Ирина
В раздевалке спортзала душно. Кондиционер не работает, вытяжка шумит словно взлетающий боинг, клубы пара из душевой просачиваются в узкую щель между дверным полотном и полом.
Я вытираю пот своим полотенцем и швыряю его в сумку, допивая остатки воды из бутылки. Тренировка выдалась тяжелой, но сидячий образ жизни диктует свои условия.
Этот фитнес клуб недешевый и благо, что компания, в которой я работаю, предоставляет нам абонементы, чем грех не воспользоваться. Но сама бы я не рискнула раскошелиться на такие условия. Дамокловым мечом над головой висит ипотека и лекарства для мамы. На себя мало что остается, хоть и получаю я достаточно.
- Лол, не боишься, что уведут? Барских то у тебя мужик красивый, статный. За таким только глаз, да глаз, - доносится из-за шкафчиков, стоящих плотным рядом и закрывающих весь обзор гнусавый женский голос.
Сплетни в женской раздевалке, казалось бы, привычное дело. Тем более в раздевалке фитнес центра, который предпочитает вся местная элита. От жен олигархов, до их содержанок. Весь цветник, как на ладони.
Мне нет дела до чужих разговоров, но сейчас я почему-то подбираюсь. Царапает сознание знакомое и достаточно редкое имя, заставляя внимать каждому слову двух кумушек.
- Хах. Прекрати, - тянет насмешливо некая Лола. – Я крепко держу Германа за яйца. Никуда он от меня не денется.
И столько пафоса в знакомом голосе, что кулаки мои сжимаются против воли. Интуиция меня не обманула.
Стараясь ступать неслышно я в одних белоснежных носках крадусь к крайнему шкафчику, аккуратно выглядывая, чтобы удостовериться в своих догадках.
Вне всякого сомнения, это действительно она. Стоит, ухмыляется, светя своими надутыми сиськами. Ни грамма стеснения или раскаянья.
Всё это время она продолжает жить свою лучшую жизнь. В то время, когда нас перемолола чертова мясорубка жизни у неё явно все складывалось наилучшим образом. Шмотки дорогие, в ушах брюлики, во рту блестит унитазной белизной ровный ряд виниров.
Десять чертовых лет прошло. А она цветет и пахнет. Ни морщин, ни целлюлита. Гладкая надувная кукла. Мразь, которая не чуралась спать с чужими мужьями и уводить их из семьи.
Ненависть, что всё это время спала во мне, разом вспыхнула, красной пеленой застилая глаза. Она разгоралась во мне адским пламени. Очнулась, хлестким ударом пробудившегося вулкана. Того и гляди рванет и затопит огненной лавой с головой.
- Я бы не была такой самоуверенной на твоем месте. Вон сколько их молодых свиристелок. Любую пачкой купюр помани – прибежит. Тебе ли ни знать. Сама таким по молодости промышляла, - кривит рот такая же надувная кукла без возраста.
И хоть она мне не нравится, но мысленно я соглашаюсь с её умозаключениями. Действительно, её подружка лучших других знает, как подмахивать женатикам, лить им в уши дерьмо, чтобы они забыли и про верных жен, и про ждущих их дома детей.
- Брось! Мой муж зациклен на мне, - отмахивается Лолила, рассматривая своё отражение в зеркале. Сжимает туги сиськи, крутится со стороны в сторону любуясь собой, причмокивая пухлыми губами. – Ни одна сучка не способна увести его из семьи. Я привязала его детьми к себе навсегда.
А вот это мы еще посмотрим, Лола. Я разрушу твою жизнь точно так же, как ты в своё время разрушила мою. Заберу твоего мужа и заставлю тебя страдать. Даже если для этого мне придется саму себя окончательно разрушить. Обещаю, тебе будет больно…
Ирина
- Проходите. Вас ожидают.
Строгое закрытое черное платье-футлят. Пиджак оверсайз. Туфли-лодочки на шпильке. Собранные в тугой пучок темные волосы. И только губы я оставила ярко-красными. Броскими. У мужиков фетиш на красные оттенки. Особенно у таких статусных, как Герман Викторович Барских.
Ему сорок. Он «счастливо» женат. Отец двух детей и просто потрясающий мужчина. Последнее утверждение я услышала в женском туалете, грея уши, сидя в кабинке. Да и девушки особо не скрываясь обсуждали начальника транспортного отдела, во всех красках смакуя его похождения за пределами фирмы.
Предыдущий секретарь явно собиралась в декрет и теперь сидела, будто на иголках с надеждой поглядывая на каждую из нас. Впрочем, посмотреть было на что.
Я словно попала на кастинг фотомоделей. Ноги от ушей, короткие юбки, глубокие вырезы, из которых выпрыгивали круглые, имеющие искусственную природу, полушария. Никто не гнушался пользоваться своей внешностью, но судя по тому как быстро каждая выскакивала из кабинета Барских, забывали пользоваться своим главным достоинством – головой.
Я отвернулась от аляпистого нечто, что по какой-то дикой случайности решили назвать произведением современного искусства и улыбнулась девушке-секретарю. Вскоре мне предстоит занять её место. Так что следует наладить контакт загодя. Именно эта работа и именно у этого мужчины мне была нужна кровь из носу. И я готова была пойти ради этого на многое.
Кроткий стук и я толкаю дверное полотно, проскальзывая в святая святых, где за явно недешевым дубовым столом с хладнокровным выражением лица восседает мой будущий шеф. Сосредоточенный и суровой.
Он держит в руках какие-то бумаги, скользя по ним быстрым взглядом. И даже моё присутствие не заставляет его поднять глаза. Лишь сильнее пролегает складка на лбу и плечи как-то неожиданно напрягаются, будто Герман Викторович готовится к прыжку.
- Добрый день! – напоминаю о своём присутствие и он, наконец, удостаивает меня своим вниманием.
Скользит взглядом от носков острых туфель, оценивает длину ног и выгибает бровь, закончив свой осмотр кроваво-красной помадой. Это спойлер к нашей истории, Герман Викторович. Будьте уверены - Вам не понравится.
Я кардинально отличаюсь от своих предшественниц, но именно на это был расчёт. Мне нужно было выделяться, чтобы привлечь внимание. Натянуть шкурку серой мышки? Слишком банально. А вот красивая и уверенная в себе женщина – другое дело.
- Ирина Владимировна, - тянет он, будто смакуя моё имя. Ухмыляется, ослабляет узел галстука и откидывается на спинку кресла, так и не предложив мне присесть.
Впрочем, я уж точно не из робкого десятка. Утвердительно киваю, подтверждая свою личность и сама подхожу к стулу для посетителей. Присаживаясь на самый его край с неестественной прямой спиной.
Холодный пот струится по позвоночнику. Ладошки слегка подрагивают, поэтому я прячу их под столом. Но больше ни одна деталь не выдает моего дикого волнения. Я-кремень. И мне нужна эта работа!
- Что Вы умеете? – Барсих выгибает вопросительно темную бровь, буравя меня взглядом своих темно-синих глаз. Глубоких, как море в шторм. И таких же опасных, как его пленяющие неудачников волны.
Я не давлюсь заготовленными словами только потому, что привыкла держать удар. С раннего девичества осознавая, что стерв гораздо сложнее нагнуть, чем миленьких и наивных кротких овечек. У меня нет болевых точек. Больше нет. Я выжгла их, вместе со своей душой.
Мужчина напротив красив. А еще вероятнее всего высок и статен, если судить по тому, как натягивается рубашка на широких плечах. И мне на миг становится жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. Но…Эта минутная слабость проходит слишком быстро, и я беру себя в руки.
- Всё, - без лишней скромности заявляю я. – Всё, что необходимо уметь кандидату, претендующему на должность Вашего секретаря.
Бросаю достаточно красноречивый взгляд на стопку резюме, в которой непременно затерялось моё, но Герман Викторович и глазом не ведет. Его не интересуют бумажки, сейчас весь его интерес зациклен на мне.
Нет, это не интерес мужчины к молодой женщины. Впрочем, его искры где-то там глубоко все же имеются. Красная помада сыграла свою роль. Это интерес работодателя к потенциальному работнику. Что на данный момент меня более чем устраивает.
Приосаниваюсь, хотя, казалось бы, больше некуда. Адреналин долбит по вискам, но я старательно кривлю губы в скупой ухмылке. Я знаю себе цену. Как специалист, и чего уж греха таить как женщина.
- Раздевайтесь, - его поручение сбивает с толку.
Наивная дева в оскорбленных чувствах непременно бы завопила. Мои предшественницы, скорее всего, без лишней скромности оголялись и вылетали из кабинета, словно пробки из шампанского. Потому что вопрос совершенно очевидно не имеет никакой подоплеки. А лишь попытка вывести из равновесия. Этакое стресс-интервью в наших суровых реалиях.
- Не припомню, чтобы в должностной инструкции были такого рода обязанности. Не могли бы Вы предоставить их копию для ознакомления? – безэмоциональным голосом произношу я.
- У вас хорошая память, Ирина Владимировна, - улыбается Барских. Вполне искренне и дружелюбно. – Вы приняты.
Герман
Лола встречает очередным недовольством. Близнецы дались ей тяжело и теперь она при каждом удобном случае напоминает мне об этом. Ведь если бы не моё тупое желание иметь детей, всё бы у нас было прекрасно.
А теперь она потеряла свою фигуру, погрязла в быту, соплях и детской блевотине. Но по правде ничего из этого не было у Лолиты. Фигура на зависть молодым девчонкам, ведь всё свое свободное время она проводит в зале с личным тренеров, в то время как наши дети сданы на попечение нянек. Так как:
- Я личность, а не инкубатор! Ты хотел детей – вот и нянчись!
Да, я хотел детей. Я хотел семью, уют, дом, где тебя всегда любят и ждут. Но теперь я каждый день прихожу в холодные двухуровневые апартаменты, жую еду из доставки и слушаю, как малышня разносит гостиную. Они единственное теплое, что связывает меня с женой.
Любил ли я её? Наверное. Лолита была сногсшибательно красива и прекрасно об этом знала, пользуясь своей внешностью. Именно этим и зацепила. Она знала, чего хотела от жизни и смело шла вперед. А я повелся на красивую картинку, забыв заглянуть за фасад.
Почему же вдруг привычная линия поведения стала так раздражать именно последние два дня? Не виной ли эта темноволосая ведьма с красными губами, которые не выходят из моей головы?!
К стратегии поведения моей новой секретарши нельзя было придраться. Предельно собрана, работоспособна и явно метит не в мою постель, в отличие от её предшественниц. Вот только именно это меня и удручает. Потому что я бы с радостью поддался на её чары.
Я не святой. Но Лолке изменял только с девицами легкого поведения, которым можно заплатить деньги и в твою семью они точно не полезут. А заводить постоянную любовницу на стороне – это опасность для семьи. Пусть и такой нестандартной, как наша!
- Папа! Папа пришел! – пищат близнецы, повиснув на моей шее.
Им пять. Они шустры и непоседливы, как и все дети. Моё самое большое сокровище. Лучшее, что могли сотворить таких два далеких друг от друга человека, как мы с Лолой.
- Явился, - фырчит жена, не поднимая пятую точку с дивана, когда я с мальчишками захожу в гостиную. На ковре разбросаны игрушки, что безуспешно пытается собрать в большой короб наша няня - Раиса Игоревна.
Ей за шестьдесят и с моими сорванцами женщине давно уже сложно справляться, но всех молодых нянь Лолита забраковала, не желая, чтобы в стенах нашего дома было малейшее для меня искушение. Будто я псина, что не может пропустить мимо течную суку.
Впрочем, я давно понял, что спорить с Лолой бессмысленно. Всё равно я буду виноват во всех земных и неземных грехах. Одним больше, одним меньше.
- И тебе привет, - усмехаюсь, снимая пацанов со своей шеи.
Марк и Макс переглядываются и спешат к своим игрушкам. По телевизору снова крутят очередную бабскую муть, от которой порядком тошнит. Но забрать пульт у Лолы, когда она дома, не решаются даже сыновья. Для них мама похлеще монстра из-под кровати будет.
- Добрый вечер, Герман Викторович. Я взяла на себя смелость приготовить ужин в сон-час мальчишек, - несмело тянет наша няня, кряхтя, поднимаясь с колен.
- Спасибо, Раиса Игоревна, - улыбаюсь устало женщине, ослабляя узел галстука и поворачиваюсь к жене. – Накроешь?
- Я тебе что служанка? Где тарелки лежат ты и сам прекрасно знаешь. У меня сериал, - хмыкает недовольно Лола и выкручивает пультом звук на несколько делений, тем самым ставя точку в нашем с ней незамысловатом диалоге.
Чего и следовало ожидать. Стабильно мы проходим одно и тоже, словно бегаем по замкнутому кругу. Однажды, когда вывозить стало совсем невозможно, я уже заикнулся о разводе. Получив в ответ:
- Хочешь нанести травму нашим детям, Барских?! Я ведь так просто тебе их не отдам!
Тогда, психанув, я ушел, громко хлопнув дверью. Невидимая удавка на шее затягивалась все сильнее. И чтобы от неё избавить, именно в тот вечер я изменил жене впервые.
***
Ирина
Я затаилась. Перенимала дела у Юли, работала, вливалась в коллектив. С Барских мы общались подчеркнуто отстраненно и холодно. Никаких подробностей о личной жизни и пустых разговоров ни о чем. Классический тандем босса и его незаменимой секретарши.
Совместными усилиями мы спровадили Юлию в декрет и приступили к притирке.
- Ира, кофе. Ира, отчет. Ира, ответ на письмо МинТранса. Ира…Ира…Ира.
Незаменимая Ира. Послушный трудоголик. Палочка-выручалочка, которая всегда под рукой, будь это совещание с аукционерами или сопровождение на встречу. Бесполое существо, которое ни словом, ни взглядом не может позволить себе лишнего. Как тот хамелеон, принимающая форму, которую от неё требуют.
Но было еще кое-что другое. Взгляды глаза в глаза, мимолетный почти незаметные касания, легкие намеки на улыбку, невесомый аромат моих духов, которыми пропиталась приемная. Ничего криминального, но в то же время, действующее как некая привязка. Приворотное зелье, доступное каждой женщине. Та самая энергия, которая медленно, но верно совращает, заставляя ступить на скользкую дорожку измены.
Я знала, что Барских ходок. Чем дольше я работала в компании, тем больше слухов впитывала в себя, подмечая, казалось бы, совсем не важные вещи. Сплетни, которыми щедро делились девочки в курилке. А я хоть и завязала с сигаретами, почти сразу же, как ушла из клуба Савицкого, но делала вид, что наслаждаюсь сизым смогом, а не собираю информацию по крупицам.
Герман
Зачем я приказал ей остаться? И сам не знаю. Словно переключилось что-то в моей голове в тот вечер, когда мы оказались в приемной наедине. Так перемкнуло, что теперь каждый раз я ищу повод, лишь бы снова почувствовать на себе её взгляд и ощутить этот чертов аромат духов, что словно въелся в мои рецепторы.
Стук её шпилек, красная помада, сладкий аромат, витающий вокруг. Кофе, которое умела варить только она. Холодная неприступная крепость, что хотелось покорять день за днем. Как мания.
И ведь это было более чем странно. Ира не делала ничего особенного. Не пыталась понравиться, не скатывалась в общении на флирт. Одевалась соблазнительно, но и к её образу придраться было более чем сложно. Безразмерные большие пиджаки, прятали от моих глаз явно безупречную фигуру, действуя на меня подобно виагре. Никакие глубокие вырезы и голые ляжки не западали в душу так сильно.
Но у меня была семья. Жена, дети. У меня были обязательства и принципы. Принципы, которые казались моим нерушимым оплотом. Никаких интрижек на работе. Никаких постоянных любовниц. Ничего, что может угрожать спокойствию моей семьи.
- Герман Викторович, - подает голос Ира. Смотрит прямо, почти не мигая. Змея, что постепенно стягивает свои тугие кольца вокруг моей шеи. Сколько она уже у меня? Кажется, два месяца. Совсем ничего. А я уже готов оформить её официально и разложить на своём столе. Чертовщина, да и только!
Да что там! Даже в пубертат меня не накрывало так сильно. Я хотел женщин. Хотел и брал. Но экстаз проходил быстро, а неистовой жажды не было и в помине. Ни с кем не было. В том числе и с Лолой.
- Да, я…- прочищаю горло и будто стараясь отгородиться от неё, натягиваю на губы ухмылку. – Яшин не звонил?
- Нет. Набрать? – качает головой Ира.
Темные волосы собраны в тугой пучок и не скрывают от моего взгляда тонкую бледную шею. У меня зудят кончики пальцев, требуя распустить эту копну и зарыться в них руками. Ощутить их шелк, а после склониться и вдохнуть терпкий запах, сотканный из многочисленных ароматов уходовой косметики для волос и её самой.
- Не стоит. Я сам, - тем для разговора больше нет.
В голове вакуум. Зато в штанах такое напряжение, что я задумываюсь о том, чтобы после работы заскочить к одной из своих многочисленных проституток. Проверенной, что самое важное и очень умелой.
- Кстати, курьер принес, - словно фокусник Ира достает из своего ежедневника пустой конверт. Никаких тебе опознавательных знаков.
- От кого? – удивленно дергаю бровью, принимая из её рук почту.
- Не указано. Было в куче со всей корреспонденцией.
- Спасибо. Можешь идти.
Ира уходит, а я еще долго сверлю взглядом её ровную и прямую спину, в голове просчитывая, как уложить на лопатки эту снежную королеву. И только когда дверь за ней закрывается, я беру в руки письмо от неизвестного адресата.
На стол выпадает золотистый тисненный билет. Вчитываюсь в слова, совершенно не понимая, кто мог его прислать.
«Стриптиз-клуб «Фурия». Пригласительное в ВИП-Ложе» и сегодняшняя дата.
***
Ирина
Это был риск. Огромный такой риск, на который я шла сознательно. Стоит только поднять записи из камер видеонаблюдения, чтобы поймать меня на лжи. Впрочем, курьер действительно был. А еще были документы, которые он привез. Но так ли незаметно я подложила конверт с приглашением как думала? И другой вопрос: клюнет ли Герман Викторович на него? Или все же удивит и мне придется придумывать более изощренный план, чтобы заманить Барских в своё логово?
Оставшийся рабочий день проходит как на иголках. Я дергаюсь от каждого звука, чувствуя себя напряженной как струна. Заламываю пальцы и то и дело кошусь на дверь в кабинет начальства, но шеф, словно издеваясь, затихает. Лишь единожды просит принести ему кофе и больше из своей вотчины не высовывается. А вот к нему наоборот просятся на прием все, кому не лень. И мне приходится ёрзать на стуле, глядя за скрывающимися спинами посетителей, что неустанным потоком заходят в кабинет. Потому что поводов зайти туда самой и попытаться найти ответ на свои немые вопросы я придумать не могу.
Отвечаю на звонки, строчу письма, перекладываю бумаги из одной стопки в другую. Делаю видимость работы, чтобы унять тремор рук и избавиться от волнения. Оно шарашит по нервам разрядом в двести двадцать вольт. Я и вся словно наэлектризована с эфемерной табличкой на лбу: «не подходи – убьет».
Ко мне и правда никто не подходит. Косятся, но спрашивать ничего не решаются, мышками проскакивая к Барских. Когда как причина всех моих волнений, кажется, и вовсе думать забыла об анонимном приглашении и за две минуты до конца рабочего дня, скупо прощается и уходит, впервые за эту неделю, не задерживаясь на рабочем месте.
Я ускользаю почти сразу же за ним. Мне нужно быть готовой к тому, что он заявится в клуб. Савицкий и его люди предупреждены. Каждый охранник знает имя Барских назубок. Незамеченным он просто не может пройти мимо.
До клуба добираюсь быстрее обычного. Гонимая адреналином, что сворачивает мою кровь, залетаю в кабинет к Савицкого как к себе домой. У меня есть маленькие привилегии и я вовсю ими пользуюсь.
Ирина
У меня потеют ладошки. Невзначай я вытираю их об сетчатые колготки, то и дело взглядом возвращаясь к своему отражению в маленьком круглом настольном зеркале.
Темные локоны парика, завитые на концах, спускаются на бурно вздымающуюся упругую грудь, затянутую в корсет с пуш-ап эффектом. Выглядит пошло и не требуй мой замысел столь легкомысленного наряда, я бы непременно оделась скромнее. Конечно, на моей практике были и более откровенные наряды, но я всячески стремилась забыть этот период своей жизни. Мне хотелось нормальной полноценной жизни, но…
Красные губы растягиваются в улыбке, что больше напоминает оскал. На лице черная ажурная маска, цвет зрачка непривычно темный. Пришлось воспользоваться контактными линзами. Барских не должен меня узнать. Он должен почувствовать. Не зря же я вот уже какую неделю кряду опшикиваю его апартаменты своими духами. Сладкими и едкими, осточертевшими мне настолько, что любой намек на этот запах вызывает тошноту.
Я ненавижу эту красную помаду, ненавижу эти духи, ненавижу себя и Барского заодно. Он слишком легко попался. Настолько, что всяческое уважение к его персоне, которое я все еще испытывала по началу начинает тухнуть. Его тянет ко мне и сдерживают Германа Викторовича лишь дурацкие принципы, а никак не щенячья верность его жене.
Ох, Ира. Пора понять, что все они козлы. Все они, стоит только поманить, готовы променять любовь на красивую мордашку. Потому что секс для них – просто секс. А для тебя эмоции и чувства.
- Он здесь, - короткий едва слышный звук и громила с проходной просовывает лысую башку в кабинет Савицкого.
- Провели? – интересуется Егор и получив кивок одного из своих шкафоподобных горилл, жестом отправляет подчиненного восвояси, переводя свой цепкий нечитаемый взгляд на меня. – Твой выход, Ир.
Колени дрожат. Я делаю несколько шагов на высоченных каблуках и выдыхаю. Перед глазами всё то же отражение, которое в моей голове постепенно расползается, обнажая мою гнилую суть.
Назад дороги не будет. Но ты же именно этого и хотела, Ира. Хотела, чтобы они все захлебывались болью и кровью, так как это делала ты и мама. Хотела, не отрицай. Вот он твой шанс. Хватай и держи двумя руками. Вгрызайся. Тебе же неведомы муки совести. Нет её у тебя. Убила давно.
Песню для танца я тоже подобрала символическую. Страстную, огненную. Если не лезть в дебри и не заморачиваться переводом. А там смысл как на ладони. Но Герман Викторович будет слишком занят, чтобы уловить суть. Уж я об этом позабочусь.
Дожидаюсь пока заиграет мелодия и появляюсь у шеста в свете софитов, взглядами внахлест сталкиваясь с Барским. Он поражен. На дне плещется подозрения, но я не даю им прорасти дальше. Я танцую.
«I see red, red, oh red
A gun to your head, head, to your head, oh»*
Поворот, изгиб, снова поворот. Мышцы отзываются приятным покалыванием, а спина и ягодицы горят от мужского взгляда.
У нас не классический стриптиз. Сегодня я не буду оголяться. Этого и не нужно. Вижу, что Барских и так заведен не на шутку. От вальяжного кота, что развалился на диване, до подобравшегося хищника разгон прошел за секунду.
Я подхожу ближе. Изгибаюсь, позволяя рассмотреть меня со всех сторон.
Крылья носа Германа раздуваются. Он шумно втягивает воздух и дергается словно от пощечины. Унюхал.
- Без рук, - предупреждающе тяну. От переизбытка эмоций и нервов голос садится. Изо рта вырывается нечто хриплое, но сейчас и это мне на руку.
Падаю на мужские колени, трусь об вздыбленный пах. Шеф напрягается. Мужское дыхание ускоряется. Частит. Он возбужден до предела. То ли моим танцем, то ли совокупностью всех совпадений.
В танце я сползаю с его колен на пол. Хочу видеть его глаза, но они прикрыты. Кого ты представляешь на моем месте? Меня, которую видишь в своем офисе каждый день или же свою благоверную?! Уверена, она так не умеет.
Музыка подходит к концу. Три минуты. Всего три минуты. Много это или мало, покажет время. Но сейчас я фантазия, мираж. А миражу пристало исчезать, заменяя собой реальность.
Он открывает глаза, когда я снова на сцене у шеста. Заключительный поворот, последние знаковые слова и я исчезаю в темноте. Гаснет свет. Спектакль окончен.
- Стой! – летит мне в спину, но ему меня не догнать.
Ни он первый, ни он последний, что хотел продолжить знакомство с танцовщицей. Но отдать Савицкому должное, никого из нас он не принуждал и каждую девочку оберегал. Так что безопасность в клубе была на высоте. Возле черного входа, через который я появилась, уже стоит грозная мужская тень, что, стоит мне выйти, перекрывает путь. Барских меня не достать.
Взмыленная я залетаю в кабинет Егора, едва не рыдая. Меня перемолола эта встреча. И если в танце я еще держалась, строила из себя черти что, то стоило оказаться в относительно спокойном месте, как истерика накрыла с головой. Благо, кабинет радовал пустотой, и Егор не стал свидетелем моей слабости.
Дрожащими руками снимаю дурацкий парик, маску, тыльной стороной ладони стираю краску с губ, размазывая её по щекам. Я сама себя переиграла. Уничтожила. И не сегодня, а гораздо раньше…
*Everybody Loves an Outlaw - I See Red
Ирина
Мне снова снится один и тот же сон. Кошмар, что был самой настоящей явью. Опять скорая, запахи лекарств, моё заплаканное лицо. Маму снова увозят в больницу, а я не знаю, что делать. Куда бежать.
Мне было всего пятнадцать. Соплюшка, не нюхавшая жизни. Мелочь, которой пришлось крутить жопой перед взрослыми толстыми дядями, лишь бы заработать денег. Утром школа, вечером – шест. Не типичное занятие для девочки-подростка.
Я прошла многое. И домогательства, и предательство, и попытки изнасилования. Не абы какая трагедия. Разве не проходит в нашей стране это каждая вторая девчонка?! Я не была особенной. Я была одной "из". Ох, если бы не чертова память, которая услужливо показывала мне врага в лицо. Память, благодаря которой я знала, кому обязана всеми этими ужасами: отцу и Лолите Барских.
Она была его секретаршей, потом любовницей. Она же и заявилась в тот вечер к матери и поведала про их неземную любовь. Про ребенка, которого она носила под сердцем.
Я стояла за углом и слышала каждое её слово. Впитывала интонации как губка, жадно ловила отголоски эмоций, повисших в воздухе. Это был крах. Крах моего детства.
- Я любовница Вашего мужа, - она насмехалась над мамой. Мнила себя королевой, дула пухлые губы, стреляя умело подкрашенными глазами. А затем положив руку на плоский живот пророкотала: - Мы с Масиком ждем пополнение, а Вы старая никчемная клуша, которая ему больше не нужна.
- Не верите? – продолжала добивать эта сука. – Вот смотрите. Фотографии. Специально для Вас сделала.
Они потом будут веером валяться в прихожей. И я непременно их подберу и запомню каждую, чтобы позже воссоздать кадры уже с Германом Викторовичем, катком пройдясь по его благоверной. Не всегда же бумеранг прилетает мгновенно. Иногда ему необходимо задержаться на года.
Я просыпаюсь в холодном поту. Вскакиваю с кровати и, сипло втягивая воздух в легкие, сижу еще несколько минут глядя в одну точку. Дышать тяжело от отчаянья, что сковывает грудь. Отголоски сна еще долгие несколько часов будут измываться над моим телом. Я привыкла.
Отец получил своё по заслугам. Он так и остался один. Ко всему прочему его распрекрасная Лолита не решилась рожать от него ребенка. Побежала и сделала аборт, еще до того, как заявиться к маме. Не нужны ей были дети, она желала только денег.
Я отказывалась знаться с ним многие годы и маме запрещала даже произносить его имя. Потому что, когда он был нужен, когда маму увезли на скорой и я строчила смс-ки на старом кнопочном телефоне, единственное что мне пришло в ответ: «Мне сейчас некогда. Давай позже.»
- Давай позже, - единственное словосочетание, которого он удостаивается сейчас, когда пытается до меня дозвониться.
Абонент навечно в черном списке, но иногда его прорывает. Звонит с незнакомых номеров, просит встретиться. Я безжалостно отсекаю все попытки, не испытывая к этому человеку никаких теплых чувств. Единожды предав, в моем понимании, человек больше не заслуживает никакого доверия. Прощения и подавно.
Я отнюдь не гибка, не понимающая и не добрая. Я озлобленная стерва, которая хочет разрушить людей, причинивших мне боль.
Ночью я больше не могу уснуть. Трачу несколько часов подряд, чтобы распечатать фотографии из клуба, после запечатывая их в простой белый конверт без опознавательных знаков. Сегодня он окажется в руках Лолиты, как первый королевский ход, обозначающий начало полномасштабной войны.
***
Ирина
На работу едва не опаздываю. Приходится заезжать по пути в курьерскую службу и оплачивать услуги доставки, плюс накинув за срочность. Я могла бы обойтись и малой кровью. В конце концов в век современных технологий существую мессенджеры, через которые с левой симки можно что угодно отправить. Но я хочу по старинке. Чтобы она могла подержать в руках доказательства, пощупать, ощутить глянцевую бумагу под кончиками пальцев и проникнуться. Так как прониклась тогда я и мама.
Конечно, эту суку не возьмут обычные фото. Более того, я не уверена, что эти снимки вообще возымеют какой-то эффект. Но для начала, для затравки сойдет и это.
В приемную залетаю без пяти минут, уже ожидая словить недовольства Барских, но Германа все еще нет на месте. Поэтому я почти расслабляюсь. Неспешно скидываю пальто, меняю сапоги на лодочки, варю кофе. Себе и задерживающемуся начальству, цепляя на лицо привычную маску безразличия.
То, что было в клубе, там и должно остаться. Иначе рухнет все к чертям собачьим. У меня и так не получается быть непредвзятой холодной глыбой. Потому что горит что-то внутри, захлестывая. Дышать иногда не давая полноценно. Будто я сама себе яму рою.
Конечно рою. Свою собственную могилу, своими же руками. Проехаться по семейке шефа я планирую бульдозером, сравняв её с землей. И мне не жаль никого. Потому что в своё время эта дрянь не пожалела меня. Я отплачу ей той же монетой.
- Доброе утро, Ира, - голос шефа заставляет едва заметно вздрогнуть. Я считаю до десяти, глубоко вздыхаю и натягиваю на лицо профессиональную пластмассовую улыбку, поворачиваясь к мужчине лицом с чашкой крепкого американо в руках.
- Герман Викторович, доброе утро. Ваш кофе.
Барских сухо кивает. Скользит по мне взглядом воспаленных глаз, останавливаясь дольше положенного на красных губах и задает совершенно неожиданный вопрос:
Ирина
- Забронируй билеты на пятницу. Мы летим в Питер.
Барских возвращается от генерального какой-то взвинченный, я бы даже сказала, злой. Хлопает дверь кабинета, слышится за стенкой тихая ругань. И больше ни взгляда, ни полувзгляда в мою сторону. Словно я пустое место. Словно ни он каких-то несколько часов назад признавался, что хочет меня, опаляя своим жадным взглядом.
Я пожимаю плечами и приступаю к работе. Нахожу свои записи, составленные в период обучения у прошлого секретаря Германа Викторовича, перелистываю страницу, мысленно возвращаясь в недавние события.
Он пытался меня продавить. Это должно вызывать некое уважение. Но ворчащая стерва внутри меня недовольна. Она цокает языком, шпильками отчеканивая жесткий ритм, прямиков в сердце Барских. Впрочем, ей нет никакой необходимости в его любви. Ей нужны слезы и даже не его. Он просто жертва, Ира. Не ведись.
Прикрываю глаза, считаю до десяти, выравниваю дыхание, захлопывая ежедневник с записями. Мне не нужны шпаргалки, чтобы вспомнить про еще один филиал нашего завода в Питере. Как и не нужно быть экстрасенсом, что под фразой «мы», Герман имел в виду не только себя, но и меня.
Шанс, который сам приплыл в руки, должен радовать. Но я отчего-то волнуюсь. Вытираю потные ладошки об юбку, кусаю губы, почти съедая красную помаду. И когда все же оставляю бронь в гостиницу на один общий номер, сердце в груди, едва не вырвавшись из плена ребер, грозиться плюхнуться прямо под ноги.
- Ирочка, - вплывает в приемную наш безопасник –Алексей Александрович Беспалов.
Его внушительная фигура, запертая в строгий мужской костюм, занимает весь дверной проем. Я перевожу взгляд на ухмыляющегося мужчину и вопросительно дергаю бровь.
Ненавижу фамильярность. Особенно от таких туповатых особей, которые мнят себя альфа-самцами. Тот же Барских, хоть и имеет за пределами офиса баб, никогда особо этим не кичиться. В отличие от того же Беспалого. Довелось мне однажды в курилке их треп подслушать с остальными такими же индивидуумами. Едва уши в трубочку не скрутились.
- Меня зовут Ирина, - чеканю каждое слово прохладным отрезвляющим тоном. – Герман Викторович занят.
- Какая ты строгая. Прямо Снежная королева, - походкой сытого котяры Беспалов проходит к моему столу, нависая. Давить, гад, пытается. И будь я менее привычной к этим проявлениям токсичной маскулинности, наверняка бы, попыталась сжаться, чтобы избавиться от излишнего пугающего внимания. Но я, во-первых, была не из робкого десятка, а во-вторых работа в стриптиз-клубе все же оставила свой след. Умение держать удар с независимым лицом благодаря тому же Савицкому выработано у меня до автоматизма.
К тому же, несмотря на всю свою внешнюю мощь и бугристость мышц, Беспалов не отличался умом и сообразительностью. Тупой исполнитель, пусть и самый главный в отряде своих деревяшек.
- Вы что-то хотели? Я передам Герману Викторовичу.
- Ирина…а по батюшке как? – заламывает бровь верзила, вытаскивая из подставки для канцелярии карандаш.
Я прикусываю язык, призывая язву, живущую во мне, к порядку. Беспалов, конечно, гад, но не тебе роптать, Ира. Осталось совсем ничего, а дальше и ты, и вся информация о тебе канет в лету. Смысл портить отношения со всеми сейчас?!
- Владимировна, - отвечаю, стараясь придать своему голосу как можно больше холода. Чтобы отморозился раз и навсегда.
А ведь он прекрасно знает моё и отчество, и адрес, и даже номер телефона. Наверняка пробивал. Не мог не пробивать. Только некоторые факты из своей биографии мне удалось скрыть. Благо работала я у Савицкого, минуя официальное оформление. Егору не нужны были лишние проблемы с законом. Пришла то я к нему малолетней соплей. Не видавшей и не нюхавшей жизни.
- Что вы делаете сегодня вечером, Ирина Владимировна? – чертов карандаш в толстых пальцах-сардельках ломается пополам. Я вздыхаю, закатывая глаза и возвращаю свой взгляд на экран монитора, стараясь игнорировать присутствие Беспалова.
Я ведь наивно полагала, что лоснящиеся взгляды в мою сторону и противные ухмылки ни к чему не приведут. Поглазеет, да перестанет. Разве не так было на прошлой работе?! Слава замороженной фригидной рыбы шла впереди меня. А новенькие, нарываясь на тотальное безразличие, быстро сдувались. Кому нужна ледяная скульптура, вместо женщины?!
- Сплю, - отозвалась, нервно клацая мышкой и молясь Всевышнему, чтобы Барских выполз из своего кабинета и прогнал этого надоедливого прилипалу.
Не нравился он мне. Всей шкурой чувствую: мудак еще тот. Да и слышала я про этого качка много нелицеприятного.
- О как. Ирочка, так давайте спать вместе? – огрызки карандаша летят в урну, а Беспалов упираясь ладонями в стол, склоняется еще ближе. – Обещаю: не пожалеете.
- Алексей Александрович, - поднимаю взгляд, натягивая на лицо звериный оскал. С кровавыми губами смотрится очень органично. – Еще слово и я подумаю, что Вы ко мне пристаете. Знаете, что харассмент порицается у высшего руководства нашей фирмы? Да и не только в нашей.
Беспалов не успевает ответить. Дверь с характерным грохотом отворяется, ударяясь ручкой об стенку, от чего картина в приемной, что я с таким интересом рассматривала в свой первый визит сюда, дергается, едва не свалившись на пол.
Герман
Дом встречает полутьмой и тишиной. Весьма непривычное сочетание для пространства, где живут двое непоседливых близнецов. А это могло значит лишь одно: ни сыновей, ни тем более их няни в доме не наблюдается.
Ослабляю тугой узел галстука, скидываю ботинки, разминаю плечи. Усталость трудового дня дает о себе знать. Как и бурные событий, что закручивают меня в воронку дел, не позволяя перевести дыхание. Я даже упускаю из вида Иру, а когда все же поднимаю голову от бумаг, слышу лишь её ледяной тон, доносящийся из приемной, что явно пытается отшить нашего безопасника.
С Беспаловым я сталкивался по долгу службы часто. И не раз замечал его брошенный исподтишка взгляд в сторону своего секретаря. Но никогда не придавал ему значения. До сегодняшнего дня. До прошлого вечера и последующей за ней ночи, когда мои мысли пусть и невольно стали крутиться вокруг красногубой ведьмы.
И то желание, клокочущее на переднем плане сознания, что так ловко остудил генеральный, вспыхнуло с новой силой. А вместе с ним и какое-то новое, едва знакомое ощущение. Едкое, кислотой обдающее душу, стоит мне только увидеть Алексея, склонившегося над её столом и прожигающего девушку похотливым взглядом.
Хочется рвать, метать, убивать. Схватить его за грудки и отшвырнуть прямиком в стену, наплевав на его явное преимущество в комплекции. Чтобы больше неповадно было свои клешни к ней тянуть.
- Ого, какие люди, - раздается с дивана, когда я переступаю порог гостиной, освещенной лишь тусклым светом напольного торшера. – Сегодня почти вовремя.
Лола в одном шелковом красном халате. В руках бокал, наполненный вином, на журнальном столике распечатанный конверт и стопка фотографий. Они в хаотичном порядке разложены по стеклянной столешнице и невольно притягивают мой взгляд.
Подхожу ближе. Подцепляю одну из фотокарточек, разглядывая на ней себя и сидящую на моих коленях стриптизершу. Ничего предосудительного. Руки сжаты в кулаки и не касаются девичьего тела, по наклону головы тоже мало что можно понять. Лишь я знаю, что тогда мой взгляд жил в ложбинке ей груди, прикипев аргоновой сваркой намертво.
- Ничего не скажешь в своё оправдание? – фырчит Лолила и, прищурившись, наблюдает за мной.
- Дети где? – интересуюсь, отшвыривая фотографию обратно на стол, предчувствуя скандал, не предназначенный для детских ушей.
Что же, я в очередной раз убедился, что моя чуйка меня не обманула. Я определенно кому-то слишком насолил и теперь меня попросту стремятся вывести из игры, в надежде, что семейные склоки заставят потерять контроль в работе.
Им невдомек, что истерики моей жены меня мало чем трогают. Между нами нет любви, доверия, понимания. Ничего нет. Красивый фасад, пустышка. Я домой то прихожу только из-за пацанов. Не будь их давно бы прекратил этот фарс, под названием брак.
- У твоей мамы, - шипит Лола и с громким звуком ставил бокал на столик. Вино выплескивается из почти полного бокала. Несколько кровавых капель падают на фотографии. – Тебя только дети и волнуют, бесчувственная ты скотина.
Она замахивается, стремясь влепить мне пощечину, но я перехватываю ладонь. Ощутимо сжимаю запястье, в надежде, что легкая боль заставит Лолу, снизить градус общения. Однако, жену это только еще больше распаляет.
- Успокойся, - встряхиваю её я, добавляя с ноткой ехидства в голосе: – Дорогая, ты же сама отправила меня к шлюхам. Какие претензии?!
- Ах, ты! – взбрыкивает, пытается драться, когтями своими наращёнными к лицу стремясь подобраться. Но мне этот манёвр слишком знаком, так что я с легкостью его предотвращаю, отшвыривая буйную жену на диван.
- Сядь, - рявкаю на неё, превозмогая желание ударить. Никогда женщин и пальцем не тронул, но Лола выводит меня на самые ужасные и разношерстные эмоции, пробуждая внутренних демонов. – Еще раз так сделаешь, я не посмотрю, что ты мать моих детей и в рехаб тебя, алкоголичку, сдам. Сколько ты уже выжрала, пока меня ждала? Бутылку, две?
- Мудак, - выплевывает мне прямо в лицо, игнорируя мой вопрос. Раскрасневшаяся, злая с недобрым блеском некогда дорогих мне глаз. Женщина, которую на руках я выносил из ЗАГСа и планировал всю жизнь до самой старости, рука об руку.
От бурных выяснений наших отношений, халат Лолы распахивается, позволяя мне лицезреть объемную голую грудь под ним. Неестественно большую, упругую, с коричневыми тугими сосками. Мой ей подарок на первый день рождения близнецов. И хоть парни были на искусственном скармливании, тогда я поддался на её уговоры, в надежде компенсировать все старания жены. Ведь она выносила и родила моих сыновей.
Раньше все наши ссоры, так или иначе заканчивались в постели. Мне хватило и секунды, чтобы завестись, просто от одного вида взмыленной и растрепанной Лолиты. Но сейчас я смотрел на её голую грудь и не чувствовал ничего, кроме брезгливости. Мне вдруг стала неприятная собственная жена.
- Ничего ты мне не сделаешь, слабак. Только и можешь, что угрожать, да стриптизерш зажимать!
- Я предупредил, - отхожу от греха подальше, успев перехватит бокал со столика быстрее Лолиты.
Тут же за диваном нахожу откупоренную наполовину пустую бутылку и несу всё это добро на кухню, чтобы секундой позднее вылить содержимое в раковину. Провожу ревизию по кухонным шкафам и нахожу еще несколько припрятанных бутылок. Всех их постигает такая же участь.
Ирина
- Садись на передние сиденье, - требует Герман Викторович, когда я тянусь к ручке двери заднего пассажирского, чтобы хоть так минимизировать контакт с ним и взять себя в руки.
Чрезвычайно непривычно для меня. В последний раз я страдала такими вещами лет в шестнадцать, когда еще работала на Савицкого. Но там гормоны, помноженные на первую влюбленность, давали свои плоды. А теперь? Я взрослая женщина, которая стремилась стать идеальной машиной мести, а веду себя как сопливая девчонка с подрагивающими коленками от одного лишь взгляда строгого начальника.
- Конечно, - соглашаюсь без особых споров, мысленно призывая себя к спокойствию. Даже в уме считаю до десяти, выравнивая сбившееся дыхание.
Как ты с ним спать собралась, если уже трясешься мокрым воробьем на ветру, Ира? Ты ведь тёртый калач. Не единожды ловила на себе столь жаркие взгляды. И умело их отбривала, играя мужскими сердцами в русскую рулетку, своё собственное сердце вырвав с корнем. Потому что любить – это больно. А тебе и так хватило боли в этом чертовом мире. Захлебнулась ею в своё время.
- Есть какие-то особые предпочтения? – интересуется Барских, выруливая из парковки. Делает тише музыку, льющуюся из магнитолы и бросает на меня косой взгляд, продолжая кривить губы. – Японская, итальянская, грузинская кухни?
- Мне без разницы. Я ем для того, чтобы жить. А не живу, для того, чтобы есть, - бурчу подобно склочной старухе, отворачиваясь к окну.
- Сократ, – хмыкает шеф. – А как же мимолетные удовольствия, Ира? Еда, секс – пресловутый быстрый дофамин.
Открываю рот, чтобы одной фразой отбрить мужчину, который посягнул на запретную территорию моей личной жизни и тут же его захлопываю. Я должна подсадить его на себя. Сделать так, чтобы он хотел меня и желал, как наркоман, желающий новую дозу. Но явным дистанцированием я этого не добьюсь. Значит, нужно прогибаться и подстраиваться. Снова хитрить и играть свою вымышленную роль.
- Мне просто интересно, - между тем продолжает Барских. – Ни кота, ни парня, ни детей. Так, кажется, ты говорила. Никакой личной жизни. Идеальный работник. Умелая и сдержанная. Какая ты за всем этим фасадом?
Мертвая. Я давно не живу, а существую. Кто-то может сказать, что моя драма не стоит и выеденного яйца. Кто-то закатит глаза и усмехнется. Мне всего двадцать пять, какие мои годы. Но внутреннюю опустошённость заполнить невозможно.
Разве я не старалась? Разве не хотела обычной жизни? Простого тихого счастья. Но беда в том, что сосущая внутри пустота, черная дыра, что ширится день ото дня никогда не даст мне покоя.
- Зачем Вам это? – вскидываю брови, не сумев скрыть удивление.
- Хочу знать, чем живут мои работники, - легко пожимает плечами мужчина и, переключая коробку передач, будто невзначай задевает мою ногу горячими пальцами.
Я вздрагиваю. Просто потому что миллиарды мурашей своей сплоченной армией маршируют вдоль моего позвоночника и низ живота опаляет огненная волна.
- А Вы? – ловко перевожу я тему. – Чем живете Вы? Еда, секс? И только? Вами так легко управлять?
Хожу по краю. По острию ножа. Дергаю тигра за усы. Но ведь не только Барских может умело проворачивать провокации. Я тоже на что-то способна. Бью его же методами и с неким больным наслаждением смотрю, как дергается мужская щека от моего вопроса.
- Знаешь, я полагал, что нет, но…- вдруг совершенно искренне произносит мужчина, напуская таинственности следующими своими словами: – Последние события говорят об обратном.
Я не успеваю уточнить, что именно он умеет ввиду. Впрочем, как и приготовить следующий выпад в его сторону. Всё потому что мы заезжаем на подземную парковку большого торгового центра нашего города.
- Тут есть неплохой ресторан грузинской кухни. Была здесь? – уточняет Герман Викторович, заглушая двигатель, когда мы, наконец-то, находим место, чтобы припарковаться.
- Нет, - вру и, облизывая нервно губы, стараюсь не крутить головой по сторонам.
Савицкий обожал этот ресторан. Постоянно таскал меня сюда, еще в пору, когда мы были вместе. Что еще нужно было для счастья мелкой девчонки, что едва познала взрослую жизнь? Первые отношения, первая страсть, первая острая любовь.
Я цепляла на себя самые откровенные жутко короткие наряды, крутилась у зеркала, наносила боевую раскраску. Никто и не мог подумать, что я едва переступила возраст согласия.
Как же я его любила, Господи. Сейчас и вспомнить страшно. Будто зависимость. Когда ни дня без него провести не могла. Бежала к нему со всех ног, делала всё, лишь бы он был счастлив.
Но розовые замки быстро разрушились под гнетом тяжелой реальности. Сердце выдрали из груди и бросили кровавым ошметком на потеху публике. А я…Я осталась пустой оболочкой. Красивой, холодной, обозленной на весь мир.
В ресторане почти всё осталось без изменений. Только шторы сменили свой цвет, да скатерти поменяли на более новые. Красивые, малахитовые.
Вышколенный официант появляется у нашего столика, стоит нам сесть на свои места, любезно предоставленные администратором.
- Добрый день, Герман Викторович. Вам как обычно?
- Добрый. Да, Максим. А дама еще не выбрала. Оставь меню и подойди через несколько минут.
Ирина
- Когда я могу приступить к работе? – ловлю его взгляд в свой плен, нарочно облизываю кончиком языка пухлые красные губы, заставляя его сместить фокус внимания именно на них.
Нет, этого недостаточно, чтобы соблазнить и отключить мужской мозг. Может какому-то посредственному курьеру или тупому безопаснику достаточно и такого проявления броской сексуальности, но точно не Герману Викторовичу.
- Сегодня, - он сводит на переносице брови. Поднимает медленно взгляд и смотрит прямо в мои глаза. С вызовом. Будто насмехаясь. Мол, не по зубам ты мне, девочка. Зря только пыжишься.
На его стороне возраст и опыт прожитых лет. На моей – опыт, полученный в логове порока. Впитанный с малых лет, прошедший через моё тело.
- Сегодня не могу, - отрезаю твердо и снова возвращаюсь к салату, словно абстрагируясь. Приманить-оттолкнуть, снова приманить. В эту игру можно играть очень долго и упорно, пока не надоест. – Завтра.
Мне нужно время. Нужно подготовиться, устаканить в своей голове всю информацию, прийти к консенсусу с самой собой. К тому же я уже пообещала Егору, что заеду. Но Барских это знать не обязательно.
Он молча кивает и берет с меня пример, приступая к еде. Плавно, разговор переходит на рабочий моменты. Словно обсудив одну взаимовыгодную сделку, мы перескакиваем на другую. Обсуждаем предстоящую командировку, а после, как только Герман Викторович оплачивает счет, возвращаемся в машину.
Барских сдержан. Открывает мне двери ресторана, помогает сесть в машину. Ни одного лишнего жестка. Каждый выверен до миллиметра и продуман. Будто не мужчина рядом со мной, а робот. Но я-то знаю, как его кроет. Как его умеет крыть. И помню, как сгущалась тьма на дне его радужке, как тяжело вздымалась грудная клетка, выпуская из своих оков свистящее дыхание.
- И Ира, ты же понимаешь, что наши договоренности не должны никак повлиять на мою семью? – холодно произносит он, когда мы останавливаемся на красный свет.
Его массивная смуглая рука опускается на мою ногу, скользит вниз, находит край юбки, пытаясь оказаться под ней.
Тело опаляет его прикосновение. Я дергаюсь и сжимаю бедра, норовя как можно скорее избавиться от этого жара, что заставляет кожу гореть в геенне огненной.
- Предельно четко понимаю, Герман Викторович, - произношу хрипло.
И ведь чистая правда. Я знаю на что иду, знаю, какие последствия притяну своим поступком. Знаю, но даже эти знания, не заставят меня отказаться от моей затеи.
- Вот и хорошо, - кивает он, убирает руку и трогается. Оставляя какое-то мерзкое внутри меня чувство и холод на том месте, где была его рука.
Весь оставшийся рабочий день, он ведет себя как обычно. Словно и не было между нами этого провокационного разговора в ресторане. Словно не я, еще каких-то несколько часов назад, согласилась стать его любовницей.
«Всего одна ночь» - будто мантру повторяю я себе, доделывая текущие дела.
«Всего одна ночь» - свистит в голове, пока я отправляю письма, принимаю посетителей, заказываю канцтовары на месяц, готовлю кофе.
Всего одна ночь. А дальше снова фотографии, только на этот раз Лолите лично в руки, слезливая история о любви и мнимая беременность. Она была запасена напоследок. Как самый лучший десерт. Холодный, приторный и мерзкий. Но разве не именно такого она заслуживает за свои злодеяния?!
- Если я не нужна – я могу идти? – уточняю, заглядывая в кабинет шефа под конец рабочего дня, после короткого стука в его дверь.
Барских поднимает темноволосую голову от бумаг. Глаза фокусируются на моей замершей на пороге фигуре. Медленно скользят по каждым изгибам, будто изучая и смакуя. Тянет с ответом не иначе умышленно, устраивая мне очередную провокацию.
- Куда? – вопросительно дергает темной бровью.
- Герман Викторович…
- Просто Герман. Мы же договорились, - губы растягиваются в той самой ухмылке, что мне с завидной регулярностью теперь хочется стереть с его лица. Щелкнуть по носу самоуверенного заносчивого кобеля, который уже вовсю фантазирует, как укатает несчастную секретаршку.
- Герман, - зеркалю его улыбку. Приближаюсь к столу, походной от бедра, ладонями опираюсь об столешницу, наклоняясь ближе. Нависаю над ним, ровно так же, как нависал он. А потом ровным тоном чеканю: - Не твоё дело. Моя жизнь тебя не касается.
Грубо. Некрасиво. Провокационно. Рублю каждым слово, стараясь оттолкнуть от себя. Сама не знаю зачем. Будто боюсь. Его, себя, своих реакций на него. И справиться с этим страхом лучше всего помогает ненависть и злость.
Не дожидаюсь его ответа. Вижу, как в нём кипят оглушающие эмоции. Как сжимаются в кулаки и разжимаются ладони. И трещит шариковая ручка в мужских пальцах. Он явно представляет на её месте мою шею. Но я хоть и дура, которая выводит противника из себя, но и не из трусливых. Чувство самосохранение давно сдохло. Как и я.
- До завтра, Герман Викторович, -деловой тон, вежливая, но пластиковая улыбка. Совсем не тот оскал, что демонстрировала я секунду назад. Нет. Я четко обозначила границы. И ему за эту линию хода нет.
Из офиса ухожу в спешке. Меняю туфли на сапоги, накидываю осеннее пальто, вызываю такси, которой к моменту, как я спускаюсь на парковку, уже ожидает меня. Чтобы ничего больше не смогло вмешаться в мои планы и не порушило их.
Герман
Думал она меня пошлет. Скривит свои губища красные в недовольстве, а после залепит пощечину. И будет права. Предложение стать моей любовницей явно не то, о чем она мечтала всю свою жизни.
Но и тут Ира удивилась. Мало того, что согласилась, так еще и покорно правила игры приняла, когда с шоком справилась. Даже сама требования выдвигать начала. Торговалась за каждую проведенную совместную ночь, словно заключает аналогичные соглашения едва ли не каждый день. Так филигранно и точно еще никто не укладывал меня на лопатки.
Конечно же меня несло. Несло на огромной скорости, а тормоза отказали. Лола, фотографии, стриптизерша из клуба, будоражащий запах духов моей секретарши - все это разом, неумолимо двигало меня к краю обрыва. И только от меня зависело упаду я, или же успею в последний момент соскочить.
Я уверял себя, что секс с Ирой ничего для меня не будет значить. Что я особо ничего не теряю, попирая свои принципы. На её месте могла бы быть любая другая, но если я хочу эту, почему я должен отказывать себе?! В конце концов уволить её никогда не поздно.
Этим я успокаивал себя, но, когда под конец рабочего дня Ира решила уйти и щелкнула меня по носу, все увещания канули в бездну. Я ревновал её. Черной кипящей в грудине ревностью. Чувством, которое казалось мне чуждо. Ведь по отношению к собственной жене я и близко ничего такого не испытывал.
И вот эта девка. Обычная. Каких вокруг меня вьются тысячи. Смотрит колко, словами по живому режет, уголками губ, что словно выпачканные моей кровью, дергает насмешливо. Стену выстраивает между нами, позволяя остаться только физиологии.
Мне бы обрадоваться. Никому из нас не нужны осложнения. У меня семья, сыновья. У неё…А черт его знает, что там у неё. Моя секретарша еще та черная лошадка.
Она уходит. Хлопает дверью. А я еще долго сжимаю кулаки и буравлю взглядом дверное полотно, за которым скрывается её ладная, упрятанная в безразмерный пиджак, фигура.
Невольно представляю, как буду снимать его с её плеч. Как проведу языком вдоль тонкой лебединой шею, прикушу бьющуюся нервно венку, оставляя свой влажный след на её бледной коже.
Дергаю головой, пытаясь избавиться от наваждения. Встаю из-за стола, подхожу к окну, засовывая кулаки в карманы брюк. Шумно выдыхаю скопившейся в легких воздух и мысленно возвращаюсь к более безопасному вопросу, который так и не дает покоя.
Кто прислал приглашение?! От курьера я так ничего и не добился. Впрочем, получить какую-то информацию особо и не надеялся. Но пацана все же допросил с пристрастием. В надежде, что разгадка сама придет ко мне в руки.
По сему выходило, что курьер ничего не помнит. Откуда взялся конверт не знает. Остается только одно: ехать в клуб и лично допрашивать владельца, угрожая судом. Была слита конфиденциальная информация. Если владелец не дурак (а я не думаю, что дурак смог бы руководить вполне успешным стриптиз-клубом), то как миленький пойдет на встречу и поделится информацией.
В офисе торчу до самой поздней ночи. Ехать домой нет никакого желания. Как и видеть свою собственную жену. Нет больше, ни доверия между нами, ни привязанностей, ни банального уважения. Ничего нет. Даже похоти. Мы будто два зверя, запертые в одной клетке. Каждый норовит от другого оторвать шмат побольше. Загрызть, уничтожить. Это не семья – это поле боя. На котором мы больше не муж и жена, а враги.
Когда приезжаю домой, сыновья уже спят. Стараясь не шуметь, захожу в их спальню, поправлю сбившееся одеяльца в ногах близнецов, целую пухлые детские щечки и следом тихо выскальзываю из детской, прикрывая за собой дверь.
Ослабив узел галстука, расстегиваю манжеты и прохожу в нашу с Лолой спальню, чтобы в ступоре, будто вкопанный, встать на пороге.
- Гер, - мурлычет жена сытой кошкой, развалившись на кровати в откровенном алом белье. С красной помадой на губах, будто в насмешку надо мной. – Я боялась, что ты не придешь.
Становится на колени, подползает к краю кровати. Вся такая из себя покладистая, откровенная. Пошло облизывает губы, смотрит не отрываясь, тянет руки с красными когтями к моему телу.
- Ну что же ты там стоишь? Иди ко мне!
Отмираю. Засовываю руки в карманы брюк и медленно прохожу в спальню. Но не настолько близко, чтобы она могла меня достать.
- Хорошая попытка, - произношу устало, разглядывая всё представленное на обозрение великолепие. – С чего только вдруг?! Неужели тренер сплоховал?
- Не понимаю, о чем ты, Гер. Ты же знаешь, что я только твоя! – восклицает, поджимая передутые губы.
А у меня на неё никакой реакции. Абсолютно. Лишь глухое раздражение на грани сознания.
- Извини, Лола. Но я не в настроении сегодня ложиться с тобой в одну постель. Посплю лучше у пацанов в комнате, - разворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты.
- Импотент хренов! – шипит в оскорбленных чувствах Лолита, швыряя мне в спину подушку.
Как скажешь, «любимая». Оспаривать это заявление с тобой я точно не собираюсь.
Утро начинается как обычно. Черный кофе на завтрак, гомон пацанов, причитание их няни. Лола не прощаясь сбегает на йогу, игнорируя и меня, и сыновей. Будто мы все пустое место для неё. Впрочем, мальчишек это несколько не печалит. Мать они побаиваются и лишний раз стараются с ней не контактировать, что весьма гложет меня, как отца.