31 августа 1983 года, аэропорт Елизово, Камчатка
Наша экспедиция на Камчатку завершилась парой дней ранее, но у меня лично и ещё у одного коллеги по имени Сергей возникли некоторые затруднения в личном плане. Если коротко, то нам задолжал крупную сумму один товарищ из местных, звали его Лёлик Рабинович, а когда пришла пора вылетать, мы его не смогли отыскать. Ни дома его не было, ни на работе, друзья и знакомые пожимали плечами, мол, это с ним бывает. Вот мы и отпросились у нашего руководителя Юрий-Константиныча задержаться для отлова неуловимого Рабиновича. Деньги всё же немалые были одолжены…
Всё сложилось удачно, на следующий же день Рабинович благополучно отыскался (он, как оказалось, неделю жил на другом конце Петропавловска у своей очередной подруги), он торжественно вручил нам с Сергуней по две сторублёвые купюры, добавив сверху червонец за неудобства, и мы к вечеру спокойно отправились в аэропорт. В августе поток желающих улететь отсюда на Большую Землю резко сокращается, народ наоборот начинает прибывать сюда из отпусков, поэтому билеты на ИЛ-62 до Домодедова мы купили абсолютно свободно. Взяли по кружке пива в буфете и сидим, значит, ожидаем объявления посадки. Аэропорт в Елизово типовой-типовой, таких с сотню наверно построили на просторах СССР, как входишь, на первом этаже кассы и два прохода к самолётам по бокам. Справа служебные помещения и туалеты, и еще две лестницы по краям ведут наверх, где зал ожидания с огромными стеклянными окнами и два же буфета по углам.
- Хорошая была экспедиция, - сказал мне Сергуня, выцедив пиво до дна, - не без помарок, но закончилось же всё путём.
- Абсолютно с тобой согласен, - откликнулся я, прихлёбывая из своей кружки, - и программу исследований выполнили, и на вертолётах полетали, и рыбы наловили. А ещё и при своих деньгах остались. И пиво здесь классное, хотя называется так же, как и у нас, Жигулёвское, но отличается примерно, как Волга от Вольво.
- Пиво просто зашибись, - ответил он, - наверно дело в воде, она здесь очень мягкая.
Но тут вдруг прорезался громкоговоритель – молчал-молчал, самолеты же по вечерам отсюда редко улетают-прилетают, а тут заговорил. Причём совсем не то, что мы с Сергуней ожидали услышать.
- Уважаемые пассажиры, - сказал он хриплым басом, - если среди вас есть лица, владеющие корейским языком, большая просьба подойти к справочному бюро.
- Ни хрена себе заявочки, - развеселился Сергей, - а чёж сразу не про китайский спросили.
- Я знаю корейский, - похоронным тоном ответил я, - не вот прямо свободно, но понимаю и ответить могу.
- Ну тогда иди, - предложил мне Серега, - я думаю, что ты сейчас один такой во всём Елизово. Если не на Камчатке.
И я оставил свою сумку под присмотром Сергуни, а сам спустился на первый этаж к справочному бюро. Там стояли двое военных в форме лётного состава, один майор, второй капитан.
- Я знаю корейский, - сказал я им, безошибочно определив в них заказчиков такого переводчика.
- Как зовут? – спросил майор.
- Петя… то есть Пётр Балашов, в командировке здесь.
- Откуда язык знаешь? – поинтересовался уже капитан.
- Отец кореец, вот и научил…
- Ну так ответь мне на такой вопрос, - и он открыл книжечку, видимо разговорник, и зачитал оттуда с корявым акцентом, - ольмана манн сиган (сколько времени)?
- Йотоси бан, - ответил я, - то есть полвосьмого, - и показал на круглые часы над расписанием.
- Пошли, - скомандовал майор, - дело есть.
И мы все втроём двинулись в сторону служебных помещений – в самом дальнем конце этого прохода была неприметная дверь без таблички, мы в неё и зашли. Это оказалась диспетчерская с зелененькими экранами радаров.
- Нашёлся переводчик, - сказал майор лысому человечку в гражданской одежде, видимо главному здесь, - звать Петей.
- Петя, значит, - посмотрел на меня лысый, - это хорошо, Петя. Сейчас вот что, - продолжил он, - сейчас, Петя, ты будешь слово в слово переводить в этот микрофон то, что я тебе буду говорить. А потом сообщать мне ответы с корейского борта. Готов?
Я задавил на корню готовое вырваться «всегда готов» и просто молча кивнул головой.
- Рейс КАЛ-007, рейс КАЛ-007, ответьте Елизову, - сказал он и сунул мне в руки потёртый микрофон.
Годом ранее – август 1982, Нижнереченск
Серая громада здания ИПП (института прикладных проблем) Академии наук, сокращённо ИППАН, высилась в самом конце улицы имени товарища Луначарского, строительные леса еще кое-где убрать не успели, да и забор, окружавший пятый корпус, был на месте, хоть и он был покосившимся и в многочисленных дырах. Я подошёл к главному входу, подёргал дверь, запертую на висячий замок изнутри и огляделся по сторонам. Народу ни души, слева и справа висит по изрядно потрёпанному лозунгу, «Решения XXVI съезда КПСС в жизнь» и «Планы партии - планы народа», а напротив входа имеет место забор и КПП в виде избушки в один этаж, рядом мелкая какая-то надпись.
Подошёл поближе, надпись прочиталась – «Клиническая психиатрическая больница №1 города Нижнереченска». О как, невольно подумалось мне, приятное соседство, ничего не скажешь... не хватает ещё травматологии и родильного отделения, тогда бы цикл замкнулся полностью.
- Чего надо? – из избушки высунулся дедок, по виду типичный ВОХРовец.
- Мне бы в институт попасть, - показал я рукой в ту сторону, - а дверь закрыта.
- Тут никто в него не ходит, милок, - смягчился дедушка, - надо обогнуть это здание или по Семашко или по Провиантской, там и будет вход. На работу что ли пришёл устраиваться?
- Ага, - не стал отпираться я, - после института распределили сюда.
- Дело хорошее, - подобрел лицом дедуля, - устраивайся. А если что, милости просим в наше заведение, у нас тут день открытых дверей скоро.
- Обязательно, - не стал его расстраивать я, - а как ближе-то к входу, по Семашко или по Провиантской?
Место преступления
Вечером я подождал Вику и мы оба отправились на остановку 60-го автобуса.
- Вот же блин, - хлопнул я себя по затылку, - мне же надо телефонный аппарат купить, вчера ещё обещал матери.
- Вам телефон ставят? – спросила она.
- Ага, согласовали вроде… восемь лет в очереди стояли.
- Поздравляю, - сказала она без малейшей язвительности в голосе, - а номер какой будет?
- Вот тут я на бумажку переписал, - и я вынул из кармана тетрадный листочек в клеточку, - 56-22-70. – Номера в нашем городе ещё из шести знаков в это время состояли.
- Простой номер, легко запоминается, - ответила Вика, - рядом с кольцом 60-го есть спортивный магазин, как его… Олимпиец, кажется.
- Точно, - подтвердил я, - его вывеску с остановки видно.
- И там большой отдел с электроникой, телефоны наверняка тоже имеются…
- Зайдём вместе, - предложил я, - поможешь выбрать.
- Легко, - согласилась она, и через полчаса мы уже были на пороге этого самого Олимпийца.
Был он каким-то необъятным, во весь первый этаж немаленькой панельной девятиэтажки. Справа тут продавалась спортивная и не очень спортивная одежда с обувью, рядом разный спортинвентарь, от клюшек и до мопедов, а если завернуть налево, то сначала шёл отдел с грампластинками, а уж за ним электронные устройства.
- Я пластинки посмотрю, - тут же сделала вираж Вика, - говорят, Валерий Леонтьев новую недавно выпустил. И у Пугачевой что-то должно выйти.
- Вика, - попытался вразумить её я, - ну что ты как маленькая, у нас же товары повышенного спроса отродясь в свободной продаже не лежали. Их доставать надо… так что не найдёшь ты тут ни Пугачёвой, ни Леонтьева, ни группу Бони М.
Она похлопала глазами, но от планов своих не отказалась и начала рассматривать, что там предлагала невзыскательным покупателям советская грампластиночная промышленность. А я плюнул и прошёл дальше по коридору… телевизоры-телевизоры, радиоприёмники-радиоприёмники, проигрыватели дисков, одиночные и в паре с радио, как уж их… радиолы. О, Эстония-006, я её когда-то в прошлой жизни купить хотел, но не сложилось, приобрёл тогда Вегу… кажется с номером 101. Но сейчас мне это не надо – добрёл до самого дальнего закоулка магазина, где на полочках громоздились пыльные и никому не нужные телефонные аппараты. Все с дисковым набором, конечно, до кнопочной эры лет пять ещё оставалось.
- Эхм, - разбудил я дремавшую за прилавком продавщицу, - а можно вон тот аппаратик посмотреть? – и я указал на красненький вариант ВЭФа.
- Пожалуйста, - пожала плечами она и достала его с полки, - 12-80, не сломай только.
Я покрутил этот ВЭФ в руках, понабирал номера – всё, кажется, на своих местах. Альтернативой ему были пермские аппараты ТА и почему-то чешские Теслы, и то, и это мне не понравилось, да и цвета там какие-то невразумительные были, сиреневый и жёлтый, а красненький ВЭФ в самый раз пришёлся.
- Беру, - сказал я, - выписывайте.
Продавщица со вздохом чиркнула мне что-то на бумажке и ткнула пальцем в сторону кассы – там, мол, оплатишь, тогда подходи. Оплатил и забрал, слава богу, что хотя бы в Олимпийце никаких очередей не наблюдалось, слишком специфичный и дорогой товар тут предлагали. А Вика тем временем так и торчала у прилавка с пластинками, как приклеенная.
- Я уже отстрелялся, - показал я её серую коробку с телефоном, - а ты как?
- Да вот, - задумчиво отвечала она, - хотела взять «Кружатся диски» Красных маков, да денег не хватает. 2-15 стоит, а у меня только полтора рубля.
- На тебе рубль, - сунул я ей в руки измятую светленькую купюру, - и ни в чём себе не отказывай.
Через пять минут мы уже шли по направлению к её дому, весело помахивая покупками. Настроение заметно улучшилось… недаром ведь великий Пелевин как-то заметил, что эффект от покупки дорогой вещи почти в точности равен выпитым ста граммам крепкого алкоголя.
- Ну вот мы и пришли, - сказала она у подъезда самой что ни на есть стандартной брежневской девятиэтажки, - на пятом этаже моя квартира.
- Мать дома? – спросил я.
- Должна быть, - ответила она.
- А отец?
- Отец у нас давно не живёт – разошлись они лет десять как, - пояснила она.
- Понятно, - сказал я, чтобы не молчать… история в общем обыденная и грустная.
Квартира оказалась обычной однушкой с окнами на широкий Южный проспект, пока я переобувался в тапочки, из кухни и мать подтянулась.
- Это вот Петя, - представила меня Вика, - мы с ним в одном институте работаем, и он имеет какой-то опыт по расследованию уголовных дел… согласился вот помочь нам.
- Петя, говоришь? – внимательно рассмотрела меня она, - это хорошо, что Петя. А я Антонина Петровна.
- Очень приятно, - пробормотал я, - может сразу к делу перейдём?
- Можно и к делу – проходи сюда и задавай свои вопросы… ты ведь с вопросов начнёшь?
- Абсолютно точно, Антонина Петровна, - подтвердил я, - когда это случилось-то?
- Вчера, - ответила она, - днём наверно. Я с работы пришла в четыре, а дверь нараспашку.
- Во сколько на работу ушли?
- Полвосьмого, Вика позже уходила…
- Да, я в восемь с копейками вышла, - подтвердила та.
- Замок сломан был или нет? - задал я следующий вопрос.
- Да вроде нет… - задумалась мать, - целый. Можешь сам посмотреть.
Я молча встал и прошёл к входной двери – была она, как и все двери в тогдашнем СССР, хлипкой и тонкой и открывалась внутрь. Плечом, короче говоря, легко вышибалась. Но замок (английский, одна видимость, а не замок) и верно, был целым и здоровым… на личинке никаких царапин не наблюдалось.
- Значит открыли его родным ключом, - сделал я такое глубокое замечание, - ключи в последнее время не теряли? Знакомым никаким не давали? Под ковриком не оставляли?
- Да у нас и коврика-то никакого нет, - задумалась Антонина, - а терять… нет, не было такого. А у тебя как, Вика?