Мой любимый домовой

Глава 1

Боль и смачный хруст в затылке до темноты в глазах, да так, что перехватило дыхание. Грудная клетка рефлекторно дёрнулась в попытке вобрать кислород, но впившиеся в горло грубым хватом пальцы не дали сделать и глотка.

– Не смей мне перечить, тварь! Я сказал, что это должен был сделать он! Я не собираюсь за просто так кормить твоего приблудыша! – с такой неприкрытой злобой прошипел мужской голос, что каждый волосок на теле встал дыбом от ужаса:

«Он убьёт меня!»

Утопая в панике, Даша заскребла руками перед собой, намереваясь расцарапать мерзавцу морду, но смачный удар под дых вынудил схватиться за живот и инстинктивно подтянуть ноги. Слёзы градом покатились из глаз, а страх ледяными тисками сжал сердце: это конец!

Но где-то, на самом краю сознания, засвербила какая-то мысль. Разум, пылая паникой, ещё не успел чётко сформулировать, что же это такое, как негодяй отшвырнул её. И в без того ноющий затылок острой пикой с чавкающим звуком вонзилась новая боль, гудящим чёрным муаром погребая под собой сознание Даши.

И она умерла. Второй раз за сегодня.

* * *

Ненависть. Именно это чувство поддерживало Гордерика всё это время. Кажется, всё то, что осталось от него, вибрировало, настолько сильно он ненавидел его… и презирал себя.

Надо же было этому магу быть столь беспечным! Ослабил бдительность, доверился проходимцу, и вот каков результат. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что судьба не будет жестока и в скором времени явит шанс.

До того, как с телом мага произойдёт непоправимое. К счастью, звери его точно не тронут. Но люди…

Гордерик так пылал гневом, что в первый момент, когда этот негодяй, наконец, привёл его в свой дом, он возненавидел и его жену, и ребёнка: разве пойдёт порядочная женщина за такого подонка? Нет, только такая же корыстная тварь, как и он сам! А мальчишка… От трупоедов плодятся трупоеды.

Но чем дольше Горд смотрел, наблюдал за ними, тем отчётливее понимал, что не всё так, как он себе представлял. Всё больше он испытывал к девушке и пацану какую-то смесь жалости и презрения: разве можно быть такими бесхребетными?! Но всякий раз тут же одёргивал себя: он ненавидит их тоже — и точка.

Впрочем, стоило признать, что Гордерик был слишком предвзят к ним. Разве может противостоять здоровяку хрупкая женщина, когда тот прёт на неё с налившимися кровью от ярости глазами? Да у него кулачищи что молоты… А пацанёнок? Ему на вид от силы лет пять-шесть, не больше. И заметно сразу, что эти двое недоедают. А то, что он бил их… Гордерик это видел сам и не раз.

Ему было странно, почему Дьюк так относится к своей семье, пока не понял одну простую вещь – мальчишка не его сын. И Дьюк не просто это подозревал, он это знал. В тот момент Горд даже испытал некое извращённое удовольствие: наставила муженьку рога, пока тот на заработках наёмником колесил земли и Тёмную Пустошь? Но, приглядевшись к ней, понял, что опять всё не так.

Дьюк не оставлял попыток призвать Гордерика, воя по ночам в сарае на все лады моё имя, чем весьма нервировал его. Признаться, первые разы Горд от души повеселился, глядя на ошарашенное лицо негодяя, когда призыв не сработал.

– Гордерик Махонад! Гордерик Махонад! Приди на зов своего хозяина! – выл этот неудачник почти до самого утра, но до дуболома так и не дошло, что имя мага не является именем того, кто занял его место, а значит, всё было зазря.

Хотя, будь Дьюк хоть чуточку умнее, понял бы сразу, ещё там, сидя с магом у костра в лесу Пустоши, что даже они настоящих имён никому не говорят. В них сила, магия. А в нём этого не было ни капли. Как и ума.

Всё торжество и веселье в нём тут же сошли на нет, когда он увидел, что досаду от неудачи Дьюк выместил на жене. Боги! Она даже не кричала и не пыталась защититься, видимо, давно привыкнув к беспричинным вспышкам ярости Дьюка.

А Горд… Впервые был так близок к тому, чтобы вмешаться. Наверное, в нём заговорила человечность, оставшаяся от мага…

Наёмник стал бить её всякий раз, после каждой попытки. Но сегодня, видимо, окончательно потеряв терпение добиться от него покорности, Дьюк был особенно жесток.

В пробирающей до дрожи предрассветной тишине эта мразь месила кулачищами девушку, посмевшую спать, пока он, хозяин дома, бодрствует. Она зажимала ладонью рот, заглушая стоны, но Горд отчётливо слышал хруст костей в её тонком теле, и от этих звуков у него наверняка застыла бы в жилах кровь, будь он во плоти: даже твари Пустоши не так жестоки...

Испытывая перед девушкой какое-то острое, незнакомое чувство и предвидя непоправимое, Горд всё же решил помочь ей. Бесшумно выскользнул на улицу и постарался отвлечь Дьюка стуком в ворота. Будто бы кто-то пришёл. А затем, чтобы имитировать наличие чужого, шуганул старого пса, отчего тот испуганно забрехал, прячась в будке.

Дьюк, недовольно ворча, достаточно быстро показался во дворе, а он вернулся обратно, и в первое мгновение ему показалось, что девушка умерла. Его ужаснула разительно бледная кожа при насыщенно-алых потоках из рассечённых губ, разбитого носа, что он не сразу заметил, что мальчишка, испуганно сжавшийся в комок под тонким одеялом на лавке у дальней стены, таращился прямо на него.

Это происходило столь часто, что он уже не обращал никакого внимания: парень видит его, и что такого? То, что в нём медленно, но верно пробуждается тёмная магия, – забота его родителей, не его.

Заметив Горда, паренёк часто застывал испуганным столбиком, за что ему неоднократно прилетали крепкие затрещины от Дьюка. А старуха, мать этого негодяя, неприлично часто захажившая к ним в гости, называла паренька ненормальным и убогим.

Горд не успел проверить пульс девушки, отчаянно понимая, что сегодняшняя мера не спасёт её от побоев, и ей надо бы хватать ребёнка в охапку да бежать подальше от этого зверя, пока он её не убил, как Дьюк вернулся. Кляня хулиганов и старого пса, не определившего, что это шутки подвыпивших парней, он подошёл к кровати и безжалостно дёрнул жену за худую руку и сбросил на пол.

Глава 2

Очередное пробуждение далось Дарье ещё труднее, чем прошлое. Боль сковала голову так сильно, будто череп после удара о камень потрескался…

Хм, а ведь всё так и было! Она помнила: она умерла, да. Причём дважды за сегодня.

Память возвращалась упругими болезненными толчками, заставив застонать от муки: она – Даша… Да нет, Дарина! Дарья Милугина, повар, тридцать пять лет… Нет, Дарина Стиггер, двадцать три года…

Ох, да что ж такое?!

– Мам?.. – робко прозвучало рядом, и она ощутила на руке лёгкое касание.

Дашу словно громом поразило: у неё же не было детей! Хоть и хотела, да видно, богу было так угодно…

В голове была бешеная круговерть, как будто в маленькой комнатке кто-то включил сильный вентилятор, и все воспоминания, как листы бумаги воспарили, смешались и кружились в плотном водовороте, мешая что-либо рассмотреть. Когда перед внутренним взором пролетал какой-нибудь из них, голову тут же простреливала нестерпимая боль.

Митрим Юркерт, пять лет, её сын от первого брака.

Так, всё, хватит! Кажется, она знала, из-за чего такая мука. Тот урод так сильно приложил её головой о камень, что она уж думала всё, конец. У неё сто процентов сотрясение мозга и как бы не трещина в черепе. Она не будет пока пытаться что-либо вспомнить, сперва нужно немного прийти в себя.

А кстати… где этот негодяй?..

«Дьюк Стиггер – второй муж», – услужливо подкинул ураган в голове, не забыв до слёз прострелить мозг. Прекрасно, просто прекрасно! В смысле, совсем нет.

– Ма?.. – опять жалобно мяукнули рядом и шмыгнули носом.

Даша осторожно приоткрыла один глаз (второй отчего-то открываться отказался) и огляделась: мерзавец заслуживал того, чтобы сидеть в тюрьме! Это подумать только — бить детей! Негодяй! Но прежде чем волочь эту сволочь в полицию, следовало позаботиться о своей безопасности, а после уж можно взывать к стражам правопорядка для установления справедливости.

– О… он-н… у… уе… х… хал… – с трудом выговорил мальчик и сделал неопределённый жест рукой в сторону окон.

Испугался и сбежал? Вполне ожидаемая реакция от подобия мужика, привыкшего чесать кулаки об жену и ребёнка. Оставалось только уповать, что скоро он не вернётся: Даша была так зла, что боялась «ненароком» удавить этого козла во сне подушкой.

Митрим, бледный от переживаний, неотрывно глядел на неё, опасаясь, что она опять умрёт. А того страшного человека, которого, как мальчик уже успел понять, кроме него, никто не видит, рядом не было, чтобы снова попросить его о помощи.

Девушка приподнялась и, стараясь не морщиться от боли, натужно ему улыбнулась:

– Уехал? Вот и славно! Нам вдвоём с тобой уж всяко лучше и спокойнее будет, правда же?

Он с облегчением кивнул, а она обвела взглядом комнату. Теперь, когда солнце поднялось выше, и через окна проникал зыбкий свет, не оставалось сомнений, что она, Дарья Милугина, точно героиня одной из любимых книг, попала в другой мир. Девушка отчётливо помнила, что по обыкновению заранее пришла на работу, чтобы перед началом смены спокойно выпить кофе и почитать на телефоне продолжение книги, изредка скользя мечтательным царственным взглядом по своей вотчине, кухне, и поразмышлять: «а что если бы?..»

Даша тогда ещё похвалила себя за такую привычку: к утру мягкий пушистый снежок сменился ледяным дождём, сковавшем все поверхности коварным ледяным панцирем. Он лил, застилая глаза, что девушка побоялась убиться ненароком по дороге. Но на удивление, до детского сада, даже несмотря на отсутствие фонарей и сносных тропинок в округе, она дошла без приключений. Они случились позже, когда Даша, с трудом поднявшись на крутое крыльцо и открыв дрожащими мокрыми руками дверь, щёлкнула выключатель в тамбуре. Зажёгся свет или нет, девушка уже не помнила. А вот то, что свет её жизни в тот момент погас, – это точно.

Ох, сколько раз она говорила Петровичу, рабочему и дворнику по совместительству, что электрика на кухне коротит! Вот, пожалуйста, и результат…

Сейчас в её голове не возникло даже подозрения, что происходящее – следствие комы или каких-либо галлюцинаций: её мозг наверняка придумал бы что-нибудь более ванильно-сказочное с балами и принцами, а уж никак не такое унылое мрачное место с мужем-деспотом.

Она встала, автоматически убрала постель и отправилась осматривать дом. Отсутствие в доме санузла и даже мало-мальски простейшего рукомойника в очередной раз подтвердили её уверенность в реальности происходящего: Даша помыслить не могла, чтобы жить в таком месте, где нет минимальных удобств. А уж про обязательную мойку в кухонной зоне и говорить не приходилось. Её внутренний шеф-повар сразу грохнулся в обморок, когда увидел подобное вопиющее нарушение санитарных норм: а ведь в доме ребёнок!

Вместо привычной раковины, справедливости ради надо сказать, около печи имелась низенькая табуретка, на которой стоял таз, а рядом, на полу, маленькое ведро с водой и ковшиком. Память Дарины услужливо подсказала, что тут девушка мыла овощи и посуду.

Даша зачерпнула воды и отпила, продолжая задумчиво оглядываться. Судя по всему, Дарина была достаточно чистоплотной и старательной девушкой, тогда отчего же в доме творился такой хаос?

Вывод напрашивался сам собой: Дьюк сбежал, решив, что в этот раз точно убил жену с пасынком. Любому другому это вполне могло сойти с рук, списали бы на несчастный случай, и дело с концом, но так как в деревне наёмника не жаловали из-за его сволочного характера, то вполне могли уцепиться за шанс избавиться от него. Вздёрнули бы на деревенской площади без суда и следствия и вздохнули свободно.

Было совсем невесело осознать, что этот мир по отношению к женщине застрял в тёмном средневековье: корова заболела — ей лекаря позовут, а баба занедужила, максимум, на что может рассчитывать, — сердобольная соседка травок каких-нибудь принесёт.

Оклемалась – молодец, работай-рожай дальше. Померла – что ж, бывает, видно, богам так было угодно. Женщина – грязь на сапогах мужчины-господина: отвалилась одна, достаточно быстро найдётся другая.

Глава 3

Не сразу, но Даша поняла, что спит и видит не просто сон, а воспоминания Дарины.

Сперва хаотичные, сумбурные, они постепенно выровнялись и потекли вполне сносным повествованием о нелёгкой судьбе девушки. Даша расслабилась и наблюдала его, точно какой-то не особо рейтинговый фильм.

Родилась Дарина в семье лесника, мать не помнила: та умерла от какой-то болезни, когда девочка была ещё очень маленькой. Отец души не чаял в дочери и долго не женился. Даша предположила, что мужчина искренне любил супругу и не мог прийти в себя после утраты.

Однако работа с постоянными отлучками дома всё же вынудила его подыскать жену, чтобы из дикарки-пацанки, которой росла девочка, воспитать кому-то достойную будущую супругу. Когда порог дома перешагнула вдова с двумя детьми младше Дарины, беззаботная жизнь девочки кончилась.

Женщина с трудом переносила падчерицу, непосильно нагружая её работой, а когда муж подметил такую несправедливость, хитрая змея пояснила, что таким образом воспитывает в Дарине кротость, терпение и трудолюбие. Мол, такие женщины у мужчин особо ценны, и это для блага девочки, чтобы она смогла гораздо более выгодно выйти замуж.

Лесник попросил жену умерить пыл, и тогда мачеха сменила тактику: при нём была чуть ли не самой заботушкой к девочке, а стоило тому за порог, являла всю неприглядную подноготную во всей красе.

Дарина терпела, взяв с отца слово, что тот не выдаст её рано замуж. Станет отвергать предложения вдовцов, а к выбору супруга для дочери подойдёт с особой тщательностью. Дашу восхитила такая прозорливость в столь юном возрасте, но, к сожалению, Дарине она не помогла.

Когда девочке исполнилось пятнадцать лет, отец заболел, и ему потребовалось лечение. Надо отдать должное, мачеха боялась вновь овдоветь, не пожалела средств и пригласила лекаря.

Седовласый мужчина, на вид гораздо старше лесника, стал каждый день навещать больного, бросая украдкой пристальные взгляды на девочку. Это очень не нравилось Дарине, но скрыться от липкого внимания мужчины она никак не могла: мачеха обязала её помогать господину целителю. В тоже время женщина стала с падчерицей подчёркнуто ласковой, то и дело заводя разговоры о том, что о таком состоятельном муже, как лекарь Юркерт, любая девушка только мечтать может.

Дарина понимала, к чему клонит мачеха, и всеми силами старалась уйти от ответа, надеясь, что отец придёт в себя, вспомнит о договорённости и откажет настойчивому старику. Однако вскоре отец умер.

В тот же день господин Юркерт поставил Дарину и мачеху перед выбором: или они немедленно дают согласие на его брак с девочкой, или он присылает в их домик стражу. Мол, по закону женщины не могут жить без попечительства кого-либо из родственников мужского пола.

Мачеха хотела побоями склонить строптивую девицу к верному ответу, но Дарину защитил Юркерт, спрятав рыдающую девушку в объятиях, нежно гладя по голове и уговаривая:

– Свадьба со мной не так страшна, милая. Разве я похож на того человека, что позволит себе ударить слабого? Честно признаться, в силу моего возраста, жена мне, как мужчине, уже не нужна. Супруга мне требуется больше для статусности, и да, как всякому живому существу, мне хочется заботы и ласки… Соглашайся, моему дому так не хватает женской руки!

В дополнение он обещал заявить опеку над мачехой и её детьми. Дарина успела привязаться к сводным брату с сестрой, и ей искренне было бы жаль, если их отправят в сиротский дом. Девушке ничего не оставалось, как согласиться.

Лекарь тотчас увёз её в свой дом, расположенный в близлежащем городке, и без личных проволочек зарегистрировал с ней брак. Как и обещал, заявил опеку над мачехой супруги.

Дарина с содроганием ждала, когда новоиспечённый муж потребует от неё исполнения супружеского долга, но Юркерт её не трогал. Он даже отвёл для девушки отдельную комнату, в которую позволял себе заходить крайне редко. Видимо, по поводу мужского бессилия он не врал.

Постепенно девушка успокоилась, и муж перестал ей видеться таким уж чудовищем: он стабильно баловал её нарядами, не очень дорогими украшениями и совместными прогулками. После свободы в лесном домике городок казался Дарине тесным и неуютным, но всячески стараясь угодить мужу, она пыталась смириться со своим положением и соответствовать ему. Хотя это давалось ей с трудом, и Дарине казалось, что улыбавшиеся в лицо матроны ядовито сплетничают у неё за спиной.

Как только она поверила, что жизнь потекла спокойной, ровной рекой, как Юркерта обязали переселиться ближе к границе: Пустошь разрасталась, отвоёвывая всё новые земли. Словно до кучи к плохим новостям, оказалось, что переехать им следовало в городок, находившийся под властью расположенного рядом замка-гнезда вампиров.

– Закон там более суровый, вампиры не трогают замужних дам, но вот всем остальным, не имеющим мужчины, грозит серьёзная опасность: вампиры чуют таких женщин и заведомо считают их своими, – говорил Юркерт, легонько поглаживая Дарину по леденеющим ладоням, и при этом как-то странно смотрел на неё.

Значение этих слов и взгляда она поняла гораздо позже, когда они прибыли на место. Старик продемонстрировал ей пузырь из тёмного стекла и поставил перед фактом:

– Ты вольна выбирать: или быть по собственной воле моей женой в полном смысле этого слова, или стать донором для вампиров. Рано или поздно они почуют твою девственную кровь и слетятся сюда, как стервятники: девственницы для них что-то вроде деликатеса.

Решив, что плата в виде супружеского долга за спокойную жизнь с незлобливым и достаточно заботливым Юркертом – невеликая цена, Дарина выбрала первое. И в ту же ночь, супруг, приняв несколько капель настойки, лишил её привлекательности для вампиров. Хорошим дополнением было то, что теперь Дарина могла спокойно ходить по улицам городка, не опасаясь нападения кровососов: они почуяли бы имеющийся на ней мужской запах. Хотя муж и рекомендовал ей остерегаться долгих прогулок в сумеречное время, когда вампиры покидали гнездо для патрулирования Пустоши.

Глава 4

Мысли о красавчике-домовом и странном сне вмиг покинули её, когда, точно по часам, за снедью припёрлась свекровь.

«Не выдержала гнилая душонка», – мысленно фыркнула Даша, косясь на неё с крыльца.

Старуха моментально учуяла несущийся из дома аппетитный запах: Даша с Митей только-только позавтракали. А следом углядела брызги крови от вчерашней курицы на пеньке и несколько пёрышек, предательски прицепившихся к траве.

– Ты, что, мою курицу зарубила?! – сразу с места взяла разгон на ор старуха.

– Нет, – откликнулась Даша, равнодушно взирая на багровеющее от злости её лицо.

– Да как же нет?! Ты, что, меня совсем за дуру держишь?! Я, что, по-твоему, кровь узнать не сумею?! – вопила бабка, тыча в сторону злополучного пенька корявым пальцем.

– А-а, это… Так я вчера утром встала, смотрю, курица валяется. Видимо, хорёк задушил. Думаю, чего зря добру пропадать? Бошку ей отрубила, дала крови стечь, да и пустила в дело, пока она не протухла. А может быть, это был не хорёк, а лиса…

– Какая ещё лиса?.. – опешила от такой наглости свекровь.

– Из лесу, вестимо, – ехидно хмыкнула Дарья, указав на возвышавшиеся за деревней верхушки сосен и ёлок.

Бабка рефлекторно перевела взгляд в ту сторону, задумчиво пожевала губу, но тут её глазоньки узрели стоявшую на крылечке корзинку с яйцами, которую с утра успел уже собрать Митя.

– А чего это яиц так мало?! Должно быть больше: за вчера и сегодня! – взвилась старуха.

– Значит, точно хорёк, – наигранно сокрушаясь, покачала головой Дарья. – Эти звери до яиц уж больно охочи…

Свекровь поперхнулась воздухом:

– Да ты!.. Да я тебя!..

– Дорогая мама, не надо так голосить, кишки простудите, – перебила её девушка, вытащив из воспоминаний Дарины одну очень важную деталь. – Вот вы каждое утро в гости приходите с такими огромными корзинками, а я всё жду-жду, когда же вы мне в них долг-то принесёте? Стесняюсь спросить, а вы, случайно, про него не забыли?

– Какой ещё долг?.. – опешила бабка, но тут же заорала: – Ты что-то путаешь, малахольная, ничего я у тебя не брала!

– Ну, как же? – ядовито процедила Даша. – Как раз в день нашей свадьбы с Дьюком вы, и ваш сын тоже, заняли у меня весьма крупные суммы денег. Так вот вопрос: вы отдавать-то когда думаете?

Хлопая ртом, женщина стремительно побледнела, а следом пошла пятнами.

– Смотрю, голос прорезался? Вот Дьюк вернётся, надо сказать, чтобы поучил, как со мной себя вести нужно, змеюка подколодная!

Даша только набрала в лёгкие воздуха, чтобы ответить что-нибудь колкое, как прямо над ухом у неё шевельнулись волоски, будто от лёгкого тёплого ветерка, и знакомый мужской голос тихо сообщил:

– Он не вернётся.

Мурашки вновь, как и ночью, табунами побежали по коже, дыхание сбилось, а сердце сладко заколотилось в груди от ожидания прикосновения. Даша скосила глаза и никого не увидела рядом. Но по тону ей отчего-то сразу поверилось, что Дьюк точно не вернётся. Потому что он мёртв.

Хм, а вроде она припоминала что-то такое, будто домовые умеют предсказывать будущее…

Помощь домового и весть о неминуемой кончине Дьюка придали Даше уверенность. Уперев руки в бока, как она привыкла делать с наглыми экспедиторами и грузчиками, посмевшими привезти в её садик для её детишек гнилые фрукты и уже вовсю выгружавшими эту дрянь под дверь её кухни, Даша изобразила на лице бульдозер и с не меньшей напором пошла на оборзевшую старуху.

– А теперь послушай меня сюда, карга старая. Ты можешь бежать и жаловаться, куда и кому хочешь. Но вот тебе моё слово: с этого момента ты ни единой крошки не унесёшь с этого двора, ясно тебе?

– Чего-о?!

– А того! Пока долг не вернёшь, я в полном праве считать, что это мой дом, мой двор, мой огород и вся скотина – моя! Но только запомни: процентики – тик-так, тик-так! – щёлкают! И кабы тебе не пришлось освобождать и тот дом, где ты живёшь, чтобы расплатиться со мной!

Старуха не выдержала и стала отступать к воротам, однако верещать не перестала:

– Я сейчас к старосте пойду на тебя пожалуюсь! У меня сын – герой! Его сам король на службу зовёт!..

– Отлично! Зови старосту! – продолжала напирать Даша. – Как раз и поговорим с ним на тему, что бывает с простолюдинами, посмевшими поднять руку на аристократов!

Свекровь выкатила глаза и завизжала:

– Да как ты смеешь на Дьюка напраслину наводить?! Мой сын герой!..

– А мой – дворянин, – холодно перебила её Даша. – Если Дьюк думал, что, украв у меня его метрику, можно безнаказанно колотить мальчишку, то я и его, и тебя вынуждена разочаровать: всегда можно выписать дубликат. А вот отрубленные руки-ноги-головы вам никто обратно не пришьёт, – увидев, что женщина посерела лицом, Дарья сухо изрекла: – Твоему сыну лучше не возвращаться в деревню, если хочет быть живым. Я больше не намерена терпеть вас обоих ни секунды. Как только Дьюк переступит порог этого дома, я обращусь с жалобой, куда следует, и его вздёрнут, даже разбираться не станут. А следом и тебя как пособницу.

– Не брали мы у тебя никаких документов! – взвизгнула бабка, немедля вылетая со двора. – У мачехи своей ищи! Такая же, как и ты, тварь беспутная!

Дарья подхватила корзинки, оставленные старухой, и выбросила их на улицу ей вслед, закрыв калитку на засов, чтобы больше никто не мог беспрепятственно войти во двор, и проворчала:

– Гавкай-гавкай, только злобой, смотри, не захлебнись насмерть.

* * *

Он сам не понял, как и почему оказался в одной постели с женой Дьюка. Вывод был один – кулон находился у неё. И на последней капле энергии артефакт притянул Горда.

Чувствуя странный порыв, он крепче сжал её в объятиях, ощутив наполняющее его существо умиротворение. И лишь осознав, что девушка уже не спит, он одёрнул себя: пусть вернёт то, что ей не принадлежит!

Много ли нужно, чтобы подчинить женщину? Порой достаточно неизвестности. Истинный вид он решил пока не являть, чтобы бедняжка не умерла от страха, как это уже происходило неоднократно с другими.

Глава 5

Когда большинство дел было переделано, Даша устроилась во дворе в тенёчке с кружкой отвара, уныло разглядывая стёртые с непривычки от ручной стирки костяшки на руках. Буря в груди улеглась, оставив после себя глухую досаду: что она вообще ожидала от домового?

Да, Горд, как дух, питался энергией, и что такого? Хвала высшим силам, что не кровью, как вампиры. К тому же, если хорошенько пошебуршить в памяти, то можно вспомнить, что домовые, ко всему прочему, относятся к нечистым духам. А что является характерной чертой всей нечисти? Правильно, смущение ума лживыми надеждами. Если коротко, они по своей природе вруны.

Решив, что отныне она постарается не обращать внимания на привлекательный внешний вид и будет держать ухо с Гордом востро, Даша немного успокоилась.

И только-только девушка стала безмятежно наслаждаться солнечным утром и тем, какая она, умница-красавица, с утра пораньше всё успела, как калитка заскрипела, и во двор зашёл старик, хмуро зыркавший по сторонам. А из-за его спины настороженные взгляды на Дарью кидала свекруха.

Цыкнув с досады, что, когда таскала воду для стирки, позабыла прикрыть засов, Даша нехотя поднялась, чтобы встретить непрошенных гостей. Память Дарины очень услужливо подсказала ей, что старик не кто иной как староста.

Девушке очень не хотелось пускать эту парочку в дом, но ссориться с местной властью тоже было не с руки. И Даша, натянув на недовольно кривящееся лицо более-менее приличествующее выражение, позвала «гостей» пить чай.

Рассадив их за столом, налила в кружки отвар и присела сама, ожидая объяснений, какого лешего их черти принесли. Но, судя по плохо скрываемой ехидной улыбочке свекрови, она всё-таки нажаловалась старосте на Дашу. Стараясь держать невозмутимый расслабленный вид, девушка внутренне подобралась, приготовившись отражать атаки.

– Что ж ты, Дарька, старость совсем не уважаешь? – сразу с обвинений начал разговор староста. – Муж только за порог, а ты его мать лупцевать удумала?

Старуха тут же наигранно заохала, прижав ладонь к виску и словно нянча больную голову. От такого наглого поклёпа брови Даши взлетели к потолку, она открыла было рот, чтобы возмутиться, но старик сделал жест рукой, призывая её помолчать.

– Уж не знаю, в каких городах-хоромах ты обитала, но у нас тут наказание за измывательство над стариками простое: привяжем к позорному столбу на площади да кнутами объясним наши правила.

– Она ведь меня вот так за волосы схватила и головой!.. Головой!.. – завыла свекровь, изображая находящуюся при смерти. – Ох-ох!.. А я ведь всего лишь зашла яичка куриного у неё попросить… Одно яичко!.. Неделю потому что не ела… лежала, болела… И некому мне было даже воды поднести…

– Врёт она всё! – не выдержала Даша. – Не била я её! Запретила лишь корзины со снедью со двора выносить, пока долг не вернёт! Она деньги, что моему сыну по наследству от отца остались, возвращать не хочет…

– Вот что, девка! – гаркнул старейшина, хлопнув ладонью по столу. – Ты напраслину-то мне здесь не наводи! Я Гамретушку с детства знаю! Бумага у тебя имеется, что она у тебя деньги взяла?!

Дело стремительно набирало нехороший оборот. Даша замерла, опешив, с какой лютой ненавистью на неё сверкал глазами старик и разве что слюнями не брызгал. Ей тут же вспомнилось, что Дьюк со свекровью Дарину на улице обкрутили, сразу после того, как они счёт в банке обнулить её вынудили. И иных доказательств, кроме слов, у Даши не имелось.

Ко всему прочему ей стало ясно как божий день, что староста заведомо на стороне свекрови. «Гамретушки», как он выразился.

– Вот то-то же, – удовлетворённо хмыкнул староста, увидев, что Даша захлопнула рот и поджала губы. – А по поводу твоего дворянчика… в твоих же интересах, чтобы народ не прознал, что твой убогий по рождению аристократ. У нас тут их не любят. Если сейчас его только мальчишки колотят, то после может статься, что найдёшь его однажды придушенным в канаве… Понимаешь, о чём я?

Кровь отхлынула от лица Даши, когда она услышала неприкрытую угрозу в голосе старосты. Алый муар застил сознание: да как он смеет угрожать Мите, пень трухлявый?! Она приподнялась, обводя гневным взглядом скривившегося старика и ядовито хмыкавшую свекровь, на удивление больше не помирающую.

Староста тоже привстал, потянулся и злобно прошипел Даше в ухо:

– Собирала бы ты своего барчонка да валила бы из моей деревни куда подальше: не будет вам здесь места, покуда я жив!

Девушке было непонятно, откуда в нём такая ненависть к ней и Мите, но отчего-то осознала сразу: старик не шутит. Она только набрала в грудь воздуха, чтобы послать и его, и свекровушку в дальние дали, как под окном кто-то пробухал тяжёлым шагом. Затем жалобно заскрипело крыльцо, дверь отворилась, и внутрь ввалился… Дьюк.

– Это что это за столпотворение в моём доме?! – с порога рявкнул он и обвёл всех тяжёлым взглядом, словно каждого кувалдой припечатав. – Я проезжал мимо, решил заехать, отдохнуть, а вы тут голосите так, что вас за околицей слышно!

Ощутив, как от ужаса отнялись ноги, Даша осела на стул, не в силах вымолвить ни слова. Если бы она в этот миг посмотрела, то легко бы заметила по серым лицам старосты и свекрови, что знатно перетрухнула не только она.

– Ты что это, старый пёс, клинья к моей жене подбивать вздумал?! – надвигался на них Дьюк, сверкая чёрными глазищами, в которых Даше почудились красные всполохи. – Я за порог, а ты припёрся, паскуда шелудивая?! Бабы дохлую курицу поделить не могут, а ты и рад?! Примчался, как на пожар, и давай мою молодуху запугивать?! Не смей мне перечить! Я всё слышал!

Старейшина поперхнулся воздухом и закашлялся, но тут в себя пришла свекровь и заныла:

– Сыночек! Как хорошо, что ты вернулся! Она ведь меня жестоко избила вчера!.. По голове!.. Ох, чувствую… там что-то сдвинулось…

Когда сошла первая волна страха, что тело Дарины до животного ужаса вбил этот скот, Даша уловила некоторые нестыковки, которые, чем дольше она разглядывала Дьюка, тем становились заметнее. И через пару секунд она была готова с уверенностью сказать: человек, сейчас находящийся в доме, — не её муж! Не Дьюк!

Глава 6

Девушка стояла на стуле и тыкала пальцем на опрокинутый вверх дном чугунный горшок.

– Там крыса! Крыса!

Словно в подтверждение её слов, горшок шевельнулся и немного прополз, размазывая по полу остатки каши. Новое пронзительное «а-а-а!» вылетело у Даши.

Горд изловчился и выдернул из-под горшка возмутителя спокойствия. Им оказалось то самое существо, которому он давал задание.

– Это злобыш, – продемонстрировал его Даше, – не крыса.

Девушка с облегчением вздохнула и спустилась со стула. Смущённо хохотнула над своей реакцией, поправив на голове скрученный из полотенца тюрбан.

– Я съесть, чтобы налить вода… – оправдываясь, еле слышно прошипел злобыш, понимая, что ему сейчас влетит. Только тут Горд увидел, что во всех сосудах плескалась прозрачная жидкость: в кастрюлях, сковородках, бокалах. Пожалуй, он сам виноват, потому что не уточнил, что следует наливать только в вёдра, и малявка с перепугу взялась наполнять всё, что, по её мнению, подходило для этих целей.

– Какой странный кот… – пробормотала Даша и погладила создание и проворковала: – Бедненький! Проголодался, наверное?

Горд шумно поперхнулся воздухом: где она тут кота увидела?! Крыс, значит, боится, а со злобышем воркует?! Удивительная…

Но девушка на его скептично выгнутую бровь и мускулом не дрогнула: это он ещё китайскую хохлатую собаку не видел! А это? Глаза большие, ушки, носик, пушистая шкурка – ну, явно кот!

Существо, быстро смекнув, что Чёрный Всадник не спешит его развоплощать и медлит благодаря странной человеческой женщине, состроил самую жалобную из возможных мордашку и плаксиво выдал:

– Миу…

– О-о! Милашка! – растаяла Даша. – Горд, ты посмотри, какой он славный! Митя, что скажешь? Оставим несчастного котика себе?

Мальчик, до этого с удивлением взиравший на Горда и поражённый, что мать его нисколько не боится, посмотрел на создание. Оно протянуло к мальчику лапки-ручки и вновь повторило протяжное, жалобное мяуканье. Мите стало жалко малыша, от которого он не чувствовал опасности, и он кивнул Даше, хотя тоже понимал, что это не котик. Но раз маме так спокойнее, то пусть.

Даша взяла злобыша из рук Горда и передала его мальчику:

– Как назовёшь?

Митя секунду-другую поразмыслил и уверенно выдал:

– Бува.

Злобыш благодарно заурчал, прижавшись к молодому тёмному магу и признав в нём хозяина. Шкурка на его спинке заискрилась, и он весь словно налился цветом, приняв устойчивую форму. Даша пожала плечами: Бува так Бува. В конце концов, пока неясно, мальчик это или девочка. Но имя подойдёт и ему, и ей.

Горд закатил глаза к потолку и демонстративно поцокал языком, показав Даше, что это весьма плохая затея. Но девушка проигнорировала его, отправила мальчика играть с новым другом во двор и удручённо оглядела сотворённый Бувой хаос: крупы и специи лежали в одной куче, а вместо них в горшочках плескалась вода. Сейчас она почти готова была признать, что малыш – точно не кот. Но, не желая видеть на лице Горда насмешку, из вредности мысленно продолжала убеждать и саму себя: кошак, обычный кошак, ничего странного для магического мира. Наверное.

– Нашим запасам конец, – уныло сокрушалась, когда поняла, что рассортировать кучу малу не представляется возможным.

– Кстати, забыл тебе отдать, – пробормотал Горд и выложил на стол звякнувший мешочек: именно из-за него Горд возвращался к месту расправы над Дьюком сегодня ночью, рассудив, что Даше монеты пригодятся. Трупа Дьюка, как и его коня, там не было: наверняка постарались лесные звери или твари Пустоши. Зато вещички наёмника их не заинтересовали, и Горду удалось отыскать какую-никакую, но всё же ценность – монеты мерзавца.

С помощью воспоминаний Дарины Даша моментально опознала в нём кошель Дьюка. Стараясь не обращать внимания на бурые пятна, развязала тесёмку и высыпала содержимое на стол. Серебрушки, медяшки и ни одной золотой монеты. Хотя Даша отлично помнила, что Дарина поверенному за документы на Митю отдала именно золотые. Интересно, сколько будет стоить дубликат?

– Что-то не так? – напрягся Горд, заметив её кислое лицо.

Девушка не стала скрывать причину расстройства, и Горд призадумался: старуха что-то вякала про то, что документы на мальчика остались у мачехи. Может быть, ему удастся вернуть их? Тогда и платить никому ничего не пришлось бы…

– Я сейчас быстро наведу порядок, приготовлю пробную партию майонеза и попробую продать в таверне, – наигранно бодро известила она, хлопнув в ладоши. – В огороде растёт очень интересный куст с ягодами… Думаю, они достаточно кислые, и их сок можно будет использовать вместо лимонного.

Она захлопотала по хозяйству, и Горд отступил в тень, исчез, воспользовавшись этим временем, чтобы поразмышлять о возвращении документов, о миссии, о Даше и о Мите. Что-то настойчиво подсказывало, что им втроём не место в деревне и нужно уезжать.

Что это? Возможно, само желание Его? Кто знает, кто знает… В последнее время Горд Его не слышал. Вероятно, Он зол, что Всадник медлит. А может быть, всё идёт по Его плану… Мышление и планы Создателя Горду были недоступны.

Хорошо, предположим, они уедут. Но куда? Даша не зря переживает о себе: за Пустошью женский род не особо ценен. Ей нужен муж или опекун. При мысли о том, что у неё появится мужчина, в Горде отчего-то бунтовала тьма, и он с магией был солидарен: эту девушку он никому не отдаст. Вернуть бы тело…

А что? Даша, как светлый маг, легко смогла бы вынуть из Махонада клинок: обсидиан для неё не страшен. Но уехать?..

Он знал одно местечко. Поселение тех, кому в королевствах не нашлось приюта. Отребье и отщепенцы. За Дашей там нужен будет глаз да глаз. К тому же располагалось оно на Пустоши… Поедет ли?.. Не побоится?.. На все эти вопросы ответов пока не находилось.

* * *

Даша быстро управилась с уборкой, но долго провозилась с майонезом: ягоды хоть и были похожи на крохотные лимончики, но пришлось помудрить с подбором пропорций. Зато потом она, довольная собой, попросив Горда присмотреть за Митей, отложила пробную партию в плошку, взяла монеты и отправилась в таверну.