Моим детям нужна мама! Слабонервных прошу не беспокоить!

ГЛАВА 1. Платье с прорехой и вопиющий оптимизм

До чего же некоторые мужчины упрямы и непоследовательны! Вы тоже это замечали?

Эвелина сразу предупредила: она не может стать няней для его детей. Да вообще — ни для каких детей. У неё нет ни малейшего опыта! Она понятия не имеет, как обращаться с этими маленькими ходячими катастрофами. Да и писем рекомендательных у неё, между прочим, тоже нет.

Но он (о, эта загадочная мужская логика!) уверил, что всё это — сплошные плюсы. Тем более после того, что случилось. И потребовал от неё немедленно…

Впрочем, обо всём по порядку.

В тот день у Эвелины окончательно прохудилось платье. Прореха была ужасной, почти трагических размеров, но неисправимый оптимизм не позволил ей сделать из этого трагедию. В конце концов, оно и раньше выглядело не слишком многообещающе — ещё когда досталось от прежней хозяйки в комплекте с сомнительной надеждой на лучшую жизнь.

Правда, на данный момент это было её единственное платье. Но даже это обстоятельство не заставило рассматривать произошедшее, как катастрофу вселенского масштаба. Так, мелкая неурядица — особенно по сравнению с тем, что довелось пережить в последний месяц.

Да уж. Всего месяц назад у Эвелины была совсем другая жизнь — безбедная, беззаботная и безбашенная, но в один роковой момент она лишилась буквально всего… Впрочем, печаль по прежней жизни давно в прошлом. Судьба, кажется, решила дать ей второй шанс, и Эвелина в силу своего врождённого, вопиющего оптимизма намеревалась воспользоваться им по полной.

К тому же — к счастью! — на дворе зима. А значит, прохудившееся платье не такая и проблема, если у тебя есть пальто. Оно, правда, тоже досталось Эвелине весьма поношенным. Но всё же было достаточно практичным и тёплым, а главное скрывало все швейные тайны нижнего слоя одежды.

В тот день именно в этом пальто она и шагала по заснеженным улочкам Лиреи. Снег хрустел под ногами, мороз приятно пощипывал щёки, а дыхание клубилось лёгкими облачками. Настроение было прекрасным — Эвелина считала, что ей крупно повезло. Ведь у неё была работа, пусть и временная — она разносила письма, пока местный почтальон Фион Эшли был болен.

Может, он вот-вот поправится, но Эвелина не унывала — не пропадёт! У неё был план. Она подыщет другую подработку, для которой снимать верхнюю одежду не требуется. Например, на ярмарке. До зимних праздников оставалось всего две недели — самое оживлённое время в году. Расчёт был на то, что любой лавочник, даже самый привередливый, с радостью примет расторопную помощницу, когда от покупателей отбоя нет.

Если всё пойдёт по плану, то за две недели Эвелина заработает на новое приличное платье. А имея приличное платье, можно уже будет подумать и о приличной работе. Да и, вообще, с новым платьем, как известно, приходит и новая жизнь.

Ну или, по крайней мере, новая уверенность в себе.

С этими бодрыми мыслями она прибавила шагу, придерживая полы пальто, чтобы ветер не добрался до её тайной прорехи. Уже вечерело, но ей оставалось доставить последнее письмо.

Адресат: Эйден Греймонт.

В последние несколько дней вся Лирея о нём только и говорила. Это стало местной сенсацией, когда около недели назад он внезапно прибыл сюда — на этот крошечный провинциальный остров — и поселился в фамильном особняке своего деда, который долгое время стоял пустым.

Об Эйдене шептались все. Не нашлось, пожалуй, ни одной лавочницы, которая не обсудила бы загадочного приезжего.

Королевский советник, один из трёх самых влиятельных людей при дворе. Магистр, человек блистательного образования, безупречных манер и, если верить слухам, редкой мужской привлекательности. “Ах, некоторые дамы падали в обморок или даже теряли рассудок от его чарующей красоты”, — не моргнув глазом пересказывали услышанное булочницы и портнихи, не забыв слегка, а может быть, и не слегка преувеличить.

Всех занимал вопрос, зачем столь высокопоставленному господину понадобилось перебраться из столицы в эту глухомань, где в качестве развлечений — снег да чай с булочками?

Кто-то шептал, что Греймонт впал в немилость у короля. Кто-то — что его преследует проклятие. А самые романтичные уверяли: он пережил пылкий, но катастрофически неудачный роман при дворе и теперь бежит от призраков прошлого.

Какова бы ни была причина, жители острова не очень-то обрадовались появлению здесь Греймонта. “Когда являются такие важные птицы, ничего хорошего не жди”, — наставительно ворчали те, кто постарше и поискушённей.

Тем более, особняк, куда он поселился, всегда считался странным местом. Поговаривали, что в прежние времена в доме якобы происходили непонятные вещи. Дурная слава и была причиной, почему там давно никто не жил. “И было бы лучше, чтобы особняк и дальше оставался пустым”, — шептались торговки на рынке.

Снег падал крупными хлопьями, сумерки становились всё гуще и гуще, и Эвелина прикидывала сколько займёт дорога. Видимо, не меньше часа, ведь особняк Греймонтов стоял далеко от центра Лиреи — на северной окраине острова, у самого берега.

Дорога шла мимо заснеженного парка, где ветви старых лип сгибались под тяжестью снега. Эвелина всё прибавляла и прибавляла шаг. И вот за холмом показался силуэт старого особняка — молчаливого и мрачноватого, окутанный легендами и сугробами. Если верить слухам, то это и не дом вовсе, а пристанище ведьм и призраков, где из каждого окна тянет сквозняком древних проклятий.

Однако тревожили её не проклятия старого особняка, а маленькая приписочка на конверте, который ей предстояло доставить.

Господину Эйдену Греймонту. Лично в руки!

Если обычное письмо она могла опустить в почтовый ящик на двери или передать прислуге, то тут не обойдётся без того, чтобы зайти в дом и проследовать в кабинет хозяина. Наверняка её встретит какой-нибудь чопорный дворецкий и настоятельно предложит разуться и снять верхнюю одежду, прежде чем ступить на дорогой паркет. Так уж и быть — свои ботинки она согласна оставить у порога, а насчёт остального — уж увольте.

ГЛАВА 2. Тёплый дом, горячий приём

Когда до крыльца оставалось несколько метров, Эвелина остановилась, чтобы ещё раз окинуть особняк Греймонтов взглядом. Она впервые очутилась в этой части острова, и не лишним казалось всё же прикинуть, какие опасности таит в себе это местечко.

Ничего пугающего она не обнаружила.

Дом был… красив.

Суровый, да, но не злой.

Снег лежал на крышах башенок и портике мягкими подушками, а на фасаде у самого входа висел старый фонарь, покрытый тонкой ледяной коркой. Сквозь кристаллы льда пробивался тёплый дрожащий свет, рисуя на снежном покрывале причудливые золотистые узоры. Это выглядело до странного трогательно — как на старых рождественских открытках.

Ну и где тут проклятие?

Дом был похож на старого аристократа, который давно привык к сплетням, но снисходительно не обращает на них внимания.

Эвелина поднялась по заснеженным ступеням и постучала.

Дверь открылась почти сразу.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти — невысокий, но удивительно ладный, с лицом, на котором время оставило лишь самые выразительные черты, но не усталость. Его тёмные по-восточному раскосые глаза смотрели чуть лукаво и с явным интересом. Но больше всего Эвелину удивил его наряд. О, этот халат был достоин отдельной истории. Густо-синий шёлк, расшитый позолотой — восточные узоры сплетались в замысловатый диковинный рисунок.

Эвелина не удержалась и улыбнулась — от неожиданности, от контраста, от лёгкой нелепости ситуации. Ведь ожидала увидеть строгого, чопорного дворецкого в безупречно выглаженной ливрее, а не… восточного философа, явившегося прямо из легенды о драконах и чайных церемониях.

Мужчина слегка наклонил голову и с мягкой насмешкой произнёс:

— Вы так искренне мне улыбнулись, сударыня, что рискну предположить: вы ещё ничего не слышали обо мне. До вас, видимо, не доходили слухи о старом ворчуне Ян Вэн-Чане…

— Выходит, вас зовут Ян Вэн-Чан? — улыбка Эвелины непроизвольно стала ещё шире.

— В Стране Вечного Восхода, откуда я родом, это имя означает “книжный червь”, — заметил он. — У нас считают, что имя предопределяет судьбу.

— Любите читать? — предположила Эвелина.

— Люблю ли я читать? — усмехнулся Вэн-Чан. — Хм… скажем так, я прочёл, пожалуй, больше книг, чем звёзд на небе. А чем ещё заниматься на досуге дворецкому?

— Так вы дворецкий? — удивилась Эвелина. — Простите, я, кажется, представляла себе дворецких немного иначе.

Он чуть поклонился.

— Тогда позвольте считать, что я сегодня поломал одно из ваших представлений о мире.

Эвелина рассмеялась — мягко, по-доброму. И раз уж Вэн-Чан задал ироничный тон их беседе, то решила вернуться к тому, с чего они начали, и шутливо уточнила:

— А что же такого я должна была о вас услышать, чтобы мне расхотелось вам улыбаться?

— О, многое, — заверил он. — Спросите любого в столице, и вам скажут, что Ян Вэн-Чан — крайне неприятный человек. Вредный хитрый и каверзный. К тому же поговаривают, склонен к авантюрам.

— И это правда?

— Люди лгать не будут, — серьёзно кивнул он, и глаза его лукаво блеснули.

Она засмеялась открыто — окончательно растеряв остатки настороженности.

В нём было что-то обезоруживающее — смесь мудрости и самоиронии, как у человека, который слишком многое понял, чтобы относиться к жизни всерьёз.

— Простите, я, кажется, ещё не представилась, — спохватилась она. — Меня зовут Эвелина Брави. — (Вообще-то, в той, другой жизни, её фамилия была Бравинская, но здесь она представлялась именно так). — Я временно заменяю почтальона.

Вэн-Чан улыбнулся и легонько склонил голову, показывая, что рад знакомству.

— У меня письмо для господина Эйдена Греймонта, — объяснила она цель визита. — Я должна передать его лично в руки.

— Прошу вас, госпожа Эвелина, — Вэн-Чан жестом пригласил войти. — Позвольте, я доложу хозяину о вашем прибытии.

— Благодарю, — сказала она, переступая порог.

— Вы, может быть, снимете пальто? Здесь тепло.

Эвелина поспешно покачала головой.

— Нет-нет, не стоит! Я… э-э… сильно озябла.

— Как пожелаете, — кивнул он, будто прекрасно всё понял, но галантно сделал вид, что не понял ничего. — В таком случае располагайтесь в гостиной.

Он проводил её в просторную комнату и исчез с видом человека, который точно знает, что грядёт нечто интересное.

Гостиная произвела приятное впечатление.

Высокие окна в дубовых рамах, камин с изящной кованой решёткой, элегантные кресла, обитые бархатом глубокого бордового цвета. Здесь отовсюду веяло благородной стариной. Казалось, у каждой вещи есть своя история.

Эвелина медленно прошлась взглядом по комнате. На стенах — картины. В основном живописные виды Лиреи. Кто-то из предков Греймонта явно обладал художественным вкусом.

Но внимание Эвелины неожиданно привлекло не это.

На каминной полке стояла мраморная фигурка лисы — миниатюрная, с шикарным хвостом. От неё исходило ощущение живости, словно лиса только притворяется каменной и вот-вот подмигнёт. Именно такие вещички и придают интерьеру свой особый неповторимый характер. Уж кому, как не Эвелине, дизайнеру интерьеров по образованию, это знать.

Она едва удержалась от желания рассмотреть фигурку поближе. Но нет, благоразумнее ничего не трогать, когда находишься в доме человека, которого молва наградила не самыми лестными эпитетами.

Эвелина уже собиралась мирно опуститься в кресло, когда воздух разрезал пронзительный детский визг.

Настолько отчаянный, что сердце Эвелины ухнуло в пятки.

Не раздумывая, она бросилась в коридор — туда, откуда доносился крик.

На бегу едва не сбила напольную вазу, вцепилась в стену, чтобы не поскользнуться, и вылетела к приоткрытой двери, за которой виднелся странный свет — слишком рыжий для зимнего вечера.

Эвелина вбежала в комнату и увидела нечто, чего уж никак не ожидала увидеть.

Небольшая софа была охвачена пламенем, с которым боролась маленькая девочка в розовом платьице. Оружием ей служил графин с водой.