Мой Крест. Любить того, кто убивает.

ПРОЛОГ

Я всегда знала, что я неудачница.

Просто не думала, что настолько.

До того самого момента, пока не открыла дверь этого проклятого кабинета и не увидела его.

Мужчину с лицом, словно высеченным из камня, со шприцом в руке. Который он только что аккуратно извлёк из шеи мужчины, лежащего в кресле.

Всё выглядит подготовленным. На полу лежит пузырек с рассыпавшимися таблетками. Рубашка расстёгнута, будто человек собирался ослабить ворот. Всё логично и продумано настолько, что стынет кровь.

Можно было бы просто прикрыть дверь. Сделать вид, что ничего не видела, и тихо унести свою задницу подальше. Но нет же.

Я застываю, как идиотка, и пялюсь на него.

Он как раз снимает перчатки. Спокойно, методично. Латекс шелестит, соскальзывая с пальцев.

А потом он поднимает голову. И смотрит на меня.

Прямо в глаза.

И вот тогда меня накрывает. Не страх. А холодный, вязкий ужас.

Глаза у него как ножи. На лице ни капли эмоций. Только пустая, ровная сталь.

Я разворачиваюсь и бегу.

Слышу как он идёт он за мной.

В голове стучит: беги, Лера. Беги, если не хочешь сдохнуть.

По пути думаю: вот дёрнул же чёрт приехать в офис после закрытия. Чего мне дома не сиделось?

Если бы не эта крыса Виктория Андреевна со своим «срочным отчётом», никогда бы меня не занесло в ту часть здания.

Мне там вообще делать нечего. Там сидят топы, к которым нам, простой офисной челяди, соваться нельзя. У них там своя жизнь, свои закрытые кабинеты и вип-дела.

Но тут суббота, в здании никого. И как назло, принтер на моём этаже зажевал бумагу, а резервный завис. Вот сдуру и решила прошмыгнуть на шестой этаж по универсальному ключу, который взяла из халата Гали в подсобке. Думала по-быстрому распечатать отчёт и уйти. Распечатала, блин.

А теперь бегу по этому шестому этажу и чувствую, как спина стынет от звука его шагов. Понимаю, что не успею добежать до центрального холла, где внизу сидит охранник. Да и лифта он мне вряд ли даст дождаться.

Вспоминаю про нашу «потайную» дверь в подсобку — через неё можно выскочить на улицу.

Сворачиваю налево, к бухгалтерии.

В здании никого. Помощи ждать не от кого.

Открываю подсобку, срываюсь вниз по лестнице. Шаги гулко бьются о перила. Ноги скачут по ступенькам. Только бы не оступиться. Только бы не сломать зубы. Только бы дожить.

Долетаю до первого этажа, бегу вперёд к пожарному выходу. Спасительная улица уже рядом.

Распахиваю дверь и врезаюсь в стальную грудь.

Те же глаза. Холод.

— Куда же ты так спешишь? — говорит он спокойно, и голос его вонзается в позвоночник, как ледяной крюк.

Железные пальцы сжимаются на плече.

И я понимаю: мне конец.

Глава 1. Прощай, Лера

Ну вот и всё. Прощай, Лера, офис-менеджер двадцати пяти лет.

Не самый удачный карьерный путь, отсутствие парня, отсутствие секса последние… да кто теперь считает.

Похоже, до следующей жизни ничего не исправить.

Вырваться из его рук нереально. Я честно пробую, пару раз дёргаюсь изо всех сил, но он лишь сильнее сжимает пальцы.

У нормальных людей это называется прикосновение. У него это похоже на железные тиски.

Паника накрывает меня за секунду. Сердце прыгает в горле, в висках стучит, будто внутри завели сирену.

Он толкает меня к машине. На минуточку, чёрный Рендж Ровер Спорт. Моя любимая модель. Та самая, которой у меня никогда не будет.

Ну, теперь уже точно, судя по всему.

Он открывает переднюю дверь и кидает меня на сиденье. Жёстко, без слов. Я падаю, ударяюсь плечом, коротко вскрикиваю, но быстро замолкаю.

Он обходит машину, садится за руль, и мы срываемся с места.

Я зачем-то пристёгиваюсь.

Минут десять мы едем в молчании. Он не смотрит на меня. Ничего не говорит.

Сижу как можно тише, как будто от этого зависит моя жизнь. Тело мелко дрожит, я вся в холодном поту.

Косым взглядом ловлю его профиль. Суровый вид. Подбородок жёсткий. Если бы он не был киллером, я бы даже нашла его привлекательным. Но такие, правда, на меня никогда не обращают внимания.

Жаль, что этот обратил, только совсем не в том смысле.

Не понимаю, что со мной происходит. Почему я вечно думаю о какой-то чепухе?

Осторожно смотрю на него, пытаюсь поймать взгляд. Он смотрит на дорогу — прямо, сосредоточенно. Стараюсь не разрыдаться, хотя слёзы то и дело подступают к глазам от отчаяния.

— Вы везёте меня убивать? — слышу, как дрожит мой голос.

Он не реагирует.

Меня начинает трясти сильнее, и одновременно чувствую, как подкатывает нервный смех. У меня так всегда: в стрессовой ситуации начинаю или болтать, или смеяться.

Но тут ни того, ни другого делать я не рискую. Я дышать то еле осмеливаюсь.

Взгляд цепляется за его руки, лежащие на руле. Большие, сильные пальцы. Ему даже не придётся сильно давить, чтобы перекрыть мне дыхание.

Он сворачивает к какому-то дому, резко тормозит. Потом открывает мою дверь и вытаскивает меня наружу. В его движениях нет злости, только спокойная, уверенная сила. Которой лучше не мешать.

Он ведёт меня к подъезду. Его пальцы врезаются в моё запястье — завтра там точно будут синяки.

Мы заходим в дом и поднимаемся на лифте на пятый этаж. Его ладонь на моём плече. Держит жёстко, цепко. Сам он всё так же не смотрит на меня.

Открываю рот, чтобы закричать, и тут он поворачивает ко мне голову. В глазах стальное предупреждение. Без слов говорит: не надо. У меня холодеют пятки. Издай я хоть писк, и его хват тут же переместится мне на горло. Я знаю это так же точно, как знаю своё имя.

От него исходит настоящая волна ледяной опасности. Меня словно парализует от первобытного ужаса. Наверное, именно так себя чувствует кролик в кольце питона. Бледнею и медленно сглатываю.

Заходим в квартиру. Она огромная и пугающе пустая: серые стены, минимум мебели. Ни ковра, ни фотографий, ни одной живой детали.

Как будто тут не живут, а прячут тела. Или тайны. Или оружие.

Он тащит меня по коридору, распахивает дверь и швыряет внутрь. Я лечу на кровать — широкую, тёмную, с идеально натянутым покрывалом. Минуту спустя следом влетает бутылка воды и плед.

Дверь хлопает. Тишина.

Я сижу, как пришибленная. Руки дрожат, зубы отбивают чечётку.

Блин, ну как же я так влипла? Верните меня на пару часов назад, и я бы вежливо послала Викторию Андреевну и напомнила, что моё рабочее время начинается с понедельника, с девяти утра.

И сейчас бы лежала на диване с мороженым и тупила в Netflix, а не пыталась угадать, почему меня ещё не убили.

Воду он зачем бросил? Это что, гуманизм? Или он не из тех, кто убивает жаждущих? «Пей, мышка. Сухое горло орёт громче.»

Но после бешеной погони я и правда умираю от жажды. Открываю бутылку и выпиваю почти половину.

Может, он и правда пока не будет меня убивать? Нелогично же давать воду живому трупу.

Эта мысль внезапно приободряет. Может, поживу ещё несколько часов?

Дом молчит. Ни шагов, ни голосов.

Плед тёплый. Кровать мягкая.

Кутаюсь в плед, стараюсь не думать, не шевелиться, не шуметь.

Меня всё ещё трясёт, но где-то в этом страхе начинает пробиваться странная слабость. Словно кто-то тянет изнутри за тонкие нитки, и узлы напряжения развязываются один за другим. Вот уж не думала, что смогу заснуть в этом аду.

Голова тяжелеет. Глаза слипаются. И убийца пока что не вернулся. Что, если он сейчас стоит за дверью? Смотрит на меня через щёлку.

Глава 2. Крест

Крест.

Он сидел на кухне, опираясь локтями о стол, и ждал, пока подействует снотворное, добавленное в воду.

Это был просчёт. Недопустимый. Первый за всё время.

Когда он получил заказ, ничего не предвещало проблем. Очередной «грязный» винтик, пошедший наперекор системе.

Всё было подготовлено чётко, по обычной схеме. Внеурочная встреча в офисе. Сердечный приступ. Естественная смерть. Все чисто, без шума, без следов.

Крест не был наёмником — он был ликвидатором своих. Зажравшихся. Переоценивших себя.

Внутренняя санитарная службы. Убирал тех, кто начинал слишком много знать, слишком громко говорить, слишком нагло жить.

Система держалась на страхе. А страх держался на таких, как он.

У него не бывало ошибок. Не случалось просчётов.

Все знали: если ты попёр против правил и за тобой выехал ликвидатор, на тебе поставлен крест. Ты не просто провинился. Ты умер в глазах системы ещё до того, как он вошёл в здание. Поэтому его так и звали.

Так сложилось, что из всех ликвидаторов больше всего боялись именно его. Потому что у него не было эмоций. Не было жалости. Только чёткое следование протоколу.

Крест не мучился моральными вопросами, не испытывал сочувствия. Он был холоден. Отточен. Привык убивать.

Но все цели, с которыми он работал, были одного сорта: лощёные, холёные, в кричащих брендах, на Кайенах и Лексусах.

Они пахли дорогим парфюмом и сигарами, носили часы, стоившие как чужая квартира, имели счёт в Дубае и жену, с которой не спали. Или мужа, которому изменяли.

Разный пол, разный возраст. Но одна суть. Они знали, на что шли. Все они. Каждый из них успел что-то продать — кого-то, что-то, себя. Они были органической частью системы, которая в итоге сама и пожирала их.

Ежова он ликвидировал той же недрогнувшей рукой. Все шло по плану. Пока он не услышал скрип двери. И не увидел на пороге девчонку в розовом худи и джинсах, на вид не больше двадцати.

Глаза — огромные, зелёные, а в них первобытный страх. Посмотрела на него и рванула. Как заяц, с которого срывают шкуру.

Наверно, это был сбой в программе. Он не дрогнул. Просто удивился. На объекте не должно было быть никого. И когда она появилась в дверях, он целую секунду смотрел на неё.

На секунду дольше, чем должен был.

Именно из-за этой секунды ему пришлось мгновенно собраться, мысленно проложить маршрут её бегства и пойти наперерез.

Схему здания он изучил досконально, как всегда. Даже при самом простом заказе Крест проверял расположение всех аварийных выходов, подсобок, путей эвакуации. То, что порой не знали даже сами сотрудники.

Он знал, что пожарная лестница ведёт вниз, к запасному выходу.

Побежал бы за ней — потерял бы время. Вместо этого он завернул в коридор налево, туда, где был служебный грузовой лифт.

Спуститься по лестнице с шестого этажа, даже на адреналине, заняло бы у неё не меньше сорока секунд.

Лифт спустился за пятнадцать.

Он открывался в узкий коридор на первом этаже. Оттуда шёл короткий проход до заднего выхода.

Кресту хватило времени спокойно выйти и встретить девчонку у двери.

Теперь осталось запустить экстренную процедуру зачистки свидетелей. Внутренний кодекс ликвидаторов: наследил — убери. Чисто. Без пятен.

Жестоко? Да.

Но иначе порядок не удержать. Система не допускала рисков.

Он встал, прошёл в коридор, тихо открыл дверь.

Девчонка уже спала. Тяжело, неровно дышала, сжавшись на краю кровати, будто боялась развернуться. Светлые волосы растрепались, под глазами синяки. Хрупкая фигурка на огромной кровати. Его кровати, кстати.

Он видел многих. Людей на грани, людей в панике, людей в последние минуты.

Видел, как они спят, как замирают от страха, как уходят.

Но в ней было что-то неестественно чуждое для этой локации. Как будто её случайно вырезали из другого кадра — светлого, нормального.

Не цель. Не объект. Просто девочка в розовом худи, с руками, вцепившимися в плед, как в спасательный круг.

Но у него не было выбора. Он не для того стал тем, кем стал, чтобы допускать нарушения правил.

Если бы он начал делать исключения, он бы давно лежал рядом с теми, кого ликвидировал.

Пластиковая бутылка с водой валялась на полу, наполовину пустая. Минимум шесть часов крепкого сна.

Крест вышел, закрыл дверь, щёлкнул замок.

Для зачистки офиса хватит двух часов.

Подкорректировать логи: чтобы значилось, что она пришла и ушла. Забрать её личные вещи, отключить рабочее место. Сделать так, чтобы всё выглядело обычным рабочим визитом, не связанным с тем, что случилось позже.

Потом он отправит запрос в базу. Нужно пробить: кто она? Кому нужна? Есть ли связи? Возможна ли ликвидация без последствий?

Если окажется просто фоном, уберёт. Если засвечена — передаст наверх. Там решат.

Глава 3. Завтрак

Лера

Просыпаюсь и не сразу понимаю, где я. Ещё и сон такой классный снился, будто я на море. Волны, солнце, брызги воды.

А секунду спустя меня накрывает. Покрываюсь холодным потом. Сердце падает вниз.

Я в квартире убийцы. Правда, всё ещё жива, но сколько это продлится?

Сажусь на кровати. В животе урчит громко и обиженно. Я тут же цыцкаю на него, как на предателя. Сомневаюсь, что этот мужик будет меня кормить.

Слышу скрип двери. Перестаю дышать, медленно поворачиваю голову.

Он стоит в проёме. Смотрит молча. Потом коротко бросает:

— Пойдём.

Всё. Мне конец.

Руки начинают дрожать ещё сильнее. Я не могу заставить себя сдвинуться. Пытаюсь сдержаться, но слёзы сами катятся по лицу. Вцепляюсь в плед и не двигаюсь. Хочет убивать — пусть прям тут. Сама я никуда не пойду.

Он смотрит на меня холодно, глаза эти серые режут не хуже ножа. Только сейчас обращаю внимание, какой он высокий. Наверное, я ему по плечо. Переломит пополам одной рукой.

— Не усложняй. Пойдём. Или мне самому тебя вытащить?

Мотаю головой. Дрожу. Выбираюсь из-под пледа. С трудом зашнуровываю кеды. Плетусь за ним.

Он ведёт меня на кухню.

— Садись, — говорит спокойно, не оборачиваясь.

Я сажусь за стол. На самый краешек стула, будто от этого что-то зависит.

Что он собирается делать? Даст мне выпить отраву? Или тут просто удобнее делать укол?

Трясёт всё ещё так, что зубы стучат. Надо бы собраться. Быть сильной. Смело посмотреть в глаза смерти.

Только вот в эти стальные глаза глянешь и уже хочется упасть замертво.

Убийца не торопится со мной расправляться. Открывает холодильник, достает сыр, ветчину. Для чего, интересно? Вставит туда таблетки цианида и заставит съесть?

Молча берёт из шкафчика хлеб, кладёт на доску, режет. Вижу у него современную и дико дорогую кофемашину. Неосознанно сглатываю слюну, явственно ощущаю во рту вкус кофе. Он достает молоко, включает кофемашину. С удивлением смотрю, что у него в руках две чашки. Это что же, он собрался и меня поить кофе?

Ничего не понимаю, но помалкиваю. Рассматриваю его спину. Да, он, конечно, мощный. Мышцы двигаются под футболкой, руки натренированы, как у бойца. Только это не раздутый качок вроде нашего Толика с работы. Тут сила какая-то... другая. Глубинная. И почему-то я не сомневаюсь, что Толика он сложил бы с одного удара, несмотря на весь тот протеин, который тот глотает ведрами.

Убийца ставит на стол чашку кофе, молоко и сахар, а также тарелку с бутербродами.

— Ешь, — коротко кидает он, не глядя на меня.

Я зависаю. Это что, последний завтрак заключённой? Сижу, боюсь притронуться к чему-либо. Внутри всё сжалось.

Он берёт вторую чашку кофе, садится напротив.

Замечает, что я до еды не дотронулась, и поднимает на меня хмурый взгляд.

В ту же секунду хватаю бутерброд от греха подальше. Хлеб цельнозерновой. Сыр безвкусный, наверняка с нулевой калорийностью. Ветчина из индейки, несолёная. Но я упорно жую, косясь на него.

Интересно, сколько ему лет? На вид так с ходу и не скажешь. Но явно больше тридцати.

В институте у нас был небольшой курс по ОБЖ о том, как вести себя если тебя взяли в заложники. Вспоминаю одно из правил: дать почувствовать, что ты «живой человек» , а не объект. Завести диалог.

— Меня зовут Лера, — говорю я тихо.

Иду ва-банк. Либо он сейчас прикончит меня за то, что рот открыла. Либо заговорит. А там, кто знает. Может, хоть немного времени выиграю.

Он смотрит на меня исподлобья. Молча. Лицо как камень. Ни одной эмоции.

Как же страшно. Господи.

— А вас как зовут? — продолжаю испытывать судьбу.

— Ешь, Лера, — отвечает он. И делает глоток кофе.

Я все-таки втянула его в диалог. Он назвал меня по имени. Значит ли это, что я больше не совсем «объект»?

Осторожно отпиваю кофе. Это тебе не бурда из офисного автомата.

И тут же вспоминаю вчерашний день. По спине бежит дрожь.

Кто это вообще был, там, в кресле? Точно кто-то из топ-менеджеров. Явно не простой посетитель.

Чувствую, как он смотрит на меня. Изо всех сил стараюсь не встретиться с ним взглядом.

Бутерброды заканчиваются быстрее, чем мне бы хотелось. И хоть назвать их вкусными можно было с очень большой натяжкой, я бы не отказалась ещё от парочки. Потому что, пока я ем, это как будто отсрочка. Перед тем, что он задумал дальше.

— Спасибо, было очень вкусно, — вежливо говорю ему, все так же стараясь не нарваться на стальной взгляд. — Давайте я посуду помою?

В ответ привычное молчание. Он сам собирает тарелки, ставит в раковину. Потом разворачивается ко мне.

Я замираю. Неужели сейчас?

Глава 4. Душ

Крест

Этот день должен был быть другим. Он знал его наизусть, до секунд, как партитуру.

Утром дезинфекция. Уничтожение одежды и обуви, смена номеров на машине. Отслеживание реакции на выполненный заказ через базу. Проверка: всё ли прошло гладко, как отреагировали в полиции.

Короткая пробежка. Обед.

В 15:00 отправка отчёта. Одно слово, код, три секунды связи. Потом тренировка. Ужин и спать.

Так должно было быть.

Пока не появился внеплановый объект. Вместо рутинного дня — экстренный сбор досье и подготовка ликвидации за короткий срок.

Валерия Александровна Панфилова. Офис-менеджер, двадцати пяти лет. Живёт одна, парня нет. Мать живёт в другом городе, созваниваются раз в неделю. Друзей мало. Хобби нет. Подкармливает бездомных животных и бомжей. Скучная, серая жизнь. Очень удобная для зачистки.

Крест рассматривал фотографии девчонки. На одной она с пакетом корма у мусорки, на другой идёт по улице с кофе, сосредоточенная, будто решает мировую задачу.

Она не должна была попасть под прицел. Таких, как она, не задевает система. Слишком неважные, слишком незаметные. Не те, кто владеет информацией или представляет опасность. Она не сделала ничего криминального, не успела никуда влезть. Просто оказалась рядом в тот момент, когда нельзя было.

Но раз попала, то выход один.

Утром уже нашли труп Ежова в офисе, значит, ближайшие два дня объект нельзя выводить из тени.

По легенде девчонка в субботу спокойно вернулась домой. Крест оставил надёжный цифровой след, даже отправил пару сообщений с её телефона. Положил на стол распечатанный отчёт. Всё выглядело, как и должно было.

Сегодня воскресенье, искать её никто не будет. Ночью он займётся подготовкой квартиры. В понедельник она «заболеет». Об этом от её имени поступит сообщение начальнице.

Его задача: изоляция объекта на два дня.

А после он проведёт ликвидацию. Несчастный случай.

Он уже отправил краткий отчёт на базу:

«Вторичный объект. Минимальный риск. Устранение в течение 72 часов. Легенда: бытовая смерть.»

Ответ: «Принято.»

***

Лера

— Пойдём, — говорит он.

Меня снова начинает трясти. Встаю и молча иду за ним. Никогда в жизни мне не было так страшно, как сейчас, в этом постоянном ожидании собственной смерти.

Он заводит меня в ту же комнату, выходит и запирает дверь.

Опять остаюсь одна. Что это, изощрённая пытка? Или он просто пока не решил, как меня убивать?

Это напряжённое ожидание просто невыносимо. Чтобы отвлечься, рассматриваю комнату.

Обращаю внимание на окно — там нет ни ручки, ни форточки. Открыть его невозможно. Подхожу ближе, вижу глухую бетонную стену за стеклом. Ни прохожих, ни соседей, ни намёка на помощь.

В комнате только кровать и совмещённый санузел. Захожу туда — ого, даже есть душевая кабина. Отталкиваю от себя дикую мысль принять душ.

В ванной стерильная пустота. Никаких мелочей, щипчиков, всей этой белиберды, которой набита моя собственная ванная. Тут же всё строго по делу: полотенце, мыло, шампунь. Всё. Ни шкафчиков, ни полочек.

Я возвращаюсь обратно в комнату. Падаю на кровать и закрываю глаза. Хочется спрятаться под одеяло с головой, как в детстве. Только оно не спасёт.

От него точно нет.

Проходит, наверное, полчаса. Или час. Тут же нет часов. Телефона тоже нет. Время теперь — это просто... ничто.

Пространство между «было» и «возможно убьют».

Я снова захожу в ванную. Просто так. Хожу кругами между двумя точками, как персонаж в квесте, где ничего не открывается.

Включаю воду в душе. Просто чтобы был хоть какой-то звук.

Вижу своё отражение в зеркале — и чуть не подпрыгиваю. Волосы взъерошены, лицо бледное, глаза огромные, как у лемура.

Мило. Просто восхитительно выглядишь, Лерочка.

Хочется смеяться и плакать одновременно. Не делаю ни того, ни другого. Просто замираю.

Смотрю на душ. Мысленно примеряю, где он прикручен.

Потом быстро отгоняю мысль. Нет, Лера. Ты не будешь ломать душ. Ты не Рэмбо.

Ты не в фильме. Ты в реальности, где дверь стальная, а ты — мелкая и тощая.

Да к чёрту. Я не знаю, сколько мне осталось, но пусть хоть пару часов я буду не вонять, как беглая крыса.

Раздеваюсь быстро, не думая. Встаю под воду. Хватаю мыло, тру кожу, как будто смываю страх. До белизны. До костей. Может, хотя бы скелет он пощадит.

Оборачиваюсь в полотенце, плотное, серое, почти шершавое. Не пахнет ничем. Как и вся квартира.

Возвращаюсь в комнату, сажусь на кровать. С волос капает вода, да и пофиг. Опять накатывают слёзы.

Самое обидно, я ведь ещё толком и не жила. Даже... не любила. Ни разу. По-настоящему.

Глава 5. Сюрприз для Креста

Крест.

Правила ликвидаторов (внутренний протокол):
1. Минимум шума. Ни внешнего, ни цифрового.
2. Объект на изоляции не цель, а переменная. Работать по ситуации.
3. Снижение риска в приоритете. Панику глушить, истерику предотвращать.
4. Избегать ненужной жестокости. Страх работает лучше, чем боль.
5. Кормить. Физиология влияет на поведение. Сытый объект — предсказуемый.
6. Устранение производить в подходящее время, в подходящем месте. Ни раньше, ни позже.

Он прокручивал правила в голове, параллельно обдумывая, какую инсценировку выбрать.

Смерть должна выглядеть правдоподобно. Бытовой несчастный случай. Без криминального оттенка. Без расследования.

Девчонка не водит, не занимается спортом. Маршруты простые: дом, офис, ближайший магазин. Активность у неё минимальная.

Авария. Сбил пьяный водитель.

Несчастный случай — падение с высоты. Мыла окно на балконе.

Ограбление. Нападение в тёмном переулке. Сумка при ней. Телефон и кошелёк пропали. Очень хорошая схема, наверно, выберет её.

Окончательный вариант выберет после осмотра её квартиры.

До вечера ещё два приёма пищи и снотворное.

Он услышал шум воды. Принимает душ.

Логичное поведение в замкнутом пространстве: обратиться к простым бытовым действиям, чтобы снизить панику.

Надо приготовить ей обед.

***

Лера.

Я опять не заметила, как задремала. Прямо в полотенце, на голое тело. Присела на край кровати и всё, провалилась.

Полотенце сбилось, развязалось, как обычно и случается в кино. Только я не киноактриса. И не должна быть сейчас в кадре.

Но когда открываю глаза, понимаю, что кадр уже пошёл.

Он стоит в дверях.

Молча.

Просто смотрит.

Я резко дёргаю полотенце вверх, вжимаясь в спинку кровати, как будто она меня защитит.

Сердце в горле. Щёки, кажется, вспыхнули от ужаса. Руки трясутся, пальцы стискивают полотенце.

Он не двигается. Не отводит взгляда.

— Обед, — говорит он.

Спокойно. Словно я опоздала на совещание, а не случайно разделась перед убийцей.

Он разворачивается и уходит.

А я сижу, свернувшись, прижав полотенце к груди, и не дышу.

Только когда шаги стихли, я выдыхаю. И понимаю, что дрожу не только от страха. А ещё и от того, что он смотрел на меня так, словно вообще не смотрел.

Я не собиралась соблазнять убийцу. Даже в самой отчаянной фантазии не было такого пункта. Но мысль всё равно прокралась: если бы в его взгляде мелькнул хоть крошечный блеск интереса — обычного, мужского, инстинктивного — это значило бы, что он живой. А живое может засомневаться. Передумать. Пожалеть.

А в этом взгляде не было ничего. Ни желания. Ни смущения. Ни раздражения. Словно я предмет интерьера. Воздух. Пустое место. И именно от этого становилось по-настоящему страшно.

Быстро натягиваю на себя одежду. Я даже умудрилась чуть застирать свою розовую толстовку от пятен — какой-то жест автоматического контроля, словно от этого что-то зависит.

Приглаживаю волосы: я же заснула с мокрой головой, теперь похожа на домовёнка Кузю. Даже стрижка похожа. А расчески в ванной нет, ни одной. Продираю пряди пальцами, замираю у двери.

Выхожу на кухню. На столе стоит тарелка с простой едой: порция запечёного мяса, горка овощей. Рядом стакан воды. Ничего лишнего. Просто, но достаточно, чтобы поддерживать силы узника.

Сажусь, молча начинаю есть, хотя кусок не лезет в горло. Ещё и вся еда без соли. Но что-то подсказывает: лучше его не злить.

Слова срываются неожиданно, раньше, чем я успеваю их остановить:

— Скажите… как вас зовут? Можно любое имя, не настоящее. Просто… как к вам обращаться?

Со страхом смотрю на него, ожидая чего угодно. Он смотрит на меня молча. Глаза серые, как металл. Никаких эмоций. Может он и не человек вообще?

— Крест, — внезапно отвечает он. — Но лучше не обращайся ко мне. Не надо.

Холод по венам от этого имени. Точнее, прозвища. Очень подходит ему.

Я киваю, опускаю взгляд в тарелку. Продолжаю жевать картон. Именно так сейчас ощущается явно хорошая говядина.

И вдруг чувствую, как начинают капать слёзы. Прямо в тарелку. Без всхлипов, без слов. Просто текут. Я никак не могу их остановить. Боюсь поднять на него глаза. Давлюсь мясом, глотаю слёзы.

Он встаёт, подходит к шкафчику. Мгновение спустя на стол опускается коробка с салфетками. Без слов.

Он уходит с кухни.

Я сижу одна. Слишком прямая спина, как у школьницы на первом ряду. Пытаюсь проглотить кусок. Горло сжимается, будто туда засунули кулак. Поднимаю руку, вытираю щёку, удивляюсь, сколько слёз успело набраться. Салфетки. Он оставил мне салфетки.

Глава 6. Подготовка сцены

Крест

Он никогда не ликвидировал вторичные объекты. Просто потому, что за девять лет службы ему ни разу не встречались свидетели. Никогда. Его система работала без сбоев, как швейцарские часы.

Всегда всё было продумано до мелочей. Безукоризненно. Ошибок не случалось. До вчерашнего вечера.

Если бы у него остались эмоции, возможно, ему было бы даже жаль девчонку. Мелкая, выглядит моложе своих двадцати пяти. Совершенно безобидная.

Когда он зашёл в комнату и увидел её на кровати — почти обнажённую, с полотенцем, едва прикрывающим только самое необходимое, — он испытал странное ощущение. Что-то щёлкнуло внутри, будто выдернули предохранитель.

Нет, ниже пояса ничего не шевельнулось. Он удовлетворял свои потребности только с проститутками, строго по необходимости. Без флирта, без контакта глаз, без намёков на привязанность. Даже снять кого-то в баре считалось для его профессии недопустимым. Слишком рискованно.

Тут было другое. Абсолютная, полная уязвимость. Беззащитность. Что-то в этом ощущении казалось знакомым, словно он уже однажды видел такое — не здесь, не с ней, а в той жизни, что давно стёрлась из памяти, оставив после себя только тусклые, нерасшифрованные фрагменты, будто обугленные плёнки, сохранившиеся после пожара.

Он знал, что это были за воспоминания. И не хотел, чтобы они пробуждались. Не мог себе позволить распахнуть ту дверцу, которую плотно запечатал девять лет назад. Залил бетоном. Запечатал сургучом. Был уверен, что всё герметично. Что за столько лет не осталось ни щели, ни трещины.

И всё же вид её хрупкого тела будто тронул что-то под этим бетоном. Словно он увидел то, чего не должен был видеть.

За ужином он снова налил ей воду со снотворным, дождался, пока уснёт, и поехал к ней на квартиру. Ключи взял из её сумки, так что даже не пришлось возиться с отмычками.

Подготовка сцены не менее важна, чем заключительный акт. Протокол он соблюдал безукоризненно. Никто никогда не увидит, что он был там.

Он прошёлся по комнате. Всё, как и ожидалось: девчачье, местами нарочито наивное. Розовое бельё, свечи в баночках, мягкие пледы, забавные магнитики на холодильнике.

На полке стояло на удивление много книг. Он подошел ближе. Почти все они были по философии и гуманитарным наукам.

Кьеркегор. Сартр. Камю. Книга о Витгенштейне. Издание с закладками и загнутыми страницами.

И все в таком духе. Ни одного любовного романа, ни одной книги по псевдопсихологии вроде «Дыши маткой и богатей» или «Пробуди женскую богиню в себе за три дня».

Девчонка из тех, кто прячется за мыслями. Неожиданно.

Крест тоже когда-то читал Камю. «Абсурд — это то, что происходит, когда человек осознаёт бесполезность попыток найти смысл». Странным образом это всегда идеально сочеталось с приказами.

Он уже собирался повернуться, когда заметил кое-что, выбивающееся из ровных рядов: между двумя толстыми томами лежала старая плюшевая игрушка — маленький жираф с ободранным ухом. На боку белыми нитками вышито имя: Гоша.

Игрушка нарушала общую картину. Была не к месту, как и сама девчонка в этом деле.

Крест стоял и смотрел на этого уродца с минуту, сам не понимая зачем. Протянул руку, сжал — мягкий, пыльный, с нитками на боку. И тут же положил обратно.

Потом занялся подготовкой антуража: плед, салфетки, пульт от телевизора, недопитый чай с лимоном. Завтра она будет весь день «болеть дома». Никаких следов, всё должно выглядеть естественно.

Напишет пару сообщений на работу, подруге. Обычная простуда. А во вторник вечером «выйдет в аптеку». Где на неё нападёт грабитель с ножом. Случайная, нелепая смерть в подворотне. Никто не усомнится. Никто не найдёт связи.

Он заранее построил маршрут, проверил камеры, выбрал безлюдное место.

Осталось только довести до конца.

В коридоре висели фотографии. Он задержался у них перед выходом. На половине из них она с привычными, чуть растрепанными волосами. Такая же, как сейчас. С мамой. С подругами на отдыхе.

На одном снимке ей лет 10. Она держит в руках того самого жирафа, правда, куда менее оборванного. Смешная, чуть лопоухая, со скобками на зубах. Реальность вдруг качнулась. Как будто кто-то добавил кадр, которого не должно быть.

Он отвернулся и вышел.