- Степанова, какой позор! Как ты с такими знаниями вообще в университет попала?
Говорила мне маменька: учеба познается через место с кодовым названием на букву «Ж». Не сидела бы сейчас, голову обхватив, в попытке понять, зачем я на учителя химии учиться пошла.
Как говорят: куда взяли, там пригодишься. Вот, пригождаюсь. Завалила тестовое задание, сейчас меня перед группой Наталья Семеновна распекает, тыкая пальцем в лабораторную работу. Минут пять назад Женька Сорокин удостоился подобной чести - теперь я. Следующим видимо будет Ведюков. Побелел аж весь, готовится, небось.
- Не знать строение сложных эфиров – позорище! Школьная программа…
- Вы все тупые! – передразнил нашу преподавательницу Аркаша, стоило покинуть пропахшие нашими химическими экспериментами кабинет. Практическая работа, призванная реабилитировать нас пред носатым злобным ликом Семеновны наоборот еще больше убедила в безнадежности работы с нами подобными. Еще раз, зачем я сюда пошла?
Бесплатное место, Златка. Стипендия, довольная мама, оплаченная аренда студии поближе к родному вузу. В конце концов, никто же не заставляет идти работать в школу после получения диплома. Верно?
- Мы действительно облажались, - вздыхаю, глядя на эту парочку Шалтай-Болтаев – Сорокина и Ведюкова. Оба рыжие, конопатые, высокие, жилистые – с виду не друзья, а братья какие-то. Как вместе приехали из разных городов, в одной комнате в общаге поселившись, так ходят парочкой. Им даже один типаж девушек нравится – высокие стройные брюнетки. Подавай им Адрианну Лиму, а если такой нет, то Ольга Иванцова сойдет. Она у нас первая красавица на потоке, все парни за ней табуном бегают и эти не исключение.
Вот прямо сейчас замерли точно суслики в поле. Оля изящно по коридору вышагивает под стук собственных каблуков. Рядом свита из пары подружек, будто кадр из американского фильма. Ну, знаете, где королева школы своим видом в нокаут половину учащихся отправляет. Эффект тот же, особенно, стоит присоединиться к ней мечте всех девушек – Глебу Свиридову. Тут каюсь, обтекаю я на пару с друзьями, хватая Женьку за руку с трепетом шепотом произнося:
- Глебушка подстригся? Мне не кажется?
- Не кажется, - хором отвечают, продолжая пялиться на шагающую мимо парочку. Точно два ангела спустившихся с небес: высокие, красивые, умные. Он блондин, она брюнетка. Он спортсмен, она - танцовщица бальных танцев. Идут на красный диплом, принимают активное участие в университетской светской жизни, но что важнее – недосягаемы, как гора Баннтха-Бракк*. Смотреть можно, трогать нельзя. Оно и понятно: короли с королевами на холопах женятся только в сказках.
- Привет ребят, - кивает нам приветливо парочка, проходя мимо, пока мы втроем превращаемся в огромную кучу ванильного желе. Стоим, улыбаемся немного неадекватно, чуть-чуть подрагивая, рукой им вслед махая.
- Привет, - выдыхаем втроем, очнувшись лишь тогда, когда парочка скрывается за поворотом вместе со своей свитой. Тяжело вздыхаю, вновь поворачиваясь к рыжей парочке, бурча:
- Ладно, Тинки с Винки, хватит пускать слюни на государственный пол. Лекция по истории через двадцать минут, - напомнила, пытаясь совладать с собственными эмоциями.
В толпе студентов, снующих между парами по коридорам здания Института биологии и химии С.К. Пятунина можно попросту затеряться. Кто-то один, кто-то с группой товарищей и друзей, а где последние, там и парочки. На них противнее всего смотреть, особенно, если сама одинока, как Гришка Печорин только без депрессии.
Бросаю невольно взгляд на собственное отражение в стеклянной дверце стеллажа неподалеку у стены. Там среди грамот с кубками расставленных для показушности мое лицо мелькает. Морщусь от собственного вида. Учиться на потоке, где всего пара-тройка зубрил-девчонок да я среди кучи парней – вселенская неудача. И врут все, мол, это же будущие преподаватели химии! Будто охота девушкам грызть гранит науки ради рабской повинности в школах с детишками.
Так и вышло. Подруги мои - юристы, экономисты, психологи, социологи. И только я среди них будущий химик с двумя рыжими приятелями из маленького города среди кучи ботанов.
- Что, Степанова, опять ушла в астрал страдая по Глебушке? – усмехнулся Аркаша, щелкнув пальцами перед моим лицом, прерывая невеселые мысли. Ей-богу, иногда пацаны хуже баб в своих подколах и сплетнях.
- А кто пару минут назад нижний ряд зубов едва по полу не рассыпал, пытаясь просчитать в уме длину ног Оленьки? – интересуюсь, как бы невзначай, пока Жека ржет точно конь, хлопая дружка по плечу. То-то же, рыжие, нечего тут над несчастной любовью Златушки смеяться.
- Фу на тебя, Степашка, - дуется Аркадий, на груди ручки складывая.
- Никакой в тебе женственности. Девочка нежнее должна быть, мягче, - хмыкает, сверкая голубым взором. Я будто по инерции провожу рукой по спутанной копне каштановых волос. Еще раз, бросаю взгляд на себя любимую. Кеды, сумка через плечо, джинсы да огромные карие глаза на лице, лишенном косметики. На лбу зреет прыщ, а мешки под глазами напоминают о бессонной ночи, проведенной в обнимку с очередным молодежным романом.
Ух, красотка.
- Это все из-за вас. С кем поведешься, – бурчу, одергивая свою оверсайз рубашку в клетку. Ну и что большая, зато теплая, из флиса. На улице не месяц май, октябрь нынче выдался холодным с самого начала. Вздыхаю, вспоминая кашемировый свитерок Иванцовой с короткой юбкой. Вот уж кто действительно в любое время года точно на выход в клуб ходит. С мечтой моей, к слову говоря.
Елисей Сергеевич Сурков – человек, считающий, что его предмет оплот всего земного. Мир – это физика. Еда, страна, здания, мировая история, да что уж греха таить – Бог и тот физика! Пока он нам путь равномерно и прямолинейного движения с формулами в головы вкладывал, тихо страдала на первой парте. Аркаша с Женей вовсю покоряли мир Инстаграма на задворках, пуская слюни на фото Оленьки в бикини. Мне же приходилось сдерживать зевающий эффект, дабы суровый старичок не решил, будто предмет его скука смертная.
- Зная скорость в каждый момент времени, можно найти путь, пройденный… - сонно оглядываюсь, продолжая на автомате выписывать нечитаемые каракули египетской клинописью в тетради. Почему-то отметила, что Кришевский до пары так и не добрался. Чего я вспомнила вообще о нем? Забыть, как сон страшный.
Вздыхаю, снова поворачиваюсь к доске, когда рядом раздается тихое покашливание.
Начинается-а-а.
- Снежков, - на лице самое деловое выражение из всех возможных. Поворачиваюсь к местному мэтру, светилу российской науки – Николаю Снежкову, в народе просто Коля. Сам ученый муж поджимает губы, поправляя застегнутый на все пуговицы ворот рубашки в горошек и глядя сквозь стекла очков, проводит ладошкой по прилизанным волосам.
- Степанова, - начинает заунывно, пока мысленно готовлюсь к очередному потоку лекций, - мне кажется, ты несерьезно относишься к обучению в этой группе.
Едва удерживаюсь, дабы глаза в районе затылка не потерять. Стоит сесть на первую парту, из-за того, что дома очки забыла, как вечно случается подобный казус. Чего ему не иметься?
- И в чем же выражается моя несерьезность? – невзначай интересуюсь, разглядывая свою ручку. На Коленьку не смотрю, иначе можно навечно превратиться в зубрилку по типу Тоньки Соболевой. Елисей Сергеевич хоть бы замечание ему сделал. Дважды Сорокина с Ведюковым окликал, пригрозив выгнать с лекции. Зато неприкосновенность у Снежка безоговорочная.
- Разве можно столь халатно писать лекции? – заглядывает нагло в мою тетрадь, нарушая всякие границы личного пространства, тыкая в иероглифы, отдаленно напоминающие буквы русского алфавита. – Вот, посмотри. Это невозможно читать. Как ты собираешься по ним готовиться к экзаменам?
Не пойму, ему-то дело какое, как буду к сессии готовиться? Методичку возьму, Тоньку попрошу свои конспекты одолжить, в конце концов, учебный материал из библиотеки выгребу. Подумаешь, нашел проблему. Окей, Гугл и мир у твоих ног, неужели такое открытие для столь умного человека?
Да только вместо этого, отвечаю вежливо-нейтральным тоном:
- Спасибо Коля, без твоей помощи никак не обошлась бы!
Глядя, сколь сильно задирает нос Снежков. Мысленно пинаю себя. Почему не могу попросту огрызнуться, послав подальше? Вежливость покоряет города, однако еще заставляет некоторых личностей брать на себя чрезмерную ответственность за судьбы других.
- Ты должна понимать: первые курсы самые важные в жизни студента, - начинает заунывную речь Снежок, спуская очки на переносицу. Сурков даже ухом не ведет, а сам уникум одной рукой, почти не глядя в тетрадь, писать продолжает. А я вот так не могу. Сижу, вслушиваюсь, считая, сколько минут до конца мучений моих осталось.
- Я тебя поняла, - уже настойчивее произношу, пытаясь избавиться от назойливой заботы о моем успешном учебном процессе. Мамы хватает, не только этого интеллектом обиженного.
- Нет, ты все же послушай, - перебивает Снежков, сцепляя пальцы в замок, с важным видом точно на приеме президента.
– Учеба – как прямолинейное движение. Без какого-либо воздействия со стороны, материальная точка движется вдоль прямой с постоянной по величине направления скоростью.
Помогите-е-е, кто-нибудь! Я не хочу слушать в два уха лекцию по физике! Хочется ответить, даже рот открываю, однако видимо нечто свыше мой зов истеричный услышало. Где-то на пояснении графика зависимости пути равномерного прямолинейного движения с грохотом открывается тяжелая дверь. Явно с пинка, потому что в момент триумфа Коленьки в аудиторию вваливается Ян. Притом с таким видом, словно только его тут все ждали.
Сурков замирает на месте, будто зверек настороженный, испугано дергая эбонитовой палочкой, которой показывал на доске написанные формулы. Рука подрагивает, будто решает: отбиться ей от Кришевского или себя пристукнуть, дабы не мучиться.
- Ян, - севшим голосом выпаливает имя Дьявола, решительно шагающего к центральному ряду, ленивым взором окидывая полусонные лица студентов. Тихий шум – половина сразу же убралась с первых пяти парт поближе к Камчатке, косясь опасливо.
– Ты снова опоздал, - отмечает преподаватель, сглатывая шумно. Его темно-серый вязаный жилет, кажется, мешает. Уж очень сильно пуговицы на нем пальцами сжимать начинает, словно желая оторвать вместе с нитками.
- И? – вскидывает темные брови чудище университетское, подходя ближе. На задворках сознания слышу песню из Крестного отца.
- Нет-нет, ничего. Проходите, Кришевский, садитесь… - забормотал Елисей Сергеевич, схватившись за галстук. И добавляет уже менее сдавленно:
– Куда-нибудь.
Знаете, с момента моего поступления, мы виделись Кришевским от силы пару раз. За полтора месяца, смекаете? В этот день его как-то слишком много для моей бедной измученной нервной системы. Потому стоило двинуться в нашу сторону, я мысленно отодвигаюсь дальше, пока Снежков непонимающе головой крутит. До него вообще доходит долго, прям жираф. Беги, Форест, беги.
«Ты - покойница»
- Алло, отряд Дельта вызывает Злату на связь. Прием! – заорали мне в ухо два идиота, именуемые по недоразумению друзьями. Где-то в районе трахеи застряла чёрствая булка с маком. Пока откашливалась, чуть легкие не выплюнула, чувствуя мерное постукивание по спине, больше напоминающее попытку выбить остатки духа. Ну, того, который еще Кришевский вчера не вытряс.
«Скажешь кому-нибудь, я тебя, Семенова, на этом фикусе по частям развешу. В качестве новогодних игрушек»
Ей-богу, точно демон. Кто расправой человеку средь бела дня угрожает, пусть посреди пустой аудитории? Ой, мамочка моя, как вспомню глаза эти желтющие, да тушу этого кабана нависшую – темнеет в глазах.
- Что с тобой? Ты со вчера странная какая-то, - поинтересовался Женя, падая на стул, напротив, ногой отодвигая другой для Аркашки так, чтобы он едва мимо не промахнулся. Оболтусы, вот как есть оболтусы.
- И бледная аки погань лесная, - хмыкнул рыжий номер два, замахиваясь, дабы врезать дружку подзатыльник. Закатываю глаза, оглядывая столовую на всякий случай. Да мне после тех пяти минут наедине с чудовищем всю ночь кошмары снились. Будто бы самолично могилу себе где-то под большим фикусом копала, пока над моим бренным тельцем Кришевский с учебником по химии стоял, зачитывая второй закон термодинамики.
- Если в замкнутой системе происходит процесс, то энтропия этой системы не убывает, - бормочу под изумленные взоры, рассеяно косясь в сторону сидящего неподалеку Глеба. Там в компании таких же популярных ребят, отстаивающих честь университета за зачеты, он словно ангел, сошедший на грешную землю. Глаза голубые, словно летнее небо. Золотисто-русые волосы, широкие плечи, обтянутые рубашкой, отглаженные брюки и самая милая улыбка на свете. Никаких драных джинсов с дурацкими нашивками в любое время года, странных футболок с надписями, кожаных байкерских курток – никто не ходит точно растрепанный и злобный тролль из подземелья. И девушкам не угрожает.
- Ай, Степанова, у тебя от сидения с Колясиком совсем разум помутился. Поумнела что ли? – стучит мне по лбу костяшками пальцев Жека, пока я уворачиваюсь, отмахивая от лапищ его загребущих.
- Если бы кое-кто не кинул меня, не пришлось бы остаток лекции статую Венеры Милосской изображать на краешке! – сурово напоминаю позорное бегство моих друзей от ответственности за меня маленькую. – Почти час из-за вас страдала!
- Так бежать надо было, а не ждать пока его демоничество взор свой с Коленьки на тебя обратит, - пожал плечами Аркадий, с шумом отпивая приторно-сладкий чай, кривясь от отвращения. Еда в нашей столовой – отдельный вид наказания для грешников, не имеющих денег на нормальное кафе. Все, кто побогаче обычно на соседней улице в «Бистро» зависают. Понятия не имею, почему Глеб со своей ненаглядной Ольгой тут зависают. Насколько я знаю, оба на повышенной стипендии, плюс городские с родителями, имеющими достаток выше среднего. Ладно, мои люди простые, и так на аренду квартиры поближе к университету мне тратятся. А рыжая банда и вовсе приезжие. Что с нас взять.
- Кстати о демоне, - Женя хмурится, отчего лицо сразу суровым получается и губы поджимает, поманив нас пальцем. – Ты бы Златка подальше от него держалась. Я тут слышал от некоторых первокурсников, кто с ним в школе учился, мол, хулиган каких поискать. Людей, даже преподавателей бить не чурался. Едва из гимназии в выпускном классе не вылетел за то, что учителя по физкультуре избил.
- Да-да, черный пояс по каратэ, - кивал Аркаша. – Папка ректор видимо подсобил.
Вздыхаю, стараясь не соотносить то романтическое письмо с тем, что бесконечно тут и там слышу о нашем местном чудовище. Сама лично видела, как Коленьке подзатыльник влупил, чему удивляться? Хотя с другой стороны, разве может парень способный писать столь проникновенные строчки быть таким муд…муд… дураком?
Хотя может он и не сам писал. Скатал с интернета да радуется. Надеюсь, Оленька ему взаимностью не ответит. Не то чтобы я очень люблю эту шпалу длинноногую, но газель Иванцова мне же ничего плохого не сделала.
С чего я взяла, что письмо именно ей? Так ясное дело, она у нас одна такая раскрасавица.
Взрыв звонкого смеха прерывает мои размышления, братцы кролики, они же Сорокин с Ведюковым, буквально по стульям расползаются точно растаявшее мороженное. Нет, серьезно, у меня вид не такой со стороны глупый, как у этой парочки.
- Ты посмотри на нее…
- Ангел просто, - вздыхает в тон своему дружку Аркаша, хлопая глазами лемура под наркотическим опьянением. Большие такие глаза, на пол лица.
- Хватит пялиться на нее, не стыдно вообще? – возмущаюсь, сдерживая порыв обернуться. Знаю, что Глеб там обнимает свою ненаглядную. Удивительно, как демон его с дороги не снес еще в борьбе за сердце нашей принцессы «ноги от ушей».
- Ой, отстань, Степашка. Завидуй молча, может однажды Олечка прозреет и поймет, сколь глупо тратить свое время на жалкого спортсмена, - фыркает Женя. А вот это обидно, не только за Глеба, но за себя лично. Оля — значит не дурочка, хотя на парах реже Свиридова объявляется. Чаще просто в коридорах да столовой красуется. Или на конкурсах каких.
Так и хочется насолить, потому прежде, чем язык свой проглатываю, отвечаю:
Кабинет ректора за закрытыми дверьми представлял собой приемную, с компьютерным столом, на котором стоял монитор, кактус и несколько папок. Большой раскидистый цветок неизвестного названия, удобный диванчик для гостей, кресла и секретарши Вареньки. Молодой, утонченной девы с томиком «Твой кошмар из библиотеки» от Кирилла Ливанского. По яркой обложке узнала, потому что эта новинка, которую едва успела ухватить на сайте под заказ. Хлопая большими голубыми глазами, прообраз тургеневской барышни улыбнулась нам, пряча книжку под стол, чуть откатываясь к тумбочке рядом.
- Иван Федорович, кофе? – стрельнула глазками в сторону начальника, затем Яна, заставив меня глаза закатить. С виду – мышь мышью. Юбка по колено, кофточка на все пуговицы, пучок аккуратный, только что взгляд романтичный да макияж из серии «я сегодня натурэль» профессионально намазан. Ох, уж мне эти хорошие девочки, мечтающие о большой и чистой.
- Да, Варенька. Будьте добры. И конфетки, - кивнул улыбчивый ректор, оглядываясь на нашу резко помрачневшую пару. – Златочка, тебе может чаю?
- Кофе со сливками, - бурчу, чувствуя, как хватка на запястье усиливается, а Кришевский зыркает в сторону Вари. Бедняжка чуть пакетик кофе не уронила, чего ж так пугать. Похоже, наш местный демон не любит повышенного к себе внимания со стороны дам. Ишь какой, привереда.
- Отлично, - кивает Иван Федорович, пройдя в свой просторный кабинет. А там и шкаф, и санузел отдельно, и длинный прямоугольный стол для совещаний. Даже портрет президента на стене с флажком рядом с грамотами. Окна пластиковые скрыты за занавесками, чуть шевелящимися от порывов ветра сквозь приоткрытое пространство. Переглянулись, замечаю, как немного побледнел Кришевский. Резко похорошело – ни мне одной тут паршивенько.
- Присаживайтесь, в ногах правды нет, - усмехается мужчина, заметив нашу заминку, сам падая в большое директорское кресло, утопая в нем. И только сейчас замечаю, сколь сильно сын не похож на отца. В отличие от Яна глаза у него обычные карие, разве что темные волосы серебрятся, кое-где проскальзывая прядями родного русого оттенка. Может челюсть эта, да скулы похожи. Но в целом ничего общего. У нашего ректора черты лица грубее в разы, видимо Яша в маму.
Вспомнила, как сына назвал, невольно давя смешок.
- Не понимаю, нафига сюда притащились, у нас занятия вообще-то, - недовольно нарушил тишину Ян, падая на стул рядом со мной. – Впереди химия, а эта и без того бестолочь, - небрежно в мою сторону рукой машет. От возмущения подпрыгиваю на месте, забыв о страхах. Это кто тут бестолочь, вообще? Да я ЕГЭ по химии на 88 баллов сдала без шпор! Да, не блещу знаниями в ней, но базу прекрасно знала!
«И также прекрасно забыла напрочь», - ехидно вторит мне мозг. Умолкни Серенький, тебя никто не спрашивал.
- Чего бестолочь-то, сам там не появляешься, не знаешь даже, - огрызаюсь невольно, проседая на месте. Голову повернул, зыркая глазищами своими желтыми.
- Мне и знать не нужно. В отличие от тебя всю сессию экстерном сдал, - ехидно бросил, но вот лапу свою с моего запястья не убрал. Сжал покрепче, словно намекая: дернешься – убью.
- Мне нравится, - разулыбался Иван Федорович, заставляя меня засомневаться в его адекватности. Даже в ладоши хлопнул. – Вы такая милая пара, Яша.
Наверное, на наших лицах одновременно отразилось такое недоумение, смешанное с отвращением, что ректор притих. Осторожно постучалась Варенька, заглядывая в кабинет. Дождавшись кивка, внесла поднос с тремя чашками. Поставила на стол, не переминув пододвинуть вазочку с конфетками к Кришевскому-младшему, проворковав:
- Вот, Ян, твои любимые с печеньем и орехами.
Очередной взгляд наивной дурочки Наташи Ростовой, затем улыбка ректору и походкой от бедра из кабинета под мой ошарашенный взор.
- Че-е-е? – выдыхаю, поворачиваясь, а этот господин рогатый уже вторую конфету разворачивает, заставляя челюсть упасть на пол.
- Яшка у меня сладкоежка, - хмыкает Иван Федорович на мое недоумение. – Не знала?
- Да я вообще много чего не знала. На первых порах оно вообще незаметно, - шиплю, пытаясь дотянуться до злосчастной вазочки. Ага, как же. Демонище рогатое на край отодвинул, фыркая:
- Ты и так толстая, тебе нельзя.
Это ты кого жирухой назвал, Яша Люциферович?
- Сын, - строгий взор из-под бровей, правда все портит улыбка. – Что за манеры. Весь в мать, - вздыхает тяжело, потирая висок, и на меня с извинением смотрит. – Представляешь, как с ними двумя тяжело? Гости – плохо, праздники – это гости, а гости это плохо. Всем недовольны, даже солнышком на небе.
- Вот в кого такой арбуз кислющий сорта Яшка, - хмыкаю, слыша рядом рычание. Помирать, так с музыкой. Тем более ничего он мне в кабинете отца не сделает, да и вне тоже.
Иван Федорович запрокидывает голову, расхохотавшись громко. Где-то за стенкой прекратила шуршать Варенька, по скрипу половиц слышно, как подкралась к двери. Эх, по носу бы ей сейчас.
- Разве не прелесть? – скалится ректор, хлопая по столу. – Решено, на следующей неделе у бабушки Яна юбилей, приходите вместе! Кстати, зови меня дядя Ваня. Наедине, разумеется, - добавляет, пока грудь от важности надуваю. Щедрость какая, ректора университета дядей звать. Хотела уже пожалеть, что не надела сегодня что-нибудь приличнее рубашки, как смысл слов Ивана Федоровича дошел. Подождите, юбилей бабушки Яна?
- Степашка, колись, у тебя компромат на Кришевского? Ты видела, как он закапывает труп человека? Пытает щенят? Топит котят? Зарезал курицу для демонического ритуала при вызове своих слуг из Преисподней?
Рыжая парочка не отставала, вышагивая вместе со мной след в след по коридорам университета. Жутко хотелось спать, вчера промучилась почти до середины ночи, в попытке осознать происходящее.
Я и Ян.
Здесь где-то должен бегать работник приемного покоя психбольницы с транспарантом: «Степанова Злата Алексеевна. Палата номер 666». Мы не можем быть вместе. Произошло некое досадное недоразумение, то письмо не должно было попасть в мои руки.
Кстати, оно дошло до Ольги? Прямо интересно стало. Судя по настрою, наш местный демон по уши влюблен в Иванцову и сий факт как-то неприятно в отдалении скреб мне душу. Видимо быть на вторых ролях, пусть для виду, все равно обидно. Наверное, какая-то девичья логика: мне не надо, но пусть моим будет. Или зависть к Иванцовой, почему все парни вокруг нее? Будто Глеба ей мало!
- Так, Винтик со Шпунтиком, - уперла руки в бока, останавливаясь посреди лестничного пролета между вторым и третьим этажом, недовольно хмуря брови. Женя с Аркадием вытянулись по струнке, синхронно хлопая глазами, застыв в ожидании моих следующих слов. Тщательно обдумав мысль, все же выдала, наконец:
- Никто никого не резал.
Выдохнули словно правда, так думали. Нет, вот что за люди такие? Сразу худшее предполагать,
- Всего лишь застала его за жертвоприношением человека во имя церкви Дьявола, - добавила, делая вид, что разглядываю свой отсутствующий маникюр.
- Злата, блин!
- Степашка, ну ты ваще!
Тихонько посмеиваюсь, разворачиваясь обратно, поднимаясь выше на пару ступеней, невольно повернув голову к парням, хмыкая.
- У нас просто любовь и хватит портить мои первые прекрасные отношения своими подозрениями, - строго выговариваю, сама себе не веря. Первым приподнимает бровь Аркаша, в ответ иронично интересуясь:
- И когда у нас несравненного Глеба подвинул Кришевский с его аурой чудовищной?
Э-э-э, что за вопросы такие?
«Адекватные, но ты же у меня не совсем в этом состоянии», - заявляет мне мозг. Лучше бы тебе, серенький, помолчать. Никакого толку с тебя в нужный момент. Мог бы вчера выудить из пыльных чуланов памяти ответы на вопросы Яна. Тогда я хотя бы дурой не выглядела бы. А то вспомнила уже придя домой!
- Пути любви непостижимы, - поднимаю палец вверх, едва протискиваясь в коридоре, между двумя ребята с параллельного курса, бурно обсуждающими какую-то лабораторную. Хорошо, что у нас четыре окна перед кристаллохимией. Домой смысла идти нет, мне еще с Яном встречаться сегодня. Причем так, чтобы этих двоих в помине рядом не виднелось. Вряд ли Кришевский обрадуется лишним свидетелям, да и мало мы напоминаем влюбленную парочку.
- На тебя что ли одна из тех дурацких книжек, что ты читаешь, упала или как? – поинтересовался Жека, подбегая, касаясь ладонью моего лба. Пришлось отдернуть голову, шикнув на парней, прикидывая в голове план действий. Сейчас вот отделаюсь от них и в путь. У меня в запасе есть минут сорок точно перед нашей встречей с рогатым чудищем.
- Сами вы дурацкие, - бурчу, резко оборачиваясь, встав напротив них, складывая на груди руки. – Прекратите уже эти шуточки. Неужто сложно поверить, что во мне можно найти что-то хорошее?
Ей Богу, даже обидно. В меня, что ли влюбиться нельзя?
Парни замялись, переглядываясь, как-то опасливо, пихая друг друга локтями. Словно решая, кто первым выдаст суровую правду матку. Закатила глаза, топнув ногой в кедах, ожидая их приговора. Самой неприятно на самом деле, однако же, хочу знать. Вот такие мы девочки. И правду хотим, и не хотим одновременно.
- Понимаешь, дело не в тебе, Злат… - начинает с самого идиотского штампа в мире литературы и жизни Женя, но прерывается, когда Аркадией пихает его вновь, кивая куда-то мне за спину.
- Ну? – агрессивно рычу, пытаясь добиться хоть, сколько связного ответа, но замираю на месте, стоит самому долгожданному человеку в мире позвать меня по имени:
- Злата?
Мои глаза ставятся больше раза в два, а вот Сорокин с Ведюковым отчаянно указывают мне за спину, кивая туда, откуда доносится божественный голос Глеба Свиридова. Не могу пошевелиться. Аркадией схватил за плечи, разворачивая к мечте всей моей недолгой студенческой жизни. Смотрю в глаза голубые, лужицей растекаясь от дружелюбной улыбки, растягивая губы в ответ. Наверняка похожа на влюбленную идиотку, но поделать с собой ничего не могу.
- Привет Глеб, - хором говорят мои друзья за меня, незаметно щипая за бок, отчего я вздрагиваю, выдохнув на автомате:
- Привет… гм… Я – Злата.
Тяжелый вздох позади, ощущаю себя еще большей идиоткой. Судя по недоумению, исказившему прекрасные тонкие черты лица Глебушки, он тоже прикола не понял.
- В смысле, - бормочу, посмеиваясь, - шутка. Это шутка.
- Ааа, - кивает парень. Золотистый локон падает ему на лоб. Так и хочется протянуть руку, дабы убрать с глаз, но останавливаю себя, продолжая стоять, глупо улыбаясь.
Химическая реакция – это превращение одного или нескольких веществ в другие. То, что сейчас происходило со мной, я могла назвать именно так. Мне казалось, что я одновременно распадаюсь на сотни атомов, затем соединяюсь в нечто совершенно иное. Какую-то странную, незнакомую мне личность с тем же именем и фамилией. Вроде бы Злата Степашкина, а начинка уже иная.
Правду говорят, наши чувства и эмоции – химия. Не могла ведь всего за один, пусть крышесносный, сладкий поцелуй забыть, что передо мной главное чудовище всего университета? Где-то на задворках кричал разум, пытаясь достучаться до уплывшего на розовых волнах мозга, напоминая, кто сейчас поглаживает меня по щеке большим пальцем, продолжая изучать мою ротовую полость. Все предупреждения Глеба насчет Яна сейчас не имели никакого значения.
Я больше скажу, человек, умеющий так целоваться, просто не может быть истинным Дьяволом в душе. Или снова самообман работает.
- Кхм! Молодые люди! – возмущенный писк рядом, будто противный комар, ворвался в нашу сферу, прерывая реакцию. Едва смогла отстраниться, по-прежнему глядя в потемневшие желтые глаза, прежде чем дошло наконец.
Я обнимаю Кришевского за шею, более того, пытаюсь вновь дотянуться до его губ!
- Ангелина Потаповна, я не могу найти первую часть «Химия твердого тела» А. Веста, - голос Коленьки, как ушат воды на горячие головы. Библиотекарша так не действовала, как Сежков со своим вечно длинным носом, который куда-то норовит сунуть.
Отскочили в разные стороны друг от друга именно в тот момент, когда юное дарование приблизилось к нашему месту обитания. Пока Ангелина Потаповна цыкала, качая головой, что-то ворча про обнаглевшую молодежь, хватая у Снежка бумажку с названиями нужных материалов к будущей контрольной работе, мы пытались отдышаться. Сам Коля недоуменно переводил взоры с одного на другого, поправляя очки пальцем.
- Злата, - произнес тоном таким, будто мы на встрече у президента. Дернулась, поворачивая голову. – Чем это вы заняты в храме науки?
Алтарь знаний еще скажи. Ишь выдал че.
- Мы это… заниматься пришли, - неловко бормочу, теряя всякую способность к конструктивной речи. Дурацкий поцелуй, он совершенно из колеи меня выбил. Какие-то голуби белые перед глазами витают, марш Мендельсона, отбивая крыльями. Тьфу.
- Снежок, - вкрадчивый голос Яна, а до Николая доходит, наконец, с кем я тут стою. И, ого, Ян знает, как звать его одногруппника? Или это он только мою фамилию вечно коверкает?
- У тебя глаза лишние, смотрю? Так я сейчас помогу это дело исправить, - скучающе произнес своим бархатистым, обманчиво мягким голосом прежде, чем рявкнуть так, что с полок упало парочка томиков. – Вон отсюда!
Низкий старт на огромной скорости и нет Колясика. Только я наедине с раздраженным чудищем, чья аура темности опять заполоняет пространство. Смотрю на него зачарованно, пытаясь отогнать противных птиц, уркающих мне в ухо. Еще минута, запою точно Белоснежка, призывая мышей да белочек пыль со шкафов смести.
Стоит Яну рот открыть, как Белоснежка затыкается, а голубочки на юг летят. Подальше.
- Тьфу, теперь придется рот с мылом дважды мыть! – и взгляд отводит, недовольно направляясь к нашему столу, пока я, открыв рот, возмущенно гляжу ему в широкую спину. На всякий случай даже на ладонь дыхнула, ничего. Пахнет мятной жвачкой по-прежнему.
- Да это мне теперь придется в церкви святой воды нахлебаться, вдруг завтра клыки вырастут да рога. Мало ли, может инфекция слюнями передается, - шагаю следом, бурча под нос. Ишь какой, рот ему теперь промыть надо. Дур… мудак короче!
Стул со скрипом отодвигаю, усаживаясь за стол, слыша рядом недоуменный вопрос. Мне показалось, или это неуверенность голосе?
- Какая еще инфекция?
Оборачиваюсь, глядя в бесстыжие желтые глаза, смело отвечая, но на всякий случай, выставив перед собой учебник по кристаллохимии.
- Демоническая! Не хочу после полуночи превратиться в демона, - Ян обиженно сопит, обходя стол, дабы сесть напротив. Молчит, а я облегченно позволяю себе на минуту погрузиться в многообразие формул, непонятных графиков и систем Германа-Могена*.
Пока этот дурак не выдает:
- Это мне надо съездить в клинику, прививку от бешенства сделать. Мало ли, чем вы сумчатые болеете. Набросилась на меня, как ненормальная. Точно в адеквате, или мне таки позвонить в службу отлова диких животных?
- Сам ты дикий, чудище рогатое! Не нравится, не подходи. Нечего на коал наезжать, если губы свои на месте удержать не можешь!
- Кто бы говорил, что за привычка вообще на людей прыгать.
- А чего вырос такой, как секвойя переросшая.
- Все не разговаривай со мной, бесишь.
- Ну и хорошо.
- Ладно!
- Ладно!
Ой, все. Ну, что за козел, а?
Следующие сорок минут до пары посвящаем предмету, который я люто ненавижу. В свое время казалось, что химия - это весело. Знаете, опыты, всякие реакции, формулы, но на деле скучная, нудная ерунда, наполненная по большей части писаниной и кучей зубодробительных формул.