Майор Кошмар и Кофейное чудо

Случайности не случайны, или как я чуть не арестовал свою судьбу

Седов

Утро началось с предательства – кофе, мой верный товарищ, вылился прямо на последние чистые брюки. Черная жижа растеклась по ткани, как пятно на месте преступления, и я только выругался про себя.

В другой день я бы подумал, что это знак судьбы, но я, Алексей Седов, майор полиции с десятилетним стажем, давно плюнул на такие мысли.

Знаки?

Это для тех, кто верит в гороскопы и прочую чушь. Для меня важны только вой сирен, щелчок наручников и холодный закон, который держит этот мир в порядке.

Любовь? Ха-ха, смешно.

Я видел, как жены бандитов сдавали их за пачку сигарет или обещание легкой жизни, и давно решил: верить можно только в закон, свой пистолет и крепкий эспрессо, который спасает, когда глаза слипаются после ночного дежурства.

Открыл шкаф, уставился на пустые вешалки и вытащил старые джинсы. Они обтянули ноги, подчеркивая мышцы – спасибо спортзалу, где я сбрасываю злость после работы. Натянул черную рубашку, в отражение зеркала мелькнули татуировки: волк на груди и змея на спине – память о прошлом, о котором я никому не рассказываю.

Снова посмотрел на себя в зеркало: короткая стрижка темно-русых волос, синие глаза, говорят, холодные, как лед, – все как надо для майора.

В участок пришел вовремя, но к обеду отчеты начали плыть перед глазами, как буквы в плохом кроссворде. Решил сбегать за кофе в кофейню через дорогу, место, где пахнет кофе и свежей выпечкой.

Очередь там была длинная, как список дел в отделе, и я уже хотел уйти, когда увидел ее.

Она стояла впереди, в трех шагах от меня.

Темно-каштановые кудри падали на плечи, как темный шоколад, карие глаза блестели, будто огоньки в ночи, а розовое платье обтягивало такие формы, что я чуть не потянулся за наручниками – проверить, нет ли там чего подозрительного.

Полненька, да, но не просто полненька – аппетитная, как торт с кремом, который хочется съесть целиком, но знаешь, что нельзя.

Ее голос звенел, пока она заказывала кофе с кучей сиропов – карамель, ваниль, еще что-то сладкое. Бариста уточнял, а она добавляла: «И еще карамели, пожалуйста!»

Я смотрел на нее и думал, что эта смесь могла бы взорвать полгорода.

– Эй, мисс, – не выдержал я, когда бариста в третий раз спросил про карамель, – вы кофе берете или коктейль для диабетиков?

Она обернулась медленно, как в кино, и ее карие глаза прошлись по мне, будто луч фонарика по темной улице. Черт, да она могла бы допрашивать лучше меня – такой взгляд пробирает до костей.

– А вы кто такой, чтобы мне указывать? – бросила девушка, уперев руки в бока. Платье натянулось, показывая грудь и бедра, и я отвел взгляд, потому что рука сама дернулась – шлепнуть бы ее по этой наглой попке, которая так и просилась под мою ладонь.

– Майор Седов, полиция, – сказал, выпрямляясь во весь рост. Но мой самый опасный взгляд, который пугал бандитов ее разозлили, как бензин разжигает огонь. – Ускорьте процесс, у меня порядок ждать не будет.

– Ой, простите, ваше величество закона! – фыркнула девушка и поклонилась, будто на сцене. Кудри подпрыгнули, низ платья обтянула ее попку, и я сглотнул, чувствуя, как внутри что-то шевелится. – Может, мне еще штраф выписать за сироп?

Очередь прыснула от смеха и смеялись они надо мной.

– Продолжайте так, и выпишу за нарушение порядка, – огрызнулся, но уже понял, что спорить с ней – это как ловить ветер руками. Она не сдается, эта девчонка в розовом.

Девушка закатила глаза, забрала свой огромный стаканчик с чем-то сладким – больше похожим на десерт, чем на кофе, – и ушла, сексуально покачивая бедрами.

Я смотрел ей вслед, как дурак, чувствуя, как кровь стучит в висках и приливает к паху.

Кто она такая? Откуда взялось это кофейное, которая лезет мне в голову?

Вечером Артем Исаев, мой друг со школы и хозяин сети кофеен и пекарен «Хруста багета», позвонил и позвал на ужин.

– Леха, сходим с Дашей и ее подругой! У нас скоро свадьба, сам знаешь, , надо расслабиться! – орал он в трубку так громко, что я чуть не оглох.

Дарья Назарова, его невеста, была симпатичной брюнеткой с хитрым взглядом, которая пекла такие булочки, что я иногда завидовал Артему.

– Подруга?

– Пышка, Мила зовут, я тебе уже рассказывал о ней. Тебе понравится, все в твоем вкусе,– сказал он с ухмылкой, которую я прямо услышал.

Я хмыкнул. Пышная? Ну, ладно, посмотрим, что за подруга.

В восемь я пришел в ресторан, поправляя рубашку, и замер на пороге, как на задержании.

Она. Та самая.

В том же розовом платье, с огромным цветком в кудрях, который был больше моей головы. Карие глаза встретились с моими синими через весь зал, и я понял, что судьба меня подставила.

– Леха, знакомься! – Артем сиял, как лампочка. – Это Мила Буйнова! Мила, это Алексей Седов, майор, мой друг.

Она подняла глаза от меню, и ее лицо вытянулось, как у кота, который увидел пылесос. Я, наверное, выглядел так же.

– Вы? – выдавила она, прищурившись.

– Ага, я, – кивнул я, стараясь не пялиться на ее грудь, которая выпирала из декольте. – Рад, что ваш кофе не взорвался.

– А я рада, что вы не обыскали меня, – буркнула она, скрестив руки. С ее формами это выглядело как вызов, и я сглотнул, представляя, как хватаю ее за талию и…

Черт, Седов, держи себя в руках.

Артем и Дарья засмеялись. Дарья хлопнула по столу, чуть не разбив бокал, а Артем выдавил сквозь смех:

– Вы уже знакомы? В кофейне пересеклись?

– Пересеклись? – переспросила Мила, будто я украл у нее что-то важное. – Да ваш майор чуть не посадил меня за сироп!

– А ваша Мила чуть не довела меня до срыва своим «еще карамели»«! – огрызнулся я, садясь напротив.

Карие глаза сверлили меня, как два шурупа, а я смотрел на нее и думал, что ее попка – это дело, которое я хочу раскрыть.

Пауза повисла, как дым в комнате после допроса. Артем и Дарья хихикали, наслаждаясь шоу. Я смотрел на Милу, она на меня, и в ее глазах было что-то вроде «я бы тебя придушила», а в моих – что-то, чего я не хотел признавать.

Майор Кофейный Кошмар и багетная засада

Мила

Утро после того ужина накрыло меня, как мокрое одеяло – тяжелое, липкое и противное, хотя я даже не пила ничего крепче воды. В голове стучало, будто кто-то бил молотком, а перед глазами крутился этот майор Алексей Седов.

Его синие глаза, холодные и острые, как лезвие ножа, препарировали меня весь вечер, а саркастическая ухмылка так и просилась, чтобы я ее смахнула – хоть пощечиной, хоть чем-то потяжелее.

Я сидела на кухне, обхватив руками огромную кружку с карамельным латте, и думала, что этот тип – худшее, что со мной случалось за последние два года.

Два года назад у меня был жених – Илья, скотина с красивым лицом и пустым сердцем. Я шила подвенечное платье, мечтала о свадьбе, а он за неделю до нее заявил, что «ему нужна другая фигура». И ушел к худой и длинноногой, с улыбкой, как у акулы, и талией тоньше моего запястья.

С тех пор я не верю мужчинам. Свою боль я прячу за яркими платьями, цветами в темно-каштановых кудрях и сладким кофе, который пью литрами. Это мой протест миру: «Смотрите, я в порядке, мне плевать!»

Но этот Седов… Он смотрел на меня так, будто видел все – каждую трещину в душе, каждую ложь, которую я себе говорю. И это бесило больше всего.

Я пила свой латте – тот самый, из-за которого он чуть не выписал мне штраф в кофейне, – и мысленно сочиняла список причин, почему Дашка – худшая подруга на свете. Познакомить меня с этим майором? Да за такое надо судить!

Я встала, натянула желтое платье – яркое, как солнце, чтобы всем глаза резало, – воткнула в кудри цветок размером с тарелку и пошла в «Хруст багета». Это сеть кафетерий и пекарен Артема Исаева, где Дарья работала технологом, когда не готовилась к свадьбе с ним. Их свадьба была через месяц, и я радовалась за нее, но где-то внутри ныла зависть.

Дверь «Хруста багета» я толкнула так, что колокольчик над входом завопил, как сирена на пожаре. Дарья вышла в зал с подносом круассанов, пахнущих так, что слюнки текли. Она посмотрела на меня и прищурилась.

– Мила, что с тобой? Опять переборщила с сиропом? – спросила, ставя поднос на стол.

– Ха-ха, очень смешно, – буркнула я, плюхнувшись за столик у окна и скрестив руки, будто построила стену. – Нет, Дашка, это все из-за тебя. Твой Седов – это катастрофа! Я думала, он сейчас наручники достанет и арестует меня за то, что я меню неправильно держала!

Дарья села напротив, пытаясь спрятать улыбку, но ее глаза блестели от смеха. Я знала, что она сейчас скажет что-то, от чего мне захочется швырнуть в нее хлебом.

– Мила, ты преувеличиваешь, – сказала она, откусывая круассан. – Леша нормальный. У него работа такая – всех подозревать. А ты со своими сиропами и цветами тоже не ангел, знаешь.

– То есть я виновата, что люблю сладкое и не хожу в сером, как его коллеги? – возмутилась я, откидывая волосы назад, как актриса в старом фильме. Цветок, который я утром втыкала в кудри, выскользнул и плюхнулся в стакан с водой. Брызги попали мне в лицо, как дождь, и Дарья засмеялась.

– Вот видишь, – выдохнула она, вытирая слезы, – ты даже с цветком справиться не можешь, а Лешу уже в черный список внесла!

– Потому что он невыносимый! – схватила салфетку, вытерла лицо и продолжила. – Он весь вечер смотрел на меня, как будто я спрятала что-то в трусики! И его шуточки про «торт размером с танк» – это что, мне теперь десерт нельзя заказать без справки от врача?

Тут в зал вошел Артем с подносом багетов. Они пахли так, что я на секунду забыла, почему злюсь. Его свадьба с Дарьей была близко, и он светился, как лампочка. Услышав меня, он ухмыльнулся и посмотрел на Дарью.

– О, про Лешу разговоры? – сказал он, ставя поднос рядом. – Мила, он мне звонил, спрашивал, где ты берешь эти цветы. Говорит, чуть ослеп от них.

– Вот видишь! – я ткнула в него пальцем. – Он еще и сплетничает! Дарья, это ты виновата. Зачем ты меня с ним познакомила? Я могла бы сидеть дома, есть мороженое и смотреть сериалы, а не отбиваться от этого Кофейного Кошмара!

Дарья закатила глаза, будто хотела посмотреть на потолок через затылок.

– Мила, не драматизируй, – сказала она. – Леша хороший. Да, суровый, но надежный. Если его узнать, он смешной и добрый. Однажды он…

– Смешной? – перебила я, чуть не поперхнувшись. – Это про его «штраф за сироп»? Или как он язвил про мою любовь к сладкому? Я теперь в кофейню боюсь зайти – вдруг он там с линейкой сахар меряет!

И тут случилась моя «багетная засада».

Я размахивала руками, как дирижер на концерте, и локтем задела поднос с багетами. Один – длинный, хрустящий, как мой злой день, – взлетел вверх. Я вскочила, чтобы поймать его, но споткнулась о стул и рухнула на пол, как мешок.

По пути зацепила столик, и стакан с водой – где уже плавал мой цветок – опрокинулся на меня. Багет шлепнулся мне между ног, как награда за глупость.

Дарья и Артем замерли, а потом засмеялись так, что стены задрожали. Я лежала мокрая, с багетом между ног как с неким фаллическим символом и цветком на щеке, думая, что это конец. Все смотрели на меня, как на цирк.

– Ой, Мила, – простонала Дарья, вытирая слезы, – ты звезда! Леша бы это оценил.

– Да пошел ваш Леша! – буркнула я, пытаясь встать.

Артем протянул мне руку, еле сдерживая смех.

– Он завтра зайдет, – сказал он с ухмылкой. – Я передам ему твои слова.

Я посмотрела на него, потом на Дарью, которая все еще хихикала, и поняла, что отступать некуда. Этот майор с его синими глазами еще пожалеет, что связался со мной. Но где-то внутри я вспомнила, как он смотрел на меня за ужином – не только с насмешкой, а с чем-то теплым.

И от этого стало страшно.

Я, Мила Буйнова, не верю мужчинам после Ильи. И этому Кофейному Кошмару – тем более.

Друг, предатель и попка, которую хочется оштрафовать

Седов

Суббота началась с того, что я проснулся в поту, с бешеным стуком сердца и такой эрекцией, что хоть стойку для штанги заменяй.

Мне снилась она – Мила Буйнова.

Во сне я был в каком-то темном месте, вроде заброшенного склада, где пахло кофе и ванилью. Она стояла передо мной в том розовом платье, которое обтягивало ее пышные формы, как вторая кожа.

Ее темно-каштановые кудри спадали на плечи, карие глаза блестели, а губы растянулись в той самой дерзкой ухмылке. «Что, майор, опять штраф выписывать будешь?» – сказала она, а я шагнул к ней, сорвал это чертово платье и бросил ее на какой-то стол.

Девушка лежала, раздвинув ноги, и я опустился перед ней, вылизывая ее киску, чувствуя, как она дрожит и стонет под моим языком. Ее вкус – сладкий, как сироп, – сводил меня с ума, я был на грани, готов войти в нее… и тут будильник заорал, как сирена на задержании.

Открыл глаза, выругался и чуть не швырнул подушку в стену. Черт, я проснулся на самом кульминационном месте, возбужденный, как пацан перед первым разом, и злой, что это был всего лишь сон.

Лежал в кровати, пытаясь отдышаться. Любовь? Ха, это для слабаков, которые верят в гороскопы и ждут принцесс. Но похоть – другое дело, и эта девчонка разбудила во мне зверя, которого я держал на цепи. Ее попка, грудь, эти кудри – все это теперь сидело в голове, как назойливый свидетель, которого не выгонишь.

Я встал, потянулся, чувствуя, как мышцы напрягаются под кожей, член стоял по стойке смирно, нужно было срочно в душ, спустить пар, так я и сделал, иначе я бы ходил со стояком весь день и с гудящими яйцами.

После душа натянул черную футболку и джинсы и решил, что надо разобраться с Артемом Исаевым. Этот предатель подсунул мне Милу, как мину замедленного действия, и теперь я не могу выкинуть ее из головы – особенно после этого сна.

Пора ехать в «Хруст багета» и сказать ему пару ласковых, может, тогда ее попка перестанет маячить перед глазами, как улика на месте преступления.

В кафетерии было людно, пахло свежим хлебом и кофе – запах, который обычно успокаивал, но сегодня только раздражал. Артем стоял за стойкой, что-то объяснял своему работнику и ухмылялся, как будто знал, что я сейчас взорвусь. Его свадьба с Дашей была через месяц, и он сиял, как жетон на параде.

А я? Я был готов его придушить.

– Артем, мать твою! – рявкнул я, хлопнув ладонью по стойке так, что ложки звякнули. – Какого черта ты мне эту Милу подсунул? Это что, теперь моя жизнь – сплошной цирк с сиропами и цветочками? Я майор, а не дрессировщик пышных задниц!

Он засмеялся, как будто я выдал шутку года, и я сжал кулаки, чувствуя, как кровь кипит. Мила… Эти кудри, карие глаза, эта попка, которую я хотел не просто шлепнуть, а схватить, прижать к себе и наказать за все – за дерзость, за сироп, за то, что она лезет мне в штаны… в смысле, в голову. Черт, после сна я вообще не мог думать ни о чем, кроме того, как она стонала подо мной.

– Леха, да ладно тебе! – выдавил он, вытирая слезы от смеха. – Она классная! Дарья сказала, Мила про тебя говорила после ужина. Зацепил ты ее, майор!

– Зацепил?! – я повысил голос, и бабка за соседним столиком уронила булку, глядя на меня, как на психа. – Она меня чуть не придушила взглядом! Это не девчонка, а ходячая статья за нарушение порядка! Я чуть не арестовал ее в кофейне, а потом на ужине хотел… – я осекся, потому что чуть не сказал «трахнуть прямо на столе». После сна это было слишком реально – я прямо чувствовал ее вкус на языке.

Артем скрестил руки и посмотрел на меня, как следователь на подозреваемого.

– Слушай, Седов, ты просто привык к своим теткам из участка, которые ходят в сером и пьют чай без сахара, – сказал он с ухмылкой. – А Мила – живая, яркая! И формы у нее… ну, ты сам видел.

– Формы?! – я чуть не подавился воздухом. Да, видел. Грудь, бедра, эта попка, которую я хотел шлепнуть так, чтобы она взвизгнула, а потом… Черт, я снова представил ее – теперь уже без платья, на том столе из сна, ноги раздвинуты, и я вылизываю ее, пока она не кончит на моем языке. Я тряхнул головой, но поздно – Артем заметил, как мои синие глаза потемнели.

– О, да ты залип, майор! – подколол он, ухмыляясь еще шире. – Признайся, она тебе в штанах покоя не дает!

– Заткнись, Исаев! – рявкнул я, чувствуя, как щеки горят. – Это не залипание, это… профдеформация! Я вижу угрозу и оцениваю ее! А она – угроза моему здоровью! Я чуть не кончил в кофейне, глядя, как она бедрами виляет, а теперь еще и сны эти!

Он засмеялся еще громче, и я понял, что влип.

Мила Буйнова – это не просто девчонка, это как вызов. Я не верю в любовь, но ее тело… Я хотел ее так, что аж зубы скрипели. И это меня бесило больше, чем очередь в кофейне.

Тут дверь хлопнула, и в «Хруст багета» влетела она.

Мила.

В желтом платье, ярком, как прожектор, которое обтягивало ее так, что я сглотнул, а в штанах стало еще теснее – прямо как во сне. Ее кудри подпрыгивали, карие глаза сверкали, из сумки торчали какие-то тряпки. Она не заметила меня, крикнув:

– Артем! Где Даша? Мне надо пожаловаться на одного придурка с погонами!

Я замер, как на прицеле. Артем повернулся ко мне с идиотской ухмылкой:

– Леха, это про тебя.

Мила обернулась, ее глаза расширились, девушка открыла рот, закрыла, а потом выпалила:

– Вы?! Опять вы?! Это что, теперь вы меня преследуете?!

– Я тут с другом ругаюсь из-за вас, Буйнова! – рявкнул я, скрестив руки на груди. – Это вы везде лезете, как преступник на место преступления!

– Ой, простите, ваше сиятельство! – она уперла руки в бока, и ее грудь поднялась так, что я чуть не выругался вслух, глядя на то, как торчат сквозь ткань ее соски. – Может, мне разрешение у вас взять, чтобы сюда зайти?

– А может, вам перестать устраивать хаос?! – я шагнул ближе, чувствуя, как ее запах – ваниль и карамель – бьет в нос. После сна я не мог думать ни о чем, кроме того, как рву это платье, бросаю ее на стол, шлепаю по попке, пока она не кричит, а потом беру ее прямо тут, жестко и быстро.

Танец, аукцион и майор в кармане

Мила

Я стояла перед зеркалом, вертясь, как девчонка перед первым балом, хотя это был просто благотворительный вечер. Желтое платье, которое Дарья обозвала «принцесским», обтягивало меня так, что грудь и бедра выпирали, как пирожки из духовки.

Поправила темно-каштановые кудри, воткнула в них цветок размером с тарелку – назло всем майорам мира, – и выдохнула. Выглядела я шикарно, но внутри все колотилось.

Сегодня там будет Алексей, этот синеглазый кошмар с язвительными шуточками про сироп и танк. После кофейни, ужина и той ссоры в «Хрусте багета» он засел в моей голове, как нить в швейной машинке.

Бесил до чертиков, но его взгляд… Он смотрел так, будто хотел не просто штраф выписать, а зажать меня где-нибудь и…

Черт, Мила, не думай об этом! Я схватила сумочку и пошла, стараясь отвлечься.

Зал был как из сказки – люстры, гирлянды, цветы, музыка лилась, как шампанское. Люди в костюмах смеялись, танцевали, а я искала Дарью и Артема.

Они стояли у стола с закусками, сияя перед своей свадьбой, и я улыбнулась. Но потом увидела его. Алексей был у входа, в черной форме, с суровым лицом, как на дежурстве.

Его синие глаза поймали мои, и я замерла, чувствуя, как сердце дрогнуло. Он отвернулся, и я разозлилась – что он вообще о себе возомнил? Дарья заметила мое лицо и потащила к пуншу.

– Мила, расслабься! Это бал, а не допросная.

– Легко тебе, – буркнула я, сглотнув. – Твой майор тут как охранник, а я как клоун в этом платье.

Она засмеялась, но я чувствовала его взгляд. Он будто гладил меня по спине, и это бесило. После Ильи, который бросил меня перед свадьбой ради другой, я решила: никаких мужиков. Платья, сиропы и швейная мастерская – мой щит.

Но Алексей пробивал его, как игла толстую ткань.

Тут кто-то коснулся моей руки. Обернулась, Алексей стоял так близко, что я почуяла кофе и его кожу, и колени задрожали.

– Потанцуем? – голос низкий, как шепот в ночи.

Я хотела сказать «нет», но Дарья толкнула меня:

– Иди, Мила, не ломайся!

Я фыркнула и дала ему руку. Сильные пальцы сжали мои – теплые, крепкие, и по спине побежали мурашки. Мы вышли на танцпол, и сначала было неловко. Я молчала, он тоже, только музыка звучала. Он вел уверенно, и я чувствовала его тело – твердое, накачанное, слишком близко.

– Шикарно выглядишь, – сказал он вдруг, и я удивилась.

– Спасибо, – пробормотала я, чувствуя, как щеки горят.

– Платье тебе идет, – добавил он, и его глаза скользнули по моей груди и бедрам.

– Ты тоже ничего, – ответила я, стараясь казаться холодной, но внутри все кипело.

Мужчина притянул меня ближе, и моя грудь прижалась к нему. Я почуяла его тепло, дыхание, и сердце заколотилось. Мы танцевали, и вдруг я споткнулась – каблук предательски подвернулся.

Я врезалась в него, он поймал меня, и его лицо оказалось так близко, что я видела его зрачки. И тут это случилось.

Его губы врезались в мои случайно, но так жестко, что я ахнула. Он не остановился – его язык ворвался в мой рот, грубо, жадно, будто насилуя его, и я задохнулась от напора.

Руки Алексея сжали мою талию, потом скользнули ниже, сминая попку, и я почувствовала, как он трется о меня через штаны – твердый, горячий, прямо в бедро.

Я ответила, не думая, вцепилась в его шею, пальцы зарылись в темно-русые волосы. А он рычал в мой рот, лаская языком так откровенно, что я растекалась. Моя грудь прижималась к нему, соски напряглись, и между ног стало мокро – я текла, как дура, от его напора.

Майор нагло терся членом об меня, и я задрожала, представляя, как он рвет платье и входит в меня своим членом. Застонала в его рот, и он сжал меня сильнее, будто хотел проглотить.

Но тут ведущий объявил: «Дамы и господа, аукцион начинается!» Мы отскочили друг от друга, тяжело дыша.

Я посмотрела на Алексея тяжело дыша, глаза темные, губы влажные, майор выглядел так, будто готов меня добить. Сглотнула, чувствуя, как трусики липнут к киске, и разозлилась.

– Ты что вытворяешь, Седов?! – выпалила я, отступая. – Это что, теперь так порядок охраняешь?

Он ухмыльнулся, поправляя форму, где явно выпирало.

– Это ты в меня влетела, Буйнова. Я просто… не сдержался.

– Не сдержался?! Ты мне чуть челюсть не сломал своим языком! Маньяк!

– А ты стонала, как будто тебе нравилось, – парировал он, и его глаза блеснули.

Вот же наглец!

Покраснела и отвернулась. Да, стонала. Да, хотела его. Но он все равно бесит! Я поправила платье, стараясь не думать, как там все мокро, и буркнула:

– Еще раз так «не сдержишься», и я тебе по штанам врежу.

Алексей засмеялся, и я пошла к столу, где начинался аукцион. Ведущий выкрикивал лоты – ужины, картины, а потом объявил:

– А теперь наш особый лот! Майор Алексей Седов – день в вашем распоряжении! Начальная ставка – тысяча рублей!

Я замерла. Дарья толкнула меня локтем:

– Мила, бери его! Это ж твой шанс отомстить!

Я глянула на Алексея – он стоял на сцене, был в начале растерянным, но потом, скрестив руки, стал ухмыляться, будто знал, что я влипну, посматривал в мою сторону. Ставки росли – две тысячи, три, – и я, сама не знаю зачем, крикнула:

– Десять тысяч!

Зал затих, потом захлопал. Ведущий ударил молотком:

– Продано! Мила Буйнова получает майора Седова на день!

Алексей спустился ко мне, глаза горели.

– Ну что, хозяйка, – сказал он, наклоняясь к уху, – что будешь со мной делать?

Я сглотнула, чувствуя, как жар от поцелуя возвращается.

– Для начала, – сказала я, стараясь быть строгой, – завтра придешь в мою швейную мастерскую. Перестановку сделаешь. А там посмотрим, как тебя еще помучать.

Он ухмыльнулся, придвинувшись так, что я почуяла его тепло.

– Перестановка? – переспросил он. – А я думал, ты меня к столу привяжешь и сиропом обольешь.

Я покраснела, представив его голым, с сиропом на груди, и буркнула:

Майор в огне и швейный капкан

Седов

Я сидел в участке, пялясь в отчеты, но видел перед глазами только ее – Милу в этом желтом платье, которое обтягивало ее, как крем торт.

После вчерашнего бала я был в шоке. Сначала этот танец, где она врезалась в меня, и я, как идиот, полез ее целовать – жестко, языком, как будто хотел ее проглотить, терся о нее, пока не затвердел, как бетон. Потом этот аукцион – она купила меня за десять тысяч, как какой-то лот с барахолки!

Я, майор полиции Алексей Седов, с десятилетним стажем, теперь ее личный грузчик на день. Она еще и заявила, что я должен явиться в ее швейную мастерскую и таскать шкафы.

Это что, теперь я ее мальчик на побегушках? Но внутри все горело – я хотел ее увидеть, хоть она меня бесила до чертиков.

Отчеты плыли перед глазами, как буквы в похмелье. Я вспоминал ее стоны в том поцелуе, как она текла подо мной – я же чувствовал, как она дрожала! А потом этот тип на балу – ее бывший, Илья.

Он подошел к ней, скалился, как кот на сметану, и я чуть не врезал ему.

Кто он такой, чтобы с ней говорить? Она моя… то есть, нет, не моя, но…

Черт, Седов, что с тобой? Я не верю в любовь, это для слабаков, но ревность жгла, как перец в глотке. Я представил, как он ее трогает, и кулаки сжались – если увижу его еще раз, получит по зубам, и плевать на закон.

Коллеги в участке шутили надо мной весь день. «Леха, ты теперь товар? Сколько за ночь берешь?» – ржал Петров, и я показал ему средний палец.

«Заткнись, пока я тебя не продал за пачку сигарет,» – буркнул я, но сам думал только о ней. Эта девчонка с кудрями и попкой, которую я хотел шлепнуть, пока она не взвизгнет, сводила меня с ума.

Я сидел, пялился в бумаги, а в штанах все ныло от предвкушения – вечером я увижу ее в мастерской. Может, она опять будет в платье, и я зажму ее у стены, задрав подол…

Черт, я майор, а не озабоченный школьник!

Ночь после бала была адом.

Я заснул и попал в эротический сон, от которого до сих пор в жар бросает. Она была там, голая, на каком-то столе в мастерской, кудри разметались, карие глаза блестели, как огонь.

Стоя на коленях, раздвинул ноги Милы, я вылизывал ее – медленно, жадно, чувствуя, как она течет мне в рот. Ее вкус – сладкий, как ее сиропы, – сводил с ума.

Мила стонала, выгибалась, а я играл с ее грудью – сжимал, теребил соски, пока они не стали твердыми, как камешки.

«Да, Леша, еще!»« – кричала девушка, и ее развратные слова – «трахни меня, майор, глубже!» – звучали, как приказ.

Я брал ее во всех позах – на столе, у стены, на полу, входил жестко, слушая, как она кончает, сжимая меня внутри. Мила кричала мое имя, а я долбил ее, пока не почувствовал, как сам кончаю – и проснулся.

Мокрый, злой, с простынями в беспорядке и оргазмом, от которого аж зубы скрипели.

Черт, я кончил во сне, как пацан! Выругался, швырнул подушку и пошел в душ, но ее стоны все еще звенели в ушах.

День тянулся, как допрос без кофе. Я сидел, пил черный эспрессо, но он не помогал – внутри все пылало. Она бесила меня – ее наглость, цветочки, сиропы, но я хотел ее так, что готов был нарушить все свои правила.

К пяти я не выдержал, схватил куртку и пошел в ее мастерскую. Адрес Мила выслала вчера, и я шел, представляя, как зажму ее там, среди тканей и иголок, и…

Черт, Седов, держи себя в руках!

Мастерская была в старом доме, с вывеской «Мила Шьет». Толкнул дверь, и колокольчик звякнул, как сирена. Она стояла у стола, в розовой юбке и блузке, обтягивающей грудь. Кудри падали на плечи, карие глаза сверкнули, когда она меня увидела.

– О, явился, мой лот с аукциона! – сказала с ухмылкой. – Готов шкафы таскать, майор?

Я сглотнул, чувствуя, как от ее вида в штанах тесно.

– Я думал, ты меня купила, чтобы сиропом обмазать, – буркнул я, скрестив руки.

Она засмеялась, и ее грудь подпрыгнула под блузкой.

– Мечтай, Седов, – сказала она. – Сначала шкаф вон туда, потом поговорим о сиропе.

Хмыкнул, но внутри все загорелось – она дразнила, и я хотел ее прижать к этому шкафу прямо сейчас. Снял куртку и рубашку, специально как пацан, демонтируя свои мышцы и татуировки.

– Ну, давай, показывай, что таскать, – сказал, стараясь не пялиться на грудь девушки, она явно была без лифчика, соски просвечивали сквозь ткань.

Мила показала на здоровый шкаф, полный тканей.

– Вот этот, к окну, – сказала она. – И аккуратно, там мои лучшие шелка!

Я подошел, схватил шкаф и потащил. Он был тяжелый, как мой долг перед законом, но я справился – мышцы напряглись, и я заметил, как она смотрит. Ее глаза скользнули по мне, и я ухмыльнулся.

– Что, Буйнова, оцениваешь товар? – подколол я, ставя шкаф.

– Проверяю, за что десять тысяч отдала, – ответила она, уперев руки в бока, и ее грудь выскочила чуть больше.

Шагнул ближе, чувствуя, как пульс бьет в висках.

– Может, я тебе бонус дам? – сказал я хрипло. – За такую цену могу не только шкафы двигать.

Она покраснела, но не отступила.

– Ой, Седов, не обольщайся, – сказала она. – Ты тут грузчик, а не стриптизер.

– А если я начну раздеваться дальше? – подмигнул я, и она фыркнула.

– Тогда я тебя иголкой заколю, – сказала она, но ее голос дрогнул.

Засмеялся, но тут заметил манекен с платьем – ярким, как она сама. И вспомнил того типа с бала.

– Кто этот твой бывший? – спросил я, хмурясь. – Илья, да? Что он от тебя хотел?

Мила замерла, потом пожала плечами.

– Скучает, говорит, – буркнула она. – Предложил вернуться.

Я сжал кулаки, чувствуя, как ревность жжет.

– И что ты? – спросил я, голос стал резким.

– Сказала, что он опоздал, – ответила она, глядя в сторону. – И вообще, это не твое дело, Седов.

– Мое, – рявкнул я, шагнув к ней. – Ты меня купила, значит, я имею право знать, кто к тебе лезет.

Она подняла глаза, и между нами будто искры проскочили.

– Ты не мой хозяин, майор..

Путь домой и швейный экстаз

Мила

Стоя в своей мастерской и наблюдая как Седов таскает второй шкаф, я думала, что он меня доконает. Этот майор с синими глазами, которого я купила на аукционе за десять тысяч, двигал мебель, как будто родился грузчиком, а не ментом.

Он был шикарен!

Его мышцы напрягались и перекатывались под кожей, татуировка волка мелькала на груди, и я поймала себя на том, что пялюсь. Наглым образом пожираю мужчину глазами как голодная, готовая к спариванию самка.

Сколько у меня не было секс? Ой, лучшее считать.

Он бесил меня – весь день язвит, ухмыляется, а я все равно хотела его прижать к этому шкафу и… Черт, Мила, остановись! После того, как он уронил рулон шелка мне на голову, я орала на него, как базарная тетка от злости на саму себя, но он только смеялся.

Вечер затянулся, и я устала.

– Ладно, Седов, хватит на сегодня,– сказала я, вытирая пот со лба.– Иди домой, пока я тебя не пришила к манекену.

Мужчина поставил шкаф, вытер руки о джинсы и посмотрел на меня с этой своей ухмылкой.

– А я думал, ты меня до утра мучить будешь,– сказал он хрипло.– Может, провожу тебя? Ночь почти.

Я закатила глаза, но внутри что-то дрогнуло. После Ильи, который разбил мне сердце, я не доверяла мужчинам, но Алексей… Он раздражал, но рядом с ним я чувствовала себя живой, желанной и женщиной.

– Ладно, провожай,– буркнула я.– Но без фокусов, майор.

Он кивнул, накинул надел футболку, ветровку, и мы вышли. Улица была темной, фонари мигали, и я шла рядом с ним, чувствуя его тепло. Мы молчали, только шаги стучали, и я думала, как он меня бесит – и как я хочу его поцеловать снова, как на балу.

Тут я заметила знакомую фигуру у магазина через дорогу. Илья. Черт, только его не хватало! Он стоял, болтая с кем-то, и я запаниковала. Он, что меня ждет?

– Черт, это он! – прошипела я, хватая Алексея за руку.– Прячемся!

– Кто?– нахмурился он, но я уже тащила его за угол.

– Мой бывший, Илья!– сказала я, прижимаясь к стене.– Не хочу, чтобы он меня увидел!

Алексей глянул через плечо, и его челюсть сжалась.

– Этот придурок с бала?– рявкнул он тихо.– Чего он тут шастает?

– Не знаю! Давай обойдем!

Я потащила его в переулок, но обо что-то споткнулась, это «что-то» лопнуло с громким «бах!». Я взвизгнула, Алексей схватил меня за талию, и мы рухнули в кусты. Я оказалась на нем, грудь прижалась к его груди, и аромат– кофе, кожа, пот окутал меня моментально. Он смотрел на меня, синие глаза горели, и я сглотнула.

– Буйнова, ты что, шпион? – прошептал он, ухмыляясь.– Это что, теперь операция «спрятать попку»?

– Заткнись, Седов!– шипела я, чувствуя, как щеки горят.– Если он меня увидит, начнет ныть, чтобы я вернулась!

Он хмыкнул, но его руки остались на моей талии.

– А если я его арестую? – сказал он.– За нарушение твоего спокойствия.

– Очень смешно,– буркнула я, но тут Илья пошел в нашу сторону. Я вжалась в Алексея, и он притянул меня ближе, прикрывая собой. Его дыхание обожгло шею, и я задрожала.

– Тихо,– прошептал он, и я кивнула, чувствуя, как его тело твердое подо мной.

Илья прошел мимо, не заметив, и я выдохнула. Мы встали, и я отряхнула юбку, стараясь не смотреть на него.

– Пойдем ко мне,– сказала я, не думая.– Это ближе, чем бегать от него по переулкам.

Седов кивнул, и мы пошли. Зашли в подъезд, поднялись на третий этаж и как только дверь хлопнула за нами, Алексей повернулся, а я не успела вздохнуть, как его губы врезались в мои.

Мы накинулись друг на друга, как голодные звери. Мужчина прижал меня к стене в прихожей, язык ворвался в мой рот, жестко, грубо, и я застонала, вцепившись в его волосы.

Руки Алексея рвали блузку, пуговицы полетели, и он сжал мою грудь, теребя соски через лифчик. Я текла, как сумасшедшая, трусики промокли, и я чувствовала, как он твердый, трется об меня через джинсы.

– Черт, Мила, ты меня с ума сводишь,– прорычал майор, отрываясь от моих губ.

– Тогда сделай что-нибудь, майор!– выдохнула я, прекрасно понимая, что сейчас прошу его взять меня.

Сумасшедшая женщина.

Седов задрал мою юбку, засунул руку в трусики и накрыл мою мокрую и, горячую киску. Его пальцы скользнули внутрь, сразу два. Так глубоко, что я закричала, выгибаясь.

– Да, да-а-а… а-а-а…

Это было круто. Как же я соскучилась по сексу.

Он целовал меня, двигал пальцами быстро, жестко, тер клитор большим пальцем, и я потеряла голову. Жар накрыл готовый разорвать в любую секунду, ноги задрожали, и я кончила со сквиртом прямо на его руку.

– О боже, да! Да-а-а-а… боже…

Он смотрел на меня, глаза темные, и подняв руку, слизнул мои соки с пальцев.

– Сладкая, как твой сироп,– сказал он хрипло, а я рухнула на колени.

Расстегнула его джинсы, вытащила член– твердый, горячий, с каплей предсемени на головке– и заглотила его, как голодная, сжимая яйца. Он был большой, но я брала глубоко, до горла, чувствуя, как он пульсирует.

Алексей застонал, вцепился в мои волосы.

– Мила, черт, да… соси его! Вот же дьявол! Черт… черт…

Я работала языком, глотала, давилась, но не останавливалась, пока он не стал еще больше, пока не задрожал, рыча, и был готов вот-вот кончить мне в рот, но не сделал этого.

– Ты меня убьешь! Иди сюда.

Не успела я опомниться и скинуть туфли, как Алексей поднял меня, развернул к себе спиной, задрал юбку и сорвал трусики. Я уперлась руками в стену, попка торчала, и он вошел в меня одним рывком – жестко, до конца, под мои громкие крики.

– Леша, да, боже мой… а-а-а…

Он брал меня жестко, шлепал по попке, и каждый удар отдавался внутри. Его руки сжимали бедра, он рычал как дикий зверь.

– Да, да, глубже… а-а-а…

Я кончила снова, сжимая его внутри, ноги подкосились.

Седов вышел из меня, мы кое-как добрались до комнаты, я толкнула Алексея на диван, и перекинув ногу, собрав с себя остатки одежды, оседлала его. Член стоял колом, мокрый от моих соков, а я села на него, принимая до конца.

Утро стыда и трусы в заложниках

Мила

Утро ворвалось ко мне, как незваный гость, с головной болью и ярким стыдом сделавшем щеки красными как помидоры. Открыла глаза, щурясь от солнечного света, и тут же пожалела об этом.

Рядом, раскинувшись на моей кровати, лежал он – Алексей Седов, майор Кофейный Кошмар собственной персоной. Голый, как в тот момент, когда я, потеряв голову, кричала его имя прошлой ночью.

Темно-русые волосы растрепались, а татуировка волка на груди поднималась с каждым вдохом и скалила зубы в наглой ухмылке. Черт, он был слишком хорош для того, чтобы просто лежать тут, в моей постели, и это бесило больше всего.

Сглотнула, чувствуя, как внутри все сжимается от смеси стыда и… желания? Нет, Мила, нет! Это была ошибка. Огромная, жирная ошибка размером с танк. Я не должна была подпускать его ближе, чем на километр, а вместо этого позволила ему сорвать с меня трусики и…

О боже, я до сих пор чувствую его пальцы на киске, его язык на моих губах, его… Стоп! Я резко села, простыня соскользнула, обнажая грудь, и я тут же натянула ее обратно, будто он мог проснуться от этого и снова наброситься на меня. Хотя, судя по тому, как он рычал вчера, он бы не отказался.

Тихо, Мила, тихо. Надо уйти, пока он спит. Я осторожно сползла с кровати, стараясь не скрипеть половицами, и направилась к ванной. Но, конечно, судьба решила, что мне мало позора.

На пути стояла моя швейная машинка – старая, тяжелая, как мои ошибки, – и я, споткнувшись о провод, рухнула прямо на нее. Раздался грохот, машинка полетела на пол, а ее угол врезался в ногу Алексея, торчащую из-под одеяла.

– Черт возьми, Буйнова! – заорал он, подскакивая, как ужаленный. Его синие глаза, еще мутные ото сна, уставились на меня с такой яростью, что я чуть не побежала прятаться за шторы. – Ты что,решила меня пришить к кровати?

Я замерла на полу, простыня запуталась вокруг ног, а в попу впились иголки из упавшей коробки. Больно, унизительно и… смешно, если бы не он. Алексей потирал ногу, глядя на меня сверху вниз, и я заметила, как его взгляд скользнул по моим бедрам, где простыня задралась. Черт, он еще и ухмыляется!

– Это ты виноват! – выпалила я, вскакивая и пытаясь вытащить иголки из кожи. – Лежишь тут, как хозяин, а я из-за тебя чуть шею не свернула!

– Хозяин? – он приподнял бровь, откидывая одеяло и демонстрируя свое… ну, все. Я отвернулась, чувствуя, как щеки горят. – Ты сама меня вчера умоляла: «Леша, еще, глубже!» Это что, теперь я виноват, что ты кричала, как сирена?

– Пошел ты, Седов! – рявкнула я, швыряя в него подушку. Она попала не в него, а в лампу, и та с жалобным звоном рухнула на пол. Отлично, Мила, просто отлично. – Вставай и вали из моего дома, пока не случилась очередная катастрофа!

Алексей засмеялся – низко, хрипло, и этот звук пробрал меня до костей, напомнив, как он рычал, входя в меня. Прикусила до боли губу, стараясь не думать о том, как его руки сжимали мои бедра, как я текла под ним, как…

Нет, хватит! Алексей встал, потянулся, мышцы перекатывались под кожей, и я сглотнула, ненавидя себя за то, что пялюсь на его… член.

– Ладно, Буйнова, ухожу, – сказал он, натягивая джинсы. – Но за ночь спасибо. Ты, кстати, сладкая, как твой кофейный сироп.

– Убирайся! – я швырнула в него еще одну подушку, но он ловко увернулся, начал собирать свои вещи, пошел к двери. Я заметила, как он сунул что-то в карман, и только потом поняла – мои трусики, розовые, с оборками, которые он сорвал вчера. – Эй, Седов, это что, трофей?!

– Ага, – он подмигнул, хлопнув дверью. – На память о твоих криках.

Я осталась стоять, растрепанная, с иголками в попе и без трусов, чувствуя, как внутри все кипит. Этот наглец! Он думает, что может вот так ворваться в мою жизнь, перевернуть ее вверх дном и уйти с моим бельем?

После Ильи я поклялась, что ни один мужик не пролезет сквозь мою броню, а этот майор… Он не просто пролез, он ее разнес, как танк. И я его хочу. Черт, я его хочу, и это хуже всего.

К обеду я кое-как привела себя в порядок, натянула ярко-зеленое платье – чтобы всем глаза резало, – воткнула в кудри цветок и пошла в "Хруст багета". Надо было выместить злость на Дашке, которая подсунула мне этого Кофейного Кошмара.

Но, конечно, он был там. Алексей сидел за столиком, пил свой черный эспрессо и ухмылялся, как кот, который тайком сожрал сметану. А в руках… мои трусики. Он вертел их на пальце, как фокусник, и я чуть не умерла от стыда.

– Седов, ты что творишь?! – прошипела я, подлетая к нему, пытаясь выхватить свое белье. Очередь у стойки обернулась, Артем за прилавком подавился смехом, а я почувствовала, как лицо пылает. – Это что, теперь шантаж?

– Ага, – он откинулся на стуле, скрестив руки, и его синие глаза прошлись по мне, как луч фонарика. – Хочу ужин. Верну их официально, если угостишь меня. А то, знаешь, могу в участок сдать как улику.

– Ты маньяк! – мне так и не удалось вырвать у него трусики, чувствуя, как внутри все дрожит. Его запах – кофе и кожа – ударил в нос, и я вспомнила, как он слизывал мои соки с пальцев, как я кричала под ним.

Черт, Мила, держи себя в руках!

– Никакого ужина, Седов. Иди шантажируй своих бандитов!

– А я думал, ты меня всего зальешь своим сладким сиропом, – подколол он, и его ухмылка стала шире. – Или опять кричать будешь, как вчера?

Я чуть не врезала ему, но тут зазвонил телефон. Номер Ильи. Сердце сжалось, я сбросила вызов, но Алексей заметил, и его лицо потемнело.

– Это кто? – рявкнул он, наклоняясь ближе. – Твой бывший придурок?

– Не твое дело, майор, – огрызнулась я, отходя. Но он схватил меня за запястье, и его пальцы обожгли, как наручники.

– Мое, Буйнова, – сказал он тихо, и в его глазах мелькнула ярость. – Ты меня купила, так что я имею право знать, кто тебе звонит.

Я вырвала руку, чувствуя, как пульс бьет в висках.

Он ревнует? Этот синеглазый зверь, который не верит в любовь, ревнует меня к Илье?

Ревность и мука в лицо

Седов

День в участке тянулся, как допрос без кофе – нудно, муторно и с привкусом раздражения. Я сидел за столом, пялясь в экран компьютера, но вместо отчетов перед глазами маячила она – Мила Буйнова.

Ее кудри, карие глаза, эта попка, которую я вчера шлепал, пока она кричала мое имя. Черт, я до сих пор чувствую ее вкус на языке – сладкий, как ее дурацкие сиропы, и горячий, как мой член, когда она оседлала меня на диване.

Это было безумие, чистая похоть, и я должен был радоваться, что все закончилось утром, но внутри что-то ныло. И это бесило больше, чем очередь в кофейне.

Откинулся на стуле, потирая виски. Любовь – это для слабаков, которые верят в сказки и гороскопы, это я повторял сам себе постоянно. Я, Алексей Седов, майор с десятилетним стажем, давно плюнул на эти сопли.

После Маргариты, о которой я стараюсь не вспоминать, моей первой девчонки, которая не дождалась меня из армии и ушла к какому-то хлыщу с деньгами, я решил: верить можно только закону, пистолету и крепкому эспрессо.

Но Мила… Она лезла мне под кожу, как заноза, и я не мог ее выковырять. Ее крики, ее грудь под моими руками, ее мокрые трусики, которые я сунул в карман, как трофей, – все это крутилось в голове, как заезженная пластинка.

И этот звонок утром в «Хрусте багета». Илья. Ее бывший. Кто он такой, чтобы ей звонить? Я сжал кулаки, чувствуя, как ревность жжет, как перец в глотке.

Она моя… то есть, нет, не моя, но… Черт, Седов, соберись!

Встал, прошелся по кабинету, хлопнув дверью шкафа так, что Петров, сидящий за соседним столом, подпрыгнул.

– Леха, ты чего? – он ухмыльнулся, жуя бутерброд. – Опять про свою пышку думаешь? Сколько раз она тебе за ночь дала?

– Заткнись, Петров, – рявкнул я, показав ему средний палец. – Еще слово, и я тебя в камеру засуну за нарушение моего спокойствия.

Он заржал, но я уже не слушал. Этот Илья. Что-то в нем было нечисто. Я видел, как Мила напряглась, когда сбросила его звонок, как ее рука дрогнула.

Она что-то скрывает, и я, как майор, обязан это раскопать. Не потому, что мне не плевать – мне плевать, конечно, – а потому, что порядок требует ясности.

Да, именно так. Я сел обратно, открыл базу данных и вбил: «Романов Илья», фамилию я узнал когда был на благотворительном вечере, запомнил ее из списка приглашенных. Если этот придурок думает, что может лезть к ней после того, как я ее… ну, после вчера, он сильно ошибается.

Поиск выдал несколько Романовых, но я быстро нашел его – фото с ухмылкой, как у наглого кота, и досье, от которого у меня глаза на лоб полезли.

Илья Романов, тридцать два года, трижды судимый. Мошенник, брачный аферист. Этот гад женился на женщинах, выманивал у них деньги – квартиры, сбережения, даже машины, – а потом исчезал, оставляя их с долгами и разбитым сердцем.

Последний раз его поймали два года назад, но он откупился, свалив вину на подельника. Я читал, и внутри все кипело. Так вот почему Мила такая колючая!

Этот ублюдок бросил ее перед свадьбой, наверняка обчистил или не успел, а теперь вернулся, чтобы закончить начатое. Я ухмыльнулся, чувствуя, как ликование растекается по венам.

Теперь у меня есть на него все – я могу его прижать, посадить, вышвырнуть из ее жизни раз и навсегда. И она будет мне благодарна… или нет, плевать на благодарность, главное – он отвалит.

Схватил ветровку и пошел в «Хруст багета». Надо было рассказать Артему, чтобы он предупредил Дарью, а заодно вытрясти из него, что он знает про этого Илью, девочки должны делиться секретами, а некоторые девочки эти секреты потом рассказывают своим мальчикам.

Кофейня гудела, как улей, пахло свежим хлебом и кофе, но я был на взводе. Артем, что меня удивило стоял за стойкой, раздавал указания баристе, и, увидев меня, ухмыльнулся.

– Леха, ты чего такой злой? – сказал он, протягивая мне эспрессо. – Опять Буйнова тебя довела?

– Не она, а ее бывший, – рявкнул я, хлопнув ладонью по стойке так, что чашка подпрыгнула. – Илья Романов. Брачный аферист, три судимости. Ты знал?

Артем присвистнул, скрестив руки.

– Серьезно? Дарья говорила, что он ее бросил перед свадьбой, но про аферы… Это жесть. Мила в курсе?

– Не знаю, – я сжал кулаки, чувствуя, как кровь стучит в висках. – Но я его прижму. Если он к ней сунется, я ему яйца оторву и в наручники закую.

– Ого, майор, ты прям рыцарь! – подколол он, ухмыляясь. – А я думал, ты ее только трахать хочешь.

– Заткнись, Исаев, – огрызнулся я, но щеки вспыхнули. Да, хочу. Хочу так, что зубы скрипят. Но это не любовь, это… профдеформация.

Она угроза моему порядку, и я ее нейтрализую. Я схватил багет с подноса, чтобы отвлечься, но тут дверь хлопнула, и в кофейню влетела она.

Мила. В том же зеленом платье, ярком, как светофор, с цветком в кудрях, который был больше моей головы. Ее грудь подпрыгивала при каждом шаге, бедра покачивались, и я сглотнул, чувствуя, как в штанах становится тесно. Она заметила меня, ее карие глаза расширились, и она выпалила:

– Ты опять тут?! Это что, теперь твоя территория?

– Ага, Буйнова, – я шагнул ближе, вертя багет в руках. – Пришел за кофе и посмотреть, не отдашь ли ты мне еще одни трусики.

Она покраснела, уперла руки в бока, и ее грудь выскочила еще больше. Я не удержался – вытащил ее розовые трусики из кармана и помахал ими, как флагом. Очередь ахнула, Артем заржал, а Мила, открыв рот, бросилась ко мне.

– Седов, ты псих! – заорала она, выхватывая трусики, но споткнулась о чью-то сумку и врезалась в меня. Я поймал ее, но багет в моих руках сломался, крошки полетели мне в лицо, а она, отшатнувшись, схватила мешок муки с прилавка, которая дополняла декоративную композицию из колосьев и швырнула в меня. Белая пыль осела на моей рубашке, в глазах, в волосах, и я закашлялся.

– Я теперь призрак, Буйнова?! – рявкнул я, стряхивая муку, но она уже была вся в пыли, как снеговик.

– Нет, ты придурок с моими трусами! – крикнула она, кидая в меня еще горсть муки. Артем согнулся от смеха, очередь снимала нас на телефоны, а я шагнул к ней, хватая за запястья.