Мэр моего сердца

Глава 1. На Монастырской горе

– Ваш ключ. Добро пожаловать в Старолесск, Виктория Сергеевна!

Мысленно пожелав Старолесску провалиться вместе со всеми его достопримечательностями и половиной жителей в придачу, я приторно-сладко улыбнулась администраторше и, прихватив свою сумку, направилась к лифту.

Жгуче-любопытный, злой и завистливый взгляд вперился в спину между лопаток, но на него я предпочла попросту не обращать внимания.

Старый советский санаторий «Росинка», нареченный после ремонта ни много ни мало отелем «Лагуна», на отель при ближайшем рассмотрении тянул слабо. Разве что лифты заменили на современные, а стены выкрасили в бледно-персиковый цвет.

В столовку, именуемую теперь рестораном и банкетным залом, вели стеклянные двери, которые можно было даже назвать стильными, а на прилегающей территории поработал неплохой ландшафтный дизайнер.

Доставшийся мне номер оказался чистым, с большим окном, и, сев на кровать, я вынуждена была признать, что, по большому счету, к интерьеру можно и не придираться.

Пусть не отель, да. Но вполне сносная гостиница в глубоко провинциальном городе.

Портил ее в моих глазах разве что запах – не существующая на физическом уровне, но все равно неистребимая затхлость. Ею веяло и от застеленных ковролином коридоров, и от полноватой молодой женщины с плохо прокрашенными волосами, встретившей меня на ресепшен.

Люди остались теми же – недобрыми, любопытными, убежденными в том, что кому-то другому, в отличие от них, просто повезло.

Вставая под душ, я готова была руку дать на отсечение, что на первом этаже меня до сих пор обсуждают вполголоса: “Видала, фифа столичная? Это ж скока денег на шмотки угрохано!”

Так было, есть, и, судя по всему, будет. Сколько бы времени ни прошло.

Упакованный в пакет халат лежал в шкафу, как ему и полагалось, но я предпочла обойтись большим полотенцем. К счастью, звонить мне предстояло по обычной, а не по видеосвязи.

К тому моменту, когда трубку всё-таки сняли, – после пятого гудка, – я успела натянуть брюки и раздумывала, хватит ли футболки или стоит захватить пиджак.

Сентябрь в этом году выдался тёплым, а разгуливать по улицам допоздна я не планировала.

– Выставочный центр, слушаю вас, – лежащий на кровати телефон отозвался заученной фразой.

Голос был немолодой и будто по привычке назидательный, какой бывает только у старых учителей или окончательно оторвавшихся от реальности музейных работников.

– Добрый день! Могу я поговорить с Геннадием Петровичем? – я тоже откликнулась механически.

Так, чтобы приятная улыбка сочеталась в голосе со сдержанной строгостью очень занятой женщины.

– С директором? А кто его спрашивает?

Смятение на том конце оказалось настолько очевидным, что я невольно улыбнулась, попутно остановившись на толстовке.

Местами в городе бывало ветренно.

– Виктория Кречетова, галерея «Минерва». Он ждет моего звонка.

Послышалось шуршание и приглушенные голоса, – очевидно, администратор советовалась с кем-то, прикрыв динамик ладонью.

– Вы знаете, – вернувшись ко мне, она сглотнула слишком шумно. – Геннадия Петровича сейчас нет, ему пришлось отъехать. Если вы договаривались, позвоните ему на мобильный.

Отправляясь в Старолесск, я догадывалась, что просто не будет, но чтобы так сразу…

– Мы договаривались, что я позвоню ему на этот номер. Могли бы вы подсказать мне, во сколько его можно застать?

На этот раз молчание и сопение были такими тяжелыми, что я почувствовала себя как минимум инквизитором, подвергающим несчастную самым бесчеловечным пыткам.

– К сожалению, не могу. Он может сегодня не вернуться, – она и правда попыталась добавить в голос грусти, но получилось у нее насквозь фальшиво. – Что ему передать?

Спрашивать у нее номер директорского телефона было заведомо бесполезно, но это меня не огорчало.

В конце концов, ничего другого я и не ждала.

– Если это возможно, я оставлю свой номер. Попросите Геннадия Петровича, пожалуйста, перезвонить мне, когда он появится.

– Да, да, конечно! – женщина оживилась так явно, что мне снова захотелось улыбаться. – Диктуйте!

Расчесывая волосы, я продиктовала, не забыв при этом добавить, что звонить мне можно в любое время.

– Да-да, я поняла! – продолжала радоваться моя собеседница. – Как вас зовут, напомните, пожалуйста.

– Виктория Кречетова из Москвы. Галерея «Минерва». Геннадий Петрович в курсе.

В истинности последнего утверждения я уже начинала сомневаться.

Платежеспособная гостья из столицы обычно бывала желанна во всевозможных выставочных залах, галереях и даже музеях. О таких договоренностях не забывали. Если, конечно, не собирались по каким-то причинам пустить встречу псу под хвост.

Убедившись, что моё имя и номер записали правильно, я пожелала несчастной хорошего вечера и опустила телефон в один из накладных карманов брюк, перекинула через голову ремень маленькой спортивной сумки и вышла из номера.

Блондинка за стойкой ресепшен проводила меня новым неприязненным взглядом исподлобья, и мне вдруг стало почти легко.

Старолесск и правда не изменился. Я убедилась в этом спустя минуту, – стоило только свернуть за угол, как на глаза попалось кафе, в которое я ходила есть клубничное мороженое с одноклассниками. Наверняка, если войти внутрь, окажется, что даже мраморная плитка на полу осталась прежней.

Во многих это наверняка вызывало ностальгию, но мне захотелось пройти мимо побыстрее.

Я никогда не ощущала этот город родным, не чувствовала себя здесь дома и не радовалась ему, вернувшись спустя пятнадцать лет.

Будучи честной с собой, я предпочла бы не видеть его ещё как минимум столько же. Не видеть и не вспоминать о вечной безнадеге, безденежье и популярных в этих краях самоутешениях в духе: «Бедненько, но чистенько».

Старолесск не был чистым.

Следовало признать, что в плане архитектуры он был даже красивым, – немногочисленные новостройки и «хрущевки» вполне гармонично соседствовали здесь со старинными купеческими домами и частным сектором, по которому можно было бы водить экскурсии. Несколько старых зелёных парков, большая площадь, две пешеходные улицы.

Глава 2. Нечистая сила

Главным, на мой личный взгляд, достоинством Старолесска остались расстояния. Здесь всё было рядом, и практически в любую точку города можно было добраться пешком.

Обратно в гостиницу меня мог за десять минут довезти автобус, или же я могла потратить чуть меньше часа и пройтись, пересечь Старый парк и подойти к «Лагуне» с другой стороны, мимо осевших деревянных частных домиков.

Выбрав второе, я накинула капюшон толстовки, чтобы всегда сильный в этих местах ветер не бил в затылок, и двинулась по знакомой дороге.

Монастырь, в честь которого была названа старолесская гора, сгорел еще в шестнадцатом веке. Позже вместо него построили новый, каменный, служащий по назначению по сей день, но располагался он уже на равнине, в изножье холма.

Обогнув высокую и толстую белую стену, я прошла по тропинке среди зарослей сирени и вышла на широкую улицу.

Это была уже практически окраина, по одну сторону которой стояли старые, но всё ещё жилые дома, а по другую выросли офисы и магазины.

Большой любви к краеведению я никогда не питала, но всё же в юности мне нравилось смотреть на резные ставни и круглые чердачные окошки и гадать, какие люди жили в этих домах задолго до моего рождения? О чем они думали, мечтали ли?

Став взрослой, я поняла, что конечно, да. Вот только мечты эти наверняка сильно отличались от моих.

Направо уходило шоссе, ведущее за город.

Я же свернула налево, рискуя переломать ноги, спустилась по крутой выщербленной лестнице и очутилась в Старом парке. Неухоженный, тёмный, больше похожий на лес, он разросся так, что подобрался вплотную к домам.

Из-за одного из заборов свесила ветви большая яблоня, и плоды с неё, такие же как парк, никому не нужные, упали на улицу, лежали теперь в оранжево-красной листве.

Задержавшись ненадолго, я сделала несколько снимков на телефон. Не под влиянием возникшего в душе тепла, а потому что было красиво, – спелые яблоки в осенней листве, умытые закатным солнцем.

За годы работы в столице я привыкла смотреть на красивое, и теперь взгляд цеплялся за вещи, способные доставить эстетическое наслаждение, сам собой.

Асфальт, хотя и был много старше меня, сохранился на дорожках, но вместо того, чтобы прогуляться, я инстинктивно прибавила шаг.

Старый парк казался пустынным, и вместе с тем меня не покидало ощущение, что чужие, холодные, настороженные и злые взгляды впиваются в меня со всех сторон. Как будто я без спроса вторглась на чужую территорию, и, если хозяева сочтут нужным наказать меня за это, кара будет весьма болезненной.

Сворачивая с аллеи на аллею, я не задумывалась о направлении, в котором иду, потому что знала эту дорогу как свои пять пальцев.

Навстречу мне попалась влюблённая пара, молодая женщина с коляской, компания бурно обсуждающих цены на молоко старушек и двое парней откровенно гопницкого вида. Все они шли спокойно, в то время, как я…

Нет, на бег я, конечно, не перешла, но, покинув пределы парка, с удивлением обнаружила, что на улице всё ещё светит солнце. Вечер был прохладным, но бархатистым и ласковым, а розовые закатные лучи играли во всё ещё зелёной траве и создавали причудливые тени на дороге.

По пути через парк мне показалось, что я не рассчитала время, и давно уже стемнело и похолодало. Такой эффект мог создаваться в лесу, в то время как в городе он стал неожиданностью.

Или это просто я разнежилась в Москве и не задумалась о том, в каком именно городе нахожусь.

Расправив плечи и улыбнувшись теплу и солнцу, я перебежала дорогу и повернула за угол, выходя прямиком к гостинице.

Новая администратор, совсем молоденькая девушка со смущенной улыбкой, сообщила мне, что уже можно пройти на ужин.

Поблагодарив её, я всё же для начала поднялась в номер, чтобы переодеться. Ни брюки, ни толстовка не были испачканы, и всё же мне хотелось отмыться, как будто липкая холодная грязь пристала прямо к коже.

Времени на это ушло достаточно, чтобы попасть в столовку, – или ресторан, – как раз к тому времени, когда неожиданно многочисленные постояльцы уже поели и разбежались по своим делам.

Несмотря на стильные двери, внутри помещение всё ещё напоминало столовую, виденную мною в детстве, но кормили в «Лагуне» на удивление хорошо.

Я никогда не увлекалась так называемым здоровым питанием, полагая, что вкусная еда и подвижный образ жизни принесут мне много больше пользы, и так оно происходило на самом деле.

Командировки же всегда казались мне отличным поводом попробовать что-то знакомое в новом исполнении.

Присмотрев себе салат и отбивную, я уже собралась было занять симпатичный, стоящий в стороне от остальных столик в самом углу, но на глаза мне попались пирожные. Это явно был шедевр местной кухни, и выглядел он вполне аппетитно.

Свернув к столу, я едва не врезалась в кого-то.

Мужчина. Молодой.

– Извините, – не считая нужным смотреть пристальнее, я все же осталась вежливой.

К таким пирожным полагался хороший кофе, и если он тут тоже найдется…

– Поставьте на место, – придушенное шипение администратора раздалось так неожиданно, что я едва не вздрогнула.

Повернуться все-таки пришлось, но оказалось, что адресовано оно было не мне.

– Простите, что? – мужчина, которого я едва не толкнула, переспросил невозмутимо, но тем самым тоном, после которого мне все же стало любопытно.

Он был едва ли старше меня, – чуть-чуть за тридцать. Джинсы, неприметный серый пуловер, светлые волосы.

Очень просто.

Очень дорого.

Так дорого, как могут себе позволить лишь по-настоящему состоятельные люди.

На его подносе тоже стояла всего одна тарелка, – такая же отбивная как моя. Ломти картофеля, салат.

На администратора он смотрел со сдержанным любопытством, как если бы не верил до конца, что слова были адресованы ему.

Я бы не поверила тоже.

Однако женщина, такая же молодая и такая же злая, как та, что встретила меня на ресепшен, обращалась именно к нему.

Визуалы

Виктория

Александр

Глава 3. Кофе с пирожным

Кофе я заказала в номер.

Когда с ужином было покончено, позвонила вниз и попросила два больших капучино без сахара.

Оказалось, что наши с Александром вкусы в плане кофе поразительным образом совпадают.

Более того, выяснилось, что мы соседи, – он занимал номер напротив моего.

Мы быстро перешли на «ты», как будто знали друг друга давным давно, а не познакомились час назад при откровенно идиотских обстоятельствах.

Я не заметила, как начала рассказывать ему о галерее и о том, как она открывалась.

Он представился бизнесменом из Москвы, приехавшим, чтобы посмотреть на старый ипподром, на руинах которого подумывает открыть конный клуб.

Идею я нашла великолепной, – когда-то местный ипподром славился на несколько ближайших регионов. Правда, было это ещё до моего рождения, о чем я не упустила случая упомянуть.

– Да, я представляю масштабы. Но уверен, что это будет того стоить, – Саша улыбнулся так же сдержанно, как в ресторане, но улыбка, предназначенная мне, оказалась намного мягче.

Всё это было удивительно… легко.

Так легко, как мне давно и ни с кем не было.

Я никогда не жаловалась на трудности в общении с людьми. В умении вести деловые переговоры мне практически не было равных. И все же мало находилось тех, кто был способен вызвать во мне подлинный интерес и желание продолжить беседу за рамками элементарной любезности.

Сначала Полина, а потом и Кречетов стали каждый в своё время скорее приятными исключениями.

Тем удивительнее было вот так непринуждённо болтать с кем-то чужим.

– Так почему тебя назвали нечистой силой? – об этом я спросила, когда чашка опустела примерно наполовину.

– Должно быть, ей не понравилось моё лицо, – Саша пожал плечами и отломил вилкой кусок пирожного.

Реплика о том, что, по идее, должно случаться наоборот, могла быть истолкована превратно, и я предпочла отделаться смешком:

– Интересный у них способ встречать постояльцев.

– Что поделать, не Москва.

Он так точно воспроизвёл местный говор, что на этот раз мы улыбнулись одновременно.

Разумеется, я догадывалась, что именно в нем могло так сильно не понравиться старолесским барышням.

Для того, чтобы определить его, лучше всего подошло бы слово «нездешний». Вроде бы такой же, как все прочие: две руки, две ноги, одна голова. Человек как человек, обычный молодой мужик, в меру приятный, в меру светский.

И все же не похожий на Принца, которого мечтала встретить едва ли не каждая. Того, кто войдёт в холл стремительной походкой, посмотрит хмуро, но тут же растает от неземной красоты и порядочности стоящей за стойкой девы.

Не зная, как правильно себя повести, чтобы произвести нужное впечатление, но чуя в нём желанную добычу, девушки всех возрастов должны были срываться на него.

И все же сегодня в ресторане было что-то иное. Администратор была по-настоящему напугана, а потом…

Я перестала улыбаться, вспомнив странную и пугающую мысль, возникшую в моей голове, когда мы заходили в лифт.

Пусть та женщина и не вызывала во мне симпатии, выглядела она вполне здоровой.

С чего бы ей было умирать?

– Планируешь побеседовать с управляющим?

– Нет, зачем? – он дёрнул плечом вроде бы небрежно, но с хорошо читаемым пренебрежением. – Их еда недостаточно хороша, чтобы за неё сражаться.

Я усмехнулась, стараясь прийти в равновесие.

Позволять собственным же мыслям портить себе настроение было как минимум глупо.

– Часто здесь бываешь?

И всё же внимание рассеялось, и смысл вопроса дошел до меня не сразу.

– Бываю… Нет. Пятнадцать лет не была, с тех пор, как уехала учиться. Я отсюда родом.

На лицо Александра нашла тень.

Или просто упала от лампы, когда он откинулся на широком мягком стуле.

– Значит, обо всех этих разговорах про нечистую силу надо спрашивать тебя.

Кофе уже остыл, и я допила его одним глотком, тут же покачала головой:

– Если расскажу, ты не поверишь.

– Меня только что выставили из ресторана в отеле, за который я плачу. После этого можно поверить во что угодно.

Звучало действительно забавно. И поспорить было трудно.

– Это что-то вроде городской легенды, – подогнув ногу, я устроилась на краю кровати удобнее. – Когда-то Старолесск строился как крепость. Соответственно, в разное время и с разной степенью успешности её штурмовали все, кому было не лень. По преданию, один воин-варвар влюбился в местную девушку. Он мог увезти её и взять в жены силой, но он хотел, чтобы всё было по любви. Чтобы она дала своё согласие. Уходя со своим отрядом, он пообещал вернуться за ответом через три месяца и сделать так, как решит она: забрать её с собой или навсегда оставить в покое. Многие уже оплакивали девушку, потому что не верили, что варвар сдержит слово и смирит свою страсть, услышав отказ. Но прошло немного времени, и оказалось, что девушка начала скучать по нему. Ответила ли она ему взаимностью, или хотела стать его женой из корысти, никто не знает, потому что отец заманил её на стену и столкнул вниз. Он предпочёл убить свою дочь, но не навлекать на семью позор в виде её свадьбы с захватчиком. Когда варвар приехал, ему сказали, что это была случайность. Что его любимая сама забралась на стену, но оступилась и упала, разбившись насмерть. Конечно же, он в это не поверил. Поняв, что произошло на самом деле, варвар отправился в лес и пленил там злого духа. Заключил его в монету. Или в подвеску. Или в кинжал. Версии расходятся. Этот проклятый предмет он закопал у стены, наказав духу вечно карать это поселение и его жителей за свою погубленную любовь. С тех пор дух живёт здесь, и если кто-то сумеет подчинить его себе, он станет великим правителем и вершителем человеческих судеб.

Рассказывая эту старую сказку, я не заметила, как впала в почти медитативное состояние.

Саша слушал неожиданно внимательно.

– Красиво, – отозвался он не сразу, выждал ещё минуту на случай, если я захочу что-то добавить.

Глава 4. Ожидания и реальность

Ради моей персоны из фондов Выставочного зала подняли два десятка полотен местных художников, и после беглого их осмотра я вынуждена была признать: работы эти превзошли все мои самые смелые опасения.

Монументальные, простетские, аляповатые, с первого взгляда они вызывали оторопь, со второго – недоумение. Даже с учетом того немаловажного факта, что стоимость билетов на выставки этих дарований варьировались в пределах от пятидесяти до ста пятидесяти рублей, смотреть на них бесплатно уже было подвигом.

Геннадий Богатырев оказался интеллигентного вида мужчиной лет сорока в поразительно приличном костюме.

Мой же костюм и собранные в строгий пучок волосы произвели на него даже слишком сильное впечатление, заставив едва ли не раскланиваться при встрече.

Еще накануне, когда Саша ушел, я после недолгих раздумий решила, что в Выставочном центре нужно выглядеть дорого и строго. Грубо, почти вопиюще, но подчеркнуть разницу между столичной галереей и провинциальным залом, – коль скоро уж господин Богатырев желает играть в такие игры.

– Это работы, подаренные нашими художниками фондам, – вещал Геннадий Петрович.

Я сосредоточенно кивала, стараясь смотреть на него, в пространство, в окно, но не на чудовищные холсты.

– Фондам Выставочного центра или музея?

Это был каверзный вопрос, и задала я его так же намеренно.

Лет пять назад старолесский краеведческий музей закрылся на затяжной ремонт, финансирования на который стабильно не хватало. Все фонды были переданы в ведение Выставочного центра.

Со стороны сама эта идея представлялась весьма сомнительной, потому что с середины восьмидесятых центр занимал помещение бывшего продуктового магазина, и ремонта не видел столько же. Фонды располагались в подвале, и когда их затопило, большого резонанса это событие не вызвало. Напротив, о нем постарались поскорее забыть, тем более,что экспонаты удалось сохранить в целости.

О существовании в Старолесске еще и Музея изобразительных искусств, располагающего гораздо большими ресурсами для хранения, тоже никто не вспомнил.

Поддеть господина директора вопросом о фондах, особенно в момент, когда он еще даже не пытался на меня нападать, до определенной степени было подло.

С другой же стороны, вчерашнюю выходку с внезапной занятостью и звонком в восемь вечера я ему так просто прощать не собиралась.

Поняв, что я в курсе истории с фондами, Геннадий Петрович, как мне показалось, поперхнулся, но быстро взял себя в руки:

– Разумеется, речь идет о фондах центра. Музейная собственность неприкосновенна. Если вы рассчитывали…

Я прервала его коротким покачиванием головы, – как будто избавила от неловкости, с которой он неизбежно столкнулся бы, даже мысленно заподозрив меня в намеренной попытке купить музейную собственность.

– Я должна была уточнить. Это известные в городе имена? – указав на картины, я снова вцепилась в него взглядом.

На мою удачу, Геннадий Богатырев оказался из тех мужчин, что расслаблялись почти сразу, оказавшись вынужденными вести переговоры с женщиной.

Меня же природа одарила приятной, но не слишком примечательной внешностью – средний рост, светлые вьющиеся волосы, темные глаза. Всего во мне было в среднем. Те, кто привык пасовать перед роковыми красотками, равно как и неудачники, предпочитающие смотреть на тех, кого сочтут дурнушками, свысока, вынуждены были держаться со мной ровно, не имея возможности отнести ни к одной из крайностей.

И все же типы, подобные Богатыреву, пребывали в базовой уверенности в том, что мозгов у бабы по определению меньше.

Моя же задача состояла в том, чтобы раньше времени его в этом не разубеждать.

Геннадий Петрович, так и не предложивший обращаться к себе просто по имени, сосредоточенно кивнул:

– Двое – да. Еще двое молодые художницы.

– Студентки?

– Нет, не настолько. Взрослые семейные женщины, открывшие в себе талант во время декрета.

Против таланта, равно как и декрета, я ничего не имела, но возникло ощущение засаленности, как если бы, прикоснувшись к этим картинам, я могла испачкаться.

– Скажите, вы могли бы организовать мне встречи с этими людьми? – почти не глядя, я указала ему на огромный осенний пейзаж и портрет черноволосой девушки.

С кем именно встречаться, мне было все равно, но проявленный мною интерес должен был казаться неподдельным.

– Да, думаю, они согласятся без проблем, – Богатырев опустил руку во внутренний карман пиджака, очевидно намереваясь достать телефон.

Именно этот момент я выбрала, чтобы сделать шаг и сократить расстояние между нами:

– Поймите меня правильно, Геннадий Петрович. Я предпочла бы, чтобы все переговоры велись на базе вашего центра. Не исключаю, что мне придется посетить несколько мастерских, но все же договариваться о стоимости и подписывать документы мне хотелось бы в вашем присутствии.

Он нахмурился и молчал едва ли не до неприличия долго.

– Вы сомневаетесь в порядочности наших художников, Виктория Сергеевна?

Я не сомневалась в том, что их художники затребуют за свои творения астрономические суммы.

Не торопясь с ответом, я сделала несколько снимков на телефон, чтобы при случае показать все это великолепие Кречетову.

– В нашем деле нельзя безоглядно доверять. Так я могу рассчитывать, что вы нас представите?

Еще один прямой взгляд, и он моргнул, сдаваясь:

– Да, согласен с вами. Я сегодня же свяжусь с художниками и узнаю, когда они смогут встретиться.

Моя интуиция подсказывала, что случится это не завтра, и по этому поводу трудно было не испытывать некоторое сожаление.

– Благодарю, Геннадий Петрович. Буду ждать вашего звонка.

Он не пошел провожать меня, и от этого захотелось вздохнуть с облегчением.

В Выставочном центре, состоящем из трех просторных залов, стояла такая тишина, словно люди здесь давным давно вымерли. Стук моих каблуков по паркету казался почти вызывающе громким, но я решила не обращать на это внимание, потому что исправить всё равно не могла.

Глава 5. Тень прошлого

Кабинет, в который меня притащила Юлька, оказался маленьким, тесным из-за громоздких шкафов, пропахшим старой бумагой.

Это был аромат из прошлого, верный признак чего-то материального и интересного, и я вдохнула его полной грудью, устраиваясь в продавленном кресле.

– Ну надо же, какая ты стала! – Юля окинула меня долгим, но, как ни странно, не цепким и завистливым, а восхищённым взглядом. – Выглядишь как королева!

– Спасибо, – в ответ на сделанный от души комплимент я улыбнулась искренне, и намеренно задевать её, отвечая тем же, не стала.

– Ты надолго? Живёшь там же? – поставив на стол две кружки, чай в пакетах и печенье, она включила электрический чайник и села напротив.

Я покачала головой и потянулась к чаю первой:

– В «Лагуне». Квартиру давно продала. Мама там точно жить не будет…

– А сама в Москве купила?!

Юлька едва не подпрыгивала от любопытства, и именно это выдавало в ней ту девчонку, с которой я впервые из любопытства пошла на школьную дискотеку.

– Да. Отличную «двушку». Работаю экспертом в картинной галерее.

– Правда в «Минерве»?! У Кречетова?!

Я кивнула, но с ответом подождала, пока она ни заварила чай.

– Правда. Антон Кречетов мой бывший муж.

Глаза Юльки округлились:

– Не может быть… Шутишь? Тот Кречетов?!

После развода я честно собиралась снова стать Светловой, но Антон настоял на том, чтобы я сохранила его фамилию. Его безупречная репутация в профессиональных кругах и феноменальное везение вкупе с острым умом и врождённой интеллигентностью открывали многие двери как ему, так и его жене. Пусть даже и бывшей.

Среди прочих частных галерей «Минерва» слыла одной из лучших, самых престижных, гарантирующих подлинность и качество. Там я увидела свои первые большие деньги, там завела нужные знакомства.

Если это название в сочетании с моей фамилией производили впечатление даже в Старолесске, мне оставалось только порадоваться тому, что я всё сделала правильно.

Тем временем убедившаяся, что я говорю серьёзно Юлька даже подалась вперёд, поставив локти на стол.

– Подожди. Ты что, работаешь с бывшим мужем?

В её тоне было хорошо знакомое приглашение, и я кивнула, как будто покаялась, окончательно развеселившись:

– Ага.

– Так бывший муж всегда козёл.

– В моём случае долбоклюв. Иногда местами, – я коротко отсалютовала ей чашкой и сделала небольшой глоток. – А у тебя?

Юлька зарделась. На её щеках приступил тот лёгкий румянец, что неизбежно возникал на лице у каждой влюблённой девушки.

– А у меня Васька. Экспедитор.

И правда, как девчонка…

Следующий час мы провели, разглядывая фото её двоих детей.

Чем больше я слушала, тем очевиднее становилось, что жизнь у Юльки была далеко не безоблачной, и всё же она была счастлива. С Васькой-экспедитором, копеечной зарплатой в Выставочном зале, дачей, Никиткой и Дашкой она чувствовала себя абсолютно на своём месте, и этого было достаточно, чтобы от души порадоваться за неё.

– Как тебе Богатырёв? – спросила она, когда вторая чашка чая подошла к концу.

Я хмыкнула, решив, что правду говорить на всякий случай всё равно не стоит:

– Пока не поняла. Мужик как мужик.

– Смотри, поосторожнее с ним, – Юлька понизила голос и все-таки не удержалась, покосилась на закрытую дверь. – Он тут четыре года уже. По началу всё рвался в областной департамент или в Москву, но так никому там и не понадобился. Себе на уме тип.

Характеристика вышла одновременно неожиданной и очень интересной.

– Вчера он меня продинамил.

– Важности добирает. Хочет, чтобы столичная краля за ним попрыгала.

– Хочет денег за посредничество?

– А ты предлагала?

– Нет. И не собираюсь.

– И не вздумай! Сегодня или завтра, как пойдёт, я шепну ему, что мы сидели за одной партой, и прыти у него заметно поубавится.

– Ты даже Выставочный центр запугала десятым «Г»?

Юлька посмотрела на меня едва ли не с жалостью:

– Стыд тебе и позор, Светлова. Будь ты хоть трижды Кречетова. Совсем не интересуешься судьбой малой Родины. Ты хоть знаешь, кто у нас теперь мэр?

– Очередной Мистер Блестящий Костюм?

На дне чашки оставался ещё глоток, и я решила допить его, потому что даже дешёвый чай из пакета казался сейчас особенно вкусным.

– Стасик.

Поперхнувшись, я закашлялась, поставила чашку, слишком громко стукнув донышком о стол.

Юлька наблюдала за мной с сочувственно-ироничной улыбкой.

– Кто? – голос прозвучал сдавленно, потому что я сама не могла понять, смеяться тут нужно или плакать.

Она закивала, разделяя мою реакцию:

– Он самый. Одна автомастерская, потом вторая, потом большой по нашим меркам бизнес. Второй год как выбрали. Я летом была на встрече выпускников, хотела послушать сплетни. Так он приезжал. Про тебя спрашивал.

– Радость-то какая…

– Вот совершенно ты, Светлова, не меняешься!

Стасик Павлов был моей большой и драматичной школьной любовью. Мы учились вместе с первого класса, заигрывали друг с другом, как заигрывают все симпатизирующие друг другу дети, – иногда жестоко, иногда весело. Под занавес бесславных школьных лет целый год мы с ним ходили, держась за руки, целовались, ссорились, мирились, страдали и клялись друг другу в вечной любви. До ужаса неловко переспали после выпускного, и тут же разошлись.

Вернее, это перепуганный Стасик разошёлся со мной, – сказавшись родителям больным, он спрятался дома и всеми правдами и неправдами принялся меня избегать. Через два месяца я уехала в Москву поступать вместе со своим разбитым сердцем и смертельной обидой, и больше о нём ничего не слышала.

В восемнадцать лет все это казалось мне трагедией, которая просто обязана была оставить глубокий отпечаток в моей душе.

В тридцать три, сидя с Юлькой в застывшем в восьмидесятых годах кабинете Выставочного центра и распивая чай из пакетов, я пыталась представить себе высокого, всегда немного сутулого очкарика Стаса мэром Старолесска, и у меня решительно не получалось.

Глава 6. День удивительных открытий

Наугад выбранное мною кафе на деле оказалось вполне пристойным рестораном.

На моего малолетнего спутника там посмотрели косо, но меню принесли с приличествующей ситуации дежурной улыбкой.

– Выбирай, – я кивнула мальчику на папку.

Открыв её, он пробежал глазами в первую очередь правую колонку и буркнул недовольно:

– Дорого.

– Нормально.

Улыбаться не следовало, но я всё же дёрнула уголками губ.

Пацан вскинул на меня горящий взгляд:

– Я не вор и не нищий.

– А я не хочу драться с той бабкой. Уверен, что она на нас не набросится, если высунем отсюда носы?

Он моргнул от удивления, а я, закрепляя эффект, пожала плечами:

– Всё равно придётся пересидеть, чтобы она ушла.

Мальчик посмотрел настороженно, а потом снова опустил глаза в меню.

Я же, чтобы не смущать его, уставилась в окно в напрасной попытке осознать всё, что сотворила за последние сутки.

Притащила в номер незнакомого мужика.

Собралась грязно давить на директора Выставочного центра своим старым знакомством с мэром.

Сцепилась на улице с какой-то полоумной бабой.

Возникало ощущение, что земля уходит из-под ног, а реальность стремительно смещается, выбрасывая меня из нормальной жизни в какое-то царство абсурда.

– Готовы сделать заказ?

К нам подошёл официант, и я приготовилась оплачивать либо гамбургер, либо всё самое дорогое, что есть в меню, но мальчик поднял на него всё такой же серьёзный взгляд:

– Мне борщ и второе с куриной котлетой. А тебе?

Он посмотрел на меня, и было в этом что-то…

Не тот вопрос, с которым ребёнку полагается смотреть на взрослую женщину, а предупредительность мужчины.

– А мне то же самое.

Невзирая на весь абсурд ситуации, на душе вдруг стало легко.

Забрав меню, заметно расслабившийся парень отошел, а мальчишка принялся неловко, не вставая, снимать куртку.

Он положил её рядом, так, чтобы чувствовать бедром, и, рискуя испортить всё и сразу, я всё-таки спросила:

– С «Качанки»?

«Качанкой» в Старолесске называли детский дом, расположенный в Качановском переулке.

Пацан застыл, а потом как будто ощерился:

– Нет.

Это значило «да».

– Я не служба опеки.

Он прищурился, а потом медленно выдохнул.

– Ничего я у неё не крал.

Это уже значило, что собирался.

Когда я была ребенком, наша соседка, баба Зина тоже торговала на том рынке. Только пирожков она всегда брала с запасом, зная, что пацаны с «Качанки» всегда приходят по выходным, и этих пирожков им захочется.

Баба Зина вообще была хорошим человеком.

– Если что, я и не полиция тоже. Как тебя зовут скажешь?

Он должен был соврать. Хотя бы из желания остаться анонимным перед человеком, увидевшим его в неловкой ситуации.

Однако мальчик стиснул челюсть, а потом сказал правду:

– Дима.

– А я Вика.

– Это Победа? Победа над сбрендившей бабкой?

«А заодно и над здравым смыслом».

Эту мысль я, разумеется, озвучивать не стала, просто засмеялась вместе с ним.

«Качанка» всегда считалась злачным местом, множество грабежей и изнасилований происходили поблизости от неё, а недвижимость в том районе стоила почти так же дёшево, как в бараках с единственным общественным сортиром на всех в конце коридора.

И тем не менее, когда нам принесли заказ, Дима не набросился на еду с жадностью бродяги, не хлюпал носом и не вытирал рот рукавом. Напротив, он ел быстро, но спокойно и сосредоточенно. Всё с тем же взрослым достоинством, таким странным для двенадцатилетнего пацана.

– Что хочешь на десерт?

Когда с обедом было покончено, он как будто обмяк, но заметно повеселел и расслабился.

– Твоя очередь выбирать.

Я выбрала вишнёвый пирог.

Мальчишка сначала скривился, приняв за издевку, но очень быстро забыл, переключился на другое.

– А ты приезжая.

Он не спрашивал, а утверждал, и в его тоне слышался хорошо читаемый азарт.

– Почему ты так решил?

– Ну… Ты красивая.

Не умея сформулировать, он сказал, что так, как выглядела сегодня я, женщины в Старолесске не выглядят, и я кивнула, соглашаясь с этим во всех смыслах:

– Я приехала в командировку. Но это мой родной город.

– Ещё бы! Раз знаешь про «Качанку».

«Лучше бы ты сам про неё не знал».

– Дим, а сколько тебе лет?

– Двенадцать. А что?

– Просто любопытно.

Выходило, что возраст я угадала правильно, парнишка был не намного младше Кречетовских близнецов. Четыре года, конечно, могли считаться существенной разницей для подростков. Вот только Феликс с Анфисой в свои двенадцать были сущими детьми, а в Диме уже читалась преждевременная и вполне осознанная взрослость.

– Да ты не бойся. Я не буду просить, чтобы ты взяла меня к себе.

Он снова засмеялся, и ирония эта снова была не по возрасту.

– А похоже, что боюсь.

– Все взрослые бояться. Ладно. Бабка уже, наверное, ушла.

Тётка с клюкой предсказуемо не поджидала нас в засаде в компании пары полицейских, но я всё равно посмотрела по сторонам, зачем-то оттягивая момент, а потом полезла в сумку.

– Знаешь, что, – вытащив ежедневник, я записала номер своего телефона и, вырвав листок, протянула его Диме. – Я буду здесь ещё не меньше недели. Если вдруг понадобится помощь…

Он снова стиснул зубы, но, подумав, листок взял.

Это был хороший признак, прямой сигнал к тому, что я могу задать и другой вопрос:

– Если денег предложу, возьмёшь?

Выглянувшее солнце уже толком не грело, но было ослепительно ярким, заставляя его прищуриться, глядя на меня.

– А если пропью?

Тут мне полагалось ахнуть и ужаснуться. Напомнить ему, что двенадцатилетний пацан не может и не должен ничего пропивать.

Вместо этого я только дёрнула плечом:

– Выбор твой. Но всё же лучше, когда он есть.

Глава 7. Городские легенды

– … А там, внизу, пещеры. Их выкапывали монахи, чтобы жить поблизости от монастыря, но отшельниками. Многие даже принимали обет молчания и умирали прямо там в одиночестве. Часть входов заложили, когда я заканчивала школу. Некоторые обвалились сами. Говорят, ещё остались действующие, но утверждать не стану, – я указала Саше на подножье Монастырской горы, туда, где кустарник над водой был особенно густым, и опустила руки в карманы.

Он даже немного наклонился, как будто мог таким образом что-то разглядеть, а потом хмыкнул:

– Тебе не было любопытно?

Я дёрнула плечом, стараясь, чтобы ответ прозвучал нейтрально:

– Мне было не с кем. А одной страшно. Отчаянные любители экстрима, конечно, ходили, но когда лезешь в пещеры, нужно помнить, что вытаскивать тебя оттуда будет некому. Связи внутри точно нет, а к туристическим маршрутам они не имеют отношения.

Дальше по течению был большой мост, а вдалеке за ним виднелась городская ТЭЦ. Казалось, что она утопает в густых зарослях, больше похожих на лес, и именно на них я кивнула, переводя тему с пещер:

– А там, чуть ниже, есть огромный овраг. Он не виден из-за деревьев. Такой же заросший. На самом дне старое кладбище.

– Разумеется, давно разграбленное? – Саша поинтересовался ровным тоном, но даже немного прищурился, глядя в заданном мной направлении.

– Разумеется. В семидесятых там ещё играли дети, но теперь его не найти, если не знаешь дорогу. Туда я, кстати, как-то пыталась добраться, но подружка испугалась, и мы ушли. Я видела в соцсетях отчет от группы краеведов-любителей, они нашли его со второй попытки, но для спуска использовали альпинистские тросы. Правда, потом написали ещё один пост. О том, что и вернуться туда у них не получилось. Не смогли во второй раз отыскать дорогу.

– Значит, местным они не понравились.

Усмешка, с которой он сказал это, позволяла трактовать слова как угодно: как предположение мистика или шутку скептика.

Я предпочла вовсе не заострять на этом внимание.

– Видимо, да. Или людям интереснее действующие кладбища. У Старолесска есть местный святой…

– Разве?

Он посмотрел на меня, а я немного приподняла подбородок, подставляя лицо жидкому солнечному свету:

– Он не канонизирован, но люди в него верят. Старец Василий погребен на одном из старейших городских кладбищ, и люди ходят туда. Иногда даже там ночуют. Туда же предприимчивые краеведы водят экскурсии. Объективно, есть на что посмотреть, туда после революции перевезли несколько французских гробниц из белого камня середины восемнадцатого века. Не помню, откуда точно. Так что даже был прецедент: экскурсанты до смерти перепугали сторожа, когда поздним ноябрьским вечером шатались между могилами с фонарями после закрытия ворот.

Он засмеялся в голос, так искренне, что даже запрокинул голову, а я развернулась, чтобы на него посмотреть.

– Кажется, у людей здесь не так много развлечений.

– Людям просто нравятся тайны, – настроение, когда мы отправлялись на прогулку, было откровенно паршивым, но Сашино веселье начало передаваться мне. – Неподалеку от города есть еще одна цепь пещер, но по ним можно передвигаться только на лодках, это хлопотно и дорого. Так что остаются кладбища и поиск подземных ходов. По легенде, в Старолесске их много, настоящий город под городом.

– А это правда?

Посерьезнев, он предложил мне руку, предлагая спуститься не по дороге, а прямо по склону и выйти к лодочной станции.

Костюм и туфли я сменила на джинсы и кроссовки, волосы так и оставила убранными, а по этому склону ходила множество раз, и объективно в помощи не нуждалась. Однако жест оказался приятным.

– Кто знает. Считается, что кто-то из царей, едва ли не Иван Грозный, приказал проложить их, чтобы жители города могли уйти отсюда, если крепость падет. По некоторым источникам, эти пути пролегают даже под дном реки и по всей старой части города. Асфальт возле мэрии время от времени проваливается, и обнаруженные под ним пустоты исследователи считают косвенным доказательством тому, что это в принципе возможно. Однако никаких официальных свидетельств обнаружения полноценных подземных ходов нет. Ты видел Свято-Никольский собор? Тот, что с зелеными куполами в строительных “лесах”.

– Издали.

– Так вот, говорят, что спуск в один из этих ходов находится у них во дворе. Церковь очень старая, и в епархиальной летописи есть свидетельство о том, что в сарае при ней в двадцатых годах содержали приговоренных к расстрелу архиереев со всей области. Они содержались в откровенно отвратительных условиях, по тридцать человек в тесном помещении. И одной такой группе смертников удалось сбежать. Настоятель какого-то маленького храма отчаянно искал выход, и обнаружил спуск. Они ушли под землей, не оставив после себя никаких следов. Но доказательств этому, как ты понимаешь, не существует.

Рассказывая на ходу, я немного запыхалась, и пришлось замолчать, выравнивая дыхание.

Саша же слушал очередную байку с неожиданным вниманием.

– Тебе прошлое тоже интереснее, чем настоящее? – спросил он, наконец.

Я задумалась, потому что так вопрос перед собой не ставила.

– Мне интересно искусство. В этих сказках что-то есть.

– Что-то привлекательнее обстоятельств, которые тебя беспокоят?

Вопрос, заданный спокойным и негромким голосом пришелся как удар под дых.

Не предполагая, что он захочет вернуться к тому, чем поинтересовался из вежливости, я старалась отвлечься сама. Упоминание мэрии и эта деликатная, но атака на секунду выбили почву из-под ног. Заставили остановиться и посмотреть на него прямо:

– Тебе это правда интересно?

Он пожал плечами, очевидно сдерживая улыбку:

– Если дело в нежелании делиться трудностями, могу изложить тебе скучные подробности своих лошадиных дел. Так сказать, по бартеру.

Ни насмешки, ни фальши в этом не угадывалось, и я почувствовала себя отчаянно глупо.