Милослава: (не)сложный выбор

1. Невеста

Подслушивать под дверями порой очень полезно. Самые интересные вещи я обычно узнаю именно таким неправедным способом.

Вот и сегодня я замерла рядом с отцовской горницей, по-иностранному именуемой кабинетом, внимая его словам.

Точнее, вначале я услышала голос мачехи:

- Кнес (1), меня очень беспокоит Святослава. Ей уже шестнадцать, ее пора выдавать замуж, пока она не опозорила семью. Девочка строит глазки всем особям мужского пола без разбора. Она заигрывает даже с конюхом. Если быстро не выдать ее замуж – она принесет в подоле.

- Линд, мы не можем выдать Славу замуж раньше старшей сестры. Это недопустимо! – ответил отец.

Старшая сестра, то есть я, истово закивала головой. Что Славке пора замуж, и побыстрее, я тоже прекрасно понимала. Девочка, как говорится, созрела. Да у нее уже грудь больше чем у меня! А уж когда она надувает губы, хлопая длиннющими ресницами, поводя плечами – и святого сможет соблазнить.

- Значит, нужно срочно выдавать замуж Милу! – жестко сказала Линд. – И то сказать, девочке двадцать один год. Доколе ты ее возле себя удерживать будешь?

Вот за что я люблю мачеху – она с батюшкой не церемонится. Если мягкая нежная Линд разговаривает с кем-то таким тоном – лучше соглашаться с ней во всем.

Мачеха совершенно права. Я уже почти перестарок. Еще пара лет – и меня замуж даже с моим приданым не возьмут.

Не то, чтобы мне было нужно замужество, но это лучше участи старой девы. Батюшка отчего-то тянул с этим делом, а я и не напоминала ему, упиваясь такой сладкой свободой.

В отцовском доме хозяйка я, не мачеха. Мачеха какое-то время пыталась вести хозяйство, но получалось у нее не слишком хорошо. Слуги ее хозяйкой так и не признали. Оно и понятно, не ровня Линд кнесу.

Линд была танцовщицей в бродячем цирке, где ее батюшка и нашел. Первая жена, моя мама, год как умерла от лихорадки. Увидел циркачку батюшка и пожелал в постель взять. Она ведь совсем юная была, младше, чем сейчас Славка – едва пятнадцать исполнилось.

Линд и сейчас очень красивая, яркая, слишком яркая для знатного рода. Волосы у нее неприлично рыжего цвета, как заморские фрукты апельсины, глаза зеленые, кожа белая-белая. Сколько уж она притираний изводит на нее, избавляясь от простонародных веснушек! Сейчас, в ее довольно почтенном возрасте, она самая красивая из всех моих знакомых, а тогда, вероятно, и вовсе мужчин с ума сводила. В цирке житье не сахар, вот Линд и поддалась соблазну, согласилась на предложение кнеса стать его содержанкой. Да и нравы в народе попроще. Никто не требует от простолюдинок, чтобы себя блюли. Это только в знатных семьях соблюдают приличия, да и то – только с виду.

А как Линд понесла, батюшка подумал немного и женился на ней. На сына надеялся, наследника. А родилась Славка.

Я куда более завидная невеста. Первая-то жена у отца была очень знатного рода – одна из дочерей государевых. Стало быть, прежний государь – мой дед, а нынешний – мой дядя.

Дочерей у прежнего государя много было, от разных жен и наложниц. Вот и награждал ими своих воинов за верную службу.

Приданое у меня немаленькое – пара деревень, да лес, да поля, где хлеб сеют, да две мельницы и речка.

Да только много нас таких, внучек государевых. А женихов, равных нам, намного меньше.

А у Славки всего и богатства, что батюшкино благословение, сундук с золотом, да красивая грудь.

И характер еще, конечно.

Легкая она как птичка, щебечет, смеется, наряжается. Такая жена больше мужчинам по нраву. Ума-то у большинства своего хватает, а вот такие, как Славка да как Линд, исключительно для любви созданы.

Хотя Линд намного умнее, чем кажется на первый взгляд.

С самого начала, сообразив, что прислуга подчиняться ей отказывается, пошла плакаться к свекрови. Говорят, бабка мою мать не любила, а вот в Линд души не чает. Правду сказать, и мачеха моя к бабке со всем уважением относится – и кусок ей лучший за обедом положит, и подарки дарит, и матушкой называет. Свою-то мать она никогда и не знала – в цирке все дети общие были.

Так свекровь хозяйство и вела, а потом и я уже в возраст вошла.

Батюшка меня не слишком любит, но и замуж выдавать не спешит. Сватались ко мне многие, да всем отказано было. А два последних года и сватов уже не засылали, ждали, пока Славка подрастет.

Интересно, как я из дома уеду, кто хозяйкой останется? Неужто Линд придется воевать со слугами? Впрочем, меня это волновать уже не будет.

Я поднялась в свою горницу, подняла тяжелую крышку сундука с моим девичьим приданым.

Уж сколько велось разговоров, что все эти простыни, полотенца да сорочки – пережиток прошлого! К чему везти в дом мужа кумачовую скатерть да дюжину батистовых пеленок – как будто своего добра у него нет?

В крестьянских семьях, конечно, такое приданое – неплохое подспорье, да и в семьях победнее пригодится.

А дочкам кнеса это зачем?

Тем не менее, Линд заставляла нас со Славкой зимними вечерами прясть шерсть, расшивать бисером шали, шить нижние юбки, которые уже двадцать лет никто не носил. Славка, конечно, ныла, но с матерью не поспоришь.

Меня Линд не больно строжила, на то была бабка, а Славку могла и хворостиной отходить. Всё пыталась из нее кнесинку сделать. Но со Славки как с гуся вода – поплачет да побежит к отцу жалеться.

Богатое приданое у меня: две дюжины тонких простыней, два лоскутных одеяла, три подушки гусиного пуха, десяток батистовых сорочек, расшитое покрывало, несколько отрезов шелка да парчи, чулки да платки без счету. Хорошо хоть от скатерти и ковра удалось избавиться. И это только один сундук. В другом сундуке мои платья, обувь, пелерина меховая, перчатки и шали.

Что ж, за приданое стыдно мне не будет.

А всё же волновалась.

Кого же отец мне в женихи выберет?

Сейчас ближних женихов трое: князь(2) оборотней Волчек, сиятельный кнес(3) Ольхов и степной хан(4) Таман. Из дальних, конечно, имелись те же внуки прежнего государя, двоюродные, стало быть, братья. Степень родства не запретная к браку, но и не самая желательная.

2. Степняки

В спальне меня ждала подпрыгивающая от нетерпения Славка.

- Кто, кто, ну кто? – нетерпеливо дергала она меня за рукав. – Я за тебя молилась, Мила! Я так хочу, чтобы тебе хороший муж достался! Я ведь ни минуточки с колен не вставала!

- Волчек, - ответила я. – Поеду к оборотням.

Славка побелела, широко-широко раскрыла глаза и некрасиво скривила рот.

Я сразу кинулась ее успокаивать.

- Не тревожься, не съедят они меня, - весело сказала я. – А глядишь, я по осени замуж выйду, и тебе следом жениха найдут.

Но Славка меня удивила. Посмотрела на меня помертвело и тихо, но твердо заявила:

- Не бывать этому.

- Чему не бывать? – удивилась я.

- Свадьбе твоей с Митрием не бывать. Он на мне жениться должен.

И кинулась мне в ноги, запричитала, зарыдала, обхватив мои колени:

- Милочка, родная моя, сестренка дорогая! Ради меня откажись от Волчека! Скажи батюшке, что не люб он тебе!

- Что ты, Слава, - растеряно говорила я. – Да как же! Он же стар для тебя! Да ведь я слово дала!

- Двадцать пять ему, - отвечала сестра. – Вовсе не старый. Люблю я его, Милка, больше жизни люблю! Один он мне нужен!

- Сговорилась с ним, что ли? – спросила я, поднимая девочку. – Он что-то обещал тебе? Ну и чего ревешь? Пойдем к отцу, расскажем. Конечно, со стороны Волчека это некрасиво, но перетерпим, что уж.

- Не обещал, - призналась Славка, очевидно, испугавшись, что я ее к отцу потащу. – Не знает он.

- Та-а-ак, - протянула я. – То есть ты мне предлагаешь отказаться от сговора, свое слово нарушить, отцу перечить только потому, что тебе самой моего жениха захотелось? И при этом жених ни сном ни духом?

- Ты же откажешься, Мил, правда? – умоляюще сложила ручки Славка.

- Нет, Слава, не откажусь. Из твоего каприза третьей женой в дом сиятельного не пойду.

- Зачем к кнесу? – не поняла Славка. – К тебе же Таман сватался. А он не какой-то кнес, а хан. Ровно как наш государь.

- Вот сама к Таману и иди в шатер, - жестко сказала я. – А я в терем у озера хозяйкой хочу. Чтобы среди людей в человеческом доме жить, а не среди овец и коней.

Славка зло сверкнула глазами, ногой топнула:

- А вот я ужо к папеньке схожу! Он меня любит, он мне не откажет!

- Сходи-ка, - ответила я. – Поговори. Авось и послушает он тебя.

Славка вылетела, хлопнув дверью об косяк, а я только криво усмехнулась. Впервые в жизни я была уверена, что отец будет на моей стороне.

А коли Славка бы вчера к нему пришла – не отказал бы. Сговорил бы ее за оборотня. Я полагаю, Волчеку совершенно без разницы, кого из нас в жены брать. Союз в обоих случаях заключен будет.

А вообще у Славки губа не дура – Волчеку она не совсем ровня, если на мать ее посмотреть. Для нее куда больше женихов найдется, так нет же, моего оттяпать захотела!

Впрочем, ничего нового, так всегда и было в нашей с ней жизни. Она требует мою куклу, лучшую горницу, новое платье, отрез парчи, а я уступаю. Ничего с собой поделать не могу, люблю ее больше всех на свете.

Один только раз рассорились с ней – когда Таман мне кобылицу подарил.

Ах, что за кобылица! Дочь того самого Колдуна, бывшего государева коня. Таман тогда пытался мне этого коня вручить, но я наотрез отказалась. Куда мне этот ужас? Тем паче, только степняка он и признавал. Тогда Таман обещал мне первого же жеребенка от него подарить. Слово сдержал. Кобылица родила двоих – мальчика и девочку. Жеребчика преподнесли в дар государеву сыну, а девочку, нежную белую девочку без единого пятнышка, мою Снежку – привели мне.

Я в нее сразу влюбилась.

Стоит ли говорить, что Славка немедленно потребовала ее себе?

Я стояла потерянная, глотая слезы. Сестре угодить хотелось, но и кобылка была самым дорогим подарком в моей жизни. Да и отдать ее сестре значило проявить небывалое пренебрежение к степнякам в целом и к Таману в частности.

Спасла меня Линд, заявив, что такие подарки передаривать ни в коем случае нельзя. Кровная обида. Да и рано Славке такую лошадь иметь. И вообще кто-то совершенно обнаглел в своих требованиях.

Ох и вопила тогда сестра – примерно так, как сейчас вопит у отца в кабинете. Как баньши, ей-богу. Стыдно за неё. Орать при отце – последнее дело. С ним так нельзя.

Снежка по сей день остается моим самым большим сокровищем. Таман хитер, знал, что дарить. Я его вспоминаю, как на Снежку сажусь.

Что же ты преследуешь меня, степной хан? Для чего я тебе?

А впрочем, знаю.

В год перед своим восемнадцатилетием я вытянулась, выросла из всех платьев, переросла Тамана на полголовы. Вероятно, я бы перестала ему нравиться, если б не пожар. Нет, не так. ПОЖАР.

Огонь в степи засушливым летом – стихийное бедствие. Нет ничего страшнее стены огня, растянувшейся на многие версты, охватывающей всю степь от края до края.

Этот огонь человеку не потушить. Горит сухая трава, горит торф под землей, в тех краях где сотню лет назад были болота. Горит сама земля. Уничтожается всё: и птичьи гнезда, и заячьи лежки, и зародыши травы, и редкий кустарник. Прогорает земля вглубь до сажени. На такой земле десятилетие ничего не вырастет. Конечно, горят стада и шатры степняков. Но это не так уж и страшно – люди уйдут, забрав что смогут. Куда страшнее то, что вернуться им будет некуда.

Столь большие пожары случаются редко – на памяти моего отца это был второй. Оттого-то в пристепных волостях почти все кнесы – водники, и иногда – огневики. Чтобы встать стеной между огнем и землей. Вызывать дождь день за днем, переправлять подземные потоки, поворачивать в степь реки, пядь за пядью двигаться наперекор огню и ветру, сопротивляясь распространению огненной смерти. На то со степью испокон веков союз заключен, и даже в Десятилетнюю войну, когда вспыхнул такой пожар, государь с ханом немедленно замирились и сообща тушили степь. На том война закончилась. Тогда-то отец и получил звание кнесса и государеву дочку в жены – за проявленное мужество и самоотверженность, а также потому, что он оказался одним из сильнейших водников государства.

3. Ближний круг

Что было, то прошло, о моем титуле кнессы не знал никто дома, кроме отца и, возможно, Линд, но она молчала.

Все по-прежнему именовали меня кнессинкой, да и я ощущала себя лишь хозяйской дочкой. Здоровье полностью восстановилось, к весне я уже носилась на Снежке по полям, проверяя, как идет сев, все ли дома в деревнях выстояли на редкость снежной зимой, выслушивала жалобы крестьян – словом, делала всё то же, что делал бы отец, будь он дома. Единственное отличие от прежних дней – на расстоянии от меня всегда следовали два воина как охрана.

А вот Славку приобщить к хозяйственным делам никак не удавалось. Хотя ей в ту пору было уже тринадцать, совсем взрослая девица. Но она предпочитала бегать с детьми по двору да кататься на свиньях с малышней, доводя бедную мачеху до истерик. Линд, хоть и простолюдинка, всегда вела себя очень достойно, а Славке… Славке было все равно.

Несмотря на то, что мать моя умерла, когда мне было три года, я не чувствовала себя сиротой, ну разве что совсем немного. Когда отец привез Линд в поместье, она сразу же приняла меня как родную. Играла мной, как куклой – наряжала, заплетала, купала, читала мне сказки.

Бабка Антонелла, мать моего отца, всегда на это ругалась. Она жесткая женщина, у нее все слуги ходят по струнке. Много раз я получала хворостиной по ногам, по рукам, по спине – не всегда заслуженно, но всегда больно. Она никогда не жалела меня, если я падала или обжигалась горячей похлебкой. Когда меня покусали пчелы на пасеке, она пыталась еще наказать меня за то, что я полезла, куда не следует, но Линд не дала.

Именно мачеха смазывала мои укусы маслом, мачеха сидела у моей постели, когда я провалилась в полынью и потом чуть не три недели металась в лихорадке, мачеха была рядом, когда у меня начались женские неприятности.

От бабки было не дождаться доброго слова, похвалы или даже одобрительного взгляда. Линд щедро давала мне материнскую любовь. Я никогда не считала ее мамой, скорее, она была мне старшей сестрой, но и тоски по материнской ласке у меня не было.

Справедливости ради стоит сказать, что бабка одинаково не любила и меня, и Славку. Пожалуй, Славке доставалось даже больше, но, в отличие от меня, всегда за дело. Бабка, кажется, вообще считала, что от детей одни проблемы, а может, злилась, что мы не мальчики, не наследники.

Никаких теплых чувств я к бабке Антонелле не испытывала, стараясь пореже попадаться ей на глаза. Впрочем, когда Славка внезапно начала расти не вверх, а в области груди и бедер, внимание бабки полностью переключилось на нее. Я, очевидно, наконец, была признана вполне достойной девушкой с твердыми моральными ценностями.

Никогда моя бабка так не ошибалась.

Славка… Славка кокетничала напропалую с каждым мужчиной старше четырнадцати и моложе шестидесяти, но правила приличия, накрепко вбитые материнской розгой, пока не нарушала. Мы с ней были очень близки, мне она поверяла все свои девичьи тайны.

Впрочем, как оказалось – не все.

Часто мы засыпали в одной постели, вдоволь обсудив всех имеющихся в поместье воинов из отцовской дружины, красавца садовника (мальчика с бархатными карими глазами и стыдливым румянцем), приезжих гостей. Мальчик, кстати, девушками вовсе не интересовался, но говорить об этом Славке я не стала. Думаю, она даже не представляет, что мир чуть сложнее, чем кажется на первый взгляд. Однако я доверять свои тайны Святославе не спешила: она была на редкость болтлива. Да и в целом есть вещи, которые девочке пятнадцати лет знать не обязательно.

Именно об этих вещах я и намеревалась поговорить сегодня с Линд. В самом деле, не с бабкой же мне это обсуждать!

Мачеху я нашла в отцовском кабинете. Пока отец в отъезде, а сейчас зенит лета – он всё больше разъезжает по полям, вызывая дожди, – она отвечает на письма и разбирает отцовскую почту.

- Линд, найдется для меня немного времени? – спросила я, нерешительно топчась с дверях. Линд кивнула, с готовностью отодвигая бумаги.

- Тебя что-то тревожит, Милослава? – проницательно спросила мачеха. – Славка?

Славку после скандала заперли в ее комнате в наказание. Пороть взрослую девицу уже не осмелились, вот и посадили под замок, в домашнее заключение, да отец приказал не давать ей сладкого. Мне было ее жалко, но вообще-то – поделом ей.

Нет, Славка меня не тревожила.

- Линд, ведь ты мне как мать, - издалека начала я. – Ты меня вырастила, воспитала, любила как свою дочь…

- Мила, ты меня пугаешь.

- Я боюсь, что я тебя сейчас не только напугаю, но и разочарую, - вздохнула я.

Вот сколько ни готовилась к разговору, как сказать о главном – не знала. Линд пристально посмотрела на меня.

- Это касается свадьбы, - промямлила я. – Понимаешь, у меня проблемы.

- Ты беременна? – прямо спросила Линд.

- Что? Нет!

- Слава всем богам, - выдохнула мачеха. – Остальное решаемо.

- Я не беременна, но и не девственна, - закрыв глаза, призналась я. – Давно уже.

- Я знаю, - спокойно ответила Линд. – И что?

Хлопая глазами, я уставилась на мачеху в полной растерянности. Линд криво усмехнулась.

- Мила, я знаю всё, что происходит с моими детьми, - сказала Линд мягко. – Если бы на твоем месте была Славка.. то, наверное, я бы сделала всё, чтобы предотвратить грехопадение, а ты – девушка умная, осторожная. Да и был у тебя лишь один мужчина – Герман, если я не ошибаюсь. Славка – она бы одним не ограничилась…

Да, Герман.

Не могу сказать, что я его безумно любила, но мне с ним было хорошо. После той страшной зимы он стал для меня глотком воды в пустыне. Давно уже, еще после поцелуев Тамана, мне было любопытно, как же это бывает – между мужчиной и женщиной. Такие темы не обсуждают в приличном обществе, но здесь, в деревне, нравы проще. Я много раз видела конюхов, задирающих в стойлах юбки молодых служанок, причем чаще всего эти служанки активно участвовали в процессе, как мягко выразилась Линд, грехопадения. Это не считая знаний, откуда берутся жеребята, кролики и телята. Да и отец порой зажимал мачеху в углу, целуя и нашёптывая всякие глупости, от которых та ахала и заливалась краской, когда считал, что никто этого не видел.

4. Женихи

За земляникой ходят рано, на рассвете, пока воздух еще свеж и пахнет ночью. На зеленой траве словно драгоценные камни сверкает роса, заливаются птицы, где-то в деревне кричат петухи, мычат просыпающиеся коровы. За ягодой пошли впятером: я, Славка, две сенные девки да охранник из отцовской дружины. Лес хоть и тихий, и к дому близкий, а четырех молодых девушек кто-то и обидеть может, да и волки порой к нам захаживают. К тому же с парнем интереснее – он и пошутить может, и корзины понести. Дело молодое: по дороге до рощи и повизжали, и побегали, и шишками покидались.

В роще березовой, где земляничные поляны, светло и ясно от белых стволов. Земля красна от спелой душистой ягоды. Пока собираешь, и наешься досыта. Каждая по большому туесу набрала, даже и Славка, а еще лисичками да маслятами, да рыжиками целую рубаху наполнили. Не землянику же высыпать? Вот и заставили парня рубашку снять, рукава завязали да грибов накидали. Как будто мешок вышло. Рубашку после маслят, конечно, на тряпки только, но кто ж за ягодами хорошую одежду надевает?

Мы со Славкой вон только юбки полотняные да рубашки надели, которые обычно в баню надевали – старые совсем. А деревенские и вовсе в нижних рубашках, подпоясавшись, вышли.

Хозяин леса сложностей не любит. Сам просто одевается – рубашка, портки да лапти, и тех, кто в его лес в шелках ходит, не жалует. Таких в трех соснах закружит, в болото заведет, шелка ветками изорвет. А кто к нему по-простому, с поклоном да приношением приходит, тех не обидит, отдарится грибами да ягодами. Да и молодых он любит куда больше, чем стариков. Говорят, и пошалить с девушками может, отчего некоторые незамужние с животами потом ходят. Только кажется мне, что это отнюдь не лешего заслуга. А девки обычно и ходят в лес чуть не голые – в одних рубахах на голое тело. Я, правда, такого непотребства не допускаю. Проследила, чтобы лиф и панталоны под рубахой у всех были. А то потом матушки наших служанок такой вой поднимут – не хозяин леса будет отвечать, а мы.

Я лешего ни разу не встречала, но на всякий случай и каравай хлеба оставила ему, и молока кувшин. Мало ли что может случиться.

И все равно Славку потеряли. Как в сказках – ягодка за ягодку, а её и рядом нет. Я как поняла это, обмерла. Неужто сбежала? Хотя… чтобы Славка без платья нарядного сбежала? Нашлась она довольно быстро. На лицо как была, так и осталась, юбка в порядке – выдохнула. Дай богиня, не с мужиком встречалась, а действительно, просто заплутала.

Людей почти нет, все на сенокосе. На речке еще накупались вдоволь, венки из цветов полевых плели, песни пели.. Так и возвращались домой: босые, с мокрыми косами, с венками в волосах, с мокрыми от росы юбками, с полными корзинами и в компании полуголого парня.

Самый лучший вид для встречи с женихом.

Митрий Волчек собой хорош. Не слишком высокий – с меня, но отменно сложенный, с орлиным профилем, русыми кудрями и белозубой улыбкой. И одет вроде просто: сапоги да штаны с рубахой, а видно: не простой человек, князь. Рубашка белоснежная, тонкого батиста, с кружевными манжетами, сапоги до блеска вычищенные, кушак шелковый. Рубашка по случаю жары на груди расстегнута, на груди шерсть рыжеватая торчит – оборотни всегда волосатые.

И тут я ему навстречу с корзиною, в рубашке застиранной до прозрачности, растрепанная да босая. Как бы не сбежал он от такой-то невесты! Не сбежал, смелый. Наоборот, корзинку у меня забрал, заулыбался сахарно. Где-то за спиной вздохнула Славка. У нее-то он корзину не принял.

Попросила его подождать, да с нами отобедать, а сама бегом в горницу – переодеваться, косы переплетать. На всякий случай мачеха Славку под запор обратно посадила – чтобы не опозорила нас. А я девку сенную совсем загоняла: зеленое платье не хочу, сливовое слишком мрачное, белое чересчур нарядное. Остановились на желтом в белую полоску, с широкой юбкой. Тоже сильно нарядное, но тонкое, рукав короткий и цвет мне к лицу.

К платью прилагалась кружевная пелерина, скрывающая рукава по локоть и прячущая грудь, но я ее надевать не стала – куда ее в жару? Да и что у меня той груди? Я ж девушка скромных статей. В волосы желтую шелковую ленту вплела, сережки янтарные в уши вдела, погляделась в зеркало – собой осталась довольна.

Обед столовой накрыли по-семейному. Скромно, но все свежее: свекольник холодный, рыба речная с белыми грибами, овощной салат да кувшин морса. Медовуху и наливки подавать не велела – не для летнего обеда они.

По случаю приезда гостя спустилась бабка, Волчека знавшая с детства. Весь обед она его и занимала, расспрашивая об урожаях, о здоровье всевозможных родственников, о соседских сплетнях.

Волчек терпеливо отвечал на вопросы, впрочем, ловко обходя некрасивые подробности всяческих происшествий. Нет, он не думает, что у кнесса Борового новая невестка вертихвостка и дурочка. Он нашел ее вполне воспитанной и скромной девушкой, а что она живая и веселая по характеру, так младший сын у Борового очень серьезный, даже угрюмый юноша, ему такая жена скучать не даст. Да, видел сына Василевского. На отца не похож? Да ведь он один-в-один покойный дед – взгляд тот же, и волосы торчком, и мосластый в деда. Словом, понравился мне Волчек.

После обеда вышли с ним прогуляться – к речке сходить, да на голубятню поглазеть. Что ж, нынче и поговорим.

Едва от дома отошли, Митрий сразу завез беседу.

- Милослава, ваш батюшка на днях к нам заезжал, - не стал тянуть Волчек. – Сказал, что согласны вы стать моей супругой.

- Я-то согласна, князь, - ответила я уныло. – Да нужна ли вам такая жена как я?

Волчек поглядел на меня недоуменно, нос его дрогнул. Принюхивается, знамо дело.

- Вы не беременны, - наконец сказал он.

Да они что, сговорились?

- А должна? – удивленно спросила я.

- А какая еще может быть причина для отказа от брака? – приподнял брови оборотень.

- Возможно, другой мужчина? – предположила я.

- Но вы же дали согласие! – пожал плечами Волчек. – Значит, готовы меня видеть своим супругом. Значит, я вам не противен. Да и не чувствую я запаха чужого от вас.

5 Ярмарка

Я не помню, как я дошла до дома. Помню только, как умывалась у реки, смывала с себя его руки, его губы, его взгляд и очень радовалась, что Волчек сказал, что больше не приедет. Он же оборотень, он сразу почует запах другого. Смогу ли я солгать, что всё было против моей воли?

Дома никто не заметил, хотя мне казалось, что весь мой вид кричит – я, сговоренная невеста, целовалась с другим!

Первым делом отправила гонца к Агнешке – вернула все её книжки. Они на меня влияют неправильно, развращают, заставляют думать совсем не о том, о чем положено думать девушке. Отослала, потому что знала – настанет ночь, и я не удержусь, снова возьму их в руки. Не один раз зарекалась не читать их боле – и читала.

Наступала осень, желтели листья, на улице было ветрено и всё чаще пасмурно, хотя еще и тепло. Собрали почти весь урожай – только капуста еще гордо стояла в огородах, да яблони гнулись под своей зрелой ношей.

Можно было уже не спешить. Все равно амбары да подвалы переполнены, хоть и много забрали степняки. Впереди самое главное событие года – большая осенняя ярмарка. Готовились заранее: проверяли телеги, укрепляли подводы, отбирали самые лучшие, самые красивые плоды. Готовились и мы со Славкой – подбирали наряды, думали, что нужно купить, мечтали о новых бусах и лентах.

Как обычно, отец велел мне составить списки необходимых для хозяйства вещей и дал распоряжение заняться покупками самостоятельно. Я и в прошлые года многие решения принимала сама, но всегда оговаривала их с отцом, да и денег он мне выдавал ровно столько, сколько нужно было в данный момент. Сейчас же он отдал мне узорный кошель – знак того, что я распоряжаюсь золотом по своему усмотрению. Мне было и страшно, и волнительно, но я понимала, что в будущем году я приеду на ярмарку уже хозяйкой. Сейчас отец мог дать мне совет. Что будет дальше – я не ведала.

Ярмарку традиционно разбивали на большом поле возле крупного торгового города Уруха, что в двух днях езды от столицы. Расположение самое выгодное – Урух стоит на широкой реке, которая далее впадает в море, оттого и заморские купцы приезжают сюда постоянно. До столицы не так уж и далеко. Нам до Уруха ехать почти неделю – если с телегами. Но большую часть телег мы отправили заранее, вместе с обозом Боровых, Василевских да Волчеков. Так и охраны нужно меньше. Оборотни бойцы лихие, а тут уж почти родственники, отчего ж с ними не сговориться?

В Урухе мы всегда останавливаемся у батюшкиного друга, большого купца. Они вместе воевали когда-то. Он и склады для нас имеет, и подарками одаривает. Денег с нас за постой не берет, но нашим яблокам, да муке, а особенно сушеным грибам и варенью рад неимоверно.

А уж как любит наши соленые огурцы да квашеную капусту! Капусты пока нет, ее лучше всего поздней осенью солить, когда уже морозец. Так она вкуснее и ярче. Батюшка ему зимой бочонок пришлет. А огурцы отправили, обложив сеном да тыквами, чтобы не разбили по дороге бочку.

Мачеха с нами в этот год не едет, живот у нее уже большой. Мы все надеемся на мальчика, да и повитуха, на всякий случай перебравшаяся в кнесов дом, тоже прочит сына. Я вписала себе в список новую колыбельку, да пеленки, да погремушки – хочется порадовать Линд. Впрочем, и тут умыслила, что мне следующей рожать очередь будет – всё ко мне перейдет. Вряд ли родители еще решатся на подобное.

К мысли о детях надо было привыкать. Возраст у меня уже солидный, многие мои ровесницы по двое детей уже имеют. Я же в девках засиделась. Да и оборотню наследники нужны. Детей я не любила и боялась, хоть обычно в доме их было немало. Кухарки да поварихи зимой домой не ходили, и внуков к нам забирали – у нас теплее и сытнее. Да и весной в посевную, и осенью при сборе урожая часто дети жили с бабушками, пока их родители ночевали в поле.

Я росла замкнутой девочкой, рано выучилась читать, охотнее проводила время в одиночестве, в маленьком садике возле дома, с книжкой или с куклами, чем несказанно радовала бабку. Платьев я не почти не пачкала и уж точно не рвала, с детьми не бегала. А вот Славка всегда окружена ребятишками. Она затевает с ними какие-то игры, рассказывает сказки, бегает наперегонки. Думаю, матерью она будет куда лучшей, чем я. Жаль, что это нисколько не снимает с меня ответственности за продолжение рода оборотней.

От оборотня и человеческой женщины могут родиться как оборотни, так и люди. Мальчики наследуют род отца, а девочки… девочки либо чистые люди, либо со скрытыми способностями. Они не могут оборачиваться даже частично, но выносливы и сильны. От человека и оборотницы рождаются только полукровки. Иногда со способностью к частичному обороту, но чаще всего – без. Оттого-то оборотниц не отдают людям, разве что в исключительных случаях. А человеческих женщин охотно берут в жены.

Мои сыновья от Митрия будут оборотнями. Это пугало. Маленькие оборотни, на мой взгляд, сущие демонята, разрушающие всё на своем пути. Они не сидят на месте, постоянно куда-то бегут, что-то ломают, куда-то лезут. У степняков дети куда спокойнее, да и сыновья всегда с отцом. Ох, и о чем я только думаю?

Мы едем на ярмарку в карете. На мне темно-красное шерстяное платье с оторочкой из бурого меха норки. Мех сливается по цвету с моими волосами, это красиво.

Волосы я теперь заплетаю в две косы, которые спускаются до колен. В девичестве девушки носят самые разные прически. Невестами – только две косы. На свадьбе отец и жених мне эти косы должны обрезать. Одна останется в доме отца – ее сожгут после моей смерти. Вторая – в доме супруга.

Волосы всегда хранят, на них завязано множество обрядов. По волосам можно узнать, жив человек или нет. С помощью волос можно благословить или проклясть – не очень-то радостно. Проклинают хоть и редко, ведь отзвук проклятья всегда ложится на того, кто проводит обряд, но случается. Чаще всего призывают на голову женщины бездетность или болезнь, сушащую тело, если она изменила супругу. Страшно? Зато женщина сто раз подумает, прежде чем взглянуть в сторону другого мужчины. Проклинают в случае предательства. В случае убийства – и такое случалось в наших краях.

6. Свадебная ночь

Как я ни оттягивала день своей свадьбы, он все равно наступил. Увы, мы не умеем изменять полотно времени.

День был нерадостным.

Князь Волчек так и не появился у нас, за что я затаила на него обиду. Славка еще накануне закатила знатную истерику с битьем посуды, за что была вновь заперта в горнице. Не знаю, на что она рассчитывала. Неужели считала, что я в последний момент пойду на попятную? Или думала, что меня украдут? Или ждала, что Волчек передумает? Глупая девочка, жизнь – это не сказка с картинками.

Никакой радости и волнения у меня не было. Тоска, пожалуй, была. И мрачные предчувствия. Настроение было таким подавленным, что даже традиционный пост перед свадебным днем меня не смутил, хотя я всегда любила поесть. Сейчас же кусок в рот не лез, при виде еды к горлу подступал комок.

Отец уехал в храм, что стоит на озере, чтобы встретить меня там. Оборотни заключают союзы перед своим богом. Меня собирала в дорогу мачеха.

Обрядили меня в алое, как кровь, бархатное платье с широкой юбкой. Рукава у платья были с буфами сверху и сильно зауженные от локтя – по последней галльской моде. Галлия всегда считалась законодательницей моды, эталоном дамской скрасоты. Если в народе одевались по славским обычаям, то при дворе стремились во всем подражать оборотням.

Я, конечно, за оборотня выхожу. Но за нашего уже, за славского. Может, ему и не понравится напоминание о бывшей родине, откуда его предки сбежали, поджав хвост. Но мне плевать. Злость на чужой запах не только не растворилась, но наоборот, с каждым днем душила всё больше. Всё-таки мне сложно перебороть свою природу.

Платье очень красивое.

Поверх платья надели чехол из тончайшего белоснежного кружева едва ли не до колен – немыслимая роскошь. Я даже не подозревала, что отец способен расщедриться на такую дорогую покупку. Теперь скажут, что кнесса Градская – самая богатая невеста края. Как ни странно, это тоже раздражало. Хотя разумом я понимала, что это правильно – оборотни уважают силу и роскошь.

Волосы мне накануне тщательно вымыли, расчесали, умастили духами. Сегодня заплели косы, украсили жемчугом и тонкими лентами. На голову надели серебряный обруч, в котором венчалась матушка. Ей он достался от ее матери.

Несведущие люди считают, что оборотни боятся серебра, что оно жжет их огнем. Ничего подобного. Серебро – такой же металл, как и другие. Сказка эта пошла от того, что на серебро лучше, чем на прочие металлы, ложатся разные заклинания. Так что зачарованное серебро жжет, да.

Обруч изумительный. Он словно сплетен из тонких нитей в замысловатую ленту шириной в два пальца. Спереди он опускается на лоб треугольником. Украшение легкое, почти не чувствуется на голове, но невероятно прочное. Скорее всего, на него наложено какое-то заклятье, только очень старое. Такие тонкие вещи в наших краях не делают. Отец рассказал, что эта вещь принадлежала моей бабушке еще до того, как ее привезли в наши земли. Он по праву рождения принадлежит мне, даже Славка никогда не покушалась на него. В детстве я любила примерять его и представлять себя заморской принцессой, да только он всегда был мне велик.

В моем зеркале сегодня отражается та принцесса, которой я себя представляла. Разве что бледна очень. Сегодня я похожа на маму. Я очень похожа на нее. Я красивая, только слишком худая. За последние три недели платье подгоняли по фигуре дважды – я совершенно потеряла аппетит. Оттого глаза на похудевшем лице казались огромными. Пусть не золотистыми, как у мамы на портрете, а серыми, как у отца, но все же яркими даже и не оттого, что они немного подведены сурьмой, а от плещущегося в них страха на грани паники.

Линт утирает слезы, накидывая мне на плечи белую легкую шубку. Всё-таки середина октября, на дворе, а особенно в лесу, не жарко. Я быстро моргаю глазами, чтобы не расплакаться и крепко обнимаю мачеху. Она такая маленькая, такая хрупкая, несмотря на внушительный живот. Я выше ее на целую голову.

Она всегда мне казалась взрослой, разумной, опытной дамой, а сейчас я вдруг увидела ее близко-близко и разглядела в ней совсем молодую женщину, почти девчонку, со своими страхами и радостями.

- Линт, - сказала я. – Я никогда не знала матери, но ни разу не чувствовала себя сиротой. Ты – лучшая мама, которая мне могла достаться.

Линт разрыдалась.

- Никогда не смей так говорить, - всхлипывая, замотала головой кудрявая рыжая девчонка – моя мачеха. – Мать у тебя одна, и я никогда не заменю ее.

Интересно, смогу ли я когда-нибудь видеть в ней прежнюю Линт?

- Я очень тебя люблю, Линт, - сказала я. – Спасибо тебе за всё.

Как будто слова могли передать всю ту волну любви, которая захлестнула меня!

Пора было ехать, мне привели лошадь. Не Снежку, другую – Снежка повредила копыто на днях.

Проводить меня вышла и бабка. Ее я тоже обняла с теплом. Когда расстаешься с родным домом, всех начинаешь ценить больше.

Я поклонилась старухе в пояс.

- Благодарю, бабушка, за все твои разумные наставления, - искренне сказала я. – За все твои упреки и замечания – без них бы я не стала сильной. Такой, какая я есть, вырастила меня ты.

Бабка тоже расплакалась, крепко обнимая меня. Сил в ее старческих руках было еще ого-го сколько.

- Оставляю, бабушка, Линт на твое попечение, - сказала я. – Ты хоть и в возрасте, но разумнее и выносливее многих молодых. Сама знаешь, Славка матери не поддержка. На тебя вся надежда.

Бабка прищурилась.

- Ой, лиса, - пробормотала она довольно. – Уважила старуху.

Дружинник помог мне взобраться на лошадь, и мы пустились в путь. Ехать было довольно далеко, часов пять спокойной рысью. Сопровождало меня двое мужчин, все же лес кругом. Ехала я одна, кони дружинника цокали копытами чуть поодаль.

Так принято.

Невеста входит в новую жизнь в одиночестве. Дорога дается ей на обдумывание своего решения. Пост накануне – для чистоты помыслов. Лес кругом – для понимания, что мир необъятен, и человек лишь малое существо в нем, навроде кролика.

7. Галлия

В полдень мы остановились на привал. Кир обмотал мою талию веревкой, а другой ее конец привязал к дереву. Я вроде и присесть могла (он предусмотрительно кинул на землю попону), и тело размять, а никуда не денешься – все ногти поломала, пытаясь его узел развязать. Ну хоть напилась вволю и умылась. Вернулся он быстро, кинул на землю две заячьи тушки, развел костер. Нож мне не предложил, одного разделал сам. Нанизал на прутья, повесил над огнем, второго завернул в холстину и убрал в сумки.

Я вся изошла на слюну, пока мясо поджаривалось, и чтобы отвлечься от одуряющих запахов, спросила:

- Кир, а ты один дружинников убрал, или помогал кто?

- Расскажу, если ты мне расскажешь, отчего ты кнесса, а не кнесинка, - хитро улыбнулся Кир.

- Ладно, - согласилась я. – Но ты первый.

- Мила, я лучший охотник Галлии, - сказал мужчина. – И я не набиваю себе цену. Ты – шабаки степного хана. Я – лучший из охотников. Я умею очень многое. Поставить арбалетную ловушку для меня проще простого. А уж выстрелить, не прикасаясь к оружию, и того легче. Смотри!

Он подкинул в воздух довольно толстую ровную ветку, которую до этого тщательно обстругивал – я думала, под вертел – и взмахнул рукой. Небольшое дуновение воздуха, и ветка, поменяв свое направление, мчится в меня, с силой вонзаясь в ствол дерева надо мной. Я задрала голову, разглядывая ее: она вошла в ствол на целую четверть. И это просто ветка, а не болт!

- И сколькими предметами одновременно ты можешь вот так… выстрелить?

- Четырьмя, - гордо сказал Кир. – Я сильный воздушник.

- Ты их всех убил?

- Надеюсь, нет, - ответил охотник. – Кому-то ногу прострелил, кого-то просто об землю головой приложил. Первых точно насмерть, и еще одному в шею попал, а хотел в плечо.

- Спасибо.

- Мил, я ведь не наемный убийца. Я люблю поймать добычу с минимальным ущербом.

- И как ты собирался справиться с полсотней степняков?

- Ветром, - пожал плечами Кир. – Как-нибудь раскидал бы.

- Ну-ну, - пробормотала я. - Раскидал бы он.

Кир внимательно на меня посмотрел:

- До чего ж ты на свою бабку похожа! – выдохнул он.

- На Антонеллу что ли? Не приведи богиня! Хотя да, пожалуй, похожа… - поморщилась я.

В отношении к детям мы с бабкой были схожи.

Стоп, а откуда он знает бабку Антонеллу? Бабка по матушке-то скончалась давно. А откуда же охотник узнал и про свадьбу, и про мой путь? Неужто бабка поспособствовала?

- Что смотришь, словно дырку во мне проковырять хочешь? – спросил Кир.

- Какая сволочь меня тебе продала?

- А сестренка твоя младшая, - беззаботно сказал охотник, тыкая палочкой в мясо над огнем. – Мы с ней в лесу договорились, когда вы землянику собирали.

Кровь отхлынула от моего лица. Неужто не осталось в мире родного человека, который был со мной честен? Отец, Славка…

- Что ж тянул так долго, - прошептала я. – Что ж тогда не украл?

- Пути готовил, - честно ответил Кир. – Человека украсть непросто, надо подготовить припасы, договориться с нужными людьми… да тебе это без надобности знать.

Поели мы молча, аппетит внезапно пропал. Будто воздух у меня вышиб проклятый охотник словами о Славке. Кир пытался меня расшевелить и до того уболтал, что я рассказала ему про историю с пожаром хотя б для того, чтобы он, наконец, замолчал.

- Понятно теперь, почему шабаки, - задумчиво сказал охотник. – Нет, обо мне все же будут слагать песни.

Каких-то внятных объяснений я от него так и не добилась.

Хотя Кир был очень болтлив – просто невероятно, как один человек может столько болтать о пустом! – толком он мне ничего не поведал. Его разговорчивость была сродни молчанию: он умел говорить, ничего не говоря. Но утомлял он меня ужасно.

Двигались мы быстро, и скоро земли Василевских миновали. Карту Славии я приблизительно представляла: мы двигались на запад к Галлии. Чья теперь была волость, я точно не помнила: то ли Волковых, то ли Беляниных. Если с Беляниными я была знакома, то Волковых не встречала ни разу: отец с ними дружбу не водил. Не признает меня Волков, некого просить о помощи.
Была у меня мысль до кнеса добраться: может и не откажет в помощи. К Белянину я бы, не задумываясь, обратилась, а коли Волков? Станет ли слушать? А дойду ли до кнеса без помощи? Денег нет, украшений нет, еду купить не на что. Воровать? Побираться? Догонит меня охотник. Оборотень свою добычу не упустит. От него не скроешься в лесу или в поле. Разве что в городе, но город еще найти надо.

На всякий случай я вела себя прилично, уговорив Кира не связывать меня. Так было удобнее обоим. Смириться со своим пленением не смирилась, но и время у меня утекало сквозь пальцы. Разум подсказывал мне, что бежать бесполезно, тогда как сердце рвалось к степи. Тоска накатывала порой – хоть вой.

Между тем Кир действительно был великолепным охотником. От наших стоянок не оставалось не то, что следов – запахов даже не оставалось. Как он это делал, я не понимала. И конь у него был непростой: скакал в лесу как в чистом поле, а на дороге, раскисшей после дождя, когда даже упавший лист оставляет след, после копыт не было даже ямки. Не найдут меня степняки.

Отец найдет по водным следам. Заговор я прочитала верно, а вода – она везде есть. Да только куда отцу нас догнать? По лесам да по полям петлять непросто, а у реки или у озера мы не останавливались. Большая вода бы его позвала издалека, а малую еще найти нужно.

При других обстоятельствах мы с Киром могли бы подружиться. Возраста мы были недалекого, вряд ли ему было больше двадцати пяти. Внешне, мне казалось, тоже были схожи. Оба высокие, худые, длиннолицые. У меня разве что волосы потемнее были, но все же походили мы друг на друга как брат и сестра. У меня даже подозрения были, не является ли Кир в самом деле мне родней. Про бабку он тогда оговорился – нет, явно не про Антонеллу. Кир из Галлии, а мать моей матери – галлийка. Я не знаю, какой зверь был внутри нее, может, лесная кошка, может, еще кто – но точно не волк и не медведь. Зверя Кира я тоже определить не могла. Слишком много совпадений! Глупо, конечно, мало ли оборотней в Галлии, но эта мысль позволяла мне чувствовать себя в безопасности.