Маша и Медведь

– Доброе утро, Стояна Тихомировна!

– Здравствуйте, голубушки, – отставив тяжёлое ведро, ответила на приветствие женщина, стайке девушек, столпившихся у калитки. Судя по коробу, перекинутому через плечо у одной, и плетёным корзинам у других, те собрались в лес за ягодой.

Марья, высыпая последнюю горсть зерна курам, услыхала как матушка с кем-то переговаривается. С любопытством вышла из-за угла избы, надеясь что за калиткой увидит суженного, но ее ждало разочарование. Там стояли лишь привычные лица подруг, а среди них – то самое, что омрачало любой светлый день.

– Маш, айда за ягодами? – громко крикнула одна из девушек, как только заметила ее.

Марья улыбнулась, но улыбка тут же пропала, когда заметила за спинами девчат Cнежану. Она стояла, подбоченясь, с хитрой ухмылкой на губах. Стиснув зубы Марья отвернулась и скривилась, словно съела кислую ягоду. Ей очень хотелось пойти с подружками, но терпеть рядом противницу не желала. Но ежели посмотреть с другой стороны: лучше её присутствие, чем заниматься целый день нудной домашней работой.

Мысль о скучных домашних делах – чистке печи, мытье полов, перебирании круп – была куда более отталкивающей, чем несколько часов в обществе неприятельницы. К тому же, в лесу всегда можно было держаться подальше, наслаждаясь природой и собственными мыслями. Решено! Она попробует умаслить матушку, чтобы та отпустила её.

Снова на лице у Марьи расцвела улыбка, когда она подумала о ненаглядном. Данко. Тот, кто заставил ее сердце затрепетать, тот, с кем она была готова разделить все радости и горести жизни, только с ним она видела свою будущую жизнь. И ей не помешала преграда в лице Снежаны, ведь она привыкла получать все чего желала. А для достижения цели, она сама приложила много усилий, дабы привлечь внимание Данко к себе. Без зазрения совести обратилась к ведунье, которая жила в трех верстах от деревни, та дала ей заветные слова, которые Марья произнесла той же ночью.

Через седмицу Данко попросил руки у отца и теперь, он придет со сватами в ЕЕ избу, а не к этой сушенной поганке. Мысль о грядущем сватовстве наполняла её гордостью и предвкушением.

Марья умоляюще взглянула на матушку, та в начале не хотела отпускать ее, но после недолгих уговоров все же махнула рукой, наказав не отставать от подружек. Марья шустро забежала в дом, умылась прохладной водицей, отчего на щеках появился румянец и, схватив корзинку, устремилась за калитку.

Пришли девушки в лес, начали собирать ягоды. Да и грибов уродилось много, вот отец обрадуется жаренными с лучком на вечерю. Собирая лесные дары, Марья не заметила, как осталась одна. Стала аукаться, стала звать подружек, а они словно не слышат ее, не отзываются. Ходила, ходила Марья – вовсе заблудилась.

Жутко стало ей, да и разговоры на селе вспомнились, что можно встретить здесь зверя по хуже медведя или волка. Не находя ни одной зарубки на дереве, по которым можно найти путь обратно, пожалела о своем решении сходить в лес. Лучше бы готовилась к приезду сватов, и не пришлось бы ей вот так блуждать в страхе среди высоких поскрипывающих на ветру сосен, ветви которых напоминали ей лапы чудовищ.

Солнце красное попрощавшись, сверкнуло лучиком и скрылось за верхушками деревьев, вмиг стало темно и Марья ускорила шаг, прижала лукошко к груди и поспешила, как думала, к своему дому. Но пришла она в самую глушь, в самую чащу. Хотела уж остановиться, упасть в прелую листву и завыть от бессилья, но вдруг заприметила огонек. Заманивал он в еще большую беду, или может подарит ей спасенье?

Не думала Марья об этом, и поспешила навстречу. Какого было облегчение, когда лес расступился, а огонек оказался светом в окошке избушки. Чей же дом стоял в такой чаще? Охотника, ведьмы, или злодея лихого? Кто так далеко забрался, скрываясь от людского зора? Жутко было, но обвернувшись и посмотрев на черную стену леса, она решительно направилась к избе.

Заглянула в окошко, но ничего не видать было, помаявшись у двери, Марья постучала – не отвечают. Толкнула – дверь со скрипом приоткрылась, впуская ее в теплый дом. С осторожностью оглядела убранство избушки внутри, та была заметно больше, чем казалась снаружи.

С одной стороны стены стояла широкая лавка, с другой – длинный, сколоченный из грубых досок стол, заваленный сухими травами, наполняющие воздух терпким горьким ароматом. Печь, разрисованная причудливыми узорами, еще не остыла: из-под заслонки виднелись горящие угольки и чувствовались аппетитные запахи съестного. Значит, должны скоро вернуться, и Марья надеялась, что хозяева добрые люди, которые не только дадут кров на ночь, но и помогут найти дорогу к дому. Аромат из печи дразнил, хотя Марья и была голодна, хозяйничать в чужом доме не стала. Поставив лукошко, села на лавку и стала ждать владельцев избушки.

От усталости клонило в сон, и она не заметила, как задремала. Разбудил ее противный скрип открываемой двери. Замерла, приоткрыв веки с ужасом наблюдала, как через низкий проем тяжелой поступью входит покрытое бурой шерстью чудище, как оно распрямляется и неуклюже идет к столу.

Остановилось, небрежно смело все травы и положило на стол ношу, покоившуюся на плечах, и смутно напоминающая вепря.

Лукошко с громким стуком упало на пол, рассыпая ягоды и грибы. Чудище вздрогнув, повернулось и выставило угрожающе ладонь. Человеческую. Крик готовый вырваться, застрял в горле, и Марья лишь пискнула как мышь. Страшилище оказалось вовсе не чудищем. Это был огромный мужчина, с накинутой на плечи шкурой, которая и ввела ее в заблуждение: особенно голова медведя, служащая вместо капюшона.