Медсестра. Мои мужчины – первобытность!

Глава 1

Я прихожу в себя, но не открываю глаза. Первое, о чем думаю – муж попросил сделать салат, поэтому пришлось идти на рынок, прихватив свою палку, потому что ноги уже не те.

Мы с Толиком вместе уже сорок семь лет, до пенсии он работал машинистом, а я – медсестрой. Уважаемой, в нашем районе. Часто приходится даже сейчас ходить к знакомым соседям, чтобы ставить им или их детям капельницы.

Год назад, в кругу всей нашей семьи, двух дочек, сына и семерых внуков и внучек, Толик случайно выдал, что изменял мне все сорок лет, пока был в состоянии.

Постоянно. Когда выносил мусор, шел в магазин за хлебом. С соседками, с коллегами, с моими подругами. Даже с сестрой, царство ей небесное.

Я знаю, что тогда он был не в себе – мозги уже начали подводить, иначе он бы никогда не признался. Может, это даже его грызло, поэтому слетело с языка.

Но с тех пор вся моя жизнь потеряла смысл, потому что я думала, что наша любовь святая. Думала, что прожила десятки лет, полных любви, а на старость оказалось, что все не так.

Я не говорю с ним уже почти год, но все равно кормлю, потому что… а что мне еще делать? Вся моя жизнь состояла из него и детей, а в таком возрасте уже не разводятся.

Тем более, что дети частично встали на его сторону. Молодым же был, глупым, а теперь все позади, он уже старый, как пень, и смысла винить его – никакого.

И все-таки этим признанием он убил мой смысл и заставил чувствовать не обычную боль. Нет. Он вынудил меня быть разочарованной в собственной жизни.

Я открываю один глаз, потом второй.

Надо мной странный конусообразный потолок. Каркас из неровных палок обтянут шкурами. Должно быть, из-за этого в помещении стоит неприятный запах чего-то подгнивающего.

Я все еще с трудом могу думать. И совершенно не понимаю, как тут оказалась. Это место не похоже ни на прилавок с овощами, возле которого я упала, ни на больничную палату, скорее, это место – полная противоположность больницы, в которой должно быть много техники и стерильности.

Решив, что я в бреду из-за возраста, как время от времени случается с Толиком, я приподнимаюсь на локтях в куче старого листья и оглядываюсь.

Помимо шкур, палок и листья, замечаю только несколько странных г-образных предмета, сброшенных в кучу у стены. Только как следует приглядевшись, понимаю, что эти изделия – оружие. Каменные, костяные, на некоторых из них есть деревянные ручки, примотанные к такому себе лезвию кусочком грубо отрезанной шкуры.

Пытаюсь встать на ноги и обнаруживаю в теле странные ощущения, я уже и позабыла, но так чувствуется молодость.

Подняв перед собой руки, я долго смотрю на гладкие, чуть загорелые, ладони. Не мои. Какой-то молодой девушки.

Отвожу руку чуть в сторону и ладонь передо мной тоже отодвигается. Опускаю взгляд ниже и вижу стройные, даже тощие, ноги. Под ногти на пальцах забилась грязь, да и сами ступни измазаны черным грунтом.

Дрожащими руками щупаю голову - на ней оказываются длинные волосы, чуть липкие, немытые. Кошу взглядом на плечи и замечаю, что мои прядки светлого цвета, хотя я всю жизнь была темно-русой.

Паника камнем оседает в горле, вместе с подпрыгнувшим сердцем. Я окидываю шалаш еще одним быстрым взглядом, но не нахожу ни зеркала, чтобы посмотреть на себя, ни чего-нибудь, в чем можно было бы увидеть отражение.

Вдруг ткань, висящая на входе, отодвигается и в жилище входят два человека. Женщины, понимаю я. На их головах запутанные волосы, а из одежды – шкуры, висящие на бедрах, груди прикрывают шкуры чуть посветлее и тоньше, настолько, что можно увидеть цвет кожи и сосков.

Их лица исполосованы рубцами и шрамами пережитых болезней.

Они подхватывают меня под руки и вытаскивают наружу. Только тут я понимаю, что уже вечер, и еще – вокруг один лес, такой непроходимый и густой, что я вряд ли смогла бы выбраться к городу, даже отбившись.

Вокруг моего шалаша стоят еще, примерно, двадцать таких же. В самом центре горит костер, возле него сидят люди – такие же диковинные, как эти две женщины, и я сама. Все, как один, с черными волосами и в шкурах, лицами загорелыми и несимпатичными. Отмеченными неизвестными болезнями, которые не лечили.

То, как свирепо они поглядывают в мою сторону, пугает еще сильнее. А еще я замечаю в их компании только пару женщин на десяток мужчин, но предполагаю, что это не все люди из племени, потому что чуть дальше есть еще несколько костров.

– Куда? – спрашиваю сдавленно и тут же понимаю, что говорю не на своем языке.

Одна из женщин с карими, почти черными, глазами, косится на меня недовольно.

– Самец, – коротко отвечает она, и я ее понимаю, хотя с губ дикой незнакомки слетают только звуки с большим количеством «эр».

Мои глаза округляются от удивления, но даже не потому что понимаю язык, а из-за слова, сказанного дикаркой.

– Два, – вдруг добавляет вторая.

– Может, не надо? – бормочу несмело.

Теперь они обе смотрят на меня с гневом. Продолжают тянуть меня в сторону самого большого шалаша в два раза больше того, в котором я очнулась, причитая что-то о том, что я окончательно впала во власть злых духов.

Глава 2

– Добрый вечер, – бормочу я сдавленным голоском, он у меня теперь звонкий, девичий, совсем не похож на тот старушечий, к которому я уже привыкла.

Я приняла свою старость, потому что все люди когда-то стареют, но совсем не ожидала, что на склонных летах со мной случится такое. Все еще не знаю, бред это или меня похитили и привезли сюда.

Ни один из вариантов не подходит, потому что даже в свои годы я была крепкой умом, а вот похитить-то меня могли, если бы кому-то понадобилась старуха, но тело у меня почему-то теперь молодое.

– А по какому поводу собрание? – спрашиваю тихо и отступаю к выходу. Спиной чувствую, что женщины остались стоять перед шкурой снаружи, чтобы не выпускать меня.

– Ты теперь принадлежать мне, – говорит тот, что слева, сверкнув карими глазами и делает шаг в мою сторону.

– Нет. Принадлежать мне, – говорит второй, у него глаза голубые, с чуть более темным ободком по краям радужки, а волосы – такие же нечёсаные. Он ступает вперед, не давая первому сделать еще шаг.

Они оба огромные, как две скалы, без преуменьшения. Если сейчас начнется драка, я не уверена, кто из них выйдет победителем. Скорее оба будут биться до последней капли крови и упадут замертво одновременно.

– Во-первых, не «принадлежать», а «принадлежишь», – поправляю их, – во-вторых, нам бы всем не помешало хорошенько вымыться, – говорю жалостливым голосом, лишь бы оттянуть момент, потому что я тут в западне.

Мужчины хмурятся.

– Зачем? – спрашивает один из них, тот, что с голубыми глазами.

Я смотрю на них с растерянностью. Руки у обоих грязные, волосы – тоже. Даже на руках и ногах. Настоящие дикари. Наверняка между этими людьми ходит много зараз, просто потому что они редко купаются. Может, из-за этого и женщин меньше.

А может, я и впрямь схожу с ума, если воспринимаю все это серьезно. Похоже на дурную шутку, маскарад.

Мое сердце бьется слишком быстро, и от страха, и от банального непонимания. Я очнулась полчаса назад в грязном шатре, а теперь два здоровяка говорят, что я принадлежу им.

Сжимаюсь, внезапно услышав в лесу оглушительный вой какого-то зверя, а потом к нему присоединяются еще несколько. Нет, если бы тут разыгрывалась сцена, актеров не стали бы подвергать такой опасности, звери-то в лесу настоящие, и съемочной группы точно нигде нет – все такое грязное и сделанное кустарно, камеру я бы точно заметила.

Что если я действительно каким-то образом очнулась в древности, в племени дикарей?

– Чтобы… – я пытаюсь быстро придумать, что ему ответить, – изгнать из тел злых духов.

Голубоглазый мужчина задумывается и кивает с пониманием. То, что они могут размышлять – уже хорошо.

Второй здоровяк молчит, но и не выказывает несогласия. Смотрит на меня своими карими глазами и по моему телу разбегается жар.

– И еще, как мне вас называть? – спрашиваю, держась от них на приличном расстоянии.

– Вар, – быстро отвечает кареглазый, довольный тем, что опередил второго мужчину. Он оскаливается, но это скорее похоже на выражение, провоцирующее бой, чем на улыбку.

В моей голове каким-то образом, может, по памяти бывшей обладательницы тела, если это действительно какая-то мистика, тут же образуется понимание, что его имя означает на их языке «сильный».

– Называть Рив, – отвечает за первым второй и с гневом смотрит на Вара.

На удивление, имя мужчины с голубыми глазами означает то же самое: «сильный».

Они принимаются что-то рычать друг на друга. Я на мгновение в панике прикрываю глаза, чтобы собраться с мыслями.

Хотела их немного успокоить, но сделала только хуже, сейчас они подерутся из-за похожести своих имен.

Приоткрыв один глаз, я исподтишка рассматриваю их.

В мое время таких мужчин уже не встретить, награжденных природной силой и мускулами, развитыми не в спортзале, а в бою с дикими животными. Это еще один аргумент в пользу того, что все это правда – и мужчины, и те люди на улице выглядят настоящими.

Толпа актеров не согласилась бы месяц не мыться и одичать, чтобы разыграть старушку.

Мужчины подходят ближе, и я ощущаю жар, исходящий от их тел. Голубоглазый обнимает меня за талию с одной стороны, то же самое делает и второй дикарь. Их взгляды скрещиваются над моей головой.

По телу проносится дрожь. В противовес слабости моего тела, в их руках чувствуется ужасающая сила.

Мы втроем выходим на улицу и все взгляды устремляются в нашу сторону. Напряженные, недовольные люди. Я вижу, как они руками едят мясо у костра, чувствую запах жаренной дичи аж сюда и меня немного мутит.

Кажется, я давно не ела.

Растрепанные женщины разбегаются по сторонам, как только мы выходим. Они прячутся за спины своих мужчин у костра и выглядывают на нас из-под лба и мохнатых бровей. Мужчины берутся за свои каменные топоры, чтобы защищать женщин.

Тут я понимаю, что мужчины, к которым меня запихали в шатер, тоже здесь чужие.

Мы заходим в пещеру, находящуюся в сотне метров от последнего шатра. Сюда лишь частично доносится свет звезд и приходится прищуриваться, чтобы рассмотреть небольшое озеро в скале. Вода спускается откуда-то сверху и журчит.

Глава 3

Оба дикаря начинают раздеваться, по правде сказать, это происходит быстро. Мужчины стягивают с бедер шкуры, а больше на них ничего и нет.

Мой взгляд сам собой опускается ниже и щеки вспыхивают огнем, потому что, может, у меня и был муж в прошлой жизни, но двух мужчин – никогда. Тем более, таких. У Толика с молодости был пивной живот.

– Что вы делаете? – спрашиваю чуть испуганным голосом, попятившись к воде.

Ко мне поворачивает голову Вар, ничуть не стесняясь своей наготы, наоборот, гордясь. И, честно сказать, есть чем. Его поршень кажется большим даже в спокойном состоянии, но как только Вар замечает, что я смотрю вниз – начинает твердеть и приподниматься.

Я быстро отвожу взгляд. Разглядываю пещеру, когда сердце так быстро качает кровь, что кажется, будто в ушах шумит прибой.

– Ты мыть меня первым, – говорит Вар с хладнокровным выражением лица без намека на улыбку, хотя, честно, звучит, как еще одна шутка.

– Нет, меня первым, – вперед выходит Рив. Полностью обнаженный, но с оружием в руке, смотрит на Вара с вызовом.

Нелепость ситуации напоминает мне голого Толика в одних только носках.

Я тяжело вздыхаю. Это будет очень долгая ночь.

Пытаюсь набрать в легкие побольше воздуха, чтобы справиться с жаром и бешеным стуком сердца. В старом теле у меня от такого стресса уже помутнело бы в глазах, но это держится молодцом.

Как я уже говорила, конечно, я не раз видела Толика голым, хотя в первые годы супружеской жизни у нас было только под одеялом и с выключенным светом, потому что папа у меня пусть и был водителем, но мать – учителем! Я была родом из работящей и порядочной семьи.

Все же знают, что восемнадцатилетние девочки из таких семей спят с мужьями только таким образом, как будто это страшный грех и нужно лишь для зачатия.

Только спустя много лет я поняла, что меня обманули. Хорошая жизнь строится не вокруг тех, кто ее боится, а в руках людей, которые сами хватают ее и лепят то, что хотят. Вот почему мозги появляются только когда исчезает большая часть красоты юности?

Иногда мне казалось, что попади я в тело молодой девушки, как в фэнтези книгах, да со своим опытом – могла бы влюбить в себя самого короля, и под шумок вывести в лес старую королеву.

Конечно, мой шанс был давно упущен, но я думала, что прожила свою жизнь в любви. Как вы уже знаете, я ошибалась.

Сколько тысяч, миллионов женщин ошибалось вместе со мной? Лучше бы на кострах сжигали не ведьм, а неверных мужчин.

Именно поэтому мои щеки краснеют, когда я стою перед двумя большими, мускулистыми и чуть возбужденными мужчинами, которые не похожи на Толика, даже если представить у них над губами реденькие седые усы, которые я ненавидела и всегда просила сбрить.

На размер Толикового поршня мне всегда было все равно. Я всю жизнь, смолоду боролась за то, чтобы меня, не дай бог, не назвали фригидной, поэтому в моменты близости с мужем пыталась что-то стонать, извиваться, делать вид, что он невероятный любовник.

Хотя, на самом деле, мне было больно, а когда не так – то было все равно.

Я так боялась, что кто-то узнает – на самом деле секс мне неинтересен. Я могу жить годами и без него, потому что каждый раз – как на жертвенном алтаре, где я немножечко приношу в жертву себя саму.

Близость между мужчиной и женщиной мне была интересна только в книгах, где на обложках мускулистые мужчины обнимают барышень в бальных платьях. От строк я всегда возбуждалась больше, чем от слюнявого шепота Толика.

Да и как тут хотеть большего, когда приходишь с работы, готовить поесть, стираешь, моешь, драишь, заботишься о детях, а он выпил пятьдесят грамм и сидит красавец с осоловевшими глазами, уже ждет.

Часто на его месте мне приходилось представлять героев из книг, чтобы хоть немного возбудиться. И то не в угоду Толику. Чтобы мне самой было проще.

Но сейчас… это тело реагирует не как мое. Хотя, может, дело не в теле, говорят же, что все начинается в голове. Они просто выглядят, как моя давняя мечта, если бы их еще отмыть…

Когда смотрю на этих двоих, на их широкие плечи и сильные тела, чувствую, как между бедер появляется жар.

Прижимаю руки к груди в странном жесте, пытаясь скрыть очертания возбужденных сосков. Дышу быстро и глубоко, чтобы успокоиться.

– Хотите, чтобы я вас мыла?

Они оба кивают.

– Тогда бегом в воду! – говорю, уперев руки в боки.

Глава 4

Мужчины переглядываются и как-то даже синхронно заходят в озеро, пытаясь обогнать друг друга и показать мне, что не боятся холодной воды.

Я наблюдаю за ними со стороны и, когда взгляд сам собой опускается на их круглые, загорелые ягодицы, щеки немного вспыхивают. А потом я фыркаю. Потому что воспитала детей, потом нянчила внуков. Я задниц в своей жизни видела много.

Но, конечно, эти не сравнятся с обвислым экватором Толика.

Тяжело вздохнув, оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти хоть что-то, чтобы вымыть их, потому что одной воды будет мало, грязи на них налипло много.

Как и ожидается, вокруг нет ничего подходящего, ни бруска мыла, ни геля для душа, даже несчастного мыльного корня. Что уж говорить о полотенцах…

А я, как назло, понятия не имею, чем мылись люди до того, как мыло изобрели. Кажется, придется выяснять опытным путем, потому что вряд ли кто-то из дикарей мне подскажет.

А сейчас хорошо бы чем-то оттереть грязь с их тел и волос. Потереть их какой-нибудь щеткой может быть даже полезнее применения моющего средства, потому что вряд ли нежный гель с алое расщепил бы всю ту грязь, налипавшую на них с рождения.

– Вы знаете, что такое щетка? – спрашиваю у мужчин.

– Ще-т-ква? – переспрашивает Рив, поглядывая на меня голубыми глазами из-под прищуренных век.

– Забудь, – говорю и отворачиваюсь, до боли прикусив нижнюю губу.

Смотрю под ноги и вдруг понимаю, то, на чем мы стоим – это глина. В самой пещере ее полно: под ногами, на стенах, даже наверху.

Но вода в озере все равно настолько жесткая, что не позволяет глине помутнить себя. Остается почти кристальной. Наверное, потому что постоянно очищается – приходит из какого-то источника над пещерой и впитывается в землю.

Я приседаю перед водой и пытаюсь взять пальцами кусок глины под прозрачной водой у берега.

Увлажненная, она легко поддается.

– Иди сюда, – я указываю рукой на Вара и он, довольный, поднимается из воды, как озерный бог. С его плеч стекают блестящие капельки, похожие на бриллианты. Скатываются к напряженным кубикам на животе, в которых, кажется, нет и малейшей прослойки жира.

Рив за его спиной весь напрягается. Каменеет, смотрит перед собой из-под бровей, будто усиленно пытается игнорировать происходящее.

– Только не надо ссориться, ладно? – говорю быстро, поглядывая на него через плечо Вара. – Надо просто подождать, я помогу вам обоим.

– Я доказать, необычная самка, – говорит Рив, вскинув голову и не убирая двух рук с рукоятки своего топорика, что в воде, пока он полностью голый, выглядит немного комично, – что Рив из степного племени уметь ждать!

Они говорит это с таким величием, будто его подготовили к пыткам, не меньше. И пытка эта – ждать, пока я пытаюсь сделать из волос Вара что-то нормальное.

Сам Вар с довольным видом смотрит то на меня, то на Рива – с ехидным выражением лица. И все это, пока я тру его голову глиной.

– Теперь надо смыть, нагнись к воде, – говорю.

На меня тут же устремляется взгляд напряженных карих глаз, непонятно куда девается вся радость.

– Перед женщиной я не наклоняться, – фыркает он, встряхнув головой.

– Мне первым помыть Рива? – спрашиваю вкрадчиво, прищурившись.

Я наблюдаю за тем, как мускулы Вара напрягаются, он делает шаг и останавливается так близко рядом со мной, что я ощущаю запах глины, исходящий от его тела. И еще – аромат дыма и костра, который все еще не вымылся.

– Тебя мне обещать, Рарра, – говорит он тише, видимо, чтобы не слышал Рив, находящийся на середине озера. Из-за того, с какой вкрадчивостью он говорит, в моем теле поднимается жар. А еще потому что он стоит так близко совершенно голый.

Я замечаю несколько шрамов на его смуглой груди и плечах, потому что боюсь поднять голову и посмотреть в его глаза. Он намного выше моего нового тела.

И еще из его слов я впервые узнаю свое новое имя – Рарра.

А потом вспоминаю, кто я такая. Никакая не Рарра. Меня зовут Галина.

Кажется, бедняжка Рарра умерла.

И если эти мужчины хотят чего-то добиться от меня, то смогут, только придерживаясь моих правил. Потому что я и не таких воспитывала.

– Значит, – шепчу и поднимаю взгляд к его карим глазам, делаю шаг, чтобы стать к нему еще ближе и кладу руку на его торс, скольжу ладошкой вверх, к плечу, – мы друг друга поняли, Вар?

Его карие глаза почти превращаются в оранжевые, столько в них огня. Если я разбираюсь в том, как мужчины смотрят на женщин, то сейчас в глазах Вара восхищение.

– Понял, – говорит он и я чувствую, как быстро под моей ладошкой бьется его громадное сердце.

Глава 5

Вар оглядывается на Рива и хмурится, а тогда со страдальческим выражением лица опускается к воде и мочит голову руками, бережным движением отложив топорик на берег.

Теперь довольна я. У меня получилось. Даже позволяю себе легкую улыбку.

Промывать волосы Вара приходится еще раза три, пока голова не становится чистой. Вар сидит в воде, как послушный пес, и иногда встряхивается всем телом, тоже как пес. Когда я прошу его самому мыть голову – он не понимает, что надо делать.

Или делает вид, что не понимает, потому что иногда я все-таки ловлю его запальчивые взгляды. И даже чувствую, как иногда он мелко вздрагивает, когда я к нему прикасаюсь.

Он постоянно меня рассматривает. И не только он.

Правило номер один, которое я усваиваю, очнувшись в давно минувшем мире: древние люди – те еще манипуляторы. Правда, вряд ли Вар поймет, что означает это слово, даже если я сейчас озвучу его.

Когда все-таки справляюсь с его волосами – у него оказывается невероятная копна черных волос, крепких, как конский хвост. Их стоило лишь вымыть и чуть перебрать пальцами – распутались сами.

Я предполагаю, что он занимает хорошее место в своем племени, питается вдоволь, а еще природа наградила его сильным организмом, потому что в этот век он наверняка должен был быть уродливым с лица из-за перенесенных болезней, но с ним случилось все иначе. Дикая местность закалила его организм, хотя, предполагаю, если бы тут каким-то образом вспыхнула любая из современных эпидемий – покосила бы всех и сразу. К такому у них иммунитета нет.

Точно, Вар красив, почти как современный человек, но по-другому. Необычной, странной, но завораживающей красотой. То, как он стоит, как смотрит, говорит о том, что этот человек привык общаться на языке силы.

Я перевожу взгляд за его спину. Под небольшим водопадом в конце пещеры, на выступающем из-под воды камне, стоит Рив, капли стекают по его загорелому телу, намокшие волосы шелковой струей липнут к плечам и шее.

Он выглядит так, будто все это время наблюдал за нами напряженными голубыми глазами, но как только я поднимаю взор на него – отворачивается.

– Тело помой сам, как я учила, – обращаюсь к Вару и подзываю Рива взмахом руки.

Рив тут же прыгает в воду и доплывает сюда, кажется, за два стука моего сердца. Из воды сначала показываются глаза, а потом и все остальное тело, кажется, будто он поднимается сюда по небесным ступеням.

Смотрит на меня такими глазами, что по коже бегут то горячие, то холодные мурашки. Сердце подпрыгивает и сжимается, я не могу отвести от Рива взгляда.

– На, – Рив берет в руку горсть глины и бросает ею в Вара, – мыть сам.

Вар рычит, одним молниеносным движением хватает с берега свой топорик и направляет его на Рива. Сам Рив свое оружие не оставлял – так что оно до сих пор у него в руке, он даже с ним плавал, потому что точно привык всегда быть начеку.

Они скрещивают топоры и в этот раз я чувствую, что все серьезно, Рив на грани, а Вар, наверное, чувствует себя оскорбленным, если ему доступна такая эмоция, только потому что в него бросили кусок глины.

Что-то мне подсказывает, что в эти времена войны между племенами вспыхивали и за меньшее. Если у всех них такие запальчивые характеры.

– Перестаньте! – прошу я, и делаю шаг вперед, чтобы предотвратить драку, как раз в тот момент, когда они оба нападают друг на друга. Быстро и почти бесшумно, если бы не стояли оба в хлюпающей воде.

Не знаю, как это происходит, но внутренняя сторона руки вспыхивает болью. Из-за удара я падаю и едва успеваю взмахнуть руками, чтобы сделать приземление более мягким, но все равно ударяюсь копчиком.

Смотрю на ладонь. На ней порез средней глубины, из которого сочится кровь, но тут, без медицины, без банального антисептика, если не оказать себе первую медицинскую помощь – я пропала. С легкостью может появиться заражение.

Нужно хотя бы чем-то перевязать ладошку. Чем-то более-менее чистым.

Поднимаю взгляд выше и натыкаюсь на два ошарашенных лица Вара и Рива, в их глазах что-то похожее на чувство вины. А еще испуг и взволнованность.

О драке и думать забыли.

Глава 6

Тишина падает на пещеру, словно тяжелое покрывало, пропитанное сыростью и страхом.

Вар и Рив застывают, подняв топоры, будто две статуи из камня и ярости.

Мгновение... и будто по невидимому сигналу, они опускают оружие. Лезвия отзываются влажным плеском, исчезая в темной воде.

Я с усилием поднимаюсь на локоть – каждое движение отдается эхом боли. Ладонь пульсирует, кровь стекает по пальцам. Вар делает шаг ко мне, но резко замирает, стиснув зубы. Его плечи подрагивают –от ярости или от тревоги, уже не разобрать.

Рив подходит первым. Его шаги быстрые, но в них нет ни угрозы, ни спешки – только сосредоточенность. Он опускается рядом, взгляд цепляется за мою окровавленную руку.

– Глупость, – хрипло бросает он. – Зачем ты это сделала?

Я сразу понимаю, о чем он. Я влезла в их бой. Нарушила их кодекс. Но иначе не могла.

– Потому что вы оба иногда забываете, что значит думать, – выдыхаю я, и к своему удивлению чувствую, как по щекам катятся слёзы. Горячие, живые. Я не хотела плакать, просто не сдержалась.

Вар неожиданно опускается рядом. Молчит. Только дыхание выдает бурю внутри. Его взгляд скользит по моей ране, затем – встречается с моим. В этом взгляде – растерянность. И что-то ещё. Смущение?

– Я не хотел... – глухо произносит он.

– А я не хотела, чтобы вы убили друг друга, – шепчу я.

И в этот момент понимаю: я больше не просто гостья, не только чужачка. Я – нарушительница их законов. Но и та, кто сумела их остановить.

Рив бросает короткий взгляд на Вара. Вар отводит глаза, его поза меняется – напряжение чуть спадает. Это не мир между ними, но передышка. Как затишье перед новой бурей.

Рив всё ещё держит мою руку. Крепко. Но неожиданно нежно. От его кожи исходит тепло, запах –дикая трава, костёр, глина. Он так близко, что я чувствую, как сердце начинает биться быстрее. Его взгляд –внимательный, глубокий.

– Ты слишком смелая, – шепчет он, и его голос становится почти лаской. По спине пробегает дрожь.

Я замечаю, как Вар приближается. В его взгляде – хищная настороженность, но и нечто иное, темное, тягучее. Ревность? Или притяжение?

Он сокращает дистанцию. И внезапно хватает меня за вторую руку. Осторожно. Его пальцы дрожат, словно он боится навредить.

– Я... – пытаюсь что-то сказать, но слова тонут в напряжении между ними.

Они смотрят друг на друга, и в этих взглядах –продолжение битвы. Только теперь – не за кровь, а за право быть рядом. Их борьба стала тише, но не менее яростной.

Две сильные ладони сжимают мои руки. Я между ними, в самом центре их конфликта и притяжения. Мир вокруг сужается, становится жарким, будто сама пещера дышит вместе с нами.

Вар слегка усиливает хватку, будто испытывает мою реакцию. Рив отвечает движением – его пальцы скользят по моему запястью, мимолетное, но чувственное прикосновение.

– Осторожно, – говорит он Вару, голос хриплый, почти угрожающий.

Вар смотрит на него, в глазах – вспышка ревности. Но и что-то новое. Он изучает.

Мир замирает. Треугольник напряжения становится почти осязаемым. Каждое движение, взгляд, прикосновение – это шаг на грани дозволенного.

Я прикусываю губу. Вар замечает – его взгляд задерживается на моих губах, потом поднимается выше. Его лицо на миг становится диким, но в этом и ранимость. Он борется с собой.

Рив двигается ближе. Его рука скользит вверх, к плечу. Пальцы касаются моей кожи –мягко, словно приглашение. Его глаза – темные омуты.

– Ты красива, – говорит он тихо, и по телу пробегают мурашки.

Вар всё ещё рядом. Его вторая рука убирает прядь с моего лица, едва касаясь щеки. Это первый раз, когда он так нежен. До этого был только огонь.

И снова – напряжение между ними. Невысказанная борьба. Но теперь они не требуют моего выбора –они ждут его.

И только теперь я понимаю: в этом диком, инстинктивном мире даже страсть подчиняется своим законам.

А что, если я не готова выбирать одного?

Если мне нужны они оба?

Глава 7

Молчание становится томным, как жаркий ветер перед грозой. Вар и Рив не двигаются, будто дают мне право говорить первой. Но мои губы молчат – потому что тело говорит за меня.

Я делаю шаг, не словами или движением – дыханием, взглядом, наклоном головы. И Рив, словно поняв, медленно приближается. Его губы замирают у моей щеки, не касаясь, только дразня. Его дыхание как прикосновение, вызывающее дрожь.

Вар с другой стороны проводит ладонью по моему плечу, следуя по коже до шеи. Его прикосновение –горячее, сдержанное, как уголь под золой. Его пальцы скользят к ключице, и я невольно выгибаюсь ему навстречу.

Они оба рядом. Слишком рядом. Я чувствую тепло их тел, силу рук, запахи – смешанные, пьянящие. Это не просто близость. Это вызов.

Рив касается моих губ своими – почти мимолётно, едва ощутимо, но этого достаточно, чтобы сердце сорвалось в безумный галоп. Вар замирает, его ладонь крепче ложится мне на талию, будто заявляя своё.

И всё-таки они не спорят. Не отталкивают друг друга. Их движения – сдержанные, но наполненные ожиданием. Они оба чувствуют: сейчас всё зависит от меня.

Я закрываю глаза и позволяю себе быть между ними. Не разрываемой. Не разделённой. А единой с этим первобытным, смелым ритмом. Я – пламя, которое они оба пытаются удержать.

Пальцы Рива скользят вниз по моему плечу, касаясь обнажённой кожи чуть ниже. Его движения всё такие же мягкие, будто он на ощупь читает карту моего тела.

Вар приближается с другой стороны, его ладонь ложится на мою талию и медленно, тягуче двигается вверх по спине. Их прикосновения не соревнуются – они дополняют, создают мелодию из жара и трепета.

Моё дыхание учащается. Каждый вздох становится глубже, громче, сливаясь с их дыханиями. Сердце стучит в такт прикосновениям. Я чувствую, как они обоими телами окружают меня – не запирая, а оберегая.

Рив наклоняется к моей шее, его губы касаются кожи сначала осторожно, почти невесомо. Он словно пробует вкус моей дрожи. Вар отвечает, прижимая меня ближе, его грудь – горячая, твердая –ощущается сбоку от меня.

Его губы находят моё ухо, шепчут неразборчиво и хрипло, но голос его сам по себе уже пламя.

Мои руки сами находят путь – одна ложится на грудь Рива, чувствуя, как под ладонью напряжены его мышцы. Другая – на шею Вара, кожа там горит. Оба тихо замирают, позволяя мне решать ритм, направление, глубину.

Их прикосновения становятся смелее. Пальцы скользят по талии, вдоль рёбер, сплетаются с моими. Губы находят губы, сначала одни, потом другие – и я уже не знаю, чей вкус на моих губах, чьё дыхание слилось с моим. В этом танце нет слов, только тепло, желание и глубинная близость.

Пещера кажется уже не каменной, а живой. Стены пульсируют светом от костра, тени пляшут, словно древние духи, благословляющие этот союз.

Мы падаем – не в землю, а друг в друга. В тепло, в инстинкт, в принятие. Их тела обнимают меня с двух сторон, кожа к коже, сердце к сердцу. В этом нет грубости – только мощь. Мощь желания, которое не требует обещаний, только момента, полного и вечного.

Я теряюсь во взглядах, во вкусах, в ощущениях. Нет границ, нет страхов. Есть только мы трое, и мир, сузившийся до прикосновений, дыхания и чувства быть желанной – даже не единожды, а дважды, всеми частями своей души.

Я протягиваю руки, обвиваю шею Рива, притягивая его ближе, чувствую, как его тело напрягается, отзываясь на мой жест.

Его дыхание горячее, грудь касается моей, а пальцы уже скользят по спине, исследуя каждый изгиб, словно запоминая их наощупь.

Я прижимаюсь всем телом, чувствуя, как его возбуждённая плоть упирается в меня сквозь одежду –твёрдая, пульсирующая, настойчивая.

Вар не отступает – его ладони, уверенные, властные, поднимаются по бокам, обхватывают талию, груди, и прижимают меня к себе, запечатывая между ними.

Между нашими телами нет уже ничего – ни воздуха, ни границ, только пульсирующее тепло и движение. Они действуют в такт, как две стихии – огонь и камень, и я в самом их центре, расплавленная, трепещущая.

Рив склоняется к моей груди, его губы жадно ищут кожу, язык медленно скользит вокруг соска, вызывая дрожь, будто волна проносится сквозь всё тело. Его пальцы крепко держат мои бёдра, будто боятся отпустить, и в этом прикосновении – всё: желание, нужда, сила.

Вар сзади – плотный, горячий, дыхание его разгорается, как угли у шеи.

Его пальцы пробираются ниже, вдоль внутренней стороны бедра, туда, где кожа горит от нетерпения. Его рука задерживается там, двигаясь медленно, сдержанно, смакуя момент. Он шепчет что-то грубое, хриплое, слова растворяются в жаре, но я чувствую их смысл каждой клеткой.

Его грудь давит в спину, его возбуждение – напряжённый, едва сдерживаемый поток, что готов прорваться.

И в момент, когда его руки смыкаются на моем животе, он тянет меня ближе к себе и врывается в меня своей каменной плотью.

Глава 8

Он толкается внутрь меня еще раз и звезды начинают сыпаться из моих глаз.

Все мысли теряются, я ощущаю только плоть Вара внутри, и руки Рива, ласкающие мое тело спереди.

Сжав мои волосы большой сильной рукой, Рив заставляет меня поднять голову и впивается в губы жестким поцелуем.

Поцелуй глубокий, жадный, почти агрессивный. Он будто хочет запечатлеть на моих губах свою власть.

Его дыхание горячо, язык вторгается внутрь, не оставляя пространства ни для сомнений, ни для воздуха. Я отвечаю с тем же жаром, но чувствую, как Вар сзади, во мне замирает – напряжение исходит от него волной.

Его ладони по-прежнему на моих бёдрах, но они становятся твёрже, почти как предупреждение.

– Отпусти, – ворчит он низко, голос его глухо вибрирует у моего затылка. – Сейчас она моя!

Но Рив не отвечает словами. Он сжимает мои волосы крепче и целует ещё глубже, будто нарочно. Вар рычит, и его руки срываются вверх – он обхватывает мою грудь, сжимает её через шкуру, а дальше сдвигают одежду вниз, его пальцы грубые, напряжённые, он как будто заявляет права.

Между ними разгорается молчаливая битва – не за тело, а за душу, за власть, за ощущение.

Мои губы горят от поцелуя, спина – от прикосновений, горит каждая клеточка тела, а особенно –лоно. И я схожу с ума от этих ощущений.

Они словно забыли друг о друге, но используют меня как поле боя – каждый стремится оставить след, утвердиться.

– Она не против, – шепчет Рив, наконец отрываясь от моих губ, его голос хриплый, губы влажные. – А я все равно не отпущу.

И тогда они оба замолкают. Их руки синхронно охватывают меня – один спереди, другой сзади – и я чувствую, как они больше не спорят. Теперь они действуют вместе. И этот союз – куда опаснее их соперничества.

Их дыхания тяжелые, но сдержанные, как у хищников перед прыжком.

Рив не отпускает моих волос, его пальцы всё ещё в них, но теперь он не тянет, а держит, будто хочет убедиться, что я здесь, с ним, несмотря на присутствие Вара. Его взгляд скользит по моим глазам, губам, и я чувствую, как в нём борется ярость и одержимость.

Тем временем ладони Вара сзади тяжелеют, его грудь сдержанно прижимается к моей спине, и я ощущаю, как внутри него напряжение взвинчивается до пика, а плоть внутри меня твердеет до предела.

Он делает еще один толчок, и я не сдерживаю стона, который врывается прямо в губы Рива.

В следующую секунду Рив выпрямляется, отстраняется всего на мгновение, но этого достаточно, чтобы ощутить, как в нём кипит что-то более глубокое, чем простое желание. Его глаза темнеют, взгляд пронзает, как лезвие.

– Моя очередь, – говорит он негромко, но с такой уверенностью, что воздух в пещере становится гуще. – Я хочу чувствовать её…

Его слова как вспышка. Вар напрягается, его тело будто каменеет у меня за спиной.

Он продолжает двигаться во мне, кажется, смотря на Риве с вызовом. Его пальцы ещё на моих бёдрах.

– Она моя, – рычит Вар, не отпуская мои бедра, продолжая стискивать их сильными пальцами.

Рив подается вперёд. Он смотрит мне в глаза, не отводя взгляда, и всё его тело – напряжённое, сдержанное –говорит одно: я тебя хочу. Он касается моей щеки, большим пальцем проводит по губе –медленно, с притяжением, в котором чувствуется непреоборимое вожделение.

– Но она выбрала, – добавляет он мягко и как-то хрипло. – Сейчас – меня.

Вар замирает сзади, будто что-то решает. Нехотя отступает на шаг.

Его взгляд всё ещё на мне, он сжимает челюсти, но не уходит. Смотрит на мою раненую руку и сцепляет зубы, будто только из-за моего ранения согласен поменяться с Ривом. Уступить не ему. Уступить мне.

В этом отступлении нет поражения – есть понимание. И принятие.

И тогда Рив обнимает меня – медленно, полно, всем телом.

В следующее мгновение его тело уже меж моих бедер, жесткая плоть скользит вдоль внутренней стороны моих бедер.

Я чувствую, как он млеет от желания, как я сама горю, уже ничего не осталось от стыда – только голая, пульсирующая потребность.

Когда он входит в меня, медленно, глубоко, я вздрагиваю и вздыхаю – длинным, отчаянным звуком. Он заполняет меня целиком, растягивает, заставляет все тело дрожать. Я сжимаю его сильнее бедрами, тяну к себе, требую больше.

– Ты слышишь ее? – обращается Рив к Вару, задыхаясь, – она не твоя, она сейчас подо мной, вся.

Вар срывается с места, но не подходит. Его грудь поднимается, дыхание рваное, глаза блестят – он сходит с ума от ревности. И все же стоит. Смотрит, как я прижимаюсь к Риву, как он двигается во мне –тяжело, ритмично, жестко.

Я вижу Вара через плечо Рива, и этот взгляд как лезвие. Мучительный. Желающий. И часть меня хочет, чтобы он подошел. Чтобы его руки тоже коснулись меня. Чтобы он забрал меня от Рива или разделил со своим врагом.

– Посмотри на нее, – шепчет Рив, держа меня за бедра, – как она дрожит от моих прикосновений. Она этого желает.

Его движения становятся жестче, во мне разливается горячая волна, тело дрожит, я захлебываюсь в криках, зная, что Вар слышит каждый.

Глава 9

Я чувствую, как Рив внутри меня пульсирует – жаркий, нетерпеливый, словно и он сам едва держится на краю. Его дыхание становится всё тяжелее, он сжимает мои бёдра сильнее, а движения – более резкие, более требовательные.

Я стону, обвиваю его бёдрами, будто хочу раствориться в этом мгновении, как в пламени, которое пожирает всё на своём пути.

Вар по-прежнему стоит чуть в стороне, но я чувствую его взгляд. Острый, голодный. И когда его рука медленно тянется ко мне – к моей груди, к щеке, к плечу, я не отстраняюсь.

Я хочу его прикосновений так же сильно, как и движений Рива во мне. Эти двое такие разные – один как огонь, другой как камень, и я посередине, пылающая и дрожащая.

Рив замечает движение Вара, напрягается, но не уходит. Вместо этого он меняется –как будто признаёт, что сейчас это не соперничество, а что-то большее, неведомое. Он медленно притягивает меня к себе, но оставляет место, как приглашение и вызов, вызов не только для Вара, но и для меня самой.

Вар замирает, его рука останавливается на моей талии. Его пальцы грубые, но в их касании –нерешительность, почти благоговение. Он сжимает сильнее, будто убеждаясь, что я реальна. Его губы касаются моей шеи, и это прикосновение разлетается мурашками по телу, наполняя меня новой волной жара.

Я выгибаюсь, будто предлагая себя целиком, как мост между ними. И в этот момент они оба касаются меня – один спереди, другой сзади – их ладони, губы, тела движутся по мне, будто по общей карте желания.

Они не говорят – только дышат, сливаются в темпе, в намерении, в дикости. Их соперничество больше не рвёт меня, оно поддерживает, держит, возвышает. Они, такие разные, нашли единственный момент согласия – внутри меня.

Я стону, уже не различая, кто где, кто прикасается, кто целует, кто во мне. Всё сливается в единое жаркое безумие, в вихрь, где я – центр. Их тяжёлое дыхание, напряжённые тела, горячая плоть – всё кружит меня, поднимает выше и выше, к самой грани.

Вар целует мою шею, сжимая мою грудь, его пальцы будто отзываются на каждый стон. Рив держит меня за бедра, направляя, глубоко входя, его губы у моего уха, и шепчет:

– Ты хочешь нас. Обоих.

Я не могу говорить, только киваю, судорожно, изломанно, и тело снова вздрагивает в очередной волне – я кончаю, с криком, с шипением, с яростью.

И в этот миг всё исчезает – и пещера, и пыль, и страх, и даже мой бывший муж с его поцелуями-призраками. Здесь, сейчас, между двух мужчин, которые рвут меня на части и одновременно собирают обратно – я становлюсь собой настоящей.

А потом – тишина. Только дыхание, как эхо в пещере. Вар держит меня, Рив не отпускает, их руки ещё на моём теле, но уже не как руки завоевателей – как защитников.

Я закрываю глаза. Впервые просто чтобы почувствовать.

Когда ты старуха… тебе никто не прикасается просто так. Ни с желанием, ни с нежностью. Тебя подталкивают к дивану, помогают с колготками, хлопают по руке, как по фарфору. Все боятся, что ты развалишься. А ты уже давно развалилась.

А здесь… здесь меня держат, будто я сделана из плоти, а не из воспоминаний.

Я лежу между ними, как будто во сне, где тело – не моё, но я ощущаю всё до последнего вздоха. Их дыхания рядом, их тепло вокруг, их руки всё ещё касаются кожи, которая будто впервые за десятилетия по-настоящему ощущает прикосновения. Не сквозь ткань. Не с осторожной жалостью. А так, как будто я – живая. Целая. Желанная.

Вар сжимает меня сбоку, грубо, но сдержанно, его ладонь большая и шершавая. Рив переплетает пальцы с моими и мне странно, как легко двигаются мои руки. Без боли, без хруста. Без страха, что что-то оторвётся или больше не срастётся.

Я не говорю ни слова. Мне хочется запомнить не звуки, а это ощущение: что я могу лежать между двух мужчин, обнажённая, без стыда, без пледа на коленях. Что я могу хотеть. Что во мне ещё что-то есть, кроме памяти.

– Ты дышишь по-другому, – шепчет Рив, и я едва не улыбаюсь.

Не потому что красиво сказал. А потому что никто так не говорил уже вечность. Не выделял меня, как что-то особенное.

– И смотришь не как здесь, – добавляет Вар.

Потому что да. Я смотрю иначе. Я смотрю, как те, кто уже знал, что такое конец.

Я обнимаю Рива бедром, прижимаюсь к Вару спиной, и думаю: неужели это всё – правда? Неужели плоть может снова быть плотной, грудь – высокой, волосы – тяжёлыми от пота, а не от седины?

Сначала я боялась, что это временно. Что очнусь и снова слабые колени, снова крошки, снова аптечки. Но я все ещё здесь. И всё пульсирует, всё горит.

И вдруг – перемена.

Я чувствую, как Вар отстраняется чуть дальше. Не резко. Осторожно. Он садится, смотрит на меня сверху вниз и в его взгляде что-то ломается.

Он не держит меня, как раньше. Он ждёт.

Рив тоже молчит. Сжимает мою ладонь, но не тянет, он весь в напряжённой тишине.

– Так не бывает, – говорит он вдруг, тихо. – Чтобы двое… и одна. Чтобы вместе.

Он говорит, но я слышу «чтобы так хотели одну, как хотят тебя». Как будто я не должна была быть способной на это. И я понимаю, почему.

Глава 10

Слова падают, как камни в тишину, и не разбивают её, а делают лишь тяжелее. Я чувствую, как комната сужается. Как воздух становится гуще, будто его уже недостаточно.

Выбрать?

Я хочу сказать: «Я уже выбрала. Здесь и сейчас».

Но язык не шевелится. Ни один мускул на лице. Потому что я слышу в этих словах не про выбор мужчины. Я слышу – про выбор себя.

Я сижу между ними – молодая. Тело гладкое, плотное. Ни одной морщины, ни одной седой нити в волосах. Кожа горит от их прикосновений, будто её никто не касался до этого момента. Я смотрю на свои пальцы – они не дрожат. Суставы не скованные, как раньше. Я могу сжать руку Рива – и сжимаю. Могу дотронуться до щеки Вара – и тянусь.

Но внутри…

Внутри мне восемьдесят.

Не календарно. Не по паспорту, а по количеству прожитых лет, когда я давила себя внутри этого тела.

По годам, когда я просыпалась, надевая роль, не платье. Надевала на лицо улыбку. Ради детей и внуков, уже даже не ради Толика.

Когда прикосновение – это "осторожно", а не "желанно". Когда я стирала память о теле, чтобы не скучать по тому, кто его больше не тронет. Потому что я больше не молода и не сексуальна, а мне ведь изменяли даже когда я такой была.

И будто я – ничто.

И теперь, сидя здесь, с руками на своей коже, с жаром внутри, с чужим дыханием у горла, я вдруг понимаю: я не боюсь выбрать между ними. Я боюсь выбрать, кем быть себе.

Той, кто позволяет. Или той, кто привыкла запрещать. В первую очередь – себе самой. Вар смотрит на меня, как будто я – битва, которую он готов принять, но не хочет навязать.

Рив держит мою ладонь, как будто держит что-то хрупкое, но ценное.

Они ждут.

Я могу выбрать, как это всегда бывало раньше: тихо улыбнуться, поблагодарить, отвернуться. Не мешать, не стыдить себя. Я могу быть той, которая скажет: "Спасибо, я не такая". Спасибо, но я стара для такого.

Но вдруг изнутри поднимается что-то другое. Память, как я стояла в ванной, смотрела в зеркало и шептала:

«Хоть бы кто-то захотел меня, хоть бы не только за характер, хоть бы не только из жалости, хоть бы Толик вспомнил о том, как мы любили».

И сейчас – вот они. Не из вежливости. Не из жалости. Они жаждут меня, как я когда-то жаждала себя саму. Я поднимаю глаза.

– Я не хочу выбирать, – говорю я, голос хриплый от эмоций. – Я… я выбираю себя.

Тишина. Долгая. Напряжённая.

Вар моргает один раз. Его рука всё ещё на моей талии. Рив сжимает мою ладонь сильнее.

Я принадлежу себе. Впервые за десятилетия я не в чужой жизни, а в своей.

Я тянусь, дотрагиваюсь до груди – своей. Плотной. Наполненной.

Вижу, как их взгляды скользят по моей коже, не как по витрине, а как по книге, которую хочется читать дальше. Дикари, которые впервые тянутся к чтению.

И я чувствую: я живая. Больше, чем вчера. Больше, чем когда-либо. Не старая. Не молодая. Целая.

Сейчас я выбираю гореть. Не гасить себя. Не прятать.

Сейчас я не девятнадцатилетняя и не старуха. Я – обычная женщина с телом, что хочет и сердцем, что стучит.

И с правом жить не в чьей-то тени, а в своём собственном свете.

Я чувствую, как воздух в пещере становится плотнее, как будто сама земля затаила дыхание вместе с ними. Секунды тянутся вязко, как мёд, и вдруг я понимаю: мне нужно движение. Я хочу искупаться после всего, что тут было.

Я поднимаюсь медленно, гордо. Как поднимается кто-то, кто больше не боится быть увиденной. Моя кожа в пятнах от прикосновений, мои бёдра всё ещё дрожат от их силы, а волосы спутаны и влажны. И я знаю – я прекрасна.

Они следят за каждым моим движением. Вар – напряжённый, сжавшийся, будто готов сорваться. Рив – затаив дыхание, как будто впервые видит меня по-настоящему.

Я прохожу мимо них – обнажённая, сильная, теплая от жара внутри. Их взгляды скользят по моей спине, по изгибу бедра, по каплям пота на шее.

И я ловлю эти взгляды. Впервые не отворачиваюсь. Не прикрываюсь. Я горжусь, что они смотрят. Потому что я молодая женщина с опытом старухи.

Я знаю, что могу управлять ими. Добиться всего, чего хочу в этом мире.

Удивительно, но мне не страшно несмотря на то, что тут – первобытность.

Страшно было там. С предателем рядом, старой, никому не нужной.

Путь до источника кажется коротким, но я иду, как по сцене. Я не играю – я живу. С каждым шагом я сбрасываю с себя остатки вины, сомнений, старых рефлексов. Пусть смотрят. Пусть хотят. Я тоже хотела. Всё это время.

И вот – водопад.

Он не бурлит, струится, плавно, как дыхание, как я сама. Я вхожу в воду. Мгновенно кожа покрывается мурашками от холода, но это не пугает, а будит. Как будто вода касается меня так же, как они.

Я подставляю лицо под поток и смеюсь – беззвучно, открыто.

Я поворачиваюсь к ним. Они всё ещё там. Стоят, смотрят. Один сжав кулаки. Второй – всё ещё с моей лаской на пальцах.

Глава 11

Мы одеваемся, почти не глядя друг на друга. Внутри еще тлеет огонь прошедшей ночи, но на рассвете все кажется другим, более суровым, более реальным.

Дальше молча следую за Варом и Ривом к выходу из пещеры, чувствуя, как прохладный воздух снаружи тут же стирает остатки ночного жара с моей кожи.

Снаружи меня встречает картина первобытного поселения: шалаши из шкур, разбросанные вокруг потухшего костра, полусонные фигуры дикарей, бредущие по своим делам.

Небо над головой становится всё ярче, и я вижу восходящую звезду – солнце, ещё бледное, словно колеблющееся, неуверенное в своём решении начать новый день.

Здесь меня называют Раррой, но настоящее имя, которое всплывает в моей памяти – Галина. Оно кажется далёким и неуместным среди этих дикарей, но я держусь за него как за якорь, связывающий с прежней жизнью.

Я оглядываю поселение, понимая, что никогда не стану частью этого мира. Но и вернуться в свой, прежний, тоже невозможно. Да и не хочу, даже если бы могла.

Вар подходит ближе, его голос низкий, уверенный:

– Теперь ты принадлежать нам. Твой дом не здесь.

Слова Вара звучат не как приказ, скорее, как обещание или даже клятва. Я смотрю в его глаза, и мне хочется поверить в это, но я не спешу отвечать.

– А где… ваши племена? – спрашиваю я медленно.

Рив молча поднимает руку, указывая направо – на горный перевал, окутанный утренней дымкой. Вар одновременно с ним вытягивает руку налево, в сторону густого, едва просыпающегося леса.

– Вы далеко друг от друга? – спрашиваю задумчиво.

Рив кивает, взгляд его темнеет, голос хриплый и тихий:

– Очень.

– Не быть вместе, – добавляет Вар, как будто в подтверждение. – Племена –враги. Один путь для тебя.

Я задумываюсь, не спеша что-то отвечать, лишь бы не начать новую перепалку между ними.

Вдруг краем глаза я замечаю небольшое движение возле одного из шалашей. Там, свернувшись калачиком, сидит черноволосая девочка. Её плечи содрогаются, и я сразу понимаю – она плачет. Сердце невольно сжимается, и я, забыв обо всём, торопливо подхожу к ней ближе.

– Что случилось? –спрашиваю я тихо, опускаясь рядом на колени.

Девочка поднимает на меня испуганные, заплаканные глаза, полные отчаяния и стыда.

– Пошла кровь… Грязная теперь. Родители выгнали ночью сюда, чтобы не спать рядом с ними.

Её слова проникают в меня, вызывая гнев и сострадание одновременно. Я чувствую, как внутри вскипает негодование, но подавляю его и оборачиваюсь к мужчинам.

– Подождите там, – говорю я властно и мягко одновременно. – Я сейчас.

Вар и Рив неохотно отходят в сторону, но продолжают внимательно смотреть на нас. Я снова обращаюсь к девочке, беру её за дрожащие руки и заглядываю ей в глаза.

– Послушай меня внимательно. Это не грязь, не стыд и не проклятие. Ты не виновата в том, что происходит с твоим телом. Это естественный процесс, через который проходит каждая девочка, когда становится взрослой женщиной. Твоё тело просто готовится к тому, чтобы однажды ты смогла стать мамой, родить ребёнка, дать новую жизнь.

Я вижу, как в её взгляде постепенно появляется что-то новое – понимание и надежда. Я продолжаю мягко и уверенно, вспоминая своё прошлое, то, как тысячи раз объясняла это другим девочкам, таким же испуганным и потерянным:

– Поверь, раньше я была медсест… целительницей и часто помогала девочкам вроде тебя. Нет ничего постыдного или плохого в этом. Наоборот, это значит, что ты взрослеешь, становишься сильной, способной дать жизнь и любовь.

Девочка больше не плачет. Она крепко сжимает мои пальцы, её дыхание становится спокойнее.

Во взгляде уже нет страха, а есть восхищение и глубокая благодарность, которые согревают меня изнутри и убеждают в том, что моё прошлое не утрачено, что даже здесь, среди дикарей, мой опыт и знания всё ещё необходимы и ценны.

Через несколько мгновений я замечаю, как у одного из шалашей собирается группа детей. Растрепанных, в шкурах и с палками.

Девочка замечает их тоже, и вдруг оживает. Она вскакивает на ноги и, вытирая лицо ладонями, бросается к ним. Бежит быстро, почти радостно, как будто несёт что-то важное.

Я наблюдаю, как она останавливается возле других ребят, возбуждённо что-то шепчет им, заглядывая в глаза каждому. Она всё время поглядывает на меня – с восторгом, с восхищением, будто я волшебница, сошедшая с неба, чтобы сказать то, чего никто до меня не говорил. В её лице не просто доверие. В нём рождается вера.

Дети неожиданно срываются с места и убегают куда-то, смеясь и переговариваясь. Ко мне подходят Вар и Рив.

– Надо выходить сейчас, – говорит Вар серьёзно. – Иначе не добраться до племени до вечера.

Я задумчиво оглядываюсь. Взрослые прохожие смотрят на меня настороженно и неприязненно, словно я для них угроза. Внезапно из толпы выходит один из мужчин племени и решительно направляется ко мне.

Вар и Рив сразу напрягаются, но я жестом успокаиваю их.

Мужчина останавливается передо мной, лицо его сурово, а глаза полны отчаяния. Он бородатый и от него пахнет, как от дикаря, но я приказываю себе не обращать на это внимание.

Глава 12

Мужчина ведёт меня к своему шалашу, почти бегом.

Я тороплюсь за ним, сердце колотится, а в голове пульсирует только одна мысль: «Успеть». Потому что, кажется, его Нааре очень плохо. Точно, раз он не побоялся обратиться даже ко мне, хотя все остальные смотрят волком.

Вар и Рив идут за нами, но я жестом останавливаю их на расстоянии. Сейчас я должна справиться сама.

Внутри шалаша полумрак и тяжёлый, удушливый запах болезни и влажных шкур.

Пространство небольшое и тесное, стены собраны из грубых веток, переплетённых шкурами животных, на которых ещё видны пятна засохшей крови и грязи.

На земле лежат грубые покрывала и охапки сухой травы, которые служат постелью.

Рядом с женщиной стоит несколько грубых мисок с травами, которые почти ничем не отличаются от обычных плоских камней. Травы явно приготовлены в попытке облегчить боль.

На шкурах лежит молодая женщина, её лицо бледно-серое, губы потрескались, глаза лихорадочно блестят. Она резко отшатывается, когда я приближаюсь, взгляд её напуганный, подозрительный.

– Не трогай! Ты чужая, – шипит она слабо, пытаясь отодвинуться и впиваясь грязными ногтями в вонючую шкуру под собой, но боль заставляет её застонать.

Я спокойно опускаюсь рядом на колени, протягивая ладонь.

– Я не причиню тебе зла, – говорю мягко и уверенно, как говорила сотни раз пациентам в прошлой жизни. – Позволь посмотреть рану.

Женщина смотрит на меня с вызовом, недоверием, но боль сильнее страха. Она неохотно открывает покрывало, и я вижу воспалённую, красную, гноящуюся рану на бедре, обильно покрытую грязью и запёкшейся кровью.

Я невольно втягиваю воздух сквозь зубы. Ее не то что не обработали –даже не обмыли.

– Как давно это случилось?

– Два дня назад, – отвечает муж, тревожно наблюдая за нами.

– Рану надо очистить и вскрыть, – говорю я твёрдо, глядя ему прямо в глаза. – Мне нужны горячая вода и острый… какое-нибудь острое маленькое орудие.

Он без слов выбегает наружу.

Я снова поворачиваюсь к женщине. Она напряжена, словно загнанный зверь, и я вдруг понимаю её: перед ней чужачка, о которой говорят бог знает что, а она беспомощна и вынуждена довериться мне.

– Я помогу тебе, – говорю я тихо, но настойчиво, встречая её взгляд. – Если не сделать это сейчас, ты можешь умереть.

Её глаза расширяются от страха, а затем взгляд смягчается, словно она впервые действительно видит меня. Я осторожно беру её руку в свою. Она не отдёргивает, хотя напрягается всем телом, будто мое прикосновение –еще один источник боли.

Мужчина возвращается с необходимыми вещами.

Я выхожу ненадолго за шалаш, чтобы найти подходящее место для огня. Нахожу углубление, где уже есть чёрный круг золы – остатки старого кострища.

Собираю охапку сухой травы, тонких веточек и коры, сворачиваю их в плотное гнездо. Затем беру деревянную палочку и вставляю её в отверстие в плоском куске дерева. Прижимаю её ладонями и начинаю быстро крутить взад-вперёд, создавая трение.

Руки устают почти сразу, пот льёт в глаза, но я не останавливаюсь. Спустя мучительные минуты сухая пыль в гнезде начинает дымиться. Я осторожно поддуваю – и наконец вспыхивает крохотное пламя. Торопливо подкладываю щепки, затем веточки.

Пламя растёт, и вскоре я уже держу над костром глиняный сосуд с водой. Я прикрываю пламя ладонями, чтобы ветер не задул, и жду, пока костёр разгорится.

Когда огонь стабилен, ставлю над ним каменный сосуд с водой –единственную посудину с углублением, которую тут можно найти.

Время тянется мучительно долго, и я всё время поглядываю в сторону шалаша. Замечаю Вара и Рива, которые постоянно маячат где-то неподалеку, но почти не обращаю на них внимания. Как и на остальных жителей поселения, которые постоянно оборачиваются в мою сторону. В некоторых я даже вижу заинтересованность.

Им интересно что же такое я задумала.

Когда вода наконец закипает, я осторожно беру сосуд с помощью куска кожи, обжигаю пальцы паром и возвращаюсь внутрь.

Затем обматываю лоскут ткани вокруг руки, смачиваю в горячей воде и начинаю аккуратно очищать кожу вокруг раны. Женщина вздрагивает, но я шепчу:

– Потерпи. Скоро станет легче.

Я смываю грязь, стараясь быть нежной, но тщательной.

Старая кровь растворяется, гной начинает стекать, и я вижу, насколько глубока и воспалена рана. Острым ножом, прокалённым в огне, я делаю надрез – неглубокий, но достаточный, чтобы выпустить скопившийся гной. Женщина вскрикивает, но не отдёргивается.

– Хорошо. Всё идёт хорошо. – Я прижимаю шкуру, вытягивая гной, промываю ещё раз, а затем промокаю отваром из сушёного подорожника и коры, который успела найти у входа. Запах терпкий, но целебный.

Я делаю несколько слоёв чистой повязки, привязывая её крепко, но не туго. Слежу за дыханием женщины – оно становится спокойнее, щеки чуть розовеют. Температура, кажется, начинает спадать.

Когда я заканчиваю, женщина смотрит на меня уже иначе – с облегчением, благодарностью и чем-то ещё, похожим на доверие.

Глава 13

Солнце медленно ползёт к горизонту, окрашивая небо в золотисто-медный цвет. В воздухе густой запах дыма и сухой травы. Вар и Рив стоят чуть в стороне, молча глядя на запад.

Силуэты их широких спин вырисовываются на фоне пылающего неба. Я подхожу к ним, и в их молчании чувствуется раздражение.

– Уже почти закат, – говорит Вар. – Мы не дойти до темноты.

Рив хмыкает, держа руки на поясе:

– Придётся остаться. Ночью через чащу не пройти.

Я понимаю, что это значит: мы остаёмся здесь – в племени, где никто не рад нашему присутствию. Ни мне, ни им. Здесь для нас нет места. И это становится очевидно, когда Вар идёт к ближайшему шалашу, где виден дымок и слышны голоса.

Он молча поднимает над головой своё тяжёлое орудие – костяной серп. В его движении нет ни колебания, ни ярости – только хладнокровная решимость. Вар идёт как охотник, как хищник, знающий, что добыча у него в руках. Он не собирается договариваться. Ему не нужно разрешение. В его мире всё просто: сила – это право. Кто сильнее – тот и живёт в этом доме.

Я смотрю, как он приближается к шалашу, где слышен детский смех, запах варёных корней, и меня пронзает озноб. Он даже не знает, кто там. И, похоже, не важно. Семья. Дети. Старики. Это ничего не значит. Он просто собирается выбросить их наружу.

В его руке дубина чуть приподнимается – и я понимаю: ещё шаг, и он ударит по входу, разрушит стены, сорвёт покой.

Меня охватывает ужас. За них и за то, что я в этом мире. Где дом – это трофей, а право на сон добывают с кровью. Я чувствую, как меня подташнивает от осознания, насколько дикий, жестокий и простой этот мир.

– Вар! – выкрикиваю я, голос срывается. Я бросаюсь вперёд. Он замирает, оборачивается на мой голос. – Не надо.

Момент висит в воздухе. Вар не отводит от меня взгляда. Долго. А потом медленно опускает оружие.

– Тогда где спать? – спрашивает он глухо.

– Мы найдём, – говорю я, чувствуя, как напряжение стекает по спине липким потом.

Мы уходим к краю лагеря, ближе к лесу, туда, где заросли плотнее. Среди низких деревьев и камней находим небольшую впадину, укрытую от ветра. Рив мастерит простое укрытие из шкур и веток. Я собираю траву, устилаю ею землю.

Когда всё готово, мы втроём садимся у едва тлеющего костра. Тишина между нами не напряжённая, но густая. Я чувствую их тела рядом – большие, тёплые, будто сама земля дышит через них. Вар сидит ближе ко мне, его плечо почти касается моего.

Рив напротив, полуобернувшись, и его глаза ловят мои в свете углей.

Они оба молчат, но присутствие их ощущается каждой клеточкой кожи.

В этом временном укрытии, под шепот листвы, я впервые понимаю, как опасно приятно быть между ними.

Я вытягиваю ноги, ложусь на бок, и Рив тут же пододвигает ко мне свёрнутую шкуру вместо подушки.

Вар не говорит ни слова, но накрывает мои ступни своим мехом. Их забота грубая, неуклюжая, но искренняя – и от этого она трогает глубже любого «я люблю тебя» из прошлого мира.

Мы лежим втроём под пологом из веток и шкур. Я между ними. Вар чуть двигается, его ладонь тяжело ложится на мою талию, как якорь. Рив касается пальцами моего запястья, гладит медленно, будто не торопясь брать ладонь в плен своих рук.

Я чувствую, как моё тело пульсирует не от страха, а от желания. От того, что эти двое, такие разные, но дышат в унисон со мной.

И все-таки в душе отзывается страх, потому что я не привыкла жить по их законам. Они варвары, нет, даже хуже. Эти мужчины дикие, совсем как звери – это даже не метафора. Но приятно, что они слушаются меня. По крайней мере, пока что.

Я не знаю, что будет дальше. Но в эту ночь, в этой темноте, я не одна. Где-то вдалеке воют звери.

Быть одной было бы ужасно опасно, потому что я даже не знаю какие именно звери водятся в этом лесу, но здесь и сейчас я уверена, что Вар и Рив защитят меня.

Вдруг Вар замирает. Рив тоже поднимает голову. Слышится треск ветки, дальше едва различимый шорох.

Оба хватаются за оружие, как один. Рив встаёт первым и направляется к источнику звука, готовый ударить.

– Стой! – шепчу я.

Из кустов выходит силуэт. Небольшой и испуганный, молодая женщина. В руках она держит свёрток из шкур.

– Не бейте, – шепчет она. – Я… мне нужно… с ней… – она кивает на меня. – Помоги. Тихо. Никто не должен знать.

Я поднимаюсь. Сердце снова стучит тревожно. Я подхожу к ней ближе, смотрю в лицо. В свёртке – ребёнок. Он не плачет. Только стонет и дышит прерывисто. Его лицо пылает жаром.

– С ним плохо, – говорит женщина, почти беззвучно и в ее глазах материнские слезы. – Я не знала, к кому идти. Сказали… ты можешь.

Рив и Вар напряжены, они готовы защищать, но теперь смотрят на меня.

– Дай мне его, – говорю я. – Быстрее…

Я беру свёрток в руки – он почти невесом, как будто вся сила уже покинула это маленькое тело. Кожа мальчика горит, глаза полуприкрыты, губы потрескавшиеся. Он дышит редко, с сипением.

Глава 14

– Уложить его туда, – киваю на траву под навесом. – Вар, принеси воды. Рив, мне нужна тонкая шкура или широкий листок. Любой.

Они реагируют без слов. Один уходит к ручью, другой роется в горе хлама. Женщина стоит в стороне, прижимая к груди руки, как будто держит себя, чтобы не упасть.

Я разворачиваю ребёнка, осторожно осматриваю тело. Грудь вздымается с трудом, слышен влажный хрип. Его лоб мокрый от пота, но кожа сухая и горячая. Внутри меня включается та самая часть, которую я так давно не чувствовала – холодная, точная, привычная. Медицинская.

– Инфекция, – шепчу я. – Горло или лёгкие. Нужно сбить жар. Немедленно.

Вар возвращается с водой. Я смачиваю ткань, начинаю обтирать тело ребёнка – лоб, шею, подмышки, запястья. Компрессы сменяю быстро, снова и снова. Воду лью тонкой струёй на грудь и живот, шепча тихо – не молитвы, нет. Просто слова. Те, что говорила своим пациентам когда-то, в другой жизни.

– Держись, мы рядом, твоя мамочка тут, и мы не дадим тебе уйти. Слышишь меня, малыш? Ты останешься.

Женщина вдруг падает на колени рядом. Слёзы катятся по её щекам. Она не просит, не молит – просто смотрит, как будто пытается запомнить, как выглядит надежда.

Рив кладёт мне на плечо сухую шкуру, чтобы я не дрожала. Вар подаёт ещё воды. Мы все работаем вместе – трое чужаков и мать. И в этой тесной тени костра, среди тьмы и страха, рождается что-то сильнее страха.

Когда дыхание мальчика становится глубже, кожа – влажной, и лоб – прохладным, я впервые за эту ночь позволяю себе выдохнуть. Не до конца. Но глубже, чем раньше.

– Он жить, – говорит Вар, глядя на меня как-то особенно. Как будто в первый раз.

Я киваю. Рив сжимает мою руку, незаметно. А женщина закрывает лицо ладонями и сдавленно всхлипывает.

– Спасибо… – говорит она тихо и сдавленно, но с непередаваемой благодарностью. – Я скажу… только самым. Кто верит. Остальным не скажу, чтобы ты… была в безопасности.

Женщина уходит почти бегом, прижимая сына к груди. Ни одного взгляда назад – будто боится, что если оглянется, всё рассыплется. Только её след остаётся на утоптанной земле – босые ступни и отпечаток колена.

Мы остаёмся одни. Вар молча греет ладони у огня. Рив смотрит в темноту, туда, где исчезла женщина.

Я сижу на корточках, руки дрожат. Только сейчас понимаю, насколько устала. Не телом – сердцем. Я держалась всё это время, как будто мне снова двадцать, как будто всё привычно.

– Ты… не как они, – вдруг произносит Вар. Голос глухой, будто из-под земли. – Ты... необычная. Рарра.

Я медленно поднимаю на него глаза. Его взгляд – прямой, тяжёлый, почти нежный. И в этом «Рарра» будто попытка понять что-то важное, чрезвычайно ценное.

– Нет, – отвечаю я, чётко. – Рарры больше нет.

И, выпрямившись, поднимаю подбородок.

– Я Галина.

Тишина. Вар смотрит. Рив чуть улыбается, почти невидимо.

С этим именем, произнесённым вслух, я снова становлюсь собой. Даже здесь, в этой дикости.

Мои ладони на коленях, и я ловлю на себе их восхищенный взгляды, будто Галина – это имя богини.

Они оба молчат, но присутствие их ощущается каждой клеточкой кожи. В этом временном укрытии, под шепот листвы, я впервые понимаю, как опасно приятно быть между ними.

Я вытягиваю ноги, ложусь на бок, и Рив тут же пододвигает ко мне свёрнутую шкуру вместо подушки. Вар не говорит ни слова, но накрывает мои ступни своим мехом. Их забота грубая, неуклюжая, но искренняя.

Мы лежим втроём под пологом из веток и шкур. Вар чуть двигается, его ладонь тяжело ложится на мою талию, как якорь. Я чувствую, как его дыхание становится глубже.

Рив касается пальцами моего запястья, гладит медленно, будто не торопясь брать, а просто старается быть рядом.

Моя грудь под тканью из шкуры животного тяжело вздымается. Их прикосновения – будто искры под кожей. Вар сжимает меня чуть сильнее, его рука скользит выше, медленно, уверенно. Он не спрашивает, а чувствует, и я не отстраняюсь.

Его ладонь ложится на мою грудь, тепло его кожи пробирает до дрожи. Большой палец задевает сосок сквозь ткань, едва ощутимо, но я замираю. Всё внутри сжимается от удовольствия. Я закрываю глаза, губы приоткрыты – ни звука, только тёплое, раскатывающееся по телу напряжение.

С другой стороны Рив наклоняется ближе. Его губы касаются моего виска. Потом щеки. А затем – губ. Он не торопится. В его поцелуе – не жадность, а одержимость. Его ладонь ложится на моё бедро, и я чувствую, как всё во мне откликается, пульсирует.

Как на внутренней стороне бедер появляется влага, будто мое тело жаждет их двоих еще сильнее, чем разум, если такое возможно.

Я не шевелюсь, не говорю. Между нами троими такая страсть, о которой невозможно рассказать, можно только чувствовать, сгорая в медленном огне вожделения.

Я тому в глубоких, голодных взглядах. В ласке, от которой кожа ноет. Будто всего, что было между нами в пещере им катастрофически мало. Их тела большие, горячие, как возбужденные камни после молнии.

Я перевожу взгляд на Вара. Его челюсть напряжена, словно он сдерживает себя, но глаза… эти глаза уже снимают с меня одежду. Я не жду – протягиваю руку и касаюсь его груди. Горячая кожа под пальцами, тугие мышцы – все, чего я хочу сейчас. Рив видит это, и в его дыхании – зависть, страстная, сладкая. Он наклоняется ближе, лицо у моего уха, и шепчет:

Глава 15

Их губы обретают мою шею одновременно. Вар – слева, глубоко, жадно. Рив – нежно, с натиском, обещающим бурю. Я закрываю глаза и разрешаю электрической волне пройти через меня.

Их руки путешествуют по мне, скоординированы, уверены, как две половины одного желания.

Первым в мое лоно входит Вар. Медленно. Как будто слушает меня, мое тело, мои нервные окончания, которые натягиваются, как струны. Его движение – глубокое, основательное, уверенное. Я закрываю глаза, и в голове возникает вспышка – горячая, красная, как огонь. Мое тело принимает его не просто физически – всем, каждой клеточкой. Я открываюсь, я тянусь к нему, я в нем теряюсь.

Толчок. Еще один. Он между моими бедрами, я сжимаю пальцами его плечи, твердые, как камни. С каждой фрикцией он толкает меня вперед, к краю обрыва. Безжалостно и невообразимо.

В мгновение, когда кажется, что больше не выдержу – Рив заменяет его.

Его прикосновение другое – более быстрое, острое. Я выгибаюсь под ним, как пламя. Движение – и я сгораю, изнутри, медленно, красиво, болезненно-сладко.

Толчок и я наполнена до краев. Снова и снова повторение. Его горящие глаза, полные обожания. Он рассматривает меня с вожделением, изучает мое лицо, грудь, талию. Будто я – статуэтка, которую еще никто не смог сделать в этом диком мире, но мужчины уже мечтают о такой.

Мое тело не успевает остыть после одного, как принимает другого. И я – между ними. Их руки везде, горячие, стараются дарить мне еще больше жара. Работают более сплоченно, чем в пещере.

Когда приходит пик – я не кричу. Мое тело дрожит, пульсирует, будто внутри меня распускается что-то нежное и яркое, что все еще спало.

Давно утерянная женственность, грация. Сексуальность.

Здесь я желанная сильнее, чем была когда-либо в своей прошлой жизни.

На утро я чувствую, как земля подо мной всё ещё хранит тепло ночного огня. Вар и Рив встают раньше меня, но не уходят далеко – один прислушивается к лесу, другой вырезает что-то из кости.

Я только успеваю умыться в ручейке, как слышу голоса.

Жёсткие. Похожие на женские.

Три фигуры приближаются к нашему укрытию, и среди них – одна, что сразу бросается в глаза. Высокая, худощавая, с копной седых волос, перевязанных шкурой с ракушками. Её лицо вытянутое, губы тонкие, и глаза щурятся, будто от солнца, хотя утро ещё прохладное.

– Это она, – говорит она резко, даже не глядя на меня. – Лезет, куда нельзя!

Я поднимаюсь. Вар тут же подходит ближе, Рив – чуть в стороне, но я чувствую, как он напрягается.

– Первая жена вождя, – шепчет кто-то из них позади, объясняя мне происходящее. – Урма.

Урма смотрит на меня, как на грязное пятно на новой шкуре, повязанной вдоль тела.

– Ты вылечила мальчика. Ночью. Тайно. Без дозволения. Думаешь, раз ты умеешь обтирать тела тряпками и бормотать свои слова, то стала знающей?

– Я помогла, – отвечаю спокойно. – Потому что могла.

Она усмехается, но в этой улыбке только яд.

– Помогла? А кто обещать, что ты не вселила в него духа смерти? Что ты не принесла болезнь, чтобы выглядеть спасающей?! – она громко и с надрывом верещит.

Я стискиваю зубы, но стою прямо. Рив медленно подаётся вперёд, но я поднимаю руку – стоп. Я сама.

– Если бы я хотела вреда, он бы умер. Но он жив. Это – факт.

Урма щурится ещё сильнее, ее сухое тело напрягается. Она стискивает кулаки.

– Ты лезть в дела духов. Ты не из нас. Тебя никто не звал. Ты между мужчин, как добыча, и между женщинами, как колючка.

– Лучше быть колючкой, чем трусливой лозой, – говорю я, чувствуя, как поднимается жар. – Я не лезу – я отвечаю, когда зовут, и, если вас это пугает, значит, я нужна.

В её лице что-то дёргается. Слова застревают у неё на языке. Она бросает взгляд на Вара – он не отводит глаз. На Рива – тот только хмыкает.

Урма поджимает губы с такой силой, что они превращаются в нитку, и делает шаг назад.

– Думать, ты умна, чужачка? Думать, мы не видим, как ты крутишься между двумя самцами, как сучка в охоте?

Она плюёт в мою сторону, плевок падает рядом с ногой.

В следующее мгновение Вар делает шаг вперёд. Его лицо – камень, в руке все та же дубина. Рив не отстаёт: он не говорит ни слова, но на его лице ледяное выражение. Они встают по бокам, как две стены.

Урма замирает, взгляд мечется между ними. Потом, резко отшатнувшись, пятится назад.

– Я… вы защищать меня, я первая жена вождя! Она – злой дух Галина в теле бедняжки Рарры.

Дальше я слышу нечто странное… Вар фыркает. И это очень похоже на смешок.

– Если она тронуть тебя ещё раз – я убью её, – говорит он и Урма едва не падает, быстро попятившись. Развернувшись, она убегает, и другие женщины вместе с ней.

Я поворачиваюсь к Вару, но на его лице нет ярости, только что-то древнее, неумолимое.

И тогда я слышу голос Рива рядом:

Глава 16

Я делаю шаг вперёд. Чувствую, как в воздухе что-то меняется, будто всё вокруг задерживает дыхание. Останавливаюсь, выпрямляю спину, голос – чёткий:

– Я хочу, чтобы вы бросили вызов вождю этого племени, мужу Урмы. Чтобы победили – это разумно, здешнее племя находится посредине между вашими племенами. Здесь вы оба можете быть вождями, а я смогу заниматься тем, чего хочет моя душа.

Тишина. Не глухая, а напряжённая, даже звенящая. Кто-то вдалеке роняет плетеный ковш с водой, та выплескивается и впитывается в землю.

Вар и Рив не двигаются, но я ощущаю, как в них поднимается сила. Не ярость – сосредоточенность. Как перед прыжком.

– Сейчас? – уточняет Рив, почти шепотом.

– Было бы отлично. Если они боятся вас – пусть боятся с уважением.

Урма стоит у одного из шалашей. Её глаза сверкают от ненависти. Но под этой яростью – страх. Она понимает, что я только что потянула за нитку, которую она прятала годами.

– Скажи, – рычит Вар, – и я сломаю его.

– Скажи, – вторит Рив, – и его имя забудут до весны.

Мы идём прямо в центр поселения. Я – между ними, будто под защитой двух гигантских валунов.

Люди расступаются. Дети прячутся за взрослыми. Женщины бледнеют. Мужчины вытаскивают оружие, но не поднимают. Вокруг костра собирается толпа.

– Слушайте! – громко говорю я. – Здесь два вождя. Сегодня тот, кто зовёт себя вождём, должен доказать это.

Словно в ответ Вар поднимает дубину над головой и глухо заявляет:

– Я, Вар из каменного холма, вызываю на бой вождя Жагура.

Рив бросает копьё в землю рядом:

– И я, Рив с горного перевала, подтверждаю бой. Один против одного. Здесь. Сейчас.

И тут всё взрывается. Шёпоты, выкрики, звон стали. Кто-то зовёт старейшин. Кто-то зовёт детей в шалаши, но никто не уходит. Готова поклясться, что нечто подобное в поселении происходит нечасто. Люди тут занимают себя работой, других занятий попросту нет.

Я поворачиваюсь и встречаю взгляд Урмы.

Её губы дрожат. Не от гнева – от осознания, что вся ее власть сыпется мне под ноги.

Толпа начинает расступаться, и из-за спин выходит вождь. Муж Урмы.

На вид ему не больше тридцати, но лицо уже съедено злобой и привычкой к власти. Тёмные волосы спутаны, на коже – грязь и старая кровь. Грубые черты, тяжёлый подбородок, глаза как у животного, которого разбудили посреди гнилого сна. Он невысок и коренаст, не мощный, но жилистый – в нём нет достоинства, нет силы, только злость и уверенность, что его боятся.

На плечах шкура, вся в пятнах. На шее – ожерелье из зубов, но ни один из них не выглядит настоящим трофеем. Скорее – символом чужой добычи. Или страха. Его пальцы тянут за собой тупой каменный топор.

– Чужаки звать меня на бой?! МЕНЯ! – рычит он и плюет на землю.

Я кривлюсь от мерзости.

– Ты не в праве! – взвизгивает Урма, поддерживая своего мужа.

– Нет, – говорю я, глядя только в глаза её мужу, – но скоро ты не будешь вождём. А она – не будет первой женщиной племени.

В этот момент лицо вождя искажается. Он срывается с места, рычит, как зверь, выдергивая топор из-за спины. Пыль взлетает из-под его ног, будто сама земля хочет оттолкнуть его назад. Он несётся ко мне с неуклюжей яростью, без тактики – только инстинкт, только злоба.

Но не он добирается до меня первым.

Урма – быстрее.

Её голос срывается в диком крике, и в следующее мгновение она бросается на меня, будто безумный шакал, что защищает свою последнюю кость. Её пальцы вонзаются в мои волосы, тянут вниз, грубо, с ненавистью, которую она копила годами.

Я теряю равновесие, но не падаю. Только отшатываюсь, чувствуя, как в голове взрывается боль.

– Слуга злых духов! – шипит она мне в лицо, – Ты хочешь моего мужа? Моей власти?!

Вар перехватывает Урму за запястье, и я слышу, как её дыхание обрывается от боли. Рив оттаскивает её назад, вцепившись в плечо, и та визжит уже не от ярости – от страха.

– Хватит, – рычит Вар, глядя на неё сверху вниз. – Ты уже проиграла.

Но Урма извивается, как бешеная, а её муж... не подходит. Он стоит. Смотрит. Не на неё – на меня. В его глазах нет желания спасти. Только раздирающее унижение.

Он бросает быстрый взгляд на Урму, которая всё ещё вырывается из рук Вара, визжит, как загнанная самка, и в этот миг его лицо искажается ещё больше.

Он не скрывает отвращения. Это не гнев ревнивого мужа. Это – усталость. Презрение.

Он смотрит на неё, как на гнилую кость, что застряла в горле.

– Да заберите вы её, – бормочет он, и голос у него звучит почти с насмешкой. – Я с ней десять зим. Десять! Ни одна ночь не проходит без её визга. Она орёт, как старая ворона, даже когда спит.

Он плюёт в пыль, кривит губы.

– Других жен ко мне не подпускает. Как пиявка. Села – и не соскрести.

Глава 17

На словах Жагура воздух не просто оседает, он сгущается до такой степени, что кажется, его можно резать ножом. Вся толпа замирает. Недоумение, страх, возбуждение – всё смешивается на лицах.

Волна тошноты действительно подкатывает, горькая и резкая. Чувствую себя голой под взглядом сотни глаз, выставленной на аукцион в этом грязном, пропахшем дымом и страхом поселении.

Мой рот наполняется слюной, приходится сглотнуть, чтобы не показать слабости.

Но прежде чем страх успевает пустить корни, он сталкивается с другой силой. Той, что поднялась во мне ещё там, на дороге, когда я решила пойти на этот риск. Гнев. Ярость. И дикое, всепоглощающее осознание собственной ценности, которую эти примитивные умы попытались свести к добыче.

Трофей? Мои губы растягиваются в тонкую, опасную улыбку, которую, надеюсь, видит только Жагур. Ты даже не представляешь, вождь. Ты думаешь, что выставил меня на кон. На самом деле, ты только что поставил на кон всё, что имеешь. И проиграешь.

Вар делает шаг. Всего один, но земля под его ногами словно вздрагивает. Его глаза, до этого сосредоточенные на Жагуре, теперь устремлены на меня. В них нет ни грамма похоти или желания обладания. Только ярость. Чистая, горячая ярость, направленная на того, кто посмел бросить такую тень на меня.

Рив не двигается, но его взгляд... он пронзает меня насквозь. В его глазах нет ярости Вара, но есть что-то более холодное и острое. Понимание. И скрытая сила, готовая в любой момент сорваться с цепи. Если Вар – это удар кувалдой, то Рив – клинок, который найдет самую слабую точку. Он смотрит на меня, и я читаю в этом взгляде вопрос, который он не произносит вслух: Ты готова к этому?

Мои глаза отвечают. Да. Более чем готова. Я ждала этого. Ждала момента, когда смогу показать им, что такое настоящая сила. Не та, что в дубине или копье, а та, что в разуме, в воле, в праве решать самой.

Жагур ухмыляется, довольный произведенным эффектом. Он не видит ярости в глазах Вара. Не видит холодной решимости Рива. И, главное, не видит огня в моих глазах.

Урма всё ещё вырывается из рук Вара и Рива, её визг переходит в хриплое скуление, но теперь оно звучит иначе. В нём нет прежней ярости, только унижение и страх. Страх перед мужем, который выставил её на посмешище. Страх передо мной, которая одним словом разрушила её жалкое подобие власти.

– Заберите ее, – говорит Жагур.

В этом простом предложении вся суть его брака, его отношения к Урме, да и, наверное, к большинству женщин. Отработанный материал. Неудобство.

Моя улыбка перестает быть просто угрожающей. В ней появляется что-то новое. Что-то хищное. И чертовски уверенное.

«Ты объявил меня призом, вождь», – беззвучно говорю я ему глазами. – «Но ты забыл спросить, чем я могу быть для того, кто осмелится взять меня. Я не золото, которое можно спрятать в мешок. Я – огонь, который может сжечь тебя дотла. Или осветить тебе путь к той власти, о которой ты только мечтаешь».

Мы оставляем позади гудящую толпу, напряжение которой ощущается даже на расстоянии. Шагаем быстро, почти бежим, пока деревья не смыкаются над головой, поглощая звуки поселения.

Не успеваем дойти до нашего укрытия. Вар резко останавливается, разворачивается, и прежде чем я успеваю вдохнуть, я прижата спиной к шершавому стволу древнего дерева. Его руки хватают меня за талию, поднимают чуть ли не над землей, его лицо опускается к моему.

– Галина," – рычит он, имя звучит по-новому, дико, принадлежащее только ему. – Ты. Моя.

Его рот накрывает мой, грубо, требовательно.

Это не нежный поцелуй, а захват, заявление о праве. Вкус пыли и ярости на его губах смешивается с жаром его дыхания.

Отвечаю ему, не сопротивляясь, а встречая его натиск своим. Мои руки скользят по его мощной шее, запутываются в волосах на затылке, тянут его ближе.

Я чувствую его твердое тело, прижатое к моему через одежду, ощущаю, как он весь вибрирует от желания и напряжения. Он не просто целует, он поглощает.

– Не отпущу, – глухо бормочет он между поцелуями, обжигая губы и кожу. – Никому. Ты моя. Поняла? Моя.

Я только хрипло смеюсь в его рот.

В этот момент чувствую другое прикосновение.

Рив.

Он подошел бесшумно, как тень. Его рука ложится на мое плечо, скользит вниз, горячая через ткань. Его губы касаются моей ключицы, прокладывая дорожку поцелуев ниже, к ямке у основания шеи, вдоль выступающей кости.

Его прикосновения контрастируют с Варовой бурей – они медленнее, более чувственные, оставляющие за собой след из мурашек.

Вар рычит, не ревности ради, а от усиления страсти. Он не отстраняется, а скорее втягивает Рива в наш общий жар.

Одна его рука продолжает сжимать мою талию, другая скользит по моей спине, прижимая меня еще плотнее к стволу дерева. Тело Рива прижимается к моему боку, его дыхание теплое и быстрое у моего уха.

Я задыхаюсь между двумя мужчинами. Запах их кожи, пота, адреналина – опьяняет сильнее любого вина. Их тела – твердые, мощные, прижатые к моему с двух сторон – создают между нами кокон, где нет ничего, кроме нас троих и этого дикого, первобытного желания, которое наконец вырвалось на свободу.