Милый свадебный букет

История 1. Милый свадебный букет

Ночной клуб сверкал огнями, зазывал изображениями коктейлей и девушек на шестах, музыка гремела даже в соседних кварталах, а толпа желающих попасть внутрь висела на красных канатах и плечистых охранниках. Золотые искры, красные ковры, льющееся рекой дорогое спиртное, женщины в таких крошечных платьях, что Вова уже заколебался поправлять штаны. Ему бы никогда не выпал шанс зайти в эти двери.

Кто он? Задрот-ботаник? Покатые плечи, тонкие руки и зарплата учителя информатики? Нет, для какой-нибудь Аннушки, молодой разведенной математички с маленьким ребенком, он был подходящим выбором. Подарить ей пару коробок конфет, пригласить в кафешку, где был детский уголок, поесть пиццы. Она, конечно же, возьмет салат, а Вова тряхнет кошельком и закажет ей вина, а себе, естественно, пива.

Будущее было бы ясным. Полгода свиданий — и пойдет разговор о свадьбе. И почему бы и нет? Семейная пара учителей, жил бы в ее двушке в хрущевке, обласкан и накормлен. Совместные походы на рынок в выходные, домашняя еда, встречи с семейными друзьями, тихий секс, чтобы ребенок не услышал… Так живут многие.

 Но Вова не хотел быть, как эти многие!

Этот мир — полный запредельных удовольствий, жадных женщин, денег под ногами, ярких вспышек удовольствия — Вова хотел его полностью. Хотел его себе. Сразу. Вот прямо сейчас!

Вова переступил с ноги на ногу, судорожно сглотнул несколько раз, но слюна не унималась, текла из приоткрытого рта, заливала подбородок и капала на рубашку, белую в серую полоску. Он хотел бы выглядеть круто, но на черном джемпере моль выела на боку три дырки, а зашить… Какой из тех лощеных мужланов, которые тискали женщин у входа в клуб, когда-либо зашивал себе дырки в джемпере? Так чего Вова должен?! Поэтому пришлось надеть рабочую рубашку, но рукава он закатал и пуговичку на шее расстегнул, чтобы выглядеть неформально.

Слюну пришлось утирать ладонью, носовой платок он выложил, чтобы не посчитали некрутым. Это все мамочка виновата: платочки, носочки, тьфу, сделала из Вовы хорошего мальчика! А он мужчина! Весь мир должен лежать у его ног!

Ничего, он сам нашел, как избавиться от этого проклятья, нашел свое новое место под солнцем. К чертям учительство, к чертям Аннушку и носовые платки. Сегодня он сделал первый шаг к шикарному миру, который раньше для него был закрыт.

Конечно, шея все еще болела, место укуса неприятно покалывало, ранки стянуло кровью. Вова даже заикнулся о ватке с хлоргексидином или перекисью. Ну а что? Он всегда протирал царапины, однажды так бумагой порезался, что закапал кровью клавиатуру и пара кнопок залипли. А тут укус в шею! Но остальные так покосились на него, что Вова присмирел, заткнул свою щепетильную мягкотелую натуру и выпятил хлипкую грудь. Ничего… Он еще всем покажет!

Вова украдкой потрогал зубы, клыки будто острее стали, и мысленно победно завопил. Скоро-скоро! Он всем покажет. После первого десятка жертв его обещали научить гипнозу, и тогда любая красивая женщина будет его, даже Инесса из пятого подъезда.

Вот! Первым делом он заставит эту Инесску стать его личным шофером, пусть глядит влюбленными глазами и возит на своем мерсе. А то совсем офигела, не замужем, два магазина со спорттоварами и еще крутая тачка! У Вовы машины нет, а у какой-то Инессы уже третий год как была. Разве это справедливо?!

— Что, птенчик, волнуешься? — прижался к его спине Толик. Мгновенно стало неуютно. Уж слишком Толик был прилипчив, Вова даже успел услышать краем, что пристрастия у Толика нетрадиционные. Короче, любил он парней потоньше и помоложе. Вове это все противно было, но отстраняться от Толика он не смел. Все-таки именно он и привел Вову к будущей славе и богатству. И всего-то надо было крови выпить из кубка и чтобы страшный беловолосый мужик укусил за шею.

Вампиры? Плевать! Если перед вампиром открываются все двери, то к чему вообще раздумывать?

— Ты, главное, сразу не хватай первую попавшуюся, иначе переешь и пропустишь все самое интересное, — поучал его Толик, поглаживая по-женски длинными ногтями по Вовиной груди. — Или выбери пару-тройку людишек и пробуй. Какой вкуснее будет…

Вова снова сглотнул слюну. Было плевать на то, что рука Толика лезет за шиворот, он уже наяву видел, как хватает первую же красотку за грудь, тискает ее за бедра, берет то, что было недоступно, а потом вонзается клыками ей в шею.

Вова не испытывал отвращения к крови. Он был прагматичен: сказали надо, значит, он сделает. А то, что та красотка умрет… Так пока она тут шампанское попивала, ему приходилось пять дней в неделю возиться с малолетними идиотами! Сама виновата, сидела бы дома, варила борщи и не крутила бы задницей перед мужиками — осталась бы в живых!

— Хватит разговоров, вперед, — раздалась команда главного над «птенцами», так странно называли новых вампиров.

Вова пусть в армии и не служил, но понятие субординации знал — не то что Толик, вытянулся в струну и занял место, которое ему сказали занять.

Они шли небольшим отрядом. Вова насчитал двадцать шесть человек, то есть вампиров. Половину он уже видел, они вместе проходили посвящение, остальные, видимо, были старшими и более опытными. Зависть кольнула сердце: Вова пообещал себе выпить как можно больше крови и быстрее освоиться в этом обществе. Уж больно хорошо одеты были эти «опытные».

Люди расступались перед ними, двери в ночной клуб распахнулись, стоило только подойти. Это была власть, настоящая власть!

История 2. Не выдумывай

Мне снится сон. Да, это всего лишь выдумка, кошмар. Я очень хочу, чтобы это была моя фантазия, потому что тогда есть возможность очнуться. Хотя дрожь — та самая, от которой у меня трясутся руки — никак не желает проходить, сколько бы я себя ни убеждала. Да что же страшно-то как? Внутри будто скрутилась спираль, и она движется — сжимается и разжимается, перемешивая мои ощущения в кашицу. В области желудка ощутимо холодеет, такими же ледяными становятся и руки. А ноги будто приклеились к растрескавшемуся асфальту.

«Катенька, ты же взрослая девочка. Из–под кровати никто не вылезет, хватит выдумывать», — слышу я у себя мамин голос в голове.

«Катенька, монстров не бывает. В подворотнях надо бояться пьяни и маньяков», — это уже папа. Я так и вижу, как он смотрит на меня, слегка опустив с переносицы очки. Оторвался от газеты, чтобы в очередной раз удивиться выдумке дочери. 

Он прав, на страницах газет как раз все гораздо реальнее, чем просто чернильная тьма на моем пути. На фото едва заретушированы обезображенные трупы, избитые женщины прикрывают ладонями деформированные лица, а медэксперт долго, смакуя подробности, расписывает, сколько ножевых ранений было нанесено, как разорвалась селезенка и сколько метров кишок вывалилось на асфальт. 

Вот что происходит в реальности. А я всего лишь не могу быстро вбежать в темный проем между домами! Выдумала себе страшилку!

«Вы, девочки, слишком эмоциональные», — снисходительно добавит папа и поцелует маму в щеку.

Вот только моя дрожь никак не пройдет.

В проеме между домами клубится темнота. Последний фонарь остался далеко за моей спиной, вокруг темно, но впереди совсем непроглядная темень. Не нужно было так долго засиживаться на работе. Или стоило согласиться на предложение Зои и взять такси. Хотя к чему это я? Мы так каждый день задерживаемся, и по этой дороге я каждый день иду от метро к дому. Так почему сегодня мне так тяжело сделать очередной шаг и ступить в темноту?

«Там всего метров десять, не больше, — уговариваю я себя, — три минуты — и ты дома. И не нужно обходить весь дом и мимо «наливайки» проходить! Как раз там есть чего опасаться!»

Вот только темнота впереди пульсирует, извивается и все больше напоминает влажную гигантскую пасть. В ней нет клыков, но она готова захлопнуться, жадно облизнувшись и залив все вокруг слюной. Но пока жертва еще не в ловушке, она будет ждать, поблескивая влагой, её неосторожного движения. То есть того, как я войду в проулок между домами.

«И откуда такие сравнения? Ты же фильмы ужасов терпеть не можешь?» — задаю я себе вполне закономерный вопрос. От того, конечно, и не смотрю, что воображение отличное. Мало ли, приснится потом какая-нибудь ересь, или и вовсе подойду к обычной тени между домами и застряну.

«Ты опять витаешь в облаках! Катенька, надо на землю возвращаться, вечно у тебя все не как у людей!» — мамин голос заставляет видение пасти померкнуть, хотя и не исчезнуть до конца. Действительно, глупо бояться того, что не существует.

Мне все еще страшно, все еще дрожат руки, но я делаю шаг вперед. Правда, приходится обхватить себя руками.

Я семеню очень медленно, ноги едва ли не запутываются. Впереди тьма, позади… Странно, но почему-то не видно дальнего отсвета фонаря? И тишина такая между домами, что кажется, что я оглохла. Нужно быстрее перебирать ногами, но из-за страха все кружится.

— И вовсе не страшно, — нервно шепчу я себе под нос. — Я все выдумываю.

— Да, ты все выдумываешь, — шепчет мне темнота. И вдруг сжимается вокруг меня.

Я ору, барахтаюсь. Нечто плотное обвивает руки и ноги, тянет во все стороны, вжимается в меня, давит, проникает внутрь. Я кашляю, задыхаюсь и вою. Конечности выворачивает, живот растягивает, боль будто плетью хлещет по нервам — невозможно, разрывающе, отвратительно. А потом вокруг все замирает. В один миг я остаюсь всего лишь тонкой линией — между темнотой и более глубокой тьмой.

И пасть закрывается, влажно причмокнув, заглатывает меня.

— А-а-а!

— Чего орешь, Катька?

Резкий свет бьет по глазам, я подпрыгиваю на стуле. Он отлетает от меня, падает, вертятся колесики. Вокруг люди, камеры, мониторы — все смотрят на меня. А моего плеча тут же касается человеческая ладонь. Она теплая, мягкая и приятная, но я все равно сжимаюсь, дергаюсь в сторону и ошалело смотрю вокруг.

Что? Что произошло?

— Катька, ты чего? — чужой вопрос сбивает меня с толка.

Я тяну воздух и понимаю, что вокруг никакой темноты, пасти и никто меня не жрет, не разрывает на части, не наполняет, чтобы выпить как пакет сока. Сон, это всего лишь сон! Как же хорошо! Я на работе, в офисе, рядом стоит подружка Зойка, на меня таращатся коллеги, а на часах без четверти десять вечера.

— Ты что, уснула? — хихикает Зойка и успокаивающе поглаживает по плечу. — Кошмар приснился?

— Да, — шепчу я и мягко опадаю на соседний стул. Подруга, как ни в чем не бывало, поднимает тот, который я перевернула, и усаживается на него.

— Расскажешь?

— Да нет, ерунда, — отмахиваюсь я, но продолжаю жадно дышать. В животе неприятно тянут мышцы, а на губах отвратительный привкус.

История 3. Город золотой

Роберт разбудил меня около полуночи. Я покосилась в сторону тумбы: до звонка будильника оставалось всего десять минут. Раньше я бы пожаловалась или просто недовольно проворчала, но сегодня был слишком ответственный день. Роберт нервничал так же, как и я, хмурился, топтался на месте, не зная, куда себя деть. Так что я не сказала ни слова, просто кивнула ему. Одевались мы молча, отвернувшись друг от друга. Каждый пребывал в своих мыслях. Только когда я запуталась в лямках защитной куртки, Роберт остановил мои мельтешащие руки и помог. У меня было не так много возможностей научиться надевать экипировку. Сколько раз я была за пределами Купола? Хватит пальцев обеих рук.  

Выходили мы из дома, крепко взявшись за руки. Роберт редко когда показывал эмоции, но сейчас ему, как и мне, было не по себе. Я чуть сильнее сжала его пальцы, как могла. Это была наша первая церемония причастия. В прошлую мы были невинными детьми, никто не позволил бы нам в ней участвовать. 

Отряд уже собрался — мужчины и женщины, с большими холщовыми рюкзаками и оружием, все в темной защитной экипировке, в шлемах с тонированными щитками. Пастор Джон — его можно было узнать по крестам на экипировке — выдал мне пистолет в потрепанной кобуре и пачку патронов. Я неуверенно застегнула ремни у себя на поясе. Роберту досталось ружье.

Теперь наша пара выглядела так же как и остальные.

Разве что Элис выделялась. Она вышла из дома в своих белоснежных, почти прозрачных одеждах, на голове — красивый венок из искусственных цветов, в руках электрическая свеча. Темные волосы спадали на спину густой пеленой. Ей не нужна была защита, ее вера хранила ее. Элис улыбалась счастливо, ее лицо светилось восторгом. Воистину сегодня был ее день. День ее вознесения. Она станет рядом с ангелами небесными, и возвестит зов труб и ангельский хор о чистоте Элис. О ее славе!

Я ощутила легкий укол зависти, даже губу закусила. Но я никак не могла быть на ее месте. Хотела, но не могла. Шептали, что в детстве Элис вышла за пределы Купола, и ее коснулся ангел. С тех пор она такая. Врали, конечно, я вот никогда ангела и не видела!

Элис никогда не знала гнева и ярости, даже когда умирала ее мать. Она не сетовала, стирая пальцы до крови, работая на полях. Не завидовала, не сквернословила, не сплеталась телами с мужчиной и женщиной и уж точно не убивала. В ее сердце не было греха. Никакого, только доброта и жажда поделиться этой добротой. Это заметили еще семь лет назад. Пастор выбрал ее Агнцем божьим, как только пришло время. Элис несла свой свет нашему городу, поддерживала страждущих и наполняла наши сердца надеждой. К кому ещё было обратиться, как не к ней, за словами поддержки и успокоения.

Да, я завидовала ей. Этот праздник был для нее. 

Наша группа шла по главной улице. Несмотря на позднее время, жители стояли возле дверей или выглядывали в окна и провожали нас взглядами. Искусственные бумажные и пластиковые лепестки шуршали под нашими ногами. Я почувствовала нервную дрожь и наощупь нашла руку Роберта. 

— Все будет хорошо, я же рядом, — сказал он тихим серьезным голосом.  — Я помогу тебе, если что-то пойдет не так.

Роберт уже был за пределами Купола не один раз, и я поверила его словам. 

Вокруг постепенно становилось все меньше домов, по обе стороны дороги растянулись поля с капельным поливом и сильнейшими лампами, которые сейчас не горели — ночь ведь. Растениям тоже нужно отдыхать. Земля под ногами была высохшая и растрескавшаяся. Если бы не божья благодать, которую приносили из-за пределов Купола добытчики, то неизвестно, как выживал бы город. Она давала нам шанс. Иначе город постоянно голодал бы. Именно благодать тускло светилась у корней растений, давая возможность им расти интенсивнее и крупнее. 

У стены Купола нас уже ждали. Хранители низко поклонились Элис, желая ей  радостного вознесения в святой город, и потянули в сторону тяжелые створки ворот.

На миг я подумала, что ослепла. Переход от полумрака внутри купола к сверкающему пространству вне его ошеломлял. Роберт тут же дернул меня за руку, останавливая, и что-то подправил в моем шлеме. Ну конечно, щитки. Зрение стало возвращаться. 

Передо мной был мир, залитый светом, ни единой тени не было в нем. Я читала о ночи, которая когда-то существовала на земле, но с тех пор как Небеса сошли на землю, как опустился святой град, все изменилось. Не было больше нужды ни в солнце, ни в луне  — и их не стало. Все освещала слава божия. Весь мир стал истинно золотой град. И излилась чистая река воды жизни, зацвело древо жизни, дающее плоды… тем, кто имел право на это древо жизни и на проход в святой город воротами. Остальные же… Пытались выжить. 

Я плотнее прижалась плечом к плечу Роберта. Бесконечное пространство пугало меня. Я сама читала, что такой свет сводил некоторых людей с ума. А еще я видела картинки с бескрайней водой и зелеными лесами… Когда-то так и было. Но теперь за пределами купола — ничего подобного. 

Чрезмерность не вела к добру.

Пастор проповедовал, что всего должно быть в меру: и тьмы, и света, и праведности, и греха. Только тогда наш мир совершенен. Только тогда человек остается человеком.

Мысль о создании Куполов была своевременной. Под негасимым светом земля высыхала, растения гибли, исчезали реки и океаны. Если остальное человечество хотело выжить, а не ждать милости и разрешения зайти за золотые стены и обрести царствие божие, то нужно было что-то делать. И мы создали искусственный мрак, хранили память о прошлом, обустраивали быт, собирали благодать и верили, что когда-нибудь слава божия померкнет. Молились, чтобы померкла.