Между светом и тьмой

1 Часть

В огромном кабинете, высеченном из монолита (Монолит - это цельная каменная глыба или предмет, высеченный из неё.) малахита и нефрита, где даже воздух, казалось, был окрашен в призрачные зелёные оттенки, за гигантским столом из грубых каменных плит сидела безмолвная фигура. Она замерла, склонившись над холодной поверхностью, где была развёрнута карта галактики Вирайса-5 - ослепительная, закрученная спираль, пылающая всеми цветами радуги. В этой величественной звёздной системе было четыре планеты.

Одна из них, Даэль-4, напоминала гигантский хрустальный шар, вся поверхность которой была покрыта ледяными лесами; сияющие иглы кристаллов пронзали атмосферу, а жизнь теплилась лишь в глубине, в подлёдных океанах («Подлёдные океаны» - это океаны, которые находятся под толстым слоем льда.) где слепые, фосфоресцирующие существа (Фосфоресцирующие существа - это объекты или организмы, которые светятся в темноте.) вели вечный танец в ледяных водах.

Другая, Меррион, была планетой-бурей, вечно скованной клубками фиолетовых туч, сквозь которые лишь изредка пробивались вершины каменных шпилей; там, в разреженном воздухе (Фраза «в разрежённом воздухе» означает, что воздух менее плотный, негустой, нечастый.) парили колонии огромных, похожих на змей, существ, питавшихся электрическими разрядами.

Третья, крошечная Глизе-с, и вовсе была миром-грибницей: её поверхность представляла собой бескрайнее тело гигантского гриба, покрытое лесами более мелких грибовидных образований, а по упругой поверхности сновали стада травоядных шестиногих, объедающих шарообразные шапки.

Но взор фигуры притягивала лишь одна, самая крупная планета в системе - Ульрион. Сфера, наполненная океанами и массивами суши.

Воздушное пространство Ульриона патрулировали тучи летающих насекомых, чьи тела отливали металлическим блеском, а вместо ртов у них торчали длинные, похожие на шпаги, хоботки-трубки, способные пронзить кору больших деревьев в поисках соков.

А под поверхностью, в лабиринтах туннелей, влачили своё существование подземные землеройки. Слепые, покрытые бледной, складчатой кожей гиганты, чьи размеры превышали десяти метров; их мощные когтистые лапы без устали рыли каменную породу, а чуткие усы-вибриссы улавливали малейшие вибрации почвы.

Фигура медленно вытянула руку, и её длинный палец, отбрасывая тень на сияющую спираль галактики, накрыл собой крошечную точку Ульриона. После нажатия высветилась голограмма планеты.

Её холодный, лишённый тепла взгляд скользил по изображению, и в глубине зеленных глаз вспыхивали искры презрения. Эта планета не имела никакой ценности для Родного мира.

Мысль о том, чтобы использовать Ульрион в качестве Детских садов, вызывала лишь горькую усмешку. Атмосфера планеты была пропитана чуждой, почти осязаемой тёмной силой, древней и дикой, которая разъедала бы структуру камней, превращая их из драгоценных творений в бесполезную пыль сразу после погружения в чужеродную почву. Это была не просто враждебная среда - это было абсолютное отрицание самой сущности Самоцветов.

И именно это понимание заставляло фигуру сжимать пальцы, пока те не начинали издавать тихий скрежет. Самоцвет, который она искала, выбрал убежище с абсолютной точностью.

Эта тварь, чьё существование было пятном на совершенстве мироздания, проявила свою привычную, отвратительную хитрость. Она всегда цеплялась за свою жалкую жизнь с отчаянной трусостью, предпочитая вечное бегство достойному концу. И теперь она нашла себе щит в самом бесполезном, самом отверженном уголке галактики, месте, куда ни один уважающий себя Самоцвет никогда не ступит.

В безмолвном кабинете, где даже воздух казался застывшим в вечном ожидании, фигура наконец ощутила вкус долгожданной победы. Три тысячи лет преследования, много лет поиска - и вот она здесь, перед ней, эта проклятая точка на карте. Ее Убежище. Ее Логово. Наконец нйдено.

Теперь оставалось лишь сделать последний шаг. Простой, окончательный, не требующий никаких сложных маневров. Всего лишь прийти и уничтожить.

Её губы, обычно столь совершенные и спокойные, растянулись в зловещей улыбке. В этом оскале не было ничего светлого - лишь чистая, первобытная радость хищника, наконец-то учуявшего кровь. Её глаза, цвета свежей травы, потемнели и сузились, поглощенные тенью грядущего возмездия. Скоро. Очень скоро.

Фигура резко поднялась. Её доспехи, покрывали всё тело, они были сделаны из закалённого метала, переплетённого с пластинами тёмного малахита, которые звенели тихим, угрожающим перезвоном, словно листья перед грозой.

Лишь одно место оставалось неприкрытым - в центре груди, там, где у бренной органики бьётся сердце. На гладкой, идеальной коже приглушённого изумрудного оттенка, находился крупный, идеально огранённый самоцвет глубокого зелёного цвета.

Её длинные, густые волосы, цвета зеленного мха с прядями отсвечивающими бирюзой, тяжёлой волной спадали до поясницы. Одним резким, привычным движением она собрала их в высокий, тугой хвост, обнажив черты лица, отточенные и прекрасные, как работа скульптора, и лишённые теперь всякой мягкости. Эта практичность была молчаливой подготовкой к предстоящему действу, к танцу разрушения, где ничто не должно было мешать точности и смертоносной грации. Скоро случится сражения которое она так жаждет вот уже три тысячелетия.

Карта галактики Вирайса-5 внезапно истончилась, свернулась в сияющую точку и была поглощена мягким зелёным сиянием, что исходило от камня на груди фигуры. Она ещё может пригодиться поэтому лучше взять её с собой.

Высокая фигура развернулась и подошла к огромному арочному окну, лишённому стёкол, будто сам камень расступился, чтобы открыть вид на бескрайние просторы Родного мира. Воздух здесь был чист и наполнен тихим гудением работы.

Прямо напротив сиял Замок Синего Алмаза - воплощение безмятежности. Его стены переливались холодным голубоватым светом, а по бесконечным мостам и переходам двигались самоцветы.

2 Часть

Стог сена я ищу в иголке,
а не иголку в стоге сена.
Ищу ягнёнка в сером волке
и бунтаря внутри полена.

Но волк есть волк необратимо.
Волк - не из будущих баранов.
И нос бунтарский Буратино
не прорастает из чурбанов.

Как в затянувшемся запое,
я верю где-нибудь у свалки,
что на заплёванном заборе
однажды вырастут фиалки.

Но расцветёт забор едва ли,
прогнив насквозь, дойдя до точки,
когда на всём, что заплевали,
опять плевочки - не цветочки.

А мне вросли фиалки в кожу,
и я не вырву их, не срежу.
Чем крепче вмазывают в рожу,
тем глубже всё, о чём я брежу.

Отрывок стихотворения «Фиалки»

Евгения Евтушенко, написанное в 1983 году.

Вокруг царила тёплая, солнечная атмосфера, наполненная жизнью и радостью. Солнце, висящее высоко в безоблачном небе, заливало всё вокруг тёплым, золотистым светом, который играл бликами на стёклах окон и капотах машин. Воздух был наполнен ароматами океана - солёной свежестью, смешанной со сладковатым запахом цветов, растущих вдоль тропинок. Лёгкий бриз, нежный и ласковый, шелестел создавая убаюкивающий шум, который сливался с мерным, ритмичным гулом прибоя, накатывающего на песчаный берег где-то за зданиями. Крики чаек, кружащих над водой, и весёлые голоса дополняли эту живую, гармоничную симфонию.

Две фигуры подошли к знакомой двери «Рыбной Пиццерии». Дверь с лёгким звонком распахнулась, выпустив наружу волну соблазнительных запахов: поджаристой корочки пиццы, расплавленного сыра, пряного томатного соуса и, конечно же, свежей рыбы и морепродуктов, визитной карточки заведения. Внутри царил такой же шумный и радостный хаос, как и на улице: звон бокалов, смех, оживлённые разговоры посетителей, заполнивших почти все столики, и задорная музыка, доносящаяся из колонок.

- Два шага влево, - раздался уверенный, весёлый голос Аметист, которая шла чуть позади, направляя своего спутника. - Прямо за тобой стул. Сядь и... Хорошо.

Этим кем-то оказался Стивен. С широкой улыбкой он снял с глаз тёмную повязку, и его взору открылся небольшой столик.

- Та-да! - радостно воскликнула Аметист, размахивая руками в стороны, как опытный иллюзионист, представивший свой лучший трюк.

- Пицца с рыбным рагу - какой приятный сюрприз! - искренне обрадовался Стивен, его глаза загорелись. Пицца на обед после долгого и изнурительного дня казалась настоящим блаженством. Возможность просто расслабиться, отключиться и насладиться вкусной едой в компании своей неугомонной, но такой родной подруги была бесценна. Лишь лёгкая тень сожаления мелькнула в его мыслях о том, что Жемчуг и Гранат не смогли присоединиться - они отправились в учебный поход, чтобы рассказать другим, как люди могут выживать в суровых условиях дикой природы. Но даже без них этот момент казался идеальным, простым и по-настоящему счастливым.

- Это не сюрприз! - с заговорщицким видом поправила его Аметист, её глаза сверкнули озорным огоньком.

- Заметил что-то необычное? - она начала выразительно двигать бровями и глазами в сторону кухни с нетерпением ожидая, когда же до него дойдёт.

В этот самый момент из-за стойки на кухне появилась Биксбит, один из учеников Маленькой Родной школы. Её узнаваемая фигура с мощными клешнями вместо рук уверенно заняла место рядом с Кики. В одной из её блестящих, идеально отточенных клешней она держала глубокую миску, доверху наполненную свежими овощами - хрустящим перцем, сочными помидорами и ароматным луком.

- Биксбит? - удивлённо прошептал Стивен, его брови поползли вверх. - Она здесь работает?

- Да, чел! - восторженно подтвердила Аметист, её голос звенел гордостью. - И она просто отжигает! Биксбит отлично режет и кромсает! Так что теперь она может направить свои умения в мирное русло, на работу в пиццерии.

В это время самоцвет, о котором они говорили, демонстрировала настоящее кулинарное шоу. С ловкостью и грацией она легким движением подбросила овощи и сырую, сверкающую рыбу высоко в воздух. В тот же миг её клешни, вооружённые острыми как бритва лезвиями, превратились в смутно видимый вихрь. В воздухе раздался лишь быстрый свист разрезаемого воздуха - и вот уже идеально нарезанные, ровные кусочки овощей и рыбы аккуратно опускались на раскатанную заранее заготовку для пиццы, занимая именно те места, где им и было предназначено быть.

Готовую основу с начинкой мгновенно унесли в раскалённую печь, а на её место на присыпанной мукой поверхности выложили уже готовую, дымящуюся пиццу Пепперони, от которой так и веяло ароматом пряной колбасы и расплавленного сыра. Биксбит взяла специальный круглый нож-ролик, и одним плавным, идеально выверенным движением провела им по пицце. Лезвие с лёгким звуком прошло сквозь хрустящую корочку и начинку, разделив пиццу на безупречно ровные, аппетитные треугольные кусочки. Ни один кусочек сыра не растянулся, ни одна начинка не сдвинулась с места.

После этого Биксбит, сияя улыбкой, принесла их пиццу и поставила её посередине стола. Блюдо источало аромат, от которого сразу же текли слюнки и сводило желудок от приятного предвкушения.

- Отлично! М-м! - Стивен, не в силах сдержать восторг, потирал руки, его глаза блестели от голода.

- Ты только взгляни на это! - воскликнула Аметист, и её левая рука преобразилась, приняв форму линейки и транспортира. С их помощью она измерила один из кусочков. - Все кусочки одинаковой длины, сорок пять градусов! Ни миллиметра погрешности!

- Вау! Сама безупречность! - подтвердил Стивен, впечатлённо качая головой.

Аметист бережно взяла один из треугольных ломтей пиццы и торжественно подняла его над головой, словно это был драгоценный трофей. Её глаза, широко распахнутые, горели неподдельным восхищением. Для неё это было не просто блюдо - это было произведение искусства, символ того, как можно направить врождённые способности на созидание, а не на разрушение.