Мелодия опасных игр

Пролог

Ранделло, небольшой прибрежный город в окрестностях Палермо. 1952 год.

На главной городской площади было многолюдно. Только что закончилась воскресная служба, собиравшая весь город. И люди не спешили расходиться. В конце службы падре Лувиар объявил, что мэр города, Алонсо Фальконе, хотел бы обратиться к жителям города.
- Надеюсь, он успеет до жары, - хмыкнул кто-то, но достаточно тихо, чтобы не быть услышанным.
Мэра Алонсо в городе любили. Бывший судья занимал эту должность уже больше пяти лет. И за это время успел сделать многое, чтобы в городе забылось тяжёлое военное положение, введëное повсеместно диктатором Муссолини. Он прикладывал много сил для возрождения цитрусовых и оливковых рощ, которыми так славились окрестности. Привлекал в город строителей из Палермо и учёных, со всей Италии. Богатое побережье Алонсо планировал превратить в источник дохода для всего города. Но было одно, слишком важное но. И именно о нём он собирался сегодня говорить.
Напротив собора, давно нуждавшегося в реконструкции, располагалось здание мэрии. Большие мраморные площадки у входа, стекали вниз многочисленными ступенями, словно стремились друг к другу навстречу. Архитектурный символ единства духовной и светской власти на благо народа и общества.
Одно из узких стрельчатых окон было приоткрыто. И в тени тяжёлых штор пряталась женская фигура.
Энрика Фальконе обхватила свои плечи и напряжённо всматривалась в затылок мужа. Она знала, о чём он собирается говорить и боялась этого. До ужаса, до дрожи.
- Мама, давай распахнëм окна? Цветочкам в папином кабинете не хватает солнышка, - подошла к ней младшая дочь, Лилия Кармела.
Младшая дочь получила имя сразу в честь обеих бабушек и с самых ранних лет проявляла склонность ко всему, что было связано с землёй. Малышка с удовольствием поливала клумбы, едва научившись ходить. Энрику такой интерес очень радовал.
Когда-то она была самой завидной невестой в этих краях. И дело было даже не в её потрясающей красоте и фигуре, не увядшей даже после двух беременностей и за все прошедшие годы.
Энрика Фальконе, в девичестве Риккарди, была единственной дочерью и наследницей Лиона Риккарди, владельца обширных оливковых рощ и целых плантаций цветов, что ещё до войны отправлялись целыми партиями в Европу. И вглубь Италии. Лион Риккарди очень гордился тем, что цветами именно с его полей в тридцать пятом году был украшен кафедральный собор в самом Ватикане.
Сейчас на землях Риккарди царило запустение. У самой Энрики не было необходимого таланта и чутья, а её муж и вовсе был далёк от земледелия.
- Лили, дорогая, не сейчас. - Качнула головой Энрика, заставив водопад медных локонов зашевелиться. - Федерика, удели внимание сестре.
- Опять? Почему всегда я? - недовольно проворчала девочка пятнадцати лет, сидевшая до этого в кресле. - Я читаю! Почему я должна возиться с Лилс? Долго ещё отец будет на работе? Чего мы здесь торчим, сегодня ведь воскресенье?!
- Отложи свою книгу, почитаешь дома, вечером. И я просила не каверкать имя сестры, - чуть повернула голову Энрика, демонстрируя аристократичный профиль.
Между девочками было целых десять лет разницы. И это было настоящей проблемой для семьи. Федерика ревновала, родителей к младшему ребёнку, вечно злилась на сестру, и просьбу присмотреть за Лили воспринимала, как непосильный труд. Доходило до откровенного неповиновения. Порой Федерика позволяла себе упрекнуть родителей в рождении сестры.
А между тем, внизу, на площади, мэр уже начал свою речь. И Энрика снова сосредоточилась на словах мужа.
- Мы восстанавливаем город, как восстанавливали свои дома. Мы тратим силы и деньги. Мы заслужили покой, порядок и достаток. Но кому-то очень не нравятся эти изменения, - неслось с площади. - Всеми силами эти кто-то сопротивляются нашему возрождению. Мы едва успели достойно проститься и оплакать семью Мальцори. Людей, совершивших невозможное, и возродивших в наших краях конезавод, лошади которого участвовали в скачках не только в Италии, но и на континенте, прославляя наш город. Как совершено варварски был уничтожен недавно отстроенный центр изучения жизни морских обитателей, который должен был стать отправной точкой развития нашего побережья. Во внезапно охватившем весь центр пожаре, погиб и мой друг. Сгорел вместе с бесценными экземплярами, представляющими фауну моря. И я не верю, что это случайность. Как и не верит ещё один мой друг, комиссар Сальво Капилери. Мы уверены, точнее мы просто знаем, что это дело рук так называемой Коза Ностры, пытающейся навязать нам подчинение их порядкам при помощи угроз и террора. Они пытаются запугать всех нас. Но у них это не выйдет. Они называют себя достойными людьми, людьми чести. Но на самом деле, это всего лишь шайка головорезов, по ошибке выпущенная из тюрем. Блохи, что тревожат покой бродячих собак. Но мы не собаки, а они не власть. Это люди без чести, без совести и без будущего в нашем городе. Я призываю вас, сообщать комиссару Сальво обо всех странностях, угрозах попытках вымогательства. Мы предоставим вам защиту. И с сегодняшнего дня мы, власти этого города, объявляем мафии войну до полного истребления этого позора нашей земли.
- Святая Мария, - прикрыла рот ладонью Энрика.
Вскоре раздался звук уверенных шагов, и в кабинет мэра зашёл его владелец.
- Речь получилась блестящей, люди восприняли её с восторгом, - встретился он взглядом с блестящими от непролитых слëз глазами жены. - Ты не хочешь поздравить меня?
- Поздравить с чем, Алонсо? - отвернулась Энрика. - Ты только что нас приговорил! Сделал мишенью для мафии. Это не шутки!
- Не переживай, - обнял мэр дрожащую жену. - Всё скоро закончится. Очень скоро. Кракен сожмëт свои щупальца на их шеях.
- Ты опять говоришь загадками, - оттолкнула его жена. - А между тем, они повсюду. Ты недооцениваешь связи и влияние этих людей. Я уверена, что их капо и консильери были на площади во время твоей речи. И они уже спешат донести эти новости до своих донов! Ты объявил им войну!
- Именно так, другого выхода просто не существует! - уверенно кивнул Алонсо.
- Да. Но армия есть у них. Оружие тоже у них. И они не связаны законом. В отличии от тебя! - ткнула пальцем в грудь мужа Энрика.

Глава 1

Ранделло, небольшой прибрежный город в окрестностях Палермо. 1965 год.

Весенний вечер быстро догорал в небольшом городке. Но молодой женщине, стоявшей у окна, казалось, что солнце вовсе не движется.
Она была красива. Русые, с медным отливом, волосы легкой волной спускались до поясницы, подчёркивая изящный переход узкой талии в аппетитные бёдра и женственные плечи. Несмотря на достаточно высокий для женщины рост, Федерика Фальконе создавала впечатление изящной точëной статуэтки. Главными характеристиками которой была хрупкость и дороговизна.
Федерика была очень похожа на свою мать. Но и назвать её копией Энрики Фальконе было нельзя. Волосы, большие глаза серо-зелёного цвета, чётко очерченные пухлые губы достались ей от матери. Но скулы, линия носа, узкое породистое лицо было явным наследством отца. Дочь взяла самое лучшее у обоих родителей.
В свои двадцать восемь лет Федерика невероятно притягательна. Вот только надменный ледяной взгляд полный презрения ко всему вокруг буквально отпугивал от неё любого человека. Даже пожелания доброго дня увядали стоило ей взглянуть из-под полуопущенных век.
Никаких других эмоций за ней не замечали. Ледышка Фальконе, стерва и много других эпитетов летело ей вслед. Но только очень тихо, сквозь сжатые зубы и с обязательной улыбкой. Чтобы не дай Бог, никто не заподозрил бы попытки задеть Федерику Фальконе. Она была не просто консильери дона Леонарда Барберини или его рукой. О ней говорили, что она любимая рука дона, потому что ей он считает свои деньги.
Официально Федерика управляла большим казино, принадлежавшим клану Барберини. На самом деле, она была самым доверенным бухгалтером семьи. И личным крупье дона Леонарда.
Когда-то давно, кажется в прошлой жизни, о которой Федерика мечтала забыть, но не могла себе этого позволить, она проявила склонность к математики и ведению счетов. А дон неоднократно заставал её за тем, что она тасовала или раскладывала карты.
Отметив способности девушки, дон Леонард распорядился отправить её на обучение, а после приставил её к опытным людям. И часто говорил, что за прошедшие тринадцать лет ни разу не пожалел, что сохранил Федерике жизнь. И Федерика неизменно целовала его руку и благодарила.
Сегодня был вечер понедельника. Она уже успела подготовить все отчеты о прибыли за выходные, дала распоряжения работникам по обслуживанию казино, сделала несколько важных заказов и ждала, когда можно будет покинуть казино.
Наконец-то под окнами остановилась знакомая машина.
- Надеюсь, по моему возвращению, найти здесь всё в идеальном порядке и готовым принимать гостей, - надменно бросила она, толкнув по столу лист с перечнем своих замечаний.
Не оглядываясь и не дожидаясь ответа, она прошла к красивому лифту, который был визитной карточкой этого места. Одной из. Зеркальные стены, сверкающие решётки и резные накладки на стенах и дверях.
Мальчишка-коридорный в наутюженной форме открыл перед ней дверь, сам нажал на кнопку первого этажа и стоял не шелохнувшись до тех пор, пока не тренькнул колокольчик, извещающий о прибытии лифта на первый этаж.
Федерика не удостоила его даже взглядом. По красной ковровой дорожке с жёлто-золотым узором по краям она шла глядя прямо перед собой. Вращающиеся стеклянные двери сверкнули лопастями, открывая ей дорогу к машине.
Красивая женщина переходила дорогу не удосуживаясь посмотреть по сторонам. Её никту не окликал, хотя у многих были вопросы. Многие нуждались в пояснении помощи. Но...
Все в империи клана Барберини знали, что раз в месяц Федерика Фальконе исчезает для всего мира на три дня. Она отправляется в соседний городок, находящийся дальше по побережью и почти заброшенный. Там даже дома, пострадавшие от бомбёжек во время мировой, ещё не восстановили и не отстроили.
Смотреть там было совершенно нечего. Ничего кроме уныния улицы этого городишки принести не могли. Но там существовал при старом женском монастыре пансионат, в котором вот уже одиннадцать лет жила сестра Федерики. И именно к ней Федерика и направлялась, зная, что Лили её ждёт.
Младшей сестре вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Лили в большей степени пошла в отца, его черты приобладали в её внешности. И она могла бы притягивать мужские взгляды, но к сожалению, была слабоумной. Совсем не говорила, только улыбалась и пыталась мычать. И бесконечно возилась с клумбами. У неё всегда были огрубевшие от работы в земле руки и черный ободок грязи под обломанными ногтями.
За её содержание в пансионе тоже платил дон Леонард. Он же получал и отчёты от настоятельницы монастыря. Хотя единственным опекуном Лилии Кармелы Фальконе была её сестра Федерика Фальконе. Впрочем, опекать там было нечего. Всё имущество семьи Фальконе давно принадлежало клану Барберини и его дону. Уже тринадцать лет, с той самой ночи, когда мэра и его жены не стало. Именно тогда Лили замолчала и похоже потеряла рассудок.
Но это была лучшая судьба, чем та, что досталась старшей сестре.
Сама Федерика в мыслях, и только в мыслях, сравнивала себя и здание казино. Изначально её отец выкупил заброшенный склад и начал строительство небольшой гостиницы. Он верил, что сможет превратить побережье в курорт, и эта гостиница должна была стать лучшей на побережье. Поэтому и потратил баснословные деньги на двери, лифт, арочные окна.
А дон Леонард достроил, закончил отделку и разместил там казино, наполнив здание совсем другим смыслом. Ровно как произошло и с самой Федерикой.
Молчаливый водитель смотрел вперёд. Синьорина Фальконе не терпела лишних разговоров. И всегда обрывала любые попытки завязать беседу в пути. Особенно с теми, кто сполна воспользовался её бесправным положением в своё время. Федерика помнила каждого.
Вскоре Федерика почувствовала что-то странное. Её неумолимо клонило в сон. Возможно усталость и волнение от предстоящей встречи с сестрой сделали своё дело. К тому же начался самый коварный участок дороги, серпантин. Из последних сил Федерика боролась со сном, но казалось, что звуки глохнут и зрение отказывает.
- Простите, синьорина, - остановил машину водитель. - Впереди обвал. Я выйду посмотреть, есть ли возможность объехать. Или придётся возвращаться назад, чтобы свернуть на объездную.
Федерика даже не кивнула, стараясь удержать голову. До неё донеслись голоса, она плохо соображала из-за сонливости. А последнее, что она услышала был звук выстрела.

Глава 2.

Вокруг было темно. Где-то журчала вода, как будто над головой проходили трубы, или в соседней комнате находился подтекающий кран. А ещё был запах. Тот самый, ни с чем не сравнимый запах, который мгновенно выдаёт своим присутствием нежилое и давно заброшенное помещение.
Запах сырости и пустоты.
Федерика осторожно шевельнула головой. Шея отозвалась резкой болью. Значит она достаточно долгое время провела в одной позе. И похоже, что похитители о её удобстве явно не беспокоились.
В том, что это было похищение, у Федерики сомнений не было. Она сидела в старом кресле, когда-то возможно удобном. Но сейчас обивка давно пропиталась сыростью, а пружины больно давили в спину и ягодицы сквозь ткань. Но помимо этого её ноги и руки были связаны. Веревки петляли под деревянными ручками кресла и уходили куда-то за спинку кресла.
Она могла шевелить и руками, и ногами. Но стоило ей поднять руку, как она почувствовала натяжение верёвок на лодыжках. Очень быстро ей стало понятно, что двигая руками, она сама раздвигает свои ноги.
Превозмогая боль в шее, Федерика покрутила головой в разные стороны, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Она молчала, понимая, что она может хоть голос сорвать криками, разговор начнётся тогда, когда этого захотят её похитители.
А пока она была лишена их внимания, Федерика пыталась сообразить, это похищение организовано другим кланом или по приказу самого дона Лео? Проверка? Вполне возможно, дон был недоверчив до паранойи. И любое отступление от беспрекословного подчинения и верности клану каралось незамедлительной смертью.
Также как и малейшее подозрение в нарушении омерты. Кодекса молчания о делах клана за пределами клана.
А Федерика знала о клане Барберини очень многое. Самое главное, что она знала о деньгах клана, о сделках дона, о многочисленных вложениях, которые вроде как никакого отношения к дону Лео не имели.
Федерика давно перестала верить кому-либо и во что либо. Она не обманывалась добрым расположением к себе дона. Поэтому тщательно борясь с начинающейся головной болью прокручивала прошедший день в поисках зацепок.
Своё странное состояние перед остановкой она списала на снотворное. Иначе бы она помнила хоть что-то. Она не ударялась, не вдыхала ничего, что могло бы её усыпить так надолго. И это снотворное ей могли дать только в казино.
Это член другого клана смог проникнуть во внутренний круг? Или это тайное распоряжение дона?
С кем разговаривал водитель? У Федерики был тонкий музыкальный слух. И отличная память. И она помнила, что глухой голос показался ей знакомым. Что-то в нём было странное, неестественное, что отличало ото всех.
А выстрел? Может она приняла за этот звук какой-то другой? Не слишком ли затратно для постановки похищения с целью проверки, если конечно это проверка.
С другой стороны, если бы хотели от неё избавиться, наврядли кому-то пришло бы в голову создавать себе сложности с доставкой её тела сюда, связыванием...
Собственная память Федерики, словно издеваясь, подсунула ей картины из далёкого прошлого.
Федерика несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Но получалось откровенно плохо. Страх прорывался наружу, жестоко мстя за годы подавления. Он воскрешал испуганную до ужаса и одеревеневших ног девочку, что со всей силой прижимала к себе младшую сестрёнку, заставляя вновь оказаться в той ночи, когда ад перестал быть страшным словом в проповедях падре Лувиара.
Ад стал единственной реальностью Федерики Фальконе.

Глава 3.

Ранделло, небольшой прибрежный город в окрестностях Палермо. 1952 год.
Над городом уже несколько дней зависали дождевые тучи. И этот дождь, казалось, лил бесконечно. Просто с разной силой. То почти превращаясь в сырую взвесь в воздухе, то обрушиваясь потоками на безлюдные улицы.
В ту ночь тоже шёл дождь, настоящий ливень. Откуда-то издалека доносились раскаты грома, видимо где-то на побережье бушевала гроза.
Но даже она не могла соперничать с той бурей, что бушевала в особняке семьи Фальконе.
Прошло две недели с памятного выступления мэра, и скандалы дома уже стали постоянным явлением. Синьора Фальконе, всегда служившая образцом дочери достойной семьи, практически местной аристократии, давно перестала улыбаться. Даже выходя из дома, она не находила в себе сил на привычную маску доброжелательности.
Федерика злилась на мать за эти крики и целые потоки упрёков, что лились в сторону отца. Всё-таки, она была папиной гордостью. И любимицей.
- Нас запугивают, Энрика! Как ты не понимаешь? Пытаются заставить нас отказаться от собственных принципов! - в который уже раз пытался объяснить жене Алонсо. - От того, к чему мы так долго шли! Что нам дорого!
- Тебе дорого, Алонсо, только тебе! - кричала Энрика. - Тебе дороги твои выдуманные принципы? А мы, мы тебе дороги? Почему ты позволяешь себе рисковать нашей жизнью?
- Никакого риска для вашей жизни нет. Наш дом охраняется полицией, Сальво прислал своих лучших людей. Хотя все эти выходки, не более, чем пустые угрозы, - еле сдерживал себя мэр.
- Риска для жизни нет? Да? Расскажи это своему другу, которого сожгли живьём вместе с его лабораторией! Он ведь был весьма известным человеком среди учёных. Помогло ему это? - не могла успокоиться Энрика.
Кто-то написал статью, которую почему-то без вопросов напечатали в местной газете, о страшной гибели ученого вместе с центром изучения морских обитателей, строительством которого так гордился мэр Фальконе. Неизвестный автор буквально смаковал подробности ужасного события, и Энрика была уверена, что этот человек точно знал о чём писал. Значит он видел, как погиб Гильермо.
Почти сразу после выступления мэра кто-то смог отравить обоих мастиффов неаполитанской породы, что жили в доме. Собаки были надёжными охранниками, специально обученными охранять территорию и хозяев.
А позавчера неизвестный срезал цветы с клумб перед домом мэра, за которыми с такой заботой ухаживала его жена и младшая дочь, и оставил на пороге дома. Перевив траурными лентами.
- Это не пустые угрозы, Алонсо! Это предупреждение!!! - выкрикнула Энрика.
Её слова сопроводил звук разбитого стекла.
Потом ещё и ещё...
- Она решила весь парадный сервиз перебить? - проворчала Федерика и замерла.
Далеко не сразу она поняла, что это не раритетный фарфор, доставшийся матери от её родителей. И даже не вазы, которых было множество в доме. Это бились окна их дома.

Глава 4.

Ранделло, небольшой прибрежный город в окрестностях Палермо. 1952 год.
Только когда тишину, воцарившуюся после звона разбитых окон, нарушил мужской голос, Федерика даже не поняла, а почуяла приближавшуюся опасность. Животный инстинкт самосохранения заставил девочку действовать.
Она не старалась расслышать слова, которые произносил в их гостиной чужой, вкрадчивый, чуть с хрипотцой голос. Не пыталась определить один он или там, внизу есть ещё кто-то. Не пыталась ничего запомнить. Или тем более увидеть.
Федерика, затаив дыхание, подобралась к двери и осторожно задвинула щеколду. Следующей комнатой была спальня сестры. Но Федерика выбрала другой путь. Она вылезла в окно своей комнаты, и пролезла по недлинному, но широкому карнизу. К счастью, из-за постоянного ливня, мама убрала большие ящики с цветами, что украшали окна её девочек снаружи.
Федерика, не обращая внимания на боль от ломающихся ногтей, смогла поднять створку окна. И пролезть в образовавшуюся щель. Лили тоже ещё не спала, и конечно слышала шум.
- Молчи, пожалуйста, Лили, только молчи! Хорошо? - еле слышно попросила её Федерика.
Она, не долго думая, залезла на комод под крышкой лаза на чердак и сдвинула крышку. Потом подсадила наверх сестру и с огромным трудом забралась сама. Обычно она ставила стул прямо на комод, чем часто вызывала недовольство матери. Сейчас же этот стул мог выдать и её, и сестру.
Впервые девочка пожалела, что на их чердаке царит такой порядок. Она с трудом нашла место, которое можно было бы использовать как убежище.
Старая детская кроватка, закрытая чехлом от пыли и выгорания. Скрючившись, почти сложившись в три раза, Федерика залезла под её днище и прижала к себе сестру.
Но даже сюда, наверх, через двери и перекрытия, доносились дикие крики боли и ужаса. Федерика почти сходила с ума, едва узнавая в этом зверином вое голос матери. Глотая слëзы, она прижимала к себе головку сестры и только умоляла молчать, чтобы не произошло. Лили послушно сжимала губки и только сильнее старалась прижаться к старшей сестре.
Наверное вечность спустя, где-то прямо в коридоре под ними раздались быстрые шаги. Кто-то непристойно бранился, чего раньше в их доме никогда не случалось, и резко распахивал двери, заставляя их ударяться о стены.
Федерика с трудом сглотнула. О них вспомнили.
Она слышала, как убийцы, а девочка не сомневалась, что это именно они, зашли сначала в её комнату, потом в комнату Лили. Открытое окно, заставило их обмануться.
- Дон, обеих мелких с@чек нет в доме, а их никуда не увозили. Похоже сбежали, вон окно открыто, - громко произнёс кто-то внизу.
- Неужели? - второй голос, тот самый вкрадчивый, произносил слова нарочито спокойно, медленно. - Не думаю, что так хорошо воспитанные девочки, как синьорита Федерика и синьорита Лилия Кармела способны лазить по крышам. Да ещё ночью и в дождь. Нет, совсем не уверен. А вот чердак... Проверить.
Федерика от страха не могла вспомнить и повторить даже "Падре мио". Она так торопилась спрятаться, что забыла закрыть за собой люк.
Конечно их быстро нашли. И как двух котят скинули с чердака в комнату. И хотя обе сильно ушиблись при падении и ободрали колени, ни одна не издала ни звука.
- Курение очень вредная привычка, девочки. Я всё никак не отучу себя от неё, - выпустил облако едкого дыма прямо в детской спальне тот, кого называли доном. - Ваш отец сильно виноват передо мной и моей семьёй. Был виноват. А каждая вина, должна быть наказана. Но вот в чëм дело. Мы здесь, на Сицилии живём семьями. В этом наша сила. Наша особенность. А в семьях всё делят поровну. И у вас тоже есть доля вины передо мной, а значит и доля наказания. За отца. Но я не могу наказывать детей. Я набожный человек и чту церковь. Поэтому мне придётся подождать, когда вы сможете быть наказаны. А до этого времени, вам придётся воспользоваться моим гостеприимством.
Федерике не дали одеться или взять вещи. Она так и шла, в пижаме и босяком. Неся на руках испуганную сестру. Переступив порог гостиной она застыла. Хотя девочка и старалась не смотреть по сторонам, но и того, что она случайно увидела, было достаточно, чтобы понять, что смерть родителей не была лёгкой. Тело отца изломанной куклой валялось на диване. Перед ним, на месте перевёрнутого и откинутого в сторону журнального столика, было истерзанное и окровавленное тело, в котором с трудом можно было опознать женщину.
К своему ужасу, Федерика поняла, что это тело ещё дышит, стонет.
- Прервите её мучения. Я более милосерден, чем её собственный муж, - бросил дон, подталкивая Федерику к выходу.
Только тогда девочка поняла, что Лили тоже всё видела. Федерика положила свою руку ей на затылок, заставляя уткнуться в своё плечо лицом, и вышла из дома. Выстрел раздался уже за её спиной.
На утро весь город обсуждал расправу над семейством Фальконе. Эти разговоры не утихали ещё месяц. Но никто ни разу не вспомнил о дочерях мера. Как будто их никогда и не существовало.

Глава 5.

Недалеко от въезда в город, чуть в стороне от почти погибших виноградников, стояло одно из самых старых зданий в окрестностях. Оно могло бы быть местной достопримечательностью, но даже сами горожане говорили о нём тихо и с неохотой. Особенно неохотно они говорили о том, что посещают это место.
Когда-то, построенное для театра, после хорошо известного закона, предписывающего блудницам жить вне города, это здание превратилось в бордель.
Ещё в тридцатых годах, непонятно по какому праву и из-за чего, но эта часть окрестностей города оказалась под контролем клана Барберини. Под полной и неоспоримой властью семьи, которую уже после войны возглавил Леонард.
Он был одним из тех, кто вышел на свободу благодаря американцам. Именно они после победы объявили амнистию всем узникам режима Муссолини. И буквально опустошили тюрьмы. Все те, кто уже получил свои приговоры, вернулся на улицы. В города и посёлки, ещё не успевшие оправиться после войны.
Простые люди оказались беззащитны перед матёрыми бандитами, теперь к тому же научившихся на прежних ошибках и уверовавших в собственную безнаказанность.
Ряды мафиозных семей быстро пополнялись за счёт молодёжи. Членство в Коза Ностра рисовало весьма радужные перспективы. В стране, где для того, чтобы едва сводить концы с концами, нужно было работать целыми днями, с иногда и не на одной работе, доходы членов "семей" казались невероятными. И конечно, пьянила власть, внешняя красочная обёртка.
Вот только большинство из них, тех кто стоял на первой ступени иерархии семьи, даже не догадывались, что они сами и их жизнь не значит ровным счётом ничего. Они были лишь дешёвым расходным материалом. Которые даже не знали из дел клана ничего того, что могло бы помочь им выкупить свою жизнь, в случае необходимости.
И бордель был красноречивой иллюстрацией этого.
Первый этаж был местом общедоступным. Для любого, кто мог оплатить вход и внимание местных работниц сферы продажной любви.
Здесь же можно было послушать музыку, заказать что-то из блюд, большей частью закусок, и выпить вина или чего-то покрепче.
За некоторыми столиками стихийно собирались компании желающих сыграть.
Здесь же, наравне со всеми, отдыхали и большинство рядовых членов семьи. Так называемые десятки и их деканы. Хотя в ином таком отряде числилось до тридцати человек.
В отличии от других кланов, семья Барберини была так влиятельна, что лично дон не общался даже с большинством деканов. И весьма скептически выслушивал истории о том, что в других кланах именно члены клана выбирают из своей среды себе старших. Включая и главу семьи. Последнее и вовсе искренне забавляло дона Леонарда. Впрочем, как и слухи о неком "доне всех донов".
- Семья Барберини за последние годы смогла не только сохранить свой авторитет, но и расширить своё влияние далеко за пределы окрестностей Палермо. За это время мы подчинили себе несколько влиятельных раньше семей. Которые только формально независимы. - Любил рассуждать дон. - Друзья мои, кажется этот всесильный дон... Это я.
Далеко не все деканы и капо знали о том, за ширмой за сценой скрывался вход в другую часть здания. Допущены туда были и того меньше. А уж на третий этаж, где располагались личные помещения дона, вхожи были и вовсе единицы.
В этот бордель и привезли двух испуганных девочек. Здесь им предстояло жить до тех пор, пока милосердный дон не сочтёт их достаточно взрослыми для того, чтобы взыскать с них остатки долга за вину отца перед Барберини.
Поселили их обеих под лестницей на второй этаж. Недовольный заданием капо просто спихнул в сторону швабры и ведра и кинул на пол два ватных матраса, явно не первой свежести. Комок каких-то тряпок видимо должен был служить пастельным бельём.
Федерика как могла обустроила спальное место для сестры, и уложила её спать, мягко похлопывая по спине. Сама девочка заснуть не могла. Думать о том, какой будет теперь их жизнь, Федерика просто боялась.
- Падре Лувиар всегда говорит, что терпение и смирение это величайшие добродетели, - еле шевеля губами, произнесла она. - Судя по тому, что лежанка у наших собак выглядела куда чище и больше, нам предстоит стать очень добродетельными.

Глава 6.

Просто жить среди швабр и вёдер девочкам никто не позволил. Уже утром их вытащили, словно котят, из-под лестницы.
Старая, явно сильно пьющая женщина, скривилась осматривая вновь прибывших. Когда-то она была красива. Но годы распутной жизни и увлечения спиртным оставили на её лице неизгладимый след.
- Меня зовут сеньора Моника, - процедила она сквозь зубы, в которых зажала сигарету.
- Доброго утра, сеньора Моника, - осторожно произнесла Федерика, не зная, чего ожидать от этой женщины.
- Вот как? - усмехнулась Моника. - С другой стороны, живы и хорошо. Чтобы не случилось, оно уже в прошлом. Верно?
Федерика нерешительно кивнула.
- Посмотрим, может и поладим, - хмыкнула Моника. - И так, прохлаждаться вам здесь никто не позволит. И церемониться с вами тоже никто не будет. Дон велел приставить вас к делу. К какому делу я должна приставить соплюшку, за которой самой присмотр нужен? Она хоть разговаривать умеет?
- Немного, - чуть напряглась Федерика.
- Немного? В пять лет? Или сколько ей там? - прищурилась Моника. - Обычно детей в этом возрасте не заткнёшь. Что такое? Скрывали что дочь мэра ущербная?
- Ты чего привязалась? - хмыкнул непонятно откуда появившийся мужчина. - Пусть старшая смотрит за младшей пока делает какую-нибудь работу. Дай ей тряпку и пусть полы моет. Это-то она наверняка сможет, да?
Он стоял, лениво облокотившись на помпезно широкие перила лестницы на третий этаж. И вроде улыбался, но цепкий и колючий взгляд каких-то бесцветных глаз пугал Федерику. Наверное потому, что смотрел он по-особому, оценивающе.
- Когда спрашивают, девочка, необходимо отвечать, - он лениво оторвался от перил, медленно подошёл к Федерике и неожиданно ударил её по лицу наотмашь. - И отвечать быстро. Поняла?
Федерика, не ожидавшая удара, отлетела на пол. Зажимая горящую щëку она быстро-быстро закивала. Говорить она не могла. Горло перехватило, а из глаз брызнули слëзы. Никто и никогда не поднимал на неё руку.
- Вот и отлично. Пусть драит номера, - кинул мужчина.
- Но... - начала Моника и осеклась под его взглядом. - Там же я работаю.
- Ты? Работаешь? - засмеялся мужчина. - Не льсти себе. Времена, когда ты там работала, закончились кучу лет назад. Тебя здесь оставили лишь из жалости, чтобы ты не сдохла с голоду. Хотя говорят, что когда-то к тебе была очередь. Впрочем, знаешь, бывшая шлюха, драющая номера после более молодых шлюх, ещё более жалкое зрелище, чем просто бывшая шлюха.
Он засмеялся, довольный тем, что унизил ничего не могущую ему ответить женщину, и бросив взгляд на часы, которые вытащил из кармана, поднялся наверх.
Моника прикрыла глаза и сжала губы. В этот момент её взяла за руку Лили и что-то неразборчиво мыча, потянула к окну.
- Чего тебе надо, убогая? - вяло огрызнулась Моника, но пошла следом за ребёнком. - А, цветочки полить. Ну, поливай. Можно. Они всё равно уже засохли.
Лили тихо напевая себе под нос, обобрала сухие листья с растения, отдалённо напоминающее узумбарскую фиалку, и осторожно поливала растение из стоящего на окне стакана.
- Надеюсь, что здесь была всё-таки вода, - хмыкнула успевшая взять себя в руки Моника. - Ладно, тут везде какая-то дрянь на окнах сохнет. Так что убогая сможет их поливать хоть целый день. И вроде хлопот не доставляет. А вот ты... Тебя надо переодеть. Ходить в обтягивающей пижамке по борделю не самая лучшая идея.
Моника увела девочек в помещения, что располагались за кухней. Непонятно, для чего они предназначались. Или многочисленные склады и гримëрные театра, или вовсе переделанные коридоры.
Узкий проход вдоль стены, где чтобы разминуться нужно было развернуться боком и прижаться по разным сторонам, был общим для нескольких десятков комнатушек. Но судя по близости друг к другу дверей, по размеру эти комнатки не сильно отличались от угла под лестницей, что отвели сёстрам.
В одну из таких комнаток и втолкнула девочек Моника. Внутри было две железные кровати, между которыми оставался проход не больше двадцати сантиметров. Все вещи весели или на многочисленных крючках на стенах, или лежали на полках над кроватью. В комнате не было ни стола, ни тумбочек. Здесь не было даже окна.
- Ты чего шумишь? Просила же, - простонала куча на одной из кроватей, оказавшаяся женщиной. - Ой, а это кто?
Незнакомка была гораздо моложе Моники, этого не могла скрыть даже размазанная по лицу косметика.
- Ты или спи, или помогай. Но без лишних вопросов, - проворчала Моника. - Этих сегодня ночью дон привёз. Пока поживут здесь. Велели к делу приставить.
- Это к какому же? - села на кровати незнакомка и накинула на себя халат, скрывая под ним наготу.
- Да уж не грузчиков из порта обслуживать, - закатила глаза Моника.
- Уж лучше грузчиков. Они хоть и грубые, но добрые ребята. А помнут лишнего, так приплатят. Чтобы без обид, - пожала плечами быстро проснувшаяся девица. - Я Оливия. Ой, ты чего? Моника, она что, припадочная? Чего её трясёт?
- Ты думай что несёшь, - фыркнула Моника. - Не видишь, что они чистенькие девочки из богатых кварталов?
- Ага, вижу. Особенно по лицу старшей, - хмыкнула Оливия, показав на лопнувшие от удара Федерики.
- Это Луиджи, - коротко ответила Моника.
- Бедняжка, - сочувственно скривилась Оливия. - А знаете, мне сегодня перепала шоколадка. Настоящая здоровенная шоколадка. И не спорьте, я угощаю! Сейчас организую нам стаканы и чай.
- Она у нас добродушная дурочка, приехала в Палермо за лучшей жизнью. И вот здесь, - объяснила Моника, когда за Оливией хлопнула дверь. - Не вздумай обидеть её отказом. Тебя понятно, шоколадом не удивить...
- Спасибо, - непонятно за что тихо поблагодарила женщину Федерика, не смотря на грубость Моники.
- Да чего уж там, - махнула рукой Моника, садясь на пустую кровать. - У вас жизнь выходит не намного счастливее, чем у меня или Оливии.
После быстрого чаепития Лили осталась с Оливией, а Моника повела Федерику показывать, что та теперь должна делать. Одели девочку в глухую рубашку давно потерявшую цвет, но чистую и без дырок. И бесформенные брюки на лямках, напоминающие комбинезоны грузчиков. Волосы девочка прятала под косынкой.
Федерика быстро научилась не привлекать к себе чужого внимания. Не скандалила, не возмущалась, не задавала вопросов. Не огрызалась на красивых и молодых шлюх, считающих себя хозяйками жизни из-за того, что имели свои квартиры в городе, принимали не всех подряд, а влиятельных людей.
- Смени бельё и набери мне ванну, - презрительно кинула как-то одна из них, называвшая себя Мэрилин. - У меня сегодня особенный клиент. Он не терпит простыней после других мужиков.
Федерика даже не отреагировала на явную попытку её задеть. Мэрилин была не единственной, кто пытался всячески унизить Федерику и показать ей, насколько она им уступает. Мэрилин хотя бы не старалась облить чем-нибудь горячим или обжечь щипцами для завивки, как Карла.
Пока Федерика мыла комнаты и перестилала постели, Лили была с Моникой или чаще с Оливией. Разговаривать она с той ночи так и не начала. Мычала, показывала что-то на пальчиках, произносила отдельные слова.
Федерике даже начало казаться, что про неё все забыли.
В тот день она выполнила все требования Мэрилин и отправилась в комнатку Моники и Оливии. За прошедшее с момента появления Федерики в этом месте, между этими двумя женщинами и девочками сложились странные отношения. Как будто Моника и Оливия были дальними родственницами сёстрам и неохотно взяли их под опеку. Точнее, неохотно это было про Монику.
Она ворчала, могла сказать какую-то грубость, но именно она защищала Федерику от разошедшихся шлюх.
- Когда-то, лет восемь назад, мне принадлежали лучшие комнаты на втором этаже, Карла, - холодно сказала Моника после того, как застала Федерику, прикладывающую тряпку, намеченную в холодной воде, к очередному ожогу. - Я жила здесь, и ко мне приходил сам дон. Я даже могла его о чём-то попросить.
- И к чему эти разговоры? - издевательски смеялась темноволосая Карла.
- К тому, что век шлюх недолог. Даже красивых. Тем более, что подлость и злоба сжирает молодость быстрее, - ткнула пальцем в сторону виска брюнетки Моника. - У тебя кстати, уже давно появляются седые волосы. И хотя ты их тщательно вырываешь, их успевают замечать.
- Дрянь! - моментально взбесилась Карла. - Старая шлюха! В следующий раз я плесну кипятка в лицо этой малолетней идиотке! Посмотрим, что ты тогда запоëшь!
- Где ты была? - спросила Монику Федерика, едва та вернулась в комнату.
- А что, по визгу не слышно? - хмыкнула Моника. - Оливия, ты бы чему хорошему их научила, а? Сама карт из рук не выпускаешь и их подсадила. Что одна, что вторая тасуют так, что хоть ставь у стола раздавать.
Сама Оливия знала множество карточных игр. И научила девочек играть. За три года они так отточили мастерство, что уже частенько обыгрывали наставницу. Оливия искренне радовалась их успехам.
- Смотри, Лили запоминает карты, по старшинству и по масти. Значит не всё так плохо. С ней нужно просто заниматься, - улыбалась Оливия. - А больше я ничему их научить не могу. А вот Матео может. И учит, и очень хвалит Федерику.
Матео, постоянный клиент Оливии, был бухгалтером в банке. И именно эти финансовые и банковские премудрости объяснял Федерике.
Поздним вечером, когда Оливия уходила на работу, Федерика и Лили ложились спать на её кровать. Они давно уже переселились из-под лестницы сюда. В этой комнате они и проводили спокойно время до утра.
Но в ту ночь их подняли ещё до полуночи. Один из тех, кто вечно ходил хвостом за доном, долбил в дверь не считаясь с тем, что может кому-то помешать.
- Иди, тебя зовёт дон, - толкнул он Федерику вперёд.
Она медленно поднималась по лестнице. На третий этаж она не поднималась никогда. Дон Леонард за прошедшие три года не изменился. Да и Федерика его видела достаточно часто, хоть и издалека.
- Видишь, девочка, по прежнему курю. - Хмыкнул он, выпуская облако дыма. - Слышал, у тебя проблемы с одной из девушек? Почему не пришла ко мне с жалобой? Я же говорил тебе, что ты и сестра мои гости.
- Я не могу сказать, что это проблема. Просто у Карлы такой характер, дон Леонард, - Федерика старалась не выдать своего страха перед этим человеком.
- Не захотела жаловаться? - усмехнулся дон. - А вот Карла очень жаловалась Луиджи. Он даже слегка вспылил. Но он всегда был несдержан. Впрочем, это не столь важный недостаток. Он верен, предан и ответственно ведёт наши дела. Кстати, я так закрутился, что совсем забыл... У тебя ведь недавно был день рождения? Сколько тебе исполнилось?
- Восемнадцать, дон, - Федерика сцепила начавшие дрожать руки.
- Восемнадцать. Совсем взрослая, - улыбнулся дон. - Но это означает, что ты больше не можешь находиться здесь просто так. Тебя кормят, ты спишь под этой крышей, носишь одежду... Взрослые люди, Федерика, не получают это всё просто так. Они зарабатывают. А раз ты взрослая, то должна не просто заработать для себя, но и содержать сестру. Или отработать. И за себя, и за неё.
- Но я... Я работаю, - задрожал голос Федерики.
- Моя полы и перестилая постели шлюх? - приподнял брови дон Леонард. - И ты думаешь, что этого достаточно?
- Я могу делать что-то ещё, - что-то в горле мешало говорить.
- Конечно, - поднялся из-за стола дон, туша сигарету в пепельнице. - Конечно можешь, девочка.
Он медленно подошёл к Федерике, провёл пальцами по её губам, заставляя их разжаться. Федерика почувствовала ядовитую горечь от сигарет. Резким рывком дон дёрнул её рубашку. Пуговицы поскакали по полу. Федерика вскрикнула и попыталась удержать края рубашки.
- Опусти руки, - холодно приказал дон.
- Не надо, - всхлипнула Федерика. - Прошу вас.
- Я сказал опусти руки. - Повторил дон, не обращая внимания на текущие по щекам девушки слëзы. - Не заставляй меня повторять.
Руки Федерики словно одеревенели и плохо слушались. Она не могла себя заставить их опустить. Тогда дон просто опрокинул её на свой стол и встал между её ногами, не позволяя девушке их свести.
Инстинктивно Федерика попыталась его оттолкнуть, за что получила пощёчину, потом ещё одну, и ещё. Защищаясь, она загородила лицо ладонями.
- Ну вот, а говорила, что не можешь, - засмеялся дон, жёстко сминая грудь девушки. - У тебя красивая грудь. Совсем как у твоей матери. Даже жаль было её портить. Но твой отец молчал и не хотел со мной делиться некоторыми своими идеями. Даже тогда, когда я гасил сигареты о грудь его жены.
Он легко сдёрнул широкие брюки девушки, и засмеялся.
- Панталоны? А вот твоя мать носила красивое кружевное бельё, - прокомментировал дон.
Федерика в отчаянии попыталась вырваться, но дон Леонард жёстко сжал её шею, почти лишая возможности дышать. И резко запихнул два пальца в промежность Федерики, заставив её забиться на столе. Она не смогла даже закричать. Изо рта вырвался лишь хрип.
- В первый раз всегда так. Немного больно и очень грязно, - чуть скривился дон, прижимаясь ближе.
Его пальцы сменил член. Федерике не хватало воздуха, она почти теряла сознание. Поэтому, когда дон несколько раз дёрнулся и издал странный гортанный звук, похожий на петушиное клокотание, после чего отошёл от стола, Федерика просто упала на пол.
- Иди, - бросил дон, закуривая ещё одну сигарету. - Завтра вымоешь здесь всё за собой.
Федерика ничего не сказала. Сгорбившись и стягивая края рубашки на груди, она еле переставляла дрожащие ноги. Она надеялась, что её никто не увидит. Но у подножия лестницы её поджидал Луиджи и тот самый прихвостень дона, что привёл её сюда.
- Куда-то торопишься? Зря. У тебя сегодня будет длинная ночь, - нехорошо улыбнулся Луиджи, вталкивая её в комнату Карлы.
Самой Карлы в комнате не было. Зато было несколько приближённых дона. Некоторых Федерика помнила по той ночи, когда их привезли сюда.
- Парни, угощение от дона Леонарда. Он уже сам сорвал пробку с этого изысканного вина, но мы же не в обиде, да? - засмеялся Луиджи расстëгивая рубашку.

Глава 7.

В ту ночь Федерике казалось, что она снова и снова умирает. От боли, от унижения... Она с трудом могла вспомнить, что происходило в комнате. В какой-то момент она просто машинально отмечала чьи-то слова, руки, смену мужчин. Как будто это происходило не с ней.
Она смогла уйти только под утро. Точнее её просто вытолкнули из комнаты. Она упала на четвереньки и подняться не смогла. Так, на карачках, скуля от боли, она заползла под лестницу.
Через какое-то время дверь в этот чулан скрипнула, рядом кто-то сел и мягко провёл по волосам Федерики.
- Хватит ныть, - грубовато сказала бывшая шлюха. - Хорошо, что сюда пришла. Ещё напугала бы своим видом и слезами Лили, а она и так убогая. - Когда-то я тебе сказала, что было, то уже прошло. Этого не изменить и не исправить. Главное, чтобы там не было, пережить.
- Это ведь повторится, да? - хрипло спросила Федерика, не поворачиваясь и глядя в пустоту.
- Да. Повторится. - Кивнула Моника. - Луиджи был помешан на твоей матери. Он и шлюх всегда выбирает с похожей фигурой и цветом волос. Но Энрика Риккарди в сторону такого, как он никогда бы и не взглянула. Он думает, что потому что из бедной семьи. А я думаю, потому что полон гнили и злобы. А ты, как назло, так похожа...
- И как мне суметь выжить? Как? - истерично захохотала Федерика.
- О, и эта похоже умом тронулась, - вздохнула Моника. - Не плачь, не проси, не верь ни единому слову. Даже когда вроде как будут уговаривать, чтобы добровольно, обещая кучу всего. Нет, ничего не будет. Ни гроша не получишь. Ты здесь не работаешь, ты и сестра собственность дона. Зверушки, на которых он показывает всем остальным, как плохо не слушаться его или пытаться ему противостоять. Мол, вот что с вами будет. И с вами, и с вашей семьёй.
- И какой тогда смысл? Во всём? - голос Федерики звучал всё глуше.
- Смысл? А нет его. - Продолжала гладить Федерику по волосам Моника. - Смотришь вперёд, а впереди только темнота и дерьмище. Может быть, где-то далеко впереди и будет что лучше... Но если не выживешь сейчас, хотя бы ради сестры, ты этого никогда не узнаешь. Просто вычеркни этот поганый день и всё. И следующий, и ещё один.
- Боюсь, что мне придётся так вычеркнуть всю жизнь, - с трудом повернулась Федерика.
- А ты попробуй сократить количество, - смотрела на неё Моника. - Пойми, ты сама по себе им не интересна. Их притягивает твой страх, то что ты униженно просишь прекратить, перестать, отпустить. А они дуреют от своей власти в этот момент. У многих из них есть жëны. Одобренные доном, они ведь так старательно создают картинку, за которой прячут своё помойное нутро. Дома они такого не могут себе позволить. А здесь выворачиваются. Не давай им главного, чувства победы над собой. Не показывай боль и страх. Безразличное полено не нужно даже им. И главное... Я не знаю, как ты это сможешь. Но...
Моника замолчала, явно подбирая слова.
- Стань нужной дону. Необходимой. Важной фигурой. - Частила Моника шёпотом. - Не из-за чувств, это бред. А из-за собственной полезности. Тебя очень хвалит клиент Оливии. А он не просто работает в каком-то банке. Он работает в банке семьи. Или вот... Дон обожает играть в карты. Стань его крупье. Всего-то и надо, чтобы дону приходили хорошие карты. А ты ведь это можешь. Давай приведём тебя в порядок и пойдём в комнату? Хочешь, поспишь сегодня, я уберусь за тебя. А Оливию отправим в кондитерскую. Давай?
Тогда эти простые, не особенно-то сентиментальные и совсем не похожие на утешение слова словно стали прочным клеем, на которые Федерика собирала осколки себя.
Ей приходилось вновь и вновь повторять их себе. Они как будто превратились для неё в молитву. Но лишь они и страх за сестру заставляли её жить дальше, надеясь, что впереди ждёт рассвет.

Глава 8.

Дни шли, складывались в недели. Маска безразличной стервы, которой наплевать, что происходит вокруг и с ней, всё сильнее прикипала к коже, становилась родной.
Федерика научилась терпеть. Научилась не показывать, как ей плохо и больно. Моника оказалась права. Безразличие Федерики к происходящему стало для неё лучшей защитой. Через несколько месяцев её беспокоил только Луиджи.
Он намеренно причинял ей боль, избивал, мог выпороть узким ремнём до крови. Но и тогда она терпела, хоть и понимала, что скорее всего именно этим и бесит своего мучителя.
Убедившись в правоте Моники и правильности её совета, Федерика со всем старанием училась у Матео, часто приходившего к Оливии. Вскоре банковский работник стал приносить с собой небольшие и несложные отчёты, которые со временем становились всё сложнее и сложнее. Однажды настал тот день, когда улыбающийся Матео просто положил перед Федерикой стопку документов. Однако, не смотря на огромные успехи, она по-прежнему мыла полы в комнатах проституток и терпела издевательства Луиджи.
Возможность вырваться из этого кошмара представилась неожиданно.
Власть дона Леонарда была неоспорима лишь в пределах Ранделло. А интересы дона давно уже вышли за границы городка на побережье. Вот только в окрестностях Палермо было достаточно других влиятельных кланов. И кто-то решил намекнуть дону Леонарду о том, что он слишком много на себя берёт.
Для наглядности намёка, ударили по самому больному месту. По деньгам клана.
Нападения на банк никто не ожидал. Тем более такого дерзкого.
Всё нападение заняло не больше четверти часа. Несколько машин с неизвестными в дорогих костюмах и с автоматами наперевес затормозило у входа в банк сразу после обеда. Поля модных шляп закрывали глаза, а нижняя часть лица была закрыта платками.
Никто ни у кого ничего не спрашивал. Налётчики просто устроили стрельбу среди бела дня прямо в банке. Взорвали несколько коридоров. В процессе обнаружили сейфовую комнату и просто согребли доступную наличность.
И спокойно уехали.
На место происшествия в ярости прибыл сам дон Леонард. Причём раньше, чем комиссар полиции.
Во время нападения многие сотрудники банка пострадали. В их числе оказался и Матео.
- Зачем было устраивать столько взрывов? Просто уничтожить здание? Банк теперь похож на головку сыра! - злился дон, навестив пострадавшего бухгалтера.
- Видимо у них не было плана банка и они действовали наугад, дон Леонард, - испуганно предположил Матео.
- Или целью были не деньги. А показать всем, что я не в состоянии защитить своё. Эти мерзавцы покусились на мой авторитет, - раздражённо пробарабанил по столу дон. - Сколько забрали?
- Боюсь я сейчас не могу оценить ущерб, - побледнев сообщил Матео.
- Да? А кто может? - спросил дон, намекая, что Матео придётся суметь разобраться с проблемой.
Но Матео принял этот вопрос за чистую монету.
- Федерика, - быстро ответил он. - Она полностью может меня заменить. Я учил её на отчётах банка...
- Что? - переспросил дон. - Зачем?
- Она способная, а мало ли что, - растерялся Матео.
Каждое его слово было тише предыдущего. Он слишком поздно понял, что следующим может прозвучать вопрос, а зачем теперь тогда он сам. Матео замер, но дон был слишком обеспокоен оценкой ущерба.
Едва вернувшись он озвучил Федерике, что теперь у неё новая работа.

Глава 9.

Дон Леонард был просто в ярости. Это чувство настолько закрыло всё собой, что он в приказном порядке отправил Федерику к Матео за уточнениями и в банк. Чтобы разбираться уже сразу на месте.
И это был первый раз за долгие четыре года, что прошли к тому времени со дня убийства мэра и его жены, когда Федерика вышла за порог борделя.
Девушка понимала, что второго шанса изменить своё положение у неё не будет. Дон дал ей три дня на исполнение его приказа, и она собиралась использовать этот шанс на максимум.
Через два дня вернулся отправленный узнавать, откуда были налётчики, Луиджи. Видимо вести, что он принёс, были нерадостными, и результаты не впечатляли. Дон Леонард кричал на него так, что слышно было этажом ниже. Учитывая, что дон даже угрожал вежливо и улыбаясь, это был крайне плохой знак.
И конечно, срывать зло за свои неудачи Луиджи был намерен на Федерике.
И без того понимая, что легко этой ночью не будет, Федерика судорожно искала ответ, что ей делать. Сказать, что завтра утром дон ждёт от неё отчёта? Возможно Луиджи её отпустит. Сейчас. Но потом...
- Давно ты начал оглядываться по сторонам? - демонстративно презрительно хмыкнула Федерика, когда Луиджи втолкнул её в комнату. - Или вся твоя смелость остается в этой комнате?
- Заткнись, грязная шлюха, - прорычал помощник, отвешивая очередную пощёчину Федерике.
- Ошибаешься, продажа себя и насилие две разные вещи. Впрочем, тебе этого не понять. Ты-то давно себя продал. Пытаешься показать себя хозяином положения, но ты лишь пёс на привязи. Грязный дворовый пёс, которого никогда не пустят в дом. Впрочем, как и любую дворнягу. - Нарочно выводила Луиджи Федерика.
- Такая же спесивая, как и твоя мать. Что-то она не была столь высокомерной, когда подыхала, - прошипел Луиджи, брызгая слюной.
- Моя мама никогда не была спесивой или высокомерной, - несмотря на боль и просыпающийся страх, Федерика издевательски улыбалась. - Просто её никогда не интересовали обитатели помоек. И чтобы там не происходило, но такому как ты, никогда не представился бы даже шанс быть хоть чем-то значимым в глазах моей матери. Ты и сам прекрасно знаешь, что не получил желаемого. Даже блоха вызвала бы у мамы больше чувств. Моя мать, увидев блоху, была бы по меньшей мере возмущена. А вот ты как был ничем, так пустотой и остался. Уверена, мать даже и не заметила тебя среди своих палачей.
- Тварь! - взбесился Луиджи. - Ты пожалеешь, о каждом своём слове!
- Это всего лишь правда, - постаралась равнодушно пожать плечами Федерика.
О своём решении и собственной настойчивости в его исполнении Федерика действительно пожалела. Через несколько часов она уже и сама не помнила, для чего так нарывалась.
Когда она добралась до комнаты Моники и Оливии, Лили, увидев её состояние, всхлипнула и спряталась под кровать. Но на то, чтобы утешать сестру у Федерики просто не было сил.
Моника только покачала головой и пошла убираться.
- Где Федерика? - бросил дон, увидев её. - Она должна была прийти с утра.
Моника опустила голову, понимая, что видимо дон до сих пор злится. Иначе бы он как обычно не обратил бы на неё внимание.
- Федерика... Она не смогла прийти. И встать. Ей бы врача, - тихо произнесла Моника, не поднимая глаз.
- Что? - скривился дон. - Уйди с дороги.
Моника лишь в удивлении наблюдала, что дон, собственной персоной направился в неприметный коридор, который вёл к комнатушкам бесправной прислуги. Именно так воспринимала себя и своих собратьев по несчастью, а точнее по принадлежности к клану, Моника.
- Я думала, что он и понятия не имеет о том, что там кто-то живёт, - тихо произнесла Моника. - Эх, девочка, надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.
Дон, конечно, знал об этом коридоре. Он сам смеясь его называл трущобами борделя. И о том, что здесь нашли приют обе сестры Фальконе тоже.
Где именно располагается комнатка Моники он не знал, поэтому без всяких церемоний просто распахивал все двери подряд. Не замечая, что его появление только ещё больше пугает людей.
Разговоры последних дней и без того заставляли всех волноваться. Ведь эти люди только номинально относились к клану. А вот о том, чтобы их защитить, явно никто не думал, и думать не собирался. Тем более, когда дела у клана обстоят так, что сам дон бегает там, где его сроду не видели.
Когда дон Леонард распахнул дверь нужной ему комнаты, то застал Лили, пытающуюся напоить сестру.
- Лилс, я не цветочек. Полив мне не поможет, - устало произнесла Федерика.
Неожиданный визит застал обитателей этой комнатушки врасплох.
- Доброго дня, сеньориты, - вежливо и внешне абсолютно спокойно произнёс дон Леонард. - Федерика, кажется, я обращался к тебе с важной просьбой.
- Да, дон Леонард, - попыталась встать Федерика. - Я почти закончила, немного не успела...
- Не вставай, - холодно произнёс дон. - Я так понимаю, что некто сделал невозможным исполнение тобой моей просьбы.
- Мне действительно осталось совсем немного, дон Леонард, - спокойно и без жалоб, не стараясь выпросить поблажек или жалости к себе, произнесла Федерика.
- Синьорита Лилия так и не заговорила? - сменил тему дон, наблюдая за поведением младшей из сестёр.
Лили не выказывала ни страха, ни интереса. Как будто и не понимала вовсе, кто пришёл в их комнату.
- Рика, - погладила по голове сестру Лили.
- Да, Рика очень умненькая девушка, - ответил ей дон Леонард. - А Лили?
- Лили, - ткнула себя пальцем в грудь девочка. - И цветочки!
Девочка показала на полку с несколькими горшками.
- Понятно. Цветочки это очень хорошо, - покивал с добродушной улыбкой дон Леонард. - Я так понимаю, именно по этой причине маленькая Лили всё время была с матерью, а сама Энрика превратилась в домоседку. Для девочки ведь даже няню не пригласили. Пытались скрыть?
Федерика молча кивнула, хотя прекрасно помнила, что в детстве Лили была очень шустрой и смышлёной.
- Кто это был? - неожиданно спросил дон Леонард.
- Луи... - начала было отвечать Федерика и замолчала.
- Луиджи, значит. Впрочем, очевидно. А почему замолчала? Ты боишься его? - сыпал вопросами дон Леонард. - Вижу, что боишься. Федерика, дело, которое я тебе доверил очень важно. Для всех нас. И я даже рад, что именно ты оказалась столь полезна семье. Постарайся к завтрашнему утру всё же закончить с бумагами. А Луиджи и... Остальные больше не будут твоей проблемой. Ни для кого не секрет, что Леонард Барберини весьма ценит тех, кто полезен и верен семье.
Поднимаясь к себе, дон Леонард велел позвать к нему всех приближённых капо.
- Время словно вода. Бесконечно меняется. И мы вынуждены это учитывать, иначе мы перестанем быть сильными, - дон Леонард сосредоточился на коньяке, что лился в его стакан. - В минуты опасности даже звери сбиваются в стаи. Чтобы способности каждого послужили на благо стаи. Или семье. И только глупец откажется в сложные времена от помощи. Пусть даже и с самой неожиданной стороны. Да, Луиджи?
- Да, патрон, абсолютно верно, - уверенно кивал Луиджи.
- Славно, - улыбнулся дон Леонард. - Я рад, что вы это понимаете. В результате налёта наш Матео был ранен и неизвестно, сколько ещё времени он не сможет служить семье. Его обязанности возьмёт на себя сеньорита Федерика Фальконе. И как вы все понимаете, с этого момента, она неприкосновенна. Для всех. Я буду очень благодарен, если вы доведёте это сведения остальных. Проследи за тем, чтобы нашего нового бухгалтера никто не беспокоил, Луиджи.
- Федерика? Но, дон... - вскочил возмущённый Луиджи. - Она не член семьи! И не может стать семьёй!
- Отчего? Потому что для тебя важнее собственные особенные, если не сказать странные, вкусы? Твоя похоть важнее и выше безопасности и интересов семьи? - демонстративно удивился дон Леонард. - Луиджи, друг мой, мне на мгновение показалось, что ты оспариваешь мои слова.
- Нет, ни в коем случае, дон Леонард, - моментально отступил Луиджи.
- Вот и я подумал, что нет, не может такого быть. Ведь верно, Луиджи? - приветливой улыбкой акулы скалился дон Леонард.

Глава 10.

Какой-то шорох в темноте отогнал воспоминания Федерики.
К сегодняшнему дню она пережила очень многое. Судьба не была к ней добра. Но пройдя по илу самого грязного дна жизни, Федерика научилась быть хитрой и изворотливой. И терпеливой.
Ей было двадцать восемь лет, и тринадцать из них она выживала, ежедневно смертельно рискуя. И она смогла не просто выжить. Она совершила невозможное.
По правилам, членом клана и тем более значимым или влиятельным членом семьи, мог стать исключительно мужчина, родившийся на Сицилии и не имеющий порочащих его связей. То есть службы в полиции. Или родственников среди тех, кто служит в полиции или в суде. А она, женщина и дочь судьи...
И занимала должность консильери дона Леонарда, стоя лишь на ступеньку ниже самого дона. Даже подручные дона, такие как Луиджи, уступали ей в статусе.
Заменив на время раненного бухгалтера, она всеми силами уцепилась за тот единственный шанс, на который расщедрилась её судьба. И именно благодаря собственному уму и упорству, она сохранила за собой обязанности бухгалтера и после того, как Матео поправился.
Более того, она превратила игру в карты в свой любимый вид отдыха.
- Ты играешь? - как-то застал её за перетасовкой колоды карт дон Леонард.
- Хороший способ разгрузить голову. Несколько партий и я снова могу браться за документы и отчёты, - с виду равнодушно ответила Федерика.
- Да? - удивился дон. - Пожалуй, составлю тебе партию. Раз это на благо семьи. Курение и пристрастие к азартным играм это мой грех.
Дон Леонард действительно каялся в этих своих пристрастиях, регулярно исповедовался, жертвовал на восстановление храма, посещал церковные службы. И именно курение и пристрастие к картам считал своими главными грехами. Про остальное он говорил, что никакого удовольствия не испытывает и лично его желания нет в том, что он делает или приказывает делать. Это лишь дела на благо семьи.
Для Федерики это была ещё одна соломинка, что позволяла удержаться на плаву. Тем более, что дон сам предложил обращаться к нему, когда ей понадобиться партнёр для игры. Каждый раз, начиная партию, Федерика равнодушно говорила, что это лишь ещё одна статья дохода борделя. Очень многие приходили в залы на первом этаже именно ради игры, а не в поисках продажных женщин.
Сама Федерика считала, что эта её уверенность тоже внесла свою лепту в то, что дон Леонард принял решение об открытии отдельного казино. И конечно, доверить управление заведением он мог только ей. Той, кто уже доказала, что умеет отслеживать деньги семьи.
Сейчас Федерика уже не была бесправной вещью, частью добычи дона, продолжением наказания отца. Дон Леонард был убеждён, что простой смертью тела, жизнь человека не заканчивается. А для души отца нет большего наказания, чем муки и позор дочери. Тем более любимой дочери, которую дон превратил даже не в шлюху, а просто в девочку общего пользования.
Теперь же сам дон оберегал Федерику. С открытием казино она стала получать некую зарплату. Собственные деньги давали Федерике множество возможностей. А дон выказывал ей своё доверие. Ей даже было позволено жить за стенами борделя.
Дон Леонард разрешил ей привести в порядок небольшой домик смотрителя на краю бывших цитрусовых садов Риккарди. Эти земли сейчас тоже принадлежали дону. Точнее находились под его опекой, как он говорил. Маленький белëный домик был для Федерики единственным местом, где она могла себе позволить опустить голову и стереть с лица высокомерную ухмылку.
Но главным своим достижением, оправдывающим всё пережитое за эти годы, Федерика считала безопасность сестры. К тому времени, когда Лили исполнилось десять лет, дон Леонард окончательно уверился в том, что она родилась слабоумной. А не было это известно, потому что чета Фальконе тщательно скрывала этот факт.
Увлечение Лили цветочками и тыкание пальчиком в буквы как будто даже умиляло дона. Он называл Лили ангелом и был показательно добр к ней. Даже вносил весомую сумму на счет монастыря в соседнем городке, где сëстры зарабатывали себе на существование присмотром за людьми, чьи родственники могли оплатить дорогостоящий пансионат при монастыре.
К слову, этот монастырь и пансионат были одновременно и самым ценными зданиями в городке, и самыми красивыми.
Федерика считала, что ночь убийства родителей, нанесла тяжелейшую травму Лили. И что именно после тех событий она потеряла разум. С другой стороны, это и стало её спасением. Иначе её вполне могла ожидать судьба сестры, а Федерика готова была вывернуться наизнанку, лишь бы Лили избежала всего этого.
Пансионат вдалеке от мест, напоминающих о трагедии, где Лили целые дни посвящала простым занятиям и уходу за растениями монастыря, был практически раем в представлении Федерики.
Федерика выпрямила спину и вскинула голову. Губы привычно сложились в презрительную усмешку. Страх вызвал воспоминания, но именно эти воспоминания напомнили Федерике о том, кто она. И чего смогла добиться, создавая саму себя заново, без помощи и поддержки, и скорее вопреки всему, нежели благодаря.
- Смотрю, ты пришла в себя, - прозвучал где-то под потолком странный голос.