Мельница Бога

Мельница Бога

Мельница Бога
Очень хороша,
Мельница Бога
Мелет не спеша,
Медленно но верно
Ходит колесо,
Будет перемелено
Абсолютно всё

Фрагмент из стихотворения Генри Лонгфелло

Между строк и реальностью

Я помню тот день. Не как дату в календаре, а как ощущение. Ощущение, которое пронзило меня до самых костей, выжигая все, что я знал о мире, о себе, о нашем месте в этой бесконечной, равнодушной вселенной. Это было утро, когда небо начало плакать. Не дождем, нет. Небеса разверзлись, и из них хлынули тени. Оглушительные воем и ревом тени, которые предвещали нечто большее, чем просто природное явление.
Сначала мы видели их так. Огромные, немыслимые, скользящие по горизонту, а потом началось.
Они пришли. Не с войной, не с вторжением в нашем понимании. Они пришли с… уборкой. Словно садовники, которые решили прополоть сорняки, они начали снимать верхний слой земли. Не грубо, не хаотично. С хирургической точностью, с какой-то нечеловеческой, пугающей элегантностью. Огромные, колосальных размеров машины, чья конструкция превосходила все, что мы могли себе представить, медленно, но неумолимо, начали вгрызаться в нашу планету.
Я видел это своими глазами. Стоял на холме, где когда-то играл в детстве, и наблюдал, как земля под моими ногами начинает дрожать. Не от землетрясения, а от чего-то более фундаментального. Словно сама планета стонала под натиском неведомой силы. А потом, медленно, как будто снимая кожуру с гигантского фрукта, огромные, сверкающие конструкции начали поднимать куски земли. Куски размером посёлков и небольших городов.
Их гусеницы, как змеи, ползли по земле, оставляя за собой глубокие борозды гигантских размеров. Они не просто копали землю; они вырывали из нее саму суть. Я не мог отвести взгляд от этого зрелища, хотя в глубине души понимал, что оно не для человеческих глаз.
Каждая из этих машин была величественна и ужасна одновременно. Их металлические корпуса блестели под тусклым светом, а механизмы издавали глухие звуки, напоминающие стон умирающей природы. Я чувствовал, как земля подо мной дрожит от их движения, как будто сама планета протестует против этого насилия.
Люди вокруг меня, казалось, были парализованы. Они смотрели на это безумие с пустыми глазами, не в силах осознать, что происходит. Мы все были свидетелями чего-то, что выходило за пределы нашего понимания. И самое ужасное было не в их размере, не в их силе, а в их полном безразличии. Они не обращали на нас никакого внимания. Мы были для них как пыль на ветру, как насекомые, ползающие по поверхности планеты, которую они теперь осваивали. Никакой враждебности, никакого контакта. Просто работа. Работа, которая переписывала саму историю Земли.
Я смотрел на это, и внутри меня поднимался не страх, а нечто более глубокое, более экзистенциальное. Это был философский ужас. Ужас от осознания нашей ничтожности. Мы, с нашими войнами, нашими амбициями, нашими мечтами, были всего лишь временными обитателями. Планета, которую мы считали своей колыбелью, оказалась лишь рудником для гигантских машин.

Прошло несколько столетий, данная история утаилась от нас нашими предками и теперь, глядя на эти величественные "творения природы", я (ваш писатель и друг) вижу нашу планету не как живой, дышащий организм, а как гигантский рудник. Каждая складка на лице земли, каждая извилистая линия рек, каждая отвесная скала – это не результат миллионов лет геологических процессов, не игра стихий. Это следы. Следы колоссальных, непостижимых технологий, которые работали здесь.
Я представляю себе это. Нечто огромное, невообразимо мощное, спустилось с небес. Не как божество, а как инженер. Не как творец, а как добытчик. И оно начало свою работу. Неспешно, методично, с холодной эффективностью.
Для полного понимания, о чём я рассказываю, достаточно представить роторный экскаватор Bagger 288 крупнейшая самоходная установка в мире. Предназначен для работы в горнодобывающей промышленности, преимущественно для добычи полезных ископаемых. А те внеземные технологии были в десять раз выше и больше.
Представьте себе долины. Они не вырезаны ветрами и дождями. Они – результат работы гигантских, самоходных машин, которые снимали верхний слой земли, как кожуру с фрукта. Они рыхлили почву, перемещали тонны породы, создавая эти плавные, пологие склоны, которые мы так любим. Мы думаем, что это естественные ландшафты, созданные природой. Но я вижу в них следы гигантских ковшей, скребков, буров. Наглядный пример максимальная схожесть долин Роны с долинами Лёченталь, Кашмирская, с долинами Анды. На них видны идеальные срезы, не природного характера.
А горы? Эти величественные пики, устремленные в небо. Они не выросли из недр земли. Они – остатки. Остатки того, что было снято, переработано, использовано. Возможно, они были когда-то частью более высокого плато, которое было срезано, а эти вершины – лишь нетронутые участки, которые не представляли интереса для добытчиков. Или, быть может, это результат какой-то грандиозной сортировки, когда ценные породы были извлечены, а остальное оставлено в виде этих монументальных скульптур. Горы так же очень сильно похожи между с собой, например гора Тратау с горой Иремель и Бештау.
Карьеры. Вот где правда обнажается наиболее ярко. Эти зияющие раны на теле планеты. Мы считаем их результатом нашей собственной деятельности, нашей жажды ресурсов. Но я вижу в них продолжение той же истории. Возможно, наши предки, наши далекие, забытые предки, лишь продолжили работу, начатую кем-то другим. Мы копаем там, где уже было снято и переработано. Мы ищем то, что, возможно, уже было извлечено.
Иногда, когда я стою на вершине холма и смотрю на раскинувшийся внизу пейзаж, я чувствую себя крошечным, незначительным существом. Мы – лишь муравьи, ползающие по поверхности гигантского, давно опустошенного рудника. Мы находим осколки, обломки, остатки того, что когда-то было ценным. Мы строим свои города, свои цивилизации на костях чужих технологий. Психологически это тяжело принять. Мы привыкли считать себя хозяевами этой планеты, ее венцом творения. Но что, если мы всего лишь временные обитатели, пришедшие на уже использованную землю?