Массажист

Глава 1. Странная дама

Глава 1. Странная дама

Примерно пятьдесят восемь процентов людей считают, что профессия массажиста сродни мошенничеству – работа лёгкая, а просят за час слишком много. Эти люди предпочитают экономить и довольствоваться домашним массажем, сделанным как попало близким человеком, но, безусловно, не лишённым приятных ощущений. Чаще речь идёт о массаже шейно-воротниковой зоны и реже – спинной.

Ещё два процента совершенно необразованных людей свято верят, что массаж – это чисто эротическое удовольствие. Да, да, бывают и такие, но, к счастью, диагноз «два-процента» лечится быстро.

Другие двадцать пять процентов, наоборот, подходят к выбору массажистов основательно. Сначала они соберут всю информацию обо всех «мастерах», существующих рядом или в соседнем городе, обязательно сравнят отзывы. А потом, когда наконец выберут идеального, во время процедуры будут направлять вопросами: «А вы не слабовато здесь мнёте?», «Обязательно хорошо сделайте массаж стоп, а то прошлый массажист недоделывал…» и тому подобное. Эти пациенты легко могут сломать карьеру, испортить настроение и даже лишить здоровья. Но о последнем как-нибудь в другой раз.

Из оставшегося числа, пять процентов знают, что работа массажистом не менее тяжёлая, чем, например, у продавцов, учителей, грузчиков и вообще всех врачей, потому что массажист – это врач в первую очередь и зачастую бонусом психолог, которому приходится выслушивать информационный мусор и поддерживать разговор. В эти пять процентов вхожу я и мои коллеги, а также те, кто попытался однажды стать представителем этой благородной и древней профессии, но не выдержал нагрузки, однако имеет полноценное представление об описываемой мною работе.

Дотошный читатель, вероятно, уже сложил все цифры и спросил бы, если бы я перешёл к основному повествованию: «А где же ещё десять процентов, а? Куда дели толпу?» Те, кого я не упомянул, – просто адекватные люди, которые должны населять этот мир, и только они. Эти не лезут с советами к тем, кто знает больше в определённой области. Они умеют доверять профессионалам и отличать «домашний» массаж от классического или лимфодренажного. Они понимают, когда я или другой массажист отказывает в приёме, потому что устал или имеет принцип не принимать больше трёх – пяти пациентов в сутки. Эти люди лучшие, потому что всегда внимательны к другим – качество бесспорное и максимально человечное. Увеличить бы эти проценты, но, увы, – я смирился. Работа есть работа, зачастую приходится иметь дело с тем «материалом», который попадает в руки.

К сожалению, сейчас мне предстояло потратить час на кого угодно, только не на мою любимую и уважаемую «десяточку».

Я и менеджер нашего центра Катюша, студентка третьего курса мединститута, правду сказать, совершенно забыли про странную даму, появившуюся на пороге оздоровительного центра неделю назад. Пациент, тело которого я должен был мять в это время, отменил приём, сославшись на непредвиденные обстоятельства, и я прикидывал, успею или нет смотаться в ГУМ за новогодним подарком для Маринки, своей девушки. Путём нехитрых вычислений понял, что могу застрять в пробках и заставить ждать последнего на сегодня пациента, поэтому, решил не спешить, а выпить кружку чая с лимоном, имбирём и мёдом. Для профилактики простудных заболеваний, так сказать.

Дама – полноценный фрик – появилась в тот момент, когда Катюша показывала мне каталог известной фирмы, точнее – страницы с мужским парфюмом, заставляя тереть пальцем шершавые прямоугольники и нюхать. Аромат моего чая значительно перебивал тонкую химию, но я подчинялся от скуки. На работе даже туалетную воду надо использовать с осторожностью, а для выхода в люди у меня было несколько флаконов с запахами, одобренными моей девушкой.

С Маринкой, моей Марусей, мы были знакомы полгода, свадебных планов пока не строили, обоюдно отдавая предпочтение официальной свободе и карьерному росту. Но Маруся на данный момент была единственным близким человеком: родители погибли семнадцать лет назад, а последнюю бабушку со стороны отца я похоронил в прошлом году. Старушка побила семейный рекорд, дожила до девяносто семи, ухаживала за собой и самостоятельно делала покупки незадолго до дня, когда слегла. Возможно, память о моих бабушках всегда удерживала меня от грубостей в адрес старшего поколения.

– Благостного дня, – поздоровалась дамочка-фрик лет пятидесяти, с любопытством обводя взглядом стены, украшенные сертификатами и постерами с красивым женским и мужским телом. – Я бы хотела воспользоваться вашими услугами.

Накатило впечатление, будто дамочка побывала в секонд-хенде, выбрала одежду по принципу яркости, на голову водрузила шляпку с вуалью, какую носили гимназистки до революции. Однако в наше время никогда не знаешь, кто из конкурентов выкинет штуку или разыграет. Дамочка могла быть как случайной посетительницей, так и ревизором от другого центра или журналисткой, любительницей пошутить, или просто теми самыми «пятью десятью восемью процентами», о которых я упоминал в начале.

Следуя инструкции, Катюша отложила журнал и приступила к своим обязанностям, не забывая об исключении – в сомнительных случаях она первым делом называла сумму за каждую процедуру. Снобизм я не приветствовал, ибо получил сильный иммунитет к чванству, благодаря подзатыльникам от бабушки. Однако, так считали я и Катя, знать заранее сумму, с которой придётся расстаться, – полезно для ментального здоровья. В самом начале карьеры массажиста бывало всякое, в том числе и жалобные обвинения: «Вы мне другую сумму говорили!»

Фрик-дамочка слушала объяснение услуг, не моргая и не тормозя на называемой цене. После её ухода Катя задумчиво сказала: «Или она богачка, для которой деньги тьфу, или всё-таки больная Альцгеймером, которая не понимает ничего».

Глава 2. И всё-таки…

Глава 2. И всё-таки…

Я нарушил самое первое правило – проигнорировал явную симптоматику и поддался принципам нашего центра, нацеленного в первую очередь на зарабатывание денег и привлечение любых платёжеспособных клиентов. Но мастер не должен работать с клиентом, имеющим психические заболевания, как например, с Каролиной (опять забыл её отчество!), ибо не может предсказать, какие реакции повлекут за собой даже самые невинные процедуры.

С телом у неё, как раз, всё было в порядке. Возможно, найди я признаки грыж, множественные бородавки, экзему и тому подобное, во мне бы сработал рефлекс, так как с подобным я уже сталкивался. Но от сумасшедших как-то бог миловал, дети с ДЦП не в счёт, это другое. Именно, сумасшедших. И, что самое обидное, слова о скорой смерти запали в душу – в течение двух недель, мне казалось, я старательно приближаю пророчество.

Вот я остановился на перекрёстке, хотя мог проскочить, а через секунду красная «мазда» пронеслась мимо, в нескольких сантиметрах. Маруся, конечно, выругалась, ведь она сидела рядом.

Или поездка на горнолыжный курорт. Твою мать, мне до сих пор стыдно! Дня два я катался, не замечая одного валуна, на третий, когда солнце слегка подтопило наст и проглянула чёрная макушка – я ведь на обочинах никогда не спускался! – и меня прошибло… В результате я снял лыжи и пошёл пешком до самой посадки, поскольку тряслись ноги, руки и, не исключено, дурные мозги: я вспомнил про угрозу и решил, что жизнь мне дороже страха, пусть даже эфемерного.

Маруся, видя моё состояние, почувствовала неладное. Пришлось ей всё рассказать, а потом выслушивать психотерапевтическую лекцию. Потом она созвонилась со знающей подругой, нахваталась от неё советов, и мы начали все воплощать в жизнь. Впрочем, надо сказать, мне отчасти помогло, но главное обещание о том, что время всё вылечит, воодушевило больше всего. И всё же гаденький голос в голове напоминал: «Этот совет действует для тех, у кого оно есть, это время…»

Я начал ненавидеть себя за эту слабость. Кстати, про ведьму Каролину, укравшую у меня, словно злобный Гринч, Новый год и Рождество. Катюша по телефону раскрыла предмет нашего спора. Каролина Асвальдовна на самом деле работала костюмершей в Театре на Таганке, куда я теперь не смогу пойти даже под дулом шантажа смеявшейся над новостью Маруси. Снова видеть чокнутую мне не хотелось.

Магический ритуал сожжения дурных мыслей и предсказания (это когда пишешь на листе всё, что тебя беспокоит, а потом сжигаешь), не менее магический ритуал бухалова – упиться так, чтобы чувствовать себя покойником утром и воскресшим вечером – всё это действовало, но не надолго.

В конце концов, устав за две недели, Маруся повторила фразу своей подруги:

– Ник, а что если Бобик права: ты подсознательно чего-то боишься? Что, если тебе надо просто признать какую-то вещь и закрыть этот гештальт, так сказать? Ну, чего ты боишься?

Как все нормальные люди я боялся многого. Остаться безработным, попасть под трамвай, поскользнувшись на масле, которое уже разлила Аннушка, просто сломать руку или ногу, видеть каждую ночь кошмары, стать отцом больного ребёнка…

– А жениться? – хитро прищурилась Маруся. Эту тему мы обсуждали ещё в начале нашего знакомства, вскользь договорившись не форсировать события, хотя каждому из нас было за тридцать. Маруся не являлась провинциальной хищницей: у неё была полноценная семья, замечательные продвинутые родители, своя собственная квартира – всё, что отбивает желание портить себе будущее ради материального блага.

– А что, есть на ком? – отпарировал я и получил подушкой по лицу. Дело было в спальне, и закончилась лёгкая ссора логично.

Ночью я, правда, всё-таки подумал на эту тему и решил на самом деле закрыть холостой «гештальт», если он существовал где-то в глубине моего сознания.

Обычно после подачи заявления в ЗАГС дают месяц на раздумье, в моём же случае всё вышло иначе. Утром я шутя сделал Марусе предложение, она шутя согласилась – мы обменялись тарелками с заказом, и мне пришлось съесть её салат, а ей – моё фрикасе. А после Марина сама озвучила условие: если что-то в нашем браке не устроит одного из нас, мы разводимся – без шума и пыли. И даже предложила этот договор закрепить у нотариуса. Я ограничился обещанием, поскольку официальное составление договора в свете всего выше сказанного, мне показалось формальным.

Мы пережили ночь с этими мыслями и решили, что, в общем, идея была неплоха. Я понимал, что Марина, в сущности, играет, как и я: она вошла во вкус, изображая моего личного психотерапевта, я – играл в поддавки (ночью мне снова снился кошмар с участием Каролины, предупреждавшей, что у меня осталось несколько дней).

Освободился я в три часа дня, и мы встретились, чтобы поехать на другой конец города к моему однокурснику на день рождения. Переехал Витька полгода назад, я ни разу не был у него, поэтому пришлось немного поплутать.

По пути увидели заснеженную вывеску со словом «ЗАГС».

– Это судьба! – уверенно сказала Марина и потащила меня внутрь, имея в виду возможность согреться. Шёл обильный снег, и мы, пока искали нужную улицу, немного подзамёрзли.

В сиротском здании с облупившимися кое-где стенами пахло рыбными консервами и кислым шампанским.

– А здесь романтично! – фыркнула Маруся, стряхивая с моих плеч сугробы. Я стряхнул с неё, и мы поцеловались, украшая сочными звуками серое фойе, которое определённо нуждалось в любых эмоциях, кроме тоскливых.

Глава 3. Новая жизнь

Должно быть, в человеческий мозг встроен особый невидимый, пока не известный никому, предохранитель от безумия. Ты знаешь одно, но видишь и слышишь нечто совершенно неизвестное. И либо ты примешь эту реальность, либо скажешь ей «ку-ку» и будешь доживать остатки своих дней в состоянии блаженного, юродивого, которого жалеют и боятся.

Спазмы моей головы в первые минуты беседы с незнакомыми мне людьми были готовы взорвать мозг. Мне радостно говорили о том, что какая-то Владычица исцелила меня, потому что меня вчера оттащили к какому-то Ирминсулю, оставили там молиться, а я уснул. Моё школьное образование сразу достало из памяти чёрно-белую картинку из энциклопедии – саксонский символ священного дерева Иггдрасиля, своими корнями уходящего в мрачное царство Хель, а ветвями – в Асгард.

– Простите, а кто вы? – я попытался разорвать этот бред как можно спокойнее.

Женщина залилась слезами, а мужчина смущённо начал потирать шею и бормотать что-то про сложности, о которых их предупреждали.

– Ах, Николас, мой мальчик! – наконец, высморкавшись после слёз, сказала женщина, с жалостью и любовью глядя на меня. – Мы – твои родители. Неужели плата Владычице была так высока, что она вырвала из твоего сердца нас?.. Белая Владычица, умоляю, услышь мать!..

Женщина взяла мою тощую руку в свои и начала молиться, истово, громким шёпотом. К ней присоединился мужчина, на свой манер – опустил голову, ничего не говорил, но в некоторые моменты осенял незнакомым мне знаком, похожим на небрежный благословляющий крест Папы Римского.

И вдруг мне пришла в голову догадка: да меня же просто разыгрывали! Спазмы моментально отпустили, я расслабился и улыбнулся. Закончив молиться, женщина снова обратилась ко мне с вопросом, не вспомнил ли я чего.

– Да, кажется, я припоминаю что-то, – кусая себя за щёку, чтобы не рассмеяться, важно согласился я. – Мама… расскажи мне больше, может, я так быстрее восстановлюсь.

И дальше полилась совершенно восхитительная, как я тогда думал, фантастическая история. Ухаживая за мной, – женщина кормила меня с ложечки супом и вложила в руку кусок домашнего каравая, чтобы я сам закусывал, отирала мой испачканный рот и подбородок, – она рассказывала про «нас». Семью небогатых лумеров, живущих недалеко от Люмоса, столицы Люмерии. Я тогда подумал: «Боже мой, какая унылая фантазия у автора! Люм-лум. Люмос – это, кажется, по-латински переводится как «свет». Страна, столица, жители – немного разнообразия в названиях бы не помешало!» И Ирминсуль-Иггдрасиль туда же… Владычица, как я понял, аналог Богородицы, заправляла здесь всем. Но, самая вишенка на торте – мечта каждого ребёнка – что-то было сказано про магию. Магифрения упоительно цвела одуряющим жасмином. Впрочем, я себя одёрнул: кто из нас не мечтал однажды оказаться в сказке? Но одно дело увидеть в шкафу дверь в Нарнию, другое – слушать сказки, находясь в самом невыгодном состоянии почти инвалида.

Оказывается, я рос смышлёным мальчуганом лет до двенадцати, пока в один прекрасный день славно не треснулся спиной, стал обездвижен и начал сильно стеснять семью. Матери приходилось часто отлучаться с работы, а потом и вовсе придумать себе занятие, которое позволило ей работать дома – печь хлеб и продавать его на рынке. Местные лекари поставили на мне крест, заявив, что поможет только сильная магия.

Родители последовали совету и обратились к местному магу, живущему рядом и на которого работал мой отец. Сир Эйрвин «сделал всё, что мог», и мне будто бы стало легче. Спина перестала болеть, но ходить я всё равно не научился. Безжалостное время отсчитало восемь лет, и однажды к матери на рынке подошла какая-то женщина и посоветовала отвезти меня к Лабасскому Ирминсулю. Якобы эта женщина получила откровение на мой счёт от самой Владычицы. Так, родители, оставив моих сестёр под присмотр соседей, взяли сбережения (священное древо требовало уважения и хорошего подарка) и отправились со мной, посреди лютых морозов в северную провинцию. Где я, повторюсь, и провёл несколько самый удивительный в моей жизни час – посапывая в обнимку с деревом в сугробе, как то посоветовала сделать незнакомая женщина с рынка. Которую, надо сказать, мои родители больше не видели с того дня.

Я готов был рассмеяться. И сделал бы это, если бы не приходилось работать челюстью: внезапно еда разбудила во мне аппетит, и я охотно ел всё, что мне предлагали.

Конечно, воспринимать выше пересказанный бред сложно, делать вид, что ты принимаешь его – ещё сложнее. В моей голове тем временем жила совершенно противоположная картина мира полного, огромного, в котором я знал страны, города, десятков пять улиц там, где я жил (жил или как?). Названия ресторанов, кафе. Имена великих учёных и правителей. Я мысленно видел красные и белые силуэты самых знаменитых сооружений в моём городе, и мог путешествовать в своём воображении. Да что там город – я видел Солнечную систему и вселенную с её схематичными созвездиями и размытым Млечным Путём. Вот какой полный, детализированный мир существовал в моей памяти!

– Значит, мы сейчас на севере? – уточнил я, когда мне в руку всунули сдобный крендель.

Моя новоиспечённая мать убирала посуду со стола, складывая её в небольшую корзину:

– Да, Николас, хранительница посоветовала тебя оставить в покое на три дня, пока ты не очнёшься. Сию минуту мы в Лабассе, гостинице. Ну, а раз ты уже проснулся, мой мальчик, то пора нам домой. Лишние монеты тратить на пустое проживание ни к чему. Порталами до Люмоса добираться дорого – выедем завтра поутру, чтобы успеть засветло.

Глава 4. Немагический дар Владычицы

За две недели из окна своей комнаты я насмотрелся на простолюдинов, ибо жили мы в районе, соответствующем статусу низшего сословия. Но никогда я не задумывался о разнице между лумерами и магами в плане внешнего превосходства кого-то из них. Старшая и средняя сёстры, как все девочки, неравнодушные к красоте, часто болтали о красоте магов. В этом возрасте в их головы уже были забиты мечтами о будущей невероятной любви сильного мага (король также не исключался) к простой лумерке. Даже младшая, пятилетняя Кери уже слушала сестёр, открыв рот и впитывая чужие фантазии, чтобы по достижению определённого возраста поверить в них искренне.

Наивный лепет «золушек» вызывал у меня снисходительную улыбку – ровно до того дня, когда меня не повели на промысловую улицу, чтобы прикупить пару вещиц, которые бы немного придали мне важный вид. Это был день визита к сиру Эйрвину, за два часа до того как мы подошли к воротам его особняка.

На промысловых рядах, где столичные мастера покупали разную мелочь, я не без участия матушки обратил внимание на нескольких нарядно одетых мужчин и женщин.

– Вон маг, Николя, ты ведь хотел знать, как они выглядят, – ткнула она украдкой пальцем в сторону широкоплечего высокого господина. – Рядом с ним тоже маг… А вон магессы, там, у прилавка с тканями…

– Ничего я не хотел, – буркнул я, уязвлённый напоминанием о ерундовом диалоге. Мне-то казалось, что матушка не прислушивается к нашей, детской, болтовне или, по крайней мере, не запоминает её.

Породистость указанных жителей Люмерии я списал на хороший отдых, искусных швей и работников местных салонов красоты и забыл об этом.

На рынке мне купили фетровую тёмно-фиолетовую шляпу, забрали потёртую кепку, и повязали галстук-шарф на манер сельского сквайра и даже (по мнению матери это была самая дорогая покупка за весь год) простоватый тёмно-коричневый мягкий камзол с блестящими медными пуговицами. Стоил он аж два гольдена, из чего я заключил, что гольден – это большая сумма для таких лумеров, как мы, семейство Эйн.

На штаны под цвет камзола и новые ботинки, денег пожалели: полы моего подарка длиной были намного ниже тощей пятой точки, и отец сказал, что очень хорошо – блестящие пуговицы будут отвлекать от ещё сносных штанов, пусть малость потёртых на коленках. А обувь, купленную ещё в прошлом году на вырост, начистил уличный мальчишка, и она гордо залоснилась.

Я постеснялся сказать, что ботинки мне немного жмут, ведь у сестёр было по одной паре саб (из моего сна я им подобрал ещё одно название – «лоферы») и те приходилось носить с чулками даже в жаркую погоду, поскольку верх из дешёвой кожи постоянно натирал детские ножки.

Итак, приведя меня в приличный вид, матушка распрощалась с нами и свернула к овощному ряду, а мы с отцом зашагали в противоположную сторону.

Мы не опоздали и не пришли раньше – вовремя. Поэтому нас впустили почти мгновенно, и управляющий повёл на третий этаж, в кабинет хозяина, где тот нас ждал. Мне показалось, что отец сразу оробел, а я почувствовал, что вопрос о том, как часто он бывает здесь, не стоит задавать. Однако мне-то ничто не мешало разглядывать убранство особняка и редко мелькающих лиц, в основном, прислугу.

Преодолевая не без труда второй лестничный пролёт и остановившись отдохнуть, я поймал на себе взгляд. Обернулся – в коридоре второго этажа, неподалёку от лестницы, стояла девушка лет пятнадцати-шестнадцати, хорошенькая и в одежде, на которую гольдены явно не жалели. Её любопытство подстегнуло мою гордость, и я, собрав все силы, поторопился за отцом, заметившим мою заминку. Мои слабые ноги ещё не были готовы к подобному истязанию, а местный маг, вероятно, не подумал о неудобстве какого-то лумера, месяц назад лежащего неподвижно. К тому моменту, когда перед нами открылась дверь в кабинет, мои колени тряслись, будто ненадёжные ходули у циркача, готовые вот-вот подвернуться.

К счастью, нам предложили сесть сразу после приветствия, и я с облегчением не опустился – бухнулся на обитую цветочной богатой тканью мягкое канапе. От усталости в моих ушах звенело, а в груди колотилось сердце, и я не только не запомнил имени инквизитора (ещё одного гостя сира Эйрвина), но и почти не слышал начала беседы. А ещё во рту пересохло, стоило мне увидеть стеклянный кувшин, наполненный чем-то нежно-розовым, и рядом изящную тарелку с изогнутыми краями, с горкой наполненную фруктами.

Я сообразил, что мой сон о другой жизни изменил меня, и две недели на простой пище без изысков вызвали во мне тоску по десертам, созданным больше для настроения, чем для утоления голода. В моей московской квартире, на кухне, всегда стояла похожая конструкция. Больше для Маруси, конечно, женщины ведь больше любят такое. Но и сам иногда с удовольствием выхватывал из «букета» что-нибудь для разгрузки желудка…

Стоп! Какая московская квартира? То был сон, не так ли? Посланный Белой Владычицей, возможно, для того чтобы я познал разницу между богатством, которое не ценил, и постыдной нищетой... О, этот манящий к себе столик для гостей, всего в пяти-шести метрах!

Я глупо рассуждал про себя, пока отец не ахнул рядом. Он поднялся и низко поклонился, а потом полуобернулся на меня вопросительно: «А ты чего сидишь?» Только что прозвучала сумма в восемьсот-с-чем-то гольденов, которую якобы предлагали родственники бывшей хозяйки броши, подаренной мне энджелами Владычицы.

Сир Эйрвин уточнял, устраивает ли нас эта сумма, а у отца от трёхзначной цифры помутилось в голове.