Мои ночные кошмары

Пролог

Все события, герои, названия организаций, заведений и иных объектов являются вымышленными. Любое совпадение с реально существующими людьми или местами — случайность.

В тексте присутствуют откровенные сцены, эмоциональные моменты и нецензурная брань.

Автор не преследует цели пропаганды нетрадиционных отношений. И подчеркивает, что произведение является художественным вымыслом.

Предыстория: "Не святые валентины".

Я еле успеваю вдохнуть, как он наваливается на меня всем своим горячим телом, обдавая мерзким перегаром. С трудом откашливаюсь, отворачиваюсь, зажмуриваю глаза. Блин, и как меня угораздило-то?

— Ну, привет, — голос Егора звучит низко, а я чувствую, как сердце начинает колотиться где-то в горле. Он прижимается ко мне еще сильнее, словно намеренно выжимая из меня остатки воздуха. — Скучала?

— Не успела, — шепчу я, стараясь оттолкнуть его хотя бы чуть-чуть. Но стоит ладони скользнуть по его крепкому прессу, внутри все будто поджигается. Чувствую жесткие, налитые силой, кубики даже сквозь футболку, и голова начинает идти кругом. А этот его запах, резкий, смесь табака и алкоголя… сносит напрочь.

— Видел я... И зачем тебе мой брат? — Он ухмыляется, резким движением хватает меня за руку и нагло прижимает к своему паху. Меня прошибает дрожь, он явно заведен. — Я лучше. Давай потанцуем?

— Егор, пожалуйста… — Сама не знаю, чего сейчас внутри меня больше: страха или адреналина. Он никогда не был таким пьяным, и меня это пугает по-крупному. — Может, я просто отвезу тебя домой? Тебе бы выспаться…

Но его серые глаза горят дурным огнем, в них словно черти отплясывают. Вместо ответа он жестко впивается в меня поцелуем, с горьковатым привкусом перегара. Я давлюсь его резкостью, пытаюсь отстраниться.

— Да блять! — слышу яростный рык из-за плеча. В тот же миг Егора отшвыривает назад, он болезненно врезается в стену. Перед нами с перекошенным лицом стоит Слава. Я дергаюсь, внезапно чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Сердце колотится, как бешеное. Легкие опаляет от резкого вдоха.

— Ты совсем очумел?! — шипит он, злой как черт, и встряхивает брата за ворот. — Что за хрень ты творишь?

Я выскальзываю из этой тесной кабинки, встаю между ними, пытаясь успокоить Славу. Кладу ладонь ему на плечо, хотя внутри самой все сжимается.

— А что такого? — Егор пьяно хмыкает, в голосе сквозит вызов. — Полгода назад же было весело, да? Почему бы не повторить? Ксю и сама предложила меня подвезти. Поехали ко мне, м?

— Ты пьян в дрова, — я тяжело вздыхаю, пытаясь говорить ровно. — Тебе нужно поспать.

— А если я не хочу спать? — Его голос звучит угрожающе, а взгляд... Господи, во взгляде что-то такое, отчаянно-темное, словно он готов вздернуть этот мир наизнанку. — Может, я хочу тебя снова? А ты ошиблась, выбрав моего брата?

— Я никого не выбирала! — у меня само вырывается, внутри все клокочет. — Прости, — взгляд скользит к Славе, смущенно пятясь. — Я вообще не собираюсь ничего выбирать!

— А че так? Мы недостойны вашей короны, принцесса? — ухмылка Егора становится еще злее. — Или тут цирк на двоих? Слав, не только говори, что ты попросил ее подыграть тебе. Ха-ха, крутое шоу! — Он достает пачку сигарет, закуривает прямо посреди туалета, стряхивает пепел в раковину с безумной наглостью. Именно безумной. Егор сейчас безумен.

— Теперь доволен? — Слава говорит тихо, но зло, и в этом голосе столько боли, что у меня по коже идут мурашки. Никогда не видела его таким. Хотя ясно же: он разрывается между любовью к брату и желанием треснуть его посильнее.

— Доволен! — Егор снова хохочет, горько и безумно. — Хоть теперь не чувствую себя ущербным из-за того, что она была с тобой, а не со мной.

Я молча разворачиваюсь, иду к выходу. Все, на сегодня хватит экстрима. Но, дойдя до двери, за которой грохочет музыка, слышу вдогонку:

— Беги, малышка, беги! Вдруг и правда сможешь от нас свалить!

— Сваливать — это по вашей части, — кривлю губы в усмешке, хотя внутри у самой все зверски бурлят чувства. Злость, ревность, какая-то бешеная тяга к ним обоим — все смешалось в одно. Кажется, я совсем поехала. Только сегодня до меня дошло, что я, кажется, влюблена… в обоих. И это бесперспективняк на все сто…

Нет! С меня хватит. Пусть они там сами разбираются со своими демонами.

Я больше ни за что не позволю себе вляпаться в этот сумасшедший треугольник. Ни за что и никогда.

1 глава

Примерно месяц назад.

Я хочу быть твоим первым… Позволишь мне? Отпусти все “нельзя”… Доверься…

Оставь всю ответственность на меня, на Егора… Просто забудь…

Тебе не будет больно…

Черт…

Я просыпаюсь в холодном поту. В груди дико стучит сердце — кажется, еще чуть-чуть, и оно просто проломит ребра. Пару секунд я вообще не понимаю, где я. Темнота, пропитанная страхом, сжимает меня в тисках, и я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Сон… Опять этот навязчивый кошмар, от которого я словно схожу с ума.

В голове вспыхивают картинки такого яркого сна — его руки, губы, горячий выдох над ухом. И тут же перед глазами появляется Слава… Вот он, рядом… Я могу к нему прикоснуться и… Страсть смешивается со страхом, все сливается в какое-то безумие, и я просыпаюсь на грани крика.

Судорожно сажусь на кровати, сминаю одеяло в кулаках. Все тело липкое от пота, волосы прилипли ко лбу, простыня подо мной насквозь влажная. Я пытаюсь отдышаться, но горло перехватывает спазмом — хочется заорать во все горло, но крик повисает комом внутри.

Темно и душно. Нужно на воздух, срочно.

Я выскальзываю из постели, стараясь не шуметь. Коридор пуст, только половицы чуть поскрипывают под босыми ногами. Напряжение не отпускает, внутри все дрожит, пульс бьется в висках.

Села на подоконник с греющимся стиком в руках, делаю затяжку. Горячий дым обжигает горло, но дает хоть каплю успокоения. А слезы… Они текут сами собой, жгут щеки и капают на колени. Я уже настолько выжжена изнутри, что даже не чувствую вкуса жизни.

Почти полгода… Пять месяцев прошло, как все это закрутилось. Я ведь думала, что классно провела время с двумя самыми яркими парнями универа. Как говорится, убила двух зайцев одним выстрелом. Только, по факту, убила я что-то внутри себя. Свое спокойствие, например.

И отравила собственные чувства к одному из них.

Например.

Теперь по ночам я вижу сны, в которых образы Егора и Славы буквально сводят меня с ума. И каждая ночь — это кошмар, наполненный паникой и рвущей душу тоской.

Я знаю, что у них все окей. Они живут дальше, тусуются, ходят на пары, заводят новые знакомства. А я? Я сама не понимаю, кто я теперь. Я метаюсь между попытками забыться с другими парнями, учебой, и собственной совестью. Теперь я курю, чтобы хотя бы на миг унять душевную боль. Но ничего по-настоящему не помогает. Алкоголь и никотин дают только небольшую отдушину, а потом накатывает новая волна страха и пустоты.

Самое поганое, что я даже никому не могу выговориться. Сестре рассказать? Наверное, она бы поняла меня, но…

Что это изменит?

Каждый день вижу их, слышу их смех, ловлю на себе случайные взгляды, и каждый раз внутри все буквально выжигает болью. Я не могу справиться с этими проклятыми чувствами.

Шесть месяцев назад мне показалось хорошей идеей трахнуться с ними, а теперь не могу это забыть, выкинуть из собственной головы. Я задыхаюсь в этих воспоминаниях, меня душит запах Егора, голос Славы… И уже не знаю, как выбраться.

Снова делаю затяжку, выдыхаю дым в открытое окно. Понимаю, что если и дальше так пойдет, я просто свихнусь или завалю учебу. Но остановиться тоже не получается. Сны сводят меня с ума.

Господи, когда это закончится?

Я сажусь на подоконник, укрываюсь пледом и пытаюсь успокоиться. Сердце потихоньку входит в нормальный ритм, но в голове по-прежнему звучат те же голоса.

Мне некому выговориться, а сама я, кажется, не в состоянии вытащить себя из этой трясины. И только ночная прохлада хоть немного возвращает ощущение реальности.

Мне страшно. До онемения конечностей, до дрожи внутри, когда кажется, что вот-вот — еще одна секунда, и я распадусь на осколки.

Но вопреки всему, в груди все равно теплится странная, необъяснимая тяга к ним обоим. И это пугает сильнее всего.

2 глава

Едва за пыльным окном начинает брезжить утро, я тихо возвращаюсь в комнату. Голова раскалывается, хочется свернуться калачиком и проспать до вечера. Но не могу. Девчонки еще дрыхнут, и я не хочу их тревожить. Вытащила из шкафа одежду, юркнула в общую ванную, быстро привела себя в порядок. Потом схватила сумку и выскользнула в коридор, пытаясь пока не думать о новом сне и о том, что я увижу их сегодня снова.

Город еще дремлет, но мне не до рассвета — внутри все скручено в тугой ком отвращения и усталости. Сна ни в одном глазу, зато тошнота подступает неприятными волнами. Я знаю, что если сейчас засну, начнется очередной кошмар — они снова будут преследовать меня даже во сне. Егор, Слава… смешаются в чертову мешанину, и я снова проснусь в холодном поту. Так что лучше уж просто не спать. И съездить в больничку пораньше.

Автобус почти пустой. Я машинально надеваю наушники, но так и не включаю музыку: голова слишком гудит, любой звук бесит. В окно смотрю отрешенно, будто все вижу сквозь пелену. Конечно, можно было бы залить в себя кофе и закинуться успокоительными, чтобы добить остатки этих мучительных видений. Но знаю, чем это закончится: днем я буду овощем, а ночью все обязательно повторится.

Нет, спасибо.

Тогда что? Как вырвать из головы этих двух придурков навсегда? Переехать на другую планету? Увы, не вариант. Максимум — пробовать потихоньку отвоевывать реальность у собственного больного воображения. Но что-то выходит так себе.

В больнице меня встречает тяжелый запах антисептиков, смешанный с каким-то еще более мерзким душком. Сразу хочется сбежать, но придется потерпеть. Лифт, третий этаж, отделение для сердечников — там уже давно знают меня в лицо, не удивляются. Я появляюсь здесь почти каждое утро, как по расписанию.

На секунду я торможу у двери. Зачем я продолжаю сюда ходить? Она не хочет меня видеть.

Но едва я захожу в палату, ответ приходит сам собой. Чувство вины тут же накатывает, и я сглатываю, сжав покрепче пакет с продуктами.

— Доброе утро, — брякаю я, ставлю пакет с фруктами на тумбочку и осторожно сажусь на стул. Она уже позавтракала, ждет врача. Вид у нее… да нормальный у нее вид, просто привычная недовольная мина.

Она недовольна всем и всегда. Как меня Катя забрала, так и все, больше не видела ее особенно довольной.

— Привет, дорогая, — это бабушка Маша, соседка по палате, улыбается так, будто увидела родную внучку. — Как дела? Вчера у нас тут суета была, давление подскочило.

— Да так, — улыбаюсь в ответ. — Как вы себя чувствуете?

— Да вот, девочки-медсестры молодцы, подлечили, — протягивает мне яблочко. — Бери, милая. Это со своего сада, сладкое.

Я почти успеваю поблагодарить, когда моя собственная бабушка недовольно хрипит:

— Хоть бы обо мне спросила… Ишь, яблочки тут пришла поесть! — отставляет тарелку с недоеденным завтраком, роется в пакете. Потом прищуривается, поворачивается ко мне: — А где шоколад?

— Я же сказала: тебе нельзя, — голос дрогнул, я пытаюсь не сорваться. Сжимаю кулак, чтобы боль немного привела меня в чувства. — Врач запретил.

— Вся пошла в свою сестру непутевую! Обе вы — точная копия своей матери! — завывает она, в голосе столько негатива, что я невольно сжимаюсь. — Я тебя выкормила, вырастила, а ты жалеешь мне шоколадки! Тоже мне забота… Довели моего Васеньку, довели-и-и… Теперь и меня хотите прикончить! — причитает она, трогая волосы в нервном жесте.

Внутри все холодеет от упоминании Кати, но, по сути, я уже привыкла. Иногда мне кажется, что она и рада бы видеть мое унижение, лишь бы раздуть очередной скандал.

— Знаешь, — говорю тихо, отводя взгляд, — могу ведь и не приходить больше. Мой опекун давно Катя.

— Конечно можешь не приходить! — злобно кривится она, будто я ударила ее. — Тебе же будет только лучше, если я тут сдохну! Сестрица твоя носа не показывает… Я вас вырастила! На ноги поставила!

Лучше промолчать. Выученная тактика спасения. Молча пожимаю плечами, хватаю свою сумку и собираюсь уходить. За спиной слышу ворчание: у нее, видите ли, теперь и жизнь несчастная, и давление скачет… Я не отвечаю, потому что это бесполезно.

Если уж она так и не поняла почему ее мужа упекли в тюрьму, где он и подох, то…

В коридоре меня догоняет бабушка Маша, берет за руку, гладит, словно я маленькая. И у меня на душе становится чуть теплее.

— Ты не переживай, деточка, — шепчет она. — Она ворчит от обиды, но переживает по-своему. Ты отдохни денек, не приезжай — она соскучится, будет помягче. Вот увидишь.

— Спасибо, бабушка Маша, — улыбаюсь, но внутри пустота не уходит. — Скажите, Толик не заходил?

— Нет, детка, — тяжело вздыхает она. — Он опять загулял, пьет на радостях: мать в больнице, ему свобода. Телефон берет через раз, да и то пьяный.

Я вежливо киваю и спешу к выходу. Холодный воздух ударяет в лицо, и я всхлипываю, не сдержавшись. Зачем я все это делаю? Она же все равно видит во мне врага. Всю жизнь моя бабушка держала нас в строгих рукавицах с сестрой, а дед вечно кричал и размахивал ремнем. После смерти родителей они взяли нас к себе, но больше походило на лагерь строгого режима, чем на семью.

Катя в итоге отвоевала меня: забрала к себе, стала официальным опекуном. Я наконец вздохнула с облегчением, начала учиться жить без постоянного страха. И бабушка не была частью моей жизни много лет… пока дед не умер в тюрьме, а у нее не начались проблемы со здоровьем. Теперь тащусь в больницу, покорно выслушиваю оскорбления, покупаю лекарства, что-то прячу от сестры, чтобы не ругалась… И от этого внутри все горит.

Но бросить старуху совсем, не могу — ужасно стыдно. Как бы паршиво она ко мне ни относилась, она все же моя бабушка. Такое чувство, будто я обязана отплатить ей за прошлое, даже если это прошлое стало для меня чуть ли не очередным кошмаром.

Когда-нибудь я расскажу Кате всю правду. Она поймет меня.

Пока что стыдно. Безумно стыдно!

Пока что все, что я могу сделать, — это тяжело вздохнуть, утереть слезы, зайти в ближайшую кофейню и на автопилоте выпить самую горькую чашку американо. Перед универом осталось чуть времени. Вперед, надо держаться… или хотя бы делать вид, что у меня еще есть силы.

3 глава

Я буквально влетаю в общагу на автомате, сердце колотится после очередной поездки в больницу. В голове носятся беспокойные мысли о бабушке. Ее раздраженный взгляд, постоянные упреки, будто я ей что-то задолжала. Но злиться уже не получается: слишком вымотана, чтобы раздувать в себе негатив. Все внутри обрушивается в один сплошной ком — финансовая дыра, усталость, сессия на носу… Мимо по лестнице спускаются вечно болтливые сокурсники. Они что-то оживленно обсуждают, но я даже не пытаюсь вникнуть.

Захлопываю за собой дверь комнаты, бросаю куртку на стул. Ноги подкашиваются, но надо переодеться. Девчонки-соседки болтают о коллоквиуме. У одной вечная проблема с расписанием, у другой нервы сдали из-за очередной драмы с парнем. Я машинально ищу во что бы переодеться «по-универски»: свитер, темные джинсы — пускай скромно, зато выглядит посолиднее. Скидываю с себя теплые штаны и джемпер, переодеваюсь прямо на виду к девочек.

— Ксюш, давай быстрее, — подпихивает меня локтем Натка, — мы выходим через десять минут, можем не успеть занять нормальные места.

— Ага, я готова, — бормочу, стараясь не показать, что мне вообще не до их суеты. Успеть бы на пару, да еще умудриться что-то учить между делом. Снова пролетает мысль о том, где бы стрельнуть денег. Катю тревожить не хочу, ведь я клялась, что с бабушкой отношения на нуле и мне ничего не нужно…

Через минуту мы уже плетемся к универу дружным табунком. Девчонки тараторят о всяких мелочах, по пути останавливаются у киоска за кофе. Я робко отпиваю глоток, но сердце все равно сжимается, и от неприятного осадка в душе тошнота только усиливается.

Стараюсь отвлечься: вон Даринка заливается, рассказывая, как ей нагло подрезали место в читальном зале. Хмыкаю, вставляю пару реплик, чтобы поддержать разговор, но мозг не хочет работать в этом русле. Думаю совсем о другом.

Но мысли, как назло, тянут снова к Егору. Стараюсь его выгнать из головы, но все без толку. Образ всплывает перед глазами: серые глаза, чуть приподнятая бровь. Он шикарный. Без шуток. Но…

— Ксюша, ау! — Даринка вдруг останавливается, возвращая меня в реальность.

— Ты чего опять в себя ушла?

— Прости, — выдавливаю слабую улыбку. — Все нормально, погнали.

В университете столпотворение: студенты носятся по коридорам, шелестят конспектами, обсуждают последние новости. Я стараюсь протиснуться к аудитории и занять место рядом с окном, чтобы хоть немного отвлечься на вид с улицы. Разворачиваю конспект, пробегаю глазами по строчкам, но ничего толком не понимаю.

И тут он появляется. Слышу, как дверь аудитории открывается и закрывается. Оборачиваюсь автоматически. Сердце замирает, словно кто-то сжал его тисками и сдавливает только сильнее. Вот он идет между рядов, ищет свободное место, а я лишь миг встречаюсь с его взглядом. Серые глаза цепляются за мои, и меня прошибает током по позвоночнику, до ломоты в коленях.

Мир вокруг на секунду будто стирается: мне не слышны ни преподавательские замечания, ни голоса сокурсников. Я вижу лишь эти его глаза, полуприщур, легкую улыбку в уголках губ. И понимаю, что никуда не делось это проклятое чувство, которое делает мне больно, пугает, но почему-то заставляет сердце биться быстрее.

Я словно завороженная, не могу повернуть голову, не могу дышать ровно. И все, чему успеваю научиться за эту короткую, мучительную минуту, — это искусству молчаливо терять контроль над собой.

4 глава

Пары летят мимо меня, словно я смотрю какой-то фильм через мутное стекло. Чтобы не смотреть постоянно на Егора, я держусь ближе к Дарине и Натке, но в голове упорно всплывают обрывки сна… И та минутная встреча глазами, когда он зашел в аудиторию. Серые глаза точно смотрели на меня — или, может, мне это просто показалось. Стараюсь уверить себя, что все это плод моего воображения, но дурацкая дрожь поднимается по позвоночнику.

Наконец лекции заканчиваются, и мы выползаем из аудитории, негромко переговариваясь и стаскиваясь в сторону столовой. Но где-то впереди неожиданно раздается шум и крики. Будто глухой гул драки, от которого волосы на затылке начинают подниматься дыбом. Почему-то подсознательно я знаю, кого я там увижу.

— Че там творится? — Натка бросает на меня быстрый взгляд.

— Похоже, кто-то жестко сцепился, — Дарина прикусывает губу. — Пойдем посмотрим?

Нам и говорить дважды не надо: бежим туда, где уже собралась приличная толпа. В центре коридора кипит разборка, явно не шуточная — слышен звон удара, топот ног, и кто-то вскрикивает от боли.

— Охренеть, да это же Егор! — восклицает Натка, а у меня внутри все сжимается: действительно, вижу, как он стоит, тяжело дышит, сжимая кулаки. Перед ним на полу корчится какой-то парень, схватившись за подбородок.

Похоже, тот только что словил прямой в челюсть. Вокруг переговариваются студенты. Но Егор будто никого и ничего не слышит, и готов ринуться снова.

И тут в коридоре резко возникает Слава — буквально врывается в драку и хватает брата за плечи, оттаскивая прочь.

— Прекратите! — орет он, пытаясь разнять всех разом. — Егор, хватит!

Я как в трансе. Натка хватается за мой локоть:

— Ксю, уходим, тут сейчас полный трешак начнется…

Но я, не разбирая, что делаю, вырываюсь и двигаюсь ближе, словно загипнотизированная. Мне нужно услышать, что там происходит — не знаю, зачем, но тянет, как магнитом. Толпа вокруг шумит, но я пробираюсь так, чтобы остаться незамеченной и при этом быть на расстоянии, позволяющем все услышать.

Слава рывком разворачивает Егора к себе, оглядывает его разбитую губу, мрачнеет еще сильнее.

— Ты вообще соображаешь, что творишь?! — говорит он вполголоса, но в нем столько ярости и беспомощности, что слышно хорошо. — Это уже не первый раз! Достал своими замесами! Ты мне объясни, что у тебя за фигня происходит?

— Отвали, — бросает Егор, упрямо выдыхая сквозь сжатые зубы. — Просто он меня задел, ясно?

Слава приподнимает бровь, смотрит на него.

— «Задели»… — Слава выдохнул. — Да тебе слово лишнее сказать нельзя! Я тебе кто, брат или кто? Расскажи хоть раз нормально, что происходит.

Егор молчит. Я вижу, как он торопливо стирает кровь со рта тыльной стороной ладони, скользит взглядом по стенам, будто ищет выход. Наконец шепчет, еле сдерживая нервный смех:

— Меня уже все достало, понял? Я не могу…

— Не можешь что? — Слава пытается дожать его, глядит прямо в глаза. — Ты хоть сам понимаешь, как это со стороны выглядит?

Вмешиваются еще какие-то ребята, пытаются унять того парня, который получил по лицу. Егор морщится, хмурит брови, но, похоже, внутри у него буря. И когда он поднимает взгляд на Славу, я вдруг вижу… эту самую боль. Настоящую, глубокую, которая не имеет ничего общего с разбитой губой. Она будто ожогом проступает на его усталом лице.

Шум вокруг нарастает, слышно, как кто-то ругается, предупреждая, что сейчас прибегут преподаватели, может, даже охрана. Толпа начинает рассасываться, большинство студентов уходят, чтобы самим не попасть под горячую руку. Я тоже отшатываюсь, в последний момент уходя из поля зрения.

— Что здесь за бардак?! — надрывается чей-то возмущенный голос.

Натка и Дарина тут же тянут меня за рукав подальше, обратно к лестнице. Я отстраненно смотрю на их испуганные лица, пытаясь унять лихорадочную дрожь. Мое сердце колотится, как сумасшедшее. И внутри медленно, но отчетливо начинает сворачиваться клубок странного, почти жгучего сочувствия к Егорy.

— Ксю, ты в порядке? — спрашивает Дарина обеспокоенно. — Пошли, выпьем чаю, а?

Я киваю, но сама почти не слышу ее. У меня перед глазами все еще стоит картина: блеклый коридор, синяки на скулах Егора и этот мелькнувший в его взгляде безмолвный крик. И, черт возьми, как бы мне ни хотелось ненавидеть его или Славу, я не могу. От всего этого внутри только больнее.

5 глава

Я тупо торчу перед этим чертовым расписанием, но не вижу ни слова. Все застилают отрывки воспоминаний, вспыхивающие у меня перед глазами, словно кадры из фильма. Его расквашенная губа, жестко сжатые кулаки, безумный, почти звериный взгляд. От этого внутри все выворачивает, будто я проглотила целую упаковку лезвий. Комок подкатывает к горлу, хочется то ли заорать, то ли разрыдаться. Но точно не могу сейчас пойти на пару и делать вид, будто все окей. Мне надо найти Егора. Убедиться, что он в порядке. Да, звучит по-дурацки, но в голове бьется только одна эта дикая мысль: я должна его увидеть, по-другому не могу.

Препод уже проходит мимо, отчитывая тех, кто топчется без дела. А я, как бездарная актриса, имитирую отчаянные поиски конспекта в сумке, лишь бы не пересекаться с ним взглядом. Жду, пока его тяжелые шаги стихнут в конце коридора, и тут же рву когти в противоположную сторону, будто за мной гонится стая бездомных собак. Сердце ломится из груди от тревоги: не успокоюсь, пока не увижу Егора своими глазами.

Коридоры кажутся бесконечно длинными, будто специально издеваются надо мной. С каждым поворотом все больнее осознавать, какая же я, черт возьми, глупая. Ищу парня, которому, возможно, вообще плевать на мое существование. Но картинка, как он держался за разбитую губу и злой, недовольный отмахивался от всех, не отпускает. Мельтешит перед глазами, долбит в виски. Забить на пару? Да плевать на нее, потом отработаю как-нибудь. Сейчас в голове только он.

Наконец, я останавливаюсь возле двери в туалет. Там обычно тихо во время пар, но сейчас вроде бы кто-то что-то шепчет и хихикает. Смех напоминает женский, и…

Черт, любопытство берет верх. Медленно поворачиваю ручку, приоткрываю дверь и выглядываю вовнутрь.

В зеркальном коридорчике вижу Егора. Он прижал к стене нашу худенькую сокурсницу — помню лишь ее имя, даже почти не общалась с ней. Он тянется к ее шее, целует, а она обвивает руками его в ответ, притягивая к себе еще ближе. Их поцелуй такой горячий, что мне кажется, будто время замирает, а меня парализует изнутри.

Даже дышать не получается.

Что я вообще тут делаю? Мне бы на пару идти, или хотя бы свалить подальше, ведь у меня нет никакого права ревновать. Нет прав вторгаться в его личное пространство. Но внутри все клокочет от обиды и боли, будто это мне только что выдали удар под дых. Кажется, сердце колотится так громко, что они вот-вот услышат и поймают мой взгляд. И у меня в голове одна мерзкая мысль: какого хрена он может так просто целоваться с разбитой губой? Меня вот до сих пор адски подташнивает от одного воспоминания…

Сжимаю губы, ощущая, как изнутри поднимается горечь. Меня душит бессильная ярость: я бегала тут, волновалась за него, а ему, видите ли, норм — нашел возможность пообжиматься в этом чертовом туалете. Очередная вспышка злости накрывает с головой, ноги становятся тяжелыми, будто налиты свинцом. Хочется сорваться, убежать, но я, как приклеенная, топчусь на месте, не в силах повернуться.

И тут он чуть-чуть отстраняется от девушки, на какие-то доли секунды. Я успеваю перехватить его взгляд — он буквально пронзает меня, но руки при этом не отпускают ту девчонку. На короткий миг мне кажется, что он застыл, заметив меня, и я будто читаю в его глазах что-то… непонятное. Будто он сам не знает, чего хочет и что сейчас чувствует.

Внутри у меня все горит, разрывается в клочья. Я, как можно тише, выскальзываю за дверь, боясь, что он кинется за мной и я просто не выдержу этой новой волны ярости и обиды. Но в туалете — тишина. Видимо, он не двинулся с места. Может, ему пофиг, а может, мне уже все просто мерещится. Единственное, что я слышу, — это собственное сердце, бьющееся так громко, что гул отдается в ушах. И звук моих торопливых шагов по холодному полу.

Пройдя полкоридора, понимаю, что ноги дрожат, как будто я пробежала кросс. Мне приходится остановиться у окна, сделать несколько резких, судорожных вдохов, чтобы не взорваться или не разреветься прямо здесь. В груди встал огромный ком, мешает нормально дышать. В голову лезет одна-единственная мысль: я — круглая дура. На кой черт мне взбрело в голову, что ему вообще нужна моя помощь? Или что ему хоть каплю не все равно?

Но злость и боль не отпускают. Хочется орать, выть, колотить по стене, лишь бы задушить этот пронзительный укол ревности и обиды. Перед глазами до сих пор стоит их поцелуй, а я чувствую себя самой никчемной на свете.

Дурой. Просто дурой.

И самое паршивое, что я понятия не имею, как теперь… Что дальше? Возвращаться в аудиторию, делать вид, что все нормально? А если он вернется и сядет где-нибудь сзади, начнет подкалывать? Черт, я уже сейчас готова провалиться сквозь землю.

Лучше бы он сделал вид, что не видел меня. Хоть бы!

В то же время меня разрывает изнутри желание вернуть тот короткий миг, когда он посмотрел прямо на меня. В его взгляде что-то мелькнуло. Но что это было я так и не поняла.

Вина?

Сожаление?

Я не уверена.

Я ни в чем уже не уверена…

6 глава

Егор

Я скриплю зубами и сжимаю кулаки до противного хруста костяшек. Еще секунда — и мне вообще плевать, что он там несет.

— Слышь, Орлов, да ты совсем охренел!

Его мерзкий голос звенит в ушах, будто назойливая муха, мешает думать. Я сейчас не помню, кто он такой и как его зовут, да и не хочу. Когда он пару минут назад что-то брякнул про меня, это было последней каплей. И теперь в моей голове вспышка ярости перекрывает все разумные мысли. Я замахиваюсь — кулак с глухим треском влетает ему в челюсть. Боль прожигает кожу на костяшках, от удара у меня будто просветляется в голове, а этот гад отшатывается, чуть не падает.

Чуть становится легче, хах…

В ответ слышу его хмык. Наглый такой, дерзкий.

— Пошел ты! — он снова бросается на меня. Но тут из ниоткуда возникает Слава и еще пара ребят, успевая нас разнять. Я дергаюсь, пытаясь вырваться и закончить начатое, но брат вцепляется в мое плечо, буквально вбивает меня в стену.

— Прекратите! Егор, хватит! Какого хрена… — Слава смотрит на меня так, будто видит перед собой не брата, а взбесившегося пса. — Ты вообще соображаешь, что творишь?! Это уже не первый раз! Достал своими замесами! Ты мне объясни, что у тебя за фигня происходит?

Его слова проходят мимо ушей, во мне все еще хлещет адреналин. Разбитая губа пульсирует, но мне пофиг, тело просто горит от агрессии и дикого желания выплеснуть себя до конца.

— Отвали. Просто он меня задел, ясно? — шиплю я, отталкивая его. — Чертова мразь…

— «Задели»… — Слава не отступает, трясет меня за плечи, будто из меня можно вытрясти все ответы именно так. — Слава выдохнул. — Да тебе слово лишнее сказать нельзя! Я тебе кто, брат или кто? Расскажи хоть раз нормально, что происходит.

— Да отвяжись, — снова шиплю я, избегая его взгляда. Чувствую, как губа начинает сильнее кровить, но стараюсь не подавать виду. — Меня уже все достало, понял? Я не могу…

— Не можешь что? — он почти орет шепотом, выдыхая сквозь зубы. — Ты хоть сам понимаешь, как это со стороны выглядит? — Слава злится, смотрит на толпу зевак, которые стоят вокруг нас полукругом, впитывая каждое слово. Парень, с которым я сцепился, что-то надрывно выкрикивает, но мне насрать. В любой момент я могу снова взорваться — и меня уже хрен остановишь.

— Пошли, пока препод не нарисовался, — наконец решает брат и тянет меня за рукав.

Я поворачиваюсь и иду за ним, потому что в глубине души понимаю: Слава — единственный, кто хоть как-то может до меня достучаться. Остальные катятся нахер.

— Тебе б лицо охладить и поговорить нормально, — пробует он меня вразумить, несильно сжимая мое предплечье.

И тут в голове проскакивает ее образ. Вспышкой. Быстрой, но чертовски яркой. Злюсь еще сильнее, до дрожи в руках.

— Да, ок. Щас умоюсь и все будет ок. Иди. Не лезь, — выплевываю я, решая, что сейчас вообще не хочу с ним болтать за дела сердечные. Там у меня полный хаос, так что… Не хочу помнить ее лицо, ее голос, наше общее безумие. Лучше гореть в гневе, чем снова проваливаться в эти воспоминания.

Слава проклинает меня под нос, видя, что разговор не клеится, и идет к лестнице. Я остаюсь в коридоре один, а в голове все еще пульсирует ярость. Меня разрывает на части: хочется выместить все негодование на стену, на окно, на любого, кто попадется рядом.

Я стираю с подбородка кровь тыльной стороной ладони, смотрю в окно, но вижу только красную пелену перед собой. Ощущаю адский вакуум и дикое желание чем-то его заполнить.

В этот миг из-за угла выходит девушка. Ее лицо я видел раньше — вроде учимся вместе, только на другом факультете, а может, курсе, хрен знает. Помню, как она писала мне всякие откровенные сообщения, фотки кидала. Сейчас она краснеет, едва завидев мою разбитую морду.

— Егор… У тебя там… — она хочет коснуться моей губы, но я грубо перехватываю ее запястье.

— Да наплевать, — рычу почти шепотом, впиваясь взглядом в ее губы.

Она что-то говорит про «надо обработать рану», но я слышу только грохот собственного пульса в висках, сердце снова рвется наружу. Мне нужно выплеснуть ярость и гнев, хоть немного выжечь изнутри этот ад. Я хватаю девушку, прижимаю к стене, наклоняюсь, впиваясь в ее рот тяжелым, отчаянным поцелуем. Она ахает, но не сопротивляется — наоборот, обнимает меня. Я чувствую, как боль от треснутой губы отзывается резью, но не могу остановиться. Это странный мазохистский кайф: боль и одновременно удовольствие от ее мягких губ. Хоть что-то отвлекает от проклятых мыслей.

— Егор… — она всхлипывает, прижимаясь ко мне, а я жадно цепляюсь за это чувство, пусть даже ненадолго. Пусть обманывая самого себя.

— Пойдем, — шепчу я и увлекаю ее за ближайшую дверь.

Не даю ей опомниться, снова целую, чуть кусая за губу, делаю все грубо, с отчаянием, надеясь заглушить зверя внутри себя. Она чуть смущается, но отвечает мне, и мне на секунду кажется, что злость стихает. Как и всегда, на время.

И тут раздается тихий скрип двери. Я непроизвольно оборачиваюсь — и вижу ее. Ксю. Она замирает, будто громом пораженная, а в ее глазах я читаю что-то, что мгновенно взрывает во мне новую волну ярости и боли.

— Черт… — вырывается у меня, и я застываю, чуть отпустив девушку, которая тут же растерянно опускает руки.

Ксю смотрит прямо на меня, и в ее взгляде столько боли, что у меня начинает перехватывать дыхание от бешенства. Разворачиваюсь — но она уже исчезает. Словно мираж, мигом растворяется за дверью, не оставляя ни единого звука.

Девушка, которую я держал в объятиях, осторожно касается моей щеки, что-то шепчет, кладет что-то в карман, но это уже не важно. Я проваливаюсь в абсолютную пустоту: все внутри рушится к черту, разбивается на мелкие осколки, а на поверхности остается только ярость и бессилие.

Так проходит уже шестой месяц моего сумасшествия.

Чертова Ксю и этот сраный Слава могут хоть забыть о той ночи, когда все перевернулось с ног на голову, а я не могу. Они живут себе спокойно, как ни в чем не бывало, а я… я продолжаю сходить с ума и зарываться в этот ад, в свою бесконечную злость, в скуку и боль.

7 глава

Возвращаюсь на пары и стараюсь держаться ровно — уже давно я не появлялся здесь ради учебы. Чаще просто делал вид, что слушаю лекции, сижу где-то сбоку и время от времени краем глаза ловлю Ксю. А вот недавно решил взяться за ум, вернуться к нормальному ритму. И, как назло, снова вляпался в драку. Впрочем, пару дней назад я тоже успел поучаствовать в замесе — видимо, иначе я проблемы решать не умею.

Порывисто вытаскиваю из кармана телефон и ворох бумажек: какие-то чеки, квитанции… Натыкаюсь на мятую записку с номером. Да уж… Вспоминаю в полутемном туалете лицо девчонки, которую всего полчаса назад целовал. К черту! Сворачиваю бумажку и швыряю ее в урну. И сразу же мысли уводят меня к Ксю. От этого внутри словно кто-то сжимает горячими клещами.

Как тень, просачиваюсь в аудиторию и плюхаюсь на свободное место рядом со своими корешами. И тут же вижу ее — Ксюшу. Стоит боком ко мне, поправляет сумку на плече. Волосы мягко струятся и блестят в приглушенном свете. Иногда мне мерещится, что в них есть что-то магическое — как будто она ведьма, способная считать все твои мысли и свести с ума. Звучит дико, но я снова не могу оторвать взгляд и злюсь на себя за эту слабость.

Провожу рукой по волосам, делая вид, что все в норме. А в аудитории полно свободных мест — похоже, половина народа решила прогулять. Но стоит преподавателю отвлечься, ко мне уже вваливается Санек с остальными.

— Орлов, ну ты даешь, — криво ухмыляется он. — Слушай, вечером двигаем в одно крутое место, девчонки уже там, будет весело. Идешь?

Я только пожимаю плечами, нервно крутя в руках ручку. В голове всплывает та девчонка из туалета: могу ведь набрать ее, но сам же выбросил номер. Сдался. Решил, что это мне не нужно. Теперь чувствую себя дураком. Вариант-то на сегодня уже был.

— Ты чего такой потерянный? — Санек подталкивает меня локтем. — Тебе, что ли, так прописали по морде?

— Да нормально все, — усмехаюсь. — Ладно, вечером буду. Заодно проветрюсь.

Главное, чтобы он не стал расспрашивать про мои драки дальше. А то у меня и без того все наперекосяк.

На паре сижу, как в тумане: слышу голос препода, но словно из-под воды. Ксю далеко, но я ощущаю ее присутствие, будто она каким-то особым теплом заполняет все пространство. Невольно ищу ее взгляд, замечаю, как она чуть наклоняет голову и заправляет за ухо темную прядь. И как-то внутри все сжимается.

Как только пара заканчивается, я медлю, делая вид, что копаюсь в телефоне. Хочется хотя бы взглядом поймать ее, но она уходит с подругами, и я буквально чувствую в себе странную пустоту.

Дотягиваю до конца занятий на голом раздражении. Потом мы с пацанами вываливаемся на улицу. Уже стемнело. Народ вокруг болтает, дымит, ржет. Я лениво осматриваюсь — и тут вижу дорогую тачку с затемненными стеклами и тихо урчащим двигателем.

Ого, такая с салона стоит наверняка кучу денег.

Дверь слегка приоткрыта, оттуда выглядывает тонкая женская рука. И вдруг к машине подходит Ксю. Спина у меня непроизвольно напрягается. Она перекидывается парой слов с девушкой за рулем, улыбается и садится рядом с ней. Машина уезжает.

Я остаюсь, будто приклеенный к земле. Смотрю ей вслед и не могу отделаться от странного предчувствия: видимо, Ксю не такая простая, как кажется. Живет в общаге скромно, а тут — бац, какая-то богатая подруга, крутая тачка…

Мне интересно теперь, что за двойную игру ведет Ксюша?

— Эй, Орлов, ты че завис? — Санек толкает меня в бок.

— Нормально все, — бурчу я и отворачиваюсь. Но внутри все больше распаляюсь, понимая, что мог бы забить на все свои загоны, позвонить той девчонке, а вместо этого… выбросил номер и продолжаю убиваться по Ксю. Выходит, теперь остается только соглашаться на предложенную тусовку — вдруг там получится забыться и выкинуть ее из головы.

Хотя бы на время у меня это получается.

8 глава

Ксюша

Сижу в милом ресторанчике, облокотившись на круглый столик. Вокруг рассеянный, приятный свет, негромко играет музыка, а с открытой кухни доносится такой запах, что у меня текут слюнки.

Рядом — подруга Аня, которую я не видела целую вечность. Когда-то у нас была дружная компания, но в этот раз она позвала только меня. За время ее практики мы болтали по видеосвязи и сблизились еще сильнее. Так что я правда скучала!

Аня только-только вернулась и выглядит так, будто скинула с плеч огромный груз. И самое крутое — приехала она на люксовом седане, причем, когда мы отъезжали от универа, половина универа чуть ли не свернули шеи, провожая нас взглядом. Я сама в восторге от этой машины — блестящая, словно покрытая лаком, а Аня уверенно выруливает, будто водит ее всю жизнь.

— Да ты просто космос, — подмигиваю я ей. — Наверняка все подумали, что ты случайно заехала не туда. Ты ведь не говорила девчонкам, что на практике устроилась в крутую компанию?

— Ууу, там такая движуха была, — оживляется Аня, глаза горят. — Сначала хотелось уволиться: все сложное, все непонятное. А потом втянулась, навыки прокачала — и вот уже машина, и самооценка выросла вместе с ней.

Мы смеемся, понимая, что за этой «легкостью» наверняка стояли бессонные ночи и горы заданий, но сегодня не хочется о грустном. Официантка приносит салаты и напитки с фруктовым сиропом. Я делаю глоток — вкус приятно кисло-сладкий. И тут до меня доходит, как давно я не чувствовала себя настолько расслабленной. Обычно у меня в голове целая куча тревог, а тут вдруг такая легкость, хоть и временная.

Аня закатывает глаза, жуя салат:

— Соскучилась по нормальной еде. На практике в кафе была сосиска по цене космического корабля, а вкуса — ноль. Дома-то все вкуснее!

— Согласна, — киваю. — А еще рада, что ты вернулась. Мне будто дышать стало легче.

Аня откладывает вилку и внимательно смотрит на меня:

— А у тебя самой что с настроением? Выглядишь напряженной, не такой жизнерадостной, как обычно.

Я пожимаю плечами:

— Да есть пара проблем: учеба, семья… — неопределенно машу рукой, не хочу вдаваться в детали. — Но сегодня я реально отдыхаю. С тобой всегда спокойно.

Она улыбается, довольная, что у нас наконец-то появился момент отдохнуть. Мы обсуждаем ее поездки, новые офисные проекты, смеемся над взрослыми заботами. Я замечаю, что Аня сама изменилась: стала увереннее, как будто выросла внутренне. И это радует, ведь недавно мы обе только и делали, что жаловались на вечные студенческие проблемы.

Я уже допиваю напиток, когда звонит телефон: на экране высвечивается Катя. Сердце екает, но я сразу отвечаю:

— Привет, Ксю! — в ее голосе слышится тонкое, едва уловимое волнение, будто она сама не верит, что я ей ответила так быстро. — Чем занимаешься? Приезжай ко мне, поговорим, развеешься. Как насчет выбраться за город, подышать осенним воздухом?

— Конечно, — киваю, ощущая, как на губах растягивается улыбка, и мельком гляжу на Аню. — Мы тут с подругой уже почти закончили. Скоро буду.

Катя облегченно выдыхает, и я слышу легкий смешок в трубке. Мы прощаемся, я убираю телефон в карман и сразу ловлю вопросительный блеск в глазах Ани.

— Да все нормально, — отвечаю ей улыбкой, теплой и успокаивающей. — Сестра зовет в гости, хочет меня вытащить, поболтать.

— Отлично, — Аня фыркает, но глаза смягчаются. — Сестра — это здорово. А то ты любишь одна себе голову морочить и копаться в мыслях.

— Знаю-знаю, — тихо смеюсь, чувствуя, как в груди наконец-то становится просторнее. — Спасибо за этот вечер. Словно снова дышать начала. Давай на днях еще что-нибудь придумаем: шопинг, кино… нужно поймать последние теплые дни, пока не похолодало…

— Я в деле, — Аня расправляет плечи, довольная, будто получает личное приглашение на праздник. — Тем более я теперь на колесах. С удовольствием еще покрасуюсь у универа — пусть поглазеют.

— Договорились, — хохочу, и смех звучит легко, без привычной тяжести.

Мы выходим на улицу, и теплый осенний ветер пахнет влажной листвой и далеким дымком костров. Улица шумит: где-то сигналит такси, от проезжающих машин тянется шлейф прохладного воздуха. Аня обнимает меня крепко, тепло, и я прижимаюсь, чувствуя ее мягкий шарф на щеке. На мгновение кажется, что все действительно в порядке.

— Напиши, когда доберешься, — просит она тихо, но в глазах прыгают озорные искорки.

— Обязательно. Береги себя!

Аня садится в свою сияющую машину, металл отблескивает под светом фонарей, и двигатель приятно урчит. Я любуюсь тем, как она уверенно трогается, и машинально улыбаюсь — ее эффект «вау» подбадривает лучше любого кофе.

Пешком добираюсь до автостанции. Вечер успокаивает. Фонари рисуют на мокром асфальте золотые дорожки, небо темное, но еще не черное — на горизонте синеет тонкая полоска заката.

Прижимаюсь лбом к прохладному стеклу и смотрю, как огни города мелькают и исчезают. Сердце постепенно сбрасывает лишний груз. Сегодня я снова жила, снова почувствовала вкус жизни — хруст салата, пряный аромат кофе, легкий румянец на щеках. Кажется, такие теплые посиделки с лучшей подругой — именно то, что мне нужно: забыть кошмары, позволить себе просто жить, дышать и верить, что впереди еще много спокойных, светлых вечеров.

9 глава

Я приезжаю к Кате за город уже затемно.. Как только я ступаю на веранду, в груди разворачивается теплый комок радости — здесь, за городом, все будто пропитано уютом и комфортом. У моей сестры дома всегда хорошо и тепло.

Дверь распахивается, и Катя встречает меня в прихожей с широченной улыбкой, глаза ее сияют, как два янтаря. Едва я успеваю протянуть руку, как на меня налетают мои любимые племяшки–погодки — две маленькие «обезьянки», такие смешные и шумные, что мгновенно забываются все заботы. Они обвивают меня за ноги, наперебой визжа:

— Тета Ксю, смотли, как я выросла! — и тянут в гостиную, будто я — самый забавный аттракцион в мире. Конечно, я постоянно их кручу-верчу и гоняю до самой ночи, чтобы они потом нормально спали и Катя с Киром и Маратом могли провести время наедине.

— Ксюш, разувайся давай, — смеется Катя, метко кидая мне тапки с милыми щеночками.

— Уже-уже, — кряхчу я, балансируя под весом двух мелких, но ловко ловлю тапки на лету и стелю их на коврик, пока они продолжают устраивать мне «горку-аттракцион» в прихожей.

В гостиной пахнет свежей выпечкой: легкий аромат ванили и корицы витает по комнате, а камин наполняет атмосферу приглушенным треском. На диване сидят Кир и Марат: первый лениво перелистывает ленту в телефоне, второй уже увлек малышек в настольную бродилку — они с любопытством раскладывают фигурки, рассматривая их, как сокровища.

— О, звезда прибыла! — Кир поднимает взгляд, машет мне рукой. — Как там твоя студенческая жизнь, рок-звезда?

— Привет-привет, — улыбаюсь я, чмокаю его в щеку и тут же повторяю церемонию с Маратом, хлопая его по плечу, приветствуя.

Катя провожает меня на кухню, бережно открывает холодильник и достает тарелку с разномастными нарезками: сыр, виноград, хрустящие огурцы. На столе уже стоит чашка с дымящимся чаем.

Я делаю глубокий вдох — и ощущаю, как все напряжение последних дней мягко растворяется. Дети смеются где-то рядом, смех их наполняет дом и мое сердце. Кир бодро подкидывает дровишки, пламя пляшет и отбрасывает теплые блики на стены, а Марат, изображая грозного дракона, носит на руках старшую дочку, устраивая настоящий домашний спектакль.

— Рассказывай, как у тебя дела, — Катя усаживается напротив меня, наклоняется, и только от ее заботы в голосе разливается тепло. — Ну… вообще? Никаких парней еще не свела с ума?

— Да нормально все, — торопливо отвечаю я, откусывая кусочек шоколадного пирога. Горячий крем растекается по языку, и я чуть не давлюсь от удовольствия: — Ууу, горячо… Парней я пока держу в узде, — хмыкаю, глядя на старшую сестру, которая знает меня лучше всех на свете.

— Не наседай, малышка, — говорит Марат, улыбаясь. В уголках его глаз проступают морщинки, когда он наблюдает, как их дочь крадет у меня кусок пирога. Его голос такой теплый и мягкий, что и от него мне становится легче. — Сама расскажет.

Катя переводит взгляд с дочки на меня, прищуривает глаза — я мгновенно узнаю ее «старший» и «сестринский» взгляд: те самые серьезные, чуть приподнятые брови и легкая хмурая натянутая улыбка, предвестница жесткого допроса.

— Что с родственниками? Не звонили тебе? — Катя прищуривается, этот внимательный взгляд буквально под кожей ощущается. Только она так смотрит… когда она готова вывернуть мою душу наизнанку. — Слышала, бабушка снова в больнице.

Сердце сжалось. Я проглатываю комок в горле и понимаю, что сейчас не хочу танцевать этот хоровод жалоб и переживаний. Хочу просто выдохнуть, ощутить воздух вокруг, пахнущий дровами и сладким тестом.

— Да там все по-старому, Кать, — говорю я чуть тише, виновато отворачиваясь к окну, где на фонарях мерцают крупные капли дождя. — Сессия грядет, учеба кипит, вечная беготня… Ты же знаешь меня, — пытаюсь улыбнуться, но в уголках губ ощущаю тяжесть. — Вечно не высыпаюсь, вечно занята. Серьезно, нечего особо рассказывать.

Катя глубоко вдыхает, хмыкает, но в ее взгляд появляется мягкость: она понимает, что я не готова к серьезным разговорам. И, слава богу, дает мне передышку.

Мы возвращаемся в гостиную, где легкий полумрак играет тенями от огня. Дочки шуршат в игрушках и кидаются плюшевыми мишками, показывают мне их «особые суперсилы», и я увлекаюсь: озорной визг и звонкий смех наполняют комнату и, кажется, рассеивают грозные тучи в моей голове.

Кир оживленно комментирует каждую сценку, словно спортивный комментатор, а Марат с радостным блеском в глазах смотрит на нас, наслаждаясь этим домашним спектаклем. Я смеюсь до слез, чувствуя, как слезы текут по щекам, а в груди распускается легкое тепло.

И понимаю: именно этого мне было не хватало — простой радости, без оглядки на проблемы. Пусть на пару часов дом наполнится только детскими историями и треском камина, а я смогу забыть о всем и просто быть здесь и сейчас.

Позже, ближе к ночи, мы всей семьей устроились в гостиной на мягком диване: я укуталась в толстый вязаный плед, обволакивающий плечи уютным теплом, а в руках держала кружку горячего какао, из которой клубился аромат шоколада и ванили. Пара ленивых ноток маршмэллоу таяла на языке, даря ощущение детской беззаботности. Дочки тихо дремали, положив головки на колени Марата и Кира. Катя сидела у противоположного края дивана, спокойно улыбаясь мне — и я вдруг ощутила, как внутри разгорается приятное, родное тепло. На душе стало так спокойно, что я на мгновение забыла о всех своих заботах.

Когда по экрану побежали финальные титры легенького фильма, мои веки непроизвольно начали смыкаться: каждая сцена, звук треска костра и тихий смех детей сливались воедино, я укуталась в плед посильнее, из которого потом не хотелось выбираться. Катя заметила мое клевание носом и мягко шепнула:

— Давай, иди отдыхай. Я тебе комнату приготовила — там все чистое, постель застелена.

— Спасибо… — растянула я слова вместе с громким зевком, который почти выворачивает живот, — ты лучше всех.

Я поднялась, чувствуя приятную тяжесть в ногах, и прошла в свою комнату. В коридоре еще слышался приглушенный смех, а запах свежеиспеченного пирога все еще доносился из кухни. Забралась под простынь, упала лицом в мягкую подушку и поняла, что могу проспать весь завтрашний день. Но где-то в глубине души закралась тревога: если я останусь дольше, утром родня наверняка снова начнет заново, и разговор о “бабушке в больнице” снова расколет мне нервы.

10 глава

Утро безумно солнечное: первые лучи едва коснулись горизонта, а уже разливают по мокрому асфальту золотистое сияние. Я прищурилась от яркого света, ощущая, как он мягко греет веки и легкие, наполняя меня легким вдохновением. Пустые улочки еще укутаны в утреннюю прохладу — пара прохожих лениво идет по делам, под ногами тихо шуршит сухая листва, а дворники неспешно сметают с тротуаров остатки ночного мусора.

В автобусе я зеваю так широко, что челюсть сводит, смешивая сонливость с предвкушением еще нескольких часов сна. Звук мотора и гул колес по асфальту убаюкивает, но в голове вертится одна мысль: скорее добрались бы до общаги, скинуть тяжелые ботинки и рухнуть в кровать хотя бы на пару часов, без мыслей и без будильника.

Но возвращаться с пустыми руками я не могу — у нас с соседками по комнате принята маленькая традиция: кто раньше выходит на улицу и возвращается, та приносит кофе. Так что я вылетаю на своей остановке, почти без сил, и сразу ловлю на себе дуновение свежего ветра, играющего прядями моих растрепанных после дороги волос. Раньше я ненавидела утро, а теперь, когда оно такое ясное и спокойное, даже радуюсь тишине и времени на бездумье.

Через дорогу сияет яркая вывеска «Coffee 24/7», и я шагаю внутрь, чувствуя, как щекочет ноздри теплый, почти сладкий аромат свежемолотых зерен. За стойкой дремлет сонный бариста: он оперся локтем о прилавок, закрыв глаза на минуту, будто прислушивается к собственным мыслям. Я дарю ему самую бодрую улыбку, какую только могу:

— Доброе утро!

Он лениво зевает в кулак, но отражает мое приветствие теплым кивком:

— Утро доброе… Что будем заказывать?

— Два латте и один американо, пожалуйста, — говорю я взволнованно, представляя уже нежный молочный узор на пенке и крепкий аромат черного кофе. — И что-нибудь сладкое и свежее… главное — шоколадное!

Пока бариста колдует над кофемашиной, я невольно ловлю свое отражение в полированной витрине: глаза еще припухшие от недосыпа, в уголках губ застыла полуулыбка, а волосы растрепались от утреннего ветра. Кажется, я все еще сонная. Но сейчас я выпью кофе и станет легче.

С переноской теплых стаканчиков и пирожными я выхожу на шумный перекресток: машины лениво плетутся, сигналят редкие такси. Народ спит дольше, как и положено в выходной, а я одна решила сбежать от утренних допросов сестры и подарить себе пару часов свободы с ароматным кофе. И в этом маленьком побеге есть своя сладкая магия — время, когда можно ни о чем не думать и просто наслаждаться лучами солнца, легким ветром.

Когда я захожу в знакомый корпус, мне хочется немедленно выйти на улицу и еще подышать, потому что сладко потягиваясь, я ощущаю легкий концентрированный аромат дезинфектора, смешанный с чуть кисловатым запахом свежевымытого пола. В коридоре повисло утреннее умиротворение, только тетя Галя, наша комендантка, смотрит на меня исподлобья — ее взгляд теплый, но требовательный, словно она оценивает, где я сегодня ночью была и насколько потрепанная приехала. Она провожает меня взглядом до самой лестницы, и я ловлю себя на мысли, что она уже фантазирует, у какого мужика я была и какая я… Прости-господи…

Поднимаясь по ступенькам, я аккуратно перехватываю в переноске стаканчики с кофе, стараясь устроить их поудобнее — они шевелятся, готовые выскочить наружу, и я ловлю легкое предвкушение: вот я доберусь до комнаты, сделаю первый глоток крепкого американо, и мир снова обретет четкие очертания. Уже чувствую горячий стеклянный ободок кружки у губ, аромат горьковатого кофе, сбивающий сонливость.

Но стоит мне повернуть ключ в замке и сделать шаг внутрь, как дыхание захватывает сама неожиданность.

— Мать честная… — вырывается у меня шепотом, я прислушиваюсь к едва слышным всхрапываниям, от которых пробегает легкий мандраж.

Комната превратилась в настоящий «армагеддон»: подушки и одеяла разбросаны по полу, словно после урагана; на тумбочке стоят пустые бутылки от энергетиков, а воздух плотный от запаха алкоголя и табачного дыма. Но главное — здесь слишком много людей. Не просто «много», а столько, что я чувствую, как сердце начинает колотиться быстрее.

На одной кровати мои соседки спят, прижавшись друг к другу, укрывшись одеялом с головой. Натка задрала ногу на Даринку, выставив округлое бедрышко, а Дара держит ее, чтобы та не свалилась на пол, и обе тихонько посапывают.

На кровати Дарины спят двое наших парней-одногруппников. Мой взгляд в ужасе падает на МОЮ кровать, где притулились Слава и Егор. Они мирно посапывают под моим одеялом.

Я чуть не роняю чашку с кофе: горячий напиток почти вырывается из переноски, но я ловко ставлю ее на тумбочку, замираю, моргаю, пытаясь поверить в происходящее. Воздух в комнате кажется тяжелым и вязким от вони перегара — так и хочется распахнуть окно, чтобы влить сюда глоток свежего воздуха.

— С ума посходили… — выдыхаю я, засовывая всю свою вежливость куда подальше и рвусь к окну, распахиваю форточку во всю ширь. Холодный поток утреннего ветерка врывается в комнату, обдает лицо свежестью, хотя за окном уже припекает солнце.

И вдруг за спиной раздается шорох. Я оборачиваюсь — и вижу, как Слава просыпается, приподнимается, моргает, не понимая, где он и что происходит. За ним вскакивает Егор. Оба щурятся и осматривают комнату. А я стою у окна, сжимая ладонь в рукаве кофты, и понимаю, что это все реально какой-то бред. Только сама вселенная могла надо мной так пошутить. Это же чистое безумие — самое яркое из тех, что со мной случалось в последние недели.

— Ксю… ты что… точно… — Слава хрипло прокашливается, голос у него сухой. — Извини, что мы тут… м-м… заняли твою кровать…

Егор морщится, потирает висок.

— Да, как-то… мы приперлись под утро, — начинает он, слова вязнут в горле. — Была пьянка, поссорились с пацанами. Короче, все были не в адеквате, такси вызвать не смогли, решили сюда прийти…

Я сглатываю комок в горле и сжимаю губы, стараясь не смотреть на них дольше секунды. Комната все еще наполнена плотным запахом перегара и сладковато-горьким шлейфом прошлой ночи. Глаза начинают болеть не только от сна, но и от смешанных чувств: раздражения, усталости и… чего-то еще. Жалость?

11 глава

Все выходные я лежу, словно тюлень на теплом камне. Лениво растягиваюсь на кровати, ощущаю легкое покалывание в плечах от неподвижности, а девчонки то и дело подтрунивают, что я превратилась в овощ на грядке. И… Они отчасти правы.

Суббота у нас начинается лишь к полудню: я просыпаюсь вместе с Наткой под мягкое постукивание дождя по стеклу, через полчаса к нам присоединяется Дарина, еще полусонная и медленная, с растрепанной косой. Вместе мы решаем, что идеальный план на выходные — это залипнуть на самых глупых, но оттого не менее увлекательных сериалах, закупить бесконечный запас печенек и хотя бы дважды заказать доставку пиццы — чтобы не терять драгоценное время на кухню.

Воскресенье проходит под тем же девизом. Я лежу и отдыхаю. Я ставлю телефон на беззвучный, чтобы ни один входящий звонок не потревожила мой дзен, встаю лишь за кружкой горячего чая, пар от которого рисует аккуратные облачка в холодном утреннем воздухе, и ненадолго пропадаю в ванной. Ни прогулок, ни звонков — полный перезагруз для измученных нервов и разболевшейся спины.

Но вот наступает понедельник, и суровая реальность бьет по голове мощнее любого будильника. В семь утра из колонок раздается пронзительный звон, и я вздрагиваю, глаза слепит яркий свет. Натка судорожно мечется по комнате в поисках трусов — я слышу, как фанера шкафа скрипит под ее напором. Дарина уже красится на подоконнике, сжимая помаду дрожащей рукой, пытаясь вывести с первого раза нормальный контур губ.

Я, позевывая, натягиваю худи и джинсы: ткань мягко обволакивает плечи, но мысли еще разбегаются от сна. И тут взгляд натыкается на кожаный кошелек, валяющийся под столом. Он такой плотный и тяжелый, что я невольно провожу по его поверхности ладонью, ощущая тонкие прожилки кожи и прохладу металлической пряжки.

— Эй, девчонки, — спрашиваю, поднимая находку, — это чей?

Дарина щурится, вспоминая:

— Ой, это ж Славин. Вот смотри, — она протягивает мне именную карту с оттиском золотых букв. — Надо вернуть…

— Ого, — Натка подхватывает, глаза ее загораются, — давай, бери с собой и отнесешь.

Я фыркаю, даже не отдавая себе отчет в следующих словах:

— Окей, возьму с собой, верну ему.

Мы с полными сумками вылетаем из общаги, едва не забыв закрыть дверь в комнату, и, заскакивая в автобус, чувствую холодный ветерок на щеке, увлекающий за собой запах осенних листьев и мокрого асфальта. По дороге в универ обсуждаем свежие сплетни, а я тихо улыбаюсь: сегодня на машине опять не поеду — решила экономить на топливе и дать себе еще чуть-чуть отдыха.

Хочу пожить без напряга. Подкопить, найти работу, может. Да, мне нужно… учиться. Но и бабушка постоянно просит денег и их у сестры я брать не могу. Совесть загрызет раньше, чем я успею попросить ее об этом.

Оказывается, у кого-то из ребят в эту пятницу запланирована грандиозная вечеринка. Вроде бы у знакомого Егора есть частный дом за городом, и там собираются устроить что-то вроде open-air тусовки с качающей музыкой и барбекю. Я слушаю это краем уха, внутри ничего не екает — мне все равно, честно говоря. Но девчонки с тихим восторгом перешептываются, глаза их загораются, и я ловлю на себе их пытливые взгляды, словно они ждут, что я тут же закричу «я с вами!».

В университете начинается привычная утренняя суета: пары одна за другой, а мы, как зомби, бредем из аудитории в аудиторию. Коридоры наполнены гулом разговоров. Я стараюсь быть внимательной, чтобы заметить Славу, но он словно испарился с территории кампуса. Зато Егор мелькает перед глазами регулярно: он постоянно находится в окружении друзей, слышится его заразительный смех, и кажется, что весь мир его слушает. Однажды наши взгляды пересекаются на миг — словно несильный удар в грудь — но я тут же отворачиваюсь, делая вид, что увлеченно разглядываю осеннюю листву за окном.

Только после третьей пары, когда поток студентов постепенно рассасывается, я замечаю Славу у вендингового автомата. Он стоит спиной, плечи напряжены, и сердито тыкает пальцем в кнопки — видно, как ему досадно, что шоколадка застряла. Я тихо подкрадываюсь сзади и стучу ему по плечу кончиками пальцев.

— Эй, — говорю я мягко и машу перед его носом кожаным кошельком, — кажется, кое-что твое у меня завалялось…

Слава медленно оборачивается. На его лице застыла удивленно-облегченная улыбка, а в глазах — искорка благодарности с примесью легкой досады:

— О, Ксю! Где же он был?.. Спасибо, я реально уже думал, что потерял! Даже заблокировал все карты…

Я протягиваю ему находку, и он бережно сжимает кошелек. Несколько секунд мы молчим, каждый погружен в свои мысли: я чувствую легкое тепло внутри, а он, похоже, все еще не отошел от благодарности.

Затем он вздыхает, словно собираясь с духом, и предлагает:

— Слушай, чтобы выразить свою признательность, может, сходим на кофе? Я знаю одну кафешку неподалеку, там очень вкусно…

Я едва заметно хмыкаю, позволяя себе легкую усмешку:

— При условии, что потом ты подбросишь меня до общаги. Неохота тащиться пешком.

— Идет! — оживляется Слава, и я ловлю в его глазах озорную искорку, будто он выиграл какой-то дружеский вызов.

И в этот момент коридор кампуса кажется мне чуть светлее: может быть, именно эта встреча с ним и такой ненапряжный разговор — самый неожиданный и приятный сюрприз за всю неделю.

Мы выходим на улицу, свежий вечерний воздух сразу обдает лицо. Слава ведет меня к его машине, припаркованной у корпуса, — металлический кузов еще теплый от дневного солнца. Мы молчим, шаги по брусчатке звучат глухо, и кажется, будто каждый из нас ищет слова, чтобы что-то сказать, но они застревают в груди.

Открыв дверь, я вдыхаю характерный запах салона: смесь кожаных сидений, старого пластика и едва заметной ноты парфюма Славы. По радио тихо играет негромкая мелодия — ритмичный бит, что немного расслабляет и разряжает обстановку. Я кручу в руках ремень безопасности, смотрю на прохожих сквозь чуть запотевшее стекло.

12 глава

Я жмурюсь от яркого света, прорвавшегося сквозь шторы, и инстинктивно натягиваю на голову плотный плед — он как убежище от этого солнца, что уже заливает комнату, словно прожектор. В висках пульсирует легкая головная боль, и мысль о том, что первая пара у нас сегодня аж в восемь, только раздражает: ни тело, ни разум не хотят вылазить из-под мягкого одеяла.

— Ксю-ю-юша, вставай! — тянет Натка, осторожно дергая за край пледа. Ее голос сладко-звонкий, и сейчас он меня бесит. Еще и тянет так, будто она пытается разбудить щенка. Я зарываюсь поглубже, но тут Дарина с неожиданной энергией дергает плед с другой стороны — и я, рефлекторно делая выпад вбок, запинаюсь об собственные ноги, визгливо падаю на линолеум у кровати.

— Ой, блин! — стону я, притягивая к груди руку и ощущая легкое жжение в локте. — Зашибись утречко!

Девчонки хохочут, их смех звенит в комнате, а мне хочется снова зарыться под одеяло и притвориться мертвой. Но я вылезаю, отряхиваюсь и сердито отбрасываю плед в угол, чувствуя, как в груди нарастает раздражение.

— Только не говорите, что уже без пяти восемь, — бормочу я, вытирая каплю пота с лба и смотря на часы, уставленные на прикроватном столике.

— Без семи! — радостно подскакивает Дарина. — Но если не поторопимся, будем бежать, как в прошлый раз.

Я невольно вздрагиваю от воспоминания: неделю назад мы так мчались по коридорам, что у меня сумка сползла и ручка оторвалась — тетради тогда пришлось тащить горой в руках. Этот кошмар проснулся во мне вместе с приливом адреналина.

Хватаю из шкафа джинсы и майку, в череде привычных движений толкаю тетрадки в сумку, путаюсь в шнурках, натягиваю худи и почти не слышу подлянки соседок, которые подкидывают смешные подколки: «Ну, включай же турбо!» Я вылетаю в коридор, на ходу переобуваюсь и бегу по лестнице вниз.

Но в голове внезапно всплывает тревожная мысль: надо бы к бабушке съездить… Она не берет трубку уже несколько дней, и я начинаю ощущать вину за то, что не знаю, что с ней. За каждый потерянный час.

Выйдя на улицу, мы бежим на остановку, еле успеваем в набитый автобус. Запах пота, бензина и горячего пластика бьет в нос, люди толкаются локтями, я цепляюсь рукой за поручень, но и тут в голове стучит мысль: надо устроиться на подработку, чтобы помочь бабушке…

Когда наконец вываливаемся на остановке у университета, сердце еще колотится. Бежим в аудиторию и выслушиваем дополнительную лекцию о том, как плохо опаздывать. Мы пробираемся к свободным местам, глаза режет яркий свет ламп, дыхание слышно громче, чем голос препода. Я делаю несколько зевков подряд, но, к счастью, это самая скучная пара на свете — конспектирую медленно, но успеваю все записать.

На перемене мы, полубессознательные, выползаем в коридор, надеясь на спасительный кофе. Но у вендингового автомата — сплошная очередь из сонных студентов, и я понимаю: еще одна лекция в таком состоянии будет уже настоящим испытанием.

Печаль давит на плечи, но я глубоко вдыхаю и мысленно обещаю себе: сегодня вечером я найду время съездить к бабушке. А пока что пора бежать дальше, хоть и с ощущением, что этот день я ненавижу больше всего в мире.

— Я лучше раньше пойду в аудиторию, — щебечет Натка, увлеченно размахивая рукой в сторону толпы застывших у автомата любителей кофе. — Прикрою, а то еще сто лет там простоим.

Дарина радостно кивает и вместе с Наткой сворачивает к лестнице. А я остаюсь на месте, словно в замешательстве: кофе ведь так нужно, но очередь растянута до самого угла коридора, и каждый миг там — настоящая пытка для сонной головы. Вдруг из-за угла появляется техничка в синем фартуке, машинально поправляет швабру на плече и сухо сообщает: «У автомата неполадки, он заклинил».

Все, хана.

Я пожимаю плечами и, оставив мечты о горячем латте, спешу следом за девчонками. Аудитория еще полупустая: за длинными столами сидят наши одногруппники, лениво листая конспекты и проверяя телефоны. Свет из окон спотыкается о ряды стульев, рисуя на полу теплые прямоугольники.

Я осторожно устраиваюсь рядом с Дариной, которая дружелюбно кидает мне взгляд и шепчет: «Вот сейчас разгоню сон — и в бой». Я опускаю взгляд в экран телефона, скользя пальцем по ленте, чтобы хоть немного отогнать утреннюю дремоту.

— Так, дорогие мои! — бодро начинает преподавательница с короткой стрижкой, ее голос разливается по комнате громко и важно. Она раскладывает на кафедре листы бумаги, а в ее жизнерадостных глазах уже мерцает азарт: — Сегодня у нас новая практика, и я распределила вас по парам. Будете вместе делать объемный курсовой проект, от которого зависит итог семестра. Сейчас объявлю результаты жеребьевки.

В аудитории сразу накатывает напряжение: кто-то сглотнул, кто-то нервно сжимает ручку. Но я удивительно спокойна: Дарина рядом, и мы почти всегда вместе в паре.

— Дарина с Натальей, — звучит уверенный голос преподавательницы.

— Отлично! — шепчет Натка, подмигивая Дарине.

Я готова вздохнуть с облегчением… за девочек. Но тут преподавательница берет новые листы, щурится и медленно произносит:

— А Ксению я поставила с… — она еще раз перебирает распечатки, — с Егором.

В этот момент все вокруг замирает: легкий звон в ушах, пульс словно замедляется, а свет ламп буквально слепит меня. Я медленно поворачиваю голову и вижу Егора в дальнем углу — он сидит прямо, плечи напряжены, взгляд острый, как лезвие. Он встречается с моим взглядом, и в груди что-то болезненно рвется.

Черт, будто это я все подстроила!

— Это что, шутка?.. — тихо выдавливаю из себя я, но преподавательница уже продолжает зачитывать остальные пары.

Я не слышу ее слов: голова раскалывается от тревоги, и все, чего хочется, — раствориться в этом шумном, ярком помещении и исчезнуть.

Нет-нет-нет… В голове звучит только этот бесстрашный отказ, но душа уже колотится в груди: я ведь только начала приходить в себя, решила держаться на расстоянии от Орловых, позволить себе просто дружить — и вот тебе на. Новый «подарочек» от судьбы прямо в лоб. С этим парнем у меня вечные качели: огненные порывы нежности перемежаются с резким раздражением и злой обидой, как будто он сам умудрился стереть все мои границы. И теперь нам вместе корпеть над курсовым?

13 глава

И когда мы действительно встречаемся вечером у «Маренго», я прихожу даже пораньше, я понимаю, что она пришла вместе с ним. На вид — настоящая Барби: узкие джинсы, короткая курточка, аккуратные локоны, маленькая сумочка. А Егор не выглядит довольным. Сердце у меня мгновенно проваливается куда-то в желудок.

— Привет! — я пытаюсь улыбнуться, обращаясь к Егорy, но он даже не отвечает.

— Это Яна, — лениво бросает он вместо приветствия, показывая на свою спутницу. — Она тут… просто за компанию. Это Ксюша, одногруппница моя.

— Очень приятно, — выдавливаю я, ощущая, как во мне поднимается волна смятения и… ревности? Стараюсь держать лицо. — Но нам же надо обсуждать наш проект?

Яна широко улыбается:

— Ой, вы не обращайте на меня внимания, я посижу рядышком, просто погляжу, как вы тут вместе… ну, работаете.

У меня в горле встает ком. И зачем она здесь? Чтобы присматривать за Егором? Или чтобы продемонстрировать мне, что теперь он снова занят? Трудно сказать, что чувствую сильнее: обиду или злость. Глупо злиться, ведь формально у нас с Егором ничего нет, не было и быть не должно.

Но все равно неприятно до жути.

Мы заходим внутрь. В кофейне почти пусто, звучит негромкая музыка, видны столики с мягкими диванчиками. Я выбираю тот, что стоит в углу, разворачиваю ноутбук, достаю черновики. Егор садится напротив, а Яна буквально вплотную прижимается к нему, закидывая ногу на ногу.

Как назло, выглядит она при этом шикарно.

Начинаю говорить что-то о плане нашего курсового:

— Нам надо распределить основные разделы: обзор, анализ, расчетная часть. Потом описать возможное применение и… — Я обрываюсь, потому что замечаю, что Егор вообще на меня не смотрит, а блондинка глазеет то в телефон, то на него и снисходительно прикусывает губу.

Внезапно она тянется, чтоб поправить ворот его футболки, и я замечаю, как ее рука на миг ласково скользит по его шее. Мне становится тесно в груди, словно кто-то сдавливает сердце.

— Можно поподробнее? — лениво выдает Егор, когда замечает, что я замолкаю.

— Да что тут по… подробнее… — я прикрываю глаза, стараясь не выдать своих эмоций. — Вот, посмотри мой ноут, я набросала список источников. Надо бы их распределить: кто, что изучает и потом пишет по этой части.

Яна вдруг отрывается от телефона:

— Ох, а вы долго будете тут… ну, обсуждать? У меня не так много времени, если что, милый.

Егор напрягается. Более того, его губы сжимаются в прямую линию, а взгляд становится колючим. Он хмуро смотрит на мои бумаги, потом выдыхает:

— Ладно, короче. Я возьму расчеты и результаты, ты пиши теорию. Давай разделимся и не будем тратить друг на друга время, ок?

В моем горле опять встает ком, и я машинально киваю, хотя внутри все кричит и горит. Зачем же тогда была эта встреча? Хотелось сесть, нормально поговорить, подискутировать, почувствовать, что мы можем хотя бы командно работать… Но вижу, что Егор только думает о том, как побыстрее свалить.

Собираю нервы в кулак, демонстративно листаю заметки:

— Хорошо. Тогда я жду от тебя предварительные расчеты к пятнице. И список формул, которые используешь. Отправь мне на почту.

— Угу, — он цокает языком. — Как скажешь.

Больше мы ни о чем толком не разговариваем. Яна кокетливо цепляется за его руку, что-то шепчет, и я чувствую себя третьим лишним, хотя встреча-то вообще-то мне была важна. В горле вяжет противная горечь, я стараюсь делать вид, что все равно: закрываю ноут, сгребаю бумаги.

— Я тогда пойду, — выдавливаю я, поднимаясь с места. — Спасибо за… компанию… что ли…

Сама не знаю, почему говорю это с сарказмом. Но от обиды уже немного подташнивает.

— Ну давай, — Егор хмуро кивает. Яна улыбается чуть натянуто, и я замечаю, как он быстро забирает телефон, помогает ей встать. Они почти синхронно двигаются к выходу.

Меня всю трясет, хочется спрятаться, чтобы не видеть, как он касается ее талии. Падаю обратно на диван и хочу громко разреветься. Но не успеваю и встать, как слышу их голоса, смех, а потом глухой стук двери.

И вот я сижу одна среди кофейных столиков, в нос бьет аромат свежесваренного латте, а в душе — пустота и скребущая боль. Смотрю, как бариста улыбается другому клиенту, как кто-то уносит поднос с выпечкой.

— Определились? Ваши друзья еще вернутся? — любезно спрашивает официант, проходя мимо.

— Да… — я машинально мну лямку сумки. — Мне, пожалуйста, один капучино… большой… Нет… Не вернутся…

Он кивает и исчезает за стойкой. Я же бессильно откидывааюсь спиной на диван и вздыхаю. Меня снова пронзает то мерзкое чувство, которое я терпеть не могу: ревность. Знаю, что давно пора отпустить Егора, да и он, кажется, сам уже все забыл.

Но почему же так больно?

Закрываю глаза, стараясь дышать ровно и унять дрожь в руках. Мне нужно сейчас сохранить остатки спокойствия, вернуться в общагу и подышать в трубочку, или что там советуют психологи, потому что иначе я точно сорвусь на слезы.

Понимаю, что внутри растет паника: ведь нам все равно придется контактировать, переписываться, встречаться по этому дурацкому проекту.

На душе царапают кошки. И чем громче я пытаюсь их заглушить, тем сильнее они скребутся.

Капучино приносит спасительный аромат. Я обхватываю руками теплую чашку и сижу, пока мой внутричерепной ураган хоть немного не утихает. Тяну маленькими глотками пенку с корицей.

Но даже эта приятная сладость не избавляет от смятения. Вместе со вкусом кофе я чувствую горьковатый привкус мыслей. Меня бесит моя ревность. Бесит, что мы так холодно разговариваем.

Мне нужно двигаться вперед, забыть о нем. То, что когда-то произошло — не важно. Это не изменит настоящего. Он будет всегда таким черствым и чужим.

Я качаю головой. Сердце щемит и колотится в груди, а в голове один сплошной хаос.

Вот так я и сижу, одна в этой кофейне, уронив взгляд на мерцающий экран телефона, где нет ни одного сообщения, и пытаясь хоть как-то выровнять дыхание. Как же хочется сбежать куда-нибудь, вырвать из памяти его равнодушные серые глаза и эту самую Яну, присосавшуюся к нему, как к своей собственности.

14 глава

Я лежу на своей кровати, уставившись в потолок, и чувствую, как в груди расползается тупая боль. Снова и снова перед глазами всплывает тот дурацкий вечер в кофейне: Егор приходит с Яной, обнимает ее за талию, а мне даже не бросает нормального «привет». Словно я — пустое место. Я с трудом сдерживаю слезы, ведь уже устала плакать из-за него, из-за них… из-за нас…

Закрываю глаза и стараюсь дышать глубже. В комнате тихо, девчонки куда-то ушли, так что я осталась в одиночестве. Может, это и к лучшему. Мозг лихорадочно прокручивает события последних дней: очередной конфликт вокруг курсового проекта, вечные шутки Натки насчет моего странного общения с братьями Орловыми, а теперь этот новый удар в кофейне. Мне казалось, что уже могу держать себя в руках, но видеть Егора с другой оказалось больнее, чем я ожидала.

Я вслушиваюсь в приглушенные звуки коридора общаги: кто-то смеется, где-то далеко хлопает дверь, по полу мерно стучат чьи-то шаги. Постепенно начинаю проваливаться в полусон, и перед глазами всплывают образы…

…Будто снова 14 февраля. Я стою в чужом доме: запах дыма от многочисленных кальянов, смешанный с ароматом недопитого алкоголя, кружит голову. Из-за приоткрытой двери доносится голос Славы, но я не могу разобрать слов. Хочу сделать шаг, но ощущаю скованность в ногах, будто они вросли в пол. Вдруг ниоткуда появляется Егор, он наклоняется ко мне, почти касается губами, и я всем телом вздрагиваю от странной смеси страха и дикого желания. В его взгляде тьма и страсть. Потом все сливается в сплошной вихрь: мы втроем — я, Егор и Слава — перекатываемся на чьей-то кровати, целуемся в запой, нас охватывает страсть.

Сердце колотится так, что, кажется, сейчас вырвется из груди.

Но внезапно все меняется. Место ярких ощущений занимает черный коридор, откуда доносится тяжелый запах перегара. Я будто слышу глухой рык деда, который когда-то держал меня в страхе, а рядом мелькает бледный профиль бабушки. Она недовольно кричит, размахивает руками, я слышу, как кричит из комнаты Катя… Все странным образом перемешивается, я задыхаюсь…

— Я уничтожу тебя и твою сестру, слышишь! Как была мать шалавой, так и родила еще двух шалав!

Крик бабушки оглушает.

— Ксюш, эй, очнись! — слышу я голос Дарины и с трудом продираю глаза. Похоже, я задремала и выдала вслух что-то запретное.

— Что?.. — я вскакиваю на кровати, чувствуя, как сердце бешено колотится. Наверное, я кричала. Во рту пересохло, а руки все еще дрожат.

— Тебе опять снилось что-то жуткое? — Дарина садится рядом, касается моего плеча. — Ты прям вся бледная, мрак какой-то.

Я отмахиваюсь, стараясь улыбнуться:

— Ничего, все ок, просто устала. Нервы.

— Понимаю, — она тяжело вздыхает и кивает на мой телефон. — Только что Слава звонил.

Слава… Я невольно стискиваю зубы. Мне стыдно, что не могу дать себе расслабиться и успокоиться: чувства к обоим братьям уже давно стали моим постоянным кошмаром. И прошлое тоже.

Слава заботится обо мне, такой добрый, милый. Он хочет дружить со мной и я, возможно, тоже этого хочу.

А Егор… При одной мысли о нем во мне вспыхивает что-то сильное — и в то же время злое и яростное. Его игры со случайными девушками сводят меня с ума, заставляют ревновать, а ведь мы даже официально не вместе. И никогда не были…

Какой абсурд…

— Ксюш? — Дарина хмурится. — Ты точно в порядке?

— Да, я перезвоню Славе. Спасибо, что разбудила.

Она кивает и оставляет меня одну. Я не спешу набирать номер Славы, сначала пару минут просто сижу, прижав колени к груди. Чем ближе мы к дедлайну по проекту, тем сильнее мое напряжение из-за Егора. Надо же снова с ним встречаться, обсуждать наши задачи. А внутри у меня гремучая смесь обиды и тоски. Ведь он мной играет.

Он бесчувственный и резкий.

Мне нужно забыть про него… но, увы, сердце меня не слушается.

Шумы за дверью усиливаются: в общагу вернулась группа девчонок, смеются, громко переговариваются. Я выдыхаю, провожу ладонью по лицу — оно влажное от слез. Скорее бы все закончилось: и проект, и эти мучительные метания.

Но в глубине души я понимаю, что даже если мы сдадим дипломные, мои чувства никуда не денутся.

— Только бы сны не стали еще страшнее, — шепчу я себе под нос и включаю телефон. На экране высвечивается несколько пропущенных звонков от Славы и одно сообщение от неизвестного номера.

Сердце сжимается в груди: а вдруг это от Егора?

Я открываю сообщения, но вижу всего два сухих слова и много инфы по проекту:

«Как ты добралась?»

Черт. Даже так?! Злюсь на себя за то, что внутри вдруг вспыхивает теплая волна, ведь он же со мной холоден обычно… но ответить все равно хочется.

Набираю короткое:

«Норм. Все в порядке».

И отправляю. Я не готова к очередной порции боли. И продолжаю себя мучать наивными надеждами.

Сжимаю телефон и закрываю глаза, заново прокручивая в голове каждый миг с ним и со Славой. Может, когда-нибудь я научусь жить без всего этого. Без вины и боли. Без наивных надежд.

Я справлюсь.

Я должна.

15 глава

Егор

С самого утра все идет через одно место. Я курю на балконе общаги, хотя терпеть не могу эти обшарпанные коридоры, но в комнате друзей все же лучше, чем одному. И в комнате уже бесит милая мордашка Яны. Эта девчонка умудрилась прийти ко мне ни свет ни заря. Да уж, не понимаю вообще, как она нашла меня. Кто-то сдал, не иначе. Так то моя машина стоит у входа в общагу и меня много кто мог видеть тут.

Похоже, ее прикол — ходить за мной по пятам, прилепляться к моему боку и изображать влюбленную дурочку. Может, кто-то бы кайфанул от такого внимания, но меня прям корежит. Особенно когда понимаю, что она все это делает, чтобы позлить всех вокруг.

В кофейне эта дура переборщила. И, черт, мне невыгодно сейчас ее опрокидывать. Вообще невыгодно!

А хочется.

Я вообще не понимаю, что делаю. Я не знаю, почему мне так нравится злить Ксюшу.

Сигарета догорает — я выкидываю бычок вниз, наблюдая, как он падает в траву во дворе. Кажется, пора сваливать на тренировку по боксу, пока Яна не потребовала совместного завтрака с сердечками на пенке латте. Тьфу. С этой новой пассии у меня уже начинает подгорать. Вчера она буквально села мне на шею, и все из-за того, что Ксю рядом. Я вижу эти гляделки, как Яна выгибается, выставляет грудь, обнимает меня на людях, лапает. Дескать, смотрите, он со мной. Но я чувствую только дурацкую злость и даже немного стыд.

Вспоминаю, как на днях случайно застукал Славу, когда он приобнял Ксю. Просто дружеское движение, а у меня внутри вспыхнуло адовое пламя. Глупо, конечно. Я не хочу испытывать к ним обоим что-то подобное.

Со Славкой и так своя история длиной в жизнь, это мой самый родной человек… А Ксюша… Она ничего плохого нам не сделала. Вот вообще. Она просто подвернулась невовремя и выпили мы тогда много…

Ам, если думать об этом так трезво, можно и оправдать наше со Славой звериное отношение к малышке. Она и впрямь малышка, и ее трахнули двое мудил.

Слава хоть и кажется хорошим и милым, на самом деле… он хуже меня. Он может так раскачать на качельках, что потом…

Я надеюсь, что он не тронет ее снова. Не хочу чтобы он испортил ей жизнь.

Я потому ее сам не трогаю.

Потому что любой Орлов ее уничтожит.

А все равно я ревную…

В зале я раньше всех. Сбежать от Яны было легче простого, так что уже когда переодевался, видел от нее звонки. Вот ведь приставучая!

Натягиваю бинты на кулаки, злость уже закипает. На Яну, на себя, на Славу, на Ксю. Тренер смотрит на меня исподлобья, бурчит что-то про технику, но я лишь ухмыляюсь.

— Орлов, в ринг, — командует тренер.

Складываю губы в кривую усмешку. Как раз есть повод выплеснуть раздражение. Выхожу против парня, который обычно нормально со мной спаррит. Только сегодня меня прет, я сразу жестко иду в атаку. Первый удар в корпус, потом апперкот. Он пытается ответить, но я уворачиваюсь, дышу часто, пульс бьет в висках.

Меня несет.

Вижу его растерянный взгляд, но продолжаю давить. Голоса тренера не слышу, только собственный стук сердца. В голове всплывает Слава, обнимающий Ксю, а я будто зверею. В голову стреляет страстные шепоты Славы в ту-самую-ночь…

Бью левой, бью правой — он отлетает к канатам.

— Пшел к черту! — рычу я в голос. Понимаю, что выхожу за границы адекватной спарринг-сессии, но меня уже не остановить. Я вбиваю кулаки в его защиту, он стонет сквозь капу, и вдруг кто-то сильно хватает меня за плечи, оттаскивает.

— Егор, ты что творишь?! — Тренер яростно орет, отталкивая меня от соперника.

Я встаю, отрывисто дышу, в глазах красная пелена.

— Ты совсем больной? — с полу стоном выдавливает мой партнер, держась за ребра.

Снимаю шлем и вылезаю из ринга. Где-то внутри понимаю, что перегнул, но мне сейчас настолько больно, что даже чувствую странный кайф от собственной бешеной агрессии. Как будто бы, если я не разнесу кого-то в ринге, то совсем рехнусь.

Умываю лицо в раздевалке, смотрю на свое отражение. Глаза опухшие от злости, губы плотно сжаты в линию. Кажется, я давно уже перешел грань. И не знаю, как вернуться к нормальному состоянию.

Почему я так реагирую? Я ведь не хочу еще. Мне все равно, что между моим братом и Ксю. Мне все равно, что было тогда на вечеринке. Мы просто помогли друг другу…

Но…

Нет.

Не совсем.

Вспоминаю четырнадцатое февраля, и внутри сразу как будто два демона сцепились: один шепчет «хочу Ксю» с такой страстью, что в груди пульсирует кровь, другой орет «ты придурок, живи в кайф, забей на все это дерьмо». Но стоило мне только подумать о ней — ревность кидает меня в судорогу, сердце колотится так, что я чувствую удары в висках, и руки начинают дрожать.

Надеваю капюшон, зажимаю зубы и выхожу из зала: холодный коридор университета встречает холодком, а лампы в потолке гудят, словно отражая мое внутреннее напряжение. Перед глазами все еще мутит, внутри все горит и ноет одновременно — то ли от обиды, то ли от жгучего желания вновь столкнуться с ее взглядом.

У входа меня уже дожидается Яна: она прилипает к моей руке, как клещ. И как, блин, умудрилась меня здесь выследить?!

— Зай, ты чего такой натянутый? Пошли куда-нибудь, у меня миллион идей как можно провести сегодня вечер с кайфом! — она трещит, и ее голос будто альтернатива моему внутреннему хаосу: слишком светлый, слишком жизнерадостный.

Я смотрю на нее стеклянным взглядом, без капли тепла: в голове только мысль — сделать вид, что мне пофиг, чтобы все поверили, будто у меня уже есть новая пассия.

Нет… Не все. Чтобы она мне поверила.

Но на самом деле я внутренне перебираю сотни схем: как «случайно» наскочить на Ксю в коридоре, перехватить ее у столовой или хотя бы мельком увидеть ее глаза, увидеть — что она чувствует ко мне.

— Егор? Ты меня слушаешь? — Яна хмурится, пытаясь вырвать меня из моего кокона.

— Ага… — бурчу я, сжимая кулаки в карманах. — Слушаю, чего?

16 глава

Слава

С самого утра я болтаюсь возле кофейни, разглядывая сонных прохожих. Внутри как-то неспокойно, будто я жду какого-то нехорошего человека или чего-то негативного от нашей встречи, и сам не знаю зачем тут стою…

Ну, хотя… да, вру, конечно знаю — жду Ксю. Договорились вроде просто вместе выпить кофе вместо первой пары, но она, похоже, уже опаздывает. Да, я сегодня встал пораньше, чтобы хоть основательно поработать в спортзале и выглядеть теперь на все сто. Хочу, чтобы она хоть немного отпустила своих демонов внутри и собственные предрассудки, просто наслаждалась моей компанией.

Однако последние десять минут я тупо таращусь в экран телефона, лениво листаю ленту, не видя фоток. Хочется скорее увидеть ее и… просто поговорить. Хотя я не до конца уверен, хочет ли она этого разговора…

Мне нужно придумать как ее зацепить. Я хочу ее зацепить.

Вдруг у кофейни мелькает знакомая фигурка. Ксю идет одна, не спеша, без подружек. Я приглашал их троих, на правах друга, но в итоге мои друзья заняли девушек, чтобы те не пошли с Ксюшей.

У меня внутри поднимается радостное волнение — давно не видел ее в гордом одиночестве. Обычно она вечно окружена подружками, то Наткой, то Дариной, а тут сама… И… Лицо у нее какое-то уставшее и хмурое.

— Привет, — окликаю я, догоняя ее на входе.

Ксю не сразу замечает, потом кивает, стараясь улыбнуться, но выходит криво.

— Привет. Извини, что задержалась.

Она выглядит так, будто провела бессонную ночь. Под глазами тень, губы сжаты, взгляд отведен. У меня внутри сжимается нехорошее чувство, что у нее случилось что-то серьезное.

— Да ничего, я немного подождал, — шучу я, приоткрывая дверь кофейни. — Пойдем внутрь?

Она молча проходит, и в кофейне на нас тут же накрывает приятный запах эспрессо. Я пытаюсь поймать ее взгляд, но она будто закрылась в своей скорлупе.

Мы огибаем занятые столики и выбираем уголок у окна: мягкий свет скользит по светлому дереву стола, а за стеклом оживает город — прохожие спешат по своим делам, машины мерцают на дороге. Ксюша не поднимает глаз, достает телефон и качает головой, словно прогоняя чужие мысли.

Я подхожу к барной стойке и заказываю два напитка: для нее — нежный капучино с тонким слоем коричневой пенки, для себя — крепкий американо. Возвращаюсь, ставлю стаканы с водой на стол и осторожно сажусь напротив, ощущая, как сердце неприятно сжимается от ее напряженности. Что-то явно не так.

— Ксю, — начинаю я тихо, — все нормально? Ты совсем не та сегодня.

Она вздрагивает, отрывается от телефона и смотрит на меня усталыми глазами. Тяжело вздыхает, и в ее голосе слышится усталость и грусть:

— Да… бабушка снова достает. Никак не успокоится.

Я наклоняюсь ближе, пытаюсь заглянуть в ее лицо. Под глазами залегли темные тени.

— А что с ней?

Ксюша отворачивается, сжимает губы, и ее шепот переходит в горький смешок, будто она разговаривает сама с собой:

— Да фиг с ними, с предъявами… У нее какой-то гребаный кредит, а теперь еще долг в больнице. Звонит мне днем и ночью. Я бы помогла, но в моем кошельке кот наплакал… — Она осекается, словно смущаясь собственной слабости, и добавляет тише: — Да и не хочу перед ней унижаться.

Я молчу, сердце сжимается от сочувствия. Вот он. Шанс с ней сблизиться. Узнать получше и втереться в доверие. Осторожно накрываю ее ладонь своей: пальцы дрожат, но я стараюсь передать ей свое тепло.

— Слушай, — говорю я мягко, — может, я чем-нибудь помогу? Хотя бы подстрахую. Я ж не чужой человек.

Ксюша вздрагивает, отдергивает руку и отрицательно качает головой:

— Нет. Ты не обязан это решать. Я справлюсь. Просто… не понимаю, почему именно сейчас. Суммы-то не космические, но у меня стипендия крошечная, а работа пока только в мыслях.

Она нервно вздыхает, откидывает волосы с лба, и в этот миг бариста ставит перед нами две чашки. Пар от напитков поднимается в воздухе, а легкий аромат шоколада наполняет пространство. Я киваю, благодарю, и в горле клокочет желание сказать «я решу твою проблему», но понимаю: она не примет это. В ее глазах — гордость и боль, и я лишь делаю глубокий вдох, чтобы дать ей понять: я рядом, даже если она не согласится принять мою помощь.

— Ладно, понял, — говорю я тихо, отставляя чашку и стараясь не выдать дрожь в голосе. — Просто знай, что если что — обращайся. Серьезно.

Она хмурится, будто взвешивая мои слова, но в конце концов коротко кивает:

— Спасибо, Слав. Я запомню.

Мы одновременно делаем глоток кофе: горячий американо обдает губы легкой горчинкой, и мне вдруг становится мучительно неловко из-за ее расстройства. Ксюша и так пропустила первую пару, а теперь еще и с бабушкой у нее проблемы… Кажется, реальность придавила ее так, что ей срочно нужен выход из замкнутого круга.

Это мой шанс.

В голове уже роятся планы: сегодня вечером встреча выпускников — и я жутко не хочу ехать один. Там толпа девчонок, которые когда-то пускали на меня слюни и теперь устроят допрос, а пару напряженных типов лучше вовсе не вспоминать. А если я позову Ксю, то смогу и ее вытащить из грусти, и сам окажусь в зоне ее внимания — тут, по крайней мере, никто не станет приставать с расспросами.

— Слушай, Ксю, — начинаю я, ловлю на себе ее взгляд, в котором играет легкое удивление, — есть одна идейка. Сегодня вечером у меня… э-э… встреча выпускников. Давно собирались все вместе, и сначала я не планировал идти, но понял, что надо. Никто же не любит, когда ты не приходишь или игнорируешь… И…

Я замолкаю, собирая мысли, а Ксюша смотрит на меня с недоумением:

— И что?

— Ну… — выдыхаю я, — может, поедешь со мной? Типа… парой. Чтобы отцепились от меня все эти девчонки, которые, я уверен, будут клеиться и выносить мозг. А ты хоть отвлечешься.

Я произношу это так буднично, как будто говорю о походе в кино, но в глубине души мне безумно хочется, чтобы она все так и воспринимала. Я хочу, чтобы этот вечер был только нашим.

17 глава

Ксюша

Все тело трясет. И от предстоящей встречи со Славой вечером, и от мыслей о бабушке. Нужно успеть все: отвезти ей продукты, отдать хоть часть денег на долги, а потом вернуться в общагу и собираться «в свет». Условная «фиктивная пара» со Славой напрягает меня больше, чем я готова признать.

Но почему бы и нет? Может, я тоже хочу показать Егору, что у меня есть личная жизнь!

Еду в старый район, где жила еще в детстве. Высокие, обшарпанные пятиэтажки навевают тоску, но я делаю глубокий вдох, стараясь настроиться на то, что мне предстоит пережить. Когда захожу в подъезд, меня встречает знакомая сырость и запах соседской стряпни. Лифт работает с перебоями, поэтому иду пешком — задыхаюсь от крутых лестниц, но в душе появляется легкая злость на себя.

Зачем я сюда пришла?..

Что за дебильная совесть, что засовывает в одно место гордость и просто ведет меня в прошлое?

В болезненное прошлое…

Наконец дверь бабушки. Я звоню и сразу в ответ слышу ворчливое:

— Ну наконец-то…

Она открывает мне, поджимая губы, и тут же скользит взглядом по моим рукам, в которых пакет с продуктами. В квартире почти так же тесно и темно, как я помню с детства: ветхий диван, шкафы, которые явно не менялись лет двадцать. Запах лекарств и какой-то старой одежды. Я ставлю пакет на кухонный стол, осторожно раскладываю овощи, фрукты и бутылку кефира по холодильнику.

— Опять понатаскала… — пробубнила бабушка. — Ты хоть помнишь, что у меня долги за больничный стационар и проценты по кредиту? Нечего твои яблоки жевать, когда счета на носу!

Мне больно слышать ее упреки, но стараюсь держаться мягко. Достаю из кармана несколько купюр, протягиваю:

— Бабуль, возьми. Это все, что могу сейчас дать. Закрой часть долга в больнице. Остальное… я постараюсь подкопить…

Она ухмыляется, криво сжимая купюры в морщинистой ладони:

— Ой, смешные копейки… И где твоя хваленая сестричка? Ей же, небось, легче — муженек богатый. Чего, помощи и не ждать от нее, да?

Я сжимаю губы и молчу. Снова слышать о Кате, о том, что «она должна спасать», а не я — это очередной бесконечный круг лютой ненависти к нам.

Не хочу скандалить.

— Я все сделаю, бабуль, не переживай, — выдыхаю. — Но не сейчас.

Она крякает, садится на диван и тут же заводит привычную пластинку:

— Зато мой сыночек, будь он здоров, не бросил бы меня. А теперь вот денег ему не хватает. Надо помочь, а вы хоть бы объединились, да оплачивали…

— Дядя опять требовал? — у меня внутри холодеет. Вижу, как она сжимает кулаки, отворачивается, бормочет что-то про «семейный долг». Сердце сжимается: видимо, дядя не оставляет ее в покое, а она все сливает на меня.

Стараюсь не показывать, как внутри больно. Быстро прибираю продукты в холодильник, напоминаю, когда придет медсестра, и, не дожидаясь новых упреков, прощаюсь. На площадке выдыхаю с облегчением. На душе ком, кошмарный осадок. Но у меня нет другого пути — я должна ей помогать, как могу.

Так меня не грызет совесть. Хоть и эта женщина виновата во многих моих и Катиных бедах.

В общаге принимаю душ, пытаюсь успокоиться. Вечером надо выглядеть хоть чуть-чуть уверенно и хорошо, а у меня перед глазами до сих пор бабушка.

Да и мысль о «фиктивной паре» со Славой не выходит из головы. Как это будет? Вроде мы договорились, что играем роль: просто чтобы никто к нему не клеился. Но неужели все так просто? У меня в сердце теплится симпатия — Слава такой… заботливый. Утром он меня буквально спас своими шутками и приглашением.

Выбираю платье долго, перебираю рубашки, джинсы… а потом решаюсь на нежное, пастельно-розовое, с тонкой полоской страз на талии. Думаю, ему понравится. Платье простое, но очень хорошо сидит по моей фигуре.

Наношу легкий макияж, стараясь аккуратно подчеркнуть глаза и скулы — себя же надо хоть чуть порадовать. Волосы укладываю в свободные волны, закрепляя парой невидимок. Смотрю на свое отражение и щемлюще улыбаюсь.

Пусть сегодня все пройдет спокойно.

Слава заезжает за мной чуть раньше, чем обещал. Звонит на телефон, говорит, что ждет внизу. Я спешно хватаю клатч, еще раз проверяю, что деньги и ключи взяла, и выбегаю в коридор. Сердце колотится так громко, что боюсь услышат соседи.

Возле входа в общагу вижу его высокую фигуру. Слава стоит, облокотившись на машину, и, клянусь, я на пару секунд перестаю дышать. На нем элегантный темно-серый костюм, сидит идеально, а белая рубашка подчеркивает и цвет глаз, и осанку. Волосы аккуратно уложены — он и без того красавчик, а тут прямо модель с обложки.

У меня внутри все сжимается от смущения и восторга. Я думаю, он сейчас скажет какую-нибудь шуточку про мое платье, но Слава лишь мягко улыбается и проводит взглядом с головы до ног:

— Ксю, ты потрясающе выглядишь.

От этой фразы сердце мое начинает биться еще сильнее, а по щекам расползается жар. Я чуть улыбаюсь в ответ.

Если это все фиктивно, то почему я себя чувствую… будто и правда иду на свидание?

— Спасибо… Ты тоже… очень… — я запинаюсь от волнения.

Он открывает передо мной дверцу машины, я сажусь, стараясь не выдать дрожь в коленях. И когда он обходит капот и садится за руль, я ловлю его быстрый взгляд в зеркале, в котором читается довольная улыбка.

Включает музыку, трогается с места — и мы едем в сторону центра. По дороге болтаем о чем-то нейтральном, но я все время украдкой любуюсь его костюмом и ровной осанкой, а внутри не могу перестать думать о том, насколько сильно заходится мое сердце рядом с ним.

Сама не знаю, радоваться или бояться. Но на душе так спокойно и светло…

18 глава

Егор

Вонь от сигарет забивает легкие, жжет горло. В голове зудит то, что я только что видел собственными глазами. Слава заехал за Ксюшей. За красивой и безумно притягательной малышкой в охуенном платье.

Точно, у Славы сегодня встреча выпускников.

Внутри у меня нарастает какая-то кислая горечь. Нет, я же не признаюсь даже себе, что меня бесит все это. Почему? Да потому что не хочу выглядеть ревнующим идиотом. К кому мне ее ревновать? К Славе? Если они будут вместе, я же буду счастлив! За Славку…

А с другой стороны я знаю, что может сделать Слава, если она ему надоест. Я видел то, как мастерски он манипулирует девушками. Они даже чувствуют вину за то, что бросают его.

Мне должно быть все равно!

Но, если честно, у меня уже глаз дергается от того, как Ксю смотрит на Славу.

Я ощущаю, что если сейчас не свалю отсюда, то сорвусь и поеду за ними, испорчу вечер всем. Я могу, люблю. Даже практикую, из-за чего часто обижаю маму.

Вернулся в комнату, подхватываю куртку с кровати и машу рукой пацанам. В груди и правда все клокочет, хочется выплеснуть злобу. Пусть Слава окучивает свою «идеальную» девушку. Я проведу этот вечер как-нибудь ярко и без тормозов.

Еду на вечеринку, на которую давно звал Санек — они часто на окраине города снимают дом под тусу. Заказываю такси, сажусь, молчу всю дорогу. Голова гудит от ревности, хотя повторяю себе, что мне должно быть похер. Громко включаю какую-то рэп-компиляцию, чтобы заглушить мысли.

По дороге еще пишу Яне.

«Малышка, я не приеду к твоим подругам. Появились дела)»

«Ну-у-у, за-айчи-ик… Может, быстро решишь их и к нам?»

И много-много сердечек приходит мне уже через полминуты.

«Не хочу, отдыхай. Увидимся потом)»

Когда приезжаю, там уже музыка, дым кальяна, смех, кто-то визжит у бассейна. Я делаю вид, что у меня просто охуенное настроение, здороваюсь, меня хлопают по плечам. Принимаю с порога стаканчик виски. Второй. Третий. Чувствую, как горло обжигает, и вроде легче становится. Девчонки рядом сразу липнут, кто-то пытается предложить потанцевать, я обнимаю за талию какую-то шатенку, даже не спросив имени.

— Эй, Орлов, давай здесь! — кричит Санек, указывая на какой-то стол, заваленный напитками. Я лишь пожимаю плечами и наливаю себе еще.

Только бы заткнуть противную боль внутри.

Проходит, наверное, час или два, я уже с трудом улавливаю, что вокруг происходит. Только понимаю, что ничего меня не радует. Оглядываюсь: вон парочка целуется под громкую музыку, там девчата смеются, пьют коктейли. А у меня перед глазами всплывает Ксю в платье, берущая Славу под руку. Улыбается…

При этой мысли напрягаюсь, и отвращение к самому себе зашкаливает.

— Пошли наверх, — шепчет мне на ухо та самая шатенка, целуя в шею. — Тут все-таки шумно.

Улавливаю ее запах духов. Что ж, может, хоть так отвлекусь? Киваю, пропуская ее вперед по лестнице. В одной из комнат на втором этаже свет тусклый, окно приоткрыто, слышны крики ребят внизу. Девушка разворачивается, обнимает меня за шею, начинает прижиматься.

А внутри пустота. Даже не тянет. Голова слегка кружится от выпитого. Закрываю глаза, пытаюсь почувствовать хоть что-то, но внутри только ком ревности, злости, тоски. Рука сама по себе обнимает ее, но внутри по прежнему все пусто. Какая-то механика в чистом виде.

— Все окей? — ее голос, кажется, звучит издалека.

— Да… — пробую выдавить, опускаюсь на край кровати. Она тут же присаживается рядом, устраивается у меня на коленях. Но веки тяжелеют, мысли путаются.

Ксю…

Пальцы девушки скользят по моим плечам, но я не двигаюсь, словно парализован. Просто валюсь на спину и проваливаюсь в сон, где нет ни звуков, ни запахов, ни чувств.

Просто отрубаюсь.

19 глава

Мы мчимся по вечернему городу в машине Славы, и у меня внутри все сжимается от нервного предвкушения. Мне кажется, я совсем не готова к этой шумной вечеринке в ресторане, но отказываться уже поздно: Слава уверенно крутит руль, на светофорах бросает на меня короткие взгляды, а я судорожно тереблю подол своего розового шелкового платья.

— Все нормально? — спрашивает он негромко и очень… нежно, не отрывая рук от руля.

— Ага, просто… волнуюсь, — выдыхаю я, заставляя себя улыбнуться. — Пытаюсь настроиться на то, что я твоя девушка.

Он мягко сжимает мою ладонь, и я на секунду смущенно опускаю глаза. Я сегодня должна играть роль девушки Славы — и, черт подери, мне почему-то не так страшно, как обычно. Может, потому что… хочется на мгновение ощутить себя нужной ему? Хотя все это вроде спектакль, чтобы его знакомые не доставали с глупыми и лишними разговорами. Но когда он вот так касается моей руки, у меня внутри что-то дрожит.

На парковке у ресторана я делаю глубокий вдох и поправляю волосы. Едва переступаю порог, меня обдает шум голосов, приглушенный запах духов и еды. Люди оживленно переговариваются, кое-где бокалы уже весело звенят. Мы со Славой проходим вдоль столиков, а у меня сердце стучит так, словно пытается покинуть грудную клетку.

— Привет, всем, — негромко говорит Слава, наклоняясь к кому-то из знакомых. Я привычно улыбаюсь, чувствуя, как внутри меня вспыхивает легкий жар. Надеюсь, не заметно, что у меня коленки дрожат.

Мы садимся за накрытый стол, официант подкатывает тележку с шампанским. Слава тянет руки к бокалам и берет два, один отдает мне. Пальцы моментально охлаждаются из-за прохладного алкоголя.

Первый глоток обжигает приятной игрой пузырьков, и я ощущаю, как страх понемногу стихает. Приглушенный свет, музыка и быстрые разговоры вокруг будто стирают границы. Слава скользит взглядом по моему платью, прикусывает губу — и я понимаю, что, кажется, не зря подбирала наряд так тщательно. Пол дня думала что мне надеть, а после еще пол вечера провела перед шкафом. И все ради этих взглядов. Славе нравится мое платье.

Я незаметно бросаю взгляд в большое зеркало у бара. Там отражаются танцующие пары, несколько пустых столиков и… Я сама, с румянцем на щеках, чуть взъерошенными, от ветра, но уложенными волосами, и каким-то вполне уверенным взглядом.

А я, и правда, выгляжу хорошо.

Это помогает. Неприятная дрожь отступает.

Весь вечер я стараюсь держаться рядом со Славой, но уже через час у меня начинает гудеть голова от постоянной музыки и шумных обсуждений. Слава замечает мою усталость, касается моего предплечья:

— Пойдем, подышим свежим воздухом, — говорит он тихо мне на ухо, и я благодарно киваю. Пока пытаюсь не сойти с ума от его вкусненького свежего парфюма и такой острой близости.

Мы поднимаемся по лестнице в полутемный коридор, где еще меньше народа. Но не успеваю я сделать и пары шагов, как телефон Славы вдруг надрывно вибрирует. Он смотрит на экран, резко хмурится.

— Сашка… Сейчас, малышка. Одну секунду — бормочет он и отвечает:

— Алло?

Ну почему от его нежного «малышка», я таю?..

— Чего орешь? Не слышно… Что? Егор?!

У меня внутри мгновенно все сжимается, когда слышу имя «Егор». По какой-то привычке я замираю, пытаясь разобрать обрывки разговора. Славин голос становится напряженным, он что-то быстро переспрашивает, а потом вскидывает взгляд на меня.

— Ксю, поехали, Егор в беде. Сашка прислал фото, вырубился через час после приезда. Надо его забрать, — быстро проговаривает Слава, проводя рукой по лицу.

Не успеваю я ничего ответить, как он мне показывает фото. Там действительно Егор лежит на боку, лицо бледное, глаза закрыты, и вид у него абсолютно никакой. Я сглатываю. Внутри тут же срабатывает жгучая тревога.

— Черт, — шепчу я. — Ладно, полетели.

И уже через пять минут мы стремительно выходим из ресторана, даже не успев нормально попрощаться с одноклассниками Славы. Я совершенно забываю о своем смущении и о том, что бегать на каблуках не очень удобно.

Но меня немного напрягает реакция Славы, и меня самой.

Зная Егора, он, скорее всего, еще и успел кого-то трахнуть.

Слава гонит быстро и мы добираемся довольно быстро, хоть и через пол города летели. Около входа нас поджидает друг Егора и мой одногруппник, Саша. Увидев нас, он облегченно выдыхает:

— Наконец-то! Я не мог его вытащить один, он невменяемый. Так бы хоть в такси посадил, сам знаешь, — отчитывается Саша Славе. — Отрубился напрочь…

Слава сам идет за Егором. Вытаскивает его между танцующих ребят и несет к машине. Он что-то бормочет, при этом морщась, словно ему больно. Пахнет от него перегаром и дымом, но сквозь все это я замечаю, что он каким-то образом умудрился рассадить себе бровь — там чуть подсохшая кровь. Слава подхватывает брата под плечи, и мы вместе, задыхаясь от его веса, кое-как впихиваем Егора в машину.

— Сволочи, — буркает он в полузабытьи. — Оставили меня…

— Да, да, сам потом расскажешь, кто тебя «оставил», — бормочу я, открывая заднюю дверь машины.

— Ксю?.. — я встречаюсь с его невменяемым взглядом и осторожно укладываю его руку рядом на сиденье.

Саша отсалюбовал нам и ушел в дом. Я же села на переднее сиденье, Слава пристегивает ремнем к сиденью Егора и садится за руль.

— Куда мы его? — спрашиваю я. От тревоги голос дрожит.

— Поедем на квартиру нашей семьи, — решает Слава, выдыхая. — Она в центре. Это наша квартира и мы там спим, когда влом ехать домой. Там спокойно можно и переночевать.

Я киваю, хоть внутри у меня все переворачивается: знать, что придется провести остаток ночи с Егором и Славой в одной квартире — странно, даже опасно для моих нервов.

Но ведь не бросать же Славу одного…

20 глава

Квартира встречает нас тишиной и мягким светом из ламп. Когда мы заходим, я удивленно озираюсь: она выглядит роскошно. Просторная гостиная с высоким потолком, кожаный диван, теплый пол, у стены стоит современный стеклянный стеллаж. Видно, что тут убирались недавно: ни пыли, ни лишних вещей. В воздухе легкий аромат свежести, словно только-только недавно проветривали.

— Ты посиди пока тут, — Слава, чуть смущаясь, ведет меня к барной стойке, которая отделяет кухню от гостиной. — Из еды полно всего, так что если голодная, поройся в холодильнике. В ресторане мы не успели нормально поесть.

Я сперва озираюсь, впервые стоя в такой шикарной квартире. Точнее, у кого-то чужого.

Слышу, как Слава пытается растормошить Егора: тот что-то рычит невнятное, отмахивается.

— Идем, брат. Тебе душ нужен, — упрямо приговаривает Слава.

— Отвали… — бормочет Егор, морщится, но все же дает себя поднять с дивана.

Я остаюсь одна в просторной кухне, сажусь на высокий барный стул. Уныло смотрю на бокалы, поставленные в ряд на полочке, потом выуживаю бутылку вина из шкафчика. Красное полусухое. Ну что ж… Кто бы сомневался, что у братьев Орловых есть все самое лучшее. Странно, но рука сама тянется к штопору. Я тихо открываю вино, наливаю в бокал и делаю несколько глотков. Горьковато, с терпким послевкусием, но зато хоть чуть-чуть успокаивает мои сорванные нервы.

Слышу бульканье воды в ванной, приглушенные голоса. Слава что-то резко бросает, Егор отвечает хриплым матом. Я сижу, обхватив ногами барный стул, и чувствую, как сердце не перестает колотиться. Бог мой, неужели я снова оказалась с ними в замкнутом пространстве?

Но мне… Почему мне не страшно?! Почему я так рядом со своими кошмарами, а совсем не боюсь их? Почему мне не хочется сбежать?..

Наконец, хлопает дверь ванной, и в гостиной появляются оба — Егор и Слава. Егор выглядит чуть лучше: лицо вымыто, волосы влажные, чужая футболка на нем сидит свободно, а в глазах все еще злость пополам с похмельем. Но уже держится увереннее, не шатается.

— Ну что, очнулся? — спрашиваю я тише, делая очередной глоток вина.

— Ты-то откуда тут… — буркает он, опуская взгляд. Потом кривится. — Голова раскалывается, черт…

— Наелся за сегодня приключений, да? — Слава пытается держаться ровно, хотя я слышу, как в его голосе нарастает раздражение. — Надеюсь, в следующий раз хотя бы напишешь, где тебя искать.

Егор ухмыляется, болезненно потирает висок, скользит взглядом по мне. Я отвожу глаза, потому что его саркастическая улыбка все еще ранит меня. Внутри всплывают воспоминания о том, как он и сам меня не так давно рвал на части своей грубостью.

— Спасители нашлись, — фыркает он, устало опускаясь на край дивана. — Спасибо… что приехали.

Слава, вздохнув, кивает. Я помалкиваю, наливая еще чуть-чуть вина.

Повисает тягостная пауза, но тут Егор снова выдавливает презрительно-саркастическое:

— А че вы так нарядились-то? На свидание ходили, да? Или уже совсем… вместе?

Слава морщится, а я автоматически делаю вид, что не услышала. Лучше не провоцировать скандал. Молча поднимаю бокал к губам, но внутри уже все кипит.

Слышен тяжелый вдох Славы:

— Егор, хватит. Серьезно, не сегодня.

— Да расслабься, — Егор криво смеется, и в смехе этом нет ни капли веселья. — Теперь вы будете меня опекать, да? Как младенца?

Я чувствую, что злость в Славе начинает нарастать, у него подрагивают мышцы на шее. Но, как назло, Егор тоже не прекращает подколки. Они еще минуту перекидываются резкими фразами, а я сижу, уже не зная, куда себя деть. В голове назревает мысль вскочить и уйти. Вино подействовало на меня расслабляюще, но и открывает внутри какую-то уязвимость. Больно слушать, как они ссорятся.

Всегда больно, когда они вцепляются друг в друга.

Но вдруг они оба сами прекращают. Слава отмахивается, Егор вздыхает. Возникает короткое молчание. Слава отворачивается, опустив плечи, а Егор, потерев лоб, лишь криво усмехается. Больше не говорит ни слова.

— Все, может я… — начинаю я, но не знаю, что именно хотела сказать. Может, «уйти»? Может, «лечь спать»?

Но почему-то вместо этого я устало ставлю бокал на столешницу, сползаю со стула и замечаю, что Слава уже подошел к окну. Он присаживается на пол, облокачиваясь спиной о стену, уставившись на ночной город за окном. Я почему-то резко передумываю ехать куда-то. Мне никуда не хочется. Егор тянется за мной, с тяжелым стоном опускается рядом. Так мы и оказываемся втроем на полу у окна, почти не глядя друг на друга.

За окном мерцают редкие огни ночного города, время будто замедляется. Я снова беру бокал, делаю небольшой глоток и понимаю, что говорить уже нечего. Слова излишни. У каждого из нас троих внутри бродит своя тихая буря.

Я чувствую легкую дрожь Славы, который рядом, Егор сидит по другую сторону, уставившись в окно.

Прошлое всплывает яркими воспоминаниями, реальность сбивает с толку. И, кажется, мы слишком измучены, чтобы все это сейчас снова поднимать, ругаться, выяснять…

Слышу только тяжелое дыхание парней и шум крови у себя в ушах. Где-то стучат трубы отопления, откуда-то издалека доносится шелест машин. Я машинально протягиваю руку к бутылке, наливаю немного вина в свой бокал, потом в бокал Славы. Он берет его, делает глоток, кивает мне — короткое движение, но я считываю его благодарность.

Егор, покосившись, тянется к бутылке, пьет прямо из горлышка, и опирается затылком о стену. Все слова застревают где-то в воздухе.

Так и сидим вперив взгляды в ночные огни за окном, и про нас будто забывает весь мир. В этой странной тишине слышны только наши выдохи и иногда — редкие глотки вина. Никто не шевелится. Сил нет. Есть только усталость.

И огромная недосказанность.

И так заканчивается мой день — в вечернем платье, на полу, рядом со Славой и Егором. И я сама не знаю, как дальше жить с этими чувствами, которые мы все упорно не отпускаем. Но сейчас мы просто молчим и пьем вино, отрешенно вглядываясь в ночной город, будто пытаемся найти там подсказку…

21 глава

Я не помню, в какой момент мы втроем переместились от окна поближе к журнальному столику. Город за окном уже давно погрузился в ночное безмолвие, и лишь редкие огни машин скользят по стенам, отбрасывая странные блики. В комнате освещение включено лишь частично, и свет нескольких ламп создает мягкие, почти интимные тени, которые ложатся на лица Славы и Егора.

Я сижу на полу, снова обхватив руками колени, а они оба поочередно налегают то на воду со льдом, то на вино. От длительного молчания голова начинает вибрировать от собственных мыслей. В какой-то миг я слышу тихий звон стекла — Егор допивает воду, глухо ставит стакан на столик. Слава, напротив, тянется к бутылке вина и медленно наполняет мой бокал.

— Слава, это уже второй раз за полчаса, — мрачно шучу я, поглядывая на темно-рубиновую струйку, текущую в мой бокал. — Думаешь, стоит меня снова напоить, чтобы… повторить день всех Влюбленных?

Он прикусывает губу, чуть отводя взгляд. В сумрачном свете я вижу, как напряженно дернулись его скулы.

— Ксю, поверь, сейчас я меньше всего хочу повторить то, о чем ты сейчас подумала, — тихо произносит он. — Мы все просто выдохнем и попробуем расслабиться. А дальше… ну, пусть все идет, как идет.

Я сглатываю, потому что в его голосе звучит и правда что-то успокаивающее, что-то, из-за чего мое тело невольно сдает оборону. Больше нет сил держать защитную маску. Да и, если быть честной, тревога стесняет грудь так, что без лишнего глотка уже сложно дышать.

— Если еще раз повторится та ночь, я не удивлюсь, если ты поедешь в полицию и напишешь заявление.

Вторит брату Егор.

— Ладно, — шепчу я и тянусь к бокалу. Славин взгляд смягчается, он проводит ладонью по своим волосам.

Я позволяю себе еще несколько глотков. Горьковато, но внутри становится… теплее, что ли.

Пока я пью, Егор устраивается рядом с нами и берет очередной стакан воды, кинув внутрь несколько кубиков льда из ведерка на столе. Шуршание льда в стекле отдается во мне странным эхом. Он морщит лоб, словно до сих пор мучается головной болью, а потом, заметив мой взгляд, пожимает плечами. Между нами снова промелькивает напряженная искра, и я опускаю глаза, в очередной раз выдыхая.

Музыки нет, только за окном глухое урчание ночной трассы и капли дождя, начавшего накрапывать.

От вина голова кружится сильнее, чем я рассчитывала.

— Мне хватит… — бормочу я, когда Слава снова прикасается к бутылке. — Мне уже достаточно…

— Хорошо, хорошо, — успокаивает он, ставя бутылку в сторону.

Я не сразу осознаю, насколько я пьяна, пока не делаю попытку подняться. Комната тут же уходит из-под ног, все кажется слегка расплывчатым.

— Ой… — вырывается у меня.

Стараюсь удержаться за угол дивана, но рука соскальзывает. Меня резко ведет вбок, колени подгибаются, и я чуть не падаю, когда чьи-то сильные руки поддерживают меня под спину.

— Осторожнее, — звучит низкий голос Егора, и я поднимаю глаза. Он совсем рядом, слишком близко, так что я буквально ощущаю, как его дыхание касается моего лица. В каком-то дурацком опьянении я не замечаю, как мои губы остаются приоткрытыми, и почему-то тяжело сглатываю, не сводя с него взгляда. Его лицо, любимое лицо, так близко и мне кажется, что если бы…

Нет. Нельзя.

Егор смотрит на меня угрюмо, но во взгляде читается едва скрываемое желание.

И оно доводит меня до истерики. Тело труханит и я снова сглатываю.

Мои губы почти прикасаются к его, совсем чуть-чуть остается — и я внезапно замираю, не в силах сделать ни вдох, ни выдох.

Горло пересыхает, внутри все горит.

— Отпусти, — прошептала я, но голос звучит хрипло, неуверенно.

Егор повинуется? Нет. Он медлит, будто и сам не знает, чего хочет. И я уже готова вырваться, когда чую движение сзади — Слава прижимается ко мне спиной, заключая меня в полукольцо своих рук.

— Тише, — говорит он у моего уха.

Я оказываюсь буквально зажатой между ними двумя. Спереди — Егор, его раскаленное дыхание, чуть приоткрытые губы, сзади — Слава, надежно удерживающий меня за талию. Все во мне протестует и, одновременно, как будто тянется к этой безумной близости. Сердце срывается на бешеный ритм, ноги почти не держат.

Они ничего не делают дальше. Просто стоят, замершие. Но я всем своим существом чувствую, как воздух между нами пропитан забытым ощущением опасной, притягательной нежности, какой-то обоюдной бездной. Словно любое неверное движение — и нас накроет волна, от которой уже не оправиться.

Егор чуть склоняет голову, и я снова ощущаю его дыхание, чуть прохладное от воды со льдом. Наши взгляды пересекаются, и я не выдерживаю этого напряжения, тихо выдыхаю. Кажется, время замедляется, а треск льда в его стакане, стоящем рядом, звучит оглушительно громко.

— Ксю, — шепчет Слава за моей спиной, кончиками пальцев касаясь моей открытой шеи. — Скажи, если хочешь… — его шепот почти что взрывом проносится по нервным окончаниям. Внизу живота все стягивает.

Мои ночные кошмары обрели физический облик. Они зажали меня. И я не хочу выбираться.

Я закрываю глаза. Хочу ли остановиться? У меня весь мозг гудит от этих мыслей — воспоминания о ночи, когда мы втроем сорвались с катушек, снова всплывают яркими вспышками. Эта жадная близость, смешанные поцелуи… жгучий стыд и восторг.

И горькая боль по венам…

Я выдавливаю из себя еле слышное:

— Я… не могу… Не хочу… Не надо…

Губы дрожат, я цепляюсь пальцами за руку Егора.

Сама не знаю, что прошу: оттолкнуть меня или наоборот прижать еще сильнее. Все смешалось в голове. Мне дурно от алкоголя, но еще сильнее дурно от желания, подкрадывающегося с каждой секундой.

Прямо перед глазами — Егор, сейчас он не отводит взгляда. Напротив, в его зрачках будто плещется та же мука, которая внутри меня. Снова нервно сглатываю, чувствуя, что дрожу. От алкогольной слабости ноги подкашиваются окончательно, я непроизвольно приникаю ближе к Славе, ощущая, как его сердце бешено колотится мне в спину.