— Ты не выживешь на улице, — звучит из теплого салона. Слова Виктора как пощечина, хлестко обнажает очевидные вещи. — Вы не выживете на улице, — поправляет он, когда Серёжка, прячущийся за моей спиной, выглядывает, чтобы дернуть меня за руку.
— Мам, мне холодно, — жалобно тянет сынишка и зябко ежится. — Пойдем домой.
У нас больше нет дома — хочется крикнуть что есть мочи, но я не могу. Я буду беречь моего сына и мою ещё нерожденную крошку от этого стресса. Они ничего не должны узнать.
— Твою мать, Виолетта, если о себе думать не хочешь, подумай о детях! — раздраженно цедит Виктор.
А я стою. Смотрю на дорогущий автомобиль врага моего отца и понимаю, что это единственный человек, который предлагает мне помощь, несмотря на огромное число знакомых и друзей нашей семьи. Как так получилось? Ведь на заключении сделки был не только он, но и другие. Только они отвели глаза. Не предложили даже чашки кофе.
— Ну ты и дурешка! — слышу совсем рядом. Когда Виктор успел покинуть салон и встать рядом? На плечи опускается тяжелое теплое пальто, пахнущее владельцем. — А тебя как зовут, пацан?
— Серёжа… — тихо произносит сын, но его услышали.
— Сергей, отличное имя. Ты голоден?
— Ага, — активно кивает. Я не вижу, просто чувствую, как его черноволосая голова трется о мою ногу.
— Что же, Серёжка, сейчас я отвезу вас в теплую квартиру, туда же закажем ужин. Ты что любишь?
— Макдональдс, — еще увереннее выдает сын.
Ловлю укоризненный взгляд Виктора.
— Если любит, не значит, что ест постоянно, Виктор Алексеевич, — огрызаюсь.
— О, снежная королева оттаяла! — одними губами улыбается мужчина, распахивает передо мной дверь. — Садись уже, царевна Несмеяна. Нечего мерзнуть.
Я соглашаюсь на этот шаг. Делаю его. Не ради себя, ради детей.
Вместо того чтобы сесть в открытую дверь, открываю другую, заднюю. Сын понимающе плюхается на кожаное сиденье.
— Помочь? — спрашивает Виктор, глядя на мои раскорячивания в попытках пристегнуть ребенка. Да, на восьмом месяце беременности нагибаться тяжело, но я сама позабочусь о своих детях!
— Не стоит, спасибо.
— Ладно.
Мы огибаем машину, Виктор все равно открывает для меня дверь, подает руку. Я сажусь. Звук хлопка двери резко отдает по нервам. Мужчина занимает водительское место. Заводит мотор.
Наклоняюсь почти к самому уху своего спасителя. Не верю я в его благие намерения. С этого дня я перестану плыть по течению.
— Если хоть что-то сделаете с моими детьми или будете меня шантажировать, убью, — тихо обещаю, чтобы Серёжка не слышал.
Всем привет! Наконец-то эта история увидит свет. Вас ждут эмоции на разрыв, сложные решения, сомнения и, конечно же, та самая большая любовь.
Лайки и комментарии очень подпитывают наших муз работать усерднее! ;) Да и просто это очень приятно.
Ехать оказывается недалеко, всего-то через парк.
Виктор привозит нас в новый недавно отстроенный жилой комплекс с видом на реку. Когда папа покупал нам с Ильёй квартиру, этих домов ещё не было. Позже, гуляя с Серёжей в парке, я поглядывала на эти малоэтажки. Мы обсуждали с Ильёй варианты покупки новой квартиры или даже дома в пригороде, чтоб жить на природе, но…
На глаза наворачиваются слезы боли и злости. Этим планам не суждено сбыться. Как и многим другим. Мои мечты умерли под завалами рухнувшей в одночасье жизни…
Так, конечно, бывает, но я никогда не думала, что это случится со мной. Мной, которую папа всегда берег от любых потрясений, проблем и неурядиц.
На улице зябко и промозгло. Идет мокрый снег. Я сильнее кутаюсь в пальто, пропахшее владельцем. Ядреная смесь свежего морского одеколона и личного пряного запаха.
До квартиры Виктора идём молча. Мужчина – уверенно и спокойно, я семеню с сыном следом. Мыслей ноль, даже истерика, накатившая сначала, куда-то отступила. Как будто выключило эмоции, стоило сделать шаг в направлении чужого дома. Или я просто устала и перестала воспринимать удары судьбы, что сыплются на меня как из рога изобилия. Разве может быть хуже?
— Проходите, будьте как дома, — Виктор приглашающе машет вглубь квартиры.
Серёжка тут же скидывает ботинки. Он напуган последними событиями, замёрз, устал и к тому же голоден. Даже не одергиваю его, когда он неловко пристраивает куртку на консоль в прихожей и бежит в комнату.
Мне же, чтобы снять сапоги, нужно присесть. С моим животом уже не нагнуться. Но Виктор, неожиданно уловив эту мелочь, присаживает передо мной на корточки и расстегивает молнию на сапоге. Медленно. Играючи. Отчего-то эти чужеродные прикосновения даже через джинсы чувствую. Как будто гладит. Разве что на колени не встал.
Я бы никогда так не сделала. Это слишком!
Виктор и так получил все, что хотел, а теперь унижается. Или это игра? Я все ещё не раскусила его. Подумаю об этом завтра, как говорила Скарлетт О'Хара.
Тем временем Виктор помогает снять один сапог, потом другой. Это прямо ортопедический оргазм, когда отекшие ноги больше не чувствуют давления обуви.
В последние недели мне было не до шопинга, я не успела купить нормальную обувь. А теперь… А теперь я осталась даже без сумки в роддом, которую частично успела собрать.
Виктор встаёт на ноги и я, не успев отвести глаза, чтобы скрыть факт разглядывания, попадаю в плен его карих глаз. Что-то мимолетное мелькает на лице мужчины, что-то похожее на нежность, но быстро исчезает под маской равнодушия.
А у меня предательские слезы вот-вот готовы вновь брызнуть из глаз. Но я же теперь сильная, я плакать не буду. Не при нем.
Только…
— Виктор Алексеевич, мне даже не дали вещи собрать, — не знаю, зачем я говорю об этом мужчине. Постороннему, чужому, врагу… Единственному, кто помог и не оставил меня с сыном на улице. В глазах щиплет, я заказываю глаза наверх, чтобы не расплакаться. Получается откровенно плохо.
— Разберёмся, — уверенно кивает и помогает снять мне куртку.
На мое обращение по имени-отчеству кривится, но не перечит. А я не могу по-другому.
Обнимаю себя за плечи. Даже стыдно за легкие синтепоновые куртки, в которых мы с сыном приехали. Верхняя одежда у нас тоже не по сезону. Шубка из норки, песцовая шуба и отличный комфортный пуховик со вставкой для живота остались висеть в гардеробной. Нас с Серёжкой вытолкали в том, что висело в коридоре.
Я опять пытаюсь сдержать слёзы. «Я сильная, я все смогу, я выстою» — как заклинание повторяю про себя и даже не улавливаю, о чем спрашивает Виктор.
— Ты меня слышишь? — спокойно уточняет.
— Да, я…Я слышу вас, — киваю и поднимаю на него глаза.
Высокий он, на голову выше Ильи. Нет, об этом человеке думать точно не стоит. Не сейчас.
— Я говорю, что можешь прилечь в гостевой спальне, пока не привезли ужин. Что тебе заказать? — спрашивает, уткнувшись в телефон и изучая пестрое меню на экране.
Мне же хочется скрыться в тишине отдельной комнаты.
— Не знаю, я не голодна, — пожимаю плечами. Мы стоим рядом, но я совершенно не знаю, как вести себя. Чтобы уйти, спросить разрешение, что ли? Своевольничать? Какой линии поведения этот человек от меня ждет?
Виктор хмурится, отрывается от телефона. Карие глаза смотрят внимательно и как будто осуждающе.
— Так не пойдет, Ви. Тебе надо сейчас хорошо питаться и отдыхать.
Ви. Так меня только папа называл. Для близких я Виола, для остальных — Виолетта.
Хочется поставить нахала на место, только у меня совсем нет сил. Ноги гудят. Поэтому я просто соглашаюсь:
— Да. Тогда, может, лазанью? И овощной салат. А Серёже суп. Он любит с вермишелью. И котлетки. Только не берите картофельное пюре, он его не ест. И никакого Макдональдса.
— Как я его понимаю! Терпеть не могу пюре, — искренне произносит Виктор.
Это его нелепое замечание вызывает у меня лёгкую улыбку.
— Вот. Ты уже улыбаешься. На десерт что предпочитаешь?
— Торт с орехами. Но… — Замолкаю. Смотрю в сторону на дверь ванной, чтобы произнести самое ужасное и унизительное признание, которое мне доводилось. — Денег у меня нет, — как дура развожу руками.
Все, сказала. С меня тебе нечего взять. Совсем нечего. Даже тысячи в кармане нет.
— Боже, Ви. Ты сейчас убила во мне мужчину! Я, по-твоему, не в состоянии вас прокормить?! — злится Виктор неожиданно.
Я даже опешила.
— Вы-то в состоянии, просто я до сих пор не понимаю, зачем это вам, — тихо и как будто оправдываюсь.
В ответ только тишина. Виктор не собирается ничего пояснять. Ладно, я об этом подумаю завтра… или когда высплюсь.
Может, я проснусь, и все окажется сном? Папина болезнь, предательство Ильи, вся та нескончаемая череда бед, что обрушилась на меня. Но, похоже, что все это правда. И как это пережить, я не представляю.
И вот уже из комнаты бежит Серёжка, обхватывает меня ручонками, утыкается носом в живот.
Выйдя в другую комнату и прихватив сына, я набираю юриста.
— Степан Аркадьевич?
Хорошо, что номер сохранила, так бы имя папиного юриста ни за что не вспомнила. Я и видела-то его пару раз. Мне не очень нравился этот худой высокий мужчина с прозрачными голубыми глазами. Да и папа никогда не стремился вводить меня в курс своей работы. «Ты девочка и моя принцесса, — говорил он. — Не забивай свою чудесную головку проблемами. Для их решения есть я. А ты для любви».
— Здравствуйте, Виолетта Сергеевна. Вы передумали насчёт продажи фирмы?
— Что? — не поняла я с ходу. — Нет, я по-другому поводу. — Я пытаюсь взять себя в руки, чтобы толково обрисовать ситуацию. — Ко мне на квартиру, которая папина, — торопливо начинаю я, — заявились люди, которые утверждают, что они купили эту квартиру у Ильи Валентиновича. По какой-то доверенности от отца. Что мне делать? — уже почти жалобно добавляю.
— Насколько я знаю, Сергей Ильич перед больницей успел оформить генеральную доверенность на Илью Валентиновича на распоряжение движимым и недвижимым имуществом, — после некоторой паузы произносит юрист, убивая внутри меня что-то живое и невинное, которое никогда не оживет вновь.
Медленно оседаю на диван.
— Какая доверенность? Когда папа успел? А зачем? Он мне ничего не говорил…— вопросов море, я все вываливаю их на юриста севшим голосом. Еще больше перемалываются внутри мои опоры и непреложные истины.
— Дату я могу посмотреть, если вас интересует. Но это ничего не решит. Если Илья Валентинович решил продать квартиру, он имеет на это право, — спокойно отвечает мужчина.
— А как же мы?! — Перевожу взгляд на сына, который заинтересовался оставленной на полу машинкой. Безмятежно водит ею по ковру, изображая рычание мотора. Как же Илья так мог поступить с нами?!
— Виолетта Сергеевна, решения Ильи Валентиновича и Сергея Ильича вне моей компетенции, — как с умалишенной разговаривает со мной юрист. — Если в квартире не был прописан ваш сын, то никаких препятствий для сделки купли-продажи нет.
— Нет, Серёжка не был прописан. Я… — говорить о том, что я не знала, как это сделать, было жутко стыдно.
Я продала свою квартиру, деньги перевела на лечение папы. Меня предупреждали, что я должна прописать Серёжу по новому адресу, но не сказали как. Я и забыла со всеми этими проблемами.
— Виолетта Сергеевна, я так понимаю, что у вас не осталось вариантов? Вам нужны деньги на квартиру и на лечение Сергея Ильича?
Я молчу. Это очевидно.
— Тогда мое предложение в силе. В течение часа я могу организовать сделку по продаже фирмы. Покупатель надёжный, я ручаюсь. Сумма более чем отличная. Вам хватит и на небольшую квартиру, и оплатить счета в клинике.
— Но это же папина фирма. Он столько лет ее создавал, — пытаюсь спасти ситуацию я, только все рушится быстрее, чем проливается вода сквозь пальцы.
— Тут вам решать, — произносит юрист осуждающе. От такого поворота я теряюсь. Слезы текут по лицу от мысли о том, что придется продать фирму. От повторного предательства Ильи невыносимо! Боль душит, я не знала, что так бывает. Он совсем не подумал о том, что нам с Серёжей некуда идти!
— Но также нельзя, — со слезами на глазах шепчу в трубку, но уже понимаю, что соглашусь на его предложение. Другого выхода у нас просто нет.
— Сергею Ильичу нужно лечение за границей, я узнавал у его лечащего врача. Вам придется это решать, Виолетта Сергеевна. Сергей Ильич давно внёс вас в соучредители, ваша подпись имеет законность и ваше решение о продаже будет иметь юридическую силу. Так что подумайте, — мягче добавляет он.
— Но… — я хочу возразить, что ещё могу взять кредит, но мужчина меня перебивает:
— Но недолго. Скоро поползут слухи о болезни Сергея Ильича, и фирма потеряет в цене. Да и покупатель, за которого я ручаюсь, не готов долго ждать.
Я прикрываю глаза, по щекам текут слезы. Одной рукой я обнимаю прижимающегося сынишку, который потерял интерес к машинке и пришел ко мне, и понимаю, что вариантов у меня действительно нет.
— Хорошо. Я сейчас приеду, — отрезаю, сглотнув ком в горле. Откашливаюсь.
— Отличное решение, Виолетта Сергеевна, — ровно говорит юрист, как будто мое решение его не удивило. — Жду вас в офисе. Все документы я подготовлю.
Разговор окончен, решение принято. Я даже не успеваю понять, верное ли оно. Просто чувствую себя загнанным в угол зверьком. Мышкой в капкане.
— Серёж, нам придется сейчас съездить в офис. Там, где работал дедушка, — обещаю и целую его в макушку. — Это ненадолго. А потом…
А что потом, я затрудняюсь сказать. К отцу в больницу? Найти съёмную квартиру на первое время?
Я выхожу из комнаты, крепко держу сына за руку. Слезы вытерла ещё внутри, но вид, наверное, у меня не самый презентабельный. Женщина смотрит на меня сочувственно, мужчина равнодушно скользит взглядом, а вот риэлтор победно улыбается.
— Вы убедились, что все законно? Ваш супруг просто забыл вас предупредить. Но срок, в который вы должны были съехать, истек. Вам придётся освободить квартиру немедленно, — надменно фыркает она.
— Да. Но я бы хотела собрать вещи. Хотя бы на первое время, — решительности в моем голосе мало, слишком мало, чтобы поставить на место эту Анастасию.
— Можете взять документы, — холодно цедит она. Смотрит на часы, затем на хозяев. — И потом договориться с новыми хозяевами на счёт остальных вещей. Они и так достаточно ждали. Вам была дана неделя! Семь дней!
Перевожу взгляд на супружескую пару, ищу в них сочувствие, но мужчина согласно кивает головой и поддакивает, женщина отводит глаза. Здесь мне не помогут.
Я забираю папку с документами из секретера в кабинете и рамку с фотографией, где мы втроём: я, папа и Серёжка.
В коридоре, сложив руки на груди, ждёт риелтор, она уже демонстративно приоткрыла входную дверь. Новые хозяева остались в зале. Меня вдруг осеняет:
— А как же мебель? Картины? Техника?
А я просто не понимаю, о чем она.
— Какие долги?
— Илья Валентинович остановил оплату аренды с сентября, выплату зарплаты и налогов. Все деньги направлял на оплату контрактов. У фирмы скопились большие долги. Я же вам звонила, объясняла.
Да, она звонила. Каждый раз так не вовремя. Да и Илья же встал у руля фирмы, я думала, что он продолжит папино дело. А он…
— И много там долгов? — спрашиваю севшим голосом. Интуиция подсказывает, что много. Очень много.
Виктор со своим юристом сидят молча, в нашей беседе не участвуют, но и не уходят.
Главбух называет сумму, и я понимаю, что чуда не случилось. Вся оставшаяся сумма от продажи фирмы уйдет в счёт погашения долгов. И у нас ничего нет. Совсем ничего.
Я перевожу взгляд на Аркадия Степановича, он нервно дёргает плечом и, попрощавшись, выходит. Виктор смотрит ему вслед прищурившись, как будто решает: пристрелить или оставить в живых. От нервного напряжения у меня вспотели ладошки и в голове полная ерунда.
— Я должна что-то подписать, чтобы деньги со счета переводились на оплату долгов? — с трудом выговариваю каждое слово, потому как понимаю, что у нас даже на обед денег нет.
— Нет, если Виктор Сергеевич согласится проводить оплату на счета фирмы. То, что не арестует налоговая, я сама переведу по счетам арендодателей, на зарплату и прочие выплаты, — увереннее произносит главбух.
Я перевожу вопросительный взгляд на мужчину.
Виктор молча кивает.
— Вам выгоднее было бы купить фирму, когда ее признали бы банкротом, — обращаясь к мужчине, заявляет главбух.
— Да, — кивает он равнодушно.
— Вы переплатили, — поясняет женщина.
— Я знаю.
Я наблюдаю за их словесным пинг-понгом и не могу сосредоточиться ни на одной мысли. Что мне делать? Куда идти? Забрать Серёжку и идти домой! А где это “домой”? Беседа в кабинете меня уже не касается, но я не ухожу. Молча слушаю и не слышу.
— Спасибо вам за помощь, — заявляет главбух.
— Приятно иметь дело с умным человеком. Если хотите, я оставлю за вами место при условии преданности и лояльности, — предлагает Виктор женщине, сухо улыбнувшись.
Они ещё о чем-то договариваются, но я нахожу в себе силы встать.
Прощаюсь со всеми, забираю Серёжку от измученной секретарши и ухожу.
Улица встречает нас снегом и чувством одиночества.
Мне надо всего пять минут, чтобы придумать, куда идти. Дома-то у нас нет, разве что к папе в палату. Если нас пустят.
И сил у меня тоже нет. Я держусь на остатке самообладания, а сейчас чувствую, что слезы подступают ближе…
Только я собираюсь расплакаться, когда рядом останавливается черный роскошный автомобиль. Вытираю слезы краешком куртки, когда окно опускается вниз, и я вижу Виктора. Он отобрал фирму, что еще-то ему от меня надо?
— Простите, Виктор Алексеевич, но вы перегородили мне дорогу, — замечаю, потому как автомобиль остановился четко посередине пешеходного перехода.
— Предлагаю вам пожить у меня, — неожиданно предлагает он.
Чего?!
— Спасибо, конечно, но мы отказываемся, — улыбаюсь через силу и делаю пару шагов, чтобы обойти машину, но Виктор вновь перегораживает дорогу мне и идущей рядом бабульке. Та гневно хлопает рукой по заднему бамперу и тут же поджимает руку от боли.
— Ты не выживешь на улице, — звучит из теплого салона. Слова Виктора как пощечина, хлестко обнажает очевидные вещи. — Вы не выживете на улице, — поправляет он, когда Серёжка, прячущийся за моей спиной, выглянул, чтобы дернуть меня за руку.
— Мам, мне холодно, — жалобно тянет сынишка и зябко ежится. — Пойдем домой.
У нас больше нет дома — хочется крикнуть что есть мочи, но я не могу. Я буду беречь моего сына и мою еще нерожденную крошку от этого стресса. Они ничего не должны узнать.
— Твою мать, Виолетта, если о себе думать не хочешь, подумай о детях! — раздраженно цедит Виктор.
А я стою. Смотрю на дорогущий автомобиль врага моего отца и понимаю, что это единственный человек, который предлагает мне помощь, несмотря на огромное число знакомых и друзей нашей семьи. Как так получилось? Ведь на заключении сделки был не только он, но и другие. Только они отвели глаза. Не предложили даже чашки кофе нищенке.
— Ну ты и дурешка! — слышу совсем рядом. Когда Виктор успел покинуть салон и встать рядом? На плечи опускается тяжелое теплое пальто, пахнущее владельцем. — А тебя как зовут, пацан?
— Серёжа… — тихо произносит сын, но его услышали.
— Сергей, отличное имя. Ты голоден?
— Ага, — активно кивает. Я не вижу, просто чувствую, как его черноволосая голова трется о мою ногу.
— Что же, Серёжка, сейчас я отвезу вас в теплую квартиру, туда же закажем обед. Ты что любишь?
— Макдональдс, — еще увереннее выдает сын.
Ловлю укоризненный взгляд Виктора.
— Если любит, не значит, что ест постоянно, Виктор Алексеевич, — огрызаюсь.
— О, снежная королева оттаяла! — одними губами улыбается мужчина, распахивает передо мной дверь. — Садись уже, царевна Несмеяна. Нечего мерзнуть.
Я соглашаюсь на этот шаг. Делаю его. Не ради себя, ради детей.
Вместо того чтобы сесть в открытую дверь, открываю другую, заднюю. Сын понимающе плюхается на кожаное сиденье.
— Помочь? — спрашивает Виктор, глядя на мои раскорячивания в попытках пристегнуть его. Да, на восьмом месяце беременности нагибаться тяжело, но я сама позабочусь о своих детях!
— Не стоит, спасибо.
— Ладно.
Мы огибаем машину, Виктор все равно открывает для меня дверь, подает руку. Я сажусь. Звук хлопка двери резко отдает по нервам. Мужчина занимает водительское место. Заводит мотор.
Наклоняюсь почти к самому уху своего спасителя. Не верю я в его благие намерения. С этого дня я перестану плыть по течению.
– Если хоть что-то сделаете с моими детьми или будете меня шантажировать, убью, — тихо обещаю, чтобы Серёжка не слышал.
***
На улице стало еще холоднее. Зима, скоро Новый год. Что-то совсем нерадостный праздник получается в этом году.
До офиса доходим за десять минут. Родные двери бизнес-центра стали чужими всего лишь из-за движения ручки. Как нелепо. Кто виноват в происходящем? Илья? Или я тоже?
Смотрю на дорогие шубы выходящих из здания женщин. Прически волосок к волоску, бриллианты в ушах и на шеях. Эти женщины прижимаются к сопровождающим их мужчинам неискренне, а как-то властно. Отворачиваюсь, когда вижу бывшую папину секретаршу. Она тащит здоровенную коробку, пытаясь не рассыпать торчащие оттуда бумаги. Кажется, ее уволили. Почему Виктор не оставил ее? Хотя о чем это я. Решил подчистить весь персонал и сделать все по-своему. Если берется, то доводит до конца.
Возле меня тормозит белый полуспортивный мерседес.
— Серёж, садись, — говорю сыну. Знаю, что в знакомой обстановке он не растеряется и сам пристегнется.
А я с трудом занимаю место рядом с Галей, повернувшись лицом к центру. Секретарша видит меня и неуверенно машет. Я делаю неловкий жест рукой и захлопываю дверь.
— Привет, — Галка тянется ко мне и чмокает в щеку. — Ох, дорогая, как же ты плоха! Ты ела? Поговорим в каком-нибудь тихом кафе.
Естественно, подруга выбирает ресторанчик из нашей прошлой жизни: такой, где кофе стоит пятьсот рублей. Благо, что детская комната есть.
Галка гордо идет вперед, покачивая бедрами. Официанты привычно смотрят ей вслед. Еще бы. Блондинка с короткими волосами до середины шеи, спортивного телосложения, потому как не вылезает из зала, маленькая, и вся такая юная и цветущая. На ее фоне я кажусь старше из-за огромного живота, хотя мы ровесницы.
— Ну, рассказывай, что с тобой приключилось, — начинает она, сделав заказ. Я ограничиваюсь стаканом воды. Сережка убежал в детскую комнату.
Я медленно выкладываю, стараясь не расплакаться, обо всем по порядку. Подруга то и дело сочувственно сжимают мою руку, отчего сдерживаться мне становится еще сложнее.
— Так где ты была эти сутки? — Галка сразу хватается за то, что я пыталась упустить.
— Помнишь, с отцом, кроме Ильи, работал Виктор? Все еще пророчили ему место правой руки…
— Как? Ты была у него?! Ты чего, Виолетка?! С этим… этим… — Галка захлопывает пухлые губы. Она так всегда делает, чтобы не материться.
— Он остановился возле нас, а нам деться было некуда. Все друзья отца отвернулись…
— Да ты хоть знаешь, кому сына доверила?! — Подруга наклоняется ниже, шепчет: — Я про этого Виктора такое слышала…
— Да ну? — искренне удивляюсь. Галка, конечно, тусовщица, но вряд ли они с Виктором могли пересекаться.
— Слушай, ты в положении. Я лучше не буду подробности рассказывать, — подруга откидывается обратно на мягком стуле, складывает руки на груди. — Просто знай, что, если ему продали фирму, все случилось точно нелегально. Может, он с твоим Ильей заодно. Довели мою крошку, уроды! Ты в ментовке была уже?
— Нет, что я им скажу? Папин юрист сказал, что все законно, — развожу руками. — Папа написал на Илью генеральную доверенность прежде, чем с ним случилось…
— Ох, а может, это Илья твоего отца и довел? — сказав это, Галя с ужасом прикрывает рот рукой.
— Илья? Нет, ну он, конечно, козел, но не до такой же степени… — неуверенно отвечаю я после некоторой паузы. — Мы были у папы, когда это случилось. Ты пересмотрела сериалов. Кстати, откуда у тебя знакомый мент?
— Да так, была по молодости одна история, — уклончиво произносит Галка. Не слышала я от нее никогда такого рода историй. Она всю жизнь занимается собой: спорт, салоны красоты, модные шмотки и коучи. Сейчас подрабатывает моделью. Всегда за ЗОЖ, всегда в компании красавчиков и таких же его любителей. — Впрочем, давай докушаем и поедем к нему, м?
— Не знаю все же, что ему скажу…
— Не дрейфь! Уверена, он поможет. Так, где мелкий? — подруга нетерпеливо оглядывается.
— В детской комнате. Сейчас схожу за ним.
Неловко выхожу из-за стола. Не люблю, когда Галка называет Серёжку “мелкий” или “малой”. Я понимаю, что у нее нет детей, пока не планирует, поэтому и отношение к ним соответствующее. Она считает, что дети — это обуза. Они портят жизнь. Она и питомца не заводит, потому что это ответственность, куда уж ей дети! Нет, Галка никогда не скажет мне такое прямо в лицо, просто это чувствуется в брезгливых взглядах и недовольном поджимании губ. Так что не на все темы с ней говорить можно.
Сынулю нахожу в компании еще двух мальчиков. Он у меня парень компанейский, когда не волнуется. А такое у него происходит в присутствии взрослых постоянно. Думаю, его пугают вечно суровые лица и неудовольствие от плохо произнесенной буквы “Р”.
Галка ждет нас на выходе и щебечет с официантом, который пытается не смотреть на ее грудь в глубоком декольте. Увидев нас, подруга подмигивает парню и выходит на улицу.
К моему удивлению, достает сигарету и тут же прикуривает.
— Ты чего это? — недоумеваю и встаю против ветра, чтобы не быть пассивным курильщиков.
— Не смотри на меня так. Жизнь нервная стала. В моем деле конкуренция лютая. Я разрешаю себе курить после еды, все равно делаю это редко. Тем более так лучше думается, потому что к себе-то я тебя пригласить не могу, сама понимаешь. К менту тебя отвезу, зови его просто Василий Васильевич, а потом вернусь, и подумаем, как дальше быть. Окей?
— Окей, — вздыхаю. Не знаю, что сказать этому менту. Но, может, это действительно шанс все вернуть? Или хотя бы часть? Как отец мог доверить всё Илье, а не мне?
Галка подвозит нас к двухэтажному белому зданию. Я в таких местах никогда не была и как себя вести, не знаю. Суровые мужчины в форме с постными лицами курят у входа. В ровный ряд выставлены новые машины с мигалками на крыше. Серёжке нравятся полицейские машины, он завороженно их рассматривает.
— Ну все, детка, тебе сюда. ВасьВася я предупредила, — как-то уж очень фамильярно отзывается Галка про своего знакомого. — Это часа на три. Не меньше. Я подскочу вас забрать. Если что, набирай. Пока-пока!
Складываю руки на груди и отворачиваюсь. Я Галку дождусь. Жаль только, я понятия не имею, сколько времени. А еще на улице ну очень холодно. Весенняя курточка не предназначена для того, чтобы сидеть на морозе. Да и пальцы ног ужасно замерзли в тонкой коже.
А от стаканчиков идет такой заманчивый пар…
— Ой, мам, смотри, дядя Витя! — радостно голосит Сережка и, прежде чем я успеваю что-то сказать, бежит к нему.
Мужчина мягко улыбается и протягивает сыну стаканчик.
Знаю, что не стоит показывать слабость и идти на контакт первой.
Но.
Рассматриваю Виктора и сама с удивлением понимаю, что он у меня вызывает доверие, как это было в кабинете при подписании документов.
Он сильный и надёжный.
Он очень похож на папу.
Папочка всегда был для меня защитником, каменной стеной, мощью. С тем пор, как не стало мамы, отец окружил меня заботой и своей любовью. Женщины у него были, куда без этого, но в дом он никого не приводил. «Ты — моя самая любимая женщина», — всегда говорил папа. Он поддержал меня, когда я провалилась на экзаменах в институт, поддержал, когда я влюбилась в Илью, и даже тогда, когда пришла к нему беременная, он тоже меня молча поддержал. А сейчас, может, поэтому я тянусь к Виктору, что он напоминает мне папу?
С этими мыслями неспешно подхожу к ним. Мне протягивают бело-красный стаканчик.
— Спасибо, — бубню, принимая блаженное горячее подношение и делаю глоток. Бархатная жидкость обволакивает горло.
— Мам, это же какао! Я очень люблю какао! — сообщает сынуля. — Только горячее очень. — В стакане сына плавают белые маленькие зефирки.
— Ты поблагодарил Виктора Алексеевича? — строго спрашиваю Сережку.
— Ой, простите! Спасибо, дядь Вить!
— Какой «дядь В…», — начинаю возмущаться, только Сережка мужчине уже на колени залезает. Вот блин. Сейчас он испачкает дорогой костюм, и Виктор будет ругаться. Илья бы обязательно сделал замечание.
— Замерз, да? — спрашивает Виктор с какой-то едва уловимой нежностью, отчего я замираю.
— Ага, — жалуется сын.
Ну откуда у детей такое доверие к чужим людям? Хотя он понятия не имеет, кто такой Виктор на самом деле. А я-то имею?
— Идем уже в машину? Мне, если честно, тоже холодно, — обезоруживающе улыбается мужчина уже мне.
— Нас потеряет моя подруга. Но мой телефон сел, так что нет никакой с ней связи. Я бы хотела получить назад свою зарядку, — как можно тверже тараторю, пока меня не перебили. Попросить купить другую язык не поворачивается.
— Хорошо-хорошо. Тогда едем ко мне, — подытоживает Виктор, хотя я этого не говорила. Но подумала.
В итоге с облегчением идем к его машине. Я допила свой горячий шоколад и теперь с радостью уничтожаю остатки Сережкиного, поскольку он рассказывает «дяде Вите», как мы тут в парке время проводим. Нам тут, оказывается, весело.
Когда сын пробует сказать о сцене в участке, я его перебиваю:
— Малыш, об этом не стоит говорить.
— Почему же? — выгибает бровь Виктор. — По-моему, эта часть истории самая интересная.
— Так просто кажется, — отмахиваюсь, стараясь выглядеть непринужденно. Только мужчина все равно не верит, это видно по его глазам.
В стенах квартиры Виктор мне хорошо. Ощущение привычности и чего-то домашнего окутывает, стоит только через порог перешагнуть. Тем более очень тепло.
— Так что вы делали в парке? — спрашиваю и сама с удовольствием присаживаюсь на банкетку (кстати, а она была раньше?), чтобы только мужчина не вознамерился мне помочь.
Могу ли доверять ему? Сердцем чувствую, что должна дать ему шанс. Пока он не сделал лично мне никакого зла, даже не пытался. Не хочу жить по принципу "Твой враг — мой враг".
— На ужин-то останетесь? — в очередной раз соблазняет меня Виктор. — Как раз успеем, пока телефон заряжается.
Что делать с таким железным аргументом? И не поспоришь ведь.
Иду на кухню, где с утра оставила зарядку. Она осталась на том же месте, но в комнате появилось кое-что новое — детский стульчик! Зелёный, отлично вписывается в интерьер. С удобным столиком, который отодвигается и закрепляется.
— Я подумал, что это потребуется, если у меня ещё будут гости, — раздается позади. Виктор подходит так тихо, что я не слышу, поэтому каждый раз его приближение вводит меня в странное состояние. — Но это ещё не всё. Ставь свой телефон и позволь мне ещё кое-что показать.
— Мне не нужны подачки, — твердо заявляю.
— Это не подачки. Это подарок, — спокойно парирует мужчина.
— Зачем? За что? — не унимаюсь я, следуя за хозяином квартиры в комнату, где ночевала. Серёжка уже там, играет с новой машинкой. На кровати стоят пакеты разных брендов для детей и беременных.
— Хоть твой отец меня ненавидит, я глубоко уважаю его. Однажды он меня выручил, и я хочу отплатить ему тем же, — серьезно говорит Виктор. И смотрит на меня странно… В глазах его тлеет пожар такой силы, что искры долетают и до меня.
Но он быстро берет себя в руки и становится привычно отстранённым.
— Спасибо, — тихо говорю. Я растерянна и совсем не понимаю, что происходит между нами. И есть ли это между нами?
До того, как мужчину стали называть предателем в нашем доме, я слышала, что папа его очень уважал и учил многому. Хотел преемником сделать. Но Виктор в обход совершил крупную нелегальную сделку с оружием и забрал деньги. Это все, что я знаю.
— Почему ты предал папу? — в лоб спрашиваю Виктора.
Сережа занят игрушкой, ему не до взрослых разговоров. А я хочу знать правду, чтобы решить для себя: уйдем мы прямо сейчас или дождемся в тепле звонка Галки.
Да что я себе вру? Я просто хочу правды. Не папиного замалчивания, не недомолвок Ильи. А правду. И Виктор мне ее скажет, я в это верю.
— Я не предавал Сергея Ильича. Просто был молод и глуп и не стал доказывать никому, что я не верблюд. Меня подставили. И твой муж или воспользовался ситуацией, или сам приложил к этому руку. Я при встрече его обязательно спрошу об этом. Но Сергея Ильича я не предавал! — твердо и веско отвечает Виктор.
Дорогу до роддома помню смутно. Какая-то мешанина из боли, страха и мелькания людей.
Раньше врачей в квартиру вернулся Виктор, схватил плачущего Серёжку в охапку и уставился на меня, сидящую на полу. Его мама не разрешила мне вставать, только плед подстелила и принесла сумку с документами.
— Ты меня теть Машей называй, — заявила она и бесцеремонно положила ладонь мне на живот.
Я прислушалась к ощущениям: активная до этого момента доченька примолкла, и меня накрыла паника.
— Она не шевелится, — еле выдавила из себя слова.
— Испугалась, — решительно заявила тетя Маша и побарабанила по животу пальцами. — О! Смотри, перевернулась!
Я и сама поняла это по острой боли внутри, откинулась на стену и попыталась дышать через рот. Рядом заплакал сынок, но у меня не было сил ему хоть слово сказать. В этот момент нас и застал Виктор.
— Что случилось? — голос его прозвучал глухо и растерянно, он вцепился в Серёжу и не сводил с меня глаз.
— Рожаем, — ответила его мама.
— Так рано ещё…
— Это да. Фигово вышло…
Ее прервали врачи, которые действительно доехали очень быстро.
— Документы: паспорт, полис, СНИЛС и обменную карту, пару мужиков, чтоб донести носилки и теплое одеяло, — бросил крупный мужчина в синей форменной куртке и присел рядом со мной: — Срок? — его крупные ладони легли на живот, пальцы легонько надавили, ощупывая.
— Тридцать пять-тридцать шесть недели.
— Мало. Но ты роди, там выходим, — решительно заявил врач.
Тетя Маша уже стояла рядом с одеялом и с восторгом смотрела на врача.
— Куда едем рожать? Договор заключен? — Мужчина поднялся на ноги и передал мои документы медсестре.
— Нет, — я попыталась встать, врач подхватил меня под локоть.
— Виктор! — не знаю, что этим откликом хотела сказать его мама, но Виктор отмер и заявил:
— Где лучше, туда и везите. Договор будет.
— Лучше в пренатальный центр, но, боюсь, не довезём. Лиза, спроси Фурштатскую, может, возьмут?
Девушка куда-то звонила, мужчина разговаривал с кем-то и что-то выяснял, тетя Маша стояла рядом со мной, обхватив за плечи. Виктор с Серёжкой на руках застыл возле двери.
— Так, — наконец, громогласно заявил врач, — везём на Фурштатскую. Платно. Врач сейчас там дежурит хороший, вам повезло. Вы, — он повернулся к Виктору, — едете следом! В машину возьму только роженицу. Вещи привезёте позже, держи документы, — он сунул мне в руки сумку с паспортом и картой и завернул меня в одеяло. — Давай, папаша, донеси до машины, чтоб носилки в лифт не запихивать.
Тетя Маша быстро сориентировалась, перехватила у Виктора сына, натянула на Серёжку куртку и шапочку и выскочила из квартиры. Очередная вспышка боли прожгла живот, и я не поняла, как оказалась на руках у Виктора.
Он уверенно держал меня на руках. Я обхватила его за шею, чувствуя, как быстро грохочет пульс под моими ладонями. Замечаю отросшую щетину и плотно сжатые губы. О чем он думает сейчас, неся меня?
Так странно, в этом огромном мире, где нам с Сережкой не осталось места, есть Виктор, который готов нести меня руках.
— Ты позаботишься о моем сыне? — тихо спрашиваю, но мужчина слышит.
— Конечно, — твердо отвечает он. — Не беспокойся.
— Я верю тебе, — честно говорю, сдерживая ком в горле.
В машине меня положили на носилки и пристегнули поверх одеяла. Тетя Маша быстро юркнула в салон и уселась в кресло.
— Вы куда?! — громыхнул врач, но на женщину этот окрик никак не подействовал.
— Я с ней!
— Черт с вами! — он махнул рукой, усаживаясь рядом со мной.
Дверь закрыла медсестра, и машина тронулась, завывая сиреной.
— А Серёжа?
— С Виктором. Не переживай, не потеряет.
Боль то усиливалась, то ослабевала. Иногда я чувствовала шевеление доченьки, и страх немного отступал.
Врач молча измерил мне давление и достал прибор для измерения пульса у ребенка, такой в консультации используют.
— Нормально! Уже немного осталось.
И действительно, доехали мы быстро. В приемном покое нас уже ждали, что-то спрашивала немолодая ухоженная женщина. Совсем молоденькая медсестричка поставила катетер в руку и подсоединила капельницу. Меня куда-то покатили, все так же задавая вопросы и подбадривая. Тетя Маша только успела меня чмокнуть в лоб.
— Мы тебя здесь подождем! Ты спокойно себе рожай, не переживай! — заорала она вслед, когда меня уже закатывали в лифт.
В родзал набежали ещё врачи и медсестры. Меня переодели в больничную рубашку, положили на кровать и прицепили датчики на живот, который от боли ходил ходуном. Половину вопросов я пропустила от непроходящей рези, и врач просто махнула рукой.
— Так, сейчас УЗИ сделаем, капельница пусть капается, раскрытие маловато. КТГ пишется, — быстро пояснила мне врач, которая встретила нас в приемном покое. — Группа крови какая? Людмила Константиновна, будьте добры, посмотрите, чтоб сюрпризов с резус-конфликтом не было. Кровь взяли? Отлично. Надежда Викторовна, чаю ей принесите тепленького. Ольга Игоревна, часа два с ней побудьте, — тут же раздавала команды, вперемешку с вопросами. — Ребенок лежит нехорошо, не успела девчонка докрутиться. Так что мы сейчас подождем. Если развернется, то сама родишь. Если нет, то поможем. Пульс хороший, воды отошли рановато, но это ещё не критично. Поняла меня? У нас все под контролем! — твердо и веско, глядя в глаза, убеждала меня врач. — Аллергия на лекарства есть? Нет. Отлично. Не паникуй. Дышать так, как велит Ольга Игоревна. Если она сказала ртом, значит ртом. Если сказала мычать, значит мычишь. Будешь перечить — только хуже сделаешь себе и дочке. Поняла?
Я кивнула. Попыталась перевернуться на бок, потому что спина болела и ныл от падения копчик. Пухлая, похожая на сдобную и румяную булочку, женщина в белоснежном форменном костюме помогла мне лечь на бок и поправила датчики и капельницу. Врачи и медсестры разбежались, мы остались вдвоем.