Мертвец

Глава 1

Ната сидела в бабушкиной комнате, с тоской глядя на окна — старые, деревянные, крашенные белой краской. Холодные. Из-за того, что стёкла в них ходили ходуном и плохо задерживали мороз, если он на улице приключался.

Но сейчас была весна. Ранняя и тёплая. Именно такая, какую любила бабушка: почки уже набухли, напитывая воздух духовитым смолянистым запахом, а мухи и прочая вредная живность ещё не пробудились как должно.

Стёкла едва уловимо вибрировали от разносившихся по квартире голосов мамы и её брата. Мама специально отправила Нату в бабушкину комнату, чтобы девочка не слышала те нехорошие вещи, что сейчас родные по крови люди в маленькой кухоньке выговаривали друг другу на повышенных тонах. Но стены отлично пропускали звуки, и Ната всё равно слышала.

Скользя взглядом по застеленной бабушкиной постели, половичкам и кружевным салфеткам на тумбочке и столе, девочка не могла понять, в какой момент дядя Боря так ожесточился на них с мамой.

Ведь это он, такой большой и тёплый, всегда приносил гостинцы. Именно с его лёгкой подачи к ней прилипло смешное прозвище: когда Ната, будучи совсем маленькой, увидела красавицу ёлку и, заворожённая волшебной статью украшенного дерева, восхищённо тянула ручки к разноцветным огням, шарам и без остановки повторяла не «мама-папа», как другие дети, а «Йоко! Йоко!»…

Давно это было. Дядя Боря уж, наверное, и забыл… как забыла сама Ната. Да только прозвище так крепко прицепилось к ней, что родные привыкли называть её не по имени, а именно Йоко.

– Идём, Йоко, – устало пробормотала мама, заглянув в комнату, и девочка поняла, что не получилось.

Не удалось маме упросить дядю Борю оставить квартиру им, не продавать. Но, видно, уж больно дороги были эти квадратные метры, пусть и в старом доме, зато в столице. Стали дяде Боре дороже их, родной сестры и племянницы.

Куда они теперь?.. Денег-то, чтобы купить другое жильё, у них нет…

– В Бермград, – сказала мама, словно подслушав мысли Йоко. – Там у одной моей знакомой квартира давно закрытая стоит, она пустит нас пожить туда… А ещё, говорит, в местной больнице всегда персонала не хватает… Проживём, не бойся, дочь…

Йоко и не боялась.

Да, ей было жаль, что приходится оставлять свою обжитую комнату в бабушкиной квартире. Но раз в ней бабушки больше нет… То теперь это просто стены. Половички и салфетки. А ещё чайная чашка на изящной ножке: бабушка любила пить и есть из красивой посуды, а эта была её любимая. Она, правда, треснула в тот же вечер, как бабушки не стало… Наверное, та забрала её с собой.

Они уже спускались по лестнице, когда дядя Боря обнаружил, что они ушли. Высунулся в дверь и гаркнул:

– Маруська! Ты бумаги не подписала!

– И не подпишу, – глухо буркнула мама, поправив на плече сумку с вещами и крепче схватив Йоко за руку, но он всё равно услышал.

– Вернёшься ещё! На коленях приползёшь, но я уже тогда столько тебе не дам! – рявкнул так, что задрожали стёкла в окнах. – Ведьма! – и бахнул дверью.

«Ведьма, – мысленно согласилась с ним Йоко и покосилась на мать. – Только отчего-то силу свою не признающая. Странные люди они, эти взрослые…»

* * *

Дорога до этого самого Бермграда оказалась долгой. Йоко перестала уже запоминать, сколько автобусов они поменяли, чтобы добраться до него. Пересадка, полный салон людей, опять пересадка…

Душно, слишком много чужих негативных эмоций, из-за этого разболелась голова. Боль была нудной, терзающей…

– Не жалеешь? – неожиданно спросила мама, глядя в окно на проносящийся мимо однообразный пейзаж: деревья, столбы, провода… – Там у тебя остались школа, друзья… Жалеешь, – чуть кивнула головой, скорее утверждая, нежели спрашивая. И девочка видела по отражению в стекле, как горькие складочки закрались маме в уголки рта. Она была бледной и тихой: тоже устала.

Эти бесконечные дома-деревья-столбы, Йоко казалось, что дорога вьётся в странном направлении, кружит, вертит в непонятном узоре, чтобы они точно не смогли вернуться назад.

Мама посмотрела на неё, не дождавшись ответа, и Йоко пожала плечами: жалеет? Нет, скорее всего. Да, были школа, учитель, одноклассники… а вот друзей не было. Сторонились её почему-то. В глаза гадости не говорили, а вот за глаза… нет-нет и замечала, как одноклассники ей вслед у виска пальцем крутят.

Хотя она старалась! Честно, старалась быть как все… но отчего-то не выходило. Даже учительница смотрела на Йоко так, что девочка чувствовала себя глупой и уродливой, совсем как в сказке про гадкого утёнка. Хотя училась не то чтобы хорошо, но не хуже некоторых…

Йоко пыталась жаловаться маме, бабушке, спрашивать совета, как быть. Бабушка хмурилась, молча жевала беззубым ртом губу и смотрела долгим невидящим взглядом в окно, а мама хватала подработки и покупала дочери платья, бантики, туфли и заколки, чтобы она выглядела в школе не хуже других девочек… Только это не помогало.

Всё равно шептались, смеялись за спиной и тыкали пальцем. Как в прокажённую. Будто на Йоко имелся какой-то знак, которые все видели, кроме неё… Что-то, что делало её другой, изгоем…

Слабая надежда шевельнулась в груди: а что, если теперь всё будет иначе? Она ведь наслышана, что в провинции все небогаты, а значит, и на неё обращать внимание перестанут?

Ах, вот было бы здорово, если бы у неё появились подруги! Вместе они шили бы платья куколкам, наряжали и играли, придумывая много разных историй… Йоко этого так хотелось!

Глава 2

Она уж и сама была не рада, что позволила эмоциям взять верх. Сорвалась с места, ещё и дочь с собой потащила…

Куда, спрашивается?!

«Сюда», – отвечало что-то внутри неё.

А может быть, стоило согласиться на предложение Бориса? Взять деньги и…

«Нет».

Да, всё так. На деньги те жилья в столице не купишь, и они быстро израсходовались бы на оплату аренды, а потом… Что потом?

Шёпот молчал, но девушка и сама понимала, что ничего хорошего не вышло бы. Что надо подождать, что нити судьбы ещё вьются путями и не привели её и Йоко туда, где им должно быть…

Нет, это невыносимо! Она просто сходит с ума!

Маруся и раньше чувствовала в себе нечто, что знало ответ на любой вопрос. Только научилась отгораживаться, чтобы не выделяться. Стать как все… Почти поверила, что у неё получилось… А выходит, что нет.

В этом городе внутренний шёпот стал даже громче, настойчивее. Подсказывал то, на что глючащий навигатор в смартфоне не успевал дать ответ. Повернуть туда, куда следовало…

И всё же они заплутали.

Йоко безропотно шла, глядя себе под ноги, пока они метались из улочки в улочку, упирались в тупички и поворачивали назад… Заколдованный лес какой-то, а не город!

А ещё… Маруся краем глаза замечала, что в этих самых тупичках-улочках по углам скопилась мгла. Она шевелилась и двигалась, как живая, но от неё разило опасностью, и Маруся предпочла обойти эти места стороной… Шёпот одобрял, что она поступила правильно.

Бред какой-то!

Она – медик, фельдшер, в конце концов! Разве это не знак того, что у неё едет крыша?..

Заплутали. Вышли в какой-то дворик, плотно огороженный со всех сторон домами, а навигатор показывал, что им следовало пересечь его. Да только вот…

В дворике было не протолкнуться от людей. Митинг не митинг, собрание жильцов, что ли…

Похороны.

Знакомый запах Маруся учуяла раньше, чем увидела гробы. Шесть или восемь… Стояли на табуретках в три ряда, и поп, читая нараспев молитву, обходил их и размахивал над ними кадилом.

Голос в голове взвился с новой силой, предупреждая Марусю, что нельзя смотреть на покойников. Мол, нехорошие они, не по судьбе им было уйти, но они ушли раньше отведённого срока… Совсем молодые парни.

– Не смотри! – шикнула Маруся на любопытно вытянувшую шею дочь и излишне резко дёрнула за руку, чтобы сторонкой-сторонкой, обойдя столпотворение по дуге, проскользнуть в заветную арку.

– Мам, а они, что, мёртвые? – странно оживилась девочка.

– Мёртвые, – буркнула Маруся: людей было много, и быстро покинуть дворик не получалось.

Йоко послушно семенила за матерью, пока та пробиралась между людьми, выискивая путь, но при этом всё же не могла отвести взгляда от гробов. В них лежали мужчины, выглядевшие как спящие.

Мёртвые, надо же…

Она видела бабушку, когда её хоронили. Бабушка в гробу была сама на себя не похожа, отчего Йоко показалось, что их с мамой обманули. Спрятали настоящую бабушку, сказав, что она умерла, а взамен подсунули другую старушку. Страшную, холодную, наряженную в белый платочек. А их-то бабушка в жизни платочков не носила: не любила…

Внезапно в одном из гробов мужчина открыл глаза, повернул голову и посмотрел на девочку. От неожиданности она аж подпрыгнула. Затрясла материнскую руку, яростно зашипев:

– Мам! Мам! А вот тот дядя живой! Смотри, смотри!

Маруся рефлекторно обернулась и тотчас уткнулась глазами в покойника, который, и правда, приподнял голову и смотрел из гроба на них с Йоко.

– Даша… – расплылся в такой обрадованной улыбке, что у Маруси холодок по спине побежал.

Дыхание в груди сбилось от ворвавшихся в разум картинок: Даша, любимая… обещала ждать… да не дождалась, бросила… А он любил, по-настоящему. Только раньше срока уйти пришлось. Он не виноват… Но её отчего-то сегодня здесь нет, не пришла, чтобы проводить его… Проститься с ним… А значит…

Маруся не стала досматривать, чего там «значит». Силком разорвала зрительный контакт с покойником, отвела глаза, отвернулась, будто тоже не видит, и опять чересчур резко дёрнула дочь за руку:

– Идём!

– Но мам! – возмутилась та. – Как же так?! Он же живой… – запнулась, опять посмотрев на гроб: мужчина в нём лежал так, как и прежде, с закрытыми глазами и недвижим, как и другие покойники. Да и люди вокруг совершенно не обратили внимания на то, как он открывал глаза и приподнимал голову… Не станут же они хоронить живого? Неужели привиделось? Или… нет?

А Маруся буквально силком волокла дочь за собой, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Намеренно попетляла между людей так, зигзагами, чтобы в случае чего сбить мертвяка. Чтобы толпа затоптала её след и стёрла запах… Она не Даша, но мало ли? Вдруг привяжется… Потому что нехороший это мертвец, беспокойный. Искать свою Дашу станет… И для той девушки будет лучше, если он её не нашёл бы вовсе, потому что…

Что именно приключится, Маруся не понимала, но что ничего хорошего – это точно.

Откуда она это знала? Ответить на это Маруся не могла. Знала, и всё. Шёпот ли тот же или просто позволила панике так охватить себя… Но ведь так не бывает! Мёртвые остаются мёртвыми, коли умерли! А если нет, значит, неверно поставлен диагноз… так её учили. А то, что она видела, – ненаучно!

Господи, но что это тогда только что было?!

Проклятый город… Зачем они сюда вообще приехали?..

Глава 3

Квартира их неприятно удивила.

Возникло ощущение, что новые обои поклеили прямо на бомжатник. Как если бы в квартире долго жили лица, любящие покурить и выпить. Причём особо не заморачивающиеся по поводу чистоты: стряхивали пепел и остатки еды прямо на пол, размазывая это всё однородным слоем.

А после другие люди, решив, что отмыть это невозможно, для продажи, мол, и так сойдёт, положили на эту грязь новый, но дешёвый линолеум и прикрыли закопчённые стены панелями. Однако запах проникал из-под них, вызывая в горле тошноту от омерзения.

– Ничего, жить можно… Пока так, а потом сделаем ремонт… – зачем-то попыталась приободрить дочь, тоже сморщившую нос. – Скоро лето, можно с открытыми окнами…

Окна тоже были старыми. С почерневшими от копоти рамами. Как и двери. Вот двери, показалось Марусе, выглядели не просто так кривыми и кособокими, а из-за того, что их неоднократно выбивали и разбивали, а потом собирали и вставляли обратно…

Теперь понятно, почему знакомая денег брать не стала, ведь на то и рассчитывала? Что из благодарности за крышу над головой Маруся здесь всё отмоет, отчистит, покрасит и обои заново поклеит… Потому что по-другому здесь не то что жить, даже находиться было невозможно.

А у неё ребёнок!

К счастью, очень умный и понимающий: Йоко со вздохом кивнула и направилась к окну. Маруся сбросила с плеча сумку, подошла и помогла отворить его, впустив поток свежего воздуха. Они обе немного постояли, глубоко вздыхая и любуясь зажигающимися на улице огнями. Стемнело, пока они бродили в поисках нужного адреса. Хотя вроде бы ещё не очень поздно…

Жилье показалось не таким уж и мрачным.

– Жить можно, – устало улыбнулась Маруся дочери, и та ответила ей кивком: хороший город.

Покосилась на комнату за спиной и сморщила носик: а вот квартира не очень… Мать хохотнула и весело хлопнула её по спине: справимся!

Весь вечер они тёрли, мыли и чистили. Всё, что можно убрать, кухню и ванную. Остальное требовало «вскрытия» и последующей постановки диагноза: пациент уже труп или ещё можно спасти? Но сил у Маруси уже не было, как и у Йоко.

Ютились на узкой раскладушке, которую нашли здесь же, в кладовке. Её предварительно тоже помыли и высушили феном. Вид особо не изменился, разве что посветлела немного, зато пахнуть стала намного лучше. Остальная мебель доверия у Маруси не вызвала: легче выбросить, чем отмыть. Вдруг в ней ещё и клопы имелись?.. Проверять не хотелось.

Едва забрезжил рассвет, девушка выскользнула из постели, укрыв дочку одеялом, чтобы не простудилась. Сейчас, когда утро ещё не вступило в свои права, сон был особенно сладок.

Ушла на кухню, поставила чайник и посчитала оставшиеся средства. Они оптимизма не добавили. Как и объявления в интернете о продаже детской мебели. Вроде и недорого, но… на жизнь совсем ничего не оставалось.

Решив, что отпуск будет позже, Маруся собралась в местную больницу. Да, фельдшером её наверняка не возьмут, но медсестрой – вполне.

Проснувшаяся Йоко увязалась за компанию: раз уж им теперь в Бермграде жить, то следует узнать город поближе, разве не так? А раз в школу ещё пока идти не нужно, то почему она должна сидеть в четырёх стенах?

Старшая медсестра, вопреки заверениям знакомой в острой нехватке персонала, встретила Марусю не очень восторженно. Разговаривала с ней прямо посреди больничного коридора, даже не соизволив отвести куда-нибудь в сторонку. Посмотрела документы, окинула девушку демонстративно скептичным взглядом, опять уткнулась в документы.

Незаметно рядом с ними собрались любопытствующие из персонала и больных. Маруся терялась под их взглядами, робела и ощущала себя не в своей тарелке. Отчего-то ей казалось, что эта крепко сбитая, немного мужиковатая женщина не горит желанием брать её на работу.

– В характеристике написано, что ты можешь определить заболевание на глаз, – насмешливо хмыкнула старшая, покосившись на персонал. – Ну, давай, продемонстрируй нам своё умение.

Маруся похолодела. Она не смотрела, какую характеристику ей дали с прошлого места работы: коллектив был весёлый, дружный, работалось хорошо. Что ещё там могли написать, кроме того, какая Маруся умница-красавица?

– Это недоразумение, девочки пошутили… – попыталась оправдаться она. – Были новогодние праздники, гадание там… вот ради шутки мы и… кто во что горазд… ради хохмы! Я ничего такого не умею, правда…

– Это документ! – с какой-то странной злостью процедила женщина, помахав бумажкой в воздухе. – Или, скажешь, твой диплом – тоже шутка?

Девушка сжалась и метнулась глазами по коридору, пытаясь найти поддержку. Но все ожидающе сверлили её глазами, не торопясь приходить на помощь.

Она же не всерьёз это, не так ли? Но по решительному настрою старшей поняла, что очень даже всерьёз. И от того, как Маруся сейчас себя покажет, зависит, возьмут её или укажут на дверь.

А деньги-то ей очень нужны… Где в этом городишке искать работу?

И она сдалась.

Попыталась сделать то, чего никогда себе не позволяла: обратиться к внутреннему шёпоту. Но тот очень некстати молчал. Тогда девушка решила использовать свои знания. Посмотрела на одного больного, другого… Заметила, что у полной женщины, потеющей и утирающей лоб платком, жидкость, выходя из пор, не скатывалась каплями, а растекалась по коже, будто сахарный сироп.

– У вас повышенный сахар, – сделала в её сторону жест рукой. – Вполне возможно, диабет… но вы об этом знаете.

Женщина согласно закивала и покосилась на старшую медсестру. Та скептично поджала губы и скривилась, мол, это-то и так понятно.

Тогда Маруся решилась на ещё одну попытку, присмотрелась к персоналу. Подметила у одной, судя по униформе, санитарки, характерные тёмные круги под глазами и слегка желтоватый цвет лица.

– Вам нужно проверить печень и почки, – сказала ей, и та, бросив опасливый взгляд на начальницу, театрально фыркнула. Хотя Маруся была уверена, что угадала.

– А меня посмотришь, красавица? – прозвучало за спиной.