– Прибью! Только нос сюда попробуй сунуть! – практически рычу от ярости, сжимая кулаки!
Это всё, что мне остаётся, потому что самого объекта, вызвавшего ярость и след простыл!
– Уел, братец, – подхожу, нависая над спящим, в форме звезды на моей кровати, мужиком. Ещё и лицом вниз валяется, не задохнулся там?
А, нет… шевелится.
Три один в пользу братца, за последние сутки. Такого ещё не случалось!
Вот так дал сдачи…
Незнакомец продолжает дрыхнуть не реагируя на звуки, тогда как «дорогой братец», пока я спала, мимо меня пробрался на улицу и умыкнул мой снегоход, — единственную связь с цивилизацией! А этого подкидыша оставил!
– Эй! – осторожно трогаю за плечо и отдёргиваю руку, а то вдруг такой же нервный, как мой братец.
– Выйди, – повернув голову мужик недовольно морщит лоб, но не просыпается.
Это он мне или бедолаге что-то снится?
– Эй, – трогаю ещё раз.
– Уволю, – шипит сквозь зубы.
А может, ну его? Пусть дрыхнет.
Проснётся и что с ним делать? На добрую сотню километров мы здесь одни.
Не на лыжах же его до федеральной трассы посылать?
Решаю не трогать. Судя по запаху перегара ему лучше как следует отоспаться. Мне меньше проблем.
Выхожу из комнаты, но дверь плотно не прикрываю, чтобы слышать. Всё-таки присутствие чужого человека в доме напрягает.
Интересно, и на сколько меня братик решил наказать? Оставил в глуши одну, без связи с внешним миром. О сотовых вышках лягушки в местных озёрах даже не слышали.
И как я сразу подвоха не заподозрила?
Полагаю, я должна была насторожиться ещё ночью. Вот спишь себе спокойно в деревянной кроватке ручной работы, на перине, а на тебя сверху два ароматных тела заваливаются, заодно присыпая тебя снегом. Причём одно тело совсем невменяемое, а второе частично и на вопрос, где так увалялись, мой братик пробурчал что-то типа того, что по сугробам добирались аж через Лунное озеро. А когда спросила про снегоход, вооще разразился невнятным ругательством, общим смыслом которого являлось, что эта железка где-то там, в лесном овраге валяется, но это всё фигня, потому что всё равно в нём топливо заканчивалось…
Когда я ужаснулась, как они вообще в темноте дорогу нашли, брат гордо заявил, что у него в голову встроен автопилот последней модели и в этот же момент отключился, вместе со своим хвалёным автопилотом.
Пришлось вставать, стряхивать с себя подтаявший снег и стягивать с этих глупых людей обувь. Вот кто знал, что один из балбесов наутро мой транспорт умыкнёт?!
А ведь должен же был звоночек меня долбануть! Женьку не первый день знаю! Где он вообще мужика откопал в этой глуши. Явно не деревенский. В качественные вещи одет, при этом не слишком тёплые для прогулок по лесу.
Наши в любом случае сюда на Старый Новый год нагрянут. Традиция у нашей семьи такая, отмечать этот праздник здесь в глуши, в доме прадеда. А ёлку наряжать ту, что у дома растёт. Правда, она за последнее время так вымахала, уже выше дома. До макушки не дотянуться. А ведь когда я маленькой была, родители эту пушистую красавицу со стремянкой наряжали. Взошла посередине огорода на земляничном пятачке ещё когда отец подростком был. В то время они тоже набегом из города сюда приезжали, к прадеду моему, а потом и дед решил на пенсии здесь доживать. Папа нам рассказывал, что когда росточек ёлочки обнаружили, его мама в шутку сказала: «Пусть растёт, внукам наряжать будете». А отец и правда традицию для нас создал. Даже несмотря на то, что от города сюда ехать больше двухсот километров, сорок из которых, раньше превращались для нас в самый настоящий зимний поход на лыжах, а сейчас покатушки на снегоходах, вся наша семья в полном составе собирается здесь каждый старый Новый год!
Раньше к дедушке приезжали, который ни в какую в город уезжать не хотел, а потом как-то само собой сложилось. Уверена, что даже когда выйду замуж и нарожаю детей, буду привозить их сюда. Всё-таки здесь особое энергетическое место для всей нашей семьи. Только здесь я могу почувствовать себя по-настоящему расслабленной и умиротворённой. А необходимость топить печку и выносить воду, воспринимается даже в удовольствие. Мои братья тоже здесь бывать любят. Пусть детьми из нас уже особо никого не назовёшь, но для мальчишек каждая поездка сюда, как экзотическое приключение, которого все с нетерпением ждут!
Как назло мороз с утра крепкий ударил: я за дровами в чём была выскочила, так за эти секунды, всё тело от холода сжалось! Одежда изнутри холодить начала.
Когда в дом забежала, никак не могла отогреться, поэтому поверх спецовки, надела дедову телогрейку типа ватник. Запасся он ими в своё время. До сих пор в ящиках на чердаке новые лежат. У него вообще запасов всяких много. Кусков мыла хозяйственного, например, целый чемодан лежит. А из интересного, пробабушкина прялка на чердаке. Ступа чугунная, тяжеленная такая, я в детстве думала, что это мини-колокол такой, с отпавшим язычком лежит. И как эту тяжесть по хлипкой лестнице умудрились на чердак затащить? Да и прочее добро, ушедшей царской эпохи и советских времён, часами можно сидеть перебирать.
Хорошо, что дом на таком удалении от федеральной трассы, поэтому сюда случайные посетители не заглядывают. Может и карьер на пути, который обходить приходится, лишних в сторону отводит.
Каждый раз приближаюсь к дому с замиранием сердца: разграбили или нет. Знаю, есть у нас в стране любители не только разграбить, но и разнести в хлам старые дома в заброшенной глубинке.
Но видно наш дом, кто-то сверху охраняет.
В животе заурчало.
Точно! Туда-сюда хожу, а даже чаем с утра ещё не погрелась.
Бросаю взгляд на печку. Рядом с ней, на полу вдоль стеночки стоит огромная кастрюля, в которой мы кипятим чай для всей семьи или варим компот. Прямо как в столовке. Братья, водохлёбы ещё те. Она вставлена в кастрюлю побольше. Она для супа. А вот на печи, с краю, где печка уже не обжигает, подогревается небольшая кастрюлька под крышечкой. Настоянный до терпкости чёрный чай! Как я люблю!
Но сначала бы съесть чего-нибудь хочется.
Мы с братом вчера утром приехали. Отец сгрузил нас со снегоходами и провизией у трассы и уехал. А мы до дома погнали.
Приехав, обнаружили, что замок навесной не открывается. Брату спиливать пришлось. Благо в сарайке инструмент есть. Но провозился он долго, так как инструмент здесь ручной, дедовский!
А вот когда сумки в дом занесли, брат залез в сумки и едой, чтобы сварганить бутер, и выругался.
– Сенька, походу мы без колбасы.
– Брали же. Я лично покупала.
– А я лично под сидение задвинул, а потом достать забыл.
– И что у нас есть? – спрашиваю, уже разбирая вторую сумку с вещами. В этой у нас настольные фонари и аккумы к ним. Надо лишь по комнатам развесить у входа и расставить по столам и освещение обеспечено!
– Крупы. Гороха хочешь погрызть? Ещё пять килограмм гречки, перловка и ячка.
– А в другой сумке? Картошка, морковь и иже с ними...
Тогда я и напряглась.
– А в последней что?
– Тадам! Соленья в пластиковых контейнерах, а тут сало... Живём, короче! – обрадовался брат. А вот я не очень.
– Там же столько нарезки было и полуфабрикаты. Икра. Я всё что на карточке было, на это спустила. И папе не позвонить. Связи нет.
– Да заметит, – отмахивается брат.
– Не будет он там лазить.
– Ладно. Сейчас поем и покачу на юго-восток до холма. Там, на другой стороне реки, вышка торчит. Мы с отцом как-то на лыжах доезжали.
– Так вроде здесь поблизости нет деревень?
– Не так уж и поблизости. Дальше чем до трассы пилить. И не факт, что посёлок там. Вдруг какой-то толстосум себе дачу подальше от цивилизации отгрохал? На таких как ты, мелких девок, охотиться, – ржёт.
– Ой, кто бы говорил. У самого из крупного, разве что нос!
– Ты! – да, клиника. Тему больную затронули. Покраснел-то как разом со злости!
Приятно посмотреть!
– Отпираться смысла нет. Я всё видела! – показываю язык, желая добить.
– Это из-за того, что вода ледяная была! – возмущается он, в очередной раз пытаясь мне что-то доказать.
– Ха-ха! Ну и посмотрим вода это или не вода, когда ты спор продуешь, – смеюсь над братом.
– Именно. Посмотришь, когда я выиграю! – коварно наступает. – Тогда чур не ныть, что ты для меня мелкая.
– Сто пятьдесят девять — это нормальный рост!
– Если с пятнадцати сантиметровыми каблуками, то до нормы дотягивает, – серьёзно кивает брат. – Но мы сейчас не о росте говорим, Есения. – Подцепляет мой подбородок. Ударяю, по обнаглевшей руке.
– Губу закатай. Пари тебе не выиграть.
– А что занервничала сразу? В твоих интересах же проиграть.
– С какой стати? – только Женька способен меня так выбесить.
– С той, что тебе не кажется странным дожить до двадцати лет и при этом оставаться девственницей?
– Пять братьев. По-моему здесь больше ничего добавлять не нужно, – сжимаю зубы.
– Почему же? Наоборот, удивительно. Сколько среди нас тебе кровных?
– Вы мне все как родные. Ну кроме тебя! Ты ещё та заноза в заднице.
– Ну, сестрёнка, – укоризненно, – ты чуть промахнулась. Но для девственницы это простительно.
– Просила же я маму Никитку со мной послать, – бурчу, понимая, что спорить с ним бесполезно. Как же я этого Женьку ненавижу!
– Что сразу о родном братике вспомнила? – холодно усмехается. Он ненавидит младшего ещё больше, чем меня. Только потому, что он мне родной. Только родителям не показывает. – Мама правильно решила. Двум мелким здесь делать нечего.
– Нечего? Да лучше бы ты вовсе ничего не делал! Из-за тебя мы здесь без основных продуктов оказались! Вот из чего я должна тебе готовить? Ты же без мясного дня прожить не можешь! Никитка, в отличии от тебя, ответственный! Хроническим пофигизмом не страдает и сумку бы точно не забыл!
– Лады. Пофигизм значит. Чего тебе надо? Я привезу, – кажется, я его чем-то зацепила. Понять бы чем...
Смотрит требовательно. А кулаки сжал, как ребёнок обиженный.
– Мне? Чтобы ты отвалил. А для себя мяса добудь.
– Лады, – ушёл, хлопнув дверью.
По звуку снегоход свой завёл.
Выглядываю в окно, провожая в спину.
– Псих!
И что?! Что он должен был привезти?! Правильно! Свежего мяса! А приволок мужика свежемороженного! И куда мне его?
А ведь проснётся и его покормить нужно будет. Мама меня с детства учила, что мужики в семье должны быть сытыми, а оттого несколько ленивыми и неагрессивными. Вообще-то работало. Дома мальчишки довольно редко дрались. Ну, на полном серьёзе. К тому же папа пресекал подобное жёстко. Вообще, если подумать и мама и папа для таких плохо управляемых нас, сделали очень много. Все, кроме Женьки людьми выросли.
Тем не менее, как мама не старалась, с готовкой у меня всегда было не очень. Я могла бы сейчас отмахнуться, сказав, что с детства росла пацанкой, среди пяти братьев, но вот Никитка младше меня на четыре года и готовит просто изумительно!
На шедевры кулинарии типа борщ в русской печке я неспособна, но вот отварить картошку в кожуре, или как дед её называл, — в мундирах, я в состоянии.
Соль. Хлеб городской, двухдневной давности. Рыжиковое масло, чтобы полить картошку, — тоже в наличии!
Жалко молока нет. С ним люблю. Но и вода пойдёт.
Я, конечно, могу изобразить утончённую особу, когда парень ведёт меня в ресторан, но блин, на картошку я сейчас облизываюсь с не меньшим предвкушением!
Недовольные звуки бурчания, доносящиеся из комнаты, слились с моими.
Я, не привыкшая писать от руки, уже бесилась, сминая в ком, очередной лист рукописи!
Зачем оно мне было надо?!
Резко подскочив, явно с разъярённым видом, я поспешила посмотреть на состояние незваного гостя.
– Воды… – прошелестел голос, и я, не дойдя до порога комнаты, развернулась за водой.
Пусть его притащил сюда мой брат, но я этого человека совершенно не знаю, для того чтобы изначально быть настроенной к нему негативно.
Принесу воды, не обломаюсь.
Хватаю из буфета первый попавшийся стакан и наливаю в него отсуженную в трёхлитровой банке кипячёную воду.
Иду в комнату.
Вроде тихо.
Уснул, что ли, снова?
Тихонечко подхожу. Собираюсь оставить стакан на тумбочке у кровати, но, оказалось, он не спит.
– Я дождусь воды?
Так и захотелось ответить в тон, но я сдержала порыв, взяв мужика за запястье и впихнув стакан.
– И как я по-твоему пить на животе должен?! – возмутился он.
– Господин, вас на спинку перевернуть? Подушечку подложить? – с сарказмом пропищала я.
– Обойдусь. Подержи, я сяду, – до сих пор даже не взглянув на меня, продолжает командовать мужик.
Беру стакан. И лишь потому, что болото в собственной кровати меня не устраивает.
Он садится. Откидывается на стену так, будто там спинка должна быть, и, ощутимо долбанувшись головой, шипит! Ему больно — мне приятно! Наконец, открывает глаза, тут же встретившись со мной расфокусированным взглядом.
– Что за… – начинает он. – Да пофиг... Стакан давай, – выдаёт в приказном тоне.
После такого хочется вылить жидкость ему на голову, но протягиваю, передавая в руки.
У меня пять братьев, а один старший и вовсе за десятерых сойдёт, но вот не могу не заметить, что этот, конкретный мужик, – тот ещё кадр… Не зря его именно старшенький приволок.
Брезгливо посмотрел на гранёный стакан. Мой любимый, между прочим! Остальные кружки в этом доме непрозрачные. Всегда, когда приезжаю сюда, пью из него. Все знают, что он мой и не берут. Наверное, поэтому он ближе всего и стоял, а я, торопясь, схватила.
Держит мой стакан, ещё и нюхает содержимое…
В этот момент даже стало неприятно, что этот тип будет пить из моего стакана, но я девочка взрослая и подобные житейские мелочи переживу.
Сделал большой глоток, поморщился. Теперь отхлебнул немного, будто перекатывая воду на языке.
– Ты что за кумыс мне принесла?! – резко заорал он, смотря на меня таким взглядом, будто я его рабыня, а потом, для закрепления эффекта, швырнул стакан водой об стенку!
Стакан, закалённый с советских времён и выдержавший три поколения сорванцов, разбился не вдребезги, а разлетелся на три крупных осколка и несколько мелких. Донышко с частью стенки, всё ещё покачивалось на деревянном крашеном полу, будто укоризненно качая головой.
– Ты только что разбил мой любимый стакан! – вмиг оказываюсь возле лежащего на кровати мужика и хватаю его за грудки с яростью глядя в глаза!
Этот псих такого точно не ожидал и на несколько секунд даже растерялся, но потом на его лице вновь появилась холодное выражение повелителя мира, который удивительным образом сочеталась с ехидной улыбочкой.
– Гранёный? – столько сарказма в голосе…
– Вот именно! Мать его, последний гранёный стакан в этом доме! – прозвенел мой полный негодования голос!
Отталкнула от себя мужика так, что он завалился обратно на подушку! На его счастье, не шандарахнулся головой о низкую спинку кровати. Оглядываясь в поисках того, на чём можно вызверить ярость! Младенцев, раненых животных и мужиков с похмелья, — я не трогаю! Мама так воспитала!
– Что я вообще в этом сарае делаю? – соизволив оглянуться, спрашивает у меня полным недовольства голосом, до кучи оскорбив наше фамильное двухкомнатное гнездо! Причём, подчёркнуто таким тоном, будто это я его сюда притащила!
Я даже слова цензурные подобрать не могу! Он ещё и на пол до кучи сплёвывает.
Вода ему не по вкусу!
– Эй! – возмущённо вскрикиваю, уже мысленно волоча тяжёлую кувалду из сарая в дом!
Терпи, Еся… слабых не обижают. Ущербных не голову, тем более.
– Ты, полторашка деревенская, я всё ещё жду ответа! Что за мутотень ты мне подсунула?! – выдаёт возмущённо и тут же поморщился, видимо, от головной боли.
– Воду! – только собралась сказать, чтобы убрал за собой и следом сам убирался, как он меня перебил!
– А теперь пошла, принесла нормальной воды и таблетку от похмелья! И на этот раз давай без сюрпризов! Ты же не хочешь, чтобы я разозлился на тебя ещё сильнее?!
Вода в этих местах действительно мягкая, сладковатая, с привкусом соды и ещё каких-то минералов, но вот примеси озверина в ней нет! А значит...
– Ты, самовар кудрявый! Собрал ноги в руки, подобрал стекло, жидкости своего организма и слился, вдоль по просике, — пока я себя в руках держу! То, что тебя притащил этот засранец, ещё не гарантирует твою безопасность!
– Повтори, чего сказала?!
– Так ты не только агрессивный, но ещё и тупой? Дословно повторить? Или лучше объяснить правила поведения в чужом доме?
– Полторашка, фамилию назвала! – приказывает.
У-у тип бесячий. Ему вообще пофиг. Ведёт себя тут как хозяин.
– Иванова! И что тебе это даст?! С кровати моей свалил!
– Тёлка сумасшедшая, – рычит он и слезает с кровати, неровным шагом направляясь прочь из комнаты.
– Стоять! – хватаю его за шиворот.
Ладно не за шиворот, а докуда дотянулась.
– А убираться за тобой кто будет?
– Ты сейчас реально нарываешься, – угрожает.
Хм… этот экземпляр точно не в курсе, что я в одной квартире с пятью трудными подростками выросла.
Смотрю на его руки, — Белоручка. Топор в руках явно не держал никогда, да и боевыми искусствами определённо не занимается. Слишком пальчики изящные. Такими разве что по клавишам наяривать.
Вообще, с этим типом связываться, — только своё время терять. Пусть валит.
Выходит на кухню. Я следом.
– Как я вообще в этой дыре оказался?! – ужасается..
– Насколько я поняла, по пьяному бреду, — ножками. А теперь так же ножками и вали. За ночлег, так и быть, денег не возьму.
– За что?! Совсем сбрендила? Где моя куртка?
– Может тебе ещё рукавички погладить? Глаза разуй, увидишь. А обувь у печки стоит.
Поворачивается ко мне и смотрит с таким превосходством и в то же время брезгливостью, как, наверное, ещё никто в этом мире не смотрел. Обычно даже братья, кроме одного, смотрят на меня с уважением.
Встречаю его взгляд.
Криво усмехается. Молча берёт вещи, и, толком не запахнувшись, выходит.
Закрыла за ним дверь демонстративно хлопнув. Не без удовольствия и на засов закрылась, стряхнув ладоши.
Бывают же такие бесячие!
Ну братик удружил, организовал мне утро. Пусть теперь сам стекло после дружка своего собирает.
Принципиально не притронусь!
На кухне я с вечера убралась, а остальное теперь пусть сам драит! Всё-таки в той комнате, где его дружок бардак развёл, мы с мамой спим. А мама быстро его построит, если узнает, что произошло.
Я же, раз уборка уже не моя забота, решила воспользоваться тишиной и взяться за предмет спора!
И хватило же ума поспорить с Женькой?! Теперь уже деваться некуда: за время новогодних каникул нужно успеть написать роман. Причём не ванильную муть, а вещь серьёзную.
Брат сказал, что книга должна быть не какой-то там, а серьёзной. А что в его понимании серьёзная книга, если он даже в школе ничего, кроме комиксов, не читал?! Предположим, самая серьёзная книга, которую он держал в руках, это школьный учебник по философии…
Угу… Рассуждая в этом ключе, подумала, что мемуары, к этим серьёзным вещам брат, поскрипев извилинами, отнесёт.
Ведь, серьёзно, я столько грешков брата знаю… Всё равно читать будет только он, и то, если почерк в этой “рукописи” разберёт. Зато не только пари выиграю, но и Женьку подраконю! И для верности так и назову: «Очень серьёзный… подкол». Нет, «подкол» слишком очевидно, а вот «прокол», самое оно! С намёком на то, что условия пари ему выполнять придётся и можно даже рукопись дальше титула не читать! А сто листов я в лёгкую заполню, у меня его грешков на всю тысячу наберётся!
Засада только в том, что этот изверг меня развёл на, что ни на есть настоящую, мать ее, рукопись!
Никакой электронки!
Иначе незачёт!
Сдача рукописи до тринадцатого января. А потом, до четырнадцатого февраля, он будет заниматься её расшифровкой, чтобы убедиться, что я не схалявила. Не представляю братика, читающего сто страниц рукописного текста. Его от печатных буковок-то мутит.
Не сдержала злорадную ухмылку и тут же сдулась, осознав свой косяк: как так получилось, что на прочтение оказалось больше времени, чем на написание? Я не уловила, в какой момент я успела повестись и дать согласие и на это?
Однако спор есть спор: в день влюблённых, мы подводим итоги.
Единственная хорошая черта моего брата, это то, что он умеет признавать поражение и пусть не достойно, но проигрывать. Посмотрим, не слабо́ ли будет ему и в этот раз?
Тетрадку я забыла взять в городе. Зато у деда на чердаке нашла пару пачек писчей бумаги.
Протерев стол, я положила перед собой листы. Только вот ни ручки, ни карандаша не оказалось. Письменные принадлежности всегда были в доме и хранились в определённых местах. Похоже, братик позаботился и об этом. Ради выигрыша он ещё и на такое способен. Однако в моём рюкзаке он или потерялся, или совести лазить не хватило. Нахожу свою «дежурную» авторучку.
Сажусь и начинаю писать.
Понятия не имею, с чего эти самые мемуары начинаются, ведь единственное, что из них читала, это «Мемуары гейши», но общее представление о жанре имею. Все они определённо про жизнь. Поэтому я начну с главного:
«У меня есть очень милый братик. Точнее, их у меня всего пять, но старший, самый «милый»!
Все вокруг настолько привыкли к нашему противостоянию, что вслух озвучивают счёт, если кто-то из нас в очередной раз уел другого».
– Да уж, признаю, сегодня счёт однозначно в его пользу! – произношу задумчиво, прижав к губам колпачок, но записывать это однозначно не собираюсь.
А вот компроматы про братика, с удовольствием:
«Братик умеет дать сдачи. При этом он бывает особенно щедр…
Например, вчера, когда стемнело, он затащил в дом своего дружка, с которым перед этим явно всласть надрался, а потом и подрался. С ним или против него, — не суть. Заявились-то оба!
Человек я, в общем-то, радушный и гостеприимный даже, но вот таким случайным кадрам в моей кровати, не особо радуюсь».
– Ещё бы. Особенно тем, кто тратит моё драгоценное время и бьёт мою посуду!
Сижу и втыкаю в серо-коричневый лист…
– С какого перепуга я в это ввязалась?! – очередной раз ругаю себя вслух, отбросив ручку. – Будто более приятных дел на праздники себе найти не могла!
За домом послышались шаги.
Да, здесь в лесу посторонних звуков нет, и через стены можно услышать, как кто-то идёт.
В дверь то ли постучались, то ли поскреблись.
Женька?
Рановато он. Зная его характер, пакостник хотя бы до вечера выждет, пока я основной пар спущу.
Стук повторился, уже более уверенный.
Открываю.
На пороге стоит околевший и весь в снегу «гость».
– Я это… – сказал чуть хриплым голосом, стоя оперевшись о косяк.
И так он мне того самого волка из мультика напомнил, который говорил: «Щас спою».
Короче, накормить и обогреть захотелось нестерпимо. В общем, жалость не самая моя лучшая черта. От неё всегда лишь проблемы прилетали.
– Проходи быстрее, а то холода в избу напустишь, – тороплю, даже опасаясь, что свинтит со своим гонором и примёрзнет там к какой-нибудь сосне, обеспечив меня до конца жизни чувством вины.
Зашёл и скромно сел на табурет у входа, отогревая руки.
Колотит его не по-детски. Вся спесь слетела.
– Тапки у порога видишь мужские? Переобувайся, подходи к печке, а можешь и на неё залезть. Отогревайся.
– Угу… – послушно делает всё, что я предложила.
На печку забавно так забирался: не знал с какой ноги залезть, но подкалывать и забавляться не стала. Всё-таки он в своём лёгком пальтишке по округе около двух часов болтался. Может, и отмороженный настолько, что тело не слушается.
Это пьяным море по колено и тридцатник не холод, а на трезвую голову уже не так весело по лесу зимой бродить.
– Штаны снимай быстрее, и рядом на печку развесь, а то налипший снег таять начнёт.
Тоже молча послушался.
Ну раз такой послушный решила ему чай налить. Подала на печку.
Минут пять молчал. Возможно чувствовал, что с его характером лучше молчать, хотя бы пока не отогреется.
– Может быть всё-таки скажешь, как я здесь оказался? Ты явно меня не похитила, иначе бы не отпустила.
– Вообще-то, я сама хотела тебя об этом спросить. Ты вечером, где был? Ну? Воспоминания же на чём-нибудь заканчиваются?
– В Снежнеозёрском.
– Значит, оттуда вы с другом и прикатили, – киваю своим мыслям.
– Как?!
– Знаю только, что вы снегоход где-то в сугробах недалеко притопили.
– И всё?
– А что ещё? Ты вообще в отключке был, информацией делиться не спешил, а твой дружок лишь эту фразу и сказал, прежде чем отключиться. Кстати, утром, увёл мой снегоход и вредного подкидыша оставил.
– Это я подкидыш?! – возмутился.
– А кто тогда? Сиди уже там, помалкивай, – в голос прорезался сарказм.
– С какой стати? – тут же оскорбился. – Вообще-то, я вернулся узнать в какой стороне дорога! – Выдал, гордо сидя на печке в одних трусах, с поеденным молью покрывалом на плечах.
Постаралась сдержать усмешку.
– Федеральная трасса на западе от дома. По свежаку при хорошей подготовке идти на лыжах около шести часов. Узнал? Тогда, может, пойдёшь уже? – подкалываю, прекрасно зная, что на мороз он больше не сунется.
Нечего здесь из себя гордо торчащую сосульку строить!
– На лыжах?! – столько удивления в голосе.
Н-да… запоздалая реакция.
– А тебе ползком по сугробам понравилось? – криво улыбаюсь.
– Да ну, на фиг. Какие лыжи! Ты же как-то продукты доставляешь сюда?
– На охоту хожу. Человеченку высматриваю, – коварно ухмыльнулась.
Видно не вовремя. Парень шутки не просёк.
Или мой вид в этот момент был действительно слишком коварным? Только начавшее розоветь лицо парня вновь побледнело.
Совсем мозг отморозил?
– Тебе деньги нужны? – спрашивает прямо, немного придя в себя.
– Деньги всем нужны.
– Короче, сто тысяч за то, что я целый до города доберусь, – смотрит в упор.
На печи сидит, а взгляд как у хозяина положения.
Этот взгляд мгновенно довёл мою кровь до точки кипения…
Думает для неотёсанной лесной девки баснословную сумму назвал?! Ну да. Одета я сейчас как баба матрёна с зоны сбежавшая. Дом ещё не прогрелся, холодит. Щели опять же в полу. Дом не новый. Да и не в лабутенах же здесь убираться! К тому же в валенках по дому ходить ногам теплее, поэтому сдалась и переобулась.
И вообще, сам бы со стороны бы на себя посмотрел! Достать бы свой новенький, совсем недешёвый гаджет и сфотать его в таком виде! Спорим, за это я гораздо больше бабла срублю?!
– Невысоко ты жизнь свою ценишь, – цокаю языком принимая, наиболее суровый вид. Всё же не могу удержаться. Так и хочется над этим богатеньким гордецом постебаться.
Нет, я реально помочь человеку хотела! Вот какого меня бесить было?! Теперь узнает, что Есю, провоцировать себе дороже!
Смотрю на мужика воинственным взглядом.
– Ладно. Пять лимонов тебя устроит?!
У меня чуть челюсть не отпала!
– Выражайся более конкретно. Наличка, перевод и за какие заслуги? – перешла я на деловой тон, окончательно решив забить на совесть и поиграть, сношая ему мозги.
– Наличные конечно. Или у тебя здесь за углом банкомат стоит?
– Огрызаться начал? Значит уже согрелся. Слезай давай.
– Мне и здесь хорошо… – недовольно буркнул, покосившись на дверь и передёрнулся, будто от холода.
Подумал я за пять лимонов прямо сейчас на мороз его потащу?!
Как маугли на печку забился. Сидит на шкуре. Одни настороженные глаза из под пледа торчат.
Со стороны-то смешно, а промёрз мужик конкретно…
– Покормлю, – не удержалась от улыбки.
– Серьезно?! – настороженно удивляется.
Надо же и нос из под пледа высунул.
О! И не только его!
– Более чем. Правда из еды только картошка в кожуре с маслом и сало. Я в кулинарии не сильна, – говорю с готовностью спрыгнувшему с печки мужчине.
Плед он на ходу, довольно ловко, вокруг груди обмотал. Плечи голые. Рубашка со спины мокрая, поэтому сейчас свисает сбоку печки, буквально отекает. А я даже не заметила, когда сдёрнуть с себя успел.
Подкидыш
Куда я попал?!
Чем больше времени проходит, тем сильнее хочется себя ущипнуть. Я или сплю или…
Походу я действительно с закрытыми глазами лежу… Странное ощущение, что при этом всё куда-то вбок плывёт.
А чем это так воняет?
Принюхиваюсь.
В сортире я, что ли, валяюсь?
Подскакиваю и больно бьюсь головой о потолок. Звенит так, будто купол сейчас трещину даст… С плотно сжатыми зубами умудряюсь разом выдать половину словарного запаса, припасённого на подобные случаи, а главное вовремя успеваю сориентироваться и удержаться не свалившись с печи.
Как я здесь оказался? Только что внизу же был! И что за ужасный запах?
– Эй, как тебя там? Осторожнее! Сейчас же свалишься, – замираю от командного голоса. – У меня столько бинтов нет, тебе переломы латать.
Что эта полторашка себе позволяет?! Со мной даже отец в таком тоне не смеет говорить, — вспыхивает негодование! Но я быстро его гашу, напоминая себе, что нахожусь посреди леса в компании неоднозначной дикарки.
– Что за запах? – морщусь, борясь с чувством отвращения, так как понимаю, — эта вонь идёт от меня.
На всякий случай сзади рукой по труселям провёл на наличие липкостей и тут же бешусь от этого глупого жеста.
– Барсучий жир. Ты вырубился прямо за столом. Извиняй, у меня в семье хлюпиков нет, так что и привычных тебе лекарств тоже. Лечила тем, что было, – эта дикарка смотрит дерзким, прожигающим взглядом.
Это она меня сейчас хлюпиком обозвала? Меня?! С ростом под сто девяносто сантиметров и широченными плечами? Мне Ночнушки каждую ночь песни поют про мои внушительные габариты. Так мы с другом между собой девочек на одну ночь называем, так как их имена особо никто из нас не запоминает. Особый восторг у Ночнушек ширина моих плеч вызывает и то, что этой полторашке увидеть не суждено!
– Как я к людям такой ароматный выйду? – раздражённо выдаю вслух часть мыслей.
– А зачем тебе к людям? Оставайся здесь, на природе. Мужем своим сделаю. Когда узнаешь меня получше, поймёшь, что я не только врачевать, но и много чего другого умею.
– Крестиком вышивать? – не удерживаюсь, передёрнувшись от перспектив.
– Хм… – задумалась. – Узор на тряпке не вышью, но вот если кого заштопать надо, здесь опыт имеется. – Усмехнулась она, явно что-то вспоминая с недобрым взглядом. Это невольно напрягло.
Долго не мог понять, шутит она или серьёзно всё это говорит. Сначала думал, эта полторашка надо мной прикалывается, но, после того как увидел насколько она ловко обращается с ножом, понял, что эта зверюга и медведя не моргнув глазом завалит… Дури хватит!
– Так что? – напоминает о себе, будто заранее решив за меня!
Ещё не хватало, чтобы она меня здесь для размножения приспособила! Челюсти сводит от желания послать её на возвышенности. С трудом сдерживаюсь, в экстренном режиме соображая, как бы помягче отказать и не вызвать ответной агрессии...
– Пожалуй откажусь от столь щедрого предложения. Лёгкие, понимаешь, к загазованности привыкли. Даже мозг от переизбытка кислорода, шалит походу. Сама говоришь: я хилый, больной и жутко антропогенный. Не выжить мне здесь. Нужно срочно в город возвращаться, – говорю с твёрдой убеждённостью в голосе, чтобы поверила. Ещё и жалобных ноток добавил. У женщин жалость в генах заложена. Надеюсь, у этой особи тоже, потому что меня от собственного голоса, чуть ли не перекосило. Второй раз я такой моральный подвиг не совершу!
Посмотрел ей прямо в глаза. Хотел честнейший взгляд разыграть, но застыл от холода пробежавшемуся по позвоночнику.
Горло дерёт, башка трещит, но у меня одно желание: смыться поскорее с её глаз! Пусть даже в лес!
– Вижу, здешний кислород тебе реально вставил, – преграждает путь эта грозная полторашка.
У меня даже подозрения нездоровые возникли, будто передо мной не человек, а ведьма, заманивающая путников в глушь. Ещё и ангельское личико нацепила, искажённое дьявольским взглядом.
А может это всё игры разума? Не мог я в такое дерьмо вляпаться!
– Отойди, – пытаюсь отодвинуть с дороги и взглядом ищу свою одежду. Больше ни минуты здесь не выдержу!
Резкая боль в руке!
Не понял как, но уже целую пол!
– Ты сейчас встанешь и вернёшься на печку. Понял?! – от холодного приказа внутри всё заледенело. Неужели приспособит?
– Подожди. Хриплю и закашливаюсь, бесясь оттого, что кашель так не вовремя подступил.
– Чего ждать? Я не для того тебя больше суток выхаживала, чтобы ты снова вышел проветриться, – доносится её злой голос. Боль в заломанной назад руке усилилась намекая на то, что нужно дать ответ.
– Да понял я, – отвечаю. – Отпусти уже…
– Тогда залезай. Вижу и правда здесь не выживешь. Это как прирученное домашнее животное в лес выбросить. Вперёд от стресса, чем от голода скопытится, – хватка ослабевает и она от меня отходит, брезгливо морща нос.
На последнем оставшимся во мне благоразумием захлопываю открывшийся было рот, чтобы не высказать, то, что это мне глубоко отвратительна дряхлая халупа и она сама, одетая как какая-то каторжница!
Вместо этого выдавливаю примирительную улыбку. Мне не впервой. В бизнесе тоже приходится улыбаться тем, кого ненавидишь.
– Можно хоть воды попить? Во рту будто крыса помойная нагадила, – спрашиваю её, решив до поры поиграть по её правилам. Я реально сейчас чуть не сглупил убежав на холод. Надо хотя бы одежду просушить. Найти здесь что-то тёплое, чтобы на улице так насквозь не продувало. Я для машины одет, но нм как не для пеших прогулок.
– За печкой в нише умывальник стоит. Можешь умыться, – вдруг смягчается её голос.
– Спасибо, – с такой штучкой лучше быть вежливым. Может и смыться в подходящий момент смогу, прихватив всё нужное.
– Потом покрывало накинь и к столу иди. Я чай с шиповником заварила.
Капец… Только сейчас дошло, что я в одних трусах перед ней… Покрывало так на полу и осталось валяться.