Маскарад

Ночь расплывалась по городу стремительно, оставляя за собой лишь шлейф фонарного света и лунных отблесков. Сегодняшняя ночь не такая, как прочие; это ночь Хэллоуина, та самая, когда мёртвые выползают из своих могил и свободно, без опаски, гуляют по улицам, сливаясь с разодетыми в пёстрые или, напротив, мрачные костюмы людьми. На любой вкус.

— Я не верю, что в эту ночь пробуждается настоящая нечисть. Я же не ребёнок, чтобы верить в сказки, — проговорила Джин своей сестре, натягивая на голову шляпу ведьмы. Она была, чёрной с тёмной прозрачной вуалью, ниспадающей на её лицо, и едва прикрывающей поблёскивающие от предвкушения праздника глаза. Круглое основание сужалось к верху и завершалось острой вершиной, напоминающей тёмную башню, расположенную где-то на холме.

— Тише, Джин, не дразни их, иначе услышат и придут за тобой, — серьёзный тон старшей сестры только раззадорил Джин, и она весело проговорила:

— Пусть попробуют меня найти и поймать, я быстро бегаю и хорошо прячусь! — она озорно подскочила со спины к Кейт, и набросила руки ей на плечи, сопровождая это действие игривым «Бу». Кейт улыбнулась ей через зеркало, и безнадёжно покачала головой, примиряясь с нравом сестры, который, казалось, с возрастом только наберёт обороты. Пока ей всего пятнадцать, и в глазах пляшут черти, обхватывая её юную душу своим пламенем, язычки которого озорно щекочут, подталкивая к необдуманным поступкам и фразам. Но у неё всё впереди. Кто знает, вдруг с годами она повзрослеет так, что станет серьёзной дамой и посоревнуется со своей сестрой в номинации «Зануда». — Ну, чего ты там возишься? Дай помогу, а то мы успеем лишь к концу вечеринки, и я пропущу всё веселье из-за такой копуши, как ты, — сказала она, берясь за ленточки на корсете сестры и затягивая их так, что Кейт пришлось глубоко вдохнуть и схватиться за рамы зеркала. Она не двигалась, позволяя сестре завершить свой образ как можно скорее. В этот Хэллоуин она была одета в костюм ангела: белоснежное платье чуть выше колен, корсет на спине, и вплетённые в него атласные ленты в тон платью, а на плечи её надевались пушистые крылышки среднего размера, ну и, конечно же, нимб, куда без него. — Вот и всё, — произнесла сестра, когда с корсетом было покончено, и восторженно оглядела Кейт. — Какая ты красивая! — сказала она и, поравнявшись с сестрой, разместилась слева от неё, положив локоть на плечо. — Все парни сегодня твои! — она хотела было добавить: «а мой — пунш, пока ты будешь в центре внимания», но осеклась, не желая тратить время на споры и запреты. Кейт, хоть и была всего на два года старше сестры, но чрезмерно её опекала, даже похлеще родителей, и сейчас бы наверняка от подобного заявления вступила в длинную баталию о том, что несовершеннолетним пить пунш категорически запрещено, а особенно её сестре. Поэтому она лишь лукаво улыбнулась и подтолкнула Кейт к выходу.

Когда они вышли, на них тут же обрушилась темнота ночи, которую разбавляли лишь украшенные разноцветными светодиодами тыквы, и прочие светящиеся атрибуты, расставленные жителями улицы на своих террасах, возле них и везде, где только помещались разнообразные декоративные украшения. Джин сунула руку в тыкву, стоящую возле их входной двери, из которой была вырезана середина и зловещая мордочка, и выудила несколько леденцов.

— Джин, это вообще-то для детей, которые придут к нам.

— Ага, пока нас не будет, родители все вкусности раздадут этим сладкоежкам, — забрасывая в рот сразу все четыре кругленькие конфеты, сказала она таким тоном, словно была удивлена, что это не очевидно её сестре, и ей приходится объяснять столь простые вещи, — так что…я выбираю сладость, пока она ещё есть.

— Ты неисправима, — сказала старшая сестра, спускаясь по ступенькам и рассматривая при этом довольную, жующую конфеты Джин. Они неторопливо вышли на уличный тротуар, параллельный дороге, и побрели к дому Фрименов, где должна была состояться вечеринка. Фримены были самой состоятельной семьёй Нью-Хейвена, поскольку глава семейства был действующим мэром города. Они устраивали в своём особняке вечеринки, если не на все праздники, то точно на большую их часть — это уже стало своеобразной традицией их маленького городка.

— Ну и где призраки? Ещё не проснулись? — громко спросила Джин, оборачиваясь, чтобы осмотреть безлюдную улицу. Где-то вдалеке послышался звонкий смех детей, которые ещё бродили по домам, вопрошая «сладость или гадость», и Джин весело улыбнулась. — А, слышу.

— Ну хватит, Джин, — Кейт обернулась тоже, дёргая сестру за локоть и уводя её за собой вперёд.

— Какая ты трусишка! — слова Джин сопровождались утробным завыванием, доносящимся откуда-то из темноты. Это вовсе не было похоже на ветер. Кейт взглянула на сестру, прислушиваясь к звукам. — Что? Всего лишь ветер, — та лишь пожала плечами и, усмехнувшись, продолжила идти.

— У меня теперь такое ощущение, что за нами кто-то наблюдает, — Кейт неосознанно прижалась к плечу сестры и обернулась, поглядывая на мощное старое дерево, что располагалось позади них у тротуара. Темнота делала его ветви устрашающими, будто длинные корявые пальцы тянулись к ним в надежде схватить и потащить за собой. Джин лишь усмехнулась, молча идя вперёд. Их путь занял не так много времени, однако был окроплён самыми настоящими внутренними страхами. Кейт не покидала навязчивая мысль о том, что этой ночью должно что-то случиться.

Когда они, наконец, переступили порог особняка, тут же с головой погрузились в атмосферу мрачного хаоса: кромешная темнота, которую разбавляет лишь тусклый приглушённый свет диодов; все углы и мебель покрыты плотным слоем паутины, в которой властвовали гигантские пауки, поджидающие свою добычу; кое-где на полу были лужи бутафорной крови и разбросаны части якобы людских тел, а на столах много еды, замаскированной под разлагающиеся трупы, из которых сочилась кровь, и выползали кишки. Всё это могло показаться чересчур мерзким для впечатлительных подростков, но только не для тех, кто был заядлым ценителем этого празднества.