Мнимая часть, поле битвы — Олимп

Мнимая часть, поле битвы — Олимп

Глава 1. Возвращение

В тот день в аэропорту Шереметьево было пасмурно. Серый, равнодушный московский март не обещал ничего — ни удачи, ни проблем. Дождь мягко шлёпал по стеклу терминала, оставляя на стекле мутные капли, через которые едва различались силуэты суетливых электрокаров.

Саня вытащил из ленты багаж старенький рюкзак с нашивкой DEFCON. Он тяжело оперся на него, словно проверяя вес возвращения, и произнёс:

— Ну вот. Прилетели. Домой.

— Домой? — переспросил Сергей, поправляя очки. — Скорее, в точку отсчёта. Только система координат давно сбилась.

Они постояли у стеклянной стены, глядя, как за каплями дождя снуют электрокары, прошли таможенный контроль и вышли в город . Ветер приносил запах асфальта и мокрой листвы, напоминая о том, что Москва всё ещё существовала, несмотря на все их исчезновения и тайные операции.

Саня кивнул в сторону стоянки.

— Насчёт тачки — я договорился. Будет «Москвич».

— Новый? Неужели.

— Да

Братья из Поднебесной подогнали нашим светлым умам технологии, и теперь эту машину с трудно выговариваемым китайским названием стали выпускать у нас. И название этому чудо техники дали… правильно, «Москвич».

Сергей приподнял брови.

— Ты серьёзно? Эти китайские Москвичи начинают саморазбираться ещё на парковке дилера.

— Ага, — усмехнулся Саня, — но самое смешное, что даже в полуразобранном виде едут. Идеальное укрытие: никто в здравом уме не станет искать код Болтона под сиденьем ведра с гайками.

— Да кому он вообще сдался, твой код? — сказал Сергей. — Сейчас у каждого школьника в телефоне две копии лежат: одна на айклауде, вторая — на мамином ноутбуке.

Через час они ехали по МКАДу. Электромотор почти беззвучно жужжал, а китайский навигатор подрагивал в такт колебаниям дороги. В бардачке лежала та самая катушка — не больше кружки, с чёрной плёнкой, похожей на старую аудиоленту.

— Ты уверен, что стоило везти её? — спросил Сергей.

— Она не просто код, — ответил Саня, не сводя глаз с дороги. — Это проблема. Зараза, которую мы не смогли остановить.

— Тогда почему не уничтожили?

— Потому что он жив. Болтон. И он попросит о помощи. Только мы пока не знаем, где и когда.

Молча они ехали через дождливую Москву, за окном мелькали склады, заправки и строительные краны. Возвращение не было победой. Но это был шаг. Первый шаг домой.

— Слушай, — сказал Сергей, — а если нас начнут искать? Мы ведь официально пропали с радара после того случая с Риверсом.

— Нас уже ищут, — ответил Саня. — Но мы пока идём на опережение.

Москвич въехал в Старую Купавну, где в доме с облупленным фасадом и чёрной табличкой на дверях жил Михаил Сергеевич. Дождь скользил по крышам, словно напоминая, что их возвращение не останется незамеченным.

Сергей вышел из машины и глубоко вдохнул влажный воздух. Всё здесь было знакомо и чуждо одновременно: скрипящие подъезды, старые фонари, запах мокрой штукатурки. Саня достал рюкзак, забрал катушку и медленно шёл к двери. Их ожидал человек, который знал слишком многое, чтобы воспринимать их как обычных гостей.

В доме пахло старыми книгами и машинным маслом. Михаил Сергеевич сидел за столом, не поднимая головы. Его взгляд был спокойным, почти невозмутимым, но каждый шорох за дверью и каждый звук в коридоре вызывали напряжение, которое он не мог скрыть.

— Вы вернулись, — сказал Михаил Сергеевич ровно, почти как факт, а не приветствие.

— Да, — сказал Саня, — но только чтобы продолжить то, что мы начали.

Сергей поставил катушку на стол и глубоко вздохнул. В этот момент все понимали: возвращение домой — это лишь начало новой игры. И на кону была не просто жизнь, а нечто гораздо более ценное.

Глава 2. Узел

Михаил Сергеевич заварил чай. Поджарый, в клетчатой рубашке, с аккуратно подстриженными усами — он больше походил на преподавателя старой советской школы, чем на человека, причастного к одному из самых странных эпизодов конца XX века.

Он не работал ни на DARPA, ни на ЦРУ, ни на ФБР, ни на ГРУ, ни на ФСБ. Его не интересовали ни Моссад, ни даже румынская разведка времён Чаушеску, агенты которой, как известно, доживали свой век где-то между архивацией и анекдотом. Он не служил Болтону.

Михаил Сергеевич подчинялся напрямую Хранителям Истины.

Это случилось в 1982 году, когда вычислительный центр сгорел при весьма странных обстоятельствах. Тогда-то и появились друзья из безвременья. Без лишней помпы они предложили ему работу — возглавить Центр синхронизации. И он согласился. Потому что знал: от таких предложений не отказываются. Да и не предлагают повторно.

— Угощайтесь , парни. К чаю у нас сегодня «Тульский пряник», и свежий номер газеты «Аргументы и Факты». Он улыбнулся.

— Живёшь, как в девяностых, — хмыкнул Саня, окинув взором комнату.

— А я из них и не уходилтолько ты немного ошибся в восмедисятых, — ответил Михаил Сергеевич. — Здесь, в моей квартире, ничего не меняется. Даже время.

Комната напоминала хранилище: по стенам — полки, уставленные пачками газет, справочниками, школьными учебниками. В центре — старый катушечный магнитофон «Салют» и телевизор «Электрон» с выцветшей, как будто пережившей ядерную зиму, кнопкой включения.

Единственным нарушителем музейного антуража был компьютер. Современный, мощный, с несколькими мониторами и подсветкой — он смотрелся здесь, как инопланетянин на сельском сходе.

Сергей кивнул на системный блок и, скривив усмешку, пробормотал:

— Даже в Силиконовой долине у меня был хуже. И это при том, что мы там на DARPA горбатились.