Можно только мечтать

Глава 1 Появилась на мою беду

Все персонажи в моей книге являются вымышленными
и любое совпадение с реально живущими
или когда-либо жившими людьми случайно.

Я родилась от случайного мужчины. Так мне сказала мама, когда мой возраст только еще стал осознанным. Не могу вспомнить сколько мне было лет, может три, может пять. Я запомнила её слова.

– Появилась на мою беду. Если хотя бы была похожей на наш род, а ты просто позор для меня.

Помню, что я спросила:

– Мама, а что такое позор? Это как узор?

– Нет, ты мой грех и позор.

Вот так я узнала, что я позор. Тогда я не смогла до конца осознать, что это такое. Даже после этих, сказанных матерью, слов не смогла понять, почему меня не садят за общий стол, а дают в руки кусок хлеба или плошку с кашей и отправляют куда-нибудь в угол комнаты. Большую часть времени я так и просиживала по углам, лишь бы не попасть на глаза детям мамкиного брата.

Двоюродные сестра и брат росли высокими, крепкими детьми, хотя были не на много старше меня. Именно от них получала больше всего тычков и тумаков.

В восемь лет меня не отдали в школу, потому что я заболела. Мама подходила ко мне утром и вечером перед сном. Она была на работе, а остальным не было до меня никакого дела. Бабушка днем заглядывала за занавеску, где я лежала, проверяла жива или уже нет. Мой организм не справлялся с болезнью, мать вызвала врача. Он посмотрел моё горло, пощупал живот, покачал головой, вздохнул, выписал рецепт. Но, по этому рецепту, никто не выкупил лекарство, около меня поставили банку с водой и стакан. Это тоже была рекомендация врача. Не знаю, как у меня хватило сил, но я наклоняла банку и пила. Взахлёб, много, потому что все предыдущие дни меня мучила жажда, но никто не догадался дать мне воды. Потом я начала потеть, мать меняла мне одежду и простыню и вздыхала. В эти дни, мне показалось, что она всё же любит меня и переживает.

Спустя время, мне стало легче. Я смогла вставать и выходить тихонько на кухню, чтобы взять кусок хлеба и съесть с водой. Так я выжила, но в школу уже не пошла.

Сестра и брат сначала меня сторонились, им сказали, что могу их заразить. Со временем всё стало, как прежде.

– Ярка, поди сюда!

Я вся сжалась от крика брата, не зная, что от него ожидать, тумака или насмешки, сильнее втиснулась в щель между диваном и стеной.

– Где ты, позор на нашу голову?

Это уже подключилась сестра, она передразнивала манеру говора моей бабушки. Мамина мать, то есть моя бабушка, тоже называла меня позором и грехом.

– Ярка, иди скорее сюда. Да не бойся, я хочу тебе показать кое-что.

Любопытство пересилило страх, вылезла из своего убежища и пошла на голос, зовущих меня детей. Осторожно выглянула сначала из-за косяка двери, потом осмелела, приблизилась, к сидящим в комнате за круглым столом детям.

– Смотри Ярка, когда вырастешь будешь вот такая.

Брат ткнул пальцем в напечатанную страницу журнала. На ней была фотография девушки и мужчины. Я смотрела во все глаза и поражалась красоте этой девушки. Она была одета в блестящее облегающее тело платье серебряного цвета. Такие же туфельки сверкали на стройных ножках, притягивая взгляд. Худенькая, стройная, как тростинка, с черными миндалевидными глазами и длинными волосами до талии, девушка стояла на балконе какого-то здания. Ветер развевал черные волосы, она словно старалась поймать их рукой, убирая с лица.

– Ярка, а мужем у тебя будет вот такой бородатый старый мужик – заливалась смехом сестра.

Я перевела взгляд на мужчину и моё детское сердце сжалось, ведь чуть дальше на фото в кресле сидел мужчина. В моём детском восприятии он действительно выглядел стариком. Светлые брюки и белая рубашка оттеняли кожу «старика», яркие голубые глаза смотрели на девушку с прищуром.

Брат и сестра смеялись надо мной, потешались над будущим моим образом. В понимании моих родных я не вписывалась в их родовитую кряжистую породу. Все мужчины в роду были крупными, высокого роста, широкоплечие с толстой шеей и мощными ногами, а женщины отличались лишь большими грудями и крутыми бедрами. Я же была позор, тоненькая, хрупкая, с огромными черными глазами, бледной кожей и тонкими длинными пальцами.

Дети смеялись, а я вдруг поняла, что хочу быть похожей на девушку из журнала. Хочу вот так же стоять на балконе, смотреть вдаль, ловить рукой свои длинные волосы и улыбаться. Улыбаться, даже если рядом будет «старик» в белой рубашке.

С этой злобной детской выходки у меня появилась моя первая мечта. Вернее, брат и сестра думали, что они меня обидели, а я, наоборот своим детским умом поняла, что даже такие как я, худые и тонкокостные имеют право на хорошую жизнь и счастье.

Я украдкой вынула страницу из журнала, пока дети отвлеклись на что‑то другое. Спрятала её под подол своей застиранной юбки, а потом, улучив момент, завернула в тряпицу и подсунула в щель подоконника в чулане — единственном месте, куда никто не заглядывал. Каждый вечер, когда все засыпали, в тусклом свете луны, проникающем через чуланное окно, я доставала своё сокровище и разглядывала девушку в серебряном платье. Проводила пальцем по контурам её силуэта, пытаясь запомнить каждую деталь: как падает свет на плечо, как струятся волосы, как изящно изогнута рука.

В темноте чулана я придумывала себе новую жизнь. В ней я не была позором — я была той самой девушкой с фотографии. Я представляла, как выхожу на балкон огромного дома, как ветер играет моими волосами, а внизу расстилается город, полный огней и возможностей. Я воображала, что мужчина на фото — не «старик», а мой защитник, человек, который видит во мне не изъян, а сокровище.

Со временем эта мечта стала моей тайной силой. Когда мама кричала на меня за разбитую чашку или двоюродные брат с сестрой толкали в спину, я закрывала глаза и видела серебряный блеск платья. Это было моё убежище, мой невидимый щит. Я начала замечать красоту в мелочах: в узоре солнечных лучей на полу, в изгибе ветки за окном, в переливах росы на траве. И постепенно поняла: если я вижу это — значит, во мне есть что‑то, чего не видят они.