XXI век
За окном бушевал май. Чудесный, цветущий, зеленеющий первой листвой и светлыми цветами пахучей черемухи. Сегодня в школах звенел последний звонок, и ученики уже после полудня гуляли гурьбой по Петербургским улицам.
Сильнее распахнув окно в квартире на пятом этаже, она с интересом и жизненным задором выглянула наружу. Невский проспект шумел жизнью и пах весной. Она любовалась молодыми красивыми девочками в школьной форме с белыми фартуками, высокими долговязыми парнями, которые шли рядом с ними, и вспоминала свою жизнь.
У Лерочки, как называл ее покойный муж, тоже сегодня был небольшой праздник. День рождения. Девяносто три года. Сегодня она была одна и никого не ждала в гости. Многих ее родных уже не было на этом свете, а внуки жили за границей. Только от них она с нетерпением ждала звонок по телефону с пяти утра.
Лерочка не казалась себя старой, совсем нет, в душе она чувствовала себя молодой и активной. Ей казалось вот только вчера она была такой же школьницей в белом фартуке семнадцати лет, когда ее выпустили из детского дома и она вступала во взрослую жизнь. Ее время пролетело так стремительно, словно несколько мгновений. И ей казалось, что она еще не до конца насладилась этой жизнью и еще бы прожила лет сто…
.

Дорогие читатели)
Приглашаю вас в свою новою книгу!
Уютное бытовое фэнтези, мир без магии, историческая Франция 19 века
.
Если вы хотите поддержать автора, пожалуйста добавьте книгу в библиотеку,
поставьте "Мне нравится" и подпишитесь на автора. Спасибо!

Валерия Федоровна
Мне казалось будто я парила над лесом, летела словно птица высоко-высоко. Внизу проплывали поля, леса, голубая змейка реки. Умиротворение и спокойствие владело мной, а еще безмятежность и какая-то тихая грусть.
Резкий толчок и видение прервалось. Я оказалась в ворохе света. Кругом все белое, сверкающее ничего не различить.
— Эта гадкая девка притворяется! Я знаю! Она решила всех нас опозорить! — врезался в мое мутное сознание визгливый женский голос.
— Но у нее кололо сердце, она мне жаловалась о том, — раздался надо мной другой женский голос, с приятной интонацией, и чьи-то ласковые руки, легко похлопали меня по щеке. — Милая, очнись...
Пришла первая осознанная мысль — меня пытались привести в чувства. Может я в больнице? Мне стало плохо и меня увезли на скорой? Но почему та первая медсестра так груба?
Я попыталась открыть глаза, но их словно слепили клеем. Как и все члены моего тела будто обессилили.
— Врет, паршивка! Она намеренно устроила этот спектакль! — продолжал низкий голос первой женщины. — А ну отойди, Манон!
— Простите, мадам.
В следующий миг меня схватили за плечи и затрясли так, что я ощутила боль в висках. Так трясут яблоню, чтобы с нее упали плоды, но явно не человека, которому плохо. Пытаясь сопротивляться этой грубой атаке на мое тело, я пыталась пошевелиться, но мне удалось только согнуть пальцы руки.
— Немедля прекращай этот балаган, девчонка! — вопила надо мной женщина.
Это я девчонка? Какая-то глупость. Мне же девяносто три года, какая я девчонка? Скорее женщина, в крайнем случае бабушка.
— Или клянусь я снова тебя выпорю! — продолжал визжать с угрозой надо мной низкий женский голос.
Выпорет меня? Я была так потрясена, что усилием воли заставила себя, наконец, открыть глаза. С удивлением уставилась на двух женщин, которое склонились надо мной. Одеты они были очень странно, как впрочем, и причесаны. Словно актрисы из какой-то театральной исторической постановки.
...................
История выходит в рамках литмоба «Пенсионерка — попаданка»
16 историй про то, как женщины, умудренные опытом, попадают в другой мир, получают молодое тело и шанс прожить жизнь заново.
Все они с честью пройдут все испытания и обретут женское счастье.

Все книги литмоба можно найти по тэгу или ссылке ниже:
https://litnet.com/shrt/uD7I
Дорогие читатели)
Представляю нашу главную героиню
...............
Валерия Федоровна
93 года, добрая, жизнерадостная
всю жизнь проработала учительницей начальных классов

..............
Валерия, после перемещения в параллельный мир
в тело девицы Сесиль Савиньи

..
XXI век
Валерия Федоровна прожила долгую неспокойную жизнь.
Она родилась в советском Ленинграде, в семье прораба, и была вторым ребенком из четырех. Когда Лерочке исполнилось пять лет началась война, а потом жуткие дни страха, голода и страданий. Она видела, как сначала умер ее младший братик, потом заболела мать. Старший ее брат Гриша был вынужден идти работать на завод, чтобы получать трудовой паек, и хоть как-то прокормить себя и свою семью, ведь пайка работающих родителей не хватало на всех. А с каждым днем становись все голоднее и холоднее. Грише было всего двенадцать, но он считал себя взрослым.
Ту страшную зиму 1941-1942 года Лерочка не забудет никогда. Тогда умерла от голода ее мать. Последний месяц мама почти весь свой хлеб отдавала им с младшей сестрой, а говорила, что уже ела. Отец прожил недолго после нее, умер прямо у станка на заводе.
Тогда их оставалось трое: Лера, ее сестра и брат.
То чувство жестокого голода, который болезненно сводил желудок и постоянное полуобморочное состояние, Лерочка запомнила на всю оставшуюся жизнь. Наверное, поэтому после войны у нее всегда был хороший аппетит и редко кружилась голова.
Лере и ее сестре повезло. В те страшные дни Гриша нашел человека, который договорился об их эвакуации. Девятилетнюю Лерочку и пятилетнюю Женю, вывезли из блокадного Ленинграда, по льду Ладожского озера. Лера уже позабыла многие трагичные моменты тех лет, но помнила, что их с другими детьми куда-то долго везли на поездах, а потом высадили на глухой станции в Сибири.
Местные деревенские жители разбирали по семьям прибывших их блокадного Ленинграда. Повезло тем, кто был чуть старше или со взрослыми. Их забирали первым, ведь они могли работать в полях. Леру и Женю брать не хотели. И Лерочка помнила, как они с сестренкой долго стояли у поезда, замерзшие и несчастные, а снег заметал их лица и вязаные шапочки. Все проходили мимо, понимали, что маленькие девочки бесполезны в хозяйстве.
Но все же нашлась одна сердобольная старая пара из местных колхозников. Они были в летах, своих детей давно вырастили. Именно они и вяли девочек к себе в избу. Все оставшиеся военные годы они относились к Лере и Жене как своим внучкам, кормили их, заботились и оберегали. Лерочка старалась помогать бабушке Глаше по хозяйству, чистила картошку, помогала в огороде и кормила куриц. А потом, когда пришла долгожданная победа, старики дали девочкам с собой в дорогу целый мешок сухарей и сушеных яблок. Лера и Женя возвращались в Ленинград.
Им опять повезло. Их брат Григорий «выписал» их из сибирской деревни, обратно в родной город. Но многие покинувшие северную столицу, так и оставались в Сибири и на Кавказе, ибо обратно в Ленинград можно было вернуться только по вызову от родных, живущих в городе. А таких осталось мало.
Лерочка с сестрой попали в детский дом, так как Гриша был еще несовершеннолетним.
С той поры Лера осознала, что больше ничего в жизни не может испугать ее и заставить впасть в депрессию. Ведь все что она уже пережила закалило ее дух и характер.
В семнадцать лет, выдав небольшое приданое от государства: комплект одежды и тридцать рублей, Лерочку выпустили из детского дома во взрослую жизнь. Она уже многое умела. нянюшки детского дома научили еще аккуратно шить, вязать, готовить. Лера собиралась поступать в педагогическое училище. Позже она стала учительницей начальных классов, вышла замуж за военного летчика, родила двух детей.
Жизнь Лерочки наладилась. Она многие годы преподавала в школе, занималась домом, детьми. Николенька, как она называла мужа, был добр к ней. Много работал, но и много пил. Это и сгубило его. Он умер, не дожив до сорока лет, у нее на руках от кровоизлияния в мозг. Младшая дочка уехала жить за границу, а спустя десять лет умерла от рака. Сгорела за месяц. Своих внуков Лера в живую даже и не видела.
Старшая дочь Лерочки была три раза замужем, но бесплодна. На нервной почве начала принимать таблетки от похудания и депрессии и заболела деменцией. Лерочка в свои семьдесят лет каждый день ездила к дочке в пансионат для больных потерей памяти. Ухаживала за дочкой, который было уже пятьдесят. Но она казалась Лерочке маленькой девочкой, которая нуждалась в ее помощи. Галина умерла через три года, в состоянии «овоща» без разума, не помня ни свое имя, ни узнавая свою мать Валерию.
Теперь Лерочка осталась совсем одна. Только внуки иногда звонили ей из-за границы.
Последние десять лет она жила в своей квартирке на Невском проспекте под самой крышей и была в ясном сознании и подвижна. Иногда к ней приходили волонтеры. Приносили продовольственные наборы, с крупой и сахаром. Жали ее морщинистую тонкую руку и восхищались тем, что она пережила когда-то блокаду. Даже пенсию государство платило Лерочке повышенную, за ее «трудное» детство. Лерочке было приятно, и она считала, что прожила хорошую долгую жизнь.
Всю сознательную жизнь у Лерочки было увлечение, как сейчас модно говорить — хобби.
Она умела замечательно шить и вязать.
В послевоенные годы и позже у нее было много клиенток среди жен высокопоставленных чиновников. Она шила им платья и костюмы на заказ, в свободное время, после уроков в школе. Тогда она всё успевала, а лишняя копеечка не мешала, ведь у нее росли дочери. Муж все время отсутствовал дома, постоянные полеты и командировки, денег получал мало. А Людочке и Галине требовались новые башмачки, и теплые пальто на зиму. Оттого всю жизнь, Лера не знала, что такое сидеть без дела. Ложилась спать в двенадцать, мгновенно засыпала, а утром в пять уже звонил будильник. Спешила в школу к первому уроку, там ее ждали малыши, которых она учила читать и писать первые в своей жизни буквы.
В школе она работала до шестидесяти пяти лет, давно уже пенсионерка, но не могла подвести директора школы. Учительниц в девяностые годы катастрофически не хватало. Никто не хотел работать за копейки. Лерочка же любила свое дело, как и шитье в свободное время. Она полностью душой отдавалась своим ученикам и своей новой подработке. По вечерам она ходила в соседний подвальчик, где они с женщинами шили пуховики. Тогда в девяностые в моде были яркие цвета, кислотные и вырви глаз, но такие пуховики уходили на рынках города на ура. Владелец небольшой фирмы, где в выходные и по вечерам работала Лера платил хорошо.
За пять лет такой работы она смогла накопить денег на квартиру старшей дочери, помогая ей купить свое жилье. В двухтысячных, заказов на шитье совсем не стало, и «подвальная» фирма закрылась. Да и Лерочка была уже не так молода. Глаза подводили, а руки уже не могли по долгу строчить на машинке. К тому же дети выросли и уехали от нее, а ей одной вполне хватало пенсии.
Но все же ее кипучая энергия и неуемная фантазия требовали выхода. И она занялась творчеством.
Покупала по интернету фарфоровых кукол в безвкусных нарядах и шила им одежду сама. Точь-в-точь такие, как носили когда-то женщины в старину. Разные платья, и дам-дворянок и простых крестьянок. Моду и стиль разных эпох она с интересом изучала в то время. Потом с удовольствием шила платья фарфоровым куклам, одевая их в модную одежду, того или иного века. Полностью мастерила им наряд от тряпичных туфелек на каблучке, до шляпок и рединготов, не считая прелестных или простых платьев. За последние десять лет она обшила более пятисот кукол. Каждая из таких «красавиц», будь то дама или крестьянка Рязанской губернии стояла в ее серванте, и имела свое имя.
Когда Лерочка творила наряды для кукол, она забывала обо всем на свете. Она снова становилась молодой, полной сил, и не замечала болей в суставах.
Оттого сегодня в свой девяносто третий день рождения Лерочка была счастлива.
Ей думалось, что жизнь прошла не зря, а за окном благоухал май. Отчего-то же угораздило ее родиться именно в мае, как доказательство того, что ее жизнь некий праздник, несмотря на все испытания, посланные ей судьбой. Она не жалела ни о чем.
Опять закололо под грудью. Но Лерочка не обратила на это внимания. Еще двадцать лет назад ей поставили диагноз — аритмию, и она жила с ней много лет. Сейчас ей было интереснее наблюдать, как голуби воркуют на соседней крыше и словно влюбленные терлись головками друг о друга. Как когда-то и они с Николенькой.
Внутри закололо сильнее, а следующий вздох дался Лерочке с трудом. А потом вдруг тело сковала сильная боль. Сознание стало мутным, и она провалилась в какую-то мягкую шумящую бездну…
Спустя три дня Валерию Федоровну обнаружили волонтеры, как будто уснувшей в кресле у распахнутого окна. Пришлось ломать дверь с помощью службы спасения, ибо старушка не открывала. Врач констатировал смерть от сердечного приступа…
Недоуменно хлопая глазами, я огляделась. Я находилась не в больнице, а в светлой комнате с высоченными потолками, разноцветные витражные окна вокруг, через них проникали лучи света. Белёные, чуть обшарпанные стены, много свечей в старинных канделябрах. У стены возвышалась деревянная статуя, почерневшая от времени, такие обычно ставили в католических церквях.
— А, очнулась! — воскликнула дама лет сорока в широкополой белой шляпе с несуразными красными перьями.
Ее лицо было сильно напудрено, губы красны, на щеках смешные красные круги, словно их рисовали свеклой и видимо хотели изобразить румянец. Злющий взгляд, сильно взбитые вверх напудренные волосы непонятного серого оттенка, вульгарное ожерелье с огромными красными камнями на шее. Она словно спустилась с полотна Виже-Лебрен, похожая на даму предреволюционной Франции.
— Как хорошо, что ты пришла в себя, Сесиль! — вставила другая дама, стоявшая тут же.
Одета она была в скромное серое платье, без украшений и белый кружевной чепец на голове, походила скорее всего на камеристку или служанку.
Я же ощущала, что с каждым мигом мое тело наполняется силами, как будто в него вливалась жизненная энергия. Все больше и больше, и вот она уже заполнила меня всю. Я наконец пришла в себя и мое сознание прояснилось.
— Где я? — задала я вопрос.
Голос был не мой, какой-то тонкий и нежный.
— Что значит где, девчонка? В соборе святой Женевьевы! Как и полчаса назад! — процедила дама в каменьях.
— Мы отнесли тебя сюда, в дальнюю ризницу, милая, когда ты упала в обморок, — объяснила ласково вторая женщина. — Мадам Жоржетта, позвольте мне помочь ей.
Надменно кивнув, напудренная дама отступила на шаг, а приветливая служанка помогла мне сесть. Ее добрые карие глаза светились лаской, когда она смотрела на меня. Она была не стара, но седина уже тронула виски ее темных волос.
До того я оказывается лежала на длинной лавке, стоявшей у стены. Невольно оглядывая себя, я отметила, что была одета в светлое старомодное платье. Снова начала озираться по сторонам. Зачем я нахожусь в каком-то соборе и почему упала в обморок? Может мне стало нехорошо? Но у меня никогда не было проблем с дыханием. А уж в обморок я падала последний раз только в детстве, от голода в блокаду.
— Это ты избаловала ее, Манон! — обвинительно бросила дама Жоржетта. Она была одета в платье с кринолином, с большим вырезом и ажурные перчатки до локтя. — Говорила же Шарлю что не дело держать няню в доме так долго! А теперь посмотри, что она вытворяет перед всеми гостями!
Я же ничего не понимая, спросила недоуменно:
— Зачем я здесь, и вы кто такие?
После моих слов дама, оттолкнув Манон, подскочила ко мне и залепила мне звонкую пощечину. Я недоуменно схватилась за щеку. Ощутила, что моя кожа гладкая и нежная, как у младенца. Опять в удивлении замерла, почти тут же позабыв, что мне только что дали пощечину. Ведь мои мысли закружили в странном недоумении. Отчего у меня такая гладкая кожа?
— Прекрати немедля эту игру, дрянная девчонка! — прорычала дама мне в лицо. — Ты немедленно встанешь и пойдешь к алтарю. И выйдешь замуж, как и положено! Падре Крийо ждет уже полчаса чтобы обвенчать вас! Ты поняла? И больше не устроишь этот балаган!
Обвенчать меня? Я что невеста?
Опустив глаза, я уже тщательнее оглядела себя. И правда на мне был шелковый розовый наряд, вышитый по контуру лифа и рукавам жемчугом, плотная кружевная фата так же розового цвета падала мне на плечи.
Я и вправду была невестой! Вот почему я в каком-то соборе святой Женевьевы.
Мне стало дурно на венчании, и я упала в обморок, а эти две женщины перенесли меня в ризницу. Теперь все стало немного проясняться. Я подняла руку. Тонкие пальцы, изящная кисть. Она была не моя. Я начала ощупывать себя, снова осматривая. Тело было точно не мое. А принадлежало какой-то другой женщине, похоже молодой и стройной.
Две дамы недоуменно смотрели на меня, но мне было все равно. Я была в шоке, ничего не понимала.
Это был сон? Я сидела у окна в кресле и уснула, и сейчас мне всё это снилось? Скорее всего так. Днем я читала книгу о трех мушкетерах, и вот тебе эти дамы в старинных платьях передо мной.
Я начала щипать себя за руку и мне стало больно! Я не спала. Мотала головой, но не просыпалась. Меня охватил ужас и паника. Что происходит? Отчего я в этом молодом теле? Мне нельзя было волноваться, у меня же аритмия много лет, но я сильно взволновалась!
— Довольно, Сесиль! — процедила дама Жоржетта. — Ты очухалась, как я вижу. Вставай и пошли к алтарю! Няня Манон, помоги ей!
Приказала она и сунула мне в руки букет из фиалок и фрезий, такой нежный фиолетово-розовый.
Не могла я идти ни к какому алтарю! Потому что это не я! У меня даже слезы выступили на глазах от бессилия и непонимания.
— Можно мне зеркало? — взмолилась я.
— Зачем это еще?! — вспылила дама. — Гости и падре Крийо ждут уже полчаса! А ты собралась прихорашиваться?!
— Вот твоя сумочка, милая, — помогла мне няня Манон, открывая какую-то ажурную вещицу и доставая оттуда зеркало на ручке. Миниатюрное и красивое. Я взяла.
Дама снова зло зыркнула на меня, и огрела по плечу своим кружевным сложенным веером.
— Граф де Бриен будет в ярости! — заявила она недовольно. — Он уже полчаса ждёт у алтаря!
Надо же ждет. Если любит — подождет. Я ведь не специально попала в это тело.
— Мне нехорошо же…, — промямлила я бессвязно.
— Хватит притворяться! Вставай немедля! Нотан, скажи ей! — опять завопила Жоржетта, обращаясь к своему сыну. Но он молчал, лишь недовольно кусал губы, смотря на нас. Эта же фурия снова вспылила надо мной: — Ты хочешь, Сесиль, чтобы де Бриен отменил венчание?
Так… похоже этот неприятный хлыщ, сынок визгливой дамы, в дорогом камзоле, не мой жених. И Слава Богу! Я даже выдохнула с облегчением. А эта дама — моя мать? Раз так печется о моем будущем.
— А это можно? Отменить венчание? — неосознанно сорвалось с моих губ.
Как-то мне совсем не хотелось венчаться сейчас, когда я не понимала, что происходит. Хотелось бы понять — почему я оказалась в этом теле и вообще в каком-то другом времени и месте. Тем более я не видела и не знала жениха. Может он кривой и хромой?
Мне отчего-то казалось, что вот-вот я проснусь и снова очнусь в своем старом привычном теле, а все происходящее сейчас окажется только дурным сном.
— Что?! — вскрикнула дама и каменья на ее большой груди даже затряслись от ее негодования. Она тут же поддалась ко мне и дёрнула вверх, подняв на ноги. — Ты выйдешь за графа де Бриена! Это приказ, девчонка!
Дама выглядела так злобно-убедительно и угрожающе-реально, что я несчастно вздохнула. Похоже все же это был не сон, а странная реальность.
— Но я чувствую себя нехорошо, разве вы не видите? — попытались давить я на жалость и хоть немного выиграть время, чтобы освоиться здесь и в этом новом теле.
— Венчание будет, даже если мне придется тащить тебя за волосы к алтарю! Если граф разозлится, то он отменил наш уговор! Ты понимаешь, что тогда будет, Сесиль? Он потребует оплаты всех карточных долгов Нотана! И тогда мы будем разорены, а наше семейство — опозорено. Только это венчание может спасти наше положение! Я же тебе сто раз объясняла это, тупица!
Ах вот оно что! Значит сынок магеры весь в долгах и похоже мой женишок в уплату долга возжелал меня. Как мерзко и примитивно.
Интересно, девица в теле которой я сейчас находилась хоть немного любила своего будущего мужа? Или её вели к алтарю как овцу на заклание? Не удивлюсь если этот граф де Бриен стар и уродлив. А что, раньше такие браки были вполне обычным делом.
Возможно я бы сейчас встала и пошла к алтарю, чтобы спасти семью, но делать это ради этой мерзкой дамочки, которая обзывала меня тупицей и её противного сынка, я не горела желанием.
И перспектива разорения меня не пугала. Разоримся и что? Найду работу горничной или прислуги. Что тут делают бедные женщины в этом времени? Могла, наверное, белошвейкой работать. Я прекрасно умела шить и вышивать. Ничего, проживу. Я ведь молода и вроде здорова.
Я рассуждала уже вполне осознанно и здраво, окончательно пришла в себя от первого удивления и шока, оттого что оказалось в теле девицы Сесиль. Даже почти приняла мысль о том, что это не сон и я по-настоящему перенеслась в это тело. Главное теперь было понять и полюбить себя новую.
Потому я поднялась на ноги и с достоинством сказала:
— Я передумала. Выходить замуж за графа я не буду.
— Как?! — процедила дама и мне показалось, что её сейчас хватит удар.
Похоже прежняя Сесиль была покладистой и ведомой и подчинялась беспрекословно. Но я не успела додумать свою мысль, потому что мою щеку обожгла болезненная пощечина.
— Ах ты неблагодарная дрянь! — прошипела Жоржетта. — Я десять лет растила тебя, после смерти твоей матери! И ты так платишь мне за моё добро?!
Теперь стало понятно кто это такая. Мадам Жоржетта — моя мачеха. А на счёт десяти лет добра я тут же засомневалась. Ну не могла это визгливая фурия нести добро в мир. Я в это не верила. Скорее бы подумала, что все эти годы эта мадам мучила и принижала бедняжку Сесиль, и совсем не любила. Раз отдавала её замуж в уплату карточного долга, как какую-то ценную корову.
Интересно, а где мой отец? Почему мачеха занимается устройством моего будущего?
Тут же около нас оказался сынок мачехи.
— Матушка, позвольте я врежу ей пару раз хорошенько, как в прошлый раз? — он уже схватил меня за плечо рукой и жестко сжал его. — Не бойтесь, сделаю так, что синяков не будет. Но эта высокомерная гадина тут же станет шёлковой!
Хлыщ уж сжал кулак, а я немедля ударила его по руке, чтобы он отпустил меня. Отбежала от них на несколько шагов, испуганно моргая.
Так вот как они заставили Сесиль! Принуждали и били! Прекрасная семейка. Но я не Сесиль и не позволю себя унижать!
Мадам Жоржетта кровожадно оскалилась, обнажив гнилые темные зубы, которые контрастировали с ее яркой помадой и напудренным белым лицом. Я даже поморщилась от омерзения.
— Да, сынок, научи её как выполнять свой долг, — прошипела она, словно змея.
— Лучше выйдете с няней за дверь, — велел Нотан. — А то вам станет жаль её!
— Мы за дверью подождем. Только не испорти её платье. Мы должны продать его потом! Пошли со мной, Манон! — окликнула она служанку.
— Но как же, госпожа? — испуганно залепетала няня. Я видела, что она очень переживает за меня. — Может не надо так с девочкой? Я могу поговорить с Сесиль. Она послушает меня.
— Выходи! — процедила мачеха и почти вытолкала Манон за дверь.
Когда дверь захлопнулась за женщинами, и мы остались с Нотаном одни, я невольно отошла от него, видя его угрожающий злющий взгляд и создавая некоторое расстояние между нами.
В следующую минуту этот надушенный хлыщ сделал ко мне два быстрых шага и ударил меня в грудь кулаком. И довольно сильно. Не ожидая подобного, я застонала. Чуть согнулась, закашлялась от дикой боли, пронзившей мое тело.
Он действительно собирался причинить мне физический вред. До последнего я думала, что они со своей мамашей блефуют и только пугают меня. Но нет, этот поддонок реально решил избить бедную Сесиль, чтобы заставить её подчиняться.
Едва восстановив дыхание, я инстинктивно попятилась от него. Лихорадочно думала, что мне делать? Поглядывала за спину Нотана, на дверь и прикидывала свои силы. А если оттолкнуть его и попытаться убежать? Дверь была не заперта.
Он наступал, тесня меня в дальний угол, пока я не уперлась спиной в стену. Он снова сжал кулак, его глаза лихорадочно блестели, а кривой оскал зверя на лице не предвещал ничего хорошего. Он был омерзителен, казался мне демоном во плоти, только облаченный в кружева и шелка.
Вдруг Нотан тихо прошипел:
— Если ты станешь покладистой, то я не буду причинять тебе боль.
— Я не выйду замуж, я же сказала!
— Я не о том, — он похабно оскалился, приближаясь ко мне вплотную. Запах его резких духов и пота ударил мне в нос. — Сейчас доставишь мне удовольствие и тогда бить не буду, — его рука легла на мое бедро, а вторая сжала талию. Он начал задирать мне юбку. — А после скажу матушке, что ты всё поняла, а потом пойдешь к алтарю. Согласна?
Он что ненормальный? Он предлагал мне блудить с ним? Прямо здесь в церкви в ризнице? Это было не просто кощунственно, а безумие какое-то. У него точно было не всё в порядке с головой.
— Нет, — заявила я категорично, и немедленно скинула его руку со своей юбки.
— Тогда сейчас отделаю тебя кулаками так, что неделю всё болеть у тебя будет! — пригрозил Нотан.
Он жестко схватил ладонью моё запястье и сжал его. Мне показалось что он сейчас сломает мне кости. Я начала бороться с ним и снова получила сильный удар его кулака в бедро. Я застонала от боли и дернулась прочь, почти отбежала от него. Но мерзавец проворно схватил меня за юбку и дернул к себе.
— До сих пор не хочешь меня, гордячка?! Бережешь себя для мужа? — прокаркал он над моим ухом. — Но я всё равно хотя бы раз залезу тебе под юбку гадкая девственница или убью тебя!
— Отстать, подлец! — прорычала я, начиная понимать, что отношения со сводным братцем у Сесиль были не просто плохие, а жуткие.
Видимо он жаждал принудить её к близости, а она сопротивлялась тому. И сейчас он решил воспользоваться последним шансом, осуществить свои гадкие желания.
Я была уже в шоке от всего происходящего.
Жестокая мачеха, которая не брезгует пощечинами, её сын озабоченный садист, считающий нормальным избивать слабую девушку. Вот это семейка! Это я ещё старика жениха не видела. Бедная Сесиль! Нет, теперь я бедная!
Таких ситуаций в жизни у меня не бывало. Мне не попадались настолько гнилые и порочные люди раньше. И я не знала, как себя вести с такими отмороженными уродами.
— Отпусти! — прохрипела я.
Я со всей силы пнула Нотана, но юбка смягчила удар, а ещё ногтями впилась в его руку, которая удерживала меня, и до крови расцарапала его кожу. Он взвыл и только разозлился сильнее.
— Сейчас я тебя прибью, сука!
Он вновь занес для удара руку, но в этот момент дверь резко распахнулась и в ризницу ворвалась мачеха.
— Отчего ты так кричишь, Нотан? — недовольно спросила она и тут же оценив ситуацию, возмутилась: — Я же велела не портить её наряд! Он такой дорогой!
Быстро подскочив к нам, она распутала мою кружевную розовую вуаль, которая вот-вот должна была порваться, зацепившись за запонку на рукаве Нотана.
— Матушка, эта дрянь такая упёртая! Не хочет подчиняться! — выплюнул он.
— Погоди, сынок! — заявила мачеха и оттащила меня от этого охальника. Я даже удивилась. Неужели ей стало жаль меня? — Манон заверила меня, что сможет убедить Сесиль выйти замуж за графа.
— Не станет она слушать. Её надо побить хорошенько! — не унимался этот кровожадный тип. Не зря он с первого взгляда мне не понравился.
Манон смотрела на меня так ласково, что я кивнула и села на лавку. Она примостилась рядом со мной и взволнованно спросила:
— Отчего ты так себя ведешь, Сесиль? Мы же договорились обо всём. Ты выходишь замуж за графа и всё будет хорошо.
— Я его не знаю и не хочу этого.
— Узнаешь. Говорят, он неплохой человек. Но ты же понимаешь, что так будет лучше для тебя.
— Почему? — опять спросила я.
Уже достаточно перенервничав от всего произошедшего я задавала глупые вопросы, возможно которые Манон и Сесиль обговорили раньше.
— Потому что замужем тебе будет спокойнее и лучше, — ласково объяснила мне няня, гладя меня по руке. — Если останешься с мачехой она тебя со свету сживёт. А муж может даже полюбит тебя, а ты его. Ты же понимаешь, что после всего что случилось, ты не можешь поступить иначе. Если мачеха всё узнаёт она упечет тебя в монастырь или ещё хуже — вышвырнет тебя из дома без гроша, да ещё и проклянет.
Случились что? Я чувствовала, что в прошлом Сесиль была некая тайна, но спрашивать, что это не могла сейчас. Это вызвало бы подозрения у Манон.
— Один выход у тебя сейчас, доченька. Выйти за графа.
Церковь благоухала цветами. Я вошла в главный придел церкви сбоку, под руку с своим жутковатым сводным братом. Старалась не смотреть на него, он же то и дело кидал на меня злобные взгляды. Видимо все еще недовольный словами своей матушки, которая приказала ему «не портить мой товарный вид» иначе свои долги он будет выплачивать сам.
Гости недовольные и бурлящие тут же обратили на нас внимание и замолчали, хотя наверняка до этого обсуждали неприятный пассаж, случившийся со мной. Но мне было всё равно. Я не смотрела по сторонам и мой взор был прикован только к моему жениху, который стоял у алтаря.
Видный мужчина, в дорогом фраке, белой рубашке и темных брюках, казалось он словно случайно оказался здесь. Так как его поза спокойная, прямая и немного вальяжная, была недвижима и расслаблена. Высокая, поджарая фигура, тёмные длинные волосы, завитые и уложенные в низкий хвост на затылке, совсем не старый. Это всё я разглядела в первые моменты, пока мы с мерзавцем-братцем приближались к графу.
Падре нетерпеливо ждал, стоя на помосте и недовольно зыркал в мою сторону.
Запахи ландышей, сирени и ещё каких-то пахучих сладких цветов заполнили моё создание и я даже успокоилась. Если в моём трагичном положении можно было успокоиться.
Манон говорила со мной всего пару минут. Но напомнила мне нечто такое из моей жизни, что я была потрясена. Я не понимала Сесиль, отчего она раньше поступила так. Однако осознала одно, что няня Манон, оказалась права. Замужество было теперь единственным шансом мне избежать дальнейших проблем в жизни, точнее в жизни юной Сесиль, в теле который я ненароком оказалась. Именно поэтому я позволила сейчас этому мерзавцу снова вести меня к алтарю. Где почти час назад я упала в обморок, едва началась службы.
Сводный братец подвёл меня к жениху и я невольно прошлась взглядом по моему будущему мужу.
Графу де Бриен было лет тридцать с небольшим. Широкоплечий, высокомерный и шикарный одновременно, он вызвал у меня невольное восхищение. Серые выразительные глаза, чуть с прищуром, прямой нос и высокий лоб. От него приятно пахло мужским парфюмом, а изысканный наряд был безупречен. Он походил на знатного великосветского вельможу и судя по его титулу он таким и являлся.
— Я рад, что вам стало лучшее, сударыня, — бархатным голосом заявил мой жених, и его красивые губы тронула небольшая улыбка.
— Спасибо, — только промямлила я, всё ещё под впечатлением.
Мой будущий муж оказался красавцем. Про таких говорят: породистый жеребец в мужском обличии. От него исходила такая сексуальная энергия и шарм, что я ощутила, как у меня вспотели ладони. Такого со мной никогда не случалось в прошлой жизни, чтобы я так впечатлилась мужчиной. Да я и не встречала в реальной жизни таких великолепных красавцев.
— Вы готовы продолжать церемонию? — спросил он, вежливо.
— Да, — ответила я тихо.
Он повернулся к священнику, и я сделала то же самое. Няня Манон, которая как я поняла нянчила Сесиль с детства, дала ей верный совет. За такого красавца, да ещё с деньгами выйти замуж не грех. И я в душе позавидовала Сесиль. Ведь в своей прошлой жизни таких подарков в виде богатых дворян — мужей мне не выпадало, да и не могло выпасть. Я жила в другом веке, и другом обществе.
Отчего-то в этот миг мне захотелось остаться в теле юной Сесиль навсегда, и насладится всей её будущей жизнью, которая казалась мне заманчивой и прекрасной. Любить такого красивого мужчину и родить ему детей. Единственное надо было уладить одно неприятие дело. Но и в этом мне обещала помочь Манон, и я надеялась на неё.
Граф кивнул падре Крийо и тот, открыв молитвенник, начал снова венчальную службу.
Я же старалась казаться спокойной, но все же была напряжена. Мне казалось, что я вот-вот проснусь, и лечу из этого мира. Иногда я кидала быстрые взгляды на неподвижный изысканный профиль графа и думала о том, что это даже интересно пожить вот так. В теле дворянки Сесиль. Я была молода, красива и скоро у меня будет обалденный муж. Я была готова сыграть эту роль, сыграть в эту жизнь Сесиль, если судьба мне предоставила такой шанс. Главное — держаться подальше от злобной мачехи и её выродка — сынка.
Когда падре объявил, что отныне мы муж и жена, я даже выдохнула облегченно. Все пока шло хорошо, и никто не заметил, что вместо Сесиль у алтаря стоит другая. Да в ее облике, но с характером, мыслями и чувствами совершенно другой женщины.
Теперь надо было думать, как обустроиться в этом непонятном новом мире. Понять его правила, порядки и конечно же все разузнать о моем новом муже.
Граф де Бриен как раз повернулся ко мне, и как-то требовательно позвал меня:
— Сесиль.
Быстро очнувшись от своих хаотичных мыслей, я тут же повернулась к нему, наперед зная, что он хочет сделать. Так и произошло. Граф поднял мою кружевную плотную фату и склонившись ко мне, легко и нежно поцеловал меня в губы и тут же отстранился.
Галантно подав мне руку, и дождавшись, пока я вложу свою тонкую кисть в его, он повел меня по широкой дорожке храма, между рядами каменных скамеек. Гости с интересом глазели на нас, а я также смотрела на них.
Все было для меня в диковинку: шелковые длинные наряды, красивые прически дам с локонами, сами люди с незнакомыми лицами. Словно я попала в необычный старинный мир, такой загадочный и интересный. Граф вывел меня на улицу, и я зажмурилась от яркого дневного света. Наконец справилась со своим зрением и увидела, что мы спускаемся с высокой лестницы храма. Внизу, прямо у ажурной ограды храма, растянулась почти на всю улицу вереница черных карет, запряженных лошадьми. Первой стояла белая закрытая карета с золотыми вензелями и четверкой лошадей палевой масти. Именно к ней и подвел меня муж.
Лакей открыл перед нами дверцу, и граф помог мне забраться в экипаж, подав руку. Я присела на сидение, ожидая, когда мой новоиспеченный супруг сделает тоже, но де Бриен отчего-то остался стоять у подножки кареты, лишь поцеловав мне руку.
— Ты очень красива, Сесиль. Думаю, мы будем счастливы, — сказал он мне, и призывно улыбнулся.
Улыбка сделала его лицо еще привлекательнее, а у меня в голове появилась странная мысль. Слишком этот граф чудесный, добрый прекрасный. Даже чересчур приторный в своем правильном поведении и прелести. И это смутило меня. Есть ли у него недостатки? Пока я их не замечала.
Разве такое может быть на самом деле? Но может быть я зря сомневалась?
И судьба предоставила Сесиль, то есть мне, шанс стать счастливой и любимой в этой жизни. Все может быть.
Потому едва муж закрыл за мной дверцу, заявив, что поедет верхом, я даже не подумала ничего дурного. Может так положено по здешним традициям.
.
Граф Рауль де Бриен

Карета тронулась, и мы поехали по мостовой. Моя белоснежная карета впереди, а за ней весь вояж из черных экипажей. Отложив на бархатное сиденье свою небольшую круглую сумочку, напоминавшую шелковый небольшой мешочек, я приникла к окну кареты, с интересом рассматривала окружающий шумный город. Мимо проплывали каменные дома, двухэтажные и низкие, городские улицы, мощеные камнем, площади и торговые лавки, прохожие в старинной одежде: дамы в платьях с кринолинами и шляпках и мужчины во фраках и цилиндрах. Судя по одежде горожан на дворе сейчас была середина девятнадцатого столетия или около того. То время, когда в дамскую моду опять вошли широкие юбки, по сравнению с тонкими талиями.
Как рассказала Манон мне чуть ранее, сейчас мы ехали в загородный клуб, где предстояло выдержать большой фуршет на берегу озера, а потом все гости и мы с мужем должны были направится в особняк де Бриена на грандиозный банкет и бал. Судя по размаху торжества, которое планировалось, мой муж любил шикануть и видимо имел хороший достаток.
Созерцая пестрые картины города, я словно погружаясь с каждой минутой в историческую эпоху девятнадцатого века, и мне это нравилось. Похоже начиналась весна, и теплое солнце хорошо припекало. Все было зелено кругом, а птичьи трели заглушали шумы улицы.
Невзначай я опять вспомнила наш разговор с няней Манон в храме наедине. Сейчас в моей голове появилось столько новых вопросов, ведь Манон успела рассказать мне только самые главное, то что убедило меня не отказываться от венчания с графом.
Я была не девственна.
Но естественно всех подробностей я не знала, а память прежней девицы Сесиль мне не передалась. По словам няни в прошлом Сесиль имела связь с неким молодым человеком, видимо любила его. Однако он умер, и теперь, чтобы скрыть позор я должна была выйти замуж. Ведь если мачеха узнает о моем бесчестии, то будет в бешеном гневе. Няня же обещала мне помочь скрыть все от мужа, точнее сделать, так чтобы Рауль де Бриен поверил в то что я девственна. Я примерно представляла, что задумала Манон. Читала несколько романов о том, как девицы надрезали себе палец и имитировали девственную кровь.
Конечно, я давала себе отчет в том, что это будет обман, и мой муж окажется заложником моего коварства. Но со слов няни это был мой единственный шанс спасти свою репутацию. Ведь лишившаяся чистоты девица, если все откроется, будет навсегда потеряна для общества. От нее отвернутся все, а семья наверняка отречется от такой падшей девы. Никто не женится на ней, и чтобы выжить у нее будет только два пути: монастырь или панель.
Вскоре кареты подъехали к цветущему прекрасному парку, который даже издалека казался довольно обширным, с зелеными лужайками, склонами, просторными аллеями и небольшим озерцом с ротондой посередине. Лакей открыл мне услужливо дверцу, и я вышла из кареты. Начала оглядываться по сторонам, искала глазами графа де Бриена, который должен был приехать раньше нас. По дороге сюда, я видела, как он ускакал далеко вперед.
Экипажи, следовавшие за моей белой каретой также остановились, и из них начали выходить гости. Я же, приподнимая длинное платье, прошла чуть дальше, стараясь не наступить на подол. Все же такая одежда была непривычна мне и неудобна. Ребра жестко сжимал корсет, не позволяя вздохнуть свободно.
Вокруг сновали лакеи в черных ливреях с подносами, служанки в белых чепчиках и черных платьях. Неожиданно до моего слуха долетела отборная брать.
— Пустоголовый болван! — цедил мужской голос, и снова говоривший мужчина перешел на нецензурные слова. — Я же сказал тебе не украшать гриву Роланда цветами! Он выглядит как глупый мул на ярмарке!
Далее опять последовал поток отборный брани. И что удивительно, но я понимала каждое бранное слово по-французски. Хотя точно никогда в школе не изучала французские ругательства. Я невольно обошла карету и увидела своего новоиспеченного мужа. Именно он возмущенно и гневно бранил слугу, стоявшего с поникшей головой и держащего под уздцы его коня.
— Пошел с моих глаз, тупица! — прикрикнул на слугу де Бриен, и со всего размаху ударил жестким хлыстом слугу прямо по лицу.
Я невольно опешила от действий мужа и даже на миг остановилась, пораженная этой нелицеприятной картиной.
Неужели это тот самый, галантный и спокойный граф, который час назад в храме обвенчался со мной? Нет, сейчас он казался злобным высокомерным вельможей, который не гнушался рукоприкладством и отборной бранью.
Значит у графа де Бриен все же были недостатки?
В следующий момент граф видимо почувствовал мое присутствие за спиной и резко обернулся. Опустил хлыст и тихо процедил слуге сквозь зубы:
— Пшел прочь, дурак.
Слуга с покрасневшими от удара лицом, угодливо поклонился мужу и быстро ретировался. А де Бриен ласково улыбнулся и медленно приблизился ко мне.
— Ты уже приехала, моя дорогая, — сказал он нежным голосом. — Извини, что не помог выйти тебе из кареты.
Его сладкий любезный тон показался мне неискренним, особенно после того как я видела его грубое и жестокое обращение со слугой. Однако я тут же подумала, что это возможно досадное недоразумение. Может я не так всё поняла? И дело было в каком-то более серьезном проступке слуги, нежели цветы в гриве лошади, потому граф так и негодовал. Но все же де Бриен не имел права бить слугу по лицу хлыстом.
Муж протянул мне руку, и я в нерешительности замерла. И тут же поняла, что он хочет поцеловать мне руку. Опомнившись, вложила свою ладонь в его, и он легко поцеловал мои пальцы в кружевной перчатке. Выпрямился.
— Ничего страшного, ваше благородие, — быстро ответила я и увидела, как брови мужа недоуменно поползли вверх.
Похоже я сказала что-то не то. Начала перебирать в голове как правильно обращались к графам. Может он не служил, потому и обращение «ваше благородие» не походило? Может надо было сказать: «ваше сиятельство»? Однако, я хоть убей не помнила, как правильно. Надо срочно подтягивать свои знания об этом времени.
— Обращайся ко мне, Рауль, моя дорогая. Отныне мы муж и жена. Надеюсь вскоре мы станем очень близки, Сесиль, потому по имени будет вполне уместно.
— Хорошо, Рауль, — улыбнулась я в ответ, облегченно выдохнув.
Надо было срочно понаблюдать за другими людьми и запомнить, кто и как к кому обращался, чтобы не вызвать подозрений.
— Пойдем, я представлю тебя гостям, вряд ли ты со всеми знакома, — предложил де Бриен, и я ухватилась за его подставленный локоть.
— Благодарю.
Он вдруг внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Надеюсь, Сесиль, ты будешь мне послушной и благочестивой женой. И у тебя не будет от меня никаких тайн и секретов. Я этого очень не люблю. Твоя мачеха заверила меня, что ты добродетельна и чиста. Это ведь так?
Его пристальный взгляд прямо пронзил меня. Я напряглась, ощущая, как по моей спине пробежался холодок страха. Де Бриен словно подозревал, что у меня есть тайна и что я далеко не благочестива, раз уже потеряла невиновность.
— Да, Рауль. Мачеха воспитывала меня строго. И у меня нет от тебя никаких тайн.
Мне было противно сейчас врать, но жестокая правда могла разрушить всё. Испортить мою дальнейшую жизнь в теле Сесиль. А я не хотела этого. Потому пришлось соврать сейчас мужу, но я надеялась только на то, что это будет моя единственная ложь мужу. А после сегодняшний ночи будет уже не важно была я девственницей до свадьбы или нет.
— Я счастлив, что судьба подарила мне в жены такую прекрасную девушку, — сказал граф и я опять ощутила некую фальшь в его словах.
Мне показалось, что он играл некую роль. Уж больно красиво он говорил и чересчур пристально-ласково смотрел на меня.
Хотя может я ошибалась? И граф был влюблен в меня, оттого так и говорил?
Фуршет был организован прямо на берегу озера. На едва пробившейся траве стояли столы с закусками и канапе, лакеи разносили шампанское на подносах, а сбоку разместился на стульчиках целый небольшой оркестр. Он играл лёгкие вальсы, иногда кадриль или польку, создавая праздничное настроение.
Именно такое настроение у меня и было.
Я словно попала в сказку про Золушку на бал к принцу, где всё было красиво, изысканно и богато. Дамы в шикарных платьях, в разных цветах шёлка казались пёстрыми райскими птицами, мужчины в темных фраках строгими и сдержанными. Мне нравилось здесь, я ощущала себя ребёнком, осуществившим долгожданную мечту. Всегда хотела побывать на таком празднике жизни, да еще и в прошлом, в качестве такой вот дворянки, как и все эти блестящие дамы. Моё платье было таким же изысканным и модным.
Разве могла я когда-либо допустить мысль, что попаду в этот мир в эту чудесную жизнь. Нет, не могла. Потому сейчас прохаживаясь под руку с Раулем, я была приветлива с гостями и счастлив, стараясь запомнить имена всех.
Вскоре муж оставил меня с двумя дамами преклонных лет и отошёл поговорить с мужчинами. Не прошло и пары минут как одна из них спросила:
— Говорят, ваше семейство всё а долгах, дорогуша? И граф де Бриен теперь вынужден решать проблемы вашей семьи?
Скорее всё дама была права, и мне стало не по себе.
— Да, вы правы, Рауль очень добр, — ответила я.
— Я бы не стала очень безоглядно рассчитывать на его доброту. Мужчина может устать от женщины, даже несмотря на её прелести. Ведь молодость проходит быстро, а красота дело вкуса, — едко добавила вторая дама.
Эти нарядные мадам в летах явно старались задеть меня словами, мне стало неприятно. Но ведь я не сделала им ничего дурного и говорила вежливо. Тогда отчего они говорили подобные неприятные вещи? Я им не нравилась? Точнее Сесиль не нравилась. Оттого что она была бедна? Вполне возможно. Потому я сказала единственную вещь, почему граф де Бриен мог выбрать меня в спутницы жизни, как мне казалось:
— Рауль любит меня. Потому его доброе отношение ко мне быстро не иссякнет.
— Это вряд ли, дорогуша, не успеете моргнуть глазом, как он потеряет к вам интерес. Тем более когда он так великолепен. Всегда найдутся дамы красивее и ярче вас, жаждущие его общества. Дам вам совет — не отпускайте его от себя далеко, как сделали это сейчас. Если не хотите, чтобы ваш муж нашел утешение на стороне.
Я поджала губы, не зная, что ответить, все же не хотелось быть грубой с дамами, хотя они явно пытались испортить мне настроение. Зачем было говорить со мной на свадьбе о потенциальных любовницах мужа? Явно не по доброте душевной.
— Не обижайтесь, милочка, — похлопала меня закрытым вечера по руке первая дама. — Мы желаем вам добра, потому и предупреждаем.
Так я и поверила — желали мне добра. Как же! Их высокомерные и неприятные взоры так и буравили меня неприязнью. Скорее наоборот они завидовали так, что решили побольнее задеть меня словами.
Более не в силах продолжать этот неприятный разговор, я извинилась перед дамами и отошла от них. Приблизилась к ротонде с колоннами, где никого не было. Начала искать глазами мужа, но не видела его. Слова дам задели меня, точнее заронили в моё сознание неприятную мысль о том, что мой муж слишком красив и богат, чтобы довольствоваться мной одной. В прошлой жизни у меня даже повода не было испытывать подобное неприятное чувство ревности, ведь мой Николай всегда был верен мне и любил. Оттого это было ново для меня.
Но всё же я уповала на любовь Рауля. Зачем графу де Бриен было жениться на мне нищей сироте, а ещё и выплачивать долги моего сводного братца? Такое можно было сделать только по любви. Я в этом не сомневалась.
— Твоя смазливая мордашка не сможет надолго увлечь его! — неожиданно раздался неприятный женский голос за моей спиной.
Я резко обернулась к незнакомке в прелестном голубом платье. Темноволосая красавица лет двадцати пяти, с нескрываемой ненавистью смотрела на меня. Я её не знала, а Рауль меня ей не представлял.
— Что вам угодно, сударыня? — спросила я сдержанно, стараясь быть вежливой.
— Мне угодно, паршивка, чтобы ты знала. Рауль мой! И только мой! И всегда им был и будет. А ты только ширма для рождения наследников!
Опешив от нападка и оскорблений великосветской дамы, я сразу же не нашлась что ответить. Тут что все такие злые и несдержанные?
В следующий момент к даме подошел усатый дворянин в цилиндре и зеленом фраке и ухватив её за локоть, приказным тоном произнёс:
— Марианна, не устраивай скандала на людях! — он обернулся ко мне и, как-то фальшиво улыбнувшись, заявил: — Извините мою сестру, ваше сиятельство. Она сегодня немного не в себе.
— Это не так! Пусть эта нахалка знает зачем Рауль женился на ней!
— Замолчи, немедленно! — вспылил на сестру усатый дворян. — Ещё граф услышит!
На нас со злорадным интересом поглядывали ближайшие гости, явно ждавшие новых поводов для сплетен или скандала. Сначала падение в обморок невесты в храме, теперь разборки какой-то влюбленной мадам.
Более не дожидаясь нового словесного потока от дамы, дворянин потянул её прочь от меня, и я была благодарна ему за это. Потому что совсем не хотела вступать в споры с незнакомкой и тем более на своей свадьбе.
В особняк на бульваре Сен-Мишель мы прибыли около шести вечера. Оглядывая великолепную широкую улицу, с аллеями и вымощенную булыжником, я была в восторге.
Париж.
Именно в этом городе я сейчас находилась, как поняла из разговора окружающих. Столица Франции еще с детства моей прежней жизни казалась мне чем-то непостижимым, фееричным, далеким. Зачитываясь произведениями Дюма и Гюго, и ярко представляла, как по этим улицам ходили их персонажи, да и сами писатели. Париж мне казался другим миром, в который мне никогда не суждено попасть. Но теперь я оказалась здесь. Потому проезжая в экипаже, как и до того в одиночестве, я словно маленькая девочка глазела по сторонам. Восторгаясь и впитывая окружающую действительность словно губка.
Я чувствовала себя снова молодой, красивой, полной сил и здоровья, и жаждала насладиться этой жизнью сполна. Старость, немощь и одинокое существование в маленькой квартирке на Невском уже казалось далеким прошлым, и я чувствовала себя счастливой. Конечно немного омрачало настроение отношение ко мне окружающих дворян, но они меня совсем не знали, а когда узнают, то непременно начнут думать обо мне лучше. Ведь за всю свою долгую жизнь в прежнем мире, я сохранила в себе детскую наивность, доброе отношение к людям и желание радоваться каждому прожитому дню. Однако могла и постоять за себя, если требовалось.
Едва карета остановилась около парадного крыльца, я выглянула наружу. Своего мужа я опять не увидела. Снова мне помог выйти кучер. Он был мил и молод, лет двадцати двух, долговязый и приятный на лицо паренек. Почему-то открывая мне дверцу в этот раз, он вдруг протараторил:
— Мадемуазель, простите, мадам, — тут же поправился смущенно он, когда я спустилась с подножки. — Я рад что вы будете моей новой хозяйкой.
— И я рада. Как тебя зовут?
— Бертран.
— Ты очень молод.
— О не смотрите на это, мадам! Я хорошо справляюсь со своими обязанностями. Просто три месяца назад кучер господина графа скончался, и он не захотел искать другого и назначил меня главным кучером.
— И прекрасно, Бертран, даже не сомневаюсь, что ты очень умел, — похвалила его я.
— Благодарю, мадам. Вы так добры, — сказал он, улыбаясь. — Редко среди господ встретишь таких приветливых дам, как вы. Некоторые даже не удостаивают взором, не то что словами.
— Значит, я отличаюсь от них, — улыбнулась я в ответ, и поспешила к крыльцу, где уже находились некоторые гости.
Особняк де Бриена была выстроен из серо-белого камня, с колоннами, огромной парадной лестницей с балюстрадой, большими светлыми окнами, и двускатной высокой крышей из голубой черепицы, так характерной для Парижа того времени.
.

Дворецкий услужливо открыл большие парадные двери. Я, поискав глазами мужа и не найдя его, поднялась по лестнице и вошла в дом, за мной последовали остальные гости. Пока я оглядывалась по сторонам, рассматривая богатое внутренне убранство особняка, ко мне приблизилась мадам Жоржетта, и неучтиво схватила меня за локоть. Оттащила меня в дальний угол просторной парадной.
— Ты говорила с мужем о долгах Нотана? — без предисловий спросила мачеха.
— Пока это было неудобно, — ответила уклончиво я.
— Завтра в полночь истекает срок. И если граф не заплатит по всем счетам, то Натана арестуют и заключат в долговую тюрьму, ты понимаешь это, дрянная девчонка?
Услышав очередное оскорбление, я напряглась. Мачеха продолжала вести себя гнусно и по-хамски. Но теперь ее власть надо мной кончилась. У меня был муж и титул графини. Я стала замужней женщиной и вполне могла проигнорировать приказы этой неприятной мадам. Что я и решила сделать.
Мне вдруг захотелось чтобы мой муж ничего не выплачивал, а оставил Жоржетту и ее садиста — сыночка с носом. Пусть бы Нотана упекли в тюрьму и надолго, ему там самое место.
Я вытянула свой локоть из цепких пальцев Жоржетты и холодно заметила:
— Мой муж очень занят пока. И вряд ли я найду время говорить с ним сегодня, надеюсь вы понимаете, мачеха.
— Что? — опешила она, хватая ртом воздух. — Как ты смеешь так говорить со мной, девчонка?! И не называй меня мачехой на людях!
— Я буду делать и говорить то, что считаю нужным. Теперь я графиня де Бриен.
— Но ты должна поговорить с мужем о Нотане, я приказываю тебе!
— Может и поговорю, но не сегодня, — ответила непокорно я, видя, как как ее лицо покрылось красными пятнами от негодования. — И прошу вас, мадам, более не заговаривать со мной. Я этого не желаю. Иначе мне придется выставить вас вон из моего дома.
Я специально сделала ударение на слове «моего», чтобы эта нахальная Жоржетта поняла, что отныне я ей не подчиняюсь, и под ее дудку плясать больше не буду.
Наконец Рауль оставил брюнетку в зеленом туалете и приблизился ко мне. Окинул меня недовольным взглядом и, наклонившись, процедил мне на ухо:
— Как ты посмела войти в дом без меня, Сесиль?
— Но тебя не было, Рауль, я не знала, что делать и
— Больше не смей вести себя так! — продолжал он тихо чеканить надо мной. — Ты моя жена и должна выполнять мои приказы и слушаться меня. А не решать, что тебе делать! Я сказал тебе дождаться меня у входа, а ты видимо по беспечности забыла мои слова. Ты поступила глупо!
Я опешила от такого грубого обращения, а фраза «выполнять мои приказы» больно резанула по мне. Мне невольно вспомнился тот момент, когда мой муж бранил своего слугу за коня. И похоже теперь я провинилась в его глазах, и он решил отчитать и меня. И причем тон его грубый походил на тот, которым он ругал слугу. Хорошо, что еще не обозвал меня непотребным словом.
— Но я не помню, чтобы ты это говорил, Рауль.
— Не спорь со мной. Твоя мачеха заверила меня, что ты послушна, не разочаровывай меня! — перебил он меня. — Иначе мне придется показать тебе, что бывает с непослушными женами, а мне бы очень не хотелось этого.
Он что угрожал мне? Разве так разговаривали дворяне со своими женами? Все же я не была ни его служанкой, ни его кобылой, чтобы так грубо говорить со мной. Я недоуменно смотрела на мужа и ощущала, что первое мое впечатление о Рауле де Бриене оказалось ошибочным и он совсем не был мил и галантен, а скорее наоборот.
То есть он считал нормальным оставлять меня одну, разъезжать верхом на лошади, беседуя с дамами в зеленых платьях, а теперь мне что-то предъявлял? Во мне начал подниматься дух противоречия. Как я устала за сегодняшний день то и дело искать его, постоянно ждать, пока он соизволит подойти ко мне. Потому решила ответить ему колко, чтобы показать, как я обижена.
— Однако ты прекрасно провёл время, Рауль. Наша гостья, с которой ты приехал теперь, была весьма довольна твоей компанией.
— Ты забываешься, мон шер. Я не дозволял тебе говорить со мной в подобном тоне. Эта дама, смею напомнить тебе, герцогиня де Бриссак и очень важная персона. Я должен был уделить ей повышенное внимание.
Еще раз отчитав меня за возмутительное поведение, муж отошел снова к гостям. Оставшийся вечер я провела, как и весь день. В одиночестве, сидя на бархатном диванчике в углу бальной залы. Рауль пригласил меня только на первый вальс, и я даже умело станцевала. Похоже мое тело помнило все нужные движения, которые знала прежняя Сесиль. До этого я отсидела на праздничной трапезе, по правую руку от де Бриена и больше молчала, потому что слева от моего мужа сидела все та же герцогиня де Бриссак. Именно с ней граф говорил весь обед.
Когда бал подходил к концу, и первые гости начали разъезжаться, Рауль подошел ко мне и велел идти в спальню, готовится к его приходу. Мне отчего-то так не хотелось исполнять очередной его приказ, что я решила немного подышать свежим воздухом на уединенной веранде.
Спустя полчаса я все же заставила себя вернуться в дом и поднялась на второй этаж. В бальной зале гремела последняя мазурка, как объявил танцевальный лакей. Но мне было все равно. Я устала, хотелось просто лечь спать и не видеть больше никого, а тем более моего мужа. Я чувствовала, что граф совсем не любит меня, и на мои желания и чувства ему наплевать.
Проходя мимо одной из спален, я нечаянно услышала оттуда приглушённый смешок. Прошла уже дальше, как томный женский голос вдруг произнёс:
— Ах, Рауль, ты сегодня так нетерпелив и горяч!
Услышав имя «Рауль» я резко остановилась. Мое сердце сильно забилось и вмиг мною овладело неприятное предчувствие.
Мужчина в ответ что-то тихо пробормотал, и я не разобрала его слов. Но я отчётливо услышала какую-то возню и звуки похожие на поцелуи.
Пока я сомневалась мой ли это Рауль, дама опять томно произнесла:
— Неужели твой новый статус мужа так возбудил тебя?
Сомнения сразу же отпали, а мне стало трудно дышать.
— Ты хочешь прямо сейчас? — продолжала хрипло ворковать дама, но говоря уже гораздо тише.
Я же в каком-то гипнозе приблизилась к приоткрытой двери спальни. Отчётливо увидела край розового платья, и обнаженную женскую ногу в светлом чулке, мужская ладонь в этот момент ласкала бедро женщины, сильнее задирая подол платья. Ни лиц, ни полностью силуэтов видно не было.
— Не будь так жестока, Лили, — произнес голос моего мужа, от которого я даже вздрогнула. — Сегодня мне ещё выполнять нудные супружеские обязанности. Неужели тебе совсем не хочется утешить меня?
Меня словно окатили холодным душем. Мой новоиспечённый муженёк, другого слова я не могла сейчас к нему применить нагло лапал какую-то даму в гостевой спальне. И было понятно, чем они собирались заниматься дальше.
Прижав руку к губам, я отшатнулась, чувствуя, как будто на меня вылили ведро помоев. И самое противное во всём этом было то, что эта была уже третья дама за день! Потому что герцогиня была в зеленом платье, а обиженная Марианна из парка в голубом.
И если на счет герцогини я ещё могла поверить, что она только «важная персона», то две другие дамы точно были любовницами де Бриена, это сомнений не вызывало. И похоже мой муженёк оказался заправским бабником и видимо даже после венчания не собирался менять свои старые привычки.
Именно в таком печальном и нервном состоянии застала меня няня Манон, войдя в мою спальню чуть позже.
— Доченька, почему ты всё ещё не разделась? И где горничные?
Я подняла на неё глаза и тихо сказала:
— Наверное, я совершила ошибку, няня. Граф оказался не тем человеком, которого я представляла себе.
Говорить с Манон о той мерзости, которую я только что наблюдала в одной из гостевых спален, я не хотела.
— Как же не тот, милая? Он даст тебе защиту, титул, богатство.
— Но он бабник! Няня, почему ты раньше не рассказала о его любвеобильности?
— Но разве это грех, доченька? Все мужчины изменяют.
— Не правда.
— Правда, я прожила долгую жизнь и знаю, — закивала няня. — Давай, я помогу тебе раздеться. Вот, я принесла тебе мешочек со специальными ягодами. Положи несколько в интимное место и граф увидит кровь и
— Няня! — перебила я её нервно.
Неужели все считали это нормальным? Что муж изменял в правый же день, а невеста подкладывала ягоды, имитируя девичью кровь. Похоже, что так. И это общество было точно нездорово. Хотя и я изначально согласилась на обман мужа, но отчего-то сейчас начала жалеть обо всем. Ведь моя первая мысль была верна — сбежать от мачехи и замуж не выходить. Но я заглушила в себе этот порыв.
— Пойми, Сесиль. Ты его жена, это важно. А любовницы — так развлечение. Это как нужду справить.
Она говорила о каких-то жутких вещах, которые были неприемлемы для меня, но Манон точно не считала их омерзительными или гнусными.
— Няня, прости, но ты все же не права. Спасибо за ягоды, но прошу оставь меня одну.
— Ох, ты! Деточка, неужто ты собралась мужу перечить? — испуганно спросила она. — Не дело это.
— Няня, я люблю тебя, но тебе лучше уйти, иначе мы поссоримся.
— Я то, уйду. Но зря не слушаешь меня. Я ведь тебе добра желаю.
Такого «добра» в виде блудника — мужа мне точно было не надо.
Охая и причитая, няня Манон все же ушла, предварительно положив мешочек с ягодами на столик, в надежде, что я передумаю.
В своих напряженных мрачных раздумьях я сидела не долго. В какой-то момент раздался скрип двери и в спальню пожаловал граф де Бриен. Его нетвердая походка и блуждающий взор говорили о его сильном опьянении.
Я быстро поднялась на ноги и расправила плечи.
— Зачем вы здесь, сударь? — спросила я с вызовом, едва муж громко захлопнул дверь.
Он подозрительно молчал, приближаясь ко мне. Я едва не зажала нос, от него невыносимо воняло какими-то едкими духами, или его собственными или его последней пассии.
— Что за глупый вопрос, Сесиль? Я твой муж и..
— А! — перебила я его, прищурившись. — Пришли выполнить свои нудные супружеские обязанности?
Он на миг замер, оглядывая меня подозрительным взглядом.
— Да, за этим.
— Однако, я думаю мадам Лили уже выполнила их за меня. Потому прошу вас покинуть мою спальню, ваше сиятельство.
— Ты что шпионила за мной?! — взвился он, повышая голос и наконец понимая, что я всё знаю о его шашнях с дамой в розовом.
— Этого и не нужно. Вы блудите со своими любовницами прямо во время свадебного бала. И даже не закрываете дверь. Наверняка все слуги видели это.
— Как ты смеешь так говорить со мной, наглая девчонка?!
Он сделал два стремительных шага ко мне и наотмашь ударил меня по лицу. От силы удара я неуклюже шлепнулась ягодицами на кровать и тут же схватилась за горящую щеку. Это была уже вторая пощечина за день, сначала мачеха, а теперь муженек считал возможным бить меня по лицу. И для меня было это дико. Неужели все аристократы в этом времени вели себя гнусно?
Только на миг я растерялась. Гордо подняла голову и холодно заявила:
— Я хочу, чтобы вы ушли из моей спальни.
— Никуда я не уйду! Ты моя жена и обязана принимать меня в своей постели.
— Этого не будет.
— Значит мне придется наказать тебя за твое непослушание, — пригрозил он.
Жёстко схватив меня за локоть, он дёрнул к себе. Попытался поцеловать, но я начала яростно отталкивать его.
— Пойдите прочь!
— Нищая потаскуха! Решила показать свой норов? Так не выйдет. Я хочу тебя и возьму тебя, — прохрипел злобно Рауль.
Наконец мне удалось вырваться, и я отбежала от него на безопасное расстояние.
— Тогда вам придется брать меня силой, — твердо заявила я.
— И возьму, не сомневайся.
— Вы гнусный человек, граф. Я требую, чтобы вы ушли.
— Требуешь? Вижу как чудесно воспитала тебя мачеха… ну ничего.. пара недель в моих руках и ты станешь покладистой и послушной...
Это прозвучало как угроза.
Весь лоск и нарочитая вежливость слезли с де Бриена и он был похож на некоего трактирщика или грузчика, красного он гнева и бранящего по пьяни свою нерадивую жену.
Ту ночь я спала плохо, ворочалась, прислушивалась к разным звукам. К непривычному месту, новому миру добавились ещё неприятное чувство опасения, что мой благоверный нагрянет ко мне ночью. Для успокоения я положила рядом с собой нож для бумаг.
Не то чтобы я боялась гулену — графа, но всё же не хотелось оказаться в непристойном положении с задранной юбкой, только оттого что де Бриен решил во что бы то ни стало исполнить супружеский долг.
Я вообще не понимала зачем он пытался настоять на близости. Удовлетворение своей похоти он прекрасно получал на стороне, а в его страстные порывы именно ко мне я не верила. Таким мужчинам точно было всё равно с кем и где, отказала одна, пойдёт к другой. Ведь очевидно Рауль никого не любит и женщин не уважает. Однако мне хотелось, чтобы он начал уважать меня. Или ещё лучше вообще оставил меня в покое.
С этими гнетущими мыслями я проснулась рано утром. В моей комнате уже тихонько шуршала полная служанка, раскладывая бельё в резной комод на ножках.
— Ты горничная? — окликнула я служанку, приподнимаясь на локте.
Она быстро повернулась ко мне и присела в реверансе.
— Да, госпожа. Господин граф приказал мне прислуживать вам, но у меня сильно рвало вчера, потому я и не пришла. Вдруг у меня болезнь какая вредная. Меня зовут Лунет.
— Хорошо, Лунет, — кивнула я, осматривая шикарную лепнину и расписной плафон на потолке.
Всё же это был не сон и действительно оказалась в этом мире в новом теле, теперь уже графини де Бриен.
Я потянулась, чувствуя, что даже выспалась и улыбнулась. С удовольствием ощущая что у меня ничего не болит. Тело было гибким и подвижным. Как же это было чудесно, когда ты здоров и молод, а не начинаешь утро с таблеток и клюшки, чтобы подняться.
Всё было прекрасно, кроме одного. Надо было как-то наладить отношения с мужем, или лучше вообще не налаживать и держаться от него подальше. Вряд ли мы найдём общие темы для беседы. А вчерашний его вечерний визит в мою спальню, доказал, что граф ещё и обладал низменными качествами. Наглостью, жестокостью и цинизмом. Бессердечный, грубый ловелас, он точно не мог завоевать моё сердце. Так что желание моей няни, что мы сможем с де Бриеном полюбить друг друга было утопией.
— Во сколько подают завтрак? — спросила я у горничной, которая уже готовила мне воду для умывания.
— В десять утра, мадам. Я помогу вам облачился и причесаться.
— Спасибо, — сказала я, одевая вышитые тапочки на каблучке, услужливо подданные мне Лунет.
— Что вы делаете надеть?
— Не знаю.
— Выбора не много, — горничная подала мне полотенце чтобы вытереть лицо и подошла к шкафу, раскрыла его. — Из дома вашей мачехи привезли только три платья. Надеюсь господин граф вам купит новые наряды, мадам Сесиль.
— Не думаю, что мой муж будет что-то покупать мне, — поморщилась я.
Особенно после того как я разозлила его ночью своим неповиновением.
— Но как же так? Ведь так стыдно одевать одно и тоже платье второй раз.
— Почему же стыдно?
— Дак даже у мещанок в гардеробе не менее десяти платьев, а вы графиня, — добавила горничная и начала брезгливо осматривать три платья, висевшие в шкафу.
Я промолчала на её замечание и велела достать платье лилового цвета. Лунет сеяла его с вешалки и как-то небрежно кинула платье на кровать, а потом заявила, что сходит за щипцами для завивки. Когда она вышла, я вздохнула с облегчением. Горничная была очень неприятная и даже злая.
Я осмотрела платье, оно было не новое, но всё равно очень красивое. Таких дорогих платьев, из дорогого лионского шелка в своей прежней жизни я естественно никогда не носила.
Спустя время, так и не дождавшись горничной я начала сама рыться в комоде, пытаясь найти нужный корсет и верного цвета чулки под платье, ведь эта вредная Лунет ничего не приготовила. Даже кровать не убрала и мне пришлось застилать её самой. Не любила я беспорядок ещё с детства.
В мою комнату заглянула Манон.
— Как ты, деточка?
— Всё хорошо, няня. Твои ягоды не понадобились. Муж не приходил ко мне, — соврала я, чтобы не расстраивать её.
— Надо же? Почему же? Он вроде собирался. Как жалко то.
— Наверное, увлёкся своей любовницей и обо мне позабыл, — съязвила я, не понимая, о чем тут жалеть?
Блудливый кобель решил не приходить ко мне ночью. Так это было чудесно! Но няня точно не разделяла моих взглядов.
— Где твоя горничная?
— Ушла ещё час назад за щипцами для моей причёски и пропала где-то. Поможешь мне одеться, няня?
— Хорошо, деточка.
Я улыбнусь доброй Манон, теперь я точно оденусь быстро, так как зашнуровать корсет самой ещё то испытание. В какой последовательности что и как надевать, я помнила, все же в последние годы я приодела не одну куклу по моде девятнадцатого века.
— Я не хочу опаздывать к завтраку. Мне надо обсудить один вопрос с графом.
— Да-да, понимаю, Сесиль. Не переживай я помогу тебе и причешу если хочешь, моя золотенькая.
— У тебя хватает дерзости показываться мне глаза, Сесиль? После твоего безобразного поведения вчера?! — процедил гневно Рауль.
Это я вела себя безобразно? Ну-ну.
Гнилая натура муженька опять проявилась во всей красе. Я только защищалась от насилия и бесчинства, и имела на это право. А вот он похоже не понимал этого.
Я промолчала и села за стол. Тут же лакей, прислуживающий за столом, поднёс ко мне большое блюдо с холодным разнообразным мясом. Свинину и говядину на завтрак? Сильно. Мой взгляд пробежался по графину с белым вином, закусками и трехъярусной фарфоровой этажерке с миниатюрными пирожными, что стояли передо мной. Таким завтраком точно можно угробить желудок.
— Я бы хотела каши, если это возможно, — сказала я вежливо слуге.
— В моём доме не подают кашу! — процедил граф. — Это грубая еда для нищих и плебеев.
— Как раз мне подходит. Я же нищая девчонка, — ответила я усмехнувшись, напомнив ему вчерашние его слова.
Муж походил на взъерошенного петуха, выгнанного из курятника. Заплывшее лицо, красные глаза. Видимо плохо спал и перебрал вчера с вином. Тяжелая жизнь так сказать: праздное безделье, куча любовниц и жена, не желающая пресмыкаться.
Видя, что назревает скандал, лакей быстро произнес:
— На кухне есть рисовая каша, мадам. Её варили для слуг. Мне принести ее, госпожа?
— Да, принеси, пожалуйста, — согласилась я.
Слуга торопливо вышел под злобным взором де Бриена. Мы остались одни и Рауль тут же начал словесную атаку на меня:
— Зачем ты явилась, Сесиль? Неужели ты раскаялась в своем наглом поступке и решила извиниться, и принять меня в своей спальне?
— Сударь, я приму вас в спальне только тогда, когда вы оставите в покое всех своих знакомых дам, будете мне верны и почтительны. Но и то не могу пообещать, что прощу вас.
— Что? Ты простишь меня? Ты ставишь условия, Сесиль? Да как ты смеешь, нахалка?! Не собираюсь я извиняться и уж тем более не твоё дело мои…
Он замялся, видимо не зная, как обозвать своих пассий.
— Ваших любовниц, вы хотели сказать, сударь?
— Да!
— Так я и думала. Наша совместная жизнь невозможна, я думаю. Потому я вижу только один выход. Развод.
— Развод? — опешил граф, он явно был озадачен. Поди считал, что все дамы жаждут стать его женой. Но я была не все. — Нет! Никакого развода! Я не опорочу своё имя этим гнусным действом!
Вполне справедливое действо в нашей ситуации, а гнусными были его шашни с любовницами.
В этот момент появился слуга с большой миской каши. Это немного разрядило накаленную до предела обстановку. Рауль молчал, гневно поедая меня глазами, я же попробовала рисовую разваренную кашу, которая оказалась весьма съедобной.
— Я хотел уведомить тебя, Сесиль, — наконец произнес муж, уже немного остыв. — Я нынче уезжаю. К отцу в Лион. Мне надо уладить с ним кое-какие денежные вопросы.
— Я еду с вами? — напряглась я.
— Нет. Ты мне ни к чему. Останешься в Париже, присматривать за домом и слугами.
Я просияла от радости. Муж уезжает, и я буду предоставлена сама себе. Лучшего подарка судьбы и придумать было сложно.
— Надолго вы едите?
— На месяц, не более. Надеюсь, ты будешь вести себя скромно и благочестиво?
Намёк мужа я поняла. Он судил по себе и видимо считал, что едва я останусь в одиночестве, то сразу побегу искать себе любовника? Или как?
— Леопольд, наш мажордом проследит за тобой.
Так ещё и не доверял мне. Слуга видимо все будет докладывать ему о моём поведении.
— Вы оставите мне содержание, Рауль? Я хочу заказать себе несколько новых платьев.
Я помнила слова горничной, которая скривилась, говоря о моих несчастных трёх платьях.
— Зачем? Ты будешь сидеть дома, ведь подруг и знакомых в Париже у тебя нет, так сказала твоя мачеха. Новые наряды тебе ни к чему.
Оказывается, мой муженёк ещё и жмот. Жить в таком шикарном доме и не купить молодой жене платья? Я уже не говорила о драгоценностях, которые как я знала были обязательными для любой светской дамы.
— Как скажете, — поморщилась я и решила ещё попробовать. — А если вы уезжаете, я могу распоряжаться слугами?
— Конечно, — кивнул он и даже благодушно улыбнулся мне.
Видимо ему пришлось по душе то, что я не стала спорить по поводу новых нарядов. Видимо думал, что я закачу истерику. Но сейчас у меня были дела поважнее платьев.
— Могу и увольнять слуг и приглашать на службу кого выберу сама? — задала я тут же новый вопрос.
— Почему нет. Ты моя жена все же. Леопольд скажет тебе сколько сантимов положено на жалованье каждого из слуг. Ты не должна тратить больше этого.
— Прекрасно, — улыбнулась я в ответ.
Я даже знала кто вылетит из этого дома первый, едва граф уедет.
Неужели граф говорил искренне? И хотел помочь мне вернуть вещи отца? Может мой муженек был не таким мерзавцем, как мне казалось? Хотя его забота выглядела подозрительной.
— Согласна с вами, Рауль. Непременно на днях съезжу к мадам Жоржетте и заберу шкатулку.
— Так и сделай, Сесиль. И прошу проверь чтобы там был дневник твоего батюшки. Барон много писал о нашей с ним службе. Мне так бы хотелось вспомнить старые времена, помечтать о былом у камина. Я бы с удовольствием оставил этот дневник у себя. Как память о нашей военной службе. Мы же были очень дружны с твоим отцом.
— Хорошо, я постараюсь отыскать эту шкатулку. Вижу, что вы желаете мне добра, тогда может подумаете о разводе, граф? Вы выполнили волю моего отца — женились на мне, но вы же понимаете мы совершенно разные люди. Вы не сможете быть мне верным, а я терпеть ваши измены. Почему бы не избавить нас обоих от этого тяжёлого брачного ярма?
Де Бриен долго молчал и как-то странно смотрел на меня.
— Думаю, все же до развода дело не дойдет. Мой уважаемый батюшка, граф Оноре, вряд ли это одобрит. Он человек старых консервативных взглядов. Брак для него священен. Но обещаю, что я подумаю над твоими словами, Сесиль.
Ох, я даже выдохнула с облегчением.
Не ожидала от де Бриена подобной фразы. Неужели я смогла убедить Рауля, что совместная наша жизнь будет несчастливой? И он стал сомневаться?
Вода и камень точит. Именно так я и собралась поступить. Убеждать в своей правоте мужа, пока граф не согласится на развод. Другого будущего для себя я не представляла. Никогда бы не смогла жить с мужчиной, которого не уважала и не любила. И этот брак мог стать настоящей пыткой для меня.
Итак, граф — юбочник уехал. Оставил меня одну в своем особняке, взволнованную и довольную.
Наглую беспардонную Лунет я выгнала первой. Зашла на кухню во время трапезы слуг и при всех произнесла кратко в чем провинилась горничная и отчего я не хочу более видеть ее в своем доме: за злословие о своей хозяйке и лень.
Это послужило хорошим уроком остальным, и все слуги поняли, что я далеко не такая мягкая, как могло показаться со стороны. Особенно испугались горничные. Я даже заметила, что они перестали шушукаться по углам, и едва увидев меня, сразу же изображали бурную деятельность. Манон объяснила мне, что служить в богатом доме, как у графа де Бриена очень престижно, да и вообще сейчас в Париже трудно найти работу горничных или слуг.
После обеда, пройдясь по всему дому из двадцати комнат, восемь из которых были спальни на втором этаже и познакомившись со всеми слугами, я поняла, что граф живет на широкую ногу. Штат прислуги составлял почти две дюжины человек. Однако мне де Бриен не оставил ни су. Это огорчало, но расстраиваться я не собиралась. У меня была крыша над головой, довольно шикарная еда шесть раз в сутки и свобода. Относительная конечно, но все же я могла позволить себе прогуляться по городу.
Что я и непременно решила осуществить уже на следующий день.
А в тот первый вечер в особняке, я ужинала одна в большой столовой. Мне прислуживал все тот же рыжий лакей Тибо, который утром приносил мне кашу.
Поданный луковый суп не произвел на меня никакого впечатления, мало того он был противным. Да я много слышала об этом известном французском блюде, но плавающий вареный лук с разбухшим белым мякишем в курином бульоне меня не впечатлил, потому что более ничего в супе не было.
Попробовав две ложки супа, я велела принести горячее, оно оказалось вполне съедобным. Кролик в белом вине и тушеные овощи. Однако на будущее я решила обезопасить себя от невкусных блюд, потому после ужина наведалась на кухню. Поблагодарила кухарку и попросила ее:
— Мадам По, на будущее прошу вас согласовывать меню со мной.
— Слушаюсь, госпожа. Хотите сделать это прямо сейчас?
— Почему бы и нет?
Я согласовала блюда на ближайшие три дня на все трапезы, и довольная отправилась в свою спальню. Пока все складывалось хорошо, не считая того, что я совсем не знала, чем убить время. Если честно даже не думала, что безделье так утомительно.
Решила почитать и нашла в небольшой библиотеке графа томик романа Гюго. С ним и провела весь оставшийся вечер. Возможно завтра мне удастся провести время на прогулке, а потом проверить, как исполняли свои обязанности слуги? Я не хотела быть навязчивой придирчивой госпожой, но возможно могла бы помочь и облегчить в чем-то их труд.
А вообще я жаждала найти в этом мире какое-то занятие, которые бы допускалось делать дворянкам. Кроме прогулок, вышивания и чтения. Может быть я могла сама шить себе платья? Я бы точно с этим справилась. Этим самым бы сэкономила деньги мужа. Но для шитья необходимы ткани, нити, кружева, а на что это все купить непонятно.
На следующий день, гулять я не пошла. На улице зарядил сильный ливень, и я опять тоскливо просидела дома с книгой в руках, зато наняла себе на службу новую горничную, которую представил мне Леопольд в числе трех пришедших кандидаток. Взяла девушку из деревеньки, против который был настроен мажордом, но которая показалась мне наиболее вежливой и порядочной.
Я осторожно взяла вещицы из рук няни, и присела на кровать. С каким-то благоговением открыла письмо, чувствуя, что это очень ценные вещи для сиротки Сесиль. Как я понимала разговорный французский, так я без проблем прочитала и строки письма. В нем мой батюшка Шарль Савиньи, благословлял меня и желал мне счастья. И в дар оставлял мне кулон матушки.
Раскрыв деревянную резную коробочку, я увидела на красном бархате небольшую золотую вещицу: Ромбовидный плоский кулон, очень странной формы и необычный. Он состоял из золотых лоз винограда, диковинно переплетающихся с пустотами внутри. А еще кулон был испещрен некими символами и насечками, которые едва можно было разглядеть на поверхности.
— Какой необычный кулон, няня.
— И не говори, деточка. Твой отец привез его в дар твоей матери из Индии, где служил когда-то давно. Твоя матушка очень любила эту вещицу.
Отчего-то я растрогалась. Хотя я никогда не видала ни Шарля Савиньи, ни матушку Сесиль. Но от этих вещиц исходила такая светлая добрая энергетика, что мое сердце наполнилось любовью. Мои родители точно любили меня, точнее Сесиль.
Поцеловав кулон, я попросила няню помочь мне одеть его на шею. Спрятала матушкино благословение под платье.
— Няня, я хотела тебя спросить. Ты что-нибудь слышала о шкатулке моего отца с другими матушкиными драгоценностями? Может мачеха отдавала мне ее, я что-то позабыла о том.
Драгоценности матери надо было все же разыскать. Они бы мне очень пригодились в будущем. Если я получу развод мне надо будет на что-то жить. Отчего-то чувствовала, что мой скупой муженек вряд ли даст мне при разводе много денег, если вообще даст хоть су. А драгоценности можно продать, а лучше отдать под залог, а потом выкупить обратно.
— Никогда не слышала ни о какой шкатулке, деточка. Но может тебе поговорить с мачехой? Или самой поискать в кабинете или спальне твоего отца?
— Поговорить конечно можно, — поморщилась я. — Но вряд ли эта жадная мадам отдаст мне их по-хорошему.
После того дня моя жизнь более-менее наладилась. Следующие четыре дня я убивала время на прогулках в городском парке, расположенном неподалеку от особняка де Бриена и за чтением книг. Два раза ездила в дом отца и пыталась встретиться с мачехой. Но ее дворецкий не пускал меня даже не порог, заявляя, что мадам не желает меня видеть. Потому нам с няней приходись уходить ни с чем.
В тот день зарядил нудный дождь и в парк поутру я не пошла. Опять изнывала от безделья. Оттого едва в моей спальне появилась Манон, я тут же спросила у нее:
— Нянюшка, как ты думаешь, я бы могла сама сшить себе платье для прогулок? Это допустимо мне делать?
Все же мне нравилось шить и придумывать наряды для кукол еще в прошлой жизни. Почему бы не заняться этим сейчас? У меня было куча свободного времени, а полно сил и энергии.
— Ты сама платье? Но этим занимаются модистки, Сесиль.
— И что? Я хотела попробовать. Только надо купить ткань и…
— Нет, Сесиль! — воскликнула Манон в благоговейном ужасе. — Как ты такое могла придумать, деточка? Высший свет не одобрит этого. Ты же не плебейка какая-нибудь. Ты дочь барона Савиньи! Тебе не пристало марать руки о такое неблагородное дело.
— А что мне пристало? Тупо сидеть у окна и ждать мужа? — насупилась я, обиженно.
Манон даже не дала мне помечтать, сразу обломала крылья.
— Почему только ждать? Гуляй, читай книги, вышивай. Разве этого мало?
— Мало. Убираться мне нельзя, готовить на кухне тоже. Я словно птица в закрытой клетке. Хоть чем-то полезным мне можно заняться, няня?
В этот момент в спальню постучались, и после моего разрешения вошел слуга. Быстро поклонившись, он взволнованно выпалил:
— Мадам, там внизу…
— Кто-то пришел в гости, Жан? — спросила я напряженно.
— Нет, мадам. Там принесли корзину, и месье Леопольд не знает, что с ней делать. Послал за вами. Вы должны это видеть!
— Какая еще корзина, что за глупость? Цветы что ли? — спросила я, но слуга упорно молчал и только хмурился.
Спустившись вниз, в парадную я увидела Леопольда, и еще двух служанок, они стояли рядом и действительно разглядывали большую корзину. Я приблизилась ближе и остановилась как вкопанная.
В плетеной корзине с высокими краями, спал младенец. Голенький, едва прикрытый небольшой грязной пеленкой, розовощекий с темными короткими волосами. На вид это был не новорожденный, а малыш шести-семи месяцев.
— Боже, что это такое? — воскликнула я невольно.
— Его поставили к нашим дверям, мадам, — проскрежетал Леопольд, поджимая брезгливо губы. — Подкидыш. Только почему его не отнесли в приют или в монастырь непонятно.
Я присела на корточки, рассматривая внимательнее спящего малыша. Он крепко спал, и выглядел вполне здоровым и упитанным, только грязные тряпки, которые прикрывали его, портили его внешний вид. Вдруг я заметила сбоку, почти на дне корзины небольшой сложенный лист бумаги.
— Жизель Берфе была помощницей кухарки, служила у нас раньше, госпожа, — ответил Леопольд и поморщился, ему явно было неприятно об этом вспоминать. — Год назад граф выгнал ее с позором из этого дома, едва узнал, что она тяжела.
— В смысле с позором? — не поняла я. — Эта женщина была беременна от графа! И он ее выгнал с позором?
— Она была девицей семнадцати лет, и не замужем. И быть брюхатой в ее положении было безнравственно, — заявил жестоко Леопольд.
Я захлопала глазами.
Бедняжка была так юна, и наверняка этот кобель — граф совратил ее, я даже не сомневалась в этом. Похоже великосветских дам моему мужу было мало, так он обхаживал еще и служанок в своем доме. Пусть так. Но девушка забеременела от него! И он выгнал ее? Бедняжку на улицу?
У Рауля вообще есть совесть? Или хотя бы маломальская жалость к тем, о кого он вытирал ноги?
Едва представив во всех красках, что пережила бедняжка по жестокой воле моего супруга, меня тут же охватил неприятный озноб. Наверняка Жизель голодала, страдала, подвергалась осуждению общества и оттого заболела и умерла. И естественно любя свое дитя, она решила отдать его отцу — графу де Бриену. Все верно. Я поступила бы точно так же.
Он должен был отвечать за свои нелицеприятные поступки.
Неожиданно малыш проснулся. Оглядел нас серьезными глазками и заплакал. Мы все же были ему чужими.
— Прикажете выставить его вон? — спросил вдруг Леопольд.
— Что значит вон? — опешила я, оборачиваясь к мажордому.
— Потому что оставлять его здесь нельзя, мадам. Его сиятельству это не понравится.
Что может не понравится его сиятельству меня волновало в данный момент меньше всего.
— Даже щенок не заслуживает, чтобы его выкидывали вон на улицу! — возмутилась я, наклоняясь. Взяла малыша на руки, и он тут замолчал. — А это ребенок! Человек!
Моя реакция точно не понравилась мажордому и он опять спросил:
— Тогда прикажете отнести его в приют Марии Магдалены?
— Нет. Мальчик останется здесь.
— Но граф рассердится, госпожа Сесиль, — не унимался в своей правоте Леопольд. — Это я вам заявляю наверняка.
— Я тоже хозяйка в этом доме, и я желаю, чтобы сын моего мужа остался здесь. Я ясно выражаюсь?
— Ясно, госпожа. Но где он будет жить? И кто за ним будет ухаживать?
— В моей спальне, я за ним присмотрю, — ответила я твердо. — Мне все равно в этом доме заняться нечем. А так хоть дитя понянчу.
Малыш начал мне агукать и улыбаться, и я сказала ему что-то ласковое. Направилась с мальчиком уже к лестнице, как вдруг вспомнила о самом важном.
— Леопольд, будь добр, найди кормилицу для маленького сына графа, и еще нужна одежда и пеленки для него, и кроватка.
— Но мадам, где взять деньги на кормилицу и кроватку? Граф запретил увеличивать расходы.
— Значит, ближайший месяц мясо и рыбу в дом не покупать. И вина тоже. Я видела счета от мясника и винодела, там огромные суммы. Так что мы вполне обойдемся без этих излишеств.
Я могла бы продать что-то, но у меня не было даже лишних платьев, а кулон матери был слишком памятной вещью, чтобы отдавать его ростовщику. Раз мой муженек не оставил мне ни су, то придется экономить на другом. Но я не дам малышу голодать!
— Но как же без мяса, госпожа? — как-то кисло спросил мажордом. — Слуги будут недовольны.
— Кто не доволен может искать себе другую службу, — отрезала я твердо. Еще не хватало, чтобы слуги указывали что мне делать. — И чтобы вечером у меня была кормилица и кроватка, иначе следующим со службы вылетишь ты, Леопольд.
— Извините, мадам. Я все исполню. Думаю, можно сэкономить еще на углях, и разжигать камин вечером и только в вашей спальне и гостиной. Все же весна уже.
— Вот, Леопольд, когда хочешь ты меня отлично понимаешь.
Удивительно, но Леопольд привел кормилицу уже через три часа. Она служила прачкой в соседнем особняке. У Клодет был свой маленький ребёнок, и вдоволь молока. Работа прачкой была очень тяжела, оттого она с радостью согласилась стать кормилицей для Жозефа. Мало того за свою службу она только попросила кров и еду, и возможность оставить своего малыша в моем доме, чтобы тоже присматривать за ним.
Я естественно согласилась. Одну из спален я велела переделать под детскую, где новая кормилица могла присматривать и за сыном графа и за своим. Клодет жила там же с малышами, а кормилась со слугами на кухне, и постоянно благодарила меня. Ее мужа еще два месяца назад забрали в солдаты, и было непонятно вернется он живым с войны или нет.
Через три дня Леопольд доложил, что расходы на вино и лишний уголь, которые теперь отсутствовали, покрывают затраты на кроватку и уплату небольшого жалования Клодет. Потому мясо и рыбу можно вполне покупать, как и раньше. Я согласилась, но решила на днях сама пересмотреть счета на продукты и на другие расходы. Проверить нет ли воровства.
Мачеха схватила меня за руку, впившись ногтями в мою кожу, желая причинить мне боль. Я тут же вырвала свое запястье из ее цепких пальцев и предостерегающе заявила:
— Если вы, мачеха, не прекратите унижать меня словами, то больше не рассчитывайте на мою помощь. Я вообще не понимаю, как я могла терпеть вас столько лет! И не покинуть этот дом, который вы превратили в гнездо ненависти и жестокости по отношению ко мне.
— Ах вот как заговорила! Раньше ты была другой и слушалась меня, Сесиль!
— Раньше я была другим человеком. Но сейчас я не буду помогать вам и вашему сыночку, и участвовать в ваших махинациях с деньгами, — ответила я категорично. — Вы и только вы виновны в том, что теперь разорены. Мой батюшка оставил вам немалое состояние, это ваш сын промотал его до последнего су.
Манон все это мне рассказала. Эта нахальная мадам до встречи с моим отцом была нищей мещанкой, и только благодаря барану Шарью Савиньи, который так неосмотрительно влюбился в ее смазливую мордочку, она возвысилась до статуса уважаемой придворной дамы, как впрочем, и ее сынок от первого брака. Мой батюшка принял Нотана как своего сына. Но эти двое совершенно не оценили, то что мой отец сделал для них и многие годы изводили бедняжку Сесиль, слишком добрую и доверчивую, чтобы противостоять этим двум шакалам.
— Я прокляну тебя, мерзавка!
— Подумаете хорошенько прежде, чем раскидываться такими словами, мадам. Потому что, когда вы приползете ко мне за куском хлеба, я могу не вспомнить ваше имя, — ответила я с достоинством.
Жоржетта тут же прикусила губу, видимо понимая, что я теперь живу в богатстве и за уважаемым графом, а она после разорения опустится на самое «дно жизни», откуда она впрочем, и поднялась.
— Зачем ты явилась, Сесиль? Позлорадствовать? — прошипела мачеха, ненависть ко мне отчетливо плескалась в ее взоре.
— Я не такая как вы. И чужое горе меня не радует, — просто ответила я. — Мне надо посмотреть бумаги в кабинете отца.
— Еще чего?! Это мой дом!
— Это дом моего батюшки и там должна быть матушкина шкатулка.
— Какая еще шкатулка? Ничего не знаю о ней.
— С драгоценностями. Где она?
— Мне почем знать? О каких-то шкатулках и драгоценностях, — проворчала мачеха, и по ее лицу я поняла, что она очень хорошо знает про эту шкатулку. Жоржетта важно уселась обратно за столик, и начала невозмутимо пить свой чай. — И по какому праву ты что-то требуешь от меня?
— Да, требую. Отдайте шкатулку моей матери и тогда я не буду заявлять в жандармерию, что вы украли мое наследство, — пригрозила я.
Конечно я не знала всех законов этого мира, но Манон сказала мне, что в королевстве есть отдельный закон, охраняющий наследство всех сирот–детей, дворянского происхождения. О нем говорил перед смертью мой батюшка. И похоже надо было идти к адвокату, чтобы уточнить подробности. И еще было бы неплохо посмотреть завещание отца. Я хотела убедиться, что там нет ничего что бы мне полагалось, кроме этой шкатулки. Однако Рауль говорил, что мне досталась только она, но хотелось бы убедиться в этом самой.
— Что? Да как ты смеешь, девчонка, обвинять меня невесть в чем! Я не видела никакой шкатулки.
— Почему-то мне кажется, что вы нагло лжете, мадам.
— Эй кто-нибудь! — вдруг взвилась мачеха, словно ее ужалила оса. И когда тут же появился один из слуг, приказала: — Выставите вон эту нахалку!
Тут же появились еще две лакеев, приблизились ко мне. Понимая, что более ничего мачеха не скажет мне, я остановила их жестом:
— Я найду дорогу сама.
Открыто требовать и бороться за свою шкатулку с мачехи было бесполезно, хотя именно это я предполагала ранее. Просто надеялась, что у этой змеищи осталось хоть немного совести. Воровать у сироты было все же наигнуснейшим поступком, но похоже у Жоржетты совершенно не было никаких моральных запретов и стыда за свои поступки.
Выходя из дома батюшки, я сиротливо окинула его взглядом. Хороший добротный особняк, и после развода я могла бы здесь жить, наверное, но эта гнусная тетка и ее сынок спустили всё. И теперь мне оставалось надеяться только на свои силы.
Надо будет дождаться, когда эти двое съедут и пробраться в дом, чтобы отыскать шкатулку. Но тут же поняла, что моя идея глупа. Мачеха естественно уедет со шкатулкой, если она у нее есть. Потому надо было как-то пробраться в дом тайком раньше.
Может ночью? Или подкупить кого из слуг?
Но денег для подкупа у меня не было. Все же стоило проверить счета и деньги, которые тратил Леопольд. Возможно оттуда можно выкроить небольшую сумму? Скажу, что на новое платье. Ведь шкатулка была моим наследством, последнее что осталось от моих умерших родителей. Я хотела почитать письма матушки и дневник отца, понять какими они были, потому что драгоценностей там уже наверняка нет.
— Подождите, сударыни! — окликнул нас женский голос, едва мы с Манон решили сесть в экипаж де Бриена. — Мадемуазель Сесиль, здравствуйте.
— Вы что-то хотели? — спросила я, оборачиваясь к женщине лет пятидесяти с изможденным лицом и сединой на висках.
— О, Клара! — воскликнула Манон, обнимая женщину в простом черном платье прислуги. — Как вы живете?
— Няня, расскажи мне о Поле, ты хорошо знала его? — попросила я, едва мы остались с Манон одни в детской.
Клодет убежала приготовить для малышей кашу, а ее сын мирно спал в небольшом открытом сундуке в углу. Маленький Жозеф ползал по своей новой кроватке и совсем не хотел спать. Он оказался весьма подвижным и бойким мальчуганом.
— Но ты наверняка знала его лучше меня, милая.
— Почему-то я совсем не помню его, то падение… столько пропало в моей голове после него, просто ужас какой-то, — соврала я.
Манон присела на кресло, взяла в руки вышивание и как-то печально вздохнула.
— Я расскажу, Сесиль, но я знаю о нем немного. Он был садовником. Служил в доме твоего батюшки всего пару лет, а до того они с матерью Кларой жили в Провансе. Переехали в Париж, чтобы начать все заново, когда умер его отец. Я с Полем почти не общалась, только с Кларой мы сдружились в последние месяцы.
— Она сказала, что он ушел на войну.
— Бедный Поль попал под всеобщий набор солдат для войны в Испании. Его схватили прямо на улице этой зимой, и тут же определили в один из полков, которые отправляли в Мадрид. Кларе чудом удалось увидеть его в последний раз, в казарме, более похожей на тюрьму. А в том месяце пришло письмо от его командования, что он погиб где-то в Галиссии. Его похоронили в общей могиле.
— Какая печальная история.
— И не говори, девочка. Бедняжка Клара даже не знает где его могила, — няня вздохнула, и внимательно посмотрела на меня. — Я даже не думала, что именно Поль привлечет твое внимание, Сесиль. Ты так тщательно скрывала от меня всё, что сегодня я была поражена, когда Клара сказала…
— Я поняла, няня, не продолжай, — попросила я.
Похоже прежняя хозяйка моего тела даже с няней не обсуждала своего возлюбленного.
— Почему же ты боялась раньше признаться мне, девочка? Я ведь давно видела, что Поль неравнодушен к тебе. Но ты так упорно молчала обо всем.
— Сейчас я и не помню, почему молчала, — вздохнула я. — Но ты же знала, что я была близка с ним.
— Знала, что есть некий возлюбленный, но думала, что это камердинер твоего сводного братца Нотана, он тоже заглядывался на тебя. Но слава Богу это оказался Поль. Он был таким хорошим парнем, и таким молодым. Так жаль его.
Жозеф уселся на попку и уже хватался за перила кроватки, пытался поднялся и привстать. Я улыбнулась ему, поправляя рубашечку малыша, которая зацепилась.
— Расскажи мне еще о нем, няня, какой он был внешне, я совсем позабыла, — попросила я, подходя к женщине и, наклонившись к ней, поцеловала Манон в щеку.
— Светловолосый, улыбчивый, очень добрый. Вы были чем-то похожи с ним. Такие светлые душой и мягкие по характеру. Вроде ему было двадцать лет, так говорила Клара. Я-то мало общалась с Полем. Он постоянно торчал в саду, а я в доме при тебе. Но он всегда так смотрел на тебя, Сесиль, как на какое-то неземное божество. Теперь я понимаю отчего. Этот последний месяц Клара много рассказывала мне о сыне, горевала о нем.
— Наверное я любила Поля, раз была близка с ним.
— Любила, — согласно кивнула няня. — Ты так и говорила, что твой возлюбленный, лучший из мужчин и очень добрый, единственный, кто навсегда украл твое сердце.
— Я так говорила? Как романтично, няня, — я обняла женщину и прижалась к ее щеке. Так хотелось в этот момент ощутить чью-то родственную душу рядом, и Манон была именно такой.
— Несчастная моя девочка, как же тебе тяжело, так все позабыть, — Манон приобняла меня в ответ.
— И не говори, няня. Но когда-нибудь я обязательно всё вспомню.
Спустя два дня я вернулась с прогулки по городскому парку ближе к ужину. Но едва вошла в дом, как Леопольд важно объявил мне, что вернулся мой муж. Я тут же напряглась. Ведь прошло чуть больше двух недель после его отъезда, а Рауль обещал приехать только через месяц. Неужели отец плохо принял его или еще что случилось?
Быстро отдав шляпку и перчатки слуге, я невольно подняла голову. Со второго этажа слышались громкие крики.
— А я предупреждал вас, мадам, что господин граф будет недоволен. А вы все равно оставили этого найденыша здесь. Говорил, что его надо выкинуть вон.
— Попридержи язык, Леопольд. Это не тебе решать.
Я быстро поднялась наверх и вошла в детскую. И тут же увидела жуткую картину. Мой муж отчего-то держал кочергу в руке и поняв ее словно оружие, надвигался на Клодет. Кормилица в этот момент, схватив на руки малыша Жозефа, который испуганно плакал, пятилась от него, несчастно причитая:
— Я ничего не знаю, ваше сиятельство, я только кормилица.
— Ты врешь, каналья! Как ты смеешь называть этого ублюдка моим сыном! — прохрипел яростно граф, явно желая сделать какое-то изуверство.
— Рауль, что ты делаешь? — вскричала я в ужасе, подбегая к мужу и хватая за его руку с кочергой, чтобы он не причинил вред малышу или Клодет.
Увидев меня, де Бриен резко опустил руку, откинув кочергу в сторону и процедил мне в лицо:
— Это ты притащила этого щенка в мой дом, Сесиль?
К ужину я спускаться не стала, не хотела видеть этого хама и деспота. Но понимала, что это может вызвать его недовольство. Чтобы успокоить свои мрачные думы, через час, я наведалась в детскую, там все было хорошо. И от Клодет я узнала, что граф велел пока оставить малыша в доме. Оттого я вернулась к себе в спальню. Мои щеки до сих пор горели от жестоких пощечин, и я не знала, как тайком выйти из комнаты ночью. Сегодня мы договаривались встретиться с Кларой. И об этой вылазке я не хотела говорить мужу.
Около десяти вечера дверь в мою спальню отворилась. Я знала, что это он. Его тяжелые шаркающие шаги было не перепутать ни с кем.
— Ты не спустилась к ужину, как я велел, — раздался голос Рауля, на удивление он говорил тихо и спокойно.
Я в этот момент стояла у окна спиной к мужу, и даже не шелохнулась.
— Я не голодна.
— Очень опрометчивый поступок, Сесиль. Ты видимо снова хочешь вызвать мое недовольство. Так?
— Нет, не так.
— Но я прощаю тебя, мало того я сам пришел к тебе, чтобы извиниться.
Он уже был за моей спиной. Когда Рауль положил руки мне на плечи я вздрогнула и напряглась. Он же наклонился надо мной и ласково прошептал мне на ухо:
— Я был не сдержан, накричал на тебя. Но ты должна просить меня, дорогая, ведь я люблю тебя.
Любит меня? От этих слов меня даже передернуло. Этот человек не мог никого любить. И его поведение красноречиво говорило само за себя. Он мог испытать ко мне любые чувства: похоть, ненависть, страсть, гнев, желание обладать и навязать свою волю, но это точно была не любовь.
— Я привез тебе подарок, — заявил он и я невольно обернулась к нему.
Граф извлек из кармана сюртука небольшую плоскую коробочку и раскрыл ее. На голубом бархате лежал жемчужный браслет из золота. Я даже замерла на миг. Этот жуткий несдержанный человек дарил мне такой дорогой подарок? Я подумала, что мне это мерещиться.
Но Рауль уже достал его и, откинув коробочку в сторону, надел драгоценность на мое запястье, защелкнув застежку.
— Великолепно смотрится на твоей руке, дорогая, — произнес он таким елейным голосом, что я окончательно опешила.
В следующий миг де Бриен обнял меня, и ласково поцеловал в губы.
Я же отчетливо поняла, что с этим мужчиной нет будущего. Он был из тех жестоких самодуров, которые сначала издевались, морально унижали или били жену, а потом задаривали ее подарками, чтобы искупить свою вину. Но я подобного прощать не собиралась. Я знала, что такие мужчины не менялись. Оттого снова мысли о разводе заполонили мое сознание. Надо было как-то убедить графа отпустить меня и дать мне развод.
— Ты же прощаешь меня? — спросил Рауль, так нежно, что я поморщилась. Он ласково провел по моей щеке пальцами.
— Я не знаю, Рауль, ты так кричал на меня, что я испугалась, — уклончиво ответила я, совершенно не желая прощать его гнусное поведение за какой-то там браслет и ласковые слова.
— Я же сказал, что был не прав, — он ухватил меня за руку и подвел к креслу. — Давай присядем и обсудим все спокойно. Без твоих истерик, Сесиль.
Моих истерик? По-моему это он истерил и раздавал пощечины.
Де Бриен осторожно усадил меня в кресло, а сам занял место напротив.
— Как ты съездил к отцу? — спросила я, обдумывая как начать важный для меня разговор.
— Сносно, — поморщился он. — Батюшка очень доволен моей женитьбой, и покрыл все мои карточные долги. Но я рассчитывал, конечно, на большее. Тебе удалось забрать шкатулку у мачехи?
— Нет, она выгнала меня из дому, даже говорить о том не стала.
— Это удручает, — вздохнул он.
— Рауль, я ждала твоего возвращения. Хотела, чтобы мы все обсудили о малыше Жозефе и о нашем браке, и спокойно.
— Я тоже желал видеть тебя и скучал. Но ты повела себя не верно. Начала учить меня при служанке, что и как мне делать со своим сыном. Ты больше не должна так себя вести, Сесиль.
— Все же ты признаешь, что мальчик твой?
— Признаю, и что из того? Он все равно бастард, и ему не место здесь. Но…, — граф на миг замолчал и внимательно посмотрел на меня. — Но я готов оставить его в своем доме, потому что ты хочешь этого. Но он останется здесь как мой воспитанник, и никто не должен знать, что это мой сын. Это повредит моему положению в обществе.
— Спасибо, думаю, это хороший выход, — согласилась я довольно, все же когда де Бриен хотел, то мог вести себя вполне пристойно и адекватно.
— Но при одном условии, Сесиль. Ты должна быть мне послушна, как я и говорил ранее. И принять в свою постель.
Послушна? О нет. Я желала развода, и убраться из этого дома как можно скорее, и от этого тирана, который вдруг стал ласковым. Но надолго ли?
Последние слова мужа о послушании вызвали у меня внутренний протест, но я промолчала. Хотела до конца понять, чего он ждет от меня.
— Так вот, что я хотел обсудить с тобой, Сесиль, — продолжал многозначительно Рауль. — Мой отец дал мне денег, подарок на свадьбу. И я смог оплатить свои карточные долги. Но этого мало. Я так рассчитывал на то, что ты сможешь забрать свои драгоценности у мачехи. Мы бы смогли их заложить и жить на эти деньги, пока я решу наши финансовые проблемы. Но ты ничего не смогла забрать.
Финансовые проблемы? Карточные долги? Мое удивление и недоумение с каждой секундой становилась все больше. Он что тоже был игрок, как и мой сводный братец? То есть у графа были долги у самого? Вот почему он не оплатил долги Нотана.
Поди и женился он только для того, чтобы его отец оплатил его долги. А я видимо подвернулась под руку. Или же я была единственной, кого не побоялись отдать за этого картежника — бабника. Будь жив мой отец или был бы у меня настоящий брат, вряд ли они выдали меня замуж за такого скользкого неприятного типа, который метил на мои драгоценности.
— Мой отец богат, но на тот свет пока не собирается, будь он неладен. Наследства мне пока не видать, — граф поморщился, а я опешила. Он и про отца говорил какие-то гадкие слова. — И сейчас у нас только один выход, Сесиль. Наследник. Батюшка обещал мне ежегодное приличное содержание, нам и нашему сыну, едва он родится. Потому ты должна принять меня свою постель и выполнить свой долг как графини де Бриен и родить сына. И еще…
— Но это невозможно, Рауль, я же говорила тебе, — выпалила я неистово.
Я ему что племенная кобыла для вытягивания денег из старика отца? Они что тут все помешаны на деньгах? И думают только о них? Похоже больше их вообще ничего не заботило.
— Замолчи! Когда, говорю я, Сесиль, ты должна молчать и слушать. И отвечать тогда, когда я спрошу тебя. Разве тебя не учили этому?
Учили этому? Беспрекословному подчинению мужчине самодуру? Нет уж. Увольте.
— Меня воспитывали, что мужчина и женщина равны, и могут на равных говорить и задавать друг другу вопросы, — ответила я.
— Какая несусветная чушь! Ты никогда не будешь равна мне, жена. Твоя обязанность подчиняться и исполнять мою волю. А я в свою очередь должен содержать тебя и беречь твое честное имя. Только так можно построить хороший брак. Именно этому учил меня мой батюшка.
— А если я считаю по-другому? Если я не хочу ничего строить с тобой, Рауль?
— Я на грани разорения. И мне нужны деньги отца, потому ты должна…
— Я хочу развода, я же говорила тебе, — перебила я его нервно, уже зная, что он скажет.
— Никто не разведет нас, на это должны быть веские причины, — недовольно сказал он.
— Брак не консумирован, это может быть поводом для развода!
Лицо де Бриена пошло красными пятнами, а взор потемнел. Он резко вскочил на ноги, жестко схватил меня за плечи, дернув с кресла. Я испуганно охнула. Он уже встряхнул меня, как тряпичную куклу и прорычал мне в лицо:
— Опять ты про этот развод? Ты так и не отступилась от своего глупого желания?
— Нет.
— Я не разведусь с тобой, Сесиль! Мне нужен законный наследник и ты дашь мне его! Поняла меня, жена? Иначе отец не даст мне ни су!
— Нет, — ответила я категорично. — Рауль, послу..
— Нет, Сесиль?! — перебил он меня хриплым рыком, и его лицо перекосилась от бешенства.
Его взор стал почти безумным, и он жестко схватил меня за волосы на затылке, со всей силы дернув их, намеренно причиняя мне боль. Я застонала, ухватившись за его жестокую руку.
В следующий миг он замахнулся и ударил меня кулаком в лицо, а потом в грудь, да так сильно, что у меня перехватило дыхание. Процедив ругательство, граф отшвырнул меня от себя.
Я пролетела несколько шагов, и врезалось со всей силы животом в стол, почти распласталась на нем. Застонав, сползала на пол. Перед глазами все плыло, а голова гудела так, что я слышала звон в ушах. Почти не осознавая происходящее, и я потрясла головой, пытаясь прийти в себя.
Этот же изверг уже был рядом. Снова сложив ладонь в кулак, он угрожающе склонился надо мной. Я испуганно сжалась, видя, что он жаждет снова ударить меня. Де Бриен несколько раз шумно выдохнул сквозь сжатые зубы, пытаясь успокоиться и прохрипел:
— Будешь сидеть в своей комнате, Сесиль, пока не одумаешься! Я очень недоволен тобой! Твой долг родить мне наследника, и ты сделаешь это! Даже если мне придется привязать тебя к кровати и насильно взять то, на что я итак имею полное право.
Услышав эту угрозу, я опустила голову, не в силах видеть и слышать этого жестокого человека. Сцепив зубы, я пыталась стерпеть боль, которая пронзала мое плечо и щеку, и не застонать. Не хотела показывать ему свое страдание.
— Пока побудешь под замком, чтобы лучше осознать свою вину, и как должно подчиняться мужу!
Граф выпрямился и быстро вышел из моей спальни, заперев дверь на ключ.
Я же смотрела перед собой диким взглядом и понимала одно. Что говорить с де Бриеном бесполезно и развода он мне не даст. Для него я «золотая курица», которая должна была снести ему драгоценное яйцо, чтобы он смог получить содержание от отца.
Я приникла к двери, пытаясь открыть ее. Она была заперта и граф не соврал сказав, что наказывает меня. Я начала долбить рукой по деревянной створке и кричать:
— Эй, кто-нибудь! Вы слышите меня?!
Но за дверью было тихо, не слышно ни шагов, ни голосов. Я снова кричала и долбила ладонью в дверь. Страшная мысль о том, что безумный де Бриен сейчас пошел к малышу Жозефу, вызывала у меня болезненное содрогание по всему телу. Мне думалась, что он в своем безумном гневе точно должен был отыграться на беззащитном малыше и причинить ему вред.
Я продолжала стонать у двери, надеясь на то что кто-то услышит меня. Через какое-то время я услышала шаги за дверью.
— Доченька, что случилось? — раздался обеспокоенный голос няни, и дверная ручка задергалась.
— Няня Манон, Слава Богу!
— Отопри дверь.
— Не могу, граф запер меня.
— Как же так? Отчего?
— Не важно. Няня, умоляю тебя, беги к Жозефу. Не дай этому ироду причинить вред мальчику! Де Бриен не в себе, я боюсь за малыша!
— Ты говоришь о графе? Он хочет сделать что-то плохое Жозефу?
— Да. Он ударил меня, и Жозеф в опасности.
— Ударил тебя, девочка? Какой кошмар! — няня чуть замолчала, и глухо сказала: — Я только что из детской, малыш Жозеф спокойно спит. А граф уехал, Сесиль.
— Де Бриен уехал?
— Да, я видела в окно, как он садился в карету.
— Слава Богу, — облегченно произнесла я, опускаясь на пол, и ощущая, как жутко болит бок, видимо сильно я приложилась животом о стол. И голова все еще гудела.
Почувствовав, что что-то теплое течет по подбородку я притронулась к гудящей губе. Посмотрела на руку, на моих пальцах осталась кровь. Я снова поднялась на ноги, и поплелась к зеркалу, согнувшись, каждое движение отдавало болью в боку и голове.
— Сесиль, ты слышишь меня? — причитала Манон у двери. — Как ты? Он сильно побил тебя? И отчего он разгневался на тебя? Ты опять спорила с ним, доченька?
Почти не слушая няню, я рассматривала свое лицо в зеркало. Губа была разбита в кровь и опухла, а волосы растрепаны.
— Что с тобой, Сесиль? Тебе совсем плохо? Давай, я попрошу у Леопольда запасной ключ?
— Нет, няня! — громко велела я и опять подошла к двери. — Ты ничего будешь делать, иначе граф и тебя накажет или выгонит из дома. А мне совсем худо без тебя будет. Не беспокойся, я в порядке, разбита только губа, сейчас лягу спать.
Я решила не расстраивать Манон, не следовало ей знать всю жуткую правду
— Девочка моя, как я могу тебе помочь?
— Никак, няня. Не надо. Но… если можешь, переночуй сегодня в детской с малышом Жозефом. Тогда я буду спокойна.
— Хорошо, как скажешь, милая.
Когда Манон ушла, я обратила взор на окно. Опять меня посетила мысль о побеге. Оставаться в этом доме, под властью деспота было невыносимо. Я должна была попробовать спуститься из окна и убежать.
Я вспомнила что сейчас около дома отца меня ожидала Клара. И это придало мне силы. Я медленно приблизилась к окну, понимая, что должна это сделать. Иного выхода не было.
Дернув портьеру в сторону, я быстро подняла руку, схватилась за крючок на окне. Но тут же согнулась от боли в боку. Едва сдержалась, чтобы не застонать. Смотрела жадным взглядом в окно и понимала, что у меня нет сил спускаться, да еще со второго этажа. Мое тело было слишком немощно теперь и каждое резкое движение причиняло боль.
На дворе почти полночь, а у меня нет ни денег, ни друзей в этом городе. Куда бежать? И наверняка мой муж будет искать меня, и все равно вернет обратно. Даже не сомневалась в этом. Я начала колебаться, думая, что мое желание о побеге полная глупость.
В боку заныло сильнее. Надо было хотя бы немного отлежаться и успокоить боль, а потом уже думать о побеге.
Горько вздохнув, я медленно приблизилась к кувшину с водой. Намочила небольшую тряпочку, я начала вытирать кровь с разбитой губы. Смотрела в зеркало на свое бледное отражение, и видела очень несчастную девушку, которая совсем не знала, что делать.
Еле-еле я справилась со своим платьем и, надев ночную рубашку, легла в постель. Долго ворочалась, болела губа и нещадно ныло ушибленное плечо. Наконец уснула.
Проснулась я от сладкого цветочного аромата, который окутывал меня.
Открыла глаза, и тут же увидела перед глазами прекрасные алые розы. Было утро. Солнечный свет освещал золотыми лучами благоухающую корзину с яркими цветами, стоявшую на моей прикроватной тумбе. Я лежала на боку, так спала всю ночь, чтобы не беспокоить ноющий бок и плечо.
— Тебе нравятся розы, Сесиль? — вдруг раздался голос откуда-то сверху.
Я тут же подняла глаза. Граф находился совсем рядом, стоял у моей кровати. Он ласково улыбнулся мне, но мне этот жест показался улыбкой хищника, который жаждал усыпить мою бдительность и снова напасть.
— Рауль? — прошептала я хрипло, пересохшим голосом.
За лекарем немедленно послали. Я же сослалась на сильную головную боль и сказала, что хочу еще немного поспать. Искала предлог, чтобы остаться одной. Не хотела даже видеть этого жестокосердного графа, и уж тем более говорить с ним дальше. Однако муж проигнорировал мое желание и, так и не отходя от постели, наставительно заявил:
— Ты неправильно себя ведешь, Сесиль. Я думаю, что мы могли быть вполне счастливы, если бы ты перестала артачится и приняла меня, как должно жене. Я советую тебе еще раз подумать над своим поведением.
Мой живот опять болезненно заныл. В этот момент в комнату вошла служанка с подносом.
— Ты голодна, Сесиль? — спросил де Бриен, заботливо. Его странное заискивающее отношение ко мне уже раздражало. — Я распорядился, чтобы завтрак тебе принесли сюда.
Я кивнула и села на постели. Служанка поставила поднос мне на колени и удалилась. Граф проводил ее таким долгим взглядом, что я тут же поняла, что он имеет на нее виды. Как все было мерзко. Муж остался в моей спальне и начал важно расхаживать по ковру, продолжая говорить со мной, убеждая меня, что мы замечательная пара. Мне казалось, что он убеждал скорее всего себя в этом, потому что я не собиралась быть его парой дальше.
Выпив только чаю, я старалась не слушать наставления муженька, который продолжал воспитывать меня словесно. Отчего-то очень хотелось его стукнуть чем-нибудь тяжелым, а еще лучше вообще больше никогда не видеть. Оттого я молчала и только пила чай.
Вскоре он наконец-то удалился, заперев меня снова на ключ. Я облегченно упала на подушку, чувствуя, что у меня ноет только бок.
Спустя час приехал лекарь. За это время мне удалось немного вздремнуть, и я ощущала себя гораздо лучше, голова перестала болеть.
Де Бриен впустил лекаря, неказистого мужчину без возраста и в простом черном камзоле. Сам остался ждать за дверью, чтобы узнать после о моем здоровье.
— Что вас беспокоит, мадам? — спросила лекарь, подходя ко мне.
Он быстро кинул свой чемоданчик в кресло, и даже не помыв руки, приблизился ко мне. Присел на постель.
— Бок сильно колит со вчерашнего вечера, он постоянно ноет, — ответила я, чуть поморщившись, больная губа мешала мне говорить.
— Вы упали? — подозрительно спросил он, осматривая мое лицо, отметил мою разбитую губу.
— Нет. Мой муж был недоволен мной и…
— Можете не продолжать, мадам, я все понимаю, — тут же засуетился лекарь, но не высказал ничего осуждающего, наоборот как-то понимающе закивал: — Вам надо прилечь, и я осмотрю вас более тщательно. Вы позволите прикасаться к вам в интимных местах? Иначе я не смогу понять, что с вашим боком.
— Да, конечно, только помойте руки, пожалуйста. Кувшин вон нам, на столе.
— Как прикажете, госпожа.
Лекарь нехотя кивнул и отправился мыть руки.
— Мне надо снять рубашку?
— Нет, только уберите одеяло.
На удивление лекарь оказался на редкость осторожным и внимательным. Присев ко мне на постель снова, он осмотрел мое плечо, потом очень аккуратно прощупал живот, спрашивая, где именно и как болит. Даже проверил руками промежность, заявив, что возможно повреждены внутренние органы от удара. Когда он прощупывал интимные части тела, прикрыл меня рубашкой до колен, сам смущался, и даже не смотрел на меня. Только руками ощупывал и надавливал, спрашивал мои ощущения и хмурился. Но все длилось не более десяти минут.
— Всё, ваше сиятельство, я закончил осмотр, можете прикрыться одеялом, — он поднялся на ноги и направился к своему саквояжу.
Начал там рыться, искал что-то.
— Это сильный ушиб? — спросила я нетерпеливо. — Оттого бок так ноет?
— Да. Вы правы, мадам, — согласился лекарь, доставая какую-то баночку с тряпичной крышкой. — Я оставлю вам мазь, будете мазать ее на бок, так быстрее все заживет. И дам еще капли для успокоения нервов.
Быстро поставив две баночки на мой прикроватный столик, он поклонился.
— Вам надо теперь больше отдыхать, ваше сиятельство. Я еще должен переговорить с вашим мужем.
Лекарь подошел к двери и постучал. Тут же вошел де Бриен, который похоже действительно караулил за дверью.
— Как здоровье графини? — сухо осведомился граф.
— Не вызывает опасений, — важно заявил лекарь. Мужчины стояли у двери, и старались говорить, как можно тише. — Через пару дней она полностью поправится. Пока я назначаю постельный режим. Приду к вам послезавтра.
— Да, понимаю.
— И еще одно. Это мой долг как лекаря предостеречь вас. Прошу вас, граф, более бережно обращаться с ее сиятельством, — сказал лекарь, нервно теребя в руках свой саквояж. Он явно намекал де Бриену о побоях. — В ее положении это очень важно, иначе госпожа графиня может скинуть плод.
— Плод? — переспросил удивленно Рауль, поднимая бровь.
Это слово «плод» резануло по мне и я побледнела. Диким взором уставилась на лекаря. Что он такое говорил?
— Именно, ваше сиятельство. Все же госпожа Сесиль в тяжести, и пока с ребенком в ее чреве все хорошо. Но ей нужен постоянный покой и хорошо питаться.
Я не могла поверить словам лекаря. Мне показалось, как будто поток рухнул мне на голову. Ощутила, что мне трудно дышать, а все мое тело покрылось ледяным ознобом.
Я бросила испуганный взгляд на мужа. Он стоял как истукан, не шевелился, и не смотрел в мою сторону. Он не спускал глаз с лекаря, и я чувствовала, что сейчас разразиться такой скандал, что не приведи Господи.
Няня боялась того, что муж узнает, что я не дева, а все оказалось гораздо и гораздо хуже. Я была беременна! Де Бриен не прикасался ко мне, значит был другой мужчина. В следующий миг я отчетливо поняла кто он. Поль. Садовник в доме мачехи, погибший на войне и сын несчастной Клары. Только он мог зародить жизнь в моем чреве. И наша любовная связь принесла теперь это самый плод, о котором говорил лекарь.
— Каков срок? — сухо спросил де Бриен.
— Как же? По моим подсчетам госпожа графиня тяжела уже четвертый месяц.
— Четвертый? — тихо спросил он. И тут же властно произнес: — Вы свободны, сударь. Леопольд расплатится с вами за ваши услуги, ступайте.
Лекарь раскланялся и вышел.
Я же замерев сидела на кровати, и невольно прижимала к своей груди одеяло. Никак не могла осознать и принять эту ошеломляющую новость.
— Ты на сносях, Сесиль?! — прохрипел вдруг граф, и его голос сорвался на хрип, похоже он был так поражен, что у него сперло в горле.
Когда Рауль вклинил в меня свой испепеляющий взор, темный и жуткий, я поняла, что пришел мой последний час. Все злобное негодование отчетливо читалось на лице де Бриена.
Я промолчала, не зная, что сказать, понимая, что любой ответ взбесит мужа еще больше.
— Значит, я взял в жены не благочестивую девицу, как заверяла меня твоя мачеха, а шлюху?!
Прошипев эту гнусную фразу, он устремился ко мне.
Я поняла, что если сейчас же не начну защищаться, то не доживу до утра.
Вмиг разгадав его кровожадные намерения, я тут же дернулась к тяжелому бронзовому подсвечнику, стоявшему на прикроватном столике, схватила его. Немедля выкинула руку в сторону надвигающегося разъяренного мужа. Сжала крепче подсвечник в руке и со всей дури долбанула им по руке де Бриена, которая уже потянулась ко мне. Граф болезненно взвыл и отпрянул от меня, схватившись за ушибленную ладонь.
— Ах ты, сука!
— Не подходи, иначе ударю еще! — пригрозила я, отползая от него в другой угол кровати и держа перед собой подсвечник словно оружие. — Я больше не позволю бить себя. Ясно тебе, Рауль?
— Шлюха будет мне еще угрожать! — в ярости прохрипел он, медленно обходя кровать и снова приближаясь. — Я считал тебя смиренной и невинной, а ты оказалась обычной блудливой девкой?
Быстро переместившись снова на другой край, я вскочила с кровати. Едва не свалилась, запутавшись в ночной рубашке, но все же устояла на ногах. Отбежала за стол, который создавал хоть какую-то преграду от этого безумца. Животный страх придал мне необходимые силы. Затравленно оглянулась на дверь, она осталась чуть приоткрыта. Это был мой единственный шанс на спасение.
— Дай мне развод и избавишься от меня! — выкрикнула я нервно, снова предложив ему выход.
— Ты хотела выдать его ребенка за моего? — вопил муж, словно не слышал меня.
Нет конечно. Я и сама не знала о малыше. А настоящая Сесиль об этом знала интересно? Может оттого она согласилась выйти за графа, понимая, что беременна и ее ждал позор? Но граф же тоже не дурак чтобы не понять, что ребенок не может родиться на три месяца раньше. Я уже окончательно запуталась.
— Кто он! Говори немедленно, негодяйка!
— Он?
Граф уже обходил стол, снова приближаясь, я отходила. Мы кружили вокруг столешницы, как два врага, испепеляя друг друга взглядами.
— Перед кем ты задирала юбку до свадьбы со мной! Как его имя, из какой он семьи? Говори немедля!
Я отрицательно замотала головой. Я не собиралась говорить ему правду, ведь этот бешеный еще накинется на бедную Клару, а матушка Поля не заслуживала этого.
— И что это изменит, если я скажу? — опять попыталась урезонить муженька я словами. — Рауль, давай обсудим развод. Избавим друг друга от невыносимого бремени. Так будет лучше. Я уеду из Парижа, никто не узнает, что я родила. Твое имя не будет опозорено. Клянусь.
— Никакого развода, дрянь! Ты принадлежишь мне. Я купил тебя у мачехи за тысячу франков, и потому ты моя, со всеми своими гнусными потрохами!
— Купил? — пролепетала я.
Боже что я еще не знала о прошлом Сесиль. С каждым днем жизнь этой несчастной девушки все больше окрашивалась в черные неприглядные тона.
— Ты скажешь кто отец твоего ублюдка?
— Нет.
— Не скажешь? Ну ничего я все равно найду этого негодяя и ему не поздоровится, — пригрозил Рауль, изрыгая проклятья. — Я убью его, и отомщу всему его роду. Уничтожу всю его родню. Чтобы они знали, как насмехаться надо мной! Графом де Бриен.
Уничтожит родню? Именно этого я и опасалась. В моих мыслях тут же возник печальной образ Клары. Ей итак досталось с лихвой страданий из-за смерти Поля, так еще этот бешеный решил мучить её.
На миг я потерялась, и не заметила стремительного приближения мужа. Он уже был в шаге от меня.
— Нет! — испуганно вскричала я, пытаясь убежать, но было уже поздно.
Граф жестко схватил меня, и я хотела снова ударить его подсвечником, но он схватил мое запястье рукой, и выдернул из руки подсвечник, отшвырнул его под стол. Широкой лапищей сжал мой подбородок и процедил в лицо гнусную фразу:
— Все гадина, сейчас я покажу тебе как должно меня уважать. После того как я проучу тебя, ты точно скинешь этого змееныша. Обещаю.
Я начала бороться с ним, и он ударил меня по лицу, я в ответ начала царапаться, как дикая кошка, пытаясь вырваться. Неожиданно он схватил меня за шею и начал душить.
Ощущая, что задыхаюсь, я хватала ртом воздух. Цепляясь за его жестокую руку и пыталась отцепить ее своими дрожащими пальцами, но не могла. Он был слишком сильным, а его яростный жуткий взор горел убийственной ненавистью. В следующий миг мое сознание помутнело, и я провалилась в забытье.
Только на миг я потеряла сознание. Но туже пришла в себя, так и не открывая глаз. Ощутила, что давление на горло нет. Он отпустил меня, и я лежала на чем-то твердом, похоже на ковре. Тут же по моему лицу прошлась ладонь де Бриена, болезненно шлепая, видимо он пытался привести меня в чувство.
— Дрянная девка! Окочурилась что ли?
Я ощутила, как де Бриен склонился надо мной, прислушался дышу я или нет. Громко облегченно выдохнул. Похоже он не желал моей смерти, но в состоянии аффекта не рассчитал силу.
Я так и не открывала глаз, притворяясь, что всё ещё без сознания. Наверное, только таким образом я могла прекратить побои и издевательства садиста — муженька. Я надеялась, что он оставит меня в покое и уйдёт. А у меня будет шанс сбежать. И теперь я точно медлить не буду. Как можно скорее свяжу тряпье и спущусь через окно спальни. Оставаться в этом доме было смертельно опасно.
Неожиданно я взлетела вверх. Граф легко поднял меня с ковра. Быстро переложил на кровать, и я возликовала. Это мне было и нужно. Сейчас он уйдет, оставит меня одну, и я сбегу, пока он ходит за лекарем или служанкой.
Но в следующий миг ощутила, как его жесткие руки начали заворачивать меня в шелковое покрывало, которое было на кровати. Я боялась пошевелиться и показать, что я в сознании, опасаясь новых издевательств. Напряглась всем телом и терпела, пока он делал свое дело. Де Бриен снова поднял меня, и уже водрузил на плечо. Куда-то понес.
Я чуть приоткрыла глаза, видя, что он быстро вышел из моей спальни. Остановился. Видимо проверял, что в коридоре нет слуг. Затем снова направился стремительным шагом дальше. Мы вошли в другую комнату. Похоже это была его спальня. Мои растрепавшиеся волосы, свисали вниз и мешали мне видеть.
Граф подошел к большим напольным часам, и я услышала некий щелчок. Затем он быстро приблизился к стене у изголовья кровати и вошел куда-то. Меня окутал мрак, и я поняла, что он открыл потайную дверь и мы оказались в каком-то мрачном коридоре. Он начал проворно спускаться вниз по ступеням, а мое сердце ушло в пятки.
Страх завладел моим существом. Он волок меня на плече в какое-то подземелье, спускаясь все ниже и ниже. Неужели намеревался разделаться со мной в тайном подземелье, чтобы никто не увидел его преступления?
Я поняла, что настал мой последний час. Надо было действовать, пока не поздно. Но покрывало сковывало мои движения, и я не могла пошевелить даже рукой.