимаю глаза на Алексея, и он тут же криво ухмыляется. Этот ублюдок наслаждается моей реакцией. Это месть. Гадёныш специально решил ударить меня побольнее, воспользовавшись моими эмоциями.
– Ну что, стало интересней? – протягивает он ядовито, явно наслаждаясь тем, как я стискиваю зубы и буквально сверлю его взглядом.
– Я хочу встретиться с Маратом, – произношу я сквозь зубы, чувствуя, как голос дрожит от сдерживаемой ярости.
– Не получится, – Алексей равнодушно пожимает плечами.
– Это ещё почему? – я едва не рычу в ответ.
– Он следует традициям. До брака никаких свиданий, – произносит Алексей с издевательской улыбкой. – Поторопись с изучением биографии, у нас через два часа запись к гинекологу.
– Что?! – буквально вскрикиваю я, забывая о фотографиях и снова резко вставая на ноги. – Ты издеваешься?
– Нет, – невозмутимо отвечает он. – Это стандартная процедура. Нужно убедиться, что невеста Кафарова здорова и готова выполнять свои супружеские обязанности.
— Ноги шире и расслабься, — спокойно повторяет врач.
Я едва удерживаюсь, чтобы не застонать от унижения. Вот же сволочи. Оба. И Марат, и этот его проклятый приспешник Алексей. Пусть им обоим пусто будет! Да что там пусто, пусть всё, что у них есть, отпадёт к чертям собачьим!
Холодные пальцы врача касаются моей кожи, и я вздрагиваю от ощущения чужих рук там, где их быть не должно. В голове роятся злые, едкие мысли, я стискиваю зубы и уставляюсь в потолок, мысленно проклиная каждого, кто втянул меня в этот кошмар.
Если бы я могла сейчас достать Кафарова и его верного прихвостня, я бы собственными руками задушила их обоих. Ну ладно, может, не задушила, но, по крайней мере, устроила бы им такой же чудный осмотр в стиле «ноги шире».
— Глубоко вдохни и не напрягайся, — мягко говорит врач, заметив моё напряжение.
Не напрягайся?! Ага, конечно! Я тут из последних сил стараюсь не слететь с катушек и не заорать во всё горло, а она — не напрягайся!
— Скоро закончим, потерпи.
«Потерпи». Если бы вы знали, сколько терпения мне требуется, чтобы не расколотить всё вокруг и не сбежать прямо отсюда в чём мать родила! Это даже не терпение — это героизм в чистом виде. И виноваты в этом Марат и Алексей. Два мерзавца, которые играют моими нервами, как профессионалы на музыкальных инструментах.
Закрываю глаза и пытаюсь представить себя где-то далеко отсюда, на пляже, под солнцем, с коктейлем в руке. Но эта картинка быстро разлетается вдребезги, когда слышу следующее указание врача:
— Немного потерпи, сейчас будет неприятно.
Ну, спасибо, доктор, за прекрасное продолжение моего «счастливого» дня! Пусть у Кафарова с Алексеем тоже скоро будет «немного неприятно». Причём так неприятно, чтобы до конца жизни вспоминали меня и вздрагивали.
Лежу и сжимаю зубы так сильно, что начинает болеть челюсть. Сердце колотится бешено, и мне кажется, что врач слышит этот громкий, неровный стук.
Проклинаю Марата всеми словами, которые только знаю, и даже теми, которые сама придумываю на ходу. Алексей тоже не остаётся в стороне, ему достаётся солидная доля моих мысленных проклятий. Эти двое устроили мне жизнь, которая уже больше похожа на какой-то жестокий сериал с элементами триллера.
Мысленно снова возвращаюсь к фотографиям из той чёртовой папки. Перед глазами всплывает лицо Марата, целующего блондинку, её довольная улыбка и его взгляд, полный тепла, которым он никогда не смотрел на меня. И от этого осознания внутри всё буквально взрывается, ревность яростно бушует, разрывая на куски мои нервные клетки.
Ревность?! Нет, только не это. Я не могу, не должна ревновать этого мерзкого, наглого и самоуверенного типа, который превратил мою жизнь в сплошной кошмар. Но почему тогда при мысли об этой блондинке хочется что-нибудь сломать? Почему руки сжимаются в кулаки, а внутри поднимается адская волна ярости?
«Это просто раздражение оттого, что он живёт припеваючи и всех водит за нос», – упрямо убеждаю я себя. Но внутри предательски грызёт сомнение, подкрепляемое новыми вспышками воспоминаний. Вот она снова, эта проклятая фотография. Его рука на её талии, её улыбка, которая говорит всем вокруг, что она – его. Что он принадлежит ей.
«Хватит!» – мысленно приказываю себе, чувствуя, как к горлу подступает комок. Я ненавижу себя за то, что даже сейчас, в такой нелепой и унизительной ситуации, продолжаю думать о нём. Ненавижу за эту ревность, которую отчаянно пытаюсь отрицать.
Врач, наконец, заканчивает осмотр, и я почти срываюсь с кресла, натягивая на себя одежду дрожащими руками.
— Всё в порядке, – произносит врач, записывая что-то в карточку. —Отправлю все анализы в лабораторию, результаты пришлю Марату.
Вздёргиваю бровь, когда врач произносит его имя так буднично и фамильярно. Марат. Просто Марат. Не Марат Ильдарович, не господин Кафаров, а так, словно он сосед по лестничной площадке. У него схвачено абсолютно всё и везде. Меня окружают одни сплошные предатели. Даже врачи и те в сговоре с этим монстром.
— А через сколько результаты будут? Там же, наверное, неделю нужно, да? А то и больше?
Мой голос звучит жалко, в нём отчаянная надежда, которая никак не хочет умирать и рассыпаться пеплом под ногами.
— За два дня всё будет готово, не переживайте, — врач мило улыбается, совершенно не замечая моё состояние.
Недовольно фыркаю и резко выхожу из кабинета, громко хлопнув дверью. Нет, ну это реально цирк какой-то! Неужели я так сильно взбесила Кафарова, что он и правда решил провести свадьбу в такие безумно короткие сроки? Но… это же невозможно, правда? Марат публичный человек, его свадьба обязательно будет у всех на виду. Он не сможет организовать такое событие настолько быстро. Наверняка они просто пытаются меня запугать. К таким грандиозным свадьбам готовятся как минимум несколько месяцев, а не считаные дни.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение, и выхожу на улицу, где, разумеется, меня уже ждёт Алексей. Он опирается на машину, скрестив руки на груди, и одаривает меня таким взглядом, словно я уже успела украсть что-то из клиники.
— И даже клинику не подорвала, удивляешь, — язвит он в ту же секунду, как я оказываюсь рядом.
Сам виноват! Вечно язвит, вечно выводит из себя, методично убивая во мне любое остаточное сочувствие к нему. А сочувствие сейчас важно, ох как важно! Потому что если оно исчезнет совсем, то Алексей очень быстро познакомится с моим креативом в области мести.
— Я тут подумала... — начинаю осторожно и даже немного жалобно, заглядывая в его равнодушное лицо. — Раз свадьба настолько скоро, тогда я могла бы помочь с организацией. У меня отличный вкус, оригинальные идеи, я бы смогла помочь, и…
Алексей прищуривается, мгновенно настораживаясь, и я почти вижу, как внутри него срабатывают сигнализации. И что с того, что Кафаров сказал мне и близко не подходить к организации? Да пусть хоть орать начнёт, я же обязана попробовать хоть как-то это предотвратить! Вдруг удастся что-то там случайно сломать, потерять или испортить до такой степени, что свадьбу придётся перенести? Желательно навсегда.
Улыбка Алексея мне не нравится. Совсем не похоже на человека, который поверил и готов допустить меня к важным решениям и ответственным моментикам.
Когда я чувствую подвох? Тогда, когда машина останавливается возле огромного свадебного салона.
— Здесь нужно что-то забрать? — с надеждой смотрю на Алексея. Тот лениво склоняет голову набок, продолжая улыбаться этой своей дьявольской ухмылкой.
— Считай, что тебе доверили самую ответственную миссию. Выбор платья.
Наверное, именно в эту секунду моё лицо приобретает расстроенный и явно потерянный вид, потому что Алексей тут же ухмыляется ещё шире, явно наслаждаясь моей реакцией.
— А что насчёт самой организации, я же могла…
— Выберешь платье и нижнее бельё, — перебивает он с явным удовольствием. — Марат просил сделать всё так, чтобы в брачную ночь было меньше возни.
— Как заботливо с его стороны, — я не скрываю сарказма, закатывая глаза. Но Алексей только пожимает плечами и открывает дверь автомобиля, делая приглашающий жест.
Выходя наружу, я глубоко вдыхаю, пытаясь собраться с мыслями и подавить волну возмущения, которая поднимается внутри меня. Но сердце уже колотится бешено, и я чувствую, как неприятный холодок пробегает по спине.
Салон оказывается огромным, роскошным и таким безупречно белым, что мои глаза тут же начинают слезиться от обилия яркого света. Внутри меня уже ждёт консультант, широко улыбаясь и явно не подозревая, какой внутренний ужас сейчас переживаю я.
— Добро пожаловать! Меня зовут Елена, и я помогу вам с выбором самого красивого свадебного платья.
Я выдавливаю из себя вежливую улыбку, хотя в душе уже представляю, как бегу отсюда прочь, сверкая пятками. Но выбора нет. И я начинаю осознавать, что мой план сорвать свадьбу проваливается с каждым новым шагом по блестящему мраморному полу.
Кружево, шёлк, стразы, блёстки… Моё настроение стремительно падает до критической отметки. Все эти платья красивые и шикарные, но каждое напоминает о том, что этот кошмар становится реальностью.
За мной медленно и без особого энтузиазма бредёт Алексей, тяжело вздыхая через каждые несколько шагов. Я специально делаю вид, будто не замечаю его раздражение, внимательно рассматривая каждую модель и нарочито громко задавая продавщице глупые вопросы.
— А вот это платье не слишком короткое? Я не хочу шокировать своего жениха, — с невинным видом спрашиваю я, приподнимая край длинного платья в пол.
Продавщица, видимо, привыкшая ко всему, лишь доброжелательно улыбается:
— Платье в пол, оно полностью прикроет ноги, так что ничего не будет видно, не переживайте.
Я разочарованно вздыхаю и иду дальше, нарочито медленно, чтобы Алексей начал беситься от ожидания.
Через несколько минут к нам подходит другая сотрудница салона с подносом, на котором стоят бокалы шампанского. Она приветливо улыбается Алексею:
— Большинство женихов предпочитают ожидать с бокалом шампанского. Может, и вы желаете выпить, пока ваша невеста определится?
Лицо Алексея становится таким, будто его только что облили ледяной водой. Я поворачиваюсь к нему с идеально отрепетированной улыбкой:
— Алексей, а может, вы меня в машине подождёте? А то люди уже принимают вас за моего жениха. Давайте хотя бы до свадьбы не будем окончательно портить мою репутацию?
Глаза Алексея сверкают злостью, но он сдерживается. С трудом.
— Я здесь останусь, — отвечает он сквозь зубы.
— Тогда бокал шампанского не забудьте, — ехидно добавляю я и, развернувшись на каблуках, ухожу рассматривать очередную партию платьев, чувствуя маленькое, но такое приятное удовлетворение.
Как только Алексей уходит в комнату ожидания, и мы остаёмся с сотрудницей салона вдвоём, я тут же озвучиваю все свои пожелания:
— Мне нужно платье с максимально тугим корсетом и очень-очень большим количеством подъюбников.
Девушка на секунду зависает, удивлённо вскидывает брови и осторожно уточняет:
— Простите, вы сказали «очень много подъюбников»?
— Именно так, — я уверенно киваю, с заговорщицким видом наклоняясь к ней ближе. — Знаете, я с детства мечтала о таком платье, чтобы было пышно, как в лучших традициях викторианской эпохи. Чтобы никто, слышите, никто не смог ко мне подобраться.
Она смущённо улыбается, явно не понимая до конца смысла моих слов, но быстро берёт себя в руки и деловито кивает.
— Хорошо, я принесу вам несколько вариантов. Возможно, что-то из классики.
— Нет-нет, — я резко её останавливаю. — Я хочу не просто классику, я хочу платье с таким корсетом, который затянет меня так, что дышать будет невозможно, а ещё — гигантскую юбку, которая станет серьёзным препятствием для моего жениха.
Она снова озадаченно моргает, но потом понимающе улыбается:
— Предсвадебный мандраж, да?
— Именно он, — соглашаюсь я с трагичным вздохом, — поэтому чем больше подъюбников, тем лучше. Поверьте, это вопрос жизни и смерти.
Она тихо смеётся и, кивнув, отправляется за платьями, а я с чувством выполненного долга усаживаюсь на диван и готовлюсь ждать.
Когда сотрудница салона выкатывает на огромной стойке моё платье, у меня от неожиданности расширяются глаза. Я, конечно, хотела максимально пышное платье, но не ожидала, что оно будет размером с небольшой автомобиль.
– Готовы? – девушка улыбается, явно получая удовольствие от моей реакции.
– Ну, раз уж я здесь, давайте рискнём, – неуверенно улыбаюсь в ответ.
Следующие двадцать минут я провожу в битве с этим роскошным монстром из ткани и кружева. Платье настолько тяжёлое, что мне приходится буквально нырять в него с разбега, словно в бассейн. Подъюбники слоями ложатся один на другой, превращаясь в нечто, напоминающее облако из ваты или, скорее, пуховой перины, которая совершенно не хочет выпускать меня наружу.
– Держитесь, – сотрудница салона старательно затягивает корсет, и я громко охаю, когда чувствую, как мои внутренние органы начинают искать себе новое место.
– Вы точно уверены, что дышать не обязательно? – выдавливаю я из себя, хватаясь за край зеркала.
– Вы же сами хотели тугой корсет, – спокойно напоминает девушка.
– Хотела… – хриплю я, проклиная себя за собственную глупость.
Когда наконец-то всё застёгнуто, затянуто и расправлено, я неуверенно подхожу к зеркалу, медленно переставляя ноги и чувствуя себя так, будто вешу тонну и занимаю полсалона.
Но увидев своё отражение, я на секунду замираю.
Корсет, вышитый сверкающими камнями, идеально подчёркивает мою фигуру, превращая меня в нечто нереально красивое и утончённое. Юбка сияет белоснежными волнами ткани, словно сказочное облако. Я выгляжу именно так, как мечтала в детстве – настоящей принцессой из сказки.
Только вот реальность моей сказки сильно отличается от тех детских фантазий.
– Не думала я, что когда мечтала в детстве стать принцессой и носить такие платья, всё это достанется мне вот таким макаром, – грустно вздыхаю я, поправляя юбку. – И вместо прекрасного принца мне достанется огнедышащий дракон.
Сотрудница салона внимательно смотрит на меня, слегка нахмурив брови, и в очередной раз уточняет:
— Вы уверены? Платье, конечно, шикарное и невероятно эффектное, но оно не совсем комфортно для самого мероприятия. Обычно такие выбирают только для торжественной церемонии и фотосессии. Для празднования в ресторане, возможно, стоит рассмотреть другой вариант, более удобный, но не менее фееричный? У нас есть много платьев, которые совершенно не создадут проблем сесть за стол или станцевать первый танец с мужем.
Я бросаю взгляд в зеркало. Да, платье выглядит великолепно. Корсет, расшитый сверкающими камнями, притягивает внимание и подчёркивает мою фигуру. Пышная юбка с многочисленными подъюбниками создаёт ощущение сказки, о которой я мечтала в детстве.
— Нет, это платье шикарно подходит, — уверенно говорю я, улыбаясь своему отражению.
Девушка слегка мнётся, но всё-таки решается сказать ещё раз:
— Но ваш муж не сможет вас даже нормально обнять, когда вы будете танцевать.
Я широко улыбаюсь, чувствуя, как внутри меня просыпается некое злорадство:
— Отлично! Кто сказал, что я должна ему достаться легко? Пусть немного напряжётся.
По взгляду девушки я прекрасно понимаю, что она считает меня слегка ненормальной. Впрочем, пусть думает что угодно. Если бы она знала, в какую историю я вляпалась, возможно, даже посочувствовала бы. Но осуждать меня точно не стоит.
— Вы хотите подобрать к платью аксессуары? Туфли, букет невесты тоже можно выбрать из каталога, — уточняет девушка, снова переключаясь на деловой тон.
— Ага, да. А что насчёт нижнего белья? У вас есть такой отдел? — спрашиваю я с хитрой улыбкой.
— Да, конечно, у нас большой выбор, — кивает сотрудница и тут же, словно уже заранее зная ответ, усмехается: — Дайте угадаю, всё тот же запрос? Чтобы ваш муж до утра распаковывал подарок?
— Вы читаете мои мысли, — со вздохом признаю я и позволяю себе усмехнуться в ответ. — Желательно выбрать что-то максимально запутанное и труднодоступное.
Она улыбается, качает головой и ведёт меня к полкам с бельём. Я прохожу между витринами и внимательно изучаю ассортимент.
— Посмотрите вот этот вариант, — предлагает она, доставая с вешалки комплект белья из множества тонких завязок и застёжек, выглядящий крайне интригующе и запутанно. — В таком он действительно запутается до утра.
Я невольно хмыкаю, рассматривая этот почти неприступный шедевр.
— Идеально, — киваю с довольной улыбкой. — Беру. И пожалуй, добавим пояс для чулок. Пусть развлекается.
Сотрудница с лёгким смешком добавляет пояс в корзинку.
— Что-то ещё?
Я окидываю взглядом аксессуары и вздыхаю.
— Да. Пожалуй, туфли выберем на самой высокой шпильке. Пусть жених напрягается, чтобы удерживать равновесие в танце.
— Вы, я вижу, настроены решительно, — усмехается она, но уже без осуждения, скорее с любопытством.
— Да, — пожимаю плечами, вновь улыбаясь отражению в зеркале. — В конце концов, свадьба бывает раз в жизни. Особенно такая.
***
Мои хорошие, сегодня действует скидочка на мою историю) Не пропустите)
Я случайно затопила квартиру своего парня, но это мелочь. Настоящий ужас был тогда, когда я выбежала на кухню совсем голая, а там за столом сидел... его отец! Боже, теперь отец моего парня знает, как я выгляжу без одежды...
"Я Завелась - Останови Меня!"
https://litnet.com/shrt/PrOC
Жизнь прекрасна! Я застукала своего голого парня на секретарше, ошибочка - теперь уже бывшего парня. После этого зрелища, я поехала к друзьям на дачу, напилась как последняя... В общем, закрылась в комнате с мужчинкой и начала его всячески соблазнять. Ну как мне казалось очень сексуально, а после всего вырубилась прям у него на коленях. Стыдно то как... И вот, я открываю двери в новую жизнь - новая работа, новый босс... Какое же было моё разочарование, когда моим боссом оказался тот самый мужчина, с дачи. А мужчинка то ничего так, я облизнула губки, на десерт сгодится.
После выбора платья я чувствую себя удивительно умиротворённо. Удовольствие покалывает в крови..
Я слабо верю в то, что даже скафандр помог бы удержать Марата подальше, но…
Это маленькое утешение. Приятный бонус посреди всей неразберихи, что творится вокруг.
Слабое, трепещущее ощущение, что я всё ещё могу решать что-то. Хотя бы то, как буду выглядеть в худший день моей жизни.
Конечно, моё счастье не может длиться долго. Ровно до того момента, когда я сажусь в машину, а Алексей – рядом со мной.
Он сидит и листает что-то в телефоне, даже не глядя в мою сторону. Презрительно отчуждённый. Как будто я – не человек, а обязанность.
В голове звенят тысячи колких реплик, но ни одна не слетает с губ. Потому что этот гад – стукач. Он всё расскажет Марату.
Как же он бесит! И это, судя по всему, взаимно. Я совершенно не нравлюсь Алексею, хотя я тут жертва!
А он всем видом показывает, что с удовольствием сдал бы меня в далёкий приют для неугодных невест.
– У тебя сегодня ещё примерка, – произносит мужчина. – Привезут одежду прямо домой, выберем подходящий гардероб. Веди себя тихо, ясно? Не добавляй мне работы.
– Ты всегда такой? — хмыкаю я. – Напыщенный и пользуешься чужими успехами?
– Чужими? – переспрашивает, даже не отрываясь от телефона.
– Конечно. Мы с Маратом договорились, и поэтому я веду себя скромно и прилично. А не потому, что ты мне что-то сказал. Не льсти себе.
– Сомневаюсь, что приличия тебе известны. Но продолжай.
Отзывается он, наконец удостаивая меня взглядом. Я воспламеняюсь от его пренебрежительного тона.
Я даже не удивлена, что Марат сошёлся с этим мерзким типом. Они вдвоём получают удовольствие от возможности поиздеваться.
– Ты ведёшь себя со мной так, будто я тебе подчиняюсь, – фыркаю, сдерживая желание стукнуть его по теменной доле. – Но на самом деле это ведь не так. Я Марата слушаюсь. А ты просто вмешался и пытаешься делать вид, что что-то решаешь. Как будто у тебя тут власть, а не роль свадебной мебели! Ты, может, и привык людям приказывать, но я не из их числа.
Алексей молчит. Медленно поворачивает ко мне голову. Его лицо – вылитый ледник. Ни одной эмоции, кроме той мерзкой снисходительной ухмылки, от которой у меня всё зудит в желании стукнуть мужчину.
Он щёлкает ногтем по экрану телефона, блокирует его, кладёт на колени. Плавно, с достоинством, как будто он тут король, а я у него на допросе.
– Ты права, – кивает он наконец. – Нынешняя ситуация – заслуга Марата.
– Ну вот. И…
– И будь моя воля, ты бы вообще не стала его невестой, – спокойно добавляет Алексей, глядя в глаза. – Я приложил все усилия, чтобы стереть тебя с картины мира. Но, видимо, ты слишком хотела попасть в новости.
Я?
Я?!
– Знаешь что?! – вскидываюсь на него, уже забыв про спокойствие. – Фигово ты старался, если не можешь удержать Кафарова в узде! Это он всех нас втянул в эту ситуацию, ты в курсе? Я тебя уверяю, я в его списке «желанных невест» была в самом-самом конце. Где-то между алкоголички с вокзала и, прости господи, Ясмин. Если хочешь от меня избавиться – купи мне билеты в другую страну, а? Я с радостью уеду куда подальше.
Телефон Алексея резко вибрирует в руке, и он отвлекается, скользя взглядом по экрану.
Его лицо мгновенно меняется, черты становятся резкими, а глаза – тёмными и жёсткими, будто в них внезапно вспыхивает ледяной огонь.
Лоб мгновенно пересекают глубокие складки, челюсть напрягается, а губы сжимаются в тонкую, бледную линию.
Я невольно замираю, чувствуя, как внутри меня всё натягивается, словно струна, готовая вот-вот лопнуть.
В груди нарастает тревога, сердце начинает колотиться так быстро, что становится тяжело дышать.
Я прекрасно понимаю, что такая реакция Алексея не сулит ничего хорошего.
Этот мужчина никогда не проявляет эмоций зря – только если происходит что-то действительно серьёзное.
– Почему я только сейчас об этом узнаю?! – неожиданно рявкает Алексей в трубку, его голос резкий и агрессивный.
Я вздрагиваю от неожиданности, непроизвольно вжимаясь в спинку сиденья. Чувствую, как холодный пот покрывает кожу, а руки начинают мелко дрожать.
– И давно это уже в сети? – снова рявкает Алексей, яростно сжимая телефон в руке. – Какого хрена вы ждали?!
Его лицо краснеет от злости, вены на шее и висках резко проступают, глаза буквально сверлят пространство перед собой.
Он выглядит так, словно готов разорвать собеседника на части прямо сейчас, без промедления.
– Нет, блядь, сейчас уже поздно!
Раздражённо шипит Алексей, проводя ладонью по лицу, словно пытаясь успокоиться. Но получается это плохо – его лицо искажено гневом и бессилием одновременно.
– Соберите всю команду, нужно реагировать срочно! Если Марат это увидит первым, нам всем пиздец.
Последние слова Алексей произносит так тихо и мрачно, что меня невольно бросает в дрожь.
Марат не должен увидеть что? Что могло произойти такого ужасного, чтобы Алексей настолько сильно нервничал?
Тревога внутри меня уже разрастается до панического ужаса, дыхание сбивается, сердце колотится так громко, что его удары отдаются в ушах.
Мне страшно, невыносимо страшно от неизвестности и от того, насколько агрессивно ведёт себя Алексей. Ведь это значит, что на этот раз всё действительно серьёзно.
– Всё! Разберусь сам.
Рявкает он, наконец завершая звонок и убирая телефон. Его грудь часто поднимается и опускается, он пытается восстановить дыхание, но ярость продолжает кипеть внутри.
– Что-то случилось? – мой голос едва слышен, пропитан беспокойством и страхом.
– Да, блядь, – резко бросает он, поворачиваясь ко мне с жёстким, обвиняющим взглядом. – То, чего я опасался. Твои голые фотки в очередной раз становятся популярными. Ты звезда интернета, Ярина.
Его слова звучат, как гром среди ясного неба, выбивая почву из-под ног. На секунду меня охватывает такой сильный стыд и унижение, что становится невыносимо жарко.
– Черт! – ругаюсь я, сжимая кулаки так сильно, что ногти больно впиваются в кожу. – Почему вы не...
– И сейчас мы будем этим заниматься, – цедит Алексей, сверля меня раздражённым взглядом. – Я не позволю твоей репутации потопить Марата.
О, а я бы с огромным удовольствием его утопила! Прямо-таки сейчас представила, как он барахтается посреди холодной реки, а я стою на берегу, машу ему ручкой и мило улыбаюсь.
Даже спасательный круг ему кину, правда, со свинцовым грузиком внутри.
Или вообще отправить его в открытый океан – пусть знакомится с акулами, объясняет им, что он тут главный и что они должны ему подчиняться.
Уверена, найдётся акула, которая быстро объяснит ему, кто на самом деле тут вершина пищевой цепочки.
От этой картинки на душе даже немного теплеет. Я слегка улыбаюсь, чувствуя, как внутри начинает разливаться приятная волна мести и удовлетворения.
Эх, жаль, мечты и реальность редко пересекаются.
– И как ты собираешься это исправить? – уточняю я, пытаясь сохранить хоть видимость спокойствия, хотя сердце бешено колотится от предчувствия надвигающейся беды.
– Узнаешь, – коротко отрезает Алексей, кривя губы в язвительной ухмылке. – Радуйся, Ярина, тебе предстоит встреча с Маратом.
– Ну…
– И я могу сразу сказать, что он будет очень зол из-за всей этой ситуации, – он растягивает слова с таким удовольствием, будто пробует их на вкус. – Уверен, ваша встреча будет очень «тёплой». Настолько тёплой, что ты пожалеешь о каждом своём необдуманном шаге и слове. Ты ведь понимаешь, о чём я, да?
Его голос звучит тихо, но так уверенно и угрожающе, что у меня мгновенно перехватывает дыхание.
Я не хочу встречи с Маратом! Точно не сейчас, когда он в очередной раз найдёт повод обвинить меня во всех смертных грехах и ещё парочке дополнительно придуманных специально для меня.
Ну серьёзно! Разве это я виновата, что у него привычка бедных девочек по углам зажимать и не спрашивать их согласия?
А потом ещё удивляться последствиям! Нет уж, пусть сам расхлёбывает это дерьмо.
Внутри меня уже начинает кипеть ярость, перемешанная со страхом и паникой.
В голове мелькают картинки самых худших сценариев встречи с этим монстром, и ни один из них не заканчивается счастливым финалом.
По венам разливается жгучая лава страха, скручивая внутренности болезненным узлом.
Марат говорит что-то по телефону, отрывисто, резко раздаёт указания. Кажется, решает какие-то вопросы, пытается загладить ситуацию, но я почти не разбираю слов.
Все мои мысли сейчас заняты Маратом и предстоящей встречей.
Мы ведь вроде договорились. Но почему же тогда каждая новая встреча заставляет моё сердце сжиматься от ужаса и паники?
Почему в груди всё так болезненно ломит, когда я вспоминаю его взгляд, наполненный ненавистью и холодом?
Тревога накатывает волнами, одна за другой, заставляя лёгкие сжиматься до болезненных спазмов.
Я с трудом дышу, стараясь удержать себя в руках, но страх перед неизбежным наказанием слишком силён.
К сожалению, прятаться долго не получается. Машина тормозит у высокого здания, и я мгновенно настораживаюсь.
– Это не офис Марата, – хмурюсь я, подозрительно оглядываясь.
– Какая наблюдательная, – кривится Алексей, иронично поджимая губы. – Нет, это здание телеканала. Будешь давать интервью.
– Что? Я не готова! Я не… Ты не предупредил!
– Я дал тебе достаточно информации о Марате, чтобы ты её выучила. Этого больше, чем достаточно. Время продемонстрировать свою память.
Отрезает Алексей холодно, без капли сочувствия, и выходит из машины. Я растерянно смотрю ему вслед.
Да меня сейчас просто сожрут в прямом эфире! Я ни черта не помню, кроме того, что мой жених – бесчувственный монстр!
Интервью! Да кто вообще придумал эту идиотскую идею? Я же облажаюсь, вот просто на сто процентов.
Скажу какую-нибудь глупость, не ту фразу, ляпну что-то совершенно лишнее, и всё это увидит весь мир. И Марат! Господи, только не Марат.
Я нервно сглатываю, чувствуя, как сухость растекается по горлу, превращая язык в наждачную бумагу.
Глубокий вдох, ещё один, собираюсь с духом, стараясь хотя бы с виду выглядеть решительно и уверенно.
Собрав остатки храбрости, я захожу внутрь. И тут же жалею об этом решении.
Марат стоит, прислонившись бедром к небольшому столику. Он курит, сигарета слегка дымится между его длинных пальцев, пепел небрежно падает в стакан с водой.
Костюм сидит идеально, подчёркивая широкие плечи и крепкое тело, но галстук отсутствует, а верхние пуговицы белоснежной рубашки расстёгнуты, открывая загорелую кожу и едва заметные очертания ключиц.
Небрежность, с которой он стоит, заставляет сердце нервно трепетать.
Да, он отвратительно привлекателен, особенно сейчас – расслабленный и в то же время полный опасной, хищной энергии, готовой в любой момент выплеснуться наружу.
Я ненавижу его за это ещё сильнее.
Взгляд Кафарова режет словно сотни острых игл, которые впиваются в мою кожу, пробуждая в ней болезненные вспышки страха и…
Нет, только не желания. Ни в коем случае не желания!
Я нервно сглатываю снова, судорожно подумывая, а не броситься ли мне в бегство.
– Готова каяться, галчонок?
Зловеще ухмыляется Марат, тушит сигарету и направляется ко мне, двигаясь медленно и неотвратимо, словно хищник, увидевший добычу.
– Это не моя вина! – вскрикиваю, инстинктивно выставляя перед собой ладонь, словно это сможет его остановить. – Может, уже, наконец, признаешь правду? Это ты меня затащил в эту проклятую кладовку! Ты рискнул, прекрасно зная, что в соседнем зале десятки журналистов и сотни гостей, которые только и ждут скандала! Это ты порвал моё платье, не оставив мне ни единого шанса выйти оттуда прилично выглядящей! Ты постоянно втягиваешь меня в проблемы и потом ещё обвиняешь, будто я виновата в твоих идиотских поступках! И давай сразу проясним: если бы не твоя дурная привычка хватать девочек и прижимать их к стенам в неподходящих местах, ничего бы этого не случилось! Ты сам себе враг, Марат, а я просто очередная жертва твоего безумия!
Он останавливается в шаге от меня, пристально смотрит, чуть склоняя голову набок.
Его взгляд пронизывает насквозь, заставляя всё внутри сжиматься в тревожный комок.
Лёгкие отказываются нормально работать, кислород словно застревает в горле, с трудом протискиваясь в лёгкие.
– Признаю, – внезапно хмыкает Марат, его глаза опасно блестят в полумраке комнаты. – В случившемся есть мой просчёт.
От неожиданности я даже моргаю, пытаясь убедиться, что сейчас не ослышалась.
Марат Кафаров, всесильный, властный и всегда уверенный в своей правоте, признал, что ошибся?
В голове звучит тревожный сигнал: что-то тут явно не так.
Сердце начинает биться быстрее, нервы снова натягиваются как струны. Я всматриваюсь в его лицо, пытаясь понять, что за хитрый план таится за этой внезапной покладистостью.
Черт, лучше бы он продолжал на меня орать, по крайней мере, тогда я понимала бы, чего ждать дальше.
– Отлично! – собираю я себя по кусочкам, цепляясь за его слова. – Значит, ты не можешь меня сейчас убить за фотки. Я не виновата и…
– Дело не в фотках с приёма.
Резко отрезает Марат, и в его голосе звучит такая неистовая ярость, что меня мгновенно прошибает холодным потом.
– Но Алексей сказал… – я теряюсь.
– Я приказал Алексею не раскрывать всю правду, – сквозь зубы цедит он, медленно подходя ко мне. – Хотел лично услышать твои жалкие оправдания.
Моё сердце пропускает удар. Паника снова возвращается, крепко хватается за горло, сдавливает его невидимыми пальцами.
Что-то ещё всплыло? Что-то хуже того, что уже было?
– Другие фотки, Ярина, – рычит он яростно и в секунду оказывается прямо передо мной, загоняя в угол.
Его ладонь резко вжимается в мою шею, не душит, но чётко даёт понять, что я в ловушке.
Его пальцы обжигают кожу, жар проникает под кожу, словно его злость способна физически обжечь.
Я чувствую себя жалкой, беспомощной, даже вздохнуть толком не могу от его близости, от этого давящего ощущения, что я снова полностью в его власти.
– Какие фотки? – едва шепчу я, голос срывается.
– Те, за которые ты дорого заплатишь, – медленно и жестоко произносит Марат, впиваясь в меня взглядом. – Ты думала, всё ограничится кадрами с приёма?
Его губы кривятся в отвратительно красивой, жестокой усмешке, от которой кровь стынет в жилах.
Он слегка сдавливает шею сильнее, и я начинаю задыхаться от страха и его властного, угрожающего присутствия.
– Нет, галчонок, – цедит Марат. – Ты в очередной раз умудрилась добавить проблем, даже не стараясь. Удивительная способность.
– Послушай, ты не можешь винить меня в любых проблемах… Я не…
– Могу. Я могу всё. Но сейчас…
Он выдерживает зловещую паузу, наклоняясь ближе. Его большой палец соскальзывает с шеи вверх. Надавливает на мою губу, проводя по нежной коже.
Внутри всё вспыхивает, загорается десятком факелов. Тело реагирует мелкой дрожью.
– Сейчас мы займёмся кое-чем поинтереснее. Своеобразным наказанием.
Господи, да что я такого сделала-то?
И как именно Кафаров решил меня наказать?!
Я прижимаюсь спиной к холодной стене, пытаясь хоть немного отстраниться от него, но Марат не позволяет даже миллиметра свободы.
Его тело настолько близко, что между нами не протиснулся бы и воздух. Я чувствую его жар, чувствую его силу, его абсолютную власть надо мной.
Его лицо почти вплотную к моему, дыхание тяжело, гневно касается моих губ, заставляя тело невольно содрогнуться.
Я сглатываю, с трудом подавляя желание оттолкнуть его или, наоборот, притянуть ещё ближе.
Проклятое тело, которое предательски реагирует на этого монстра!
Его ладонь медленно начинает сползать вниз, очерчивая линию моего плеча, ключицы и ниже – к груди.
Я почти перестаю дышать, когда пальцы едва касаются нежной кожи, вызывая болезненно-приятные покалывания.
Страх смешивается с чем-то острым и горячим, с чем-то, что заставляет колени слабеть.
Я ненавижу себя за эту реакцию, ненавижу своё тело за то, что оно откликается на этого мужчину.
– Сейчас по сети гуляют фотки, – рычит Марат прямо в мои губы, его голос полон едва сдерживаемой ярости. – Как ты на своём ебанате виснешь.
Я растерянно моргаю, пытаясь хоть как-то осознать смысл его слов. Моё дыхание сбивается, и я хрипло, совершенно ошеломлённо переспрашиваю:
– На ком? На Антоне?!
– Хорошо хоть знаешь, на какого мужика запрыгнуть пыталась, – его голос становится ещё более злым и холодным. – Но это тебе не поможет, галчонок.
Я совершенно сбита с толку. Внутри меня всё сжимается от страха, удивления и какого-то непонимания.
Какие фото? Что за бред он несёт? Антон?
Господи, да максимум, зачем я могла на него запрыгнуть, так это чтобы этому дылде дурной подзатыльник отвесить!
– Я не понимаю, – задыхаюсь я, чувствуя, как его ладонь снова сильнее сжимает шею. – Марат, это какая-то ошибка! Какие ещё фото?
– Ошибка, значит? – шипит он зло, его глаза сверкают опасно и мрачно. – Мне не кажется, что ты особо сопротивлялась, когда он лапал тебя за задницу. Или это тоже было случайно?
Я чувствую, как по спине пробегает холодная дрожь ужаса и растерянности. Что за чушь?
Но в глазах Кафарова – чёрная ярость, и я прекрасно понимаю, что объясняться с ним сейчас бесполезно. Он меня уже приговорил.
Я дрожу, прижимаюсь к стене так сильно, что уже больно лопаткам, и с ужасом смотрю в его наполненные злостью глаза.
Я не знаю, как доказать ему, что ничего такого не было, но понимаю одно – его ярость сейчас способна уничтожить меня полностью.
Марат выглядит так, словно каждое моё слово добавляет керосина в полыхающий огонь его ярости.
Лицо искажено гневом, таким горячим и неистовым, что я физически чувствую его.
Сердце колотится бешено, страх перехватывает дыхание, не позволяя выдохнуть.
Всё внутри дрожит, словно я стою на краю пропасти и отчаянно пытаюсь удержаться от падения.
Инстинкт кричит мне бежать, но Марат сильнее вдавливает меня в стену, блокируя любую возможность к отступлению.
– Ты забыла, чья ты невеста? – цедит мужчина.
Губы приоткрываются в попытке возразить, но Марат не даёт мне даже малейшего шанса.
Его губы жестоко накрывают мои, с такой силой и яростью, словно он хочет выпить из меня жизнь. Поцелуй резкий, хлёсткий, почти болезненный.
Он целует меня, словно наказывает, словно клеймит, требуя полного подчинения и капитуляции.
Я упираюсь ладонями в его плечи, пытаюсь оттолкнуть, но он только усиливает хватку, сдавливая мои запястья до боли.
Его язык властно и напористо вторгается в мой рот, не позволяя мне даже думать о сопротивлении.
И что самое страшное – внутри меня что-то откликается на эту жестокость. Сердце начинает биться ещё быстрее, в груди рождается жар, тёплая волна покалывания и отчаянной, совершенно неправильной дрожи растекается по всему телу.
Рука мужчины опускается ниже, властно скользит по моему бедру, затем сжимает ягодицу, подтягивая ближе к себе.
Меня пронзает дрожь, каждая клеточка тела вопит о том, что так неправильно, что это безумие, что нужно остановиться, вырваться.
Но при этом я абсолютно обезоружена и неспособна к сопротивлению.
Марат замечает мою слабость, усмехается прямо в мои губы, усиливая напор.
Его пальцы запутываются в моих волосах, дёргая, наклоняя мою голову так, как ему нужно, чтобы углубить поцелуй ещё больше.
Я задыхаюсь, пытаюсь вздохнуть, но он не позволяет мне даже этого, лишая меня возможности сопротивляться и думать ясно.
И вот уже я не просто сдаюсь – я отвечаю на его поцелуй, теряюсь в нём, растворяюсь в этом опасном, тёмном и безумном океане его гнева и страсти.
***
Девочки, а хотите узнать, что там за блондинка, что с Маратом на фото была? =)
Предлагаем заглянуть в горячую историю! На нее еще и скидочка действует)
Он принял меня за женщину врага...
И я босюь представить, что он со мной сделает, когда узнает правду...
"Игрушка авторитета"
https://litnet.com/shrt/j6Mf
- Ты меня подставила, девочка, - мужчина до боли сжимает мой подбородок. - И будешь расплачиваться.
- Это все ошибка, я не хотела...
- Мне плевать. Ты станешь моей игрушкой. А когда надоешь...
Мужчина скалится, а холод в его глазах прознает насквозь.
Камиль Демидов. Криминальный авторитет по кличке «Дикий».
Я случайно подставила мужчину! Я не хотела, но втянула его в ужасные разборки.И за эту ошибку Дикий спросит с меня сполна.
Не отпустит...
Пока не получит моё тело и душу.
Страх переплетается с наслаждением, ярость с отчаянием, и всё это взрывается во мне фейерверком эмоций, которые я даже не способна назвать.
Я судорожно глотаю воздух, когда Марат едва отстраняется, оставляя после себя лишь мучительную пустоту и дрожь в коленях.
Грудь судорожно поднимается, пытаясь наполнить лёгкие хоть каким-то количеством кислорода, но получается плохо.
Не успеваю толком прийти в себя, как его губы снова накрывают мои, ещё более жестоко, требовательно и неистово.
Его язык грубо проскальзывает в мой рот, заставляя меня бессильно застонать.
Марат не просто целует – он ломает меня, подчиняет, полностью лишает сил и воли.
Его рука властно и грубо держит меня за подбородок, не позволяя отвернуться, вторая скользит по моему телу, вырывая из груди очередной стон, полный злости и беспомощности.
Ощущения взрываются внутри меня, словно кто-то поджигает каждую клеточку тела, заставляя её гореть, плавиться от ненавистной, постыдной реакции на этого ублюдка.
Как же я ненавижу его! Ненавижу эти поцелуи, его руки, то, что моё тело предаёт меня, моментально откликаясь на каждое его прикосновение.
Ненавижу, как внутри меня всё пылает, как кровь превращается в жидкий огонь, несущийся по венам и сжигающий всё на своём пути.
Каждое касание Марата напоминает мне о том, что я уже принадлежала ему раньше, что тело помнит его слишком хорошо и слишком ярко.
От этого становится ещё мучительнее.
Голова кружится всё сильнее, сознание теряется в потоке ощущений и эмоций.
Колени слабеют, и я судорожно хватаюсь за плечи мужчины, сминая ткань рубашки.
И когда Марат, наконец, отстраняется окончательно, его губы исчезают с моих, а руки медленно отпускают моё тело, я едва не падаю вниз.
Облокачиваюсь на стену, судорожно хватая ртом воздух, словно только что всплыла из глубины, где едва не утонула.
А может, я уже давно на дне, и это лишь предсмертные галлюцинации.
Ноги дрожат так, что кажется, я вот-вот рухну на пол. Сердце бьётся отчаянно и больно, в груди тяжело, будто камни навалили.
Я прижимаю пальцы к разбухшим, покалывающим губам, всё ещё чувствуя на них привкус Марата. В голове полный хаос.
С тревогой слежу за тем, как мужчина невозмутимо поправляет свою рубашку, застёгивает пуговицы, словно ничего особенного только что и не произошло.
Извращенец неудержимый! Может, мне его психотерапевту порекомендовать?
Хотя нет, жалко врача, не выдержит.
– Ну? – мой голос звучит тихо, хрипло, полон неуверенности и тревоги. – Так что там за фото? Что за очередная клевета в мою сторону?
– Те фотки, галчонок, где ты вешаешься на своего дружка и трёшься об него, словно кошка в течке, – злобно ухмыляется Марат, скаля зубы так, что мне становится холодно. – И он тебя из клуба тащит. Очень впечатляющее зрелище. Я оценил, думаю, и все остальные тоже.
– Что?! Из клуба? Я точно не ходила в клуб… Последний раз был… Ты про ту ночь, когда меня попытались опоить?! Ты ведь знаешь об этом! Это было в клубе, кто-то что-то подсыпал мне в коктейль, я вообще не соображала, что делаю! Антон просто помогал, вытащил меня оттуда, чтобы я не стала чьей-то добычей. Ты прекрасно знаешь, что потом было, сам видел меня! Это фотки наверняка с того раза!
Я краснею, не напоминая, что именно после того случая и был наш первый раз.
Когда я отошла от препарата, очнулась в кровати Марата и…
– Знаю.
Марат лениво, чуть снисходительно пожимает плечами, наблюдая за моей реакцией с такой холодной насмешкой, что хочется влепить ему хорошую пощёчину.
Или даже не одну. Я щедрая, не буду скупиться!
– Знаешь? – я задыхаюсь от возмущения. – Так какого чёрта ты тогда только что вёл себя, как последний мудак?! Ты же прекрасно понимал, что я невиновата, я была жертвой! Антон всего лишь сделал то, что должен был сделать любой нормальный человек, – защищал меня от тех, кто хотел причинить вред!
– Пусть это будет тебе уроком, галчонок. За каждый косяк, даже самый мелкий, придётся отвечать. И прежде чем творить какую-то хрень, нужно хорошенько подумать головой. Желательно трижды.
– Я думаю!
– Думаешь? Что-то незаметно. Но у тебя есть шанс показать, насколько ты способна думать головой, а не другим местом. Сейчас будет интервью, и ты должна быть хорошей, послушной девочкой. А иначе...
Марат не заканчиваю фразу, но я и так с этим извращенцем общалась слишком много.
Могу представить, что мне сулит за проваленное интервью.
От мыслей о возможных последствиях кружится голова, ноги начинают подкашиваться, а дыхание сбивается.
Цена ошибки слишком велика, и Марат явно настроен взять с меня максимальную плату за каждое неверное слово или движение.
***
Мои хорошие, сегодня на мою историю действует скидочка, не пропустите)
Я переспала с преподавателем прямо в самолете. Он вошел в меня не только в воздухе, но и в мою жизнь навсегда. Теперь на каждом занятии он смотрит на меня так, будто напоминает о том полете, который изменил все...
"О, мой профессор"
https://litnet.com/shrt/7oxv
Он старше меня. Он мой преподаватель. Он тот, к кому я не должна приближаться ни при каких условиях. Но одна ночь изменила между нами всё. И теперь он приходит в мою спальню каждую ночь.... А я боюсь, что наш грязный секрет раскроется и тогда....
PqDhHfxV
Я нервничаю так, что могла бы сейчас заменить собой любую дрожащую желеобразную конструкцию.
И ладно бы я знала, как держаться рядом с этим психом. Но я ведь не знаю!
Спасение приходит в виде миниатюрной женщины в джинсовом комбинезоне и с целой армией заколок в волосах.
– О, вот вы где! – оживлённо щебечет она. – Какая же вы красивая! Сейчас мы это подчеркнём.
Девушка, как оказывается, стилист местного телеканала, полностью завладевает моим вниманием. Марат уходит.
Хотя я уже готова попросить своего жуткого жениха вернутся. Потому что стилист болтает много. Очень много!
Пока она возится с моими волосами, я успеваю узнать, что:
– она разводится с мужем;
– у её кошки аллергия на лосось;
– а ведущая шоу – вешается на любого достойного мужчину.
– Только голову чуть наклоните, ага? Вот так. Ой, а волосы у вас ух! Хоть сейчас в рекламу шампуня! – щебечет она, втыкая шпильки так ловко, что я вздрагиваю всего один раз. – Но мы сделаем объём, он на камере так красиво…
Она красит меня с той же энергией, с какой обычно мешают тесто на блины: быстро, уверенно, без шансов на сопротивление.
Тон, румяна, тени, стрелки – всё летит на лицо с пугающей скоростью, но результат в зеркале начинает вызывать подозрительное уважение.
– Вот! – она отступает, вытирая руки. – Теперь платье. Его повесили вот там. Привёз кто-то из ваших помощников.
Я морщусь, даже не сомневаясь, что платье выбирал Алексей. И вряд ли он задумался о моих предпочтениях.
Платье белоснежное. Чуть ниже колена, с аккуратным приталенным силуэтом и воротом-лодочкой.
На груди – почти ничего. Ни выреза, ни шанса, что зритель нечаянно увидит лишнее.
И чёрт, сидит оно идеально. Как бы я не ненавидела этого сноба, но он явно разбирается в своём деле.
В зеркале – я. Но не я. Какая-то глянцевая версия, отполированная до блеска: мягкие локоны, акцент на глаза, ровная кожа, свежий румянец.
Очень красиво. Настолько, что даже я задерживаю взгляд на своём отражении чуть дольше, чем стоило.
Но от этого легче не становится. Потому что, если я сейчас, в таком виде, облажаюсь… Позор будет не просто громким. Он будет эпическим.
Стилистка, сияющая, как новогодняя гирлянда, тащит меня под локоть в сторону съёмочного зала.
– Ну всё, пойдём, твой триумф ждёт! – щебечет она.
Ага. Или публичная казнь. Кто как называет.
Мы заходим в павильон, и первым, что я вижу, – Марат. Стоит, облокотившись на высокий стул, чуть наклонившись к женщине лет тридцати пяти.
Телеведущая, судя по платью «я богиня» и ослепительной улыбке в тридцать два отбеленных зуба.
Та самая, которая мужика себе ищет, да?!
Он что-то ей говорит, и она смеётся так, будто он шепнул ей рецепт вечной молодости, а не очередную язвительную гадость.
Внутри меня что-то щёлкает. И это явно не тумблер здравого смысла.
Жгучее, мерзко-приятное ощущение, которое я не хотела бы испытывать.
Я делаю вид, что мне всё равно. Конечно. Абсолютно. Пусть болтает.
Только почему-то кулаки сжимаются, и хочется, чтобы у этой телевизионной богини пломбы посыпались.
Он с какой-то мымрой болтает при живой невесте!
Я собираюсь, подхожу и беру его под руку, буквально висну на мужчине, обозначая территорию.
– Любимый, – вытягиваю я так, что от сахара в голосе зубы сводит. – Я пришла спасать тебя от тоски. А то заметно, как тебе скучно.
И продолжаю виснуть на нём, почти обвивая его, хотя внутри меня тошнит от этого цирка.
Пусть эта звезда экрана знает, что мужика чужого лапать не стоит. Даже если этот мужик мне даром не нужен.
Я вон, в детстве блинчики не любила. Но Ясмин не отдавала лишнюю порцию.
Моё значит моё.
Нас усаживают на диван перед камерами. Свет бьёт в глаза, как допросная лампа.
Перед нами – ведущая с айпадом и фальшивой улыбкой, за камерами – люди с серьёзными лицами, будто мы сейчас будем спасать мир, а не трепаться в эфире.
И тут волнение возвращается. Холодной змейкой ползёт по спине. Сердце колотится так, что я слышу его в ушах.
И внутри – всё то же чувство: я в логове, и зверь рядом. Только теперь зверь ещё и улыбается на камеру.
Я изображаю ту самую картинку – идеальная, сияющая, счастливая невеста «политического лидера будущего».
Сижу с Маратом бок о бок, как будто нам тут не тесно и не душно от взаимной ненависти.
В основном говорит только он. Ну, как «говорит»… Несёт свою харизму в массы.
Я же – мило улыбаюсь. Такой себе живой аксессуар: иногда моргнёт, иногда кивнёт, а то и «ммм» вставит, если очень прижмёт.
Честно? Как бы мне ни хотелось насолить ему – понимая, что интервью идёт в прямой эфир и каждая моя гримаса может обернуться катастрофой, я глотаю все колкости.
Пусть думает, что я паинька. Пока.
В студии спокойно. Журналистка кивает, свет чуть меняется, за камерой кто-то шепчет ассистенту. И всё бы шло гладко, если бы…
– Ярина, – вдруг произносит ведущая, и у меня мгновенно холодеют пальцы.
– М-м? – выдавливаю из себя.
– Вы говорили, что Марат – ваша любовь. Но как тогда объяснить тот факт, что вам приписывают связь с другими мужчинами? У нас есть и фото.
Словно кто-то выдернул вилку из розетки – и всё, ток в голове замкнулся, мешая думать. Стыд – горячий, колкий – впивается под кожу.
Страх скручивает внутренности. Я даже представить боюсь, как Кафаров посмотрит на меня после эфира.
– Ну… – сглатываю. – Это…
– Это недоразумение, – вмешивается Марат жёстко. – Фото, о которых вы говорите, вырваны из контекста. Там зафиксирован момент, когда мою невесту пытались опоить. Её состояние – прямое следствие этого. А мужчина на фото помогал ей добраться до безопасного места. Это была попытка подорвать не только её репутацию, но и мой имидж. И, к слову, мы знаем, кто за этим стоит. Очень грязные игры некоторых политиков.