1.

Даша возвращалась домой в слезах, мокрые ресницы склеивались на весеннем морозе, руки и ноги озябли, и кончики пальцев начинали неметь, снег попал внутрь старых, плохо завязывающихся вокруг обмотков, поршней. Ноги становились мокрыми. Обрëмканый зипунчик тоже не сильно грел. Солнце садилось. Накануне пришёл мороз, задул ветер, повалил снег, закрыв всё мокрым белым покрывалом, местами обледеневшим, скользким и ранящим. Девушка провела весь день в поисках козы, убежавшей со двора, где она утром оставила ей свежей, только проклюнувшеся травки. Милка как-то пролезла через щель между калиткой и забором и побежала за носом своим, почуяв весну, начинающую пробуждать зелень на земле и почки на ветках.
Даша, выйдя из кухни, увидела, что загончик приоткрыт, а следы козы по снегу идут в лес, быстро, как можно тише, оделась и побежала, с колотящимся сердцем, обмирая, представляя себе, что будет, если с козой что-то случилось.
Она брела пару часов, теряя след, зовя:
- Козя, Милка! Ми-илка?! Где ты, дурочка?
Наконец, дошла до оврага и увидела кровь на снежно-зеленом спуске. Замерла. Стала оглядывать вокруг, стараясь не хрустнуть. Увидела медвежий след. И кровь неподалёку, как будто волочил по снегу тушку. В глазах почти потемнело, стараясь дышать, но не громко, Даша повернула и пошла назад, потихоньку ускоряясь, сначала держалась на страхе, а потом начала всхлипывать, и уже в голос рыдать, сквозь ком в горле, пришмыгивая носом.
Так и дошла до дома, уже почти равнодушная к тому, что может её ожидать.
В доме было тепло, но она далеко не сразу будет оттаивать, примерзла знатно.
Сняв зипунишко, который мама когда-то носила, она осторожно повесила его в сенях. Поршни были мокрые насквозь, кожа старая, местами стёрлась. Завязки обремкались. Тоже мама носила... А бабушка папина шила. Хорошо у неё получались, только ходить в них по снегу не очень.
Платок был тёплый, не хотелось его снимать. Обмотала плечи и спину. Если побьет, может, не так больно будет.
Вошла в горницу, Паня сидел в своём углу, на одеяле, играл с маленькой тележкой. В проёме из кухни показалась тётя Аглая. Её лицо было неподвижно, маленкие карие глазки утонули под сморщенными бровями и нависшими веками, тонкие губы плотно сжаты. Она встала и буравила взглядом, полным холодной ненависти Дашу, потом выплюнула:
- Ну чë? Потеряла Милку? Кулëма! Говори, гада мерзкая!
- Кровь нашла, в овраге. И след медвежий. Уволок он Милоньку... Тётя Аглая, прости, не знала, что может она пролезть!
- Ах ты не зна-ала! Чë делала-то? Дрыхла?
И мачеха схватила Дашу за шиворот да мотнула прямо на стол. Девочка стукнулась об лавку, упала на колени и прикрыла голову, терпя удары по спине и рукам.
Она уже не в первый раз сносила побои. И за более мелкие провинности попадало. А тут - коза убилась. Да это большое несчастье для всех них. Только виновата, как всегда, она одна...
Когда Аглая выдохлась, исчерпала весь запас своих ругательств, обозвала её и её мать всеми грязными словами и ушла в кухню, тихо подвывая, что теперь они все с голоду сдохнут из-за кулемы-верьтихвостки, Даша сползла на половик и закрыла глаза.
Впервые за свои пятнадцать лет она не хотела жить.

На следующий день Аглая, одетая в тёплый тулуп и валенки, с мотком крепкой пеньковой верёвки в руках, сказала Даше одеваться и выходить.
Девушка поняла, что будет плохо. Стала просить:
- Тётя Аглая, ми-иленькая, не заводи в лес! Не придёт медведь! Весна уже, он уйдёт!
- Иди, гада мелкая! Из-за тебя мальчишке есть нечего! А как медветь ево унюхат? Как уберегчи-то ево? Иди! Сама натворила!
- Я сама уйду! Дай утти! Не привязывай!
- Иди, давай! А не то топор возьму, да кровь ещё пушшу! Веди.
Даша, подвывая от страха, пошла впереди, к оврагу. Её колотило крупной дрожью.
Недалеко от медвежьей тропы, где появился ещё один след, Аглая привязала её к берёзовому стволу, посмотрела прямо ей в глаза, ненавидящим взглядом:
- Вся в мать свою, ведьму! Одно горе от тебя! Стой теперь, жди свово суженого, снегурка! - она плюнула падчерице под ноги и пошла назад.
Сначала Даша плакала. Тихо, почти молча. Она пробовала тереть верёвкой об сучок, но пока ничего не выходило. Движение получалось очень маленькое, кисти рук уже онемели. Ноги тоже были завязаны, шевелить не получалось.
Постепенно она промерзла, её живот и грудь свело судорогой, дыхание получалось рваным. Она выдыхала с плачем, или воем. Потом и это прошло, стало спокойнее, глаза начинали закрываться, она несколько раз судорожно зевнула, появилось безразличие. Похоже, она замерзала.
Даша теряла сознание, засыпала.
Она почти не осознала, как к её дереву вышел большой бурый зверь, сделал круг, принюхиваясь, потом подошёл ближе, встал на задние лапы, втянул носом воздух напротив лица девочки. Потом начал вдруг ковырять пеньковую верёвку сзади острыми когтями, ковырялась только кора дерева, попытался разгрызть, поворчал, потому что не удалось. Отошёл на несколько метров, повернулся вокруг оси и обернулся нагим человеком - молодым парнем, тоже почти подростком. Переступая по мокрому снегу босыми ногами, он наклонился над узлами, долго их мутузил озябшими пальцами, наконец, развязал. Подхватил повалившуюся девушку под мышки, опустил на землю, отошёл, обернулся медведем и, бережно подхватив лёгкое тело, понёс за овраг, в еловую чащу.

2.

Она пришла в себя в темноте, лежа на боку, пахло землёй и хвоей. Было тепло, особенно со спины, как около печки. Слух уловил мерное дыхание кого-то, спящего сзади. Пошарив ладонью, она почувствовала еловый лапник и мох под собой. Кто же её затащил в подпол? Она аккуратно и медленно, как могла плавно повернулась, затаив дыхание. Спиной к спине лежал кто-то в меховом тёплом тулупе, вроде из медвежьей шерсти. Пах этот кто-то приятно, чисто - лесом, хвоей и, что странно, ягодами. Хотя ведь апрель, откуда бы?
Её голова была тяжёлой, соображать не хотела. Очень хотелось пить, саднило в горле, наверное, от плача. Она попыталась тихонько сесть, получилось, подпол был просторный. Сверху свисало несколько корешков. Даша легонько провела ладонью по боку спящего, почувствовала большую спину, внизу рука обвела округлое бедро, такое же мохнатое. Её сердце трепыхнулось, волосы на макушке встали дыбом. Мелькнула догадка, что это вовсе не тулуп. И тут она услышала, что мерное сопение прекратилось, послышался лёгкий шорох со стороны головы спящего. И тихое звериное ворчание. Медвежье.
В ужасе, она зажала рот ладонью и отпрянула к дальней стенке берлоги, упёрлась в неё спиной, подтянула колени к себе и закрыла глаза. Хотя и так было темно, просто от страха.
Медведь заворчал, зашевелился, начал поворачиваться. Девушка тихо засипела, завыла от страха в ладонь. Медведь вздохнул, и полез наружу. Стало сразу прохладно. Она подождала ещё несколько секунд и рванула к выходу из берлоги.
Снаружи её окликнул мужской голос:
- Сиди там! Не вылазь!
Человек! Там есть человек! Даша застыла в замешательстве рядом с выходом:
- Кто тут? Тут медведь!
- Медведь, медведь... Говорить вот только не может... Подожди, оденусь сейчас.
- Не уходи! Не бросай меня!
- Да не ухожу я! Тут я.
В предрассветных сумерках Даша увидела силуэт человека, он подошёл ко входу в берлогу и присел на корточки. Высокий. Молодой, кажется. В светлом тулупе, сапоги слегка скрипнули. Он ещё приблизился. Даша всмотрелась в лицо - молодое, без бороды, шапки нет, тёмные волосы.
- Тут медведь! Он вышел из берлоги. Ты видел?
- Видел, - голос тоже молодой.
- Не боисся? Иль это твой медведь?
- Мой, мой... Успокойся, девушка. Зверь тебя не тронет.
- Не тронет? А ты откуда здесь?
- Живу я здесь. Жил, пока ты не появилась. Теперь, наверно, уйти придётся.
- Беглый чоль? Ссыльный? А медведь-то откуда?
- Беглый. Но не ссыльный. Всё тебе расскажи... Сиди тут, я костёр запалю и воду поставлю.
- Съешь меня? - совсем обмерла и ляпнула Даша.
- Нет, не буду есть. Суп сварю.
- Из-з меня?
- Нет. Что ты пристала, не ем я людей! Из козы. Твоей, вроде.
Даша соображала.
- Твой медведь мою козу убил.
- Не убил, а добил. Она в овраг свалилась. Ноги поломала. Добыча.
- А меня из-за него Аглая к дереву привязала.
- Вот это плохо. Не по людски. Совсем вы тут одичали.
Послышался треск ломаемых веток, стук кресала. Парень присел у кучки хвороста, появился маленький огонёк, искорки, потянуло дымком. Костёр постепенно разгорелся. Даша сидела на выходе из берлоги и всматривалась. Очень хотелось пить. Горло пылало, голова болела. Хотелось до ветру. Страх немного притих, но не отпускал.
Огонь осветил человека, который ставил котелок на треногу, доставал из снега кусок мяса и клал внутрь, потом собирал чистый снег с еловых лап и клал сверху. Светало. В парне не виделось угрозы, его движения были спокойными.
Даша дотянулась до верха берложьей крыши и взяла немного снега в руку, подержала во рту, проглотила с трудом. Закашлялась. Кашель получился хриплым, лающим.
- Ты что? Заболела что-ль? - парень присел рядом, осторожно протянул руку, потрогал лоб, - Да, горишь. Это плохо. Иди к костру.
- Мне до ветру.
- Иди. Только недалеко, тут под снегом поваленые деревья. Ещё ногу сломаешь...
- А медведь?
- Ушёл он. Не боись.
Девушка осторожно выбралась, отошла, ощупывая ногами землю под снегом и ветками. Присела. Ей не было стыдно. Она больше медведя боялась, чем парня у костра. Сделав дела, она умылась снегом, горящей голове стало легче.
Вернулась к костру.
- А тебя как зовут? - решила она спросить.
Если он собрался уходить, то она будет проситься с ним. Здесь ей не жить. Пусть она его не знает. По-любому лучше Аглаи.
- Меня Михей звать. А ты?
- Я Даша.
- Ну вот и познакомились, - усмехнулся он.
Михей достал маленький мешочек из холщовой сумки, бросил к котелок соли.
Потом встал:
- Я тоже отойду, до ветра. Потом тебе мох принесу, заварим. Сиди тут, не отходи от костра.
- А то медведь придёт?
- А то замерзнешь. На ногах-то у тебя что за недоразумение?
- Поршни. Бабушка делала.
- Поршни! Девятнадцатый век на дворе! Жертвоприношения! Дикость, - парень ворчал, удаляясь.
Когда он вернулся, Даша уже задремала у огня. Рассвело.
- Ну что? Готово! - он полез к котелку. Снял с огня, поставил на пенёк. Потом достал из своего мешка ложку и чашку. В чашку покрошил мох, растерев его в ладонях, залил кипящим бульоном.
- Вот, пусть постоит, немного настоится. Потом попьешь.
Он вытащил чудный складной ножик и вилку. Ловко нарезал мясо в котелке, вручил девушке ложку и показал на котелок:
- Не побрезгуй, Даша. Твоя коза будет тебя лечить после смерти.
Даша присела рядом с ложкой, вздохнула, мысленно попросила у Милки прощения и начала лечиться.
- Даша, а сколько тебе лет?
- Пятнадцать.
- Да-а... Тощая ты, да мелкая. Я думал, меньше.
- Я сильная. Не думай, я много работаю. Могу весь день ходить и не устаю.
- А это ты к чему клонишь?
- Михей, возьми меня с собой, куда ты пойдёшь? - она посмотрела ему прямо в глаза просяще.
Глаза у парня были чудесные, карие, яркие, с длинными ресницами.
Он сморгнул. Посопел, совсем как тот медведь. Пожевал мясо.
- Ты не думай, я не буду обузой. И медведя не буду бояться, если ты его не боисся. Буду всё-всё делать, что скажешь?
- Всё-всё? - переспросил парень, искоса глядя.
Даша смутилась. Она, конечно, знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Росла в деревне.
- Ну да, - тихо ответила она, - я не из пужливых.
- И это ты про что сейчас?
- Ну, ежели у тя нужда кака мусская будет, я и это могу. Только не бей меня?
- А что, ты уже помогала кому-то по «мусской» нужде? Опытная?
- Нет, - растерялась она, - Но я смогу. Только не бросай меня здесь? Умру я одна в тайге.
- Ну хорошо, - наконец проговорил он, - Но не зли меня и во всём слушайся, поняла? Скажу лечь на землю и не дышать - ляг и не дыши, скажу прыгать - прыгаешь. Поняла?
Даша часто закивала.
- Скажи, что поняла.
- Поняла, Михей, спасибо!
Когда утренняя серость разошлась, проглянуло солнышко, стало теплее. Даша, после свежего бульона, мяса и отвара мха разогрелась изнутри, пропотела. Она уже давно так хорошо не ела. Аглая на ней сильно сберегала. Хотелось поклевать носом. Но Михей собрался уходить. Почистил котёлок, забросал снегом угольки.
- Мне гости не надобны, надо идти, - он повесил мешок на плечо, взял большую сосновую ветку, другую дал Даше, - Бери, смотри, как я следы закрываю, иди близко ко мне, повторяй.
Они пошли спиной вперёд, Михей прощупывал места с глубоким снегом, заметая следы ветками. Где-то он тыкал в снег сверху, где-то разметал. Даша повторяла за ним. Так они прошли с час, а потом Михей выкинул ветки и повернулся, пошёл обычным ходом.
Через пару часов Даша спросила:
- А медведь-то чоль там остался? Он не пойдёт за тобой?
- Пойдёт, когда надо ему будет.
Девушка заозиралась, высматривая зверя.
- Да не тронет он тебя! Под ноги смотри! Скорее твои поршни тебя угробят, чем медведь.
Через пару километров, когда они подошли к большому участку талого снега, Михей взял Дашу на закорки, иначе она была бы по колено в воде.
К закату он вышел на пустующую берлогу.
- Здесь безопасно, заночуем. Надо огонь сделать и заварить остатки мяса, а то пропадёт. Да и завтра вечером должны выйти к поселению.
- Ты ведь ужо был здесь? - догадалась девушка.
- Эй, догадушка, иди ищи сухие ветки! Да не провались. Я тебе ещё мох заварю потом.
Они натаскали веток, лапник, мох. Разожгли костёр, растопили снег, заварили мох и кинули кусок мяса вариться. Даша покашливала, жар к вечеру поднялся вновь, её знобило. Отвар мха и горячий бульон помогали, но всё же, она чувствовала себя больной.
- Михей, а мы спать будем в берлоге?
- Да, похоже, это единственное помещение на десять вёрст в округе, - улыбнулся юноша.
- А почему со мной медведь спал вчера?
- Ну, это его дом, а тебя надо было согреть. Ведь он хорошо греет?
- Я не помню, но, когда проснулась, было тепло. И он пах так...
- Как?
- Хорошо. Ягодами, лесом. Совсем не диким зверем.
- Это ты его дух учуяла.
- А он опеть не придёт в берлогу?
- Нет. Сегодня я вместо него. Буду тебе спину греть. И свою заодно, у тебя ведь жар? Вот и погреешь.
- Ой, - смутилась девушка, - это ты сейчас про нужду?
- «Мусскую»? - поднял бровь Михей.
- Ага...
- Даша. Скажу тебе честно. Я не стану тебя трогать. Пусть моя нужда тебя никак не тревожит. Согреем спину друг друга и ладно, да?
- Да! - обрадовалась она. И полезла в берлогу со свежим сухим лапником.
Михей залез через несколько минут. Снял её поршни, размотал обмотки и вылез.
- Ты их выкинул? - вскинулась она.
- Растянул над угольками, пусть подсохнут.
Устроился рядом. Сначала спиной к спине, потом недовольно поворчал и повернулся животом, подгреб её поближе, распахнул тулуп и укрыл верхней полой. Так было гораздо теплее и приятней. Совсем не одиноко. Даша согревалась, она поджала босые ноги и упёрлась ступнями в тёплые бёдра Михея. Вдыхая запах леса и ягод, она думала, что так спокойно ей давно не было.

3.

Весь следующий день они шли по лесу, стараясь сильно не замедляться, чтобы дойти до поселения к вечеру. На участках с большим количеством талого снега Михей тащил Дашу на закорках. В его по-юношески тонком теле чувствовалась недюжинная сила - он не задыхался, не пыхтел, сохраняя бодрый темп ходьбы с ношей на спине. Даша старалась помалкивать, сохраняя свои силы и сберегая Михея.
Далеко за полдень они вышли к руслу Печоры и пошли вдоль, к месту предполагаемой ночёвки. Немного расслабились, Михей начал разговор:
- Это большой посёлок, на рыбном промысле. Ты где-то, кроме своего села была?
- Нет, сначала я маленькая была, а потом мама умерла в родах, тятя как раз на промысле работал. Потом меня бабушка взяла. А потом и её не стало, я жила с Аглаей, тяти почти што не было.
- Так твой отец там сейчас? В посёлке?
- Нет, тятя погибнул. Утонул. А как, неизвестно. Просто сказали, что утонул на рыбалке. Это мне тогда десять было. Я хотела думать, что по маме соскучился. А вот пошто меня оставили Аглае, было непонятно.
- Наверное, у тебя своя судьба.
- Хорошо бы, - вздохнула девушка.
- А что же у тебя одна бабушка была?
- Да. Тятина мама. А маминой нет, мама моя пришлая. Я мало знаю, мне не шибко рассказывали. Но я знаю, что тятя её в лесу нашёл, откудова она, неизвестно. А ты откудова родом?
- Из Архангельска.
- Это где? Далеко отсюда?
- Далеко. На западе.
- А родители твои там остались?
- Нет, они умерли, - глуховато сказал парень.
Даша поняла, что не надо расспрашивать дальше и пошла молча, думая о своём. Она представляла, как Аглая пришла на другой день к той берёзе, где её привязанную оставила, а её нет. И ни крови, ни верёвки. И что она, интересно, подумала? Может, решила, что кто-то спас её? Тогда будет бояться?
- И пусть одна теперь мается по хозяйству, - мстительно думала девушка, - От её ора даже домовуха ушла.
Уже в сумерках они вышли к большому рыбацкому селу, протянувшемуся вдоль берега реки. Михей нашёл постоялый двор, снял комнату заказал у хозяйки томленую жирную сёмгу с картошкой, взял свежий хлеб, сало и козий сыр для дороги. Даша с интересом всё рассматривала. Столько незнакомых людей, рыбаков, несколько купцов, сам постоялый двор и его устройство - всё это было ей в диковинку. Когда она, осоловевшая от сытного ужина и тепла, уснула без задних ног в светлой, побеленной комнате, Михея ещё не было. Он вышел за припасами в дорогу. А как вернулся, она уже не слышала.
Утром, кроме холщового мешка в дорогу, напротив кровати Даша увидела пару женских сапог - с виду они были ношеные, но целые, мягкие. А когда она осмелилась примерить - оказались очень удобными, немного большеватыми, но нога в лёгкой обмотке зашла в сапог и села хорошо.
Она походила в сапогах по комнате, испытывая головокружительную радость и слегка притоптывая.
Михей проснулся в кровати у другой стены, посмотрел и довольно улыбнулся:
- Подошли?
- Да! Очень хорошие! Но сколько же такие стоят? Небось, дорого? - осенило Дашу догадкой.
- Не очень, правда, на большом рынке такие были бы дешевле. Здесь почти нет выбора. Но я и не ждал другого. Зато теперь ты сможешь идти со мной по лужам, они заговоренные от влаги, - Михей сделал паузу, - Правда, ты можешь захотеть остаться здесь, мы бы попробовали найти тебе работу и комнату, как ты думаешь?
Даша присела на свою кровать. Ей не приходило в голову, что можно было бы остаться здесь. Девушка задумалась.
- Михей, а ты куда идешь?
- В Усть-Руднянск, это самый крупный город в здешней местности. Хочу там попытать счастья.
- Ты будешь там работу искать?
- Да, буду искать, обживаться, осматриваться.
Даша, пособирала складки на тюфячке, повозила подошвами новых сапог по полу, вскинула голову на юношу:
- Возьмёшь меня с собой? - потом добавила, - Я тоже буду работу искать, может, там комнату найду. Чай в городе их больше?
Михей прищурился немного, словно оценивая, потом сказал:
- Хорошо. Но будешь меня слушать, как старшего. Глупостей не чинить. Как обоснуемся, хозяйство будешь вести, - после паузы добавил, - И не врать мне! Я чувствую.
- Согласная! - с радостью откликнулась Даша.
Они ещё день побыли в посёлке, Михей искал что-то из снаряжения в дорогу. Мешок его стал заметно увесистей, и у Даши появился заплечный мешочек с припасами, чашкой, ложкой и сменой платья.
По всему она поняла, что у парня есть какие-то деньги и планы. У неё своих денег не было никогда. Всё, что осталось от тяти и бабушки, Аглая забрала себе. Ей достались лишь тычки и упрёки. Единственная вещь, сохранившаяся от мамы - серебряный амулетик на цепочке с рунами. Аглая не осмелилась взять «ведьминское». А что это за руны были, она не знала.
На другой день они вышли с утра в дорогу.
Их путь до Усть-Руднянска занял не одну неделю. Несколько раз они останавливались в сёлах на небольшой постой - постираться, помыться, набрать припасов.
Большую часть дороги они провели в лесу, где Михей находил то заброшенные шалаши, то берлоги. Один раз он привёл Дашу к пологому, каменистому берегу реки, побродил там и решил остановиться на несколько дней. Они построили шалашик. Погода с каждым днём становилась теплее.
Михей сказал, чтобы без него не ходила по лесу, потому как медведь пришёл и мог её напугать. Даша выполняла договор, слушалась его. Она поддерживала огонь, готовила рыбу, которую он как-то мог ловить в реке, варила каши из пшена.
Спали он по-прежнему вместе, согревая друг друга. Ночи были холодными, а он почему-то всегда горячим. Девушка сразу поверила, что Михей не будет трогать её, как и сказал.
Иногда, раньше, она мечтала о старшем брате, который бы защитил от мачехи, от вредных парней из деревни, что пытались зажать её как-то за домом старосты, нащипали, наставили синяков, да она увернулась, убежала. Сейчас у неё крепло доверие к этому спокойному, сильному парню. Она бы хотела, чтобы он был её старшим братом. О большем пока думать было нельзя.
В конце концов, однажды под вечер Михей пришёл от реки довольный:
- Даша, я нашёл то, что хотел. Мы можем утром собраться и пойти к городу. Скоро будем жить в тепле и уюте!
- А что ты искал?
- Я тебе обязательно скажу, немного позже, когда будет можно.

4.

Город поразил Дашу обилием людей, шумом, суетой, движением. Двуколки гремели на мощеных улицах, подкованные сапоги стучали по дереву тротуаров, каблучки женщин цокали.
Женщины! Они расхаживали гордо и независимо, выходили из экипажей с прямыми спинами и легко, в приталенных пальто, в платьях с чудесными пышными юбками, в шляпках. Воротнички и шляпки были отделаны мехами. На ногах красовались чудесные высокие остроносые сапожки на каблуках. Простенькие девушки из прислуги и небогатых рабочих тоже носили чистенькие, хорошо сшитые приталенные пальто, юбки и добротную обувь. Они не носили шляпок, но платки на головах были цветные, богатые, у некоторых - пушистые, узорчатые, из лёгкого пуха.
Даша смотрела, временами забывая закрыть рот. Они проходили мимо больших двух, и-трехэтажных домов, отделанных узорами и вензелями, на некоторых висели широкие цветные вывески. Даша не умела читать. В их деревне знал грамоту только староста. Мама умела читать, но не успела её научить. Они прошли мимо красивых деревьев и кустов разных причудливых форм. Неужели есть такие деревья, которые растут шарами или кусты-ленты? Даша чувствовала себя диким таёжным зверьком. Ей было страшно любопытно, но больше страшно.
Михей, покружив по городу, спрашивая у прохожих, нашёл место, где можно было спокойно пообедать простым людям, как он ей сказал. В просторном помещении с побеленными стенами было несколько больших столов, у окон стояли столы поменьше. За один такой небольшой столик Михей посадил Дашу и сел сам. Подошла опрятно одетая девушка в белом платочке, повязанном на лоб, и он спросив, что можно заказать, выбрал щи, шаньги с сёмгой и взвар. После вкусного и сытного обеда Дашу немного разморило. Она была под впечатлением.
Михей сказал ей посидеть, отдохнуть и пошёл справляться о жилье, о том, где здесь работа есть, куда можно идти наниматься. Он переговорил с мужчинами за большими столами, пересаживаясь от одного к другому. Даша видела, как он пожимал кому-то руки в благодарность за сообщения. Он не выглядел смущенным или робким. Она подумала, что Михей, наверное, правда жил раньше в большом городе. Она сейчас видела его более взрослым, он выглядел на свои восемнадцать, по сравнению со многими мужчинами здесь он был высоким и широким в плечах.
Узнав всё, что было нужно и расплатившись Михей подхватил их мешки и позвал Дашу на выход. Они прошли ещё несколько улиц и нашли управляющего трёх небольших доходных домов, в которых сдавались квартиры с отдельными входами. Сговорившись и оплатив за два месяца вперёд, он получил ключ, управляющий проводил их до крайней двери с крыльцом, как он сказал - до парадного, из которого они, поднявшись по деревянной лестнице, попали в квартиру на втором этаже, одну из четырёх в этом парадном.
Высокая деревянная дверь легко открылась и они зашли в просторное помещение из двух комнат. Ближняя ко входу была светлая, с большим окном, круглым столом, буфетом, маленькой чугунной печкой, самоваром, диваном и креслами (так назвал эти удобные мягкие сидения Михей), а вторая - поменьше, видно, отведенная под спальню. Там тоже было небольшое окно со ставнями, шкаф и большая деревянная кровать.
Управляющий затопил печь и объяснил, что отхожие места и умывальники с водой с подогревом находятся внизу, упомянув про строгое требование соблюдать чистоту.
- Прачка приходит прямо сюда три дня в неделю, внизу забирает бельё для стирки, туда же и приносит чистое. Расплачивайтесь с ней сами. Свет в рожках на магических кристаллах, они заряжаются раз в месяц, приду, поменяю. А вот в самоваре кристалл сами заряжайте. Столоваться можно внизу, в доме, с угла. Но можно и на плите готовить, тоже меняете кристаллы. Утварь сами покупаете. Господа здесь по соседству живут приличные - военные, приказчики. Если будут жаловаться на грязь и шум - не обессудьте, выселим. Домового нет. Постояльцы сами убирают, или зовут уборщицу. Но Ваша сестра -? (тут мужчина выделил вопросом) может убираться сама.
Михей поморщился, но кивнул и распрощался с управляющим.
К этому времени Даша уже устала, она перебрала впечатлений. Всё устройство квартиры было ей интересно, но она больше всего хотела прилечь и вытянуть гудящие ноги.
- Михей, а как же в эту уборную-то попасть?
- Да, мне тоже интересно, пойдём вниз, я подожду тебя.
Ватерклозет и умывальник с горячей водой стали для неё ещё одним открытием, но сил удивляться уже не было. Она нажала на рычажки, как показал Михей, умылась и сделала свои дела.
Они договорились (Михей ей объявил), что Даша спит в спальне, а он на диване.
Заняв просторную, чистую кровать укрывшись стеганым тёплым одеялом, Даша вытянулась, утопив слегка кружащиеся голову в перьевую подушку и сразу уснула.
Утром Михей нагрел воду в самоваре. Даша не слышала прежде о таком - чтобы самовар начинал греться, если по нему три раза щёлкнуть. Она знала, что где-то есть маги, что они делают много полезных вещей, но никогда не видела ни одного.
Сейчас, глядя, как вода закипает без щепок и огня, она дивилась.
- Сегодня пойдём с тобой на рынок, купим всё для хозяйства. Чай вот нужен, мёд, да надо подумать, что для начала требуется. А потом сама будешь ходить.
- Ох, Михей, я ведь с деньгами не знаю как. Мне научиться бы.
- Ты считаешь?
- До тыщщи. Бабушка научила. Но деньги у нас не в ходу, а за товаром тятя ездил.
- Научишься. Подскажу, посчитаем вместе.Я завтра пойду работу искать. А ты будешь всё остальное делать пока.
- Хорошо. Кода итти?
- Прямо сейчас идём, - улыбнулся парень.
До рынка надо было идти с полчаса, он располагался на площади, недалеко от реки. Было воскресенье, рынок кипел, шумел, ряды ломились от товаров.
Михей покупал, недолго торгуясь, быстро, очень метко выбирая по цене и качеству.
Он показывал Даше, где видит товар получше, сколько отдаёт меди или серебра, как считает копейки и рубли, как считает сдачу. Пытаясь во всё вникнуть, Даша сама начала спрашивать у продавцов, что и почем, трогать, нюхать. Продавцы в-основном открыто отвечали, помогали. Несколько человек глянули на неё с презрением, Даша побыстрее отошла от них.
С Михеем они были приветливы.
- Миха, а ты откуда так хорошо всё про товар понимашь? - спросила она уже на пути к дому, закончив жевать очень вкусную шаньгу с картошкой и грибами.
- Я сын купца, Даша. Очень хорошего купца.
И опять Даша почувствовала, что он закрылся.
Они принесли домой небольшую кастрюлю, сковородку, ещё пару чашек и тарелок, овощи и куриную тушку, хлеб, сыр, пшено, муку, мёд, соль, масло, чай. Для поддержания чистоты купили мыло, смены белья для обоих, новые рубахи, чтобы в них спать, полотенца, гребень и ленты для Дашы, ведёрко для уборки.
Даша переживала, что деньги закончились, думала, как спросить. Наконец, решилась прямо:
- Михей, ты так много купил, и за комнаты отдал. У тя все деньги закончились?
Он удивлённо приподнял брови:
- Почему все? Я расчитываю деньги, должно ещё хватить на какое-то время. И на еду и на разное. А потом уж заработаю.
- А как ты заработаешь? На тоню пойдёшь али в артель?
- Пойду на завод, медеплавильный. Рабочим.

5.

Через два дня Михей устроился на завод. У него началась посменная работа, тяжёлая и грязная. Однако, он приходил домой умытым, чистым и очень голодным. Даша заметила, что он мало устаёт, хотя по рассказам труд был очень тяжёлым.
Михей сходил в полицейский участок и начал делать ей документы - паспорт на фамилию отца, Николая Афанасьева.
Даша начала осваиваться на новом месте. Она сама ходила через один-два дня на рынок изучая, прицениваясь, пробуя товары и продукты, присматриваясь к продавцам и покупателям.
Ей крайне завлекательными показались прилавки с обережными вышивками, ладанками, поясами, браслетами и амулетами. Она каждый раз останавливалась, рассматривая руны и цветы, медные и серебряные лунницы, топорики на мужские пояса, рожаницы. Даше казалось, что от каких-то идёт мягкое тепло, а о других веет прохладой, или колюче отталкивает.
Сначала девушка не сильно замечала разницу в том, как одета она и местные женщины. Потом поймала на себе несколько удивленных, жалостливых взглядов, смутилась, и рассердилась одновременно. Ну ладно, хоть сапоги у неё были хорошие! Даша сняла ветхий платок, уже было достаточно тепло и стала заплетать свои длинные рыжие волосы в красивые косы. Они привлекали взгляды, отводя от старого зипуна и серой юбки.
На деньги которые оставлял для продуктов на неделю Михей, она покупала свежую рыбу и птицу, внимательно считая сдачу в копейках. Потом готовила к вечеру свежий суп или жаркое с картошкой и грибами, покупала в булочной шаньги и хлеб.
У Михея было два-три выходных в неделю, он немного дольше спал, потом они гуляли по городу, один раз ходили в парк и на променад на набережной. Даша узнала, что деревья и кустики подстригают, чтобы они сохраняли красивую форму. На променаде гуляло множество людей, пригреваясь под весенним солнышком.
Однажды Михей уловил смущение Даши под взглядами молоденьких модниц. Он немного притормозил:
- Даша, я, кажется, остолоп.
- Какой ты лоб? - не поняла она.
- Я не догадался. А ты-то что молчишь? Остолоп - тот, кто стоит столбом, деревянным.
- А-а! От остобенети! ...А почему?
- Что тебе помешало мне напомнить о платьях и пальто?
- Напомнить? - Даша никак не могла понять, на что он рассердился.
- Ты бы могла мне сказать, что тебе нужна одежда. Но ты молчишь. Ждёшь, что я догадаюсь? А если не догадаюсь?
Даша прошла, обдумывая услышанное.
- А я-то и не подумала, что можно у тя спросить...
Ей действительно даже в голову не приходило, что Михей может просто так взять и купить одежду. Аглая ничего нового никогда не покупала и не шила. Всё, что осталось от матери, она считала своим, а на большее и не надеялась.
- Даша, ладно, пойдём, прямо сейчас в лавку готовой одежды, посмотрим, что там на тебя есть?
Девушка с восторгом согласилась и пошла с ним, как ребёнок, ожидающий чуда.
И в лавке она с восхищением трогала ткани пальто и платьев, рассматривала узоры платков.
Она выбрала два платья - зелёное шерстяное с деревянными пуговками и коричневым поясом и ситцевое, серо-голубое, в мелких розовых бутончиках на более тёплую погоду. Михей настоял ещё на покупке шерстяного приталенного жакета на прохладное время и вечер.
От шляпки она наотрез отказалась, но согласилась взять красивый белый платок с красным узором.
И ещё лавочница принесла ей чулки - тонкие, мягкие, просто волшебные. Она чуть не заплакала, когда погладила их кончиками пальцев. Спросила у Михея, можно ли ей купить их? Тот кивнул и попросил две пары. А потом повёл её в обувную лавку и купил чудесные ботиночки на маленьком каблуке.
Даша чувствовала лёгкое головокружение, когда они шли к дому.
И уже дома, за чаем с мёдом, Даша решила, что стоит рискнуть и попросить Михея ещё об одной вещи.
- Михей, а можно ешшо спрошу? Раз ты говорил, что надо спрашивать.
- Да, спрашивай, - он поставил чашку и положил на стол свои крупные руки.
- Ты можешь меня поучить?
- Чему поучить? - его глаза немного округлились.
- Грамоте, читать, писать. Когда у тя время будет. Хочу сама читать.
- Да, могу, наверное. Но надо подумать, что для этого нужно. Карандаши, бумага, букварь, наверное.
- Правда?! Поучишь?! - Даша в восторге схватила его руку своими двумя и уткнулась в неё лбом.
Михей застыл на несколько секунд, потом смутился:
- Да ладно тебе, Даш! Я-то легко могу тебя учить, вот в следующий выходной и начнём. Куплю всё, что нужно...
- Спасибо!
Через пару дней Михей принёс карандаши, бумагу, старенький букварь и начал учить Дашу грамоте. Она усердно писала буквы и слоги, пока он работал, читала букварь. Потом он начал приносить газеты.
Так прошло ещё несколько недель. Наступило лето.
Она сталкивалась иногда с соседями у дверей уборной, смущённо здороваясь. Один из двух военных с первого этажа усмехался и подмигивал ей. Но она быстренько опускала голову и удалялась.
У соседей напротив была дочь лет двенадцати, Наталия, очень приятная девочка, они приветливо здоровались.
Ещё она познакомилась с прачкой, которая приходила за бельём, женой булочника из пекарни и банщицей (они с Михеем два раза в неделю ходили в большую общественную баню). У этих женщин Даша справлялась о возможности найти работу, они пообещали узнать. Вскоре прачка сказала, что есть работа - стирка, выпаривание белья за двадцать пять копеек в день.
Но Михей отговорил её:
- Это очень мало и тяжело, сейчас нет такой необходимости. Лучше тебе поискать такую работу, где сможешь чему-то научиться.
А ещё через неделю булочница, пышная и улыбчивая Анфиса позвала её помогать продавать хлеб, пока за копейки, но, если она справится, то пообещала платить пятьдесят копеек в день. Даша посоветовалась с Михеем, тот одобрил. И она начала разносить тёплый хлеб, булки и рогалики на рынок и в столовые. Ей понравилось это занятие, потому что она с малых лет много ходила пешком, ей нравилось общаться с людьми на рынке и в столовых, и запах свежего хлеба был её самым любимым с детства. Анфиса к ней отнеслась по-доброму. Её приняли на постоянную работу через пару недель и добавили доставку хлеба и выпечки в господские дома. Даша уже зарабатывала на хлеб домой, кашу с мёдом и ягодами в обед и на бумагу для своих прописей. А чуть позже накопила пять рублей и купила себе ткань - голубой и белый ситец, иголки и нитки и сшила новое платье по образцу уже имеющегося.
Михей начал продвигаться на заводе. Грамотного и умного парня заметил начальник цеха, поставил главным в смене, потом дал кое-какую работу по учёту, у него увеличился заработок.
Так прошло короткое северное лето, приближалась осень.
Даша подросла, ещё вытянулась, ей исполнилось шестнадцать лет.
Однажды Михей пришёл домой и рассказал, что у него появилась возможность познакомиться с управляющим завода:
- У меня есть план, Даша, как разбогатеть. Но надо делать всё осторожно и постепенно продвигаться. Я хочу пойти в рудознатцы. Я присматривался, собирал сведения о начальстве. Кажется, управляющий честный человек. И о владельце медного прииска и завода - графе Курлаеве, я слышу почти только хорошее. Он здешний, много делает для города. Он маг земли. Я чувствую, что здесь правильно всё организовано, можно выдвинуться.
- А ты разве знашь руду?
- Знаешь, - привычно поправил Михей.
- Знаешь, - повторила Даша.
- Да, знаю, чувствую. У меня такое же чутьё, как у отца. Но его вообще золото слушалось, почти что само в руки шло, - с печальной улыбкой сказал Михей.
- О-о как.. А мне не говорил...
- Ну, незачем было. Вот сейчас говорю.
- Так ты богатым хочешь стать? - Даша не понимала, что её так раздосадовало - то, что он скрыл от неё способности или, что хочет стать богатым человеком. Ей было уже комфортно жить так, как они жили.
- А это плохо? - большие карие глаза внимательно всматривались в её светлые, зелёные.
- Да нет, только я не знаю, что это такое.
- А я знаю, Даша. Я вырос о одном из самых богатых домов города.
- Ну, те тода видней, небось.
- Тебе тогда виднее, наверное, - поправил Михей.
- Да. Тебе тогда виднее, наверное.
- Доверься мне, Даш?
- Хорошо, - вздохнула она.

Загрузка...