Первым, кого я увидела в этом странном мире, оказался мужчина весьма примечательной наружности.
Был он высок, широк, бородат и говорил на незнакомом языке. А ещё - мне так показалось – сердился. Хотя почему именно на меня, я не понимала. В чём я-то виновата?
Ни в чём. Так ему и ответила, глядя прямо в его глубоко посаженные чёрные глаза. А он только отмахнулся и пробурчал:
- А, гярд парсын!
- Я не понимаю! – сказала ему гордо. Он закатил глаза и, схватив меня за плечо, подтолкнул к повозке. Я хотела отпихнуть его руку, потому что боль пронзила тело, но сил не осталось. Пришлось подчиниться. Да и в любом месте будет лучше, чем в этом сыром от дождя и холодном от ветров лесу.
В повозке, сколоченной из грубых не ошкуренных досок, я сразу поймала занозу в палец. Застопорившись, попыталась вынуть её, но мужчина нагло шлёпнул меня пониже спины, придав ускорения, и я свалилась лицом в вонючее, но мягкое и тёплое сено.
Мужчина бросил в меня плащом, который снял с плеч, и пошёл к лошади. Повозка качнулась под его тяжёлым телом, он причмокнул, щёлкнули поводья. Лес двинулся по обе стороны от меня, и я зарылась поглубже в сено, накрывшись плащом. Ох, с этой сыростью я точно заработаю пневмонию…
Рука наткнулась на тугой свёрток. Я зашарила ладонью, чтобы отыскать, как его развязать, но свёрток неожиданно раскрылся сам собой, и на меня глянули два больших блестящих глаза.
- Ах ты ж! – громко вскрикнула я от неожиданности, и обладатель глаз шарахнулся в сторону. Но я разглядела маленькое худенькое личико в грязных разводах, курносый носишко и крепко сжатый ротик. Спросила уже шёпотом: - Как тебя зовут?
Она не поняла, хлопая ресницами. Я покрутила головой, досадуя на свою тупость. Ну конечно, она не говорит на моём языке…
Протянув к ней руки, я невольно вспомнила Ташу. Моей девочке сейчас исполнилось бы четыре годика… Нет, нет, не хочу думать об этом, хочу забыть! Но этой малышке явно было холодно, даже закутанной в вязаную шаль, и я решительно подвинулась ближе, посадила её себе под бок и обняла. Девочка сжалась, как цыплёнок под квочкой. Какая кроха! Что она делает тут, в телеге? Кто она этому грозному мужчине, и где её мать?
Телега мерно покачивалась из стороны в сторону на ямках и неровностях дороги, и меня стало клонить в сон. Клевать носом было неудобно, и я прилегла в сено, удобно устроив ребёнка в изгиб руки. Будем греть друг друга, раз уж оказались вместе в это время и в этом месте.
А куда я попала, подумаю потом.
- Марина! Мар! Ты спишь? Открой дверь, Мар!
Так больно двигаться… Не хочу никого видеть. Не открою. Меня нет. Я умерла. Я останусь лежать здесь, в моей кровати, где спала вместе с мужем, который ушёл от меня, куда моя Таша прибегала по утрам и заползала под одеяло, стараясь не разбудить… Я просто комок тоски и одиночества.
Моей семьи больше нет, и всё остальное уже не важно.
Кто бы ни звонил в дверь, ни стучал, ни звал.
Повозку тряхнуло, и я проснулась. Ощущение острой боли в том месте, где, как говорят, находится душа, заставило застонать. Но тёплая девочка зашевелилась у груди, и я тихо позвала:
- Таша…
Сильная рука схватила меня за ногу и потянула:
- Тарай!
- Что?
- Тарай, парсын-ба!
Это что значит? Вылезай, что ли?
Ну, я вылезла. Снова в холод, в промозглый ветер, в ночь. Но девочка осталась со мной, и мужчина гаркнул на меня что-то непонятное и очень страшное. Вырвал её из моих рук и снова посадил в повозку. Малышка, разбуженная, захныкала, но мужчина прикрикнул на неё, и она замолчала, сунув в рот край своей накидки. Вид этого запуганного существа, которому было так хорошо со мной, а теперь стало плохо, разозлил меня. Я набросилась на мужчину с кулаками, колотя в грудь:
- Ты, придурок, не ори на неё! Ей холодно и страшно, а ты зверь дикий, вот ты кто!
- О-о-о! – удивился такому повороту мужчина и схватил меня за запястья. Всё, как пришпиленная бабочка, я больше не могла двигаться! Но вот рот мне заткнуть он не догадался, и я продолжила свой монолог:
- Это твоя дочь, да? Посмотри на неё, какая она маленькая и несчастная! Всё, что ей нужно, это немного тепла и внимания! А ты только кричишь на неё!
Он встряхнул меня, и я захлебнулась своим гневом. Чего я выпендриваюсь? Я же никто этой девочке… Но она напомнила мне Ташу! Свою дочь я не смогла спасти, быть может, мне удастся спасти чужую? Поэтому не отводила взгляд от тёмных злых глаз. Выдержу – победа моя, не выдержу, опущу взгляд – пропаду сама и девочку не спасу.
Он отвёл глаза в сторону первым и кивнул мне на дом, возле которого мы остановились. Прочитать вывеску я всё равно не смогла бы, но мне этот дом не понравился. Я помотала головой и кивнула на девочку. Мужчина отпустил мои руки, оглядел меня с ног до головы и скривился. Я нахмурилась и тоже осмотрела себя. Что ему не нравится?
Мои треники? Кроссовки, полностью промокшие и измазанные грязью? Мой плащик? Пояс я где-то посеяла, майка напиталась водой и липла к голой груди, показывая соски. Я запахнула плащ и снова вскинула голову. Мужчина нахмурился, но, видимо, принял решение, потому что схватил меня за руку и потащил к дому. Я пыталась затормозить, крича что-то о его дочери, но он меня не слушал. Распахнул дверь и втолкнул меня внутрь.
Ох, мама дорогая, разве заслужила я, попав в этот мир, оказаться в публичном доме?
В зале, где мы находились, было несколько клиентов, а с ними девушки – помоложе, постарше, но в основном лет эдак тридцати. Выражения лиц у них были жеманные, одежда словно куплена в онлайн-магазине для интимных ролевых игр. А вот макияжа почти не было, отчего выглядели девицы довольно непривычно – как линялые золотые рыбки. Волосы сальные, распущенные по плечам, на головах у некоторых – кокетливые шляпки.
И обстановка этого провинциального кабаре была под стать. Облезающая кое-где позолота на подсвечниках, растрескавшиеся половицы, прикрытые потёртыми коврами, фарфоровые статуэтки с отбитыми руками и носами – всё бросалось в глаза, как бы ни старались это спрятать. Мда, могло бы быть и пошикарнее…
Рано просыпаться меня приучила бабушка. Именно там, в деревне, она безжалостно поднимала меня, сонную и тёплую, вела во двор и заставляла умываться свежей водой из колодца. Потом растирала лицо полотенцем и всегда говорила одно и то же: «А теперь посмотри, какое утро!» После таких процедур утро и правда казалось симпатичнее.
Школа и универ утвердили меня во мнении, что вставать лучше рано. Поэтому даже в выходные я была жаворонком и обязательно плескала в лицо ледяной водой перед тем, как выпить первую чашку кофе.
Но сегодня меня разбудила возня в моей кровати посреди ночи. Испуганная, открыв глаза, я сразу не поняла, где нахожусь, но красный шар, еле светивший в воздухе под балкой потолка, позволил разглядеть комнату, вспомнить мужчину по имени Аллен, который сперва нашёл меня в лесу, потом продал в бордель, а потом выкупил и привёз к себе.
А в постели у меня возилась, устраиваясь поудобнее, девочка Чиби лет четырёх от роду. Глазёнки её были закрыты, она спала. Видимо, во сне пришла ко мне в тепло. Я улыбнулась, обнимая её покрепче. Малышка смешно зачмокала губами, обхватив мою руку, как доверчивая зверюшка, и засопела, успокоившись. А я вдохнула запах её волос и прикрыла веки. С утра надо искупать девочку, пахнет она не очень…
Заснуть мне больше не удалось. В голове вертелись мысли о том, как я попала в этот мир. В том, что это другой мир, сомнений не осталось, а вот какую дверцу я открыла…
Я точно была не дома.
Я куда-то вышла.
А куда и зачем – не помню. Вспомню потом, наверное… Пока вместо воспоминаний чёрная дыра. И спать не хочется. А встать, чтобы обследовать дом, я не могу – Чиби разбужу. Поэтому я стала думать о том, что ждёт меня здесь.
Мысли путались.
Помнится, я подумала: «Ха, положено гадать! На новом месте приснись жених невесте». И после этого всё совсем смешалось в голове. Я отчего-то оказалась во дворе с маленькой Чиби, которую держала за руку. Она весело, заливисто смеялась и прыгала, опираясь на мою ладонь. А когда я обернулась, то увидела большого и широкого мужчину с густой красивой бородой. Аллен стоял, прислонившись к опоре крыльца, сложив руки на груди, и улыбался мне. От уголков глаз его разбегались мелкие смешные морщинки.
Разве Аллен умеет улыбаться?
Хозяин дома согнал улыбку с лица, замахал руками, словно это были крылья, и гаркнул прямо мне в лицо:
- Кук-ка-рек-ку!
Я подскочила от неожиданности. Ох ты господи! Сон. Мне приснился сон, а петух разбудил. Сколько же времени? Когда петухи кричат? В четыре утра или в шесть?
Мне срочно понадобилось в туалет. Где в этом мире может быть отхожее место? Приоткинув одеяло, я аккуратно высвободила руку из-под головы Чиби и очень медленно встала, чтобы не разбудить девочку. Она только пожевала губами, но не проснулась. Я накрыла её одеялом, подоткнув под бочок, и сердце сжалось. Так же было с Ташей… Она прибегала ко мне по утрам из детской и сладко засыпала, а я вставала, чтобы сварить ей кашку или поджарить сырников и выжать стакан сока.
Потрясла головой, чтобы выгнать мысли о Таше.
Мне надо срочно снять это ужасное платье из борделя. Хорошо, что вчера я даже в бессознательном состоянии разложила свою одежду сушиться! Вот теперь я могу переодеться и начать исследовать дом.
Особенно кухню.
Кухня была, как и вчера, за другой занавеской, не той, где вход в комнаты. Кстати, занавески надо бы постирать, они совсем засалились. Я обескураженно оглядела маленькое закопченное помещение, в одном углу которого был открытый очаг с подвешенным над углями котелком, в другом некрашеный стол с грубо сколоченной лавкой. Везде висели букеты каких-то сухих трав, колбасы кольцами, связки грибов и плетёнки лука.
Колбаса пахла умопомрачительно.
А я со вчерашнего утра ничего не ела. Перехватила что-то в холодильнике, не помню, что именно, чтобы занять пустой желудок, даже кофе не попила… Может, срезать одно колечко и съесть? С хлебушком… А есть ли в этом доме хлеб?
Припасы я обнаружила в сундуке, стоявшем за столом. Правда, молоко в крынке скисло. Ничего, постоит ещё немного, и можно будет блинчики сделать на кислом. В одном углу сундука лежал лёд, и я удивилась – почему не тает? Волшебный лёд какой-то… В холщовой тряпке на льду обнаружила кусок жёлтого жирного масла, в горшочке – сметану, а в промасленной бумаге – кусок мяса. Не то говядина, не то свинина, а что точно – понятия я никакого не имела.
А вот и крупа! Есть из чего кашу варить. Правда, наверное, вариться она будет долго, это же не хлопья быстрого приготовления. Ладно, раньше начну, раньше сварю! Крупа, правда, странная, ни тебе пшено, ни перловка… А, разберусь, главное – найти в чём варить и как разжечь огонь.
Мда.
Неудачный мир какой-то, несите другой! Спички? Фигушки вам. О пьезозажигалке и говорить не приходится. Чем же могли пользоваться в этом странном средневековье, чтобы поджечь дрова в очаге? Кстати, дровишек-то и нету! Я снова повернулась вокруг своей оси, выискивая взглядом поленья. Они нашлись в углу, сложенные в пирамидку и прикрытые грязной тряпкой. Так, Маринка, вспоминай свою походную молодость!
В походы меня таскал мой первый парень. Мы с ним не сошлись характерами на этой почве. Я слишком любила домашний уют и наличие горячей воды в кране, чтобы с удовольствием лишиться комфорта и наслаждаться рассветными пейзажами, чистя зубы в озере. Ну не моё это!
А тут вдруг вот такой пердимонокль… Горячая вода? Ага, детка, когда натаскаешь её и нагреешь в котле над очагом.
Разжечь огонь, разжечь огонь…
Я очень неумело, но вполне прилично сложила полешки в очаге колодцем. Ну, извиняюсь, навык ушёл, хорошо, что хоть это помню. Насовала внутрь тонких веток, которые были свалены в уголке. Кажется, мой бывший называл это хворостом. Огляделась. Солома в углу отлично подойдёт вместо бумаги. Только проблемка – чем всё же это поджечь?
Откуда-то всплыло слово «кресало».
Теоретически, это очень хорошо, но практически кресало мне вообще ни о чём не говорило. Даже в самых смелых экспериментах мой бывший не использовал этот древний девайс. Поэтому мне пришлось понадеяться на природную смекалку.
Я смяла ожерелье в руке, и бусины застучали друг о дружку со звуком маленьких камешков. Какая глупость! Оно меня избавит от страданий? Да никогда в жизни! Даже смерть не избавила меня от них, что уж говорить о какой-то бирюльке…
Детский плач из комнаты заставил меня вздрогнуть. Я замерла. Таша!
И тут же выдохнула. Чиби проснулась… Отбросив веник, быстро пошла к кровати. Малышка сидела и хныкала, тёрла кулачками глаза. Я присела рядом, обняла девочку, притянула к себе:
- Ну-ну, что за слёзки? Доброе утро, Чиби! Пойдём, я сварю тебе кашку!
Она сразу же замолчала, обвила мою шею ручками и прижалась всем телом ко мне. Тёплое нечто затопило меня с ног до головы, я вдохнула её запах, но тут же поморщилась. Когда же этого ребёнка мыли в последний раз? Решено, после завтрака нагрею воды и искупаю Чиби.
Я подхватила её на руки и понесла на кухню. Вода уже начинала закипать, но надо было уменьшить огонь. Как это сделать? И куда посадить девочку? Срач ещё не убран, я не могу пустить её босиком по полу.
- Чиби, ты посидишь на лавке, договорились?
Усадила её за стол и, показав на пол, покачала пальцем. Потом ткнула в лавку и покивала. Чиби смотрела на меня большими глазюками, потом забралась на лавку с ногами и обняла их ручками.
- Хорошая девочка, - улыбнулась я. – Ну вот, а теперь…
Я достала из ларя кувшин с молоком и обернулась в поисках посуды. На одной из грубых деревянных полок стояли в рядок кружки и стояли стопкой тарелки. Глиняные, самые простые. Я взяла одну из кружек, заглянула внутрь. Не слишком чистая. Ладно. Протёрла рушником, который казался мне не слишком грязным, и налила в неё молока, поставила перед Чиби.
- Попей немного молочка, пока каша сварится.
Хлебушка бы ещё кусочек… Но, как знать, изобрели ли тут хлеб. Ладно, утро вечера мудренее, всё узнаю. А пока – вон, вода кипит, надо сыпать крупу.
Конечно, проблемы мои никому не интересны, а для меня они пока слишком насущные. Например, сколько времени варится эта крупа, которую я никогда в жизни в глаза не видела? Или сколько её надо сыпать на… сколько литров в этом котелке? И чем отмерять? Я стояла над кипящей водой с мешочком крупы и морщила лоб в раздумьях. Потом решила: а, сгорел сарай, гори и хата, и бросила три полных горсти. Ложку бы ещё найти нормальную… А вот, висит большая деревянная, ею и буду мешать.
Кроме крупы, я бросила в котелок ещё и кусок сливочного масла. Так делали в походе. Меня, правда, никогда не допускали к готовке, потому что опыта не было, но глаза не завязывали, так что я невольно видела всё. Что там готовить, каша и есть каша!
Пока она бурлила в котелке, я домела пол, собрала весь мусор в красивую инсталляцию и нашла початую буханку чёрного хлеба в чём-то вроде деревянного таза.
А потом пришёл хозяин, сел за стол и сказал на своём непонятном языке несколько слов. Я так поняла, что он хочет есть. Помешала кашу и ужаснулась.
Мать моя женщина, ну как же так?
Я всегда хорошо готовила. Всегда! Я умела из ничего сделать суп, салат и шарлотку. Могла запечь утку или фаршированного цыплёнка. Сварить кашу? Да без проблем! А тут…
В котелке был каменный монолит из разбухших и затвердевших зёрен. К тому же со дна пробивался запах горелого. Я ковырнула «кашу» ложкой и попробовала. Как и боялась – совершенно несъедобно!
Помертвела.
Оглянулась на Аллена. Он хмурился и, похоже, даже рычал тихонько. Я пробормотала:
- Простите, пожалуйста, я не знаю, как так получилось…
Хозяин вскочил, подошёл к очагу и бросил взгляд на кашу. Посмотрел на меня таким взглядом, что стало холодно и жарко одновременно. А потом разразился такой тирадой, что я сразу поняла: он меня матом кроет! И да, «парсын», «парсын»… Да поняла я, поняла. Я виновата! Но действительно не знаю, почему каша вышла такой странной…
Аллен рявкнул, как будто приказ отдал:
- Арра-га самман!
Тут уж и я не выдержала, крикнула:
- Откуда мне знать, что это такое?! Я не понимаю ваш дурацкий язык! Не по-ни-ма-ю!
- А-а-а! – он даже за голову схватился, и я подумала: сейчас волосы станет рвать с досады. Но нет. Подёргал только и резко вскинул одну руку, как будто собирался ударить меня. Я сжалась от страха, а внутри что-то словно оборвалось. Если вдруг… Если он сделает это, я его убью! Котелком! И сама пропаду…
Громкий плач Чиби взрезал уплотнившийся воздух кухни.
Аллен будто очнулся и опустил руку. В глазах его промелькнуло чуть ли не паническое выражение, но лишь на секунду. Потом он фыркнул и мотнул головой, направившись к ларю. А я бросилась к Чиби, которая всё ещё всхлипывала, со страхом глядя то на меня, то на отца. Обняв девочку, поцеловала её в макушку и сказала ласково:
- Всё хорошо, маленькая моя, не бойся, всё хорошо!
Аллен плюхнул на стол масло и кусок сыра, бросил нож и буркнул:
- Самман. Арра-га-быри.
Что из этого может быть словом «бутерброд»? Я вздохнула, вытерла слёзы Чиби подолом своей майки и здраво рассудила, что хуже быть уже не будет. Взяла нож и принялась резать хлеб, который только мялся и крошился.
Да чтоб его черти забрали, этого Аллена! Медведь какой-то, а не мужик, да ещё и ножи у него не наточены в доме!
Показала хозяину нож и мстительно сказала по слогам:
- Нож ту-пой. Ту. Пой. Понимаешь?
Аллен долгим взглядом посмотрел мне в глаза, от чего дрожь по телу прошла и внутри стало опять жарко-холодно, а потом ответил, явно как для дурочки, тоже разделяя слоги:
- Та-ма-па-рый а-ли-фе.
И мне почему-то показалось, что это должно было означать: «Возьми и наточи сама, идиотка».
Мудак…
Я-то наточу, пусть мне даст точильный камень! Пусть покажет, расскажет, объяснит! Пусть сделает хоть что-нибудь, если понял вообще, что я не отсюда!
Быстро собрав несколько бутербродов и положив их на тарелку, я подлила Чиби молока и взяла котелок с кашей:
- Пойду выкину в мусор.
Если честно, кровать меня озадачила.
Как я и предполагала, Аллен столяр и делает мебель на заказ. Но про кровать я знать ничего не могу, потому что я тут новенькая. И даже не в доме, а в мире. Так что…
- Извините, пожалуйста, - сказала я женщине. – Я не в курсе. Мне Аллен ничего не сказал.
- Какая возмутительная халатность! – оскорбилась она. – А ну, немедленно позови его!
- Он уехал.
Я старалась сохранять спокойствие. Когда-то давно, до рождения Таши, я работала секретарём и имела дело вот с такими кликушами. Нужно быть просто слоном, чтобы не поддаться на провокацию и не начать спорить или орать в ответ. Вдох-выдох, любезная улыбка.
- Но, когда он вернётся, я обязательно передам ему, что вы приходили и выразили неудовольствие.
Тётка задохнулась от этого своего негодования и замолчала. А я развернулась к ней спиной и пошла к дому. К Чиби.
Да, ей же надо придумать имя!
- Таша, - тихо произнесла я и испугалась. Нет! Только не Таша. Не Наташа, не Наталья! Конечно, в моём случае суеверной быть уже нет резона, но всё же. я назову девочку по-другому. Как-нибудь красиво и со значением.
Потом.
Позже.
При мысли о Таше в груди снова заныло, но я постаралась загнать воспоминания далеко и глубоко в сердце, чтобы ковырять их потом. У меня много дел. Сварить обед, вычистить кухню и комнаты, потому что в таком сраче жить нельзя, и заняться наконец Чиби.
- Эй ты! – раздалось за спиной.
У себя в прошлой жизни я ни за что не обернулась бы – я не «эй ты». А тут… Каюсь, от неожиданности! Посмотрела через плечо и поняла, что зовёт меня уже другая тётка. И не с улицы, как первая, а из-за забора. Она была толстенькой и кругленькой, как моя соседка баба Валя, а ещё какой-то уютненькой даже с первого взгляда. Даже глаза у неё блестели от любопытства, как у бабы Вали. Тётка поманила меня рукой с таким заговорщицким видом, что я подошла тут же. Думала, скажет мне что-то интересное, но нет.
- Ты, что ль, новая служанка господина Аллена?
- Я, - призналась. – А что?
- Да ничё! Прям сочувствую тебе! Бедненькая… Худенькая какая! Нелегко тебе придётся – у него ж работы-ы-ы!
Она тянула это последнее слово и качала головой, будто знала, что я умру от истощения сегодня же вечером. Пожав плечами, ответила ей:
- Ничего, справлюсь. Спасибо за заботу.
Вот не люблю, когда меня так фальшиво жалеют…
А тётка кивнула на крыльцо, где смирно сидела Чиби:
- Девчоночка-то у господина Аллена ущербная получилась. Намучаешься с нею, ой намучаешься!
- Мне не тяжело, я люблю детей.
Запнулась на последнем слове. Да, я любила чужих детей – обычно издалека и на полчаса, не больше. Они казались мне глупее Таши, да и вообще… Таша была моим космосом.
Я оглянулась на крыльцо. Чиби смотрела на свои ручки, сложенные на коленях, обтянутых длинной юбкой платья. Ущербная? Никакая она не ущербная. Она просто маленькая девочка, которую никто не любит.
Кроме меня.
А как же Таша? Неужели я смогу просто так заменить мою родную дочь каким-то чужим ребёнком?
Девочка подняла на меня пронзительный взгляд тёмных глаз и протянула ручки. Мол, возьми меня, пожалуйста! И я растаяла мгновенно. Мои сомнения испарились, как будто их и не было вовсе. Да, я люблю эту малышку. Уже. Полюбила сразу, как только увидела.
И сейчас торопливо подошла, взяла её на руки и прижала к себе. Нежная щёчка прилипла к моей щеке – так доверчиво, что я чуть не разревелась. Милая моя Чиби, я назову тебя Любовь. Любушка, Люба. Чтобы ты всегда знала, что я тебя люблю.
- Хочешь, я буду звать тебя Любовь? – спросила у девочки. Та оторвалась от меня, заглянула в глаза. Вопросительно. Я пояснила: - Это потому, что я тебя люблю. И папа обязательно полюбит.
Она кивнула. Я попросила:
- Скажи: Любовь.
Чиби пошевелила губами, словно пыталась, но ничего не сказала, только молча прижалась ко мне, пряча лицо на плече. Эх, малыш, если бы я могла тебе помочь… Если бы тут были логопеды или психологи… Но тут нет даже электричества, только магическое ожерелье, которое помогло мне понимать здешних и быть ими понятой! Что уж говорить о врачах.
- Ладно, ничего страшного, - сказала я. – Пойдём-ка готовить обед. Знаешь что? Я думаю, мы возьмём все ингредиенты, котелок с кашей и займёмся готовкой в большом доме. Потому что там есть плита, а с очагом у меня совсем не сложилось.
Чиби, то есть, уже Люба, фыркнула мне в плечо, как будто ей стало очень смешно, и я обрадовалась. Она всё понимает, это уже хорошо. А то, что такой дичок – это пройдёт. Надо только время и терпение. И много-много любви и заботы.
Уж это я ей обеспечу.
Прихватив кусок мяса, лук и котелок с неполучившейся кашей, я понесла всё это и Любу в большой дом. Хорошо, что Аллен даже не помыслил запереть дверь, иначе я поцеловала бы её и обрыбилась. А так прошла по уже знакомому коридору в зал, потом за стойку и в кухню. Слава богу, призраков там не было. Но и дров тоже. А где их искать? Снова идти в пристройку?
Но я решила всё же тщательнее осмотреть большой дом. Мои поиски увенчались полным и бесповоротным успехом: я нашла поленницу в одной из комнат, прилегающих к кухне. Дрова оказались вполне себе сухими, очень даже пригодными, и я смогла спокойно растопить плиту. У стены нашлись нормальные кастрюли и сковородки, я нашла щипцы, чтобы вынимать и вставлять кольца конфорок. Люба-Чиби пристроилась на одном из столов, я дала ей картофелины, чтобы поиграть, и девочка принялась ковырять картошкины глазки. Вот хозяйственная!
Ладно.
Надо будет ей сделать хоть какие-то игрушки.
А пока я обнаружила останки мутного растительного масла, которое не пахло прогорклым, плеснула его в сковородку и оставила разогреваться. Тем временем не очень острым ножом порезала мясо на мелкие бруски и бросила в сковородку. Мясо зашипело, скукоживаясь, а я принялась резать лук. Отложила его в сторону. Надо залить мясо водой и потушить, а бульоном разбавить кашу.