Мёртвые наложницы моего мужа. Часть 1

ПРОЛОГ

__________ ~~ *** ~~__________

Когда в главном зале поместья Дэ собирается всё многочисленное семейство, места становится откровенно маловато. А всё потому, что у моих дедушки с бабушкой – Старых Господина и Госпожи – пятеро сыновей. А у каждого из них по несколько жён и, следовательно, множество детей. Так, у моего отца, Дэ Болиня, нас шестеро: четыре дочери и двое сыновей. Вернее, дочерей три. Меня за человека никто не считал. Голубоглазый демон. Только так и не иначе. Хорошо, что моя бедная мама умерла родами. Ей бы всю жизнь пришлось воевать за свою недоразвитую дочь. Но, с другой стороны, бедная я, которой пришлось воевать самой за себя. С детства выгрызая у жизни право просто жить.

Но сейчас речь не обо мне. Вернее, обо мне, но несколько в ином контексте.

Вот она я, стою сейчас посреди залы, и добрая сотня одинаково чёрных глаз смотрит на меня с разной степенью презрения. Мои дорогие родственники, чтоб им пусто было. Ведь они прозвали меня демоническим отродьем лишь за цвет глаз. И за него же – возненавидели. Хотя… глаза у меня не такие уж и голубые. Скорее, тёмно-синие, а в пасмурный день и вовсе – сизые, как наползающие на небо тучи. Но не суть. Важно то, что родня ненавидела меня, а я не пылала любовью к ним. Даже к отцу, матушке (читай – мачехе), деду и бабушке. За что мне их любить?..

– Аньхэ, ты вообще слушаешь, что тебе говорят, несносная ты девчонка? – это, кстати, бабушка. Предварительно грохнув кулаком по столику, да так, что чайные чашки дребезжат. А все невестки вытягиваются в струнку и, кажется, вибрируют.

Эх, а с виду приличная пожилая женщина. Где ваши манеры, уважаемая Старая Госпожа Ма?

– Нет, – отвечаю честно и пожимаю плечами, – зачем, вы же все, – обвожу рукой почтенное собрание, – уже всё за меня решили. И, полагаю, выбора мне не оставили. Но общий посыл уловила, не беспокойтесь. На моём месте могла бы оказаться любая из моих драгоценных сестричек, – язвлю напропалую.

Мне можно. С меня малый спрос. Бить меня сейчас точно не станут – ведь семейство собралось здесь по важному делу: утром евнух из императорского дворца принёс указ. То-то и началась суета. Ведь, согласно высочайшему повелению, одна из дочерей Дэ должна была войти в дом вана Ся в качестве его главной, законной, жены. И вроде бы надо радоваться – ван баснословно богат, состоит в родстве с императором, ещё довольно молод и, если верить слухам, невероятно красив. Мечта любой девы, да и только. Но вот незадача. Ван Ся – проклят. Любая женщина, вступив в его дом в качестве законной жены, не переживёт и брачной ночи. Уж не знаю, что он там с ними делал, кроме того, что обычно делают мужчина и женщина в брачную ночь, но уже три его жены сгинули в расцвете молодости и красоты. Понятное дело, что теперь ни одно уважающее себя семейство не пылало желанием отдавать за этого почтенного мужа своих дочерей. Ни одно, кроме нашей большой и плодовитой семьи Дэ. Девушек, достигших брачного возраста, у нас и впрямь хватало – дядья постарались. Но собрались здесь вовсе не за тем, что усадить в свадебный паланкин одну из моих сестёр. Нет, в него намеривались затолкать меня. Ту, которую не жалко. Поэтому сегодня меня точно не накажут за дерзость – они не осмелятся подсунуть вану совсем уж порченый товар. Мало, что глаза ненормальные, да ещё и синяки. Так и самим недолго наказание схлопотать.

Поэтому Старая Госпожа лишь сжимает кулаки и шипит:

– Да как ты смеешь!

Я не отвечаю, только усмехаюсь криво, говорю другое:

– И давайте заканчивать представление. Мне, вообще-то, к брачной церемонии надо готовиться, а это – дело небыстрое. Вы ведь видели корону феникса? Я одну её сто лет надевать буду. – Кланяюсь без всякого почтения. – Так что я пойду, – моя речь тонет в возмущённом шиканье, притворных возгласах, осуждающих фразах – семейство взбудоражено. В прежние времена они бы приказали выдать мне двадцать палок и запереть без еды в холодном дворце. Но тут – указ императора. Его надо исполнить в надлежащем виде. Ван ведь в высокие палаты вхож. А ну падёт его гнев на головы собравшихся здесь.

Поэтому моя Четвёртая тётя оказывается самой разумной, когда говорит:

– Аньхэ права – ей нужно собираться. А нам следует обсудить приданное. Негоже старшей законной дочери семьи Дэ выходить замуж, как нищенке.

Ах да, я действительно – старшая законная дочь семьи. Потому что мой отец – Первый молодой господин рода, первенец дедушки и бабушки. А моя мать была из почтенной и уважаемой семьи хоу Ченя и слыла первой красавицей империи. Отец влюбился в неё сразу же, как увидел. Их чувства оказались взаимными. Но вот бабуле они пришлись не по душе. Слышали, наверное, про ночную кукушку, что всегда перекукует дневную? Так вот, бабуля поняла, что теряет власть над сыном. Вот и придумала байку про мою мать – будто та спуталась с демоном. Подкинуть ложные улики оказалось несложно – моей бабушке нет равных в интригах. Она могла бы писать об этом трактаты, будь немного пограмотнее. Но ума настроить отца против матери хватило. А когда родилась я – то и доказательств измены больше не потребовалось. У кого ещё могли быть такие глаза, как не у дочери демона? Моя мать умерла в холодном дворце, и ей даже не провели панихиду. Похоронили быстрее, чтобы слухи ползли меньше. Семья хоу, кстати, к тому времени утратила влияние и власть, у них настали не лучшие времена. Им точно было не до дочери, что ушла в другую семью… Поэтому никто не стал проводить расследование, как именно и почему умерла моя мать. Всем сказали, что она умерла, рожая меня. Это я, демоническое отродье, забрала её жизнь. Хорошо, пусть так, пока что я принимала такую версию. Но, став женой вана Ся, обязательно докопаюсь до правды.

Глава 1. И это, по-вашему, брачная ночь?

Красные бобы тускло поблёскивают глянцевыми боками. Красные свечи, догорая, наполняют комнату приторной сладостью. Простаивает свадебное вино.

Слышу, как ночной сторож кричит, что наступил уже Час Свиньи[1]. А я тут сижу почти с самого Часа Петуха[2]. При полном параде, между прочим. А всё почему? Из-за дурацких поверий: корону феникса должен снять муж. Только вот этот самый муж… где? Мало что на собственную свадьбу не явился… Да-да. Прислал вместо себя марионетку, представляете?! Членам императорской семьи разрешено создавать свои магические копии, чтобы те могли выполнять за них не особо важные поручения.

Свадебная церемония с дочерью семьи Дэ – это неважно, ага. Знали бы бабушка с дедушкой.

В общем, я натерпелась позора, пока делала с какой-то куклой три поклона, а у дверей в брачные покои та истаяла. И вот я сижу здесь, жду завершения ритуала.

Спина затекла, голова болит держать такую тяжесть, как этот дурацкий убор. Кто вообще это выдумал? Серебро, нефрит, драгоценные камни. Кто-то задумывался, сколько всё это весит?

Бедная моя головушка! Всё, не могу больше! К гуям[3] подземным эту корону.

Но едва начинаю растрёпывать причёску, как – будто из-под земли – выскакивает пожилая служанка.

– Госпожа, госпожа! Да что же вы делаете?! Нельзя! Не положено! Это ваш супруг должен снять!

– Супруг? – злюсь, выдёргиваю шпильку, швыряю ей под ноги. – А где вы его видите? Супруг, ау? – вскакиваю, начинаю метаться, показательно заглядываю в шкаф, ложусь на пол и пытаюсь что-то достать из-под кровати, но лишь ловлю пыль. Встаю на колени, протягиваю к служанке измазанные руки. – Вот, только пыль и паутина. А супруга нет. – Невинно хлопаю глазками.

Вижу, как почтенная женщина меняется в лице. Я могу её понять – в её голове сейчас рухнул целый свод правил и установок, завещанных предками, о женском поведении.

Ну, извините, о том, что я должна соответствовать – речи не шло.

– Поскольку мой супруг отлынивает от своих обязанностей, то почему я должна исполнять их? Это несправедливо, не находите?

Поднимаюсь и, даже особенно не отряхнувшись, плюхаюсь на брачное ложе.

– Но зато я понимаю, почему умирали прежние жёны вана – они здесь просто погибали от тоски и ожидания, так?

Глаза бедной служанки округляются – она испуганно машет на меня руками.

– Нельзя, госпожа. Не велено…

И я понимаю – ступила на запретную территорию. Прошлась по тонкому льду, под которым – мрачная тайна.

– А, кстати, где всё-таки мой супруг? У нас, вообще-то, брачная ночь, а он где-то прохлаждается?!

– Как вы смеете говорить о муже столь непочтительно? – делает мне очередное замечание эта зануда. – Наш ван – внучатый племянник самого императора! Его владения – треть империи…

– И? – вскидываю брови и продолжаю рушить причёску. – Это даёт ему право увиливать от исполнения супружеского долга?

– Это даёт ему право на всё! – отрезает служанка, грозно на меня поглядывая.

– Да ну, – усмехаюсь. – Я ведь теперь его законная жена, значит, император отныне и мой двоюродный дедушка. А значит…

Женщина отчаянно машет на меня руками:

– Госпожа, госпожа. Вы играете с огнём.

– А, да, огонь, – беру одну из свечей, подношу к пологу кровати. – Или ты сейчас же мне говоришь, где он, или я сожгу здесь всё, и ты сгинешь вместе со мной? – добавляю жути в голос. Я люблю-умею-практикую. И знаю, что мои синие глаза сейчас сверкают грозно и страшно.

Служанка падает на колени, ударяется головой об пол:

– Пощадите, пощадите, госпожа. Я скажу. Всё скажу. Господин… Он… он у наложницы Сунь…

– Ах, у наложницы Сунь! – говорю, а сама непроизвольно сжимаю в руке очередную вытащенную из причёски шпильку. – Вот значит как!

– Д-да, – запинаясь, соглашается служанка. – У неё внезапно заболело горло. Господин остался с ней.

Сжимаю шпильку ещё крепче.

А может, несчастные девушки, которые становились жёнами этого бабника, умирали вовсе не от тоски? Пережить такой позор и унижение может далеко не каждая! Наверняка, накладывали на себя руки.

Но от меня не дождутся! Я собираюсь прожить долгую жизнь, назло всем врагам и злопыхателям.

– Где находятся покои наложницы Сунь? – спрашиваю, а сама надвигаюсь на служанку, как грозовая туча.

– Нет-нет, госпожа. Вам туда нельзя! Господин будет очень недоволен!

– О, – тяну я, – недоволен, значит? Но ведь я тоже могу быть недовольной. Хочешь посмотреть, каково это?

Бедняжка трепещет, как лист на ветру.

– Пощадите, госпожа. Не губите! Я скажу! Скажу! – она отползает от меня, лицо бледное, глаза, как баоцзы, побелели и округлились. – Павильон Голубого Лотоса на Востоке. Самый красивый из всех. Господин любит наложницу Сунь и балует её.

Недолго им осталось, усмехаюсь недобро, поудобнее перехватываю шпильку и иду на Восток.

Картина, что предстаёт моему взору, когда я всё-таки добираюсь до указанного павильона и беспрепятственно захожу внутрь – злит и будоражит одновременно.

На стуле-троне, развалившись, сидит очень красивый мужчина. Мне видна его мускулистая смуглая грудь и кубики пресса. По могучим плечам стекают длинные, чёрные, как смоль, волосы. Аристократическая ладонь небрежно свешивается с подлокотника. Тонкие длинные пальцы унизаны дорогими перстнями. Глаза его полуприкрыты и невероятные ресницы отбрасывают тени на высокие скулы. На чётко очерченных губах гуляет порочная улыбка. В другой руке он держит гроздь винограда. Её ловит ртом молодая женщина. Она тоже едва одета – потому что те прозрачные тряпочки, что трепещут вокруг её точёной фигуры, трудно назвать одеждой. На шее у неё болтается шарф, а под ним виднеются красные отметины – видимо, шарф затягивали многократно, вот он и оставил следы…

Женщина посмеивается, пытаясь губами уловить сочную ягодку…

А когда говорит – голосок полон мёда:

– Ах, господин… Ну не дразните меня…

Она – само кокетство. И, кажется, совсем не стесняется своей наготы.

Глава 2. Шёпоты в саду так чётко слышны…

Просыпаюсь просто с дикой головной болью. Осматриваю себя – ну, конечно, поцеловать удосужился, а раздеть – нет! Но поцеловал, надо признать, знатно! Будто припечатал, заклеймил: моя! И ведь и впрямь теперь его – по законам Неба и Земли, но в тоже время – и нет. Ведь не он со мной поклоны клал!

Тот поцелуй… Он смёл меня, обезоружил. Он ведь был моим первым. Никто и никогда не целовал меня. Да ещё так горячо, так страстно, так властно. Подчиняя. Лишая воли. И самое главное – строптивая я очень даже желала быть подчинённой и лишённой, притом – не только воли.

Но… дальше поцелуя мы не зашли.

Оторвавшись от меня, Ся Инчжи прошептал:

– Потрясающе! Твоя магия сплелась с моей, смотри, – провёл рукой, и я заметила кокон, оплетающий нас – алые и белоснежные всполохи будто плясали друг с другом таинственный танец.

– Что это значит, господин? – его искренне восхищение заставляло меня трепетать от счастья.

– Это значит, я нашёл тебя, – проговорил он с затаённой нежностью, наклонился и целомудренно поцеловал в лоб: – Спи, моя дорогая.

И я действительно уснула, сразу, упала на подушку и всё… Сны мне не снились.

Зато голова теперь болит жутко.

Шиплю сквозь зубы.

Нет, с этим брачным вином что-то определённо не так! И с моим мужем! Что за таинственность и недомолвки?

Я не успеваю коснуться ногами пола – как дверь распахивается, и в комнату буквально вплывает целая вереница служанок. Одна другой краше. Разодетые в шелка – иная госпожа такие не носит.

Впереди – очень красивая девушка в лило-розовом ханьфу. Ей очень к лицу. Она кланяется и говорит:

– На Нин готова служить вам, госпожа. Господин ван велел хорошо позаботиться о вас.

Её голосок звучит словно мелодия. Да и сама девушка – воплощённая нежность и элегантность.

Я лишь согласно качаю головой – на большее нет сил: пришли заботиться – так снимите с меня этот дурацкий наряд.

Девушки охотно раздевают меня. Потом – ведут в купальню. Она оказывается как раз за дверями спальни.

И тут у меня вырывается неприличное:

– Ого-го!

Купальня сооружена над природным горячим источником. Здесь не то, что омовение совершить, поплавать можно.

С удовольствием погружаюсь в тёплую воду. Моему нечастному телу, в которое буквально впечатались все камни и узоры свадебного наряда, это просто необходимо.

Когда я, наконец, выхожу из воды – румяная и довольная, служанки встречают меня восхищёнными вздохами:

– Наша госпожа так красива!

Мне непривычно, что люди хвалят меня. Превозносят мою красоту. Ну ничего, я привыкну. Говорят, к хорошему привыкают быстро. Мой муж так хорош собой – должна же соответствовать.

Затем меня наряжают и причёсывают. Так долго, что у меня начинает урчать живот.

На Нин лишь улыбается, слыша эти звуки:

– Господин уже велел накрыть вам в павильоне Белого Лотоса. К тому же, вы должны принять чай из рук наложниц.

Звучит, будто принять яд. И, видимо, я в своих подозрениях недалека от истины. И ещё точно знаю одно – в присутствии этих змеюк мне точно кусок в горло не полезет. Точно! Досточтимый ван решил уморить меня голодом?

– А мой любезный супруг ко мне присоединится?

На Нин вздыхает:

– Господин ван уже изволили позавтракать и спешно отбыли во дворец. Сегодня важное совещание министров при дворе.

Ах да, ах да. Помнится, мачеха тоже сетовала: как только надо решать вопросы с гаремом – у мужчины находятся тысячи важных дел, а ты, дорогая, выгребай, как можешь. Ты ведь – глава гарема. Это честь для любой женщины.

Ну что ж – честь так честь. Будем как-то сами.

– Веди, – говорю старшей служанке: я уже полностью готова, образ идеален – ни убавить, ни добавить…

Павильон Белого Лотоса великолепен, как и сама беседка, буквально парящая над лотосовым прудом. В кристально-чистой воде плещут белые и алые карпы. И я засматриваюсь на них, вспоминая, как вчера так же плясала наша с Ся Инчжи магия. Но в беседке мне остановиться не дают – На Нин увлекает меня дальше. Госпоже дома надлежит вкушать яства в главной зале.

Тут, с двух сторон выстроились низенькие столики, возле которых расположены изящные циновки. Поверх – нарядные коврики, узоры на них свидетельствуют о богатстве обладательницы.

Но не коврики у столиков приковывают моё внимание, а молодая женщина, что похабно разваливается на месте, которое по праву принадлежит мне. Я узнаю её – при свете дня она ещё ослепительнее, чем в полумраке личных покоев. Наложница Сунь. Играет с виноградной гроздью. Только в этот раз держит её сама. Но картина выходит очень знакомой – я считываю намёк.

– Да как ты смеешь! – почти рычу. – Это я – законная госпожа. Твоё место – у моих ног.

Наложница Сунь оглядывается, меряет меня презрительным взглядом и фыркает:

– С чего ты решила, что можешь здесь командовать? Ты – никто.

А сама – даже позы не меняет. Так и сидит, свесив ноги через подлокотники трона.

– Ты что-то путаешь, – добавляю в голос сладости, – это ты никто, а я – госпожа. В том числе и твоя. И могу велеть наказать тебя.

– Попробуй, – усмехается наложница Сунь и кидает в рот спелую виноградину.

Я оборачиваюсь к На Нин и командую:

– Немедленно стащите эту мерзавку с места госпожи и дайте ей двадцать пощёчин.

На Нин и другие девушки, пришедшие со мной, лишь падают на колени и причитают: «Госпожа, не заставляйте нас… Не усложняйте нам жизнь…»

Сзади, едва ли не у меня над ухом, раздают аплодисменты.

– Сестрица Сунь, ты великолепна!

Оборачиваюсь, наталкиваюсь взглядом на молодую женщину. Я могла бы охарактеризовать её одним словом, но потрачу два – красивая стерва. Нет, даже три – очень красивая стерва. Да ещё осанка и движения – любая императрица позавидует.

Красавица вплывает в зал в окружении других наложниц – их одиннадцать, значит, моя Чунь Лэ узнала почти верную цифру. Ханьфу цвета зори, расшитое голубыми и пурпурными облаками, колышется вокруг идеальной фигуры, будто крылья небесной феи трепещут.

Глава 3. Первый узелок интриг затягивается на моей шее…

Лишь забежав в свою комнату и переведя, как следует, дыхание, осматриваю себя и обнаруживаю – волосы разметались. Я потеряла ленту. Должно быть, когда попала в лапы того слепого придурка. Удумал же – хватать, швырять! Брр…

Попа прилично болела, а на шее… О, нет!

У меня кожа не только белая, но и очень нежная. Ещё мачеха сетовала, что ни один синяк не утаишь. Даже если она легко меня била – синяки были такие, будто меня избивали долго и со знанием дела…

И вот теперь у меня на шее красуются лилово-синие, уходящие в свинцовую темноту, следы мужских пальцев.

Кажется, в пору, задумываться о шарфе, как наложница Сунь. Но та хоть скрывала следы любовных игр, а я…

Как объясню мужу? Что скажу?

Только собиралась рассказать ему об изменнице наложнице Сунь, а тут сама влипла. Да ещё – в таком змеюшнике.

Ох, горе-горюшкю, что же мне делать теперь?

Мечусь по комнате, как пойманная в клетку куница. Чую, и участь меня ждёт такая же – шкуру спустят. Ой-ой.

Но судьба сегодня была совсем немилосердна ко мне. Заходя на очередной круг своих метаний, я оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с жутким созданием.

Крик застывает у меня в горле.

Существо предо мной будто сгорело в печи или выбралось из самого Диюя[1]. Тёмная до черноты кожа, глаза навыкате, яркие крупные губы, за которыми мелькают белоснежные зубы.

– Госпожа, госпожа, не бойтесь. – Говорит демоническое создание вполне по-человечески, а не рычит-мычит-хрюкает, и то уже радость. Маленький демонёнок поднимает вверх ручонки, в одной из них зажата керамическая баночка. – Хёйсо не причинит зла. Хёйсо прислал господин. Он накажет Хёйсо, если узнает, что тот напугал госпожу.

Голос малыша-демона становится совсем жалким и плаксивым. И я осторожно ставлю на место вазу, которой уже намеревалась запустить в адское существо.

– Хорошо, – говорю, показывая ему пустые руки, – я не буду бояться, только ты не подходи ближе.

– Хёйсо не подойдёт. Он лишь принёс мазь. Это – магическое лекарство из личной аптеки моего господина. Господин сказал, что вы ушиблись и поэтому прислал вам мазь. А ещё передал свои искреннее извинения за то, что был груб.

Меня отпускает – этот чёрный малыш вовсе не демон, ему просто не повезло родиться уродливым. И, видимо, он единственный, кто согласился служить слепому мужчине в маске.

– Передай господину, что извинения приняты, – и очень надеюсь, думается про себя, что мы больше никогда не увидимся, – а мазь оставь там, на столике.

– Хорошо, госпожа, как скажите.

Малыш оставляет своё подношение, а сам, пятясь задом, покидает мои покои.

Дождавшись, чтобы шаги полностью затихли, я всё-таки подхожу к столу и беру мазь. Открываю баночку, нюхаю. Пахнет приятно. Подхожу к зеркалу – сейчас проверим действие. Поддеваю пальцем вязкую белёсую массу, наношу на кожу. И – о, чудо! – синяки исчезают бесследно. Замечательно! Чудесно!

И только теперь понимаю, что не спросила у Хёйсо имя его господина. Кого же мне благодарить?

– Госпожа, госпожа, – это голос На Нин, и я рада, что она является только сейчас, – вы ничего толком не поели сегодня. Эта служанка позволила себе выбрать на свой вкус немного закусок. Надеюсь, госпожа будет довольна.

Довольна? Да я жареного демона готова сожрать! Такой голодной давно не была.

Спешу за стол.

Это называется – немного? Да тут яства на любой вкус. И я, наконец-то, воздаю им должное. И плевать, что делаю это неэлегантно, тут никого нет, кроме меня и служанок. Но, оказывается, недолго…

– Господин ван здесь, – сообщает писклявый голос от двери, та распахивается, впуская моего благоверного.

Даже глаза рукой прикрываю, а то ослепнуть можно от такого великолепия. Даром, что он просто ван, а не император – одежды и украшения ничем не уступают императорским. А в сочетании с красивой внешностью и вовсе вызывают приступ немного восторга.

Я теряю дар речи, и вместо того, чтобы приветствовать мужа, как полагается, просто вскакиваю, вытягиваю руки по швам, выпучиваю глаза и открываю рот.

Ся Инчжи вовсе не злится на меня, наоборот, по-доброму улыбается и произносит своим бархатным обволакивающим голосом:

– Я тоже рад тебя видеть, дорогая.

Делает шаг ко мне, сгребает в охапку и чмокает в лоб.

– Присаживайся, Аньхэ, – тянет меня вниз, а сам отдаёт приказ На Нин: – Вели подать ещё прибор и блюда. Я желаю сегодня трапезничать с моей дорогой супругой.

Моё глупое сердечко трепещет от счастья.

Он хочет разделить стол со мной, а не с одной из этих зазнаек-наложниц.

– Как прошёл твой первый день? – интересуется, вооружившись палочками и подкладывая кусочки повкуснее мне на тарелку.

Меня чуть не слопали змеюки, которых вы, дорогой супруг, пригрели в своём гареме. Мне очень хочется это сказать, но тогда я буду жалкой и беспомощной в его глазах. А мне вовсе не хочется терять лицо.

– Возникли кое-какие недоразумения с сёстрами, но, думаю, всё быстро решится, мой господин.

– Я уверен, – он протягивает руку и смахивает рисинку, что прилипла у меня в уголке губ. – Тебя приняла моя магия, значит, примет и гарем.

Куда денется, говорю мысленно. Я вовсе не собираюсь отступать. Более того, намерена пойти в наступление прямо сейчас.

– Но за некоторыми из сестёр вам следует приглядывать получше.

– Что имеешь в виду? – вскидывает свои идеальные брови Ся Инчжи.

– Наложница Сунь… – выпаливаю, зажмурившись.

И напряжение становится ощутимым. В комнате повисает мучительная тишина, которую разрывает хмык вана.

– Что с ней не так? – строго спрашивает он.

– Кажется… нет, я почти уверена, что у сестрицы Сунь связь на стороне. Сегодня Аньхэ слышала, как она говорила с мужчиной, и это были не вы, мой господин…

Ну вот, сказала, но облегчения не почувствую. Да и судьба вновь решает посмеяться надо мной, на этот раз голосом наложницы Сунь:

Глава 4. Помощь пришла, откуда не ждали...

Мне очень хочется остаться и не идти. Честно сказать, я просто не выношу вида трупов. Но… Плоха я буду, как глава гарема. Да и позволить не могу, чтобы под носом творилось подобное. Нельзя же вечно делать вид, что всё нормально.

Эти мысли кружатся в голове, когда, подхватив юбки, мчусь следом за служанкой.

– Бедная, бедная моя госпожа! – хнычет девчонка впереди меня. – Господин ван так ни разу и не одарил её своей благосклонностью. Не вошёл к ней. Напрасно она ждала, бедняжка.

Мне тоже становится жаль эту малышку Вэй. Должно быть родители продали её состоятельному мужчине. А тот – даже не удосужился позаботиться о ней. Это ли не жалкая судьба?

Павильон, в котором жила наложница Вэй, располагается на задворках огромного поместья вана. А ведь всем давно известно – чем ближе покои наложницы к спальне господина, тем более она любима и лелеема. И вообще – зачем мужчине ходить далеко, если всё самое вкусненькое есть под боком?

Когда подхожу к покоям наложницы Вэй, по ушам режет вой – служанок у неё было всего три. Одна бегала за мной, двое других прилежно оплакивают госпожу. Вот только искренности в их плаче ни на цунь[1].

Подхожу к ложу, отодвигаю полог…

О, благословенный Будда!

Бедняжку просто искорежило, выжгло магией.

– Уже установили время смерти? – спрашиваю, поспешно отворачиваясь.

– Д-да, – говорит одна из служанок, поднимаясь с колен – видно, не очень-то она и скорбела по усопшей госпоже. – Лекарь Хань осмотрел тело. Он сказал, что смерть случилась вчера. В Час Свиньи.

Час Свиньи! Не может быть! Это же время, когда я…

Нет-нет-нет…

– Вы что-нибудь слышали? Госпожа кричала, звала на помощь?

Девушки дружно и наперебой галдят:

– Нет, всё было тихо.

А вот это уже странно. Если её задело моей голубой вспышкой – то она наверняка должна была вопить от боли. Это не осталось бы незаметным. К тому же, я помню, как магический щит Ся Инчжи рассеял мою магию. То есть, если сюда и долетели какие-то отголоски, то они были очень слабенькими. А значит, могли поранить, но не убить. Что-то здесь не так…

– Сегодня, когда все собрались в главном зале Павильона Белого Лотоса, было сказано, что сестрица Вэй приболела. Так ли это?

Служанки переглядываются, толкают вперёд ту, что прибегала ко мне. Она кулем валится на колени с воем:

– Помилуйте, госпожа.

Мне хочется закатить глаза – обычно, с этого крика всё и начинается…

– Поднимись и расскажи всё, как было, – чеканю, потому что чувствую, как подкрадывается головная боль. Права была Чунь Лэ – эти наложницы серьёзно усложняют мне жизнь. Даже своей смертью.

– Утром, – торопливо начинает девица, – я принесла госпоже умываться и увидела её такой. Я сказала Сяо Ба и Сяо Мин, – она мотает головой в сторону двух прислужниц, – и мы решили, что пока лучше скрыть смерть нашей госпожи. Тем более что вскоре явилась наложница Дин, что пригласить нашу госпожу на церемонию подношения чая…

Ага, много они поднесли, думается мне, но что было, то было. Сейчас важнее, что есть. Поэтому я велю служанке продолжать:

– И?

– И мы… мы…

– Вы сказали, что госпожа заболела и не сможет прийти, верно? – подсказываю им.

– В-верно, – соглашаются дружно.

– А потом? Почему всё-таки решили позвать лекаря?..

– Она же мёртвая…

– Страшно…

– Жуть берёт…

Всё ясно: суеверия – отличный способ обратить ложь в правду.

– Но потом, когда лекарь Хань сделал заключение, почему не сообщили?

– Много всего случилось, – лепечут оправдания, – вы были заняты, а потом пропали, а потом наложница Сунь…

Вот же гадины! Вынюхивали обстановку! Ждали, кто победит, и решали, к кому тогда идти. С одной стороны у меня есть право злиться на них и даже наказать. Но с другой стороны… Разве не хозяева вынуждают слуг быть хитрым и изворотливыми, чтобы выжить?

Вздыхаю и взмахиваю рукой:

– Хорошо, устройте своей госпоже достойные похороны. Я распоряжусь, чтобы вам выдали всё необходимое. А пока – мне нужно разобраться в том, от чего на самом деле умерла сестрица Вэй…

Сзади раздаётся ехидный смешок – оборачиваюсь: ну, конечно, наложница Сунь и наложница Дин. Будто в этом доме может произойти что-то без их участия?

Пытаюсь быть гордой и главной:

– Как вы посмели выйти? Разве господин не приказал вам переписывать «Женские добродетели»?

Обе переглядываются и хихикают:

– Глупышка, – наложница Сунь буквально впечатывает своё лицо в моё – так она близко, – мы нарушили приказ господина, и теперь он нас накажет, по-другому, лично… Так ведь, сестрица Дин?

Стерва и рада стараться – поддерживает во всём:

– Конечно, сестрица Сунь. О, – она томно закатывает глаза и округляет губы, – как же сладки наказания господина. Ради них стоит нарушать правила.

Вот же… похабные девки! Ни стыда, ни совести.

– Где ей понять, сестрица Дин, – чуть ли не поёт наложница Сунь, – ведь господин ещё не делил с ней ложе.

– Ай-я-я! – с мнимым сожалением тянет наложница Дин. – Боюсь, сестричку Дэ ждёт та же участь, что и малышку Вэй – она умрёт невинной при живом-то муже!

И обе стервы, уже не скрываясь, смеются.

Сжимаю кулаки:

– У вас обеих вообще совесть есть? Тут вообще-то человек умер! И я пытаюсь разобраться в обстоятельствах смерти!

– А чего разбираться, – фыркает Сунь, усаживаясь в небольшое креслице у кровати, – ты ведь знаешь, кто стал причиной? Или мне тебе напомнить, что случилось вчера в Час Свиньи? – она выразительно вскидывает тонкие брови и в упор смотрит на меня. Наложница Дин стоит рядом, положив ей ладонь на плечо. Их двое против меня одной. Хотя нет – полагаю и остальные наложницы, и прислуга – все на их стороне. У меня здесь нет ни власти, ни влияния.

Но… так просто меня не возьмёшь.

– Ты просчиталась, сестрица Сунь, – говорю резко. – Господин развеял вчера мою магию. Или ты сомневаешься в его способностях?

Глава 5. Неужели у меня будут друзья?

Останавливаюсь, перевожу дыхание.

Я же собиралась в Павильон Белого Лотоса – любоваться луной с Ся Инчжи! Супруг ждёт меня. То-то ноги сами несли в нужном направлении.

Но когда подхожу ближе – замечаю в беседке две фигуры.

Одна…

Опять он! Почему опять он? Этот мужчина словно мой злой рок. С него начались мои несчастия в этом доме!

Хорошо, что сейчас я могу лицезреть только его широкую спину и могучие плечи. Видеть снова ту зубастую маску, в глазных прорезях которой мелькают бельма, больше нет сил.

Поэтому замираю, прижав ладони к груди, где бешено колотится сердце – его переполняют гнев и раздражение. Этот человек будто нарочно преследует меня. А я ведь хотела держаться от него подальше.

До меня долетают обрывки разговора.

– … как ты мог притащить в свой дом змей?

Ся Инчжи фыркает и произносит то, что заставляет мои щёки ярко вспыхнуть:

– Знал бы ты, брат, как они хороши в постели.

Ся Тайоши вскидывает руку, останавливая его излияния.

– Избавь меня от таких подробностей, Чжи-эр. Это полнейшее безумие – менять безопасность домочадцев на постель… Ты теперь наследник рода Ся! А всё время забываешь об этом!

– А-Ши, я ценю твою заботу, но сейчас ты преувеличиваешь: малышки Сунь и Дин – просто сладкие девочки и очень умелые, к тому же. Они не опасны.

Ся Тайоши лишь хмыкает под маской. Странно, но мне в его хмыке чудится грусть. Не хватало ещё, чтобы я начала сочувствовать этому…

– Невестка, – он не оборачивается, лишь слегка ведёт головой в мою сторону, – разве тебе не говорили, что подслушивать некрасиво? – и я замечаю, как рука ложится на гарду меча. Снова решил угрожать мне клинком.

– Не пугай её, брат, – говорит Ся Инчжи. – А ты, Хэ-эр, иди сюда.

Он открывает объятия, и я юркаю в них, пряча лицо в него на груди. Так мне спокойно, и даже жуткий Ся Тайоши уже не так страшен. – Она не подслушивала – у нас с Хэ-эр нет секретов друг от друга, так же, малышка?

– Да, мой господин, – задираю голову, чтобы посмотреть на него, полюбоваться, отдохнуть глазами. – Аньхэ как раз шла к вам, чтобы всё рассказать. Уважаемый старший брат, – не поклон, а кивок в его сторону – всё равно же не видит, – просто опередил её.

Ся Тайоши кланяется в ответ – приложив руку к груди и низко опустив голову, будто виноват.

– Желаю прекрасного вечера брату и невестке, – произносит нейтрально. – Я задолжал вам свадебный подарок.

Разворачивается и… прыгает, будто отталкиваясь от воздуха. Миг – и сливается с надвигающимися сумерками.

– А-Ши, постой! – только и успевает крикнуть мой супруг вслед удаляющейся тёмной фигуре. Но понимая, что не докричится, переключается на меня: – Он снова был с тобой груб?

– Нет, совсем нет, господин, – спешу заверить. – Но… Он велел наказать ваших наложниц. Разве это допустимо?

– Конечно, – подтверждает Ся Инчжи, берёт меня на руки и несёт к столику в центре беседки – здесь вино и лёгкие закуски, – он ведь старший в роду. Правда, – склоняется к уху, – я немного изменил наказание. Никому не позволю увечить моих девочек. Так что не переживай за сестёр, они будут в порядке.

Я и не переживала, а в кои-то веки была согласна с Ся Тайоши – обе наложницы заслужили хорошей взбучки. Но… если бы они и впрямь пострадали, как бы стали служить господину на ложе? Конечно, он не мог такого допустить. Да и я тоже – ведь забота о муже должна быть у меня первичной. Даже если предстоит заботиться о гареме.

Кстати, о гареме.

– Сестрица Вэй… – начинаю, но Ся Инчжи обрывает меня, касаясь губами моих.

– Больше не думай об этом, малыш. Теперь это моя забота. Я уверен: ты уже распорядилась о достойных похоронах.

Значит, никакого расследования не будет? Ему всё равно, как погибла бедняжка Вэй? Но спорить с господином не хочу – да и подустала сегодня от склок и споров. Однако кое-что прояснять всё-таки не мешает.

– Господин, может ли Аньхэ спросить вас о вашем брате?

Ся Инчжи вздыхает:

– Спрашивай.

– Почему вы зовёте его А-Ши? Он же старший!

– Таким было распоряжение брата. Ведь у нас, кроме друг друга, нет другой родни. А после того, как брат пострадал… Первое время он был беспомощным. Именно, как малое дитя. Я заботился о нём тогда, вот и вошло в привычку.

– А почему он, будучи старшим, живёт где-то на задворках и не управляет имением? Ему что – всё равно?

Ся Инчжи играет с моими волосами, ведёт носом от виска к щеке:

– Всё сложнее, Хэ-эр. Мы же – члены императорской семьи. А все, кто имеет отношение к императору, под пристальным вниманием миллионов глаз. Как может слепой и изуродованный человек зваться внучатым племянником императора? Брат и сам понимает весь расклад – он всегда чтил правила и устои. О его праведности и преданности трону ходили легенды. Поэтому он выбрал официально умереть для всех. Мы даже провели похороны. В Зале Предков стоит и его табличка.

– То есть, сейчас он не человек, а почти призрак? – интересуюсь я.

– Да, в какой-то мере он больше призрак, чем человек… Но… я не позволю, чтобы на нашем свидании был третий – пусть даже в разговорах. Давай лучше о нас, Хэ-эр, и взгляни, какая сегодня дивная луна.

Луна и впрямь сегодня хороша – ей хочется посвящать стихи. Но я не сильна в поэзии – меня этому не учили.

Глава 6. Чай, истории и неспешные разговоры…

Едва я просыпаюсь и совершаю утреннее омовение, как слуги докладывают:

– Пришла наложница Коу. Просит встречи с госпожой.

Наложница Коу. В тот день все они, кроме Дин и Сунь, слились для меня в одно пятно – красивое, яркое, изысканное. К тому же, девушек мне не представляли. И я смутно помню, как выглядит эта самая наложница Коу.

– Хорошо, – киваю, поправляя причёску, – пусть войдёт.

Мой наряд сегодня безупречен – бирюза и изумруд переплетаются в нём. В украшениях – эти же камни. Мне идёт – подчёркивает глаза. Улыбаюсь своему отражению в зеркале и выхожу в главную залу.

Наложница Коу вовсе не красавица. Да тут некоторые служанки краше! К тому же полновата. Такую можно называть лишь одним словом – простушка. Ничего в ней особенного. Да и наряд незамысловатый – персиково-песочный, да ещё и не первой свежести. Видимо, содержание у неё не столь велико, чтобы платья менять.

Она держит в руках поднос, на котором исходит паром свежезаваренный чай. Аромат… Ммм…

Но! Брать что-то из рук наложниц я теперь опасаюсь.

– Сестра Коу, – интересуюсь, не предложив ей сесть, – что привело тебя?

Надеюсь, наш разговор будет недолгим. Утомлять её, заставляя стоять с подносом в руках, мне не хочется.

– Эта недостойная заметила, что сёстры не спешат выражать своё почтение госпоже. И не могла допустить подобного неуважения. Она пришла, чтобы поднести вам чай.

На Нин тут как тут и шепчет мне на ухо:

– Наложница Коу – мастер чайной церемонии. Её даже называют Богиней Чая. Её дядюшка держит самую лучшую чайную в нашем городе. Наверняка вы слышали о чайной господина Во?

Ну, конечно! Кто же о ней не слышал! Ведь там собираются лучшие сказители – знатоки мифов и легенд разных стран и народов. До замужества, случалось, я украдкой сбегала туда, чтобы послушать их рассказы. Говорят, там даже иноземцы бывали, правда, я их никогда не видела. А уж какой там подавали чай! Лучше и не придумать. Или он был так вкусен из-за того, что шёл вдобавок к историям?

Наложница Коу внезапно становится родной и близкой. Ведь с чайной её дядюшки у меня связаны самые лучшие воспоминания. Даже если меня наказывали после моих вылазок – оно того стоило. Сколько я грезила потом картинками из тех сказаний – весёлых и грустных, любовных и героических… Сколько слёз пролила над ними! Сколько радости испытала!

Сама кидаюсь к наложнице Коу, забираю у неё поднос, веду к столу:

– Не стой там, сестрица, присядь. У меня к тебе будет много вопросов.

Она покорно склоняет голову и произносит:

– Коу Хуами готова ответить госпоже.

Усаживаемся вокруг стола.

На Нин суется, добавляя к чаю ещё и закуски.

А моя гостья тем временем наливает чай в чашку, мешает кисточкой, добавляет ароматные травы и протягивает мне.

– Коу Хуами приветствует госпожу, желает ей здравствовать долгие годы и родить много детей. Этой чашкой признаю старшинство сестры Дэ и обещаю во всём слушаться и почитать.

Ну как не принять чай после таких слов? Лесть, как говорится, и кошке приятна. А ещё у наложницы Коу нет мотива – это раз. Два – её все знают, как мастера чайной церемонии. Если со мной что-то случится – подозрение сразу же падёт на неё.

Да и На Нин не была бы так спокойна – ведь Ся Инчжи велел ей беречь меня, как зеницу ока, до самого обряда. Вряд ли бы она стала рисковать, позволяя мне выпить отравленный чай.

Поэтому спокойно принимаю чашку из рук Коу Хуами и делаю глоток.

– Восхитительно! – вырывается невольный крик. – Ты и вправду Богиня Чая.

Она притворно смущается:

– Госпожа, вы нарочно дразните эту ничтожную.

– Вовсе нет, сестрица Коу, я хвалю тебя искренне. Выпей и ты. Попробуй, что у тебя получилось. – Оборачиваюсь к служанке: – На Нин, давай с нами.

– Эта раба не смеет.

– Ой, да брось! – машу рукой. – Церемонии отложим для других случаев. А здесь мы все просто девушки. Пьём чай и болтаем. Садись-садись, давай.

Она ещё немного сопротивляется – для вида. Но слава о таланте Коу Хуами разжигает её любопытство. И вот уже чаша На Нин полна ароматного напитка.

Поднимаю свою:

– Давайте выпьем за наш союз и поклянёмся друг другу в вечной верности.

Как ни странно, обе – и наложница, и служанка – поддерживают мой тост. Конечно, играть в преданность им сейчас выгодно. Мой отец называл это ситуативными союзниками. Но пусть хоть так – мне, пока что, выбирать не приходится.

На Нин храбрится и налегает на османтусовые пирожные. Я же предпочитаю выпечку из красных бобов. Тем более, что в доме вана она просто божественная.

Отправляя в рот очередной кусочек и запивая его чаем, На Нин говорит:

– Госпожа Коу, вы ведь выросли в чайной своего дяди?

– Так и есть, – подтверждает та, – я проводила там сутки напролёт.

– Стало быть, вы знаете какую-нибудь занимательную историю? Ну, из тех, что постоянно рассказывали там?

Коу Хуами вдруг серьёзнеет и бросает на меня странный взгляд.

– На самом деле я знаю немного, – говорит она. – Но одна легенда всегда казалась мне весьма занимательной. Если позволите, эта ничтожная поведает её вам? – обращается ко мне.

И я милостиво соглашаюсь – когда я отказывалась от хорошей истории?

Мы удобнее устраиваемся, переместившись на подушки, разбросанные по ворсистому ковру. Чай и закуски переносим сюда же – с ними истории веселее.

И Коу Хуами начинает:

– Давным-давно жил на свете один юноша. Он был так прекрасен, что поэты прославляли его, сравнивая с луной и нефритом. Но сколь он был прекрасен внешне, столь жесток и бессердечен внутри. Юная девушка любила его всей душой. Она отдала ему не только свою любовь, но и своё тело. Однако, проведя с ней ночь, юноша высмеял её перед своими друзьями, обесчестил, унизил. Бедняжке не оставалось ничего другого, кроме как наложить на себя руки. Но, умирая, она воззвала к богам и попросила тех наказать прекрасного зазнайку. Боги вняли её мольбам – вскоре юноша погиб, а переродился уже в теле нудного холостяка, который, к тому же, был уродлив и слеп…