Меня зовут Коломбо

Кряхтя и охая, отчаянно дребезжа всеми разболтанными сочленениями, старенький Пежо-403 въехал на площадку перед гаражом обычного американского дома, стандартного, двухэтажного (на каждую семью), как завещал какой-то из первых президентов. Какой, автомобиль не знал, как не разбирался и в истории вообще, его дело маленькое — хозяина возить. Которого он преданно и тихо любил — редкий человек будет ездить на машине много лет подряд, не меняя её каждые четыре года…

А ведь он, считай, колымага уже: мятый, облезлый, дверцы во вмятинах и царапинах, правая дверь вообще не открывается, её всё время клинит, и хозяину приходится прикладывать немало усилий для того, чтобы отворить её для пассажира. Но, несмотря на явную инвалидность, Пежо-403 втайне гордился собой: а как же, он ведь уникальный, можно сказать, единственный иностранный французский автомобиль на весь Лос-Анджелес! И презрительно фыркал выхлопными газами вслед проносящимся красоткам Феррари, умникам Плимутам, чопорным итальянцам Ламборгини и прочим Ягуарам с Мустангами, и только к скромным работягам Шевроле старенький Пежо испытывал теплую симпатию, особенно к тем, выкрашенным в черно-белый цвет, полицейским автомобилям, ведь его любимым хозяином был не кто иной, а сам лейтенант Коломбо.

Ну, на первый взгляд, лейтенант Коломбо — неуклюжий простачок с неловкими манерами и походкой. Он не похож ни на мастера рукопашного боя, ни на покорителя женских сердец, он неважно водит машину и не может похвастаться энциклопедическими знаниями ни в одной области. Коломбо любит по-стариковски потолковать «за жизнь» со встречными, восхищённо и искренне удивляясь всему, что несвойственно быту скромного обывателя. Казалось, проще некуда, прямо-таки фермер-голодранец из Канзаса.

Однако за этой крайне простецкой внешностью стоят острый ум, наблюдательность, бесстрашие, упорство и знание человеческой психологии. Уж чего-чего, а это автомобильчик точно знал, не раз он становился свидетелем того, как его милый неуклюжий хозяин голыми руками и вежливым словом ловил самых матерых и закоренелых преступников, обезоружив их своей невинной простотой и цепкостью ума. Ему ведь часто противостоят злоумышленники из высшего света: богатые, влиятельные, защищённые адвокатами и связями. Нередко «идеальные» убийства оказываются подготовлены людьми, обладающими специальными, а то и уникальными навыками: фокусниками, специалистами по кинотрюкам, поварами или военными. Пежика порой в дрожь бросало, когда его хозяин, открыв дверцу, приглашал на пассажирское место очень хитрого и честолюбивого убийцу, зверски укокошившего своего работодателя, и тот, послушно сложив лапки — ничем не скованные, заметьте! — покорно забирался в салон, чтобы под таким вот конвоем отправиться в полицейский участок.

Не подозревая о мыслях своего пожилого транспорта, вышеописанный Коломбо тем временем вынул из замка ключ зажигания и, подобрав полы серенького плаща, выбрался из автомобиля. Постоял возле него, держась за поясницу и рассеянно глядя на освещенные окна дома. Вздохнул и, устало сгорбившись, пошел по подъездной дорожке к крыльцу своей обычной косолапой походкой, из-за которой ему чуть не отказали в армии, выявив у него плоскостопие. Но оно не помешало ему отличиться на военной службе: Коломбо — ветеран Корейской войны 1950–1953 годов, в которой он принимал участие в качестве сотрудника следственного отдела военной полиции. При этом изощренно откосив от служб в военно-морском флоте и авиации…

В прихожей его встретил Пёс, сегодня он, очевидно, решил проявить активность и внимание к окружающим. Ну и слава богу, пластом не лежит, не умирает по уехавшей спаниельке, осталось проследить, чтобы он в какой-нибудь трубе не застрял… Наклонившись до пола, Коломбо дружески потрепал старого бассета по гладкому загривку:

— Здравствуй, старина, польщен тем, что удостоился встречи с твоей стороны.

Выпрямился и, ослабляя узел галстука, двинулся на кухню, к холодильнику. Пёс, подметая ушами пол, пошлепал следом. Достав пиво, Коломбо прислушался: из гостиной доносился приглушенный звук работающего телевизора. Сделав несложное умозаключение, что домашние, скорей всего, там, он направил стопы в сторону звука. Бассет, клацая когтями по паркету, тенью продолжал следовать за хозяином, честно исполняя активную миссию.

Остановившись на пороге, Коломбо с интересом обозрел присутствующих, так как их было явно больше, чем обычно: помимо жены и его пяти детей с девятью племянниками здесь находились ещё десять человек: трое братьев жены с женами, сестра жены с мужем и тесть с тещей. Хм, какой-то праздник?

Его увидели, заулыбались, а сидевшая в центре на диване полноватая шатенка облегченно воскликнула, помахав ему ладонью:

— О, Френки, дорогой, я уже начала опасаться, что День Благодарения мы проведем без тебя! Как я рада, что ты сегодня смог освободиться пораньше.

Оу… последний день четвёртого четверга. Понятненько… Зажав под мышкой банку с пивом, Коломбо нащупал во внутреннем кармане плаща свернутый в рулон лист бумаги, пересек гостиную и с поклоном подал его жене, наклонившись для того, чтобы она смогла чмокнуть его в щеку.

— Это тебе, дорогая.

— Что это?.. — женушка нетерпеливо развернула лист и просияла: — Люцерн! — и почти сразу нахмурилась. — Но, дорогой, он же не умер?

— Нет-нет, — торопливо успокоил супругу лейтенант. — Жив Фаулер, он всего лишь спонсора своего убил.

— Что?! — шокировано воскликнула женушка. — Да он рехнулся! Убивать курицу, несущую золотые яйца!

— А она его, оказывается, шантажировала, — Фрэнк многозначительно поиграл бровями. — Вот он и решил попробовать себя в новой роли: убийцы, вызывающего жалость.

— Идиот! — тут же вынесла вердикт жена лейтенанта. — Он жалкий, а вовсе не вызывающий жалость…

— Как ты права, дорогая!.. — умиленно улыбнулся Фрэнк, склоняясь и целуя супругу в щечку.

Гостиная тем временем гудела от голосов, постер с портретом детектива Люцерна переходил из рук в руки, его рассматривали, передавали дальше по цепочке и обсуждали, перемалывая косточки артисту. Это уже далеко не первый арестованный лейтенантом известный человек, его полицейские истории всегда вносили оживление в скучную и размеренную жизнь бесчисленных родичей. Под этот гул супруги ухитрились ненадолго погрузиться в нирвану, тесненько примостившись рядом и стиснутые таким образом на диванчике с двух сторон братьями и сестрами, Фрэнк с женушкой нежно и вдумчиво начали целоваться.