Мир моими глазами

«Фотографическая»

Все началось 14 мая 1979 года. Мне было 16 лет, я училась на фотографа в Саутендском колледже искусств.

Погода в тот день была расчудесной: теплый весенний ветерок ласково гладил волосы, солнце ярко светило прямо над головой, птицы наперебой напевали свои причудливые мелодии, а люди, проникшись теплой погодой, переоделись в самые легкие вещи и вышли на прогулку. Однако такая погода отрицательно сказывалась на моем и без того ужасном настроении.

Для курсовой работы мне потребовались фотографии представителя любой субкультуры того времени. Я не была уверена, что куратор разбирается в огромном количестве ответвлений от наиболее популярных субкультур, так что решила запечатлеть привычного для глаз панка, гота или кэжуала.

Я долго искала подходящую модель для работы, но, как назло, никто не попадался. Да, я искала не слишком тщательно поначалу, отмахиваясь знакомой всем студентам фразой «Ай, завтра все сделаю!», но это «завтра» не наступало ни через день, ни через неделю, ни через месяц. И хотя каждый раз, собираясь на прогулку, я брала с собой фотоаппарат, думая, что вот сейчас точно кого-нибудь удастся сфотографировать, в итоге вся пленка забивалась любимыми уличными пейзажами и лицами друзей-сокурсников, таких же разгильдяев, как и я.

Близился срок сдачи, и я все чаще отказывалась от веселых гулянок, и все больше разочаровывалась в процессе обучения, осознав простую истину: «Даже любимое хобби становится скучным, если тебя заставляют им заниматься против твоей воли». Я засела дома с полным отсутствием мотивации, жалея себя и ничего не делая для исправления своего положения. Но за неделю до сдачи позвонила бабушка и дала знатный нагоняй, услышав от меня последние новости, так что после разговора с ней, я все-таки выползла на улицу и начала настоящие поиски. Однако и тут нашлись препятствия. Все, кого я встречала в центре маленького города, были какие-то неправильные: смазливый панк, которого бьют скинхэды, гот, смеющийся на всю улицу, кэжуал в дешевой одежде – на них было смешно смотреть, кто в самом деле смог бы поверить, что они представляют из себя что-то уникальное? Точно не мой куратор.

Настроение ухудшал тот факт, что сегодня был последний день перед сдачей, и шанс на то, что все-таки удастся сделать фотографии, приравнивался к нулю. Совсем отчаявшись и уже даже плюнув на завтрашнюю плохую отметку, я пустила все на самотек и пошла отдохнуть в кафе. В конце концов, стоило ли думать о завтрашнем дне, когда сейчас хотелось только спокойно пообедать? Тем более что уже давно голодный желудок стонал, выпрашивая хотя бы кусок хлеба.

Только я уселась за боковой стол рядом с большим окном, из которого хорошо обозревалась набережная и маленький сквер с огромным искусственным прудом, и поставила свою сумку возле себя, как ко мне тут же подошла официант. Я заказала зеленый чай с мятой и яблочный штрудель. Официант, кивнув, ушла, оставив на столе меню.

В ожидании заказа я подперла рукой голову и засмотрелась сквозь стекло на улицу, неохотно обдумывая маршрут дальнейшего путешествия.

Мысли текли вяло. В такую погоду больше всего хотелось отдыхать, а не бегать по городу, разыскивая каких-то идеализированных персонажей, которые были описаны в обязательном требовании моего куратора.

Я безынтересно скользила взглядом по прохожим. В сквере их всегда было много, самых разных: от маленьких дошкольников с их родителями, до глубоких стариков, и все, как один, просто наслаждались теплыми деньками, прогуливаясь вдоль набережной. Лишь молодежь либо ошивалась в парке аттракционов, расположившегося через дорогу, либо сидела на лавочках возле пруда, недовольно оглядывая все вокруг. Я с ужасом подумала, что со стороны выгляжу точно так же уныло, как и остальные подростки, но эта мысль быстро улетучилась, так как официант принесла заказ, и я принялась обедать.

Впрочем, спокойно ела я ровно до тех пор, пока не заострила внимание на одном парне, что сидел на самой дальней от меня лавочке. Я сразу воодушевилась, так как с виду он выглядел точно как типичный представитель панк-культуры. И одет подобающе: в черную кожаную куртку, в такие же черные и кожаные штаны с декоративным элементом в виде шнуровки по бокам и высокие ботинки в стиле милитаризма. На голове красуется очень модная причёска среди нынешней «не такой как все» молодежи – «еж», что представляет собой обилие геля на голове, лака для фиксации и зачесанных вечно непослушных волос в форме игл, торчащих вверх, как у ежа. Правда, у этого парня еще была небольшая челка, что было не типично для других похожих на него парней. И к этому бы и придрался куратор, заявив категоричное: «Неправдоподобно!». Но не я. Наоборот, мне понравилось это решение, так как он не стремился быть похожим на Сида Вишеса или других ребят из SexPistols, и не поддался влиянию модной прически под названием «ирокез». Я также обратила внимание, что в одной руке парень держал сигарету, в другой – журнал. И это было как минимум странно, ведь панки не читают журналы у всех на виду. И вообще, их обычно редко встретишь по одиночке, так как они предпочитают гулять компаниями, чтобы не нарваться на агрессивных скинхэдов, но, видимо, этот парень совсем ничего не боялся, так как в округе ни одного похожего на него человека не наблюдалось.

Он сидел на краю скамьи и увлеченно читал, не обращая никакого внимания ни на прохожих, ни на шумных детишек, ни даже на свою сигарету, так как за все время, что я разглядывала его, не сделал ни одной затяжки.

Меня вдруг охватило такое навязчивое желание просто взять и подойти сейчас к этому парню, и тогда будь, что будет. Фотография мне до сих пор нужна была, даже пускай я и смирилась с завтрашним провалом. Я немедленно расплатилась за заказ, так и не допив чай, торопливо набросила на плечо тяжеленный кофр и выбежала из кафе.

«Новая жизнь»

Мы встретились снова в день сдачи наших курсовых работ.

Это было 15-ого мая. На сей раз погода никого не радовала. На улице было жарко и солнечно, и даже ветер, дующий со стороны набережной, не спасал от духоты. Хотелось как можно меньше времени проводить на этом пекле, и, в идеале, все просто мечтали окунуться в море, что виднелось на горизонте.

Я как раз выходила из здания колледжа, уставшая, но очень довольная своей итоговой оценкой. Вопреки всем ожиданиям, куратору понравился выбор модели, хотя он не очень любит субкультуру панков. Из-за того, что все-таки осмелилась осветить такую противоречивую тему, я получила высший балл. Теперь меня переполняло чувство гордости, безграничной свободы и безмерной радости. Хорошая отметка давала право самостоятельно выбрать из списка место для прохождения практики, а это означало, что я оказалась еще на шаг ближе к мечте о собственной уютной фотостудии. Если я сейчас смогу завести нужные знакомства, потом будет намного легче.

Я неторопливо огляделась, наблюдая за потоком людей вдалеке, переходящих дорогу, по которой я никогда не ходила. Вокруг колледжа людей было намного меньше, потому нетрудно было отыскать глазами группу подростков, облаченных в кожаные куртки. Среди этих пугающих людей я разглядела своего знакомого, непринужденно и весело болтающего со своими друзьями. Легко одернув подол своего платья, я поспешила спуститься к этому юноше.

Мне отчего-то было приятно, что он не соврал о том, что придет посмотреть на итог нашей фотосессии.

— Привет, — подойдя достаточно близко, первой поздоровалась я, резко махнув ладонью и одарив парня дружелюбной улыбкой.

Вся панковская компания на мгновение прервала свои разговоры, а мой знакомый, кивнув им, тут же отошел со мной подальше.

— Здравствуй, Чарла, — добродушно отозвался он, без стеснения оглядев меня. — Ну, как сдала?

— На «отлично».

— Молодец, — похвалил он негромким мягким голосом так, чтобы никто кроме нас не слышал. На моем лице сразу заиграл еле заметный румянец. — У нас сегодня тоже сдача была, правда, в другом корпусе. Теперь на практику идти надо.

Я кивнула, почувствовав интерес к дальнейшей беседе:

— Нам тоже. Кстати, я распечатала тебе наиболее удачные фотографии...

Быстро достав из сумки свой потрепанный красный фотоальбом, я протянула его парню и взволнованно вздохнула. Однако он не стал смотреть снимки. Вместо этого он извинился и ненадолго покинул меня, для того, чтобы попрощаться с друзьями.

Вернулся он уже без сигареты, которую во время нашего диалога держал в руках, и сходу пригласил прогуляться.

Я была рада такой возможности – голова кипела после выступления перед профессорами колледжа, тем более, мне все еще было интересно узнать, что он скажет о своих портретах.

Однако мы быстро сообразили, что гулять в такую погоду – настоящее самоубийство, даже в такой легкой одежде, как у нас, поэтому решили зайти куда-нибудь.

Из всех открытых сейчас мест, самым близким оказалось то самое кафе возле пруда, у которого мы и встретились. Недолго думая, мы направились туда.

— А ты, значит, из этих, которые себя «модами» называют? — внезапно поинтересовался парень, бросив насмешливый взгляд на мое платьице и огромные бусы из поддельного жемчуга.

Я смутилась, искоса глянув на только что загоревшийся зеленый свет светофора, и, продолжив путь, возмущенно ответила:

— Нет. Не люблю причислять себя к каким-либо субкультурам, просто потому, что не вижу в этом смысла.

— Странно! — немедленно отреагировал собеседник, недоверчиво качнув головой. — Если ты не вливаешься ни в один коллектив, значит, ты и не тусуешь нигде?

Я нахмурилась, взмахнув свободной от сумки рукой:

— Мне попросту некогда этим заниматься.

Непонятливо хмыкнув, он ненадолго замолчал, но затем довольно скоро возобновил диалог.

— А я, вот, недавно начал в Блитце зависать. Знаешь такой клуб? В Лондоне, — я отрицательно качнула головой и он продолжил. — А до этого с панками на улицах шастали. Анархия и все такое. Теперь надоело.

Затем парень начал рассказывать разные истории, которые происходили у них в компании, с его однокурсниками, и в аудиториях на учебе. Самым впечатляющим стал красочный и объемный рассказ о том, что он любил на одном адреналине убегать от полиции при угоне очередной машины. Сразу же в голове созрел вопрос о его имени. Если он что-то такое учудит рядом со мной, я ведь даже не буду знать, кто он!

Когда его речь вновь зашла о неизвестных мне людях, я решила, что пора, и, неожиданно резко даже для самой себя, спросила:

— Ты ведь не говорил, как тебя зовут, верно?

Потом я покраснела как рак, думая, что сейчас он, вероятно, усмехнется, как это сделал бы любой уважающий себя панк, но парень лишь виновато улыбнулся, опустив взгляд:

— Действительно, не говорил. Мое имя – Дэвид Гаан, но к черту формальности, зови меня Дэйв.

Дэйв Гаан...

Это имя прочно застряло у меня в голове, но я не могла понять, по какой причине. Что-то в нем сразу привлекло меня, может, необычность звучания, или еще что-то – не знаю. Но оно было невероятно легким для запоминания. Кроме того, мне показалось, что я его где-то уже слышала, но не стала спрашивать об этом.

«Когда цвета разойдутся»

Мы виделись и на практике, но уже реже – по понятным причинам, – однако часто созванивались.

Дэйв после сдачи курсовой работал оформителем витрин в своем родном Бэзилдоне, а я, как того и хотела, устроилась в Лондон ассистентом фотографа, и по субботам помогала папе с семейным музыкальным магазинчиком, стоя за прилавком.

И у меня, и у Дэйва график работы был плавающий, поэтому, как только выходные у нас совпадали, парень сразу же мчался ко мне на поезде, порой вставая для этого рано-рано утром – каждому из нас хотелось побыть друг с другом подольше.

В один из таких дней он пришел ко мне домой и познакомился с родителями.

Мама сразу же приметила его – он был необычным даже для старшего поколения. Она все расспрашивала, кто он, откуда, почему так странно одет, и кем мне приходится. А папа взял его с собой в гараж, где они вместе ковырялись в мотоцикле и разбирали всякий скопившийся там хлам – это чуть ли не высший знак одобрения для моих друзей.

Мы всегда гуляли дотемна, предпочитая бродить по еще неизведанным улочкам большой столицы, иногда вдвоем, иногда в небольшой компании друзей Дэйва. Нас это вполне устраивало, никто не жаловался на скуку – парень не рвался в клуб, а я не хотела побыстрее отвязаться от прогулки.

В плохую погоду мы предпочитали сидеть дома, слушая старые пластинки. Он учил меня танцевать, а я удивлялась его пластичности и плавности движений. Мы много разговаривали, стараясь узнать друг о друге как можно больше, много шутили и смеялись. За довольно короткий промежуток времени я стала считать Дэйва своим другом. Да и он уже был посмелее в общении, мог ляпнуть что-нибудь не то, даже не извиняясь за выражения, а я уже не обращала внимания на иногда проскальзывающие бранные слова.

Так, неделя за неделей, месяц за месяцем, незаметно пролетело лето, и мы снова перебрались в Саутенд, начав новый учебный год. Я договорилась с бабушкой, чтобы немного пожить у нее, так что до окончания Рождественских каникул, мы с новым другом почти совсем не расставались, и за это время привыкли быть всегда вместе.

На Рождество друг подарил мне небольшой серебряный браслет, на котором было только одно украшение – маленькая подвеска в виде вишни, и с тех пор он называл меня именно так – Черри. Я старалась не снимать браслет, вообразив, будто он приносит удачу. Конечно, Дэйв иногда над этим посмеивался, но я знала, что ему приятно видеть, что мне нравится его подарок.

Затем настал следующий год, начало которого омрачилось написанием еще одной курсовой, на этот раз, на тему развития фотоискусства. Я целыми днями заседала в библиотеках, подыскивая нужную информацию, и на время совсем забыла о друзьях.

С Дэйвом получалось только созваниваться.

Его голос никогда не менялся, в каком бы состоянии он мне ни звонил. Все время по телефону он слышался милым, заботливым и звонким. Но я так не могла, и на его доброту часто отвечала своей усталостью или злобой, а на заботу – безразличием или возмущением. И я понимала, что это неправильно, но по-другому совсем не получалось.

Наконец, в начале мая моему другу это надоело. И он решил действовать.

«И когда ты говоришь, я смотрю, как ты уходишь»: утро

Как только Дэйв позвонил в очередной раз, чтобы позвать на прогулку, я была готова отказаться, так как гулять прямо перед сдачей второй год подряд (с одним и тем же человеком!) казалось странным. Однако парень заинтересовал меня одной серьезной фразой, которая прозвучала резко посреди разговора: «Мне нужно кое о чем тебе сообщить», так что я насторожилась и согласилась на встречу. Тем более что мне тоже было, что ему сказать. Я не была уверена, как Дэйв может отреагировать на то, что практику я буду проходить рядом с Шотландией, на севере страны, но не хотелось, чтобы он расстраивался из-за этого. Я весь вечер, вместо подготовки, думала о том, как сообщить ему такую новость, подбирала подходящие слова, нервничала, даже перед зеркалом пару раз проговорила речь, чтобы не запутаться… но в итоге все оказалось многим хуже, чем я предполагала.

Я проснулась ровно по будильнику, в восемь утра. Быстро собралась и побежала на вокзал, – именно там мы договорились встретиться.

На улице было хмуро, но тепло и даже душно – не самая лучшая погода для прогулок, однако нас это не останавливало. Мы с ним увидимся впервые после его непродолжительного визита в Лондон, которое состоялось еще в начала февраля, так что внутри у меня уже все горело от переполнявшего счастья. Предвкушение теплого и долгожданного момента встречи отвлекало от других мыслей. Я сильно переживала по поводу предстоящего серьезного разговора, но была безумно рада, что милый друг проведет этот день со мной.

Мы договорились встретиться в девять, однако я опаздывала. Когда Дэйв уже должен был подъезжать на поезде к станции, я только спускалась в своем районе в метро. Я всю дорогу от дома до вокзала (а это не меньше, чем сорок минут езды в подземке) боялась представить, как Дэйв будет злиться из-за моего опоздания. Я могла испортить ему настроение, а этого делать никак не хотелось, поэтому я заранее придумывала оправдания, утешая, в первую очередь, саму себя. Напрасно, как оказалось, – Дэйва на платформе еще не было, а это означало, что еще есть время, чтобы успокоить свое бешеное сердце.

Я удобно устроилась на холодной железной лавочке, чтобы почитать бесплатную утреннюю газету. Мои мысли улеглись, и я, озаренная восходящим солнцем, пробившимся сквозь неплотные тучи и стеклянную крышу вокзала, смогла найти гармонию между сердцем и разумом. Когда же через пятнадцать минут объявили прибытие очередного пригородного поезда, я точно подпрыгнула от неожиданности и нетерпения. Наблюдая за тем, как из последнего вагона на платформу выпрыгивает чудак с привычно взъерошенной черной шевелюрой, во мне снова все перемешалось, и я инстинктивно подалась вперед – побежала встречать этого человека, оставив газету и прочие мысли на лавочке позади себя.

Дэйв выглядел сонным и виноватым. Он за плечи отвел меня в сторону от отъезжающего в депо поезда, а затем притянул к себе и крепко обнял. Я, улыбаясь, ответила на объятия, наконец-то ощутив спокойствие, но Дэйв разрушил всю атмосферу, зевнув прямо мне на ухо, и тут же начал говорить что-то о своем будильнике.

— Я проспал, — затем честно сознался друг.

Я понимающе кивнула, мы отстранились и направились к выходу, следуя прямо за шумной толпой вечно спешащих людей.

— Ты давно приехала? — спросил парень после того, как взял меня за руку. — Может, хочешь перекусить?

— Около получаса назад, — ответила честно я, отрицательно покачав головой, — и кушать не хочу – дома поела.

Мы обогнали пожилую пару прямо на входе в метро, купили билет один на двоих, и, незаметно пройдя по этому билету мимо охраны, довольные встали на эскалатор.

В метро народа было даже больше, чем на вокзале – мы с Дэйвом ютились на одной ступеньке, прижатые двумя офисными планктонами. В этот момент друг виновато потупил глаза и чуть улыбнулся, посчитав забавным рассказать о будильнике еще раз:

— Представляешь, завел его на семь, закинул подальше, чтобы вот прям точно встать, но все равно проспал! — затем он расхохотался, чем вызвал недоумение у наших «соседей», и добавил: — А разбудила меня недовольная Сью, которая как раз собиралась к своему парню на работу. Ты бы видела ее лицо! Я вчера вновь забрал ее лак для фиксации, и забыл поставить на место, за что и получил сегодня. Лак отдал, а когда посмотрел на время – ужаснулся и сам засобирался. Думал, если честно, что ты меня прибьешь...

— Да все нормально, — махнула рукой я, второй придерживая руку друга, — в конце концов, мы оба сегодня опоздали...

— Но все же ты приехала раньше, чем я, — хмыкнул друг, и мы сошли с лестницы, направившись на платформу прямиком к подъехавшему поезду.

Мы кое-как протиснулись в переполненный вагон, где стоял запах чеснока и пота, двери захлопнулись, и мы двинулись в сторону Фулхэма, по пути решая, чем можно будет заняться сегодня. В итоге мы согласились на поездку в парк, а вечер оставили на чаепитие и просмотр какого-нибудь фильма.

Всю оставшуюся дорогу друг посвятил рассказу о своих новых друзьях из Бэзилдона, с которыми он совсем недавно познакомился на одной из репетиций какой-то группы. Я слушала, осознавая, что с ним много что успело произойти за время, которое мы не виделись. С одной стороны, мне было завидно, ведь в тот же самый момент, пока Дэйв бегал с новыми друзьями по разным выступлениям, я сидела где-то в центре столицы и прилежно училась! А с другой – хотелось с отличием окончить колледж, а без усилий этого бы сделать не получилось.

Когда мы все-таки вышли на нужной нам станции, я почувствовала, как толпа несет меня в противоположную от Дэйва сторону, и сильнее сжала его руку. Он тоже взял меня покрепче, и еще усерднее начал пробивать нам дорогу сквозь поток людей, продолжая рассказ. Правда, я совершенно его не слышала, и думала о том, как бы ни потеряться среди этого утреннего безумия.

«И когда ты говоришь, я смотрю, как ты уходишь»: день

Почти всю дорогу до моего дома мы с Дэйвом не разговаривали. Обмолвились парой фраз в автобусе, о том, что сейчас было бы хорошо выпить зеленого чая, потому что он хорошо освежает, затем, когда уже подходили к дому, еще обсудили, чем можно заняться после чаепития, и возле моего участка я ни с того ни с сего решила поворошить прошлое: «Вы ведь с мамой живете, да? А папа ваш где?»

Мы вошли в дом, который встретил нас гудением старых труб и жаром отапливаемой гостиной. В прихожей было темно, поэтому я тут же потянулась к выключателю, и в мгновение, после характерного щелчка загорелась лампа.

Мой друг не спешил отвечать вопрос. Он задумчиво скинул ботинки на тумбу и прошел на кухню. Я, разувшись и нацепив домашние тапочки, проследовала за гостем.

Заняв место у плиты, я поставила на конфорку чайник и достала из шкафчика две аккуратненькие чашечки.

— Так… — протянула я, усаживаясь за кухонный стол к своему другу, — похоже, я задала неправильный вопрос.

— Вопрос правильный, Чер, просто я… уф… — Дэйв потер лоб и нахмурился, на секунду замолчав. — Я просто не знаю, как на него ответить.

Я удивилась, подперев голову руками:

— То есть как это?

— Ну, если говорить честно, то я... Эм… Всю жизнь считал своим отцом не того человека…

Из входной двери со звоном выпал ключ. Мы с Дэйвом обернулись. Через несколько секунд на пороге показались тяжеленные пакеты и мои родители. Папа, как истинный джентльмен, пропустил маму вперед, а сам ушел парковать машину в гараж. Я испытала жуткое разочарование от того, что поговорить в тишине за кружечкой чая нам с другом не удалось.

— Шери! — с ходу крикнула мама, стаскивая с себя полусапожки. — Разбери пакеты, силь те пле! И молоко сразу в холодильник поставь, а не как в прошлый раз!

Я подскочила с места и направилась в прихожую, но меня обогнал учтивый друг, который и помог моей матери отнести пакеты. Я в этот момент побежала обратно на кухню, выключать закипевший чайник.

— Дэвид! — обрадовалась мама, поймав парня в неуютные объятия, затем отстранилась и все так же ласково продолжила: — Добрый вечер, солнышко! Как твои дела?

— Да все в порядке, миссис Уиллер, — улыбнулся Дэйв, поставив один из пакетов на стул. — Все как обычно.

— Ох, врешь, небось! — шутливо пригрозила мама пальцем и повернулась ко мне: — Чаевничать собрались? Ну-ну, дело хорошее. И нам тогда с папулей налей кофейку.

— Фу, кофе, — поморщилась я. — Давай ты сама его нальешь, а?

— Так, это что такое? — мама нахмурилась, расставив руки в боки. — Я тебя о чем попросила? Тебе что, так трудно налить уставшим родителям кофе, я не пойму?

— Ну мам, — протянула я, — я не люблю этот резкий запах, мне от него плохо.

Через гаражную дверь в дом вошел папа. Он кивнул Дэйву в качестве приветствия, а затем обратился к маме: «Я сам все налью, душа моя, погоди немного», и ушел в ванну – мыть руки. Мама бросила на отца недовольный взгляд, будто это он виноват в том, что от кофе меня тошнит, и сама ушла наверх, чтобы переодеться. Я достала еще две чашки и, задержав дыхание, насыпала в них растворимый напиток. Дэйв помог мне перенести чашки на кухонный стол, и затем, улыбнувшись, тихо шепнул: «После чаепития пойдем гулять». Я согласилась.

За стол мы сели всей семьей: мама, папа, я и Дэйв. Естественно, все внимание было приковано к гостю, на бедного парня посыпались вопросы от моих родителей. Больше всех его доставала мама, которая спрашивала абсолютно про все. Узнав, что Дэйв уволился с работы, она начала сильно охать и причитать: «Чарли, ты мог бы ему помочь. Мог бы устроить к себе», но Дэйв этого не желал. Он соврал, что ему есть, чем заняться, и тут же замолчал.

В остальном, чаепитие проходило по обычному плану: мама с папой начали обсуждать соседей, финансы, политику, – в общем, все, что нам было не интересно. Допив чай, мы с другом поспешили уйти обратно на улицу, на этот раз – гулять по моему родному району.

Скука, навеянная вечерним застольем, разбудила в нас интерес к исследованию и незаумным беседам. Мы направились к школе, от нее – к парку, затем на границу с Хаммерсмитом, по пути разговорившись об учебе и работе. Мы старались придумать занятие на остаток вечера, но пока в голову ничего не приходило, я повторила свой предыдущий вопрос, на который Дэйв так и не дал ответ.

— Так, где же твой папа?

Я, честное слово, старалась не задеть друга этим, но интерес брал надо мной верх. Я посчитала, что раз уж мы уже год дружим, то я имею право узнать его секрет.

— Я не знаю, где мой отец теперь,— честно вздохнул Дэйв, неожиданно свернув с намеченного пути, ведя нас теперь прямиком к Темзе, — но мой отчим погиб, когда мне было десять.

— Ох, — немедленно вырвалось из меня.

Больше ничего я сказать не смогла. Настроение резко упало. Я смотрела себе под ноги и, пиная камушки, пыталась придумать, чем подбодрить друга. Из моих родственников умер только дед, и то – до моего рождения, поэтому я даже не представляла себе, что может почувствовать мальчик, потерявший дорогого ему человека.

Наверное, мы бы так же молча и разошлись по домам, если бы Дэйв снова не начал говорить.

«И когда ты говоришь, я смотрю, как ты уходишь»: вечер

Дэйв вернулся с ванны непривычно лохматым и бодрым. Я уже успела подготовить ему спальное место, передвинув раскладушку ближе к своей кровати, и теперь сидела за столом, рассматривая новенький журнал о моде. Я заметила силуэт друга в отражении зеркала, но не стала оборачиваться, сделав вид, что очень занята, чтобы послушать, что парень может сказать.

— Ты почему не спишь? — спокойно поинтересовался он. — У тебя же завтра сдача?

— Да, — кивнула я, махнув рукой, закрывая журнал. — Я готова к ней. Не беспокойся.

На деле же я вспомнила о курсовой только сейчас, когда друг о ней спросил. Наигранно зевнув, я поспешила выключить свет и лечь в постель, хотя спать совсем не хотелось. Меня душило чувство недосказанности и волнения. Дэйв последовал моему примеру.

Несколько минут мы лежали молча, каждый думая о чем-то своем, но затем друг не выдержал, и, поднявшись с постели, направился за своими вещами.

— Ты куда? — не понимая, что делает парень в темноте, взволнованно спросила я.

Мне показалось, что он все-таки хочет вызвать такси и уехать, но все оказалось намного проще.

Дэйв зашуршал фольгой и через секунду промычал:

— Шоколада хочу – не могу!

Я засмеялась, присев на кровати, поняв, что парень только что отправил полплитки любимого черного шоколада себе в рот.

— Мы же сегодня только два раза поели! — объяснил он. — Этого мало для растущего организма.

— Ну да, ну да! — хохоча, ответила я.

— Ну а теперь серьезно… — совсем неожиданно, Дэйв вдруг возник прямо передо мной, заставив меня испугаться. Он присел рядом, на край кровати, и вздохнул. — Мне нужно тебе кое о чем рассказать.

— Мне тоже, — тут же уронила я.

Наверное, Дэйв удивился, потому как еще несколько секунд он собирался с мыслями. Я в это время успела два раза прокрутить в голове то, что хотела ему сообщить. И с каждым разом мне становилось все страшнее и невыносимее.

— Помнишь, я утром рассказывал о ребятах, с которыми мы познакомились на репетиции? — начал друг, стараясь подавить в себе нетерпеливость. — В общем, я тогда с Полом Редмондом и Робертом Алленом запел одну из песен Боуи, мы ее с тобой слушали, «Heroes»называется… И тут прибежал парень из соседнего класса, и как давай выпытывать, кто песню пел. Ну, пока все молчали, я и высунулся. А он пригласил меня в группу.

Теперь мне стало понятно, отчего друг так весел и активен. У него ведь тоже появился шанс осуществить свою мечту. Ну, тогда он должен меня понять…

— И мы уже репетировали раз, в Бэзе, — продолжил друг вдохновлено. — Они называют себя «Composition of Sound», но, на деле, мне не по душе их название. Вот «French Look»–это да, это слышится модно!

Я улыбнулась:

— А музыка-то тебе нравится? Что вы играете? Какой-нибудь соул?

— Не, — протянул обиженно парень, махнув рукой, — соул давно в прошлом. У нас три синтезатора, так что мы играем синти-поп и новую волну. Мы как Гэри Ньюман! А музыка… ну, приличная такая. Тексты только странные. Их Винс пишет, ну, тот, который меня в группу пригласил. Сами-то они петь не особо умеют, хотя у Мартина еще неплохой голос, а вот у Флетча – ужасен.

Я запуталась во всех новых именах, но уточнять не стала. То, как звучал Дэйв, только подтверждало его заинтересованность в дальнейшем развитии группы. До этого он ошивался только с «French Look» и ходил на некоторые соул-уик-энды и концерты фанк-джаза, не имея возможности самому принять участия в создании музыки. А теперь…

— У нас выступление намечено на четырнадцатое июня, в школе Святого Николая, — довольно поделился друг. — Мы выйдем на сцену в семь вечера. Я выписал тебе пригласительный, так что приходи посмотреть, как только отдохнешь от сдачи курсовой. Я буду тебя ждать.

— Ох, Дэйви… — тут же выдохнула я, приняв из рук парня один билет на концерт.

Я опустила голову, почувствовав, как сжалось сердце. Мне не хотелось отказывать своему другу, тем более после заявления о том, что он будет ждать… ведь я знала, как много для него значит возможность выступить перед знакомыми людьми.

— Я не смогу прийти… — мотнула головой я.

— Почему? — тут же тревожно спросил парень, подсев чуть ближе.

— Это из-за практики, — взглянув на юношу, пояснила я, стараясь заглушить чувство вины. Я вспомнила свою подготовленную специально для этого речь, и, набравшись смелости, продолжила: — Колледж договорился с одним фотографом из Карлайла, так что на все лето я и еще несколько ребят едут на практику туда, на север… Мы выезжаем послезавтра, как раз после сдачи, и вернемся не раньше конца августа. Так что у меня не получится прийти на концерт… прости.

Дэйв, кажется, все-таки не поверил своим ушам. Он удивленно вытянулся, недоверчиво переспросил, повысив голос:

— Что? Это правда?

Я лишь кивнула, больше не в силах произнести ни слова. Весь свой настрой сбился, как только Дэйв начал злиться. Он несколько секунд сидел в ступоре, но затем уточнил:

— То есть… ты уезжаешь? Снова?

— Что значит «снова»? — не поняла я.