Я бежала сквозь туман, стараясь держать дыхание. Но испуг из-за встречи с вооруженными грабителями и страх за жизнь Глеба давали о себе знать, силы иссякали быстро.
Еще меня душил стыд перед моим парнем, которого я презирала последний год и плохо это скрывала, а он оказался настоящим героем. Когда мы познакомились пару лет назад, мы оба подавали надежды, но он получил травму и стал тренером, а я полностью реализовала свой потенциал и стала чемпионкой России по фигурному катанию. Мы с Глебом продолжали встречаться, но мне он казался жалким со своим терпением, добротой и полным отсутствием амбиций. Он даже не пытался соблазнить меня, утверждал, что хочет сделать меня своей в нашу первую брачную ночь. Для меня это было слабостью. Но мудрость приходит с опытом, теперь я понимаю, что не те качества ценила в мужчинах, он оказался храбрым и любящим. Я не заслужила такого парня, не заслужила, чтобы он рисковал своей жизнью ради меня, ведь в этот вечер я собиралась его бросить...
Неожиданно из тумана мне навстречу выскочила девушка. На ней было еще более открытое платье, чем у меня, а я была в красном вечернем платье с корсетом в стразах и пышной юбкой, специально нарядилась на новогодний корпоратив у нас в спортивном клубе. Корсет незнакомки был без бретелек и почти не скрывал пышную грудь третьего размера, прекрасные белокурые локоны выбились из высокой прически. Несмотря на бег, утонченное лицо незнакомки было бледным, как лед на катке. Мы обе не смогли затормозить и врезались друг в друга. Рассмотрев незнакомку, я обомлела, она была точной моей копией, различия были только в фигуре.
– Кто ты? – выдохнула я.
– Луиза де Пуриан. А вы? – ответила девушка на французском.
Я ее поняла, потому что с пяти лет учила этот красивый язык, смотрела кино с Жаном Дюжарденом и читала Дюма в оригинале. Мама грезила Парижем, мушкетерами и круассанами. Ей из всего перечисленного были доступны только круассаны. И она мечтала подарить мне более счастливую жизнь, а такая может быть только во Франции. Я же мечтала стать чемпионкой по фигурному катанию и стала ею. Париж меня никогда не интересовал, но видимо, моя мама что-то такое знала.
– Я Лиза Петрова. Что вы здесь делаете, ночью, в России, одна? – ответила я ей на французском.
– Почему в России? – испугалась Луиза, – Я уже четыре часа брожу по Булонскому лесу, не хочу возвращаться домой. Не хочу! Моя мачеха собралась выдать меня замуж за принца Конде. Они дальние родственники, и она надеется, что, когда он взойдет на престол, он сделает ее своей правой рукой. А я точно знаю, плевать ему на мою мачеху, меня он хочет и должность моего отца его привлекает. Главный казначей Франции – отличная опора для заговора.
Я пыталась не потерять нить ее бреда и думала, что мне делать с сумасшедшей. Позади меня где-то трое вооруженных битами грабителей, возможно, избивают Глеба, который сам прогнал меня, чтобы я могла спастись. Мне нужно срочно найти выход из парка, поймать припозднившегося прохожего, чтобы попросить у него телефон и вызвать полицию. Мне некогда возиться с психами!
– Луиза, я понимаю, вы расстроены, но вам лучше вернуться домой. Пойдемте вместе искать выход из парка.
– Нет-нет, я туда не вернусь. Он смотрит на меня, как на кусок мяса. Мне противно… А мачеха специально одевает меня в это, – девушка со слезами на глазах показала мне на свой почти обнаженный бюст.
«Ничего себе! – подумала я, – Да моя мама меня в таком виде из дома бы не выпустила, еще бы водой окатила, чтобы в чувство привести».
– Луиза, давайте мы найдем выход из этого тумана, а потом я поговорю с вашей мачехой, если что, мы напишем на нее жалобу в полицию.
Девушка посмотрела на меня странно и, едва размыкая губы, прошептала:
– Вы очень добры. Хотите помочь совершенно незнакомому человеку. Но я не вернусь туда. Она специально привела меня в ложу к нему и ушла в антракте. Он накинулся на меня как зверь… я не хотела... Если он станет моим мужем, он будет делать это, когда захочет… Нет!
У девушки закатились глаза, и она стала оседать прямо на гравийную дорожку. Мои попытки удержать ее в вертикальном положении не увенчались успехом. Луиза упала к моим ногам бездвижная, бледная, как покойник, только теперь я заметила, что она босиком. Зимой! Сколько она бродила тут по мерзлой земле? Но не только ее ступни были в крови, пышный подол задрался, обнажив стройные ножки чуть выше колен, на внутренней поверхности бедер местами наливались синяки и виднелись пятна крови. Мне стало жаль эту сумасшедшую девушку. С ней случилось что-то страшное, может быть, поэтому она и бредит.
То, что произошло дальше, заставило меня усомниться в собственном душевном здоровье. Прямо на нас с Луизой упал луч света. Как прожектор на льду во время показательных выступлений. Но мы-то были в парке, кругом туман, и ни одного фонаря не наблюдалось в поле зрения. А тут свет!
Луиза открыла глаза, всматриваясь в небо, улыбнулась и стала подниматься вверх, как лежала, так и поднималась горизонтально. У меня было ощущение, что я попала на представление фокусника, и сейчас кульминация номера с левитирующей дамой. Я часто заморгала, пытаясь прогнать видение, и у меня получилось. Луиза и странный свет исчезли. Я снова оказалась одна в тумане.
Ошарашенная увиденным, я уже не бежала, а тихо брела по дорожке и думала, как мне могло такое померещиться? Неожиданно впереди показались огоньки.
– Неужели фонари? – удивилась я и припустила туда из последних сил.
Вскоре появились очертания зданий, и я притормозила, ведь они мало походили на московский центр, скорее напоминали Европу. Я растерянно остановилась, не отрывая взгляда от двухэтажных домиков, жмущихся друг другу через улицу от парка, мощенную булыжниками. Из задумчивости меня вывело громкое ржание лошади и сердитая реплика, сказанная низким бархатным баритоном на французском. Этот голос мог бы мне даже понравиться, если бы не сочился ядом:
– Мадемуазель де Пуриан? Даже не буду спрашивать, что вы делаете в столь поздний час в Булонском лесу, все знают, это идеальное место и время для шлюх!
Я стояла и всматривалась в окружающий меня мир. Мне было совершенно понятно, что это не Москва, и даже не Россия. Слишком уж открыточными были узкие улочки, фонари не электрические, а мужчина, говорящий на французском, был одет точно не как мой современник. На нем сидел как влитой черный камзол, белую рубашку украшали пышное жабо и манжеты, облегающие черные кожаные штаны и высокие ботфорты выше колен завершали аристократический образ. Таить не буду, разглядывая его черные локоны, обрамляющие породистое лицо с волевым подбородком, я невольно затаила дыхание, таких притягательно мужественных людей мне встречать не доводилось за мои восемнадцать лет. Все портило надменное и даже брезгливое выражение лица. И конь! Он был черным и каким-то бешеным, постоянно вставал на дыбы, бил копытом и всем своим поведением намекал, что нечего здесь разговоры разговаривать, пора мчаться вперед, навстречу промозглому зимнему ветру.
– Мадемуазель, удивительно, как вам не холодно, или мужские объятия согревают лучше любого плаща?
С неба начали медленно опускаться на землю пушистые снежинки. Я поежилась.
«Что со мной? Мне это снится? Или меня убили те грабители, что успели отобрать наши с Глебом телефоны?» – пыталась размышлять я, но у меня не получалось. Было страшно, холодно и непонятно.
Кажется, мой потерянный вид тронул сердце надменного незнакомца, он вздохнул, наклонился и, подхватив меня под мышки, усадил к себе на лошадь. Меня тут же обволокло его теплом и еловым ароматом.
– У меня предчувствие, что я пожалею об этом, – проворчал мужчина и, пришпорив нервного коня, понесся по булыжной мостовой во весь опор, совершенно не заботясь о безопасности редких пешеходов.
Я пригрелась, мысли уже не метались в моей голове как перепуганные пчелы в улье, видимо, стресс дал о себе знать, меня сковала полудрема. К сожалению, наше путешествие быстро подошло к концу. Прекрасный наездник ловко затормозил своего бешеного вороного жеребца у кованой ограды, легко спустил меня на землю и, не сказав ни слова, помчался прочь.
– В чем смысл помощи, если я все еще не знаю, где я и что со мной? – проворчала я, заглядывая между прутьями решетки в сад. А там виднелся силуэт небольшого двухэтажного дворца. Домом это здание назвать язык не поворачивался. Его украшали четыре колонны, широкую лестницу у основания стерегли два льва, а под крышей виднелись фигурки амуров. Все это смотрелось как мешанина, кричащая о богатстве. В Питере я видела дворцы куда изящнее и величественнее.
Я уже собралась идти прочь от этого памятника вульгарности, но меня остановил крик:
– Мадемуазель Луиза! Какое счастье, вы нашлись! Ваша мачеха рвет и мечет. Берегитесь!
Пышнотелая женщина лет сорока подхватила меня под руки и поволокла к дворцу.
– Ах, деточка, потерпи немного, вот выйдешь замуж за принца Конде и сможешь свою мачеху не бояться.
Луиза, принц Конде – эти имена показались мне знакомыми.
«Стоп! Они принимают меня за ту девушку!» – догадалась я.
Это было не удивительно, ведь мы с ней были как сестры-близнецы.
Я не успела обдумать, чем мне грозит воровство личности Луизы де Пуриан, как мы вошли в дом и на меня фурией накинулась брюнетка с идеально прямым носом. Точеная головка красовалась на длинной, изящной шее, осиную талию туго обтягивал корсет, но слишком пышная юбка портила весь образ.
– Дрянь! Как ты могла убежать от принца. Он был недоволен, но был так любезен, что подвез меня до дома. И что это за платье на тебе? Убогий наряд монашки... Если ты заболеешь после своих ночных прогулок, я тебя лечить не стану. Сдохнешь в горячке, безмозглая тупица!
От ненависти, сочащейся в каждом слове мачехи, у меня откуда-то появились силы. Я посмотрела на нее твердо, пытаясь взглядом остановить этот поток нечистот, но красотка оказалась недалекого ума, а еще про блондинок шутят.
– Завтра мы идем на бал-маскарад в Фонтенбло. Я уверена, принц сделает тебе предложение и тут же объявит об этом. Не испорти все, никчемная ошибка природы!
Точно зная, что больше всего бесит рассерженных людей, я спокойно сказала:
– Если вы закончили изрыгать нечистоты, я пойду к себе. Между прочим, злость вам не к лицу, вас всю перекосило. Будьте осторожны, вдруг однажды вы такой и останетесь!
У мачехи вытянулось лицо, а потом оно стало, как в замедленной съемке, краснеть. Я даже залюбовалась.
– Как ты смеешь со мной так разговаривать! – взвизгнула мадам и замахнулась на меня в попытке дать затрещину.
Не знаю, как у Луизы обстояли дела с физической подготовкой, но я-то спортсменка, активистка и просто красавица. Легко перехватив руку мачехи, я отбросила ее и также ровным тоном сказала:
– Я дочь главного казначея Франции, – гордо сообщила я, надеясь, что ничего не перепутала, – И без пяти минут невеста принца Конде. А вы кто?
Глаза мачехи налились красным, выглядело это страшно, в том плане, что очень некрасиво.
– Я жена главного казначея Франции, и двоюродная племянница принца Конде. Твое поведение возмутительно. Ты наказана. Мари, отведи эту нахалку в ее комнату. Не кормить и не выпускать до завтрашнего вечера!
«Испугала!» – усмехнулась я про себя.
Гордо расправив плечи, пошла за пышнотелой служанкой, лицо которой выражало скорбь и смирение. Она проводила меня на второй этаж в уютную комнату в розовых тонах.
«Ненавижу розовый!» – сердито подумала я.
– Не волнуйтесь, мадемуазель, я принесу вам горячего чаю и пару булочек.
– И горячей воды, пожалуйста, мне нужно умыться! – добавила я.
Видимо, Луизу любили и жалели. Но никто не мог за нее постоять, ни сама она, ни слуги. А что с отцом? Почему он позволяет так обращаться со своей дочерью?
Я с удовольствием сняла свое вечернее платье, поплескалась в деревянной лохани в едва теплой воде, что принесла мне Мари, выпила чаю с ароматной ванильной булочкой и уснула, даже не успев коснуться подушки.
Мне приснился странный сон… Я видела себя со стороны в парке. Рядом со мной стоял Глеб и отважно кричал:
Ну что сказать, Людовик умеет произвести впечатление. В зале повисла тишина. Герцог Орлеанский пошатнулся и снял маску, в его глазах застыло недоумение. Видимо, он не знал, какой приятный сюрприз готовит ему старший братец. Я его очень хорошо понимала, ведь о Луизе и принце Конде знал весь Париж. Кстати, о принце! Он тоже выглядел впечатленным, губы его сжались в узкую полоску, желваки заходили на выразительном лице. Мой отец был первым, кто пришел в себя. Выступив вперед, он отвесил королю низкий поклон и поблагодарил:
– Это большая честь для рода де Пуриан. Спасибо, Ваше Величество!
Моя мачеха от этих слов чуть не скончалась на месте, она побледнела, побагровела, от злости ее лицо заострилось, и она стала похожа на крыску.
– Вот и славно! – хлопнул в ладоши король, – Отметим свадьбу через неделю.
Герцог сжал кулаки. Я наблюдала за ним пристальнее всего, сила его чувств ко мне внушала страх, ведь совсем скоро я стану его женой, практически собственностью.
– Благодарю, Ваше Величество! – с нескрываемой горечью заговорил мой жених, – Вы, как всегда, очень заботитесь обо мне. Право, я этого не заслужил. Раз свадьба через неделю, мне нужно срочно заняться приготовлениями. Я вас покину.
В повисшей тишине неожиданно громко откашлялся принц Конде и шагнул вперед, к трону. Встав рядом с моим отцом и отвесив низкий поклон королю, он медленно заговорил, явно подбирая слова:
– Ваше Величество, вы всегда заботитесь о своих подданных, и мы благодарны вам за это. Но у вас и других государственных хлопот много, поэтому вы, вероятно, не знали, что я и мадемуазель де Пуриан испытываем друг к другу чувства. Я как раз хотел обговорить все детали с графом. Вы же не будете разбивать сердца двух влюбленных?
Король нахмурился, а я начала пробираться вперед. Меня так и подмывало громогласно и в грубой форме высказать свой протест. Пусть уж лучше меня ненавидит герцог, чем любит принц. Луиза бы на моем месте ждала, пока другие решат ее судьбу, но я не она. Поэтому выступив вперед я присела в реверансе и проговорила:
– Ваше Величество, принц Конде выдает желаемое за действительное.
По залу прошелся вздох недоумения, я заметила, как Гастон бросил на меня удивленный взгляд, а король хохотнул.
– Граф де Пуриан, скажите, у вас были с принцем Конде какие-либо договоренности касательно брака вашей дочери?
Отец бросил на мачеху быстрый взгляд, но с поклоном ответил королю:
– Нет, Ваше Величество.
– Вот и славно, – потирая руки, объявил король, – Через неделю мы отметим свадьбу герцога Орлеанского и мадемуазель де Пуриан. А вы, принц, в следующий раз будьте порасторопней!
Я видела, как побледнел принц. Такого унижения он точно не простит… мне. Сможет ли защитить меня от его гнева мой будущий муж, большой вопрос! Да и захочет ли? А королю как будто понравилось издеваться над подданными, и он решил добить принца или своего брата, а может, и обоих:
– Гастон, ты-то меня не подведи, не упусти этот прекрасный цветочек, подойди к невесте, вырази ей свои чувства!
Пришла моя очередь бледнеть. Я-то знала чувства жениха и совсем не хотела, чтобы он их выражал.
Гастон подошел ко мне, больно схватил за руку и притянул меня к себе.
– Я очень счастлив, что эта распустившаяся роза станет моей женой, – зло выплевывая слова, объявил мой жених, и только дурак не понял бы его намека.
Теперь и я сжала кулаки.
«Как он изящно обозвал меня при всех шлюхой! Гад!» – со злостью подумала я.
Конечно, его можно было понять: все вокруг шептались, что Луиза из платьев выпрыгивает перед принцем Конде. Думаю, парижан задевал не сам факт нашей возможной близости с принцем, подобное было, есть и, думаю, будет нормально для любого высшего общества, а то, что делалось это все открыто, как будто напоказ. И тут меня осенило. Мачеха могла действовать так нагло специально, чтобы не допустить моего брака с герцогом Орлеанским. Ведь у отца действительно важная роль при дворе, обе противоборствующие стороны хотели бы заполучить его себе в сторонники.
«Куда я попала?» – ужаснулась я.
Благодаря стараниям мачехи моя репутация была не просто подмочена, меня еще не втоптали в грязь только потому, что принц проявлял ко мне благосклонность. Оттого, что я знала, чем обернулась эта благосклонность для Луизы, вся эта ситуация казалась еще гаже.
Пока я мысленно поражалась местным нравам, мой жених под пристальным взглядом короля схватил меня за подбородок, наклонился и впился в мои губы с такой злостью, будто хотел покусать. Я попыталась отстраниться, но он крепко обхватил мой затылок своей широкой ладонью, не давая мне шансов отвоевать свободу. А мои попытки оттолкнуть его он даже не заметил. Его губы сминали мои по очереди, но язык в ход он не пустил. Вокруг раздались аплодисменты, послышался звук удаляющихся шагов, кажется, принцу не понравилось представление, устроенное королем.
Когда герцог меня отпустил, я от волнения едва не упала, ему пришлось придержать меня под локоть, но он тут же отступил от меня.
– Я вижу вы прекрасная пара, – усмехнулся король, – Можете идти готовиться к свадьбе.
Гастон тут же решительно направился прочь, оставив меня стоять перед троном одну, к счастью, отец был рядом. Он взял меня под руку и тоже повел к выходу.
Семейство де Пуриан покинули дворец в гробовом молчании. Но стоило нам сесть в карету, как мачеха влепила мне пощечину, я не успела себя защитить, а она уже визжала, как молочный поросенок, убегающий от шеф-повара:
– Нахалка, гулящая девка! Когда ты успела соблазнить герцога? Неужели тогда в парке?
«Парке? Когда это Луиза успела встретиться с герцогом…» – удивилась я про себя, потирая пострадавшую щеку. Бросив быстрый взгляд на отца, я тихо спросила у него:
– Дорогой папа, а вы тоже недовольны милостью, которой одарил вас король?
Граф де Пуриан от неожиданности вздрогнул, видимо, Луиза не баловала его своим вниманием, и известие о том, что у нее есть голос, потрясло пожилого человека.
Я растерянно и покорно ждала, когда перед глазами перестанут мелькать канделябры, портреты в золоченых рамах и гербы на гардинах.
– Как вы себя ведете, молодой человек?! Что вы себе позволяете?! – раздался недовольный окрик мачехи, и меня тут же поставили на пол.
Я покачнулась, и симпатичный юноша, мой ровесник, с добрыми голубыми глазами придержал меня за локоток.
– Кто вас впустил к невесте герцога Орлеанского?
– Графиня де Пуриан, разве я должен спрашивать разрешения на то, чтобы повидать кузину? Она не помнит, но когда ей было пять, я вытирал ей своим платком сопли по просьбе ее матери, моей любимой тети. Мой отец до сих пор с печалью вспоминает сестру и переживает, что так редко видит племянницу. Теперь Луиза будет жить в Париже, и я тоже, ведь меня приняли на службу к королю! Значит, мы с ней будем видеться чаще! – торжественно объявил юноша.
– Ты будешь мушкетером? – догадалась я.
– Да! – радостно и громогласно объявил блондин и снова подхватил меня за талию.
– Виконт Шарль де Бризай, поставьте мадемуазель на место и ведите себя как подобает благородному отпрыску древнего рода! – надменно процедила мачеха, а я готова была расцеловать ее в обе щеки, ведь теперь я знала, как зовут этого красивого и милого юношу.
– Шарль, пойдем выпьем где-нибудь чаю, и ты мне все-все расскажешь.
– Вы слишком заняты, дочь моя, к вам вот-вот придет модистка, разговоры накануне свадьбы для вас недоступная роскошь, – строго сказала мачеха и добавила, обращаясь к Шарлю, – А вас, молодой человек, я попрошу покинуть этот дом и в будущем без приглашений не являться.
– Какие приглашения, графиня, он мой брат и может приходить ко мне, когда ему будет угодно! – холодно заявила я и, взяв за руку кузена, повела его в ближайшую маленькую, но уютную комнату с камином и симпатичной мягкой мебелью на кривых ножках с завитушками, обитой бледно-зеленой тканью.
Мачеха от нашей с Шарлем наглости закудахтала как курица, но так и не смогла членораздельно сформулировать свое негодование. Мы же слушать ее не остались, уединившись, удобно устроились на диване, друг подле друга, и я искренне призналась:
– Ты для меня, как солнечный свет после долгой и мрачной зимы, единственное приятное лицо. Расскажи, как ты.
Шарль рассказал, что давно хотел приехать ко мне в поместье. С тех пор как моя мама десять лет назад умерла от легочной горячки, мы не виделись. Поместье моего дяди, оказывается, было под Марселем. Он был занят делами, у него был настоящий торговый флот, так что он не бедствовал. Шарль, младший из трех моих кузенов, мечтал о военной службе, и едва ему исполнилось восемнадцать лет, тут же сбежал в Париж и поступил в полк мушкетеров.
– Я слышал слухи про тебя и принца Конде и не верил. Он же старый, да к тому же надменный и злобный. Не понимаю тех, кто мечтает возвести его на престол.
– Ты прав, принц меня совершенно не интересует. Но и мой жених, герцог Орлеанский, далеко не идеал.
– Если он тебя будет обижать, воспользуйся этим, – заговорщицким шепотом проговорил Шарль и вручил мне небольшой кинжал в позолоченных ножнах, с рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями, среди которых выделялся один – голубой сапфир невероятных размеров.
– Это мне? – округлила глаза я и выдохнула с восхищением, – Как красиво!
– Тебе! – усмехнулся Шарль, – Вот смотри, – и он вынул кинжал из ножен. Лезвие оказалось узким, напоминая больше иглу, сталь была наточена великолепно, сверкая острыми гранями. У меня не возникло ни единого сомнения, что это смертоносное оружие.
– Ты дочь графа и имеешь право за себя постоять! Поняла?! – строго глядя мне в глаза, заявил брат.
– Какой же ты красивый, – вырвалось у меня, и юноша тут же покраснел. Это было мило.
– Мы с тобой похожи, – заметил он, –Твои голубые глаза так же прекрасны, как этот сапфир.
– И волосы у нас мягкие, шелковистые и светлые, – добавила я, проведя рукой по рассыпанным по плечам Шарля локонам.
– Как у твоей мамы, – тихо вздохнув, подтвердил мои догадки юноша.
– Спасибо тебе за подарок, – сказала я и прикрепила ножны к поясу, – потом придумаю, где его прятать.
Я хотела поболтать с братом еще, выведать про жизнь в Париже, про нравы при дворе, мне же предстояло здесь жить, но тут вошла Мари и сообщила, что пришла модистка.
– Я тогда пошел, – явно расстроился кузен.
– Шарль, а ты не мог бы помочь мне освоить верховую езду? У меня очень плохо получается ездить на лошади, да меня толком никто и не учил.
– Неужели после наших с тобой гонок на пони тебя никто не удосужился пересадить на взрослых лошадей? – с негодованием спросил Шарль.
Я помотала головой, и кузен тут же согласился:
– Завтра я могу утром покататься с тобой. Тебя не пугает ранний подъем?
– Нисколько, – искренне ответила я.
Мы попрощались, и я пошла отвоевывать право выйти замуж в приличном платье.
Как я и думала, в моей комнате уже была мачеха, она энергично что-то объясняла модистке, я с ходу объявила:
– Графиня, вас вызывает к себе граф.
Она недовольно сморщилась, но ушла. И я тут же закрыла за ней дверь. Портниха с тремя помощницами посмотрели на меня с опаской, но я им тут же все пояснила:
– У нас с графиней разные вкусы. Это мое подвенечное платье, и я хочу, чтобы оно было сшито, как я хочу. Если у вас получится платье моей мечты, я награжу вас. Если вы будете слушать мачеху, то я устрою скандал, и мой отец вам не заплатит.
Женщины понурили головы, им сразу стало понятно, что они оказались меж двух огней. Но деваться им было некуда, дверь я заперла. И они принялись снимать мерки.
Когда взбешенная мачеха вернулась и не смогла зайти ко мне в комнату, она подняла жуткий крик, но нам с модисткой это не помешало обговорить фасон, ткань и отделку не только свадебного платья, но и амазонки.
Мы с портнихой остались, в целом, довольны друг другом. Я мало знала о моде этого времени, пышная юбка и открытые плечи меня устроили, но обилие воланов и кружева я смогла сократить. Благодаря чему у модистки выходила хорошая экономия ткани.
После прогулки с Жули я поняла две вещи: верховая езда – это не мое; убедить герцога в невинности Луизы, а теперь и моей порядочности, будет крайне сложно.
Я решила не переживать раньше времени, вот выйду замуж и поговорю с этим пьянчугой-гордецом. Может быть, смогу нащупать те ниточки, которые смогут расположить его ко мне. Я уже поняла, что во Франции в это дремучее время женщине без опоры в виде богатого и влиятельного мужчины было не выжить. А я хотела жить, да еще и счастливой быть! При этом я с детства знала, что сидеть и ждать, когда мне принесут счастье на блюдечке – глупо. Действовать я была готова всегда!
Следующие пару дней я много ходила по Парижу, наблюдала за суетой простых людей: кто-то был румяным, кто-то изможденным. Как-то горожане умудрялись жить или выживать среди грязи и бедности: бегали дети, слышался смех, а где-то и крики. Меня увиденное воодушевило.
Один раз я даже заметила Шарля в голубом плаще мушкетера и в шляпе с белым пером, на его поясе висела шпага с золотым эфесом, а черные ботфорты сверкали так, будто их намазали серебром. Он стоял в компании двух сослуживцев. Трое бравых мушкетеров флиртовали с двумя очаровательными девушками, строили им глазки и подмигивали. Девицы краснели и глупо хихикали. Я не стала подходить и смущать Шарля. Эта сцена беззаботной юности меня тронула и расстроила одновременно. Я рада была за кузена, он наслаждался жизнью. Именно этим и должны заниматься восемнадцатилетние люди. Но почему же мне так не повезло? Почему я должна выживать в серпентарии? Даже если допустить, что меня решили проучить за черствость, то это точно не то место, где стоит быть мягкой…
На третий день пришла пора отправляться к модистке на первую примерку. Мы с Мари собирались выходить, когда в холле нас остановила мачеха:
– Луиза, я поеду с тобой. Неприлично благородной девушке разгуливать по городу одной.
Я чуть не рассмеялась ей в лицо. До этого я два дня пропадала неведомо где, но это никого не интересовало.
– Я иду с Мари, – не желая тратить время на споры, попыталась отмахнуться я от назойливой графини.
– Мари служанка, тебе нужна достойная компаньонка. Я пойду с тобой и даже не спорь. Или тебе кажется, что в Париже мало о тебе сплетничают?
Это был точный удар. Моя репутация и так подмочена. Новые сплетни лишь усложнят мои отношения с будущим мужем. Мне ничего не оставалось, лишь вздохнуть и согласиться.
– Хорошо, матушка, пойдемте, но, если вы надеетесь что-то сотворить с моим платьем, я больше не буду сдерживаться. Не вините меня потом за грубость.
Графиня закатила глаза и пожала плечами. Если присмотреться, она была старше Луизы лет на десять, не больше. Еще молодая и красивая. Почему же она не родила графу наследника? И что у нее с характером? Я задавалась этими вопросами, но искать на них ответы не собиралась. Жизнь мачехи меня не интересовала, лишь бы в мою не лезла.
Меня занимали исключительно мои будущие семейные отношения. Я так погрузилась в размышления, что не заметила, как графиня что-то шепнула своей служанке у дверей модного салона, и та поспешила в неизвестном направлении.
У модистки я и вовсе позабыла про эту сварливую клушу, потому что результат трудов приятной трудолюбивой портнихи превзошел все мои ожидания. У нее в семнадцатом веке во Франции получилось сшить платье моей мечты: нежно-коралловый корсет украшали тончайшие кружева в тон, они же ниспадали с плеч в виде широких рукавов, больше похожих на сказочные лебединые крылья; пышная юбка состояла из многослойных воланов, но это не делало платье громоздким, скорее наоборот, оно напоминало облако на закате.
Я стояла у огромных зеркал и едва сдерживала слезы. Жаль, что мама не увидит меня такой красивой. Но зато к алтарю меня поведет отец, пусть и не совсем мой!
– Не знала, что у тебя такой убогий вкус, – скривившись, опустила меня с небес на землю мачеха.
Она осмотрела меня с ног до головы и брезгливо поморщилась, будто вместо круассана ей на завтрак подали коровью лепешку.
«Интересно, и у кого же из нас нет вкуса?» – с сарказмом подумала я, но промолчала.
Портниха быстро подметила несколько штрихов на рукавах и подоле, ни разу даже не уколов меня многочисленными булавками, торчащими из платья.
– Можете переодеваться, – разрешила мне гениальная женщина.
За мной увязалась служанка, но я заверила ее, что справлюсь сама. Стоило мне зайти в небольшую комнату для переодеваний, где кроме зеркала и пары стульев ничего и не было, как в это царство уединения просочился принц Конде. Я стояла в одном корсете, панталончиках и гольфиках, держала в руках юбку собственного выходного платья, когда он с горящими торжеством глазами нагло объявил:
– Ну вот ты и попалась, моя неукротимая кобылка!
Я испугалась. Как бы ни было натренировано мое тело, физически противостоять мужчине я не смогла бы. А этот мерзавец плавно подходил ко мне, не переставая улыбаться.
– Как вы узнали, что я здесь? – дрожащим голосом спросила я.
– Ваша мачеха – сама любезность! Пригласила меня первым полюбоваться вашим подвенечным платьем, а то ведь высок риск, что его никто и не увидит…
– Чего вы хотите? – продолжила заговаривать зубы отступая.
– Я решил побороться за свою любовь, – ехидно усмехнулся Конде, – Думаю, если герцог Орлеанский узнает, что его невеста продолжает сношаться с другим где только можно, он проигнорирует приказ брата и разорвет с вами помолвку. Людовик и так не доверяет ему после попытки их матери возвести на трон именно младшего сына. Гастон ослушается и тут же будет отправлен в ссылку.
– А вам-то что до их отношений? – не удержалась я от вопроса, информация о герцоге была мне действительно интересна. Он сумел проникнуть в мои мысли.
– Избавлюсь от брата короля, а потом и от самого короля. Меньше претендентов на престол, дешевле заговор, – пожал плечами принц и сделал последний шаг ко мне.
Я уперлась спиной в стену. Прижав пышную юбку к груди, я старалась создать хоть какую-то защиту от этого похотливого блохастого пса. Запашок его немытого тела мог бы с легкостью перебить амбре запойного алкоголика. Меня затошнило.
Герцог внес меня в роскошную спальню. Стены были обиты шелковыми обоями с затейливым узором. Балдахин из воздушного сатина венчал огромную кровать. Помпезность золотых витиеватых канделябров смягчал пушистый ковер. Комната была обставлена со вкусом, ее хотелось рассматривать, но в полумраке деталей было не разобрать, да и когда!..
Меня швырнули на кровать животом, и по моим ягодицам тут же пробежался легкий холодок. Это герцог задрал мой пышный подол.
– Гастон… – залепетала я.
Я услышала шелест одежды, поняла, что меня никто не держит. Перевернулась на спину и попыталась отползти по кровати подальше от разгоряченного мужа. Он смотрел на меня странно, там был такой клубок эмоций, что даже опытный психолог спрятался бы за свое кресло. Но преобладало желание.
«Он меня хочет!» – отметила я и почему-то почувствовала, как грудь и низ живота наливаются желанием.
Сам герцог уже снял рубашку. У него оказались широкие плечи, выразительные мышцы груди и кубики на прессе. Муж потянулся к штанам, и вскоре я поняла, что и ноги у него стройные, и ягодицы выразительные…
«У него роскошное тело!» – подумала я с восторгом.
Дальше мысли перепуганными перепелками разлетелись, потому что Гастон навалился на меня сверху и, не теряя ни секундочки, начал покрывать мою шею и плечи горячими поцелуями, жадно вдыхая запах моего тела. А я почувствовала его решительный настрой сделать меня своей женой, он недвусмысленно упирался мне между ног.
Я очень давно хотела познать радость физической близости с мужчиной, за неделю я успела свыкнуться с мыслью, что Гастон будет моим мужем, чисто внешне он мне нравился, да и благородство в нем было несмотря на скверный характер. Именно поэтому я была настроена решительно найти с ним семейное счастье, пусть сколько хочет сопротивляется. Но лежа в постели с возбужденным сильным мужчиной, не буду врать себе, я испугалась, он ведь не будет заботиться о моих ощущениях, возьмет быстро, чтобы потом избавиться как от назойливой мухи.
– Гастон, Гастон… – зашептала я, постаравшись оторвать мужчину от увлекательного занятия: покусывания моей мочки.
Муж отстранился, недовольно сверкнул очами, и рядом с моим лицом откуда ни возьмись блеснул отточенным лезвием кинжал. А я-то свой не взяла в церковь. Вот же… Не успела я испугаться еще больше, как кинжал исчез, и затрещал мой корсет. И вот уже холодок прошелся по моим животу и груди, а за ним и жаркий взгляд герцога. Кажется, мои не слишком выдающиеся прелести пришлись ему по вкусу. Во всяком случае он к ним припал и долго не мог оторваться, доведя меня своим языком и губами до состояния невменяемости. Я забыла о страхах, медленно сгорая изнутри. Мне казалось, еще немного и я умру, так обострились все ощущения. Когда терпеть не было сил, я тихо застонала:
– Гастон…
Он приподнялся на локтях, заглядывая в мое лицо, его карие глаза пронзили меня пристальным взглядом, но в этот момент мне было уже все равно, что он обо мне думает. Мне нужно было как-то выжить в этом пламени желаний.
– Возьми меня… – прошептала я жалобно и потянулась к нему за поцелуем.
Но он отвернул мое лицо в сторону, мазнул по моей щеке губами и вошел в меня. Последовала вспышка боли! Я вскрикнула и сжалась. Он замер.
– Все хорошо… Расслабься, – услышала я его бархатный голос совсем рядом с ухом. От горячего дыхания стало щекотно и хорошо. Подключились опытные руки, лаская меня. Гастон проложил дорожку поцелуев по моей шее к груди. И я снова доверилась ему, он это почувствовал и снова толкнулся в меня. Сначала это были тягучие движения, но с каждым ударом моего сердца они ускорялись, пока не превратились в бешеную скачку вперемежку со стонами.
Мы закричали в унисон от переполняющих нас эмоций, Гастон уткнулся мне в шею и придавил меня к кровати всем телом, а я не утерпела и впилась в его спину ноготками. Он замер. Тяжело дышал и прижимал меня к себе. В этот момент мне было хорошо не только физически, я чувствовала себя счастливой, радость переполняла меня через край, и я ласково гладила его волосы, плечи.
Эти прекрасные мгновения удивительной безмятежности длились недолго, с минуту. Потом герцог встал, подошел к столику, налил из графина в хрустальный бокал золотистой жидкости, выпил ее залпом и, не глядя на меня, жестко сказал:
– Иди к себе. Твоя спальня напротив. И не разбирай вещи, завтра утром ты уезжаешь в Блуа.
Сердце сжалось, грудь сдавила обида. Кажется, герцог умудрился за одну ночь дважды сделать мне больно…
Утро разбудило меня назойливыми лучами зимнего солнца, они проникли в окно моей роскошной спальни и ослепляли даже сквозь опущенные веки. Я недовольно поморщилась и села. Мои покои были похожи на комнату герцога, та же роскошь: завитушки под потолком, на канделябрах и люстре, в узорах на ковре и на изголовье огромной кровати. Мебель была сделана из красного дерева, отполирована и местами покрыта сусальным золотом.
В этом царстве богатства я чувствовала себя самой несчастной на Земле женщиной. Я совершенно не хотела ехать в Блуа и развлекать там старую интриганку – королеву-мать. Мое сердце пылало жаждой осчастливить мужа. И пусть он говорит все что угодно, но сейчас его жизнь была жалкой! Я наблюдала вчера за ним на свадебном банкете. Он даже морщился от некоторых шуток своих приятелей. Зачем они ему такие тупые?
Моя деятельная натура не понимала, как можно прожигать свою жизнь в кабаках. Лучше бы помогал своему венценосному брату управлять страной. Франция немаленькая страна. Здесь есть где разгуляться.
В комнату впорхнула юная служанка со специальной вазой для утренних нужд. Увидев, что я уже не сплю, она переполошилась, споткнулась об изогнутую ножку кресла и чуть не упала.
– Простите, Ваша Светлость. Не хотела вас будить… – залепетала она.
– Доброе утро! – поздоровалась я миролюбиво, – Я сама проснулась. Как тебя зовут?
– Адель, – присев и склонив голову, представилась девушка.
В Лувр я входила затаив дыхание, рядом с ним еще не было странной стеклянной пирамиды, и ничто не могло перетянуть на себя внимание. Шикарный дворец, что тут еще скажешь, сразу видно – королевский. По начищенному и покрытому воском паркету меня вел едва ли не лопающийся от важности слуга, но по хитрым взглядам, что он бросал на меня время от времени, я поняла, что он многое знает, видит и слышит. С такими нужно держать ухо востро.
Меня повели по анфиладе роскошных залов, на стенах которых висели в золотых рамах портреты королей и королев, гордых рыцарей и их прекрасных дам, путь нам освещали сотни свечей в золотых канделябрах. Зеркала, хрусталь и шелк преломляли и отражали свет, создавали сказочную атмосферу. Наконец, на втором этаже у внушительной деревянной двери мы остановились, и слуга, поклонившись мне, попросил:
– Ваша Светлость, подождите тут, я доложу о вашем приходе.
И скрылся. Я глубоко вздохнула, прокручивая в голове задачи: нужно понравиться королеве, чтобы остаться в Париже и быть рядом с мужем. Зачем? Раз уж мы поженились, то я собиралась стать лучшей женой в мире, по-другому я не умела! Да и чего скрывать, мне понравилось исполнять супружеский долг!
Только я погрузилась в воспоминания о сладких губах Гастона на моем разгоряченном теле, как дверь передо мной распахнулась, и я, разрумянившаяся и смущенная, оказалась перед очами королевы.
Я сделала шаг в ее личные покои и замерла недалеко от двери. Анна Австрийская сидела в кресле из красного дерева, обтянутом красным бархатом. Смотрелся этот предмет мебели как произведение искусства, а не как бытовая необходимость. Я смогла полюбоваться идеальным профилем моей будущей работодательницы. Он был безупречен: прямой нос, высокий лоб, четко очерченные пухлые губы, большие глаза обрамляли длинные черные ресницы, темно-каштановые волосы блестящим водопадом разметались по плечам. Ее кожа была бледноватой, но безупречно ровной. А какое на королеве было шикарное платье…
– Доброе утро, герцогиня Орлеанская! – поприветствовала меня Ее Величество, – Поздравляю со свадьбой. Желаю вам много детей, герцог нуждается в наследниках.
Тень печали омрачило прекрасное чело королевы, и я вспомнила, что у Людовика и Анны долго не было детей. Но ведь появились!
Тут рядом кашлянул хитрый слуга, что привел меня сюда, и я опомнилась.
– Доброе утро, Ваше Величество! – поприветствовала я королеву и присела в глубоком реверансе, – Благодарю за ваше поздравление.
– Мой муж хочет дать на следующей неделе бал в честь брата и его супруги, – все еще любуясь пейзажем за окном, сообщила мне Анна.
– Это большая честь для нас, Ваше Величество.
– Ну да, ну да… – пробормотала королева, резко встала и направилась ко мне.
Что-то в ее прямом взгляде и порывистых движениях меня насторожило.
– Прости, что принимаю тебя в таком виде, – с усмешкой продолжила королева и указала на свои роскошные волосы, – Да и платье домашнее унижает твой статус второй женщины королевства.
«Домашнее платье?!» – удивилась я и удивленно округлила глаза.
Заметив это, королева снисходительно повела плечиком и пошла обратно к своему роскошному креслу.
По моему скромному мнению, наряд королевы никак не мог быть домашним. Это было красное бархатное платье, расшитое нитью красного золота. Такой изящной и тонкой работы я никогда не видела. А видела я много!
– Ваше Величество, ваше платье произведение искусства! И вам оно невероятно идет! – возразила я.
Анна брезгливо сморщилась и заявила:
– Какая неприкрытая лесть! Тебе это не поможет!
– В чем не поможет? – не поняла я, немного обидевшись, я ведь от чистого сердца.
– Усыпить мою бдительность, – холодно ответила королева, потом откашлялась и сообщила, – Мой венценосный супруг настаивает, чтобы я сделала тебя главной фрейлиной. И это невзирая на то, что у меня уже таковая есть. Но взять герцогиню Орлеанскую обычной фрейлиной я не могу, твой статус не позволит. Поэтому моя дорогая подруга Катрин де Верье будет мною понижена.
Мысленно я застонала. Кажется, для королевы и ее подруги Катрин теперь я враг. И как тут завоевать симпатию…
– А знаешь, мой венценосный супруг все время подсовывает мне своих фавориток во фрейлины, чтобы они всегда были у него под рукой. Вот буквально месяц назад с легкой руки Его Величества у меня появилась при дворе юная хрупкая особа, но не прошло и трех дней, как эта бледная моль скончалась, откушав жареных перепелок. Видимо, они были подпорченные… Ах, так жаль бедняжку, ей ведь едва-едва исполнилось восемнадцать, – наигранно вздохнула королева, рассматривая свои изящные длинные пальцы.
Что-то мне подсказывало, что перепелки были подпорчены намеренно…
Служба при дворе тут же перестала казаться мне отличным выходом из моего сложного положения.
Королева смотрела на меня в упор и ждала от меня реакции. А что я могла ей сказать? Не травите меня, пожалуйста, ваш муж мне вообще неинтересен.
– Ваше Величество, мы с вами теперь сестры, а король мне брат. Я прослежу, чтобы среди ваших фрейлин были только достойные! – выпалила я.
Анна, надвигаясь на меня, вкрадчиво заговорила:
– Надеюсь, что так и будет. Запомни, Луиза, ты мне не нравишься. И если бы не Луи, ноги твоей в моих покоях не было бы. Не приведи Господь, я узнаю, что ты прыгнула к нему в постель, мне будет плевать чья ты жена и дочь, тебе не жить!
Откровенное высказывание королевы стало для меня неожиданностью. Я пропустила тот момент, когда мы от светской беседы перешли к угрозам. Растерянно моргая, я смотрела на Анну и не могла подобрать слов. Она сумела поставить меня в тупик.
– Ладно, надеюсь, ты меня услышала, иди. Завтра к моему пробуждению, а это всегда происходит в восемь утра, ты должна быть в Лувре.
Королева махнула мне рукой и отвернулась. Я на негнущихся ногах вышла из покоев августейшей особы. За мною по пятам следовал хитрый мальчишка-служка.
В коридоре я остановилась, чтобы перевести дух. Голова шла кругом, мысли наскакивали одна на другую, хотелось спрятаться где-нибудь далеко отсюда, в Блуа, например.
– Это действительно великолепный портрет короля. Его Величество щедро наградил художника, изобразившего его так правдоподобно, – с почтением в голосе заметил слуга.
Я вздрогнула и подняла глаза. На меня со стены смотрел Людовик XIII, улыбаясь словно мартовский кот, обещая взглядом райское блаженство. Я передернула плечами, стоило мне представить его настойчивость к объекту вожделения, надеюсь, сия учесть меня минует.
– Да, Его Величество здесь бесподобен, – буркнула я и поспешила домой.
Мне так хотелось посидеть в тишине и покое, обдумать все не спеша: как выжить среди ревнивых и обиженных женщин, которые пугали меня даже больше униженного принца Конде. Но моим мечтам о покое было не суждено сбыться, стоило мне переступить порог собственного дворца, как я услышала звон стекла и громкий смех. Женский смех!!!
Очень стараясь подавить в себе ярость, я направилась в парадную гостиную, откуда и слышался шум голосов. Распахнув украшенные позолоченной резьбой тяжелые двери, я остолбенела, такого безобразия я никак не ожидала увидеть в собственном доме. На мягких диванах с высокими спинками и подлокотниками, что стояли друг напротив друга, удобно устроились приятели моего мужа, те самые, с длинными языками. На коленях одного восседала рыжеволосая красотка в ярко-красном корсете и пышной черной юбке. Ее грудь четвертого размера была почти обнажена, и пьяненький граф де Травини с пылающими желанием глазами осматривал ее, удивительно, что слюна не капала. Второй гость вообще лежал сверху блондинистой красавицы, подол ее платья был задран, демонстрируя стройную ножку и аппетитное бедро.
На чайном столике валялись две пустые бутылки, третья была разбита вдребезги и кровавым пятном вперемешку со стеклом украшала пушистый персидский ковер чудесного бежевого цвета. Но даже не это взбесило меня больше всего. В кресле у камина сидела третья красотка. Ее полуобнаженные прелести, едва прикрытые черными кружевами лифа, так и притягивали к себе взгляды на фоне россыпи иссиня-черных волос.
Это была очень яркая и статная шлюха.
«Так вот с кем сравнивал меня мой муженек!» – еле сдерживая гнев, подумала я, а вслух громко и четко спросила:
– Что здесь происходит, господа?!
– О, мадам! Вы как раз вовремя! Позовите к нам вашего супруга. Мы заждались! Этот несносный дворецкий пошел за ним еще час назад. Наверняка уговаривает выпроводить нас. Мелкий пакостник. Сам живет монахом, и нас осуждает! – загоготал граф.
– Я не буду звать мужа и вас попрошу покинуть наш с ним дворец.
Второй приятель, кажется, его звали виконт Анри де Лизар, заржал как конь и, отмахнувшись от меня, обратился к своему собутыльнику:
– Кажется, у жены Гастона не только хорошенькое личико, но и прекрасное чувство юмора. «Покинуть наш дворец», – передразнил меня этот петух.
Приятели заржали в унисон, им вторили, противно хихикая, девицы.
– Я стала женой герцога Орлеанского и хозяйкой этого дома. Мы принимаем по вторникам в обед и по субботам ждем вас к ужину. В остальное время я попрошу вас не беспокоить нас, – напрягая память, вспомнила я слова Хьюго о приемных днях герцога.
Но ни мой строгий тон, ни грозный вид не убедили этих пройдох, они продолжали жамкать выдающиеся прелести своих спутниц и потягивать остатки рубинового хмеля из бокалов.
– Расслабьтесь, мадам, – имел наглость посоветовать мне граф, – Сейчас Гастон спустится, мы заберем его и покинем ваше семейное гнездышко.
Сказать, что меня переполнял гнев, ничего не сказать. Я громко позвала:
– Хьюго, пригласите сюда стражу.
Дворец герцога Орлеанского охраняли гвардейцы. Это не мушкетеры короля, конечно, но тоже вполне бравые ребята. На них у меня была последняя надежда.
– Чем именно ты не доволен, дорогой? – постаравшись улыбнутся нежно спросила я.
Герцог тут же оказался рядом и грозно нависая надо мной процедил сквозь зубы:
– Какого черта ты тыкаешь во всех подряд своей зубочисткой? От нас так все гвардейцы разбегутся.
– Не разбегутся, рана пустячная, и я распорядилась выплатить ему месячное жалованье в качестве компенсации. Понимаю, что гордиться тут нечем, но твои приятели меня вынудили.
– Ты решила меня разорить?
Я не смогла сдеражать улыбки, ему плевать на его друзей, пусть ругает меня за стражника, я это заслужила... Но обрадовалась я рано.
– И как ты посмела выставить прочь моих друзей?
Сказав это ледяным тоном Гастон вновь схватил меня за шею и прижал к двери. Так и тянет его на тесный контакт, но доминировать он не забывает.
– Я стала твоей женой и хозайкой этого дома. Те, кто не уважает меня, не уважают и тебя. Это касается всех: гостей, слуг. А твои приятели вытирают об меня ноги. Ты считаешь, это делает тебе честь? Я вообще не понимаю, почему я должна перед тобой оправдываться, это ты должен извинятся! Ты же мужчина, а значит защитник. Но пока я сама вынуждена себя защищать! – перешла я в атаку и даже попыталась оттолкнуть мужа. Но куда там, он как дуб вросший в землю, бесполезно.
– А что делать с женой, которая не уважает мужа? – усмехнувшись, спросил Гастон, при этом мужнина рука сползла с моей шеи и переместилась ниже, на удобные для захвата выпуклости.
– Почему не уважаю? – округлила я глаза, – Твое слово для меня закон.
Я почти не кривила душой. Если бы я была в нем уверена, то вполне могла бы даже вежливо отказаться от сомнительного удовольствия работать при дворе. Но пока что я и правда расчитывала только на себя. За что мне его уважать?
Видимо, Гастон заметил тень сомнений на моем лице, потому что отошел от меня и холодно сказал:
– Что ж, проверим. Раздевайся.
Это был приказ. Внутри меня поднялась волна протеста, но ведь мне нужно как-то завоевать его доверие. Он спас меня от падения с лошади. Он смог быть терпеливым в нашу первую брачную ночь, хоть и считал меня падшей женщиной. Для меня муж не был монстром, просто немного заблудившимся. Блудливый муж, одним словом.
Я растерянно посмотрела на герцога, который, изогнув бровь, смотрел на меня в паре шагов. Осмотрела его комнату при свете дня, заметила на столике у камина раскрытую книгу, а рядом на кресле брошенный камзол. Он явно не собирался спускаться к своим приятелям. Это открытие меня вдохновило. Я повернулась к герцогу спиной и попросила:
– Поможешь расшнуровать корсет?
И он помог привычным для него способом – распорол! Все остальное я предпочла снять с себя сама. Мне нравилась моя одежда. Оказавшись перед ним обнаженной и беззащитной я бросила на него тревожный взгляд. По лицу мужа невозможно было уловить даже намека о его эмоциях или мыслях. Оно было холодным и безразличным.
– Ложись в кровать, – последовал следующий приказ.
Я легла, и быстро, потому что от предвкушения близости с этим несносным мужчиной у меня дрожали коленки, внутри все сжималось и замирало. Пока шла к королевского размера кровати успела вытащить шпильки из высокой прически и мои длинные густые локоны рассыпались золотистым водопадом по плечам и спине. Стоило мне положить голову на подушку, как Гастон тут же направился ко мне, находу снимая с себя рубашку и штаны. В каждом его движении чувствовалось нетерпение, но стоило ему оказаться рядом со мной, он вновь проявил чудеса сдержанности. Муж наслаждался каждым миллиметром моего тела, а внутри меня нарастало томление, когда от наслаждения и желания захотелось кричать в голос я взмолилась:
– Гастон, прошу, возьми меня.
И только после моих слов он сделал это. Вот же зас... затейник!
***
Я лежала в его постели и пыталась снова начать думать, чтобы понять, как теперь действовать. Но мысли ленились, а в теле каждая нервная клеточка звенела от восторга, хотелось прыгнуть четверной лутц и спеть, хотя для окружающих, пожалуй, последнее превратилось бы в пытку.
Я чувствовала, как рядом восстанавливает дыхание Гастон, он уже не обнимал меня, просто лежал рядом и смотрел на струящиеся сборки балдахина.
– Чего хотела от тебя королева? – сорванным в порыве страсти голосом спросил меня муж.
Я улыбнулась и, перевернувшись на бок, уставилась на его идеальный профиль.
– Сказала, что король через неделю устраивает в честь нас бал. А еще сообщила мне, что я теперь ее главная фрейлина.
Стоило мне сказать последнюю фразу, как он резко повернулся ко мне.
– Король настоял? – нахмурившись, уточнил он.
Я растерянно кивнула, а он, оказывается, хорошо знает своего брата.
– Откажись! – безапелляционно потребовал супруг.
– Я бы с удовольствием. Королева явно не в восторге от моей кандидатуры, да и есть у нее главная фрейлина. Но разве можно взять и отказаться? Это же приказ королевы…
– Можно! Скажешь, что ты бестолочь и не справишься! – бросил мне через плечо герцог вставая.
Я возмущенно засопела, но заявить, что у меня бы получилось стать гениальной главной фрейлиной, я не успела, супруг продолжил командовать:
– Иди к себе. И завтра откажись! – заметив на моем лице протест, он добавил с усмешкой, – Или мое слово больше не закон?
Я тут же закрыла рот и начала вставать. Мне любезно подали мужской халат из парчи с золотой вышивкой.
«Скромненько», – подумала я, завязывая пояс.
– А ты? – несмело спросила я, заметив, что герцог наряжается.
– Я? – удивленно уставился на меня муж, – Я пойду извиняться за дикое поведение жены перед графом.
Я опять открыла рот, чтобы возмутиться, но мне молча указали на дверь. Гордо тряхнув распущенной гривой волос, я направилась к себе, оставив разодранный корсет и юбку слугам герцога.
Не успела я войти в свои покои и присесть в кресло у камина, чтобы как следует обо всем подумать, ко мне вбежала Адель.
– Ваша Светлость, к вам пожаловала маменька. Требует, чтобы вы к ней спустились… немедленно.
– Маменька? – шокированно переспросила я, подумав про себя: «Только призраков мне не хватало».
Кажется, я так побледнела, что моя милая служанка перепугалась за мое здоровье.
– Простите, я неправильно выразилась. Графиня де Пуриан ожидает вас в зеленой гостиной.
Лучше бы был призрак, решила я и, как была, в халате герцога пошла вниз. Какого кривоногого осла моя разлюбезная мачеха снова делает в Париже?! Неужели папа дал слабину? Стремительно войдя в небольшую комнату между парадной и малой столовой, я едва не сбила с ног эту ведьму.
– Что ты тут делаешь? – не удостоив ее вежливого приветствия, спросила я.
– И тебе доброго дня, доченька! – противным елейным голосочком пропела мачеха, – А я и не знала, что за два дня моего отсутствия в Париже появилась новая мода встречать гостей в халате, да еще и не в своем.
– У меня медовый месяц, а ты вытащила меня из супружеской постели. К слову, о твоем отсутствии: что ты тут делаешь?
Графиня хмыкнула, и ее милый ротик скривился в некрасивой ухмылке:
– Твой отец не ангел, а у принца Конде обширные связи. Моему мужу пришлось принять меня обратно, потому что он не желает терять прибыльную должность. И тебе придется быть послушной девочкой, если ты не хочешь, чтобы твоего отца казнили за растрату королевской казны.
Внутренне я заледенела, но тут же начала соображать. Отец произвел на меня впечатление человека честного и даже сурового. Но если она здесь, значит, у них на него что-то есть. За должность свою он не держался! За жизнь – тоже вряд ли... Скорее всего, они напугали его скандалом, который окончательно погубит мою репутацию.
– Что же я должна буду делать? – с усмешкой спросила я.
– Ты теперь главная фрейлина королевы, – демонстрируя удивительную осведомленность, уверенно проговорила мачеха, – Нужно будет докладывать мне обо всех ее действиях, и помочь одному кавалеру покорить ее сердце.
Я с трудом разлепила веки в шесть и только после того, как Адель минут десять ныла у меня над ухом:
– Ваша Светлость, ну, вставайте! Ну, пожалуйста! Королева будет сердиться. Может случиться скандал. Король будет недоволен, и герцог разозлится...
– Плевать на герцога, он вчера домой не вернулся... – проворчала я, отворачиваясь от надоеды, и тут же села на кровати, – Кстати, о герцоге! Он вернулся?
– Нет... – перебирая рюши на своем переднике, прошептала Адель.
Глаз от красивого узора на моем прикроватном коврике она так и не подняла.
– Вот же, га... Гастон! – не стала шокировать я милую девушку и начала собираться.
Когда после плотного завтрака, в строгом синем платье я спускалась по лестнице, чтобы отправиться во дворец, мне навстречу, спотыкаясь на каждой ступеньке, попался мой благоверный, точнее, совсем неверный!
Я хотела пройти молча и даже презрительным взглядом не удостоить этого выпивоху, но он увидел меня сам и радостно воскликнул:
– О, женушка! В такую рань и уже хороша, как роза!
Он обхватил меня за талию и прижал к крепкому мужскому телу. Вопреки логике, мое тело подалось навстречу, внутри меня заполыхал огонь, а ведь до этого я тщательно взращивала внутри себя презрение. Чтобы доказать себе, что разум важнее, я выпалила в лицо мужу, крепко держась за перила лестницы, поскольку прокатиться кубарем в обнимку с ним у меня не было никакого желания:
– Убери от меня свои руки!
– С чего бы? Ты моя жена, и я могу хватать тебя за любые места, – весело усмехнулся Гастон и в подтверждение своих слов сжал свободной рукой мою грудь, – И мне нравится хватать тебя!
– А девиц легкого поведения тебе тоже нравится обжимать в вонючих борделях? – высказала я главную свою претензию.
– Жена ревнует? – улыбаясь, как мартовский кот, спросил муж.
– Вот еще! – возмутилась я такому глупому предположению и попробовала отпихнуть от себя герцога, но тот хоть и нетвердо стоял на ногах, но все равно проявил недюжую силу и не сдвинулся ни на миллиметр, продолжая дышать перегаром мне в лицо, все это страшно меня разозлило, и я яростно прошипела, – Просто я не хочу потом заразиться от тебя какой-нибудь низкой болезнью.
Гастон посмотрел мне в глаза слишком осознанно для пьяного, обхватил мое лицо рукой и проговорил вкрадчиво:
– Я всегда был брезгливым. Мне противно пользоваться чужими вещами. Запомни, ты моя вещь!
Я всматривалась в благородные черты мужа и увидела злость и решительность.
«И кто из нас ревнует?» – задалась я вопросом, а вслух напомнила супругу:
– Я не вещь!
Гастон хмыкнул и отпустил меня. Продолжив подниматься к себе, он бросил через плечо:
– Откажись от должности. Сделай, как мы договорились.
Я проводила его взглядом и, упрямо поджав губы, продолжила путь во дворец, решив про себя:
«Разговаривать с герцогом в таком состоянии бесполезно, расскажу ему об изменениях в наших планах позже».
В карете я мысленно вернулась к его словам о брезгливости. Значит ли это, что он не спит с этими размалеванными куклами? Ответ был очевиден, и не похоже, что Гастон врал. Это открытие меня почему-то порадовало, настроение улучшилось, и в опочивальню к королеве я влетела, излучая энергию и позитив.
– Доброе утро, Ваше Величество! – пропела я, раздвигая тяжелые бархатные портьеры. Служанка, следовавшая за мной, поставила чистую ночную вазу у королевской кровати, а остальные фрейлины, ввалившиеся сразу за мной, молча сверлили сияющую меня взглядами, в которых читалась жажда убивать!
Как же все-таки хорошо, что я плотно позавтракала...
– Ты всегда по утрам такая невыносимо бодрая? – проворчала королева, садясь на своем огромном ложе и с трудом продирая глаза.
– Сегодня чудесное солнечное утро, для зимы это редкость! – нашла я приличную причину для своего радостного настроения.
Королева посверлила меня тяжелым взглядом, что-то буркнула себе под нос, кажется, что-то нецензурное и приказала:
– Так, мне хватило этих пары минут общения с тобой. Убирайся!
Ничего не смогла сделать со своим лицом – оно вытянулось, а глаза стали как блюдца, хотя, надо сказать, я не сильно расстроилась, скорее испугалась за королеву, но она по-своему истолковала мои эмоции и поспешила добавить:
– У меня есть для тебя поручение. Мне нужен новый роскошный наряд на бал в честь четы Орлеанской, – она окинула меня насмешливым взглядом и уколола, – Надеюсь, справишься?
Я радостно кивнула и заверила:
– Конечно, Ваше Величество!
Королева поморщилась и махнула на меня рукой:
– Все-все, выполняй. Катрин, проводи ее к нашим портнихам, у них есть все мои размеры.
Рыжая лисичка с хитрыми зелеными глазами окинула меня взглядом и громким шепотом спросила:
– Ваше Величество, вы уверены, что ей можно доверить такое важное дело?
– Не справится, будет повод выгнать! – отмахнулась королева и снова упала на подушки.
Маркиза Картин де Верье окинула меня недобрым взглядом и, улыбнувшись мне обаятельной змеиной улыбкой, сказала:
– Следуйте за мной, герцогиня.
Я поторопилась. Меня проводили по галерее в другой корпус, потом мы прошли по нескольким служебным лестницам и спустились в цокольный этаж, где царил аромат мыла, витали клубы пара и слышался девичий смех.
– Ваша Светлость, Ваша Светлость, что вам угодно? – обратилась к нам очень худая пожилая женщина со странной прической.
«Кастелянша», – догадалась я.
Она была похожа на швабру, да и недовольный взгляд, поджатые губы-ниточки не располагали к себе.
– Где мадам Шармаль? Это герцогиня Орлеанская. С сегодняшнего дня она главная фрейлина королевы. Ей нужно обсудить с модисткой новый наряд королевы.
– Мадам Шармаль в своем кабинете, – надменно ответила кастелянша и указала на неприметную дверь рядом.
Рыжая бестия глянула на меня с усмешкой и удалилась, бросив на прощание:
– Удачи!
Я встретилась со своей модисткой. Почему-то этой взрослой спокойной женщине я доверяла. Дав задание сшить роскошное платье для очень важной особы по указанным меркам, чтобы оно подчеркивало молодость и легкость, я с легким сердцем хотела отправиться домой и поговорить с герцогом. Но в окошко швейной мастерской через дорогу я увидела спешащую куда-то маркизу Катрин. Она была закутана в черный плащ, а на ее роскошной шляпке была спущена вуаль, прикрывающая хитрое личико, но рыжие локоны было ничем не скрыть, они упрямо вылезали наружу, невольно привлекая внимание к счастливой обладательнице этого чуда.
Маркиза явно торопилась и с опаской оглядывалась по сторонам. Я не могла не пойти за ней. Накинув капюшон на голову, я ощутила себя настоящим детективом и, осторожно передвигаясь по противоположной улице, последовала за подругой королевы. Шли мы недолго, и, к моему счастью, Катрин так и не покинула шумной улицы Бобур, зато скрылась в одной из ее многочисленных лавок.
Я растерянно осмотрелась. Что делать? Очень хотелось зайти и посмотреть, с кем эта хитрая лиса встречается, но Катрин точно узнала бы меня, она была очень осторожна, постоянно поглядывая по сторонам. Меня спасло расстояние, я все-таки шла по другой стороне улицы и могла отвернуться от маркизы, делая вид, что разглядываю лавки.
Когда я уже была готова рискнуть и зайти в магазинчик, в котором скрылась фрейлина королевы, мне дорогу преградила широкая грудь в голубом плаще мушкетера. Подняв глаза, я едва не завизжала от восторга.
– Шарль! Голубчик! Ты не представляешь, как ты вовремя! – схватив кузена за лацкан рукава, горячо зашептала я радостному виконту.
– Чем могу помочь тебе, дорогая Луиза? – с готовностью откликнулся он, – Может, тебе не хватает на шляпку или перчатки. Я с радостью скуплю для тебя все товары в магазинах этой улицы.
Я расплылась в счастливой улыбке. Вот это я понимаю, щедрый мужчина! Повезет кому-то. Но тряхнув головой, я напомнила себе о деле.
– Милый кузен, ты же сейчас свободен? – хитро сощурившись, уточнила я.
– Да, только что сменился. Я весь твой!
Ох уж эта французская галантность…
– Видишь, на той стороне улице неприметная лавка галантерейщика? – загадочным шепотом спросила я.
Кузен кивнул.
– Туда минуту назад зашла дама в черном плаще, черной вуали и рыжими волосами. Это фрейлина королевы. А я теперь главная фрейлина королевы. Не мог бы ты зайти вовнутрь и разузнать, с кем и зачем она там встречается. Я опасаюсь, вдруг она готовит какой-то заговор против Франции или меня. Сможешь разузнать, что там происходит?
Шарль стал серьезным и торжественно проговорил:
– Безопасность Франции для меня на первом месте! Конечно, я все разузнаю. Иди домой. Как только у меня будет информация, я навещу тебя. Договорились?
Я так же серьезно кивнула и, когда виконт де Бризай уже сделал шаг в сторону галантерейной лавки, снова схватила его за лацкан прошептав:
– Шарль, огромное тебе спасибо за твой кинжал. Он мне пригодился, и уже не раз!
Мой невероятно красивый кузен расцвел, будто я сказала, что он лучший из мужчин.
– Я рад, что ты пользуешься моим подарком. Но надеюсь, ты им режешь яблоки, а защищает тебя твой муж, – заметил не по годам мудрый юноша.
Я скромно промолчала, но когда Шарль в очередной раз шагнул в сторону лавки, я снова вцепилась в его лацкан и настойчиво попросила:
– Прошу тебя, Шарль, будь осторожен!
Мне совершенно не хотелось оказаться виновницей бед для единственного человека в этом мире, кто искренне мне помогал. И снова мне подарили самую очаровательную улыбку, будто солнышко засияло.
– Не беспокойся, милая кузина, я мушкетер короля и могу за себя постоять.
Тут уж Шарль проявил чудеса расторопности, и пока я восхищалась его храбростью и красотой, сумел высвободить свою руку и скрылся в лавке.
Я же поспешила домой. Мне нужно было поговорить с Гастоном, а потом еще как-то встретиться с отцом и убедить его, что нельзя поддаваться шантажу. Но мои планы перевернула вверх дном жизнь. Не успела я зайти в дом, как ко мне бросился дворецкий и, выпучив глаза, проговорил:
– Ваша матушка и отец уже полчаса ожидают вас в малой столовой. Я принес им чаю и закуски, но всерьез опасаюсь за сервиз из тончайшего китайского фарфора. Графиня кажется на грани и готова рвать и метать…
– А Гастон? – перебила я Хьюго.
– Его Светлость с трудом поднялся десять минут назад.
– Я к нему! – приняла решение я.
Хьюго растерянно открыл рот, но я прошмыгнула мимо расстроенного дворецкого и поспешила в спальню супруга.
Когда я вошла в покои герцога, он стоял в одних подштанниках над тазом и поливал себя ледяной водой, пытаясь прийти в чувство. Капли воды стекали по его идеальной коже, очерчивая выразительный рельеф мышц.
«Как же мне повезло, что меня выдали замуж за молодого и красивого! – облизнувшись, подумала я и тут же дала себе мысленную затрещину, – К делу!»
В надежде, что муж пока медленно соображает, я решила выдать ему всю имеющуюся у меня информацию.
– Гастон, ко мне вчера приходила мачеха и заявила, что если я не помогу барону дю Мари очаровать королеву, то грязные делишки моего отца выплывут наружу. Я ее выгнала и сказала слугам больше не впускать, но она сейчас в нашей малой столовой с моим отцом. Уверена, она шантажирует его чем-то и будет требовать присоединиться к принцу Конде. Помоги мне! Уведи его к себе в кабинет, расспроси и скажи, чтобы не поддавался шантажу, чтобы был верен короне.
Герцог выпрямился, откинул мокрые волосы с лица и, приподняв бровь, спросил:
– С чего бы я должен кого-то убеждать верно служить моему брату?
– Вы семья! – возмутилась я.
И тут меня посетила крамольная мысль, а вдруг младший брат только притворяется распутным болваном, а сам плетет какой-нибудь заговор!
– Мы с тобой тоже семья, – чуть ли не выплюнув последнее слово, заметил муж и сердито спросил, – Ты отказалась от места при дворе?