Мой бывший муж. Давай попробуем опять?

Глава 1

Правило номер один для тех, кто боится встретить бывшего супруга: ты должна быть накрашена. Всегда. В любой ситуации. Каблуки, мини-юбка, макияж — в любое время суток.

Я этим правилом пренебрегла, за что и поплатилась.

Стою в аптеке за каплями от конъюнктивита. Глаз опух, покраснел, чешется неимоверно. Ну и вид у меня, конечно, соответствующий. Растянутый спортивный костюм, кичка на затылке и кеды, очень удобные и максимально страшные; в таких даже мусор стыдно выкидывать.

Красавица на выгуле.

Очередь движется вяло, как специально тормозит, люди набирают лекарства целыми списками и долго достают провизора вопросами на тему «А вот если я не буду пить таблетки, а налеплю пластырь — он поможет или как?»

Я грустно рассматриваю полки и давлю в себе желание почесать глаз, когда впереди доносится:

— Три теста на беременность.

Тем самым голосом, который невозможно забыть. Хрипловатым, густым, бархатистым. Таким голосом только фильмы для взрослых озвучивать (в тех местах, где вообще требуется озвучка).

Что он тут делает?! Спустя столько лет, в отдаленном районе, и вообще…

Мне кажется, моё сердце выпрыгнет из груди и ускачет в далекие земли. Я машинально начинаю пятиться, чтобы ни в коем случае не столкнуться с мужчиной из своего прошлого, но стоящая позади старушка восклицает:

— Куда прешь, коза!

Спасибо тебе, старая женщина. На меня оборачиваются все без исключения, включая бывшего супруга. Он не изменился. Семь лет будто бы не существовали для него. Всё те же выгоревшие на солнце русые волосы, внимательный взгляд из-под темных бровей, легкий прищур. Однажды я влюбилась в его острые скулы…

…а потом мы развелись, и эти скулы, как и остальные части тела перестали мне принадлежать.

Он прекрасно выглядит в светлой футболке, что обтягивает тренированное тело. А я стою вся такая нарядная, в конъюнктивите, хлопаю ресницами.

Кажется, он меня не заметил. По крайней мере, взгляд лишь на секунду скользит по моему лицу — лицу испуганной тридцатилетней девушки — и возвращается к прилавку, на который фармацевт выкладывает всевозможные тесты на беременность.

Бывший муж выбирает несколько разноцветных коробочек, расплачивается наличкой, а я так пристально изучаю расставленные на полке слабительные средства, будто только и мечтала, что о свежей клизме.

Вот бы он не увидел… вот бы забыл обо мне как о страшном сне…

— Садись, подвезу, — доносится до меня тем самым голосом, когда я выхожу из аптеки и собираюсь рвануть в сторону дома. — Сколько лет мы не виделись?

— С-семь, — вздыхаю, даже не пытаясь изобразить растерянность.

Он распахивает передо мной пассажирскую дверь черной иномарки (а вот машина новенькая, когда мы расставались бывший водил тачку попроще), и мы вместе с конъюнктивитом и протертыми кедами плюхаемся в кожаный салон.

— Здравствуй, Влад.

— Ну, привет, Маша.

В салоне пахнет им. Неизменный запах, незабытый мною, навеки сохраненный в памяти. Не одеколон или дорогой парфюм, а что-то на грани инстинктов. Что-то, что невозможно спутать. Горьковатое, словно темный шоколад, крепкое. Невероятное. Мужское.

Бывший муж даже не спрашивает у меня дороги — едет с полной уверенностью. Что ж, он прав. За семь лет я никуда не переехала.

Поворот налево, направо, ещё раз направо. Мимо красочных мусорных баков и унылых пятиэтажек, во двор, где его авто кажется экзотическим зверем.

— Ну, как твои дела? — спрашиваю, когда пауза становится совсем уж трагичной.

После таких пауз в кино обычно пристреливают.

— Да нормально, — отвечает, дернув плечом. — А у тебя как?

— Тоже. Что нового?

Блин-блин-блин. Тупой вопрос, Маша. За столько лет у человека всё будет новое! Носки, трусы, машина. Возможно, даже зубы.

— Да особо ничего, — произносит бывший, подъехав к моему подъезду. — Недавно открыли новый филиал. В остальном, всё по-старому.

Ах да. Совсем забыла представить. Владислав Давыдов — создатель и генеральный директор фирмы по производству «умной» электроники, спортсмен, завидный жених. Раньше про него говорили: «Подающий надежды молодой предприниматель» и «Новое лицо промышленности». Теперь он лицо старое — не в плане возраста, конечно, — всем известное.

Одно время, уже после развода, я следила за его достижениями.

Зачем?

Не знаю. Не для того, чтобы порадоваться неудачам. Просто… мне требовалось хоть какое-то присутствие Влада в жизни. Пусть даже такое, где он ужинает в фешенебельном ресторане под прицелом камер, а я сижу в шерстяных носках и пью чай. Под прицелом разве что дьявольской кошки-Маруськи, которая досталась мне после раздела имущества.

Вообще-то Маруська любила исключительно Влада, но я должна была забрать себе хоть что-то, поэтому черное, без единого пятнышка, чудовище поехало со мной в хрущевку.

— Понятно, — киваю. — У меня тоже всё старое. Тебя можно поздравить?

Глава 2

— Конечно, соглашайся! — вскрикивает Оля, когда я рассказываю ей о возможной заработной плате. — О-о-о! Куча бабла! Да у меня даже не получается её представить!

На нас оборачиваются посетители кофейни, и мне приходится смущенно шикнуть на подругу, которая не стесняется в выражениях. Она — девушка экспрессивная, тридцати трех лет отроду, чьи волосы всегда выкрашены в яркие цвета (сейчас — в синий), а длинными ногтями можно кого-нибудь прирезать.

— Оль, такие деньги просто так не платят. А если он заставит носить ему кофе в неглиже?

— За триста с лишним штук я готова носить ему кофе даже без неглижа, — подруга откусывает кусочек пирожного и сладостно жмурится. — М-м-м, вкуснятина. Отведешь меня на первую зарплату в самый дорогой ресторан города. Обещаешь, да?

— Не обещаю. Напоминаю, мне предлагают должность главного бухгалтера. Руководить людьми? Нести ответственность?!

— А вот ты чем в своей шарашкиной конторе занимаешься? — Олька закатывает глаза. — Просто должность у тебя рядовая, а лямку тянешь за всю бухгалтерию. То одна у вас в декрете, то вторая, то начальница на вечном больничном. Кто работает? Лошадка по имени Машка. За сколько Машка работает? Правильно, за сорок тысяч. Не аргумент, короче. Какие ещё причины для отказа? Ну же, выкладывай.

— Я не уверена, что готова находиться с Владом на одной территории. Всё-таки нас многое связывало. Мне будет некомфортно.

Вот тут впервые за день Оля смотрит на меня с пониманием.

— Ну да, с бывшим существовать — сомнительное удовольствие.

Дело в том, что у Оли тоже есть бывший, но если мой бывший похож на звезду фильмов для взрослых, то её – на замученного статиста. Он периодически пытается ворваться в жизнь Оли с букетом цветов (чаще всего с гвоздиками). Твердит ей о любви. Угрожает. Плачет.

Затем исчезает на неопределенное время, чтобы вернуться с очередными гвоздиками.

И если мы с Давыдовым развелись из-за разных жизненных взглядов, то Оля… впрочем, они тоже расстались из-за разных жизненных взглядов. Оле казалось, что нехорошо обжиматься с чужими женщинами, а Денис считал иначе.

— Люблю-то я тебя, — выкладывал он неоспоримый аргумент. — Такова мужская природа, мы гонимся за количеством, но ты — моя вторая половинка.

Вот такой полигамный благодетель. Делает счастливыми всех, а любит одну Олю.

В общем, она как никто знает, что бывший приравнивается к огромным проблемам.

— А если запросить отдельный кабинет в другом конце здания? — фонтанирует идеями подруга. — А на совещания отправлять подчиненных? Классно я придумала?

— Мне всё равно придется с ним пересекаться. Ну, не бывает такого, чтобы работать на человека и вообще его не видеть.

— Триста пятьдесят тысяч, детка. Оплатишь терапию у самого лучшего психолога, у которого пролечишь все свои расстройства после встречи с бывшим. Слушай, а ты вообще перегорела к нему?

Опасный вопрос. Я зажимаюсь и становлюсь той напуганной девчонкой, в которую превратилась после нашего развода.

— Перегорела, — отвечаю резче, чем требуется.

— Тогда чего мнешься аки благородная девица?

Она меня подловила и теперь ехидно изучает, а мне нечем ей возразить. Сама же говорю: ничего не испытываю к Давыдову, совершенно безразлична к нему. Почему тогда всеми конечностями пытаюсь отмахнуться от его предложения?

Чего опасаюсь?

— Напишу ему прямо сейчас.

Визитка лежит на дне сумочки, и, чтобы её найти, приходится вывалить содержимое на стол. Пока Оля заинтересованно перебирает моё барахло, я вчитываюсь в должность Давыдова Влада. Если коротко: большой босс. Настолько большой, что обычным людям рядом с ним даже находиться запрещено.

А он меня целовал, и мои ноги подкашивались, и сердце стучало, моля о продолжении…

Я соглашусь на тебя работать при нескольких условиях. Мне нужны гарантии

Какие?

Сама не знаю. Показываю переписку Ольке, и та задумчиво прикусывает губу. Понятно. Подсказок от неё не дождешься.

Во-первых, больше никаких поцелуев.

Договорились.

Во-вторых, никто не должен знать, что мы когда-то жили вместе

Без проблем.

В-третьих, пришли мне полную бухгалтерскую отчетность за предыдущие годы. Я должна понимать, во что ввязываюсь.

Документы будут на почте к 17:00. Что-то ещё?

Мы с Олей переглядываемся. В голову не лезет никаких умных, правильных условий.

— Хорошо ты его, — кивает подружка синей головой. — Жестко.

— Думаешь?

Мне наоборот кажется, что я уж больно быстро сдалась. Даже не попыталась сопротивляться. А как же «Да я никогда на свете!» или «Только через моё хладное тело»?

Как известно, любая самодостаточная женщина должна ломаться.

Я, видимо, поломалась еще на стадии производства.

Глава 3

Он помнит, что я люблю зеленый чай…

Эта глупая мысль — первая, которая проклевывается, когда за нами закрывается дверь, и я оказываюсь в роскошном кабинете генерального директора. Давыдов умеет сделать так, чтобы вещи вроде бы были обычные (нет ни позолоты, ни лепнины), но ты чувствуешь их стоимость. Например, массивный директорский стол или кожаный диванчик в углу — для гостей, — рядом с которым стоит кофейный столик.

Вроде бы классический интерьер, но от него веет богатством и силой.

Я сажусь напротив Влада, одернув юбку, и говорю со скептицизмом:

— У тебя очень приятная секретарша

— Ира? Ну да, она старательная. Ты на лифте ехала? Не понимаю, почему разминулись.

— Угу, на лифте.

— Я тоже, — хмыкает Влад. — Кто придумал ставить в одном здании два лифта? Ну, да ладно. Итак, обсудим условия?

Он подается вперед, чисто в начальственном жесте, складывает руки в замок, и я рассматриваю его пальцы так, будто вижу их впервые. Переплетения вен, что струятся от запястья и выше, под манжеты строгой рубашки. Застегнутые пуговицы, под которыми скрывается каменный пресс.

Влад Давыдов всегда вызывал во мне неправильные мысли, но почему-то после развода они стали ярче и острее.

Он — акула бизнеса, но я тоже давно не институтская дуреха, поэтому качаю головой.

— Никаких условий раньше времени. Я всё ещё не уверена, что соглашусь работать на тебя. — Его взгляд ехиден, в нем читается «ну-ну, конечно», но я упрямо продолжаю. — Ты назвал сумму, от которой сложно отказаться. Допустим, мне даже захочется попробовать. А вот ты уверен, что я потяну вашу компанию? Не боишься облажаться?

— Заяц, неужели ты думаешь, что за то время, пока ты колебалась, я не пробил тебя вдоль и поперек?

Р-р-р, специально, что ли, выводит из себя?!

Какой я ему заяц? Я перестала быть зайцем, кроликом и другими длинноухими ровно в тот день, когда мы подписали заявление о расторжении брака.

«Триста пятьдесят тысяч», — проносится у меня в голове почему-то голосом Оли.

Вдох-выдох, Маша. Крепись.

— Во-первых, не называй меня так. Мы же договорились.

— Ах да, Мария Олеговна, извините, — прижимает он ладонь к губам, ничуть не смутившись. — А во-вторых?

— А во-вторых…

В эту секунду старательная Ира, виляя всем, чем можно вилять в двадцать лет, вносит поднос с двумя чашечками. Кофе Давыдова идеален, нет никаких сомнений. А вот мой чай она явно перезаварила из вредности, потому что он темно-коричневого цвета. Но я важно отхлебываю и продолжаю диалог:

— А во-вторых, что ты выяснил?

— Ты пашешь в какой-то сомнительной конторке и занимаешься расчетами с клиентами. Впрочем, там ты работаешь последние восемь лет. Ни в чем противопоказанном не замечена, работник инициативный и исполнительный. Ты мне подходишь.

Он явно издевается, это чувствуется в сладких интонациях голоса Давыдова. Он похож на огнедышащего дракона, который заманивает наивную принцессу к себе в пещеру. Мол, у меня тут хорошо: золото, драгоценности, свеженькие скелеты рыцарей. Заходите, будьте как дома.

— Мы с тобой так давно не виделись, — напоминаю треснувшим голосом. — Ты меня совсем не знаешь. Я могу накосячить и пустить весь твой бизнес псу под хвост. Хотя бы из чувства мести или женской обиды.

— Слушай, ты первый кандидат, который на собеседовании пытается меня убедить не брать его на работу. — Влад залпом опустошает содержимое крошечной чашечки. — Пойдем, покажу тебе поле боя. Там и решишься.

Почему мне так страшно соглашаться?

Я без особого сожаления отставляю в сторонку свой чай, по вкусу напоминающий голую заварку, и покорно иду за Давыдовым. Тот ведет меня по широким коридорам, по всему этому безумию из зеркал, по гигантским офисам открытого типа, где как в муравейнике все работают, разговаривают, кому-то звонят и куда-то бегут.

Влад рассказывает мне о производстве, которое базируется в области, о штате программистов и о том, что его детище победило в номинации: «Продукт года». Здесь не просто создают бытовую технику, но уделяют особое внимание современным технологиям, инновациям, экологии.

А я иду и ловлю себя на мысли, что мне нравится его слушать. Как когда-то, при первом знакомстве, на свиданиях или в том же самом браке, когда Давыдов возвращался поздно вечером (скорее — рано утром) и за кухонным столом делился со мной всякими новостями. Тогда он только-только начинал, был молодым мечтателем, который вложил всё до последнего гроша в идею.

Мои родители говорили: «Маш, он тебя погубит, он прогорит, он оставит вас ни с чем, ещё и квартиру твою продаст».

А Давыдов дневал и ночевал на работе, с каждым днем поднимаясь всё выше по пищевой цепи. Превращаясь из маленького травоядного в опасного хищника.

Мне нравится его близость. Мы идем на расстоянии полуметра: достаточно, чтобы чувствовать его рядом с собой. Но не вызывающе, не вторгаясь в личное пространство друг друга.

Владу улыбаются молоденькие сотрудницы, ему пожимают ладонь мужчины в отутюженных костюмах. Он мимоходом задает кому-то вопросы и, получив короткие, точные ответы, удаляется.

Глава 4

Две недели пролетели незаметно. Я уволилась, забрала трудовую книжку, вдохнула свободы и внезапно осознала: всё, конец. Точнее — начало. Или всё-таки конец? Непонятно. Пути назад отрезаны, оглядываться бесполезно.

Мы с Олей празднуем мою недолгую безработную жизнь — уволилась я в пятницу, а на работу выходить только в понедельник — кремовым тортиком. Оля — безумная сладкоежка, она знает лучшие кондитерские города и постоянно тащит какую-нибудь вкуснятину, в которой калорий столько же, как в пяти килограммах мяса.

— Ну, за новые свершения! — Оля салютует мне кружкой, в которой болтается чайный пакетик. — Глядишь, и меня перетащишь к себе.

— Сомневаюсь, что Давыдову требуется парикмахер-универсал, — хмыкаю я, но Олька не сдается.

— Но-но. Вообще-то не парикмахер, а мастер по созданию образа. Нужно ему на деловую встречу? А я уже готовенькая, стою с ножницами и феном. В одном фартуке стою, между прочим.

Зная предприимчивость подруги, я даже не смеюсь. Она пробивная и способная пойти по головам, готовая на любые поступки. В отличия от меня, местами мягкой, сговорчивой.

Не представляю, как руководить целой службой?..

Вдруг у меня не получится? Там же устоявшийся коллектив, а я — незнакомый человек.

— Тяжело тебя отпустили? — спрашивает Олька, цепляя с тортика кусочек фигурного шоколада.

— Ну, как сказать. Девчонки сказали, что давно пора выбираться из этого болота. А когда начальница произносила последнее слово, у нее сорвался голос, и она расплакалась. Было ощущение, что меня хоронят, и сейчас вынесут кутью. Какая-то трагичная обстановка, если честно.

— Не люблю кутью, — морщится подруга. — Ладно, не парься. В понедельник приступать к новой должности, тебе не до переживаний. Готова?

Пожимаю плечами. Как можно быть готовой? Я в новый магазин-то стараюсь без надобности не ходить, а тут впервые за восемь лет сменить работу. Как будто прилюдно оголиться. Выставить себя на всеобщее обозрение.

— Кстати, а что Давыдов? Появился у него кто-нибудь?

Я наблюдаю за тем, как подружка облизывает ложку, и чувствую, что к горлу подкатывает ком. Дело в том, что целых две недели я героически не вбивала в поисковик: «Владислав Давыдов девушки», чтобы не обжечься и не огорчиться.

А вчера вбила…

Зачем-то…

На фото было какое-то мероприятие, и Давыдов прижимал к себе хрупкую брюнетку лет восемнадцати. У него секретарша старше. Брюнетка улыбалась, а он чуть склонился, шепча ей на ухо что-то непременно личное.

Я даже заголовок читать не стала, просто нажала на крестик и закрыла жуткую интернет-страницу.

На что надеялась? Непонятно. Не может у человека семь лет не быть женщины. Да и какой смысл расстраиваться, когда мне он давным-давно не принадлежит.

Наверное, все разведенные девушки остаются немного собственниками. Мол, я этого мужика однажды заклеймила, он не должен никому принадлежать. Моё. Не отдам.

Глупо, конечно.

Но на губах сохранился его вкус, и ночами мне снятся долгие, глубокие поцелуи.

— Вроде бы у него есть девушка, — пожимаю плечами.

— Бли-ин, не успела. Я думала, чисто случайно встретить тебя после работы и… ну… столкнуться с Давыдовым. Ох, господин-директор, совсем вас не заметила.

Она картинно хлопает ресницами, а я не спорю, только бултыхаю пакетик в чашке. Оля никогда не нравилась Владу. Моя институтская подруга вызывала в нем легкое раздражение. Он, конечно, общению нашему не препятствовал, но всегда отзывался о ней исключительно нейтрально. Знаете, как о мертвеце: либо хорошо, либо никак. Давыдов предпочитал второй вариант.

А в итоге она единственная, кто остался со мной, кто помогал после развода прийти в себя, кто вытягивал из последующих неудачных отношений. Другие подружки отсеялись: одни вышли замуж, вторые нарожали детей, третьи умудрились преуспеть и там, и там.

Я помню, как однажды, на чьем-то дне рождении, впервые ощутила себя лишней. Подруги обсуждали правильное детское питание . Хвастались заработками мужа, будто своими собственными. А у меня на тот момент никого не было. Только нелюбимая работа и кошка-Маруська.

И одна из подружек, Рита Иванова, сказала с наигранной радостью: 

— У тебя тоже кто-нибудь появится. Только не отчаивайся. Может, тебе на сайте знакомств зарегистрироваться? Или запросы снизить?

А девочки синхронно покивали, мол, отличная идея.

И я внезапно осознала, что со мной общаются из жалости. Из жалости зовут в гости (ну а кому она нужна, унылая такая?), из жалости находят кавалеров (пусть гулящий и безработный, зато живой мужик), из жалости вешают лапшу на уши.

Для них я грустная тридцатилетняя разведенка. Незамужняя и бездетная, а потому опасная. Ибо могу в любой момент поманить их бесценных мужей пальчиком. Мне же нечем заняться. Я же беспринципная.

Короче говоря, пришлось от «друзей» отказаться.

Олька не такая. С ней можно оставаться собой.

— Кстати! — хлопает она в ладоши. — Ты ж сейчас как найдешь симпатичного парня, как выскочишь за него замуж! На новой работе это запросто делается. Глядишь, и мне кого-нибудь присмотришь. За новых мужиков!

Глава 5

Итоговая бухгалтерская отчетность чиста, не подкопаешься. Но вот промежуточные данные, из которых строятся расчеты, находятся в таком хаосе, что у меня волосы шевелятся, когда я лазаю по компьютеру. Куча папок, внутри по двадцать версий файлов, причем некоторые названы так, что шпион не разберется: «важажа», «ыовоа», «какой-то важный документ 14».

Моя бывшая начальница убила бы за такое отношение к бумагам. Она ежедневно проверяла все наши папки и устраивала выволочку, если находила что-то не то. Меня это, конечно, бесило, но благодаря её педантичности я и сама стала относиться к документам строго.

А тут… матушки…

— Катюш, тебе кто-нибудь передавал план работ? Мне на почту только четверо отправили, — я заглядываю в приемную к секретарю, и Катенька качает головой.

— Отдавали Наташа и Люба. Поторопить остальных?

— Да, спасибо.

Мне, конечно, не хочется быть строгим руководителем и первый день начинать с претензий, но что сложного в том, чтобы представить отчет о своих же обязанностях?

Я же никого не знаю и хотя бы примерно должна понимать область деятельности.

Но Катенька возвращается понурая и говорит:

— Я не жалуюсь, если что, но девочки сказали, что им некогда.

Я даже представила, каким конкретно тоном — желчным, язвительным — они это сказали. Мол, если новая начальница хочет, пусть сама и узнает.

Ладно, мы не гордые.

Я захожу в бухгалтерию и обращаю свой взор на Валентину Дмитриевну, которая прихлебывает кофеек, пялясь в экран телефона.

Да уж, сразу видно: по горло в задачах. Не продохнуть.

— Кхм-кхм. Не хотела бы отвлекать вас, — оглядываю кабинет, — но мне очень нужны отчеты. Потратьте, пожалуйста, пять минут времени на их заполнение…

— Вообще-то у нас есть другая работа, — скрещивает руки на необъятной груди Валентина Дмитриевна, радостно вступив в бой. — Если мы будем выдумывать отчеты, когда заниматься основной деятельностью?

— Как мы опишем всё, что выполняем? Я целый день что-то делаю! Что я напишу? Сорок минут проверяла акты за другие службы, потому что они все раззявы?! — истерично поддакивает ей рыжеволосая женщина из угла кабинета.

Видимо, у них тандем.

Я вздыхаю:

— Хорошо, не надо ничего писать. Давайте поговорим прямо сейчас. Валентина Дмитриевна, начнем с вас?

— Я — заместитель главного бухгалтера, у меня море заданий. Непочатый край! Вон, кофе допить не успеваю. — Она обводит руками заваленный бумажками стол. — Вообще-то я выполняю все распоряжения руководства. Это для начала.

— Хорошо, допустим, сегодня я не давала вам никаких распоряжений. Чем вы занимались?

Женщина начинает багроветь: от подбородка до самых очков. В кабинете становится очень-очень тихо. По-моему, сейчас рванет.

Я невольно сглатываю и думаю, как бы отшутиться, но потом вспоминаю о новой должности и о том, что надо быть сильной женщиной, а не тряпкой.

Соберись, Маша.

— Вы намекаете, что я бездельничаю?!

— Нет, я хочу узнать, чем конкретно вы занимались.

— Это вопиюще… Марина никогда не задавала мне таких оскорбительных вопросов… ладно, если вы так хотите знать…

Ну а дальше она пытается родить задачи, которых в глаза не видела — чтобы я не догадалась, что заместитель главного бухгалтера целыми днями смотрит видео про котиков или гоняет чаи.

Стоит ли говорить, что беседа занимает целый час, потому что Валентина Дмитриевна со своей подружкой саботируют процесс, тяжело вздыхают, сопят и тянутся к тонометрам, ибо у них подскочило давление от "постыдных допросов"?

Но, в целом, картина не плачевная. Я начинаю понимать, за кем и что закреплено. Знакомлюсь с людьми. Киваю, улыбаюсь. С этим можно жить. С бездельницами разберемся позже.

Интересно, почему их не погнала бывшая начальница?

...Я задерживаюсь на работе допоздна. Катенька уже убежала и даже вырубила в приемной свет, а я сижу, уставившись в монитор, и пытаюсь собрать мысли в кучку. Тяжело. Непривычно. Всё новое, незнакомое, сложное. А спросить некого — иначе посчитают недалекой.

Дверь приоткрывается, и внутрь заглядывает Давыдов. Видимо, он уже уходил, потому что в руках у него ключи, на голове — солнцезащитные очки, которые плохо гармонируют с костюмом от какого-то известного бренда. Не знаю, какого именно. Но его известность чувствуется за версту.

Машинально смотрю в окно. Алое закатное солнце слепит глаза.

Согласна, очки не будут лишними.

— В службе безопасности сказали, что ты осталась жить в офисе, — хмыкает Влад. — Уютненько у тебя тут, почти по-домашнему. Чем занята?

— Пытаюсь разобраться в бумагах.

Он стоит на пороге, поигрывая связкой ключей, как будто элитный завхоз.

— Хватит работать. До завтра ответственная миссия подождет. Подвезти тебя?

— Нет, спасибо, езжай. Я закажу такси.

Глава 6

Заплаканное существо в зеркале хочется придушить на месте. Опухшая, глазки-щелочки, волосы всклочены. Как в таком виде идти на новую работу и смотреть в глаза боссу, который до сих пор способен довести тебя до истерики?

Я прорыдала всю ночь напролет. Сначала ещё пыталась успокоиться, но потом поняла — бесполезно. Проще выплакаться и навсегда отпустить ситуацию.

Зачем он так поступает со мной? Ранит наотмашь, бьет в самое сердце.

Неужели не понимает, что через семь лет после развода нельзя говорить такие вещи?

И что значит «до сих пор жалею»? Он всех девушек сравнивает со мной? Или думает, что было бы неплохо начать сначала? Или попросту испытывает муки совести за то, как разошелся с первой женой? Мол, жалко её, болезную, совсем одна осталась.

Мне не нужна его жалость.

Мне хватило жалостливых «подруг» с их ободряющими речами: «Ничего, сейчас и в сорок лет рожают! Не думала для себя ребеночка завести?»

От подруг я благополучно отказалась и, если понадобится, откажусь от Давыдова. Плевать на работу, на лакомую должность, на постыдную запись в трудовой книжке, если уволюсь через неделю после трудоустройства. Я не останусь с ним на одной территории, если он продолжит вторгаться в мое личное пространство.

Отныне — исключительно рабочие отношения.

Ни единого стороннего слова.

Ни единого взгляда.

Он — мой руководитель, а я — его подчиненная.

Что может быть проще?

Всё утро Катенька посматривает на меня с опасением и каждые пять минут предлагает заварить кофе. Наверное, ей кажется, что у начальника была бурная ночь, а потому и вид соответствующий — помятый и плачевный.

Но есть и хорошая новость: злость, перемешанная с застарелой обидой, помогают мне в работе. Сегодня я изучаю документы не рассеянно, а с хваткой настоящего аудитора. Тут неточность в подсчетах, тут недочет, тут не прослеживается связь. А тут, ужас какой, орфографическая ошибка!

— Попросите снабженцев переделать письмо, — отдаю исчерканный ручкой лист Катеньке, и та с уважением (или страхом?) смотрит на меня.

Раньше я не задумалась, во скольких документах требуется подпись главного бухгалтера. Оказывается, их носят пачками! Все службы! По пять раз на дню!

— Прошлый руководитель накапливала документы до обеда, а подписывала после двух часов дня, — подсказывает Катенька, наблюдая за тем, как я закапываюсь в письмах.

— Прошлый руководитель была мудрой женщиной, пожалуй, последую её опыту, — радостно соглашаюсь я и откладываю бумаги подальше. — Что ещё обычно на повестке дня?

— Совещания, — Катенька вздыхает. — Сплошные совещания, если честно. Мы иногда Марину Игоревну днями не видели. А ещё…

В этот момент дверь распахивается, и на пороге застывает мужчина. Ну, очень интересный мужчина. Олька бы сказала: «вкусненький». Под два метра ростом, аристократичный блондин с правильными чертами лица. Такой тип мужчин, которые, даже одетые в строгий костюм, вызывают неприличные фантазии.

— Здравствуйте, Дмитрий Иванович, — вспыхивает до корней волос Катенька и спешно убегает из кабинета.

Э-э, предательница. Оставила меня один на один с человеком, источающим чистые, незамутнённые флюиды. Мне кажется, или в кабинете стало жарко?

— Добрый день. Мария Олеговна, главный бухгалтер, — поднимаюсь я, а мужчина качает головой.

— Зачем так официально? Дима, директор экономического сектора. Мы с вами часто будем видеться, как-никак смежные службы. Вот, решил представиться лично.

Он присаживается напротив меня и широко улыбается, обнажив белоснежные зубы. Как Чеширский кот. Я тоже улыбаюсь (как опухшая ведьма). На его запястье — дорогущие часы, на безымянном пальце левой руки — перстень в виде гайки.

— Приятно познакомиться. Вы по какому-то рабочему вопросу?

— Нет-нет, просто показаться. Как я могу приставать к человеку с рабочей чепухой на второй день?

Его губы вновь расплываются в теплой улыбке, а я мысленно гадаю, скольких девушек этот «Дима» успел охмурить? Понимаю реакцию Катеньки, которая ужом выскочила из кабинета. Мне самой хочется покраснеть и похлопать ресничками.

Хочется, но я сдерживаюсь.

Не по статусу.

— Как вы, осваиваетесь?

— Да, понемногу…

— Если что, обращайтесь по любому вопросу. Всегда подскажу. — Он вытягивает визитку и кладет на стол, указав пальцем на нижний номер телефона: — Это личный, звоните и днем, и ночью.

Вау!

Этот важный, большой директор непрозрачно намекает мне… на что, интересно? Мои фантазии скачут галопом.

А потом я вспоминаю, что вообще-то основатель компании, генеральный директор, первое во всех отношениях лицо — мой бывший муж. Что на порядок выше какого-то там Димы.

И это лицо, мать его за ногу, до сих пор жалеет о разводе.

Баран он, а не лицо.

Меня опять начинает давить злость, и я, как крайне нелогичная девушка, решаю этой своей злостью напитаться. А потому беру визитку и кокетливо отвечаю:

Глава 7

Я узнаю, что в квартиру ворвался ураган по имени Владислав Давыдов, когда Макс начинает пищать что-то невразумительное. Перед этим из коридора доносится характерное «бум» (кажется, брат Алисы отворил дверь со всей пролетарской мощью).

Выглядываю с опасением.

Влад нависает над Максимом, но не бьет его. Да и не ударит. Я слишком хорошо знаю Давыдова, не тот характер у него, чтобы размахивать кулаками. Запугает до чертиков и отпустит. Вон, смотрит как страшно, исподлобья. Глаза блестят, губы плотно сжаты. В таком темном, полном холодной решимости взгляде могут затеряться любые демоны.

Алиса выглядывает наружу и кидается грудью защищать любимого.

— Не надо! — просит она. — Не убивай его!

— Не буду, — соглашается Влад и легко, как котеночка, хватает Максимку за шиворот.

А затем оттаскивает его во внешний коридор, поддает пинка для ускорения…и захлопывает дверь.

— Ты злой, ты всегда был против нас, ты никогда не поймешь, каково это — любить по-настоящему, — по второму кругу начинает плакать Алиса, включившая обиженную младшую сестру.

Так, я не хочу участвовать в очередном акте театральной постановки под названием «Истерия». Хватит. Пойду домой, кошку кормить.

— Всем хорошего вечера, — насмешливо откланиваюсь, но в «глазок» всё-таки смотрю, мало ли Максимка до сих пор стенает у двери.

Ан нет, не стенает. Ускакал наш козлик. Быстро он для человека, который полчаса долбился в ванную как недоделанный дятел. Видимо, настала пора ехать к жене, а то чай остывает.

— Я тебя провожу. Подожди минуту, — категорично, без возможности отказаться, заявляет Давыдов.

— Не надо.

— Это не предложение.

Но я не собираюсь его дожидаться. Выхожу из квартиры, давлю кнопку лифта. Ну же, быстрее.

Успела.

Давыдов умудряется войти в самую последнюю секунду, раздвинув двери руками.

— Извини, что ты участвовала в этом цирке, — он взъерошивает волосы. — У Алисы поразительное качество: все оказываются втянуты в её приключения. Она сама не понимает, во что вляпалась. Меня слушать не хочет. Думает, я завидую её счастью.

— Да ничего страшного, — я специально изучаю кнопки, чтобы не смотреть на Влада. — Но ты всё-таки вразуми сестру, потому что лучше завести десять кошек, чем одного такого парня.

— Угу, согласен. Послушай…

Давыдов нажимает на кнопку экстренного торможения, и лифт зависает между пятым и четвертым этажом. В шаге от спасения. Я издаю тяжелый стон и прислоняюсь спиной к стене, потому что продолжать этот вечер попросту невозможно.

Ну, что ещё?..

— Влад, что бы ты ни сказал, я не хочу этого слушать. Ни про твои сожаления, ни про наш развод, ни про Алису из страны чудес с её угашенной гусеницей. Ещё парочка дней, и я уволюсь. Потому что тебя стало слишком много в моей жизни!

Я, конечно, замечательно это всё проговариваю, голосом, полным негодования, да вот только Давыдов стоит от меня в опасной близости, и две верхние пуговицы на его рубашке расстегнуты, мешая сконцентрироваться. Я смотрю на эти пуговицы, на отчетливые вены, бегущие по шее, но легкую щетину. Меня гипнотизирует его внешность. Его запах, отчетливый, но не въедливый. Мужской. Глубокий. Пьянящий.

Я понимаю, что он точно так же смотрит на меня. На вырез блузки, в который опускается кулон с весами — мой знак зодиака, — на темную родинку у правой ключицы, на поджатые губы. Цепляется взглядом за мою одежду и скользит ниже, словно стягивая, обнажая.

И мы почти срываемся в опасный прыжок — на дно, на самую бездну, друг к другу, — но лифт резко начинает ехать. Двери раскрываются перед нетерпеливой старушкой, которая называет нас нехорошим словом и, растолкав локтями, заходит внутрь.

Пуф, опасный момент рассеивается дымком. Я вновь могу соображать трезво.

— Я тебя услышал, — мрачно отвечает Давыдов.

— И подвозить меня не нужно, — мы выходим из подъезда, и я безошибочно нахожу взглядом машину Влада, но мотаю головой. — Я в очередной раз прошу: давай ограничимся рабочими отношениями? Из нас получилась плохая семья, но, может быть, мы отличные компаньоны. Ладно?

— Ладно. Заказывай такси, я не уеду, пока ты не сядешь в него.

Я выполняю требование высшего руководства, а потом, уже сидя в скрипучей машине, везущей меня в сторону дома, наблюдаю за тем, как за нами едет черная иномарка. Не отставая, преследует, словно её владелец намерен убедиться: седовласый таксист, у которого играет шансон, не имеет на меня никаких видов.

Давыдов останавливается за углом дома, но я всё равно замечаю знакомые фары. Ждет, когда я открою дверь и войду в подъезд.

Вздыхаю.

И думаю: уволиться — не самая плохая идея. Даже адекватная.

Потому что мне сносит крышу. А это чревато последствиями.

***

Эту ночь я бодрствую, упиваясь крепким кофе. Передо мной ноутбук, в который воткнута флэш-карта, и сотни файлов медленно перекачиваются на диск. В моем стареньком ноуте разъемы включаются через раз, периодически отрубаясь, поэтому проще закачать документы, чем работать с ними через флэшку.