Мент. Реализация

Глава 1

К освещённым окнам ресторана то и дело подкатывали всё новые и новые пролётки, выгружая из своего чрева гостей — новых хозяйчиков жизни: пухлых, одетых в костюмы «по последней парижской моде», почти у каждого под ручку сногсшибательная подружка, строящая из себя эдакую женщину-вамп: короткие стрижки с завитыми локончиками, длиннющее платье в «пол», шляпки с перьями, как у индейцев. На руках тонкие перчатки или муфты, лицо спрятано за вуалью.

Дамы тщательно маскируют то, что по причуде этих лет считают недостатками — тщательно перебинтовывают груди, чтобы выглядеть плоскими, как доска. Странно, что кавалерам это нравится.

Почти все курят, изящно отводя полусогнутую нежную ручку с зажатым в ней длинным мундштуком, стряхивая пепел в пепельницу. В разговорах упоминают модные журналы и зарубежные выставки, то и дело в речи всплывает фамилия Веры Мухиной — которую я знаю как создательницу скульптурного монумента «Рабочий и колхозница». Но, оказывается, она ещё и законодательница мод — обсуждают её эстрадное платье-бутон.

Хочешь не хочешь, за смену наслушаешься всего и поневоле станешь вникать в такие вещи.

Кутят нэпмачи словно последний раз в жизни, выбрасывают за ночь сумасшедшие суммы. Лакают доставленное контрабандой из Одессы якобы французское шампанское, мажут на хлебушек икру. Поднабравшись, заказывают ресторанному оркестрику любимые песни, в тёмных уголках вынюхивают дорожки кокаина и требуют, чтобы девчонки-танцовщицы исполнили на «бис» канкан.

Ни дать ни взять новые русские, словно сошедшие из анекдотов девяностых. Только вместо «шестисотых меринов» собственные конные экипажи, а роль малиновых пиджаков играют смокинги, коверкотовые костюмчики и узенькие, по щиколотку, брючки-оксфорды. Золотых цепей на шее нэпмачи не носят, зато подружки щеголяют жемчужными брошками.

Пару раз чихнули моторы авто. На огонёк пожаловала другая категория посетителей — зарождающаяся партийная номенклатура: преимущественно мужчины средних лет, которые ещё не успели забыть, что такое вонь окопов, штыковая атака, солдатская гимнастёрка, галифе и ботинки с обмотками.

Костюмчики у этих «товарищей» качеством похуже, материалец дрянной, пошив явно не по фигуре, сидят как на корове седло.

Если кого-то вдруг «запалит» начальство, с утра будет жёсткий разгон в партийной ячейке, выговор и прочие меры, но запретный плод сладок, не все в силах избежать искушения и потому летят сюда как мотыльки на огонёк. Иногда и действительно «обжигают крылышки», и больше мы в ресторане этого гостя не видим.

Я несколько раз прохожусь вдоль столиков, заглядываю через специальные дырочки в отдельные кабинеты. Прошёл месяц с лишним как меня сократили из губрозыска. На бирже труда, куда я встал, как и полагается всем законопослушным гражданам, мне подобрали только одну более-менее подходящую должность — вышибалы в нэпманском кабаке.

Через какое-то время владелец ресторана сообразил, что мой уровень куда выше и предложил возглавить охрану всего увеселительного заведения.

Теперь в моём подчинении трое крепких ребят, вместе с которыми мы поддерживаем порядок в кабаке: следим, чтобы не было пьяных драк и разборок между посетителями, ловим мелких воришек, не даём гостям приставать к танцовщицам, отгоняем проституток, в общем, поддерживаем репутацию солидного учреждения, где могут собираться деловые люди и обсуждать разного рода сделки и операции.

Жалованье неплохое, работа простая и понятная, но после «уголовки» положение «халдея» претит и бесит. Пусть я забыл, что такое денежные проблемы и питаюсь не как раньше, даже толстеть начал — всё равно, это не моё. Я — офицер, все эти пляски вокруг клиентов — просто бред собачий...

И это сводит с ума!

Давно бы плюнул на всё и собрался в Питер. Там тоже с работой не сладко, но остались знакомые, кое-какие связи — вдруг что-то удастся придумать, однако Смушко и Гибер в один голос уговорили пока остаться в городе.

Мои начальники всё ещё надеются, что смогут восстановить меня в прежней должности.

С того момента, как милицию и уголовный розыск проредили, ситуация с преступностью и бандитизмом почему-то не пошла на улучшение. Скорее — наоборот, гопота всех мастей распоясалась, и ребятам, что остались на службе, приходится вкалывать за себя и «того парня».

Наряду с проблемами с работой возникла и проблема с жильём.

Из общаги меня попёрли не сразу, потерпели пару недель, но потом пришла комендантша и, стараясь не смотреть в мою сторону, с виноватым видом пояснила, что поскольку я больше не работаю в губрозыске, то прав на служебное жильё не имею, а на мои квадратные метры нашлись и другие претенденты. У них в отличие от меня и с работой, и с бумагами полный порядок.

Устраивать скандал не имело смысла: те две недели, что я тут прожил, вообще нечто из разряда чудес. Другого бы давно отсюда выперли, и полетел бы голубчик турманом куда глаза глядят.

А глядеть особенно было некуда. Родни в городе нет, с друзьями тоже как-то не сложилось...

Само собой, выходное пособие, как я его ни экономил, закончилось быстро — инфляция набирала ход, в магазинах регулярно переписывали ценники и, конечно, не в меньшую сторону. Деньги таяли как снег весной.

Нищему собраться — только подпоясаться. Все мои нехитрые пожитки поместились в тонком, обитом потёртой кожей чемоданчике, с которым я вышел из освобождаемой комнаты и сразу оказался перед добрыми и светлыми очами Степановны, давно взявшей надо мной что-то вроде шефства.

Глава 2

К приходу незваных гостей всё готово. Гости собраны в «особую» залу, где их уши станет услаждать городская знаменитость — певичка, страшная и порочная, как грех, мадемуазель Зизи, обладательница томного и слегка прокуренного голоса. Якобы француженка, которую ветрами мировой войны занесло в наш город, а на самом деле — недоучившаяся гимназисточка из Омска.

Ко мне она стала клеиться в первый же день, как я поступил на работу, и это была ещё одна причина, по которой безумно хотелось уволиться и уехать куда глаза глядят.

Способ отваживания, который предложил метрдотель Павел Александрович, а именно — съездить ей по морде, я счёл не подходящим. К тому же «бьёт — значит, любит», кто знает, вдруг мадемуазель Зизи, очаровательная как мешок обглоданных костей, испытывает склонность к мазохизму.

Заиграл рояль, полился романс, душный, как ночь в Каролине (классный детектив, кстати).

Я и двое моих парней заняли позиции на входе. Уверен, банда ждать себя не заставит.

Хорошо иметь интуицию, подкреплённую милицейскими сводками. Минут через пять в ресторан влетели шестеро вооружённых субчиков, размахивающих шпалерами.

— Без паники! Это ограбление! — заорал один из них и, видимо, чтобы придать словам большей убедительности, пальнул в потолок.

Это развязало мне руки.

Налётчики не подозревали, что сами угодили в капкан.

Ках! Мой наган плюнул свинцом в того, что был ближе и вышиб из его глупой башки мозги. «Ках!» — второму гадёнышу повезло чуть больше, я влепил ему пулю в бедро, грабитель заорал так, словно его режут, и, потеряв шпалер, свалился на пол. Кровищи из раны потекло — жуть, уборщицам потом долго вытирать придётся.

Бандиты растерялись и позволили подстрелить третьего своего товарища. Ещё одного налётчика шлёпнули мои бойцы.

— Бросай оружие, сволочи! — закричал я. — Иначе все тут лежать останетесь!

Уцелевшие налётчики не стали выказывать крутизну и дружно побросали стволы на пол.

Потянуло едким, пряным запахом горелого пороха, перебивающего все ароматы с кухни.

— Руки в гору! — приказал я и повернулся к своим орлам:

— Парни, обыщете их, только осторожно! У них при себе может быть ещё оружие.

Тут я не ошибся, помимо финок ребята извлекли на свет божий ещё парочку револьверов и даже кастет. У одного в карманах завалялась граната.

— Вы что — банк грабить пришли? — удивился я этой находке. — У нас же скромное заведение общепита. Люди сюда кушать ходят, а вы такую дрянь притащили!

«Лимонку» я, каюсь, прихватил. Потому как вещь в хозяйстве полезная — приколотить, например, что, если молотка при себе нет. Шучу, конечно. К поговорке «тяжело в деревне без нагана» можно смело добавлять — «а в городе без гранат». Ну и в идеале ещё и пулемёта.

Эх, будь моя воля, обязательно у входа бы «максим» поставил и замаскировал — как раз для подобных мероприятий.

Тут я заметил, что среди шестёрки налётчиков явно не хватает одного — того самого наводчика Лёвы Яснопольского.

— Куда Лёву дели? — спросил я у бандитов.

— Какого Лёву? — притворно удивился романтик с большой дороги.

— Дурачка мне не строй! Где ваш наводчик?

— Понятно, примелькался наш Лёвушка, — вздохнул бандит. — Давно говорил — менять его нужно. Что, из-за него засыпались?

— Из-за него, сокола ясного, — подтвердил я. — Так где Лёва-то?

— Он с нами на дело не ходит, у него своя работа. Думаю, понял, что мы прогорели, и сразу пятки салом смазал. Ищи ветра в поле.

— Пусть милиция ищет, — отмахнулся я.

А вот и милиция.

Здесь ещё не существует нормативов, однако если бы они и были, эти ребята безусловно уложились бы, да ещё и время бы осталось. Ну, а то, что бандиты опередили, так вполне понятно — ближайшее отделение в трёх кварталах, а налётчики гарантированно паслись где-то поблизости, ожидая сигнала Лёвушки.

— И что у нас на этот раз, Быстров? — нахмурился старший летучего отряда.

У него была фамилия Воробей, да и сам он был какой-то маленький и нахохлившийся, но при этом вполне толковый мужик.

— Это вместо привета, что ли? — делано удивился я. — Ты бы нас лучше поблагодарил — мы за нашу доблестную милицию всю работу делаем. Видишь, банду вам поймали.

— Что-то рожи какие-то незнакомые? — оглядел преступников Воробей. — Не наши, что ли?

— Залётные, — подтвердил я. — С ним ещё один быть должен. Лев Яснопольский, наводчик. Только он смылся.

— Неужели ты его упустил? — не поверил ушам Воробей.

— Обижаешь, командир. Просто у него тонкая душевная организация, и он только на разведку ходит.

— Держи пять, Быстров, — Воробей протянул ладошку.

Она, может, и выглядела маленькой и узой, но я знал, сколько в ней силы — жим у Воробья был воистину атлетический, компенсация за внешний хилый и непрезентабельный вид.

Рассказывали, что над новичками в отделении милиции часто подшучивали: показывали Воробья и предлагали побороться с ним на руках. Обычно после поединка ладонь у новобранца превращалась в сплющенный, как после прокатного стана, блин.

Глава 3

Нанимателя известие о моём уходе не обрадовало.

— Георгий Олегович, я что — плохо вам платил?

— Нормально платили.

— Но если этого было недостаточно, я готов поднять ваше жалованье в полтора... в два, вы слышите — в два раза! — с надеждой произнёс он.

— Спасибо, конечно, но я твёрдо решил, что уйду.

— Почему, Георгий Олегович? Уж простите за любопытство, но я никак понять не могу… Неужели вам мёдом в Петрограде намазано? — щуря близорукие глаза, растерянно спросил он.

— Нет, конечно, просто… Ну как вам объяснить словами — я не создан для этой работы!

— Однако у вас здорово получалось!

— Рано или поздно я бы сорвался: устроил драку, запил, стал бы источником проблем. Лучше уйду сейчас, оставив о себе добрую память.

— Жаль, конечно… Но заставить вас я не могу.

Он подошёл к сейфу, открыл дверцу и извлёк оттуда конверт.

— Возьмите.

— Что это?

— Деньги, конечно.

— Я уже получил расчёт в бухгалтерии.

— То была ваша зарплата. А это от меня лично, премия за то, что вчера скрутили налётчиков. Если что — возвращайтесь. Я с удовольствием снова возьму вас на работу.

— Буду помнить.

После ресторана поехал на вокзал покупать билеты на поезд.

Над городом висели свинцовые тучи, шёл затянувшийся дождь. Настроение было паршивым, теперь я понимал, почему в «Трёх сёстрах» Чехова Ирина с такой тоской и яростью повторяет строки: «В Москву, в Москву, в Москву!»

Вряд ли переезд решит все мои проблемы, скорее, создаст новые, но под лежачий камень вода не течёт.

А ведь я совсем недавно был на этом вокзале, выходил из вагона с каким-то радостным ощущением от хорошо сделанной работы. А потом — раз! И радужная картинка побледнела.

Кассирша меня узнала (ну да, я ведь успел навести тут шороху в прошлую поездку), сразу сделалась самой любезностью. Она ведь не знала, что «корочек» опера в моём кармане больше нет, что я — рядовой гражданин РСФСР, ставший «перекати-полем».

Взяв билет, пошёл в «коммерческий» магазин — надо посидеть со Степановной, проститься по-человечески. Если нормально устроюсь в Питере, перетащу к себе — после всего, что она для меня сделала, не хочется оставлять её одну. За эти дни мы буквально сроднились.

О своём решении я ей сообщил ещё вчера, когда вернулся из милиции. Степановна жутко расстроилась, хотя вида старалась не подавать, однако я слишком хорошо успел её изучить.

Набрав в магазине колбасы, сала, чая, сахара, конфет и прочих угощений к столу, нанял извозчика и покатил с подарками домой. А ведь я действительно привык уже считать его своим домом.

— Вас как — с ветерком прокатить? — обернулся ко мне извозчик.

— Можно и с ветерком, — согласился я.

— Тогда с богом!

Ещё на подъезде к дому Степановны я заметил знакомый автомобиль и не удивился, когда навстречу мне вышел Смушко. Хотя, если честно, видеть его здесь было странновато, тем более уже вчера мы с ним успели обстоятельно переговорить. Полундра был прав — Кравченко твёрдо стоял на моём пути. Казалось, в мире нет силы, способной его сковырнуть.

— Здравствуй, Жора! — Лицо Смушко расплылось в широкой улыбке.

— Здравствуйте. Чем обязан? Неужели проводить приехали?

— Так ты всё-таки собрался уезжать? — погрустнел начальник уголовного розыска.

— Да.

— И когда?

— Уже сегодня. Даже билет купил. Пойдёмте внутрь, посидим — я отвальную устраиваю.

— Погоди Жора с отвальной.

— А что? — замер я.

— Кое-что изменилось.

— Только не говорите, что Кравченко сняли.

— Кравченко никуда не делся.

— Тогда для меня лично ничего не изменилось. Нам с ним в одном городе слишком тесно.

— А никто и не говорил про один город, — Смушко хитро прищурился.

— Я вас не понимаю.

— Пойдём, прогуляемся, — он бросил взгляд на небо. — Дождь как раз закончился.

— Хорошо, я только покупки в дом занесу.

Зайдя в дом, первым делом обратил внимание на лицо Степановны. От намётанного взгляда не укрылось, что она недавно плакала: глаза её покраснели и припухли. Сердце сжалось от боли и переживаний за эту прекрасную в своей доброте женщину.

Я обнял её и поцеловал в щёку.

— Степановна, я выйду ненадолго. Ко мне тут бывший начальник заехал…

— Так пусть в дом заходит, — всплеснула руками она.

— Не хочет чего-то. Мы с ним слегка проветримся, а там будет видно — может, и вместе зайдём. Да, это вот тебе, — я положил на стол авоську с продуктами.

— Ой, Жора! Ты же кучу денег, небось, оставил.

Глава 4

Смушко пригладил коротко подстриженные волосы.

— Присаживайтесь, товарищи.

Мы расселись по местам. В кабинете, кроме начальника уголовного розыска, были только я, Гибер и Полундра.

— Считаю совещание открытым. Не буду ходить вокруг да около. Позвольте представить нового начальника милиции Рудановска — всем нам хорошо известного товарища Быстрова.

Я поднялся.

— Поздравляю, Жора, — улыбнулся Гибер.

— Садись, Георгий, — сказал Смушко и продолжил:

— К огромному сожалению, мы знаем, какие печальные события стали поводом для назначения товарища Быстрова на эту должность. Смерть Бориса Токмакова ударила по всем нам, по всему уголовному розыску. Во что бы то ни стало нужно найти и покарать убийц нашего товарища. Это будет самым главным вызовом и главной задачей для нового начальника рудановской милиции. И я даже не спрашиваю — справится ли товарищ Быстров, я железно уверен, что это ему по плечу.

— Спасибо за оказанное доверие, — кивнул я.

— Тебе спасибо, что рискнул и взялся, — посмотрел на меня Смушко. — Твоя кандидатура окончательно утверждена во всех инстанциях. К сожалению, из-за сокращения штатов не могу выделить тебе никого в помощь. Людей физически нет. Те, что остались, работают на разрыв.

— Почему-то я так и думал, — вздохнул я.

Высокое начальство любит создавать проблемы, чтобы потом с интересом наблюдать, как же в итоге выкарабкаются подчинённые.

Смушко втянул сквозь зубы густой прокуренный воздух.

— Надеюсь, ты не меня в этом винишь, Георгий?

— К вам-то какие могут быть претензии, товарищ Смушко? — удивился я. — Это же сверху штаты спускают. Не знаю, чем там руководствуются, и наверняка у них есть тысяча причин на это, но главное товарищи наверху упускают — это аукнется ростом числа преступлений.

— Уже аукнулось, — подтвердил Смушко. — Только давай больше в политику не вдаваться. Есть приказ, а приказ нужно выполнять.

— Кто ж с этим спорит? Раз помощи нет и не предвидится, придётся справляться собственными силами, — сказал я. — Не впервые.

— Ты не думай, что мы тебя бросим одного на произвол судьбы, — заметил Гибер. — В любую секунду можешь связаться с нами, позвонить… В общем, рассчитывай на нас, Георгий.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Осталось ввести тебя в курс основных деталей, касающихся убийства Токмакова, — продолжил Смушко. — Если вкратце: Бориса убили неделю назад поздно ночью, преступники проникли в служебную квартиру и с изуверской жестокостью расправились над ним и его семьёй.

— Как убийцы попали в дом? — спросил я.

— Через дверь. Предвосхищаю следующий вопрос — следов взлома не обнаружено. Скорее всего, Токмаков сам открыл и впустил в дом убийц. Хочу отметить важное: Борис был человеком осторожным и не стал бы отпирать дверь незнакомым людям.

— Выходит, он знал кого-то из убийц.

— Получается, что так, — подтвердил догадку Смушко.

— Отпечатки пальцев, следы? — с надеждой вскинулся я.

— Ничего, за что можно зацепиться, — огорошил меня начальник угрозыска.

Я задумался. Учитывая нынешнее состоянии криминалистики, вообще удивительно, что потрудились хотя бы снять отпечатки пальцев. В более-менее крупных городах это налажено, а вот совсем в глубинке… Там пока плохо, очень плохо.

— Вы говорили, что жену и дочь Токмакова изнасиловали на глазах у мужа, — вспомнил я наш разговор. — Как это установили?

— Есть показания свидетелей, которые слышали крики.

— Свидетелей? — напрягся я.

Известие обнадёживало. Уже есть хоть что-то, за что можно ухватиться. Но дальше меня снова окатили холодной водой.

— Да. Свидетели есть — это соседи Токмаковых. Но они только слышали, как убивают и насилуют, выходить из дома побоялись, поэтому описания внешности преступников у нас нет, — вздохнул Смушко. — Скажу больше — соседи так перепугались, что вызвали милицию через три часа после убийства.

— Преступники целенаправленно шли убивать или что-то искали?

— Бандиты ничего не тронули, в бумажнике Бориса остались деньги, у жены была шкатулка с украшениями — ничего серьёзного, конечно, но сейчас и за копейку убьют — так вот шкатулку тоже не тронули. Так что целью преступников было именно физическое устранение начальника милиции, — проговорил Смушко, и я почувствовал, как нелегко ему далась эта фраза.

Психологически трудно абстрагироваться от смерти хорошо знакомых людей, тем более — близких и друзей. Требуется собирать волю в кулак, делать усилие над собой.

— Убийство милицейского начальника — серьёзное преступление и крайняя мера. Есть предположения, кому Токмаков так насолил? — спросил я.

— Кое-что есть. Он с самого перевода в Рудановск разрабатывал банду Алмаза. Слышал о такой?

— Впервые слышу, — признался я.

— Немудрено, они действуют преимущественно в Рудановске и его окрестностях, к нам не суются, — пояснил Смушко.

Глава 5

Театр начинается с вешалки, отделение милиции прямо с входных дверей. Я взялся за ручку и подёргал. Вот те раз — закрыто.

Не скажу, что сильно удивился, с самого начала ожидал чего-то в этом духе.

Кот из дома, мыши в пляс. Начальника не стало, народ распустился.

Так, несколько окон светятся. Значит, внутри есть жизнь. Осталось понять, в какой форме она протекает.

Я постучал. Ноль реакции — то ли не слышат, то ли откровенно забили. Нормально…

— Откройте! — закричал я. — Немедленно откройте!

Орал я громко — на том конце города слышно, вот только в ответ ноль внимания, фунт презрения.

Ну, хорошо — вы упорные, так и я настырный.

Дверь заходила ходуном под ударами кулаков и ног.

— Открывайте немедленно!

Наконец, «крепость» пала под моим натиском. Дверь распахнул заспанный милиционер. Судя по значку на гимнастёрке — дежурный по отделению.

— Мужик, ты чего — офонарел? Какого рожна ты в дверь колотишь? Заняться больше нечем?

Я принюхался: от милиционера разило как от винной бочки. Запах самогона в сочетании с ароматами чеснока и лука создавал тот ещё ядрёный амбре.

— Пожалуйста, не дышите в мою сторону, уважаемый, — с максимальной вежливостью в голосе попросил я. — От вас, простите, не очень хорошо пахнет.

Милиционер побагровел.

— Ох, ни хрена себе заявочки! Тебе чего надо, козёл?! Ты кто такой, чтобы мне замечания делать?

— Простой гражданин РСФСР, — спокойно ответил я.

— Ах, простой гражданин. А ну иди сюда, — он схватился за меня и силком затащил внутрь.

Меня происходящее откровенно злило, однако я старался не давать воли эмоциям и потому не стал оказывать сопротивление. Стало интересно: до какой степени всё дойдёт.

Мы оказались в тесном и длинном коридоре.

— Так, «гражданин», ты, наверное, не понял, куда попал, — по-бычьи склонив голову, стал нагнетать дежурный.

— Почему не понял? — строя из себя интеллигента, стал объяснять я. — Я пришёл в отделение милиции за помощью. Сначала меня долго не впускали — хотя милиция работает круглосуточно и принимает заявления от граждан в любое время дня и ночи. Затем стали хамить, при этом, прошу заметить, что я веду себя исключительно вежливо.

— Всё, ты мне надоел! — вошёл в раж дежурный.

В этот момент за его спиной появился ещё один пошатывающийся милиционер. Он остановился и посмотрел на меня мутным взором.

— Паша, это что за хрен?

— Да никто, — плотоядно ухмыльнулся дежурный. — Какой-то неизвестный гражданин. Явился в отделение посреди ночи и стал права качать. Наверное, думает, что шибко грамотный.

— Это нехорошо! — второй милиционер икнул. — Не понимаю я этих людей… Ну зачем шляться по ночам, занятых людей беспокоить… Что им дома-то не сидится? За такое, как по мне, надо наказывать.

— Вот и я так думаю! — гоготнул дежурный.

— Тебе помочь, Паша? — с готовностью предложил свои услуги второй милиционер.

Дежурный окинул меня с ног до головы и счёл, что я не представляю для него ни малейшей опасности. А может, хмель слишком сильно ударил ему в голову.

— Сам справлюсь.

Я нахмурился. Ситуация явно накалялась.

Сейчас открыться, предъявить удостоверение, добиться нужной реакции или немного подождать?

Нет, рановато ещё светить корочками, поглядим-посмотрим, что будет дальше.

— Я пришёл в отделение милиции, чтобы подать заявление. К кому мне обратиться? — я продолжил прежнюю линию поведения, отыгрывая роль обычного человека с улицы.

— К доктору, но это потом. Сразу после того, как я с тобой разберусь, — зловеще улыбнулся дежурный.

— Товарищ дежурный, я не советую вам этого делать, — покачал головой я.

— Тоже мне советчик нашёлся! Ты на меня не обижайся, сам виноват.

— Ещё раз хочу вас предупредить: пожалуйста, не трогайте меня. Просто примите моё заявление или позовите того, кто может это сделать.

— Вот урод!

Не будь я наготове, дело бы точно обернулось визитом к доктору. Увесистый кулак полетел мне в лицо. Шустрый, однако, попался товарищ. Явно за плечами нехилый опыт боёв стенка на стенку.

Я слегка отклонился назад, и только потому удар не достиг цели.

Всё, хватит строить из себя зашуганного обывателя. Видит бог, я долго пытался сгладить ситуацию, но даже моему терпению пришёл конец.

Пинок в голень заставил дежурного по-бабьи взвизгнуть от приступа сильной боли и потерять остатки координации. Вроде пустячок, ничего сложного, однако на несколько секунд выводит любого противника из строя.

— Я же предупреждал — не надо этого делать! — Я опустил кулак на его макушку, и он беззвучно свалился.

Так, на какое-то время ему точно будет не до происходящего. Полежит на холодном полу, авось остынет.

Глава 6

— Задержанный Стасевич доставлен по вашему приказанию, — отрапортовал Юхтин.

— Благодарю. Обожди за дверью, вызову, когда понадобишься, — отпустил я милиционера.

Юхтин закрыл за собой дверь.

Я посмотрел на задержанного — худенький брюнет лет шестидесяти с ярко выраженными семитскими чертами лица и крючковатым носом, одет в помятый костюм в полосочку и кремовую накрахмаленную рубашку, на ногах нечищеные туфли.

— Как вас величать? — спросил я.

— Абрам Моисеевич. Простите, с кем имею честь?

— Быстров Георгий Олегович — новый начальник милиции. Да вы не стойте — присаживайтесь.

— Спасибо.

Он опустился на стул перед моим столом, взглянул на меня затравленным взглядом — как удав на кролика.

— Рассказывайте, Абрам Моисеевич, за что вас задержали.

— А вы разве не знаете? — удивился он.

— Знаю, но я предпочёл бы услышать вашу версию событий.

Скажи я иначе, кто знает, какую лапшу мне бы постарались навешать на уши. А так есть вероятность услышать что-то более-менее правдоподобное.

— Ну, раз вы всё знаете, я отвечу вам то же самое, что сказал Филатову. Если у старого больного еврея есть маленький магазинчик, это ещё не значит, что он богат как Крез.

— То есть с вас потребовали денег?

— А что ещё могут желать от старого еврея, у которого есть своё дело? — пожал плечами Стасевич. — Только деньги. Нет, вы не подумайте — я не отказываюсь платить, но почему так много? Раньше с меня брали намного меньше…

— Сколько с вас запросил Филатов?

Стасевич назвал сумму. Я присвистнул.

— Ох, ни хрена себе!

— Я тоже так подумал и отказался платить такие деньжищи. Тогда Филатов приказал меня задержать.

— По какому обвинению?

— Ба! Вы бы слышали его слова. Он заявил мне прямо в лицо, что был бы человек, а статья для него всегда найдётся.

Я невольно улыбнулся. Оказывается, эта фраза уже давно в обиходе.

— Не вижу ничего смешного, Георгий Олегович! — обиделся Стасевич.

— Простите, Абрам Моисеевич. Не хотел вас задеть. Это так… своё.

— Впервые вижу милиционера, который передо мной извиняется.

— Ещё один вопрос, Абрам Моисеевич — прежний начальник милиции знал о поборах?

— Если и знал, то точно не от меня.

— То есть ему вы не жаловались?

— Филатов сразу предупредил: если вздумаю рассказать Токмакову, меня просто сживут со свету. Представьте себе, у него тогда были такие глаза, что я ему сразу поверил. А я умею разбираться в людях, жизнь научила.

— Понятно. А мне вы сказать не побоялись… Почему?

— Мне понравилось то, как вы начали. Пришли и сразу пристрелили этого мерзавца Митрохина. Это ведь он обычно приходил за деньгами. Не только ко мне, к другим людям, у которых в Рудановске есть собственное дело. Если кто-то задерживал платежи, Митрохин угрожал, мог избить — моему хорошему знакомому просто взял и сломал руку за то, что тот пропустил ежемесячную выплату. Рука до сих пор не срослась, а ведь ему нужно кормить семью. Так что я обрадовался, что у нас теперь новый начальник милиции. И, наверное, не один я.

Он усмехнулся.

— Вы далеко пойдёте, Георгий Олегович, если вас, конечно, не пристрелят.

Я хмыкнул.

— Постараюсь не доставлять врагам такой радости. Дадите письменные показания против Филатова?

Стасевич отрицательно мотнул головой.

— Тут вы на меня не рассчитывайте.

— Почему, Абрам Моисеевич? Филатов выпил у вас и ваших знакомых столько крови — давайте посадим его в тюрьму.

— Думаете, вы первый, кто хотел отправить нашего начальника за решётку? Увы, я вас разочарую. Другой мой знакомый пытался добиться справедливости, но в итоге его дом взял и сгорел, знакомого сильно избили, а Филатов так и остался на свободе. Я слишком дорожу своим домом. Его построил ещё мой отец. Так что наш с вами доверительный разговор не для протокола.

— Жаль, Абрам Моисеевич. Очень жаль, — грустно произнёс я.

— А уж мне как жаль, — вздохнул задержанный. — Филатов — редкостный мерзавец и заслужил пулю в голове не меньше Митрохина. Однако папа всегда говорил мне, чтобы я был реалистом и смотрел на вещи трезвым взглядом. Вы хорошо заявили о себе в нашем городе, но пока за вами не видно силы. Люди потянутся к вам только тогда, когда поймут, что вы — не герой-одиночка. Извините за горькие слова, но такова жизнь.

— Я вас понял. Хорошо, Абрам Моисеевич, надеюсь, мы ещё вернёмся к этому разговору.

— Что со мной будет?

— Я бы с радостью отпустил вас домой прямо сейчас, но сначала переговорю с Филатовым.

— Представляю, что вы от него услышите!

— Меня будет интересовать не то, что он скажет, а то — как именно он это произнесёт. И поймите: я вижу вас впервые в жизни, и у меня нет основания доверять вашим словам.

Глава 7

Дежурный следователь оказался юнцом, совсем ещё зелёным мальчишкой. Однако соображалка у него была что надо, так что с формальностями я покончил быстро.

Труп Митрохина увезли в морг, здание постепенно начало наполняться взбудораженными людьми.

На месте дежурного сидел незнакомый милиционер.

— Доброе утро! — поздоровался я.

Он с интересом и какой-то опаской взглянул на меня, поднялся, одёрнул гимнастёрку и произнёс:

— Доброе утро, товарищ Быстров.

— Где Юхтин и Бекешин?

— По вашему приказанию взяты под арест.

— Соберите минут через пять всех сотрудников в актовом зале. — Я чуть было не назвал помещение «ленинской комнатой», потом вспомнил, что появятся они году так в 1924-м, сразу после смерти Владимира Ильича.

— Сделаю, — кивнул дежурный.

В назначенное время я появился в большой и светлой комнате, украшенной красными флагами, транспарантами, лозунгами и самодельными плакатами. На стене висел портрет Ленина. Пахло табаком и махоркой, из-за наглухо закрытых окон воздух оказался спёртым, было трудновато дышать.

Два десятка глаза смотрели на меня с любопытством.

— Здравствуйте, товарищи. Будем знакомиться — я новый начальник милиции, Быстров Георгий Олегович. Прежде работал в губернском уголовном розыске, теперь вот отправлен к вам на повышение.

— Круто начали, Георгий Олегович, — заметил милиционер в летах, сидевший почти в самом конце зала.

— А вы как хотели? Времени на раскачку у нас нет. Я в городе всего ничего и уже убедился, что в наших рядах до сих пор хватает всякой сволочи и совершенно случайных людей.

В зале зашумели.

— Сказанное относится не ко всем вам, товарищи, а только к тем, кто помогает нашему злейшему врагу — преступности. Таким нет места среди нас. Французы говорят: на войне как на войне. Так вот — у нас война. Мы каждый день находимся на передовой и должны быть уверены в каждом как в самом себе. Предателей и отщепенцев я не потерплю, как и тех, кто равнодушен к нашей тяжёлой, но всё-таки интересной профессии. Сразу хочу предупредить: требовать буду с каждого. Есть вопросы?

— Есть, — откликнулся молодой парень в очках.

— Слушаю вас.

— Вы правильно сказали, что мы как на войне. Но как воевать, если материальное обеспечение хромает? Я сейчас даже не говорю о том, что нам уже три месяца задерживают заработную плату, а продпаёк выдают не полностью и по частям.

— Вот-вот, — поддержали его с мест. — Губвоенпродснаб за прошлый месяц мяса выдал всего два раза и только на восемь дней. Муку вечно зажимают — хрен выцарапаешь!

— В общежитие загляните. Посмотрите, на чём спать приходится: одни голые топчаны без постельного белья. Матрацы — и те отобрали! После такой ночёвки вся спина болит. Как тут преступников ловить прикажете?

— Нам не выдают обмундирование, людям банально не в чем ходить. Как дождь или холод, начинают хворать. Приезжала инспекция с проверкой строевой подготовки — устроили разнос всему отделению. А за что? После сокращения с ног сбиваемся, с наряда в наряд ходим, какая тут строевая подготовка! — воскликнул пожилой милиционер. — Разве это справедливо?

— Гужтранспорта не хватает, с фуражом беда — лошадям жрать нечего. Патроны — и те приходится выклянчивать. Война говорите — как воевать без патронов?

— В некоторых летних рамах выбиты стекла, в зимних также, отчего температура в помещении стоит такая же, как и на дворе. В помещении сквозняк, сидеть больше часа невозможно…

— Мебель вся ломатая-переломатая. Скоро друг у дружки на плечах сидеть станем.

— С бумагой, чернилами, перьями — сплошные перебои. За свои покупать приходится, только мало своих — не платят почти. Реактивы для фотолаборатории заканчиваются. До сих пор нет нормального эксперта — за толковым специалистом приходится обращаться в губернию, — продолжил перечислять парень в очках.

— Что значит нет эксперта? — насупился я. — Кто, к примеру, занимается дактилоскопией?

— Да кто в школе милиции был, тот и занимается. А там только вершки преподавали, корешкам долго учиться нужно.

— Кальсонов бы нам, хотя с дюжину пар на всё отделение. Без них мочи нет на ночное дежурство выходить. Как собака на посту мёрзнешь.

— И обувка долго жить приказала. Ни сапог тебе, ни башмаков…

— А шинели? Без них перемёрзнем все как цуцики.

Я понял, что ещё немного и разговор превратится в форменный базар. Понятно, что у людей полно проблем, что накипело и очень хочется выговориться. Но, как известно, одними разговорами делу не поможешь.

— Так, спокойно! — попросил я. — Кто завхоз?

— Я, — поднялся крупный мужчина с рябым лицом.

— Ваша фамилия.

— Житков.

— Товарищ Житков, прошу оперативно составить списки недостающего и предоставить мне через два часа. Управитесь?

— Управлюсь.

— Отлично. Я просмотрю их и подумаю, что и как можно решить. Кроме материального снабжения, ко мне есть ещё вопросы?

Глава 8

Экипаж подвёз меня к небольшому домику, окружённому палисадом. У калитки топтался милиционер. При виде меня, вытянулся в струнку по-военному. Чувствовалась старая, ещё дореволюционная закалка. Не удивлюсь, если прежде ходил в каких-нибудь унтерах или служил в гвардии — там строевой выправке уделяли много внимания.

— Здравствуйте, товарищ Быстров, — приложил руку к козырьку будёновки милиционер.

Я козырнул в ответ.

— Здравствуйте. Что здесь произошло?

— Ничего хорошего, товарищ начальник. Труп обнаружили. Вы заходите, там Леонов расскажет, как всё было. Он парень толковый. Извините, мне ещё извозчику надо пару слов сказать, пока не уехал. Разрешите?

— Конечно.

Милиционер подошёл к извозчику и о чём-то с ним заговорил, а я поднялся по ступенькам, открыл дверь и вошёл внутрь.

Сразу за тёмными сенями начиналось жилое помещение.

Дом был обставлен неплохо, чувствовался достаток: вполне городского фасона и практически новая мебель, на стенах — не пожелтевшие от времени и сырости газеты, а красивые обои в полосочку. Вместе иконы в «красном» углу — репродукция в покрытой лаком рамке, изображающая Эльбрус. Во время командировок на Кавказ успел эту гору рассмотреть во всех ракурсах — не перепутаю.

За большим столом конопатый паренёк что-то сосредоточенно писал химическим карандашом на огрызке бумаги. Рядом сидел седой мужчина и отрешённо мял в руках кепку. Лицо у седого было самое обыкновенное, милиционером он не был, да и на злодея не походил.

При виде меня паренёк (а ведь формально мы с ним ровесники, моему телу тоже двадцатник с хвостиком стукнул), приподнялся с венского стула:

— Добрый день. Старший милиционер Леонов.

— Кто я такой, знаете?

— Знаю, товарищ начальник. Вы сегодня нас в актовом зале собирали. Я вам даже вопросы задавал.

Я посмотрел на седого. Тот понял, что его рассматривают, и виновато потупил глаза.

— Что за гражданин?

— Живёт по соседству. Он нас и вызвал на место преступления.

— Вощинин я. За два дома от энтого проживаю, — сообщил седой. — Можно я домой пойду? Там жена извелась вся, наверное…

— Обождите, Вощинин. Я скажу, когда можно, — сказал Леонов.

Вощинин вздохнул и продолжил мять кепку.

— Показывай, что тут у вас, старший милиционер Леонов, — повернулся я к милиционеру.

Других служителей закона в доме больше не наблюдалось.

— Труп у нас, товарищ Быстров, — отрапортовал Леонов.

— Следователя вызвали?

— Вызвали. Кучер, что вас привёз, сейчас за ним в народный суд поедет. Если Рудковский его уломает, конечно…

— Рудковский, простите, это кто?

— Да милиционер. Снаружи стоять должен.

— Понял, — кивнул я.

— Вы б насчёт гужтранспорта переговорили бы в исполкоме — и смех и грех просто… Извозчики от нас уже шарахаются, как от прокажённых, мы им за три месяца задолжали. Стыдно перед людьми, товарищ начальник. Не милиция, а побирушки какие-то. Ещё немного, и на паперть вставать придётся.

— Не придётся, Леонов. Будем решать накопившиеся проблемы. Не сразу, конечно, но я это дело так не оставлю, — пообещал я, хотя большой уверенности в успехе у меня не было.

Пока власть не осознает, что силовиков, медиков и учителей надо финансировать не по остаточному принципу, а в первую очередь — ничего толкового построить не получится. На голом энтузиазме долго не продержишься. Сгорают даже Павки Корчагины.

— Давно пора, товарищ начальник, — просиял паренёк.

— Конечно, давно. Личность покойного установили? — вернулся я к главному предмету разговора.

— Сразу, как сюда приехали. Это хозяин дома — Василий Дужкин. Вы не переживайте, товарищ начальник, мы всё как надо сделали. Да и дело на поверку пустячным оказалось. Сейчас следователь приедет, бумаги оформит и можно сразу в архив…

— Если пустячное — почему меня из горисполкома так срочно дёрнули? Что-то не договариваете? — нахмурился я.

— Мне от начальства скрывать нечего… А вас срочно для порядку вызвали, — ответил Леонов. — У нас ещё при Токмакове завелось, что начальник милиции должен присутствовать при всех смертельных случаях, вне зависимости от обстоятельств.

Мало кого радует, когда на место преступления приезжает большое начальство. Пользы для расследования от этого мало, больше нервотрёпки для оперов.

Но и начальство понять можно — над ними своё руководство имеется, перед которым нужно держать ответ.

— Где труп? Уже забрали?

— Здесь остался. В другой комнате лежит. Пойдёмте, я всё покажу.

Часть дома была перегорожена фанерной стенкой, за ней располагалась спальня.

При входе в глаза сразу бросалась широкая кровать: в народе такую обычно называют «траходромом». Кроме неё в комнате находился массивный платяной шкаф, высотой почти до потолка.

Глава 9

— Так что, товарищ начальник — вызываем фотографа?

— Вызываем, — вздохнул я. — Отправь за ним Рудковского: нечего ему забор сторожить.

— Сейчас сбегаю, скажу.

— Погоди, — остановил я его.

Покопался в кармане и вынул из него несколько купюр из заработанной премии.

— Возьми, это для фотографа. Пусть закупается на всю сумму.

Леонов усмехнулся.

— Это ведь ваши личные средства?

— И что с того?

— В трубу вылетите, товарищ начальник. Чтобы все наши дырки залатать, впору миллиардером быть.

— Если инфляция и дальше такими темпами попрёт, все миллиардерами станем, — хмыкнул я, вспомнив, как в девяностых до ельцинской деноминации зарплата в миллион была обычным делом.

Да и перед тем, как в это время попал, тоже счёт на десятки тысяч шёл и с каждым годом только сильней разгонялся.

Леонов вышел из дома, а я продолжил осмотр места преступления, в первую очередь кровати. Вторая половина ложа покойника выглядела изрядно помятой. Я не я, если тут не занимались любовью, причём относительно недавно.

Внимание привлек длинный рыжий волос на простыне. Я взялся за него, поднёс к глазам. Сомнений в том, что волос принадлежал женщине, не было. Осталось понять — кому: законной супруге, если таковая имеется, или любовнице.

Появился Леонов.

— Ваше приказание выполнено, товарищ начальник. Деньги Рудковскому передал, за фотографом отправил. Он тут неподалёку живёт, через час будет.

— Спасибо, товарищ Леонов.

Он немного помялся.

— Товарищ начальник, а что это вы меня всё на вы и на вы зовёте?

— А как к вам обращаться?

— Зовите просто, без фанаберий — Пантелеем. И на ты, пожалуйста, а то я себя каким-то гимназистом старорежимным чувствую.

— Договорились, Пантелей — на ты, так на ты. И позови сюда Вощинина: вопрос к нему появился.

— Сейчас позову.

Милиционер сходил и привёл из горницы соседа.

Тот встал у порога, перекрестился и замер, стараясь не смотреть на труп.

— Не переживайте, Вощинин, долго я вас тут не продержу, — понимая его чувства, заверил я.

— Так я что — я ничего. Потерплю, коли для следствия надо. Вы чего плохого про меня не подумайте, я ить не трус, в германскую воевал. Просто к покойникам так и не привык.

— Скажите, пожалуйста, Дужкин был женат? — спросил я.

— Что он — не мужик, что ли, — даже обиделся за соседа Вощинин. — Давно уже как Гапку в жёны взял. Только вот деток господь не дал, так и живут вдвоём.

— Гапка — это я так понимаю, Агриппина?

— Она самая.

— И где сейчас находится Агриппина Дужкина?

— Так работает она: сутки через сутки, — пояснил Вощинин. — Сегодня как раз на смену заступила. Вечером с работы придёт. Я ить почему хорошо знаю — Гапка вместе с моей трудится. Деньжищу не зашибает, кто ж им, бабам, хорошо платить станет, но копейка в доме лишней не бывает.

— И о смерти мужа, разумеется, ещё не в курсе? — предположил я.

— Не успели сообщить, — виновато произнёс Леонов.

— Как здесь освободимся, надо будет обязательно сообщить Дужкиной о гибели супруга. Ну, и если получится — допросить. Может, она знает что-то полезное, — распорядился я и вернулся к главному, зачем, собственно, и попросил позвать соседа:

— Скажите, Вощинин, а у Дужкиной волосы какого цвета? Случаем, не рыжие?

— Скажете тоже — рыжие, — хмыкнул мужчина. — Тёмненькая она.

— Понятно, — протянул я.

Похоже, наш драгоценный покойник имел обыкновение изменять супруге, и женский волос рыжего цвета тому доказательство.

— А духами Агриппина Дужкина пользуется?

— А ей-то зачем? — удивился Вощинин. — Баба должна пахнуть бабой, а не цвяточками. Она ж не шалава какая, а мужняя женщина. Ей духи ни к чему. Моя тоже на себя всякую гадость не льёт.

— Я слышал, что Дужкина видели в компании какой-то рыжей надушенной женщины, — пристально посмотрел я на Вощинина.

— Чего не знаю, того не знаю, — вяло произнёс тот. — Это, наверное, прости меня господи, параститутка какая была. Видать, не всё гладко у Агриппины по бабьей части с мужем, вот и бегал Васька по другим бабам. Когда совсем невмоготу становилось, так и параститутками не гнушался.

— Понял вас, гражданин Вощинин. Спасибо за помощь следствию.

— Ну дык всегда пожалуйста, — он с явным облегчением выскочил из спальни.

— Товарищ начальник, а чего это вы вдруг про рыжих спросили? — заинтересовался Леонов. — И откуда знаете, что убитый с какой-то рыжей девкой гулял? Вы ведь у нас в городе первый день только… Может, научите «пинкертонить»?

— Да тут особого секрета нет. Вот, сам погляди, — показал я ему волос. — На простыне нашёл. И, обрати внимание, на запах духов.

Глава 10

Давненько я не отрабатывал комбинацию по обезвреживанию преступника из такого положения. Вот и пришла пора испытать молодое тело.

Я слегка приподнял «грабли», резко развернулся, уходя с линии выстрела, моментально перехватил кисть с зажатым в ней револьвером и выкрутил руку. При этом обычно полагалось нанести дополнительный удар коленом в живот противнику, но в данной ситуации я счёл это перебором.

— Пусти, дурак, больно, — взвизгнула женщина.

— Отпускаю, — сказал я, завладев миниатюрным дамским револьверчиком. — Что-то плохо вы встречаете гостей, София Ивановна. Нехорошо это.

Ошибки нет, оружие на меня направляла «мамка» — дама средних лет и довольно пышных форм. Сейчас же она смотрела на меня исподлобья, и взгляд этот не предвещал ничего, кроме самых суровых кар.

Надо отдать женщине должное: успокоилась она быстро. Чувствуется большой опыт в подобных делах.

— Ты кто такой? — сурово спросила она. — Я тебя не знаю…

— Так давайте посидим, поговорим. Так и познакомимся, — дружелюбно предложил я.

— Револьвер отдай!

— Не отдам. Вдруг палить начнёте? Поверьте, это не в моих и тем более — не в ваших интересах.

— Хорошо, — кивнула она. — Садитесь. Давайте поговорим.

Её кабинет оказался обставлен не хуже, чем у менеджера средней руки из моего прошлого. Даже телефон имелся.

Она опустилась в роскошное кресло с высокой спинкой, я сел на предложенный хозяйкой стул.

— Чай, кофе, коньячок?

— Спасибо, не надо, — улыбнулся я.

— Не доверяете?

— Разумеется. Кто знает, какую дрянь вы туда накапаете: не хочу потом проснуться голым и раздетым… Или вообще не проснуться.

Женщина улыбнулась.

— У вас превратное мнение обо мне и моём заведении.

— Бережёного бог бережёт. Да, простите, я не представился. Георгий Олегович Быстров, новый начальник городской милиции.

— Вот, значит, вы какой, — она бросила на меня пристальный взгляд. — Право слово, так неловко за это досадное недоразумение. Мы здесь не любим незнакомцев. Обычно от них сплошные неприятности. Примите мои самые глубокие извинения. Могу я чем-то загладить вину?

— Считайте, что я уже забыл обо всём.

— Чему обязана, Георгий Олегович? Вряд ли ваш визит случаен.

— Вы абсолютно правы, София Ивановна. Я здесь исключительно по делу.

— Что, собираетесь прикрыть мою лавочку или, наоборот, хотите развлечься с одной из моих девочек? — лукаво усмехнулась она. — Если что, выбор у меня большой. Могу показать альбомчик с фотографиями. Девочки как на подбор, на любой вкус.

— А покажите альбомчик!

— Вижу в вас ценителя женской красоты.

Она подошла к полке стенного шкафа и сняла с неё пухлый фотоальбом в бархатном переплёте.

— Пожалуйста, можете листать сколько угодно.

— Благодарю вас.

Я стал просматривать фотографии полураздетых красавиц. Воспалённое воображение обычно рисует жриц продажной любви эдакими нимфами, но стоит сделать поправку на стандарты двадцатых годов прошлого века. Бьюти-индустрия ещё не развернулась во всю мощь, в моде совсем иные типажи, и подавляющее большинство здешних «путан» совершенно не тянули на «femme fatale», ради которых можно бросить всё на свете и окунуться в пучину разврата.

— Ну как? Кто-то вам понравился? Только скажите, и девочка тут же будет в вашем распоряжении, — совершенно расслабилась Соре-Дрипе.

— Девочки, конечно, замечательные — слов нет, — солгал я. — А вот рыженькие у вас есть?

— Рыженькие… — задумалась София Ивановна. — А чем вам не угодили брюнетки или, скажем, блондинки? Да шатеночки есть такие, что просто сведут с ума.

— Меня в первую очередь интересуют рыженькие. Причём такие, которые могут работать у клиентов на дому.

— Что-то мне подсказывает, что вы ко мне не за женской лаской явились, — вздохнула владелица борделя.

— Предчувствия вас не обманули. Я тут по службе. И да — мне позарез нужна девица с длинными рыжими волосами.

— Что будет, если я скажу, что не знаю такой? — пытливо уставилась на меня Соре-Дрипе.

— Ничего серьёзного: я вызову наряд. Вас, ваших девочек и клиентов арестуют, гостиницу, которая выступает в качестве прикрытия для публичного дома, закроют. Как-то так, — ледяным тоном перечислил я последствия.

— Жёстко стелете, Георгий Олегович.

— Работа такая. Ну как — мы с вами найдём общий язык или вызывать наряд? — Я потянулся за трубкой телефона.

— Не надо никого вызывать, Георгий Олегович, — попросила она. — В конце концов, это ведь не мои проблемы… Да, я знаю одну рыженькую. Она когда-то работала на меня, а потом решила, что сможет сама добывать себе на пропитание. Если я дам её адрес — у вас больше не будет претензий ко мне?

— Никаких претензий! Я вообще настроен на долгое и взаимовыгодное сотрудничество.

Глава 11

Проститутки народ сообразительный, жизнь приучила их принимать правильную сторону, так что дальше из собеседницы слов клещами вытягивать не понадобилось. Между нами возникло то, что на профессиональном сленге носит название «контакт».

— Васеньку Алмаз убил, — уверенно произнесла Мария, чем, признаюсь, меня слегка огорошила.

— Вот так лично? — не поверил я. — Заявился к нему в дом и пристрелил? Что-то не верится…

— Нет, не сам, конечно. Люди пришли от него. Я своими ушами всё слышала.

— Расскажи, как было, только по порядку. И постарайся ничего не упускать, каждая деталь может оказаться важной, — попросил я.

— Даже сколько раз мы с ним за ночь того… любились? — хитро прищурилась Мария.

— Интимные подробности можно пропустить, — отмахнулся я.

— Интимные… Слово-то какое, — восхитилась женщина. — Сразу учёного человека видно. Васенька, хоть и не дурак тоже был, но словечек таких не употреблял.

— Я тебя сейчас ещё одному красивому словечку научу — комплимент, то есть в переводе на русский похвала. Так вот, мне от тебя комплиментов не нужно. Я жду от тебя рассказ, как всё случилось.

— Ну, как-как… Да как обычно. Мы частенько встречались. У Васи жена на смену заступила, он сюда заявился. Сказал, что всю ночь хочет со мной кувыркаться. А я — что? Я не против. Моя п… меня кормит, уж простите за прямоту, гражданин начальник.

— Продолжай, — не стал я строить из себя пуританина.

— У меня тут нельзя, хозяйка ругается, так что мы домой к нему пошли. Он не жадный был, платил исправно, да и собой ничего…

— То есть деньги у Дужкина водились? — уточнил я.

— Сколько его помню — никогда без копеечки не сидел. И добрый он был: кроме денег, подарки мне дарил, когда настроение хорошее. Так что я к нему с удовольствием шла. В общем, полночи с ним нежились, потом заснули. Устали… Под утро слышим — стук в дверь. Вася испужался — вдруг жена евонная пораньше домой заявилась? Говорит мне: «В шкафу лезь». Я ему: «Так жена твоя меня и в шкафу найдёт», а он такой: «Не ссы, Маруся, я её спроважу по делам, а тебя из шкафы выпущу».

Мария внезапно остановилась, на глазах появились слёзы.

— Понимаю, что тебе тяжело вспоминать, но ты, пожалуйста, не останавливайся, — попросил я.

— Хорошо, гражданин начальник, — она вытерла слёзы. — Короче, Васенька сам своей смерти двери-то и открыл. Мне в шкафе ничего не видно было, но зато слышала всё. Пришли трое, недовольные — ужасть. Сразу Васеньку стали бить. Сказали, что Алмаз им недоволен, что Васенька вроде как перекинулся к Яше Конокраду и за это Алмаз приказал его порешить, — рыжая проститутка не выдержала и снова захлюпала носом.

Однако… выходит, наш скромный экспедитор путался с бандитами, причём сразу с двумя шайками. И чем же он мог быть интересен Алмазу и Конокраду? Самое логичное предположение, учитывая, где он работал — наводка. Вернусь в отделение, подниму статистику ограблений конторы, в которой трудился покойный Дужкин. Что-то мне подсказывает — организации крупно не везло. Но это пока интуиция, которую нужно подкрепить фактами.

Жаль, что ничего толком не выяснил ни об Алмазе, ни о Конокраде. Настоящий Быстров наверняка что-то да слышал об этой совсем не «сладкой» парочке, а вот я впервые узнал о них от Смушко, когда получал напутствие на новую должность.

То, что между бандитами «тёрки» — уже хорошо. Главное, чтобы в разборках не страдали мирные граждане, но пока единственная известная мне жертва — экспедитор Дужкин — заслужил свою пулю, пусть её и пустил кто-то из людей Алмаза.

— Ты имена или клички этих трёх слышала?

— Только одного, он у этих трёх за старшего был. Его Кочей звали.

— Кочей? — Прозвище бандита мне ничего не говорило, но я решил уточнить.

— Да, Кочей. Вася его просил, под ногами валялся — прости, дескать, Коча, я больше не буду, только алмазовские своего атамана всегда слушаются. Что велел, то сделают. Вот Коча его и застрелил. Я тогда от страха чуть не описялась.

— Коча, говоришь… («Надо будет поподробнее разузнать, что за субчик этот самый Коча»). А зачем они всё пытались обставить как самоубийство? — поинтересовался я.

— Так Алмаз велел. Не хотели привлекать к смерти Васеньки лишнего внимания. Да, — вспомнила она. — Вася, когда просил, чтобы его не убивали, сказал, что второго такого они не найдут, так Коча ему заявил: ничего, другой, дескать, на твоей должности будет — с ним и договоримся. Свято место пусто не бывает.

— Ещё что-то можешь добавить?

— Нет, — печально сказала она.

— Хорошо. — Я понял, что большего вряд ли от неё добьюсь. — Твоя тайна останется между нами, я никому о тебе не скажу. Ты тоже — сиди тихо и не вздумай проболтаться!

— Что я — совсем дура, что ли? — обиделась рыжая. — Я же знаю, как только открою рот, меня завтра же Алмаз всей бандой оприходует, а потом шлёпнет. Так что буду молчать как рыба. Я вообще думаю уехать из города. Нечего мне здесь делать…