Мой сводный с Цварга

Глава 1. Званый вечер

Айлин

Зимнее солнце проникало через огромные окна, заполняя просторную гостиную мягким светом. Пламя в камине лениво потрескивало, отражаясь на отполированном паркетном полу золотыми бликами. Гости бродили туда-сюда, смех и оживлённые разговоры смешивались в один бесконечный шум. Но я не слышала этого. Мой взгляд скользил по комнате, вот уже целый час не находя Его.

Я стояла у фуршетного стола и нервно кусала губы. В голове билась одна мысль: когда уже можно будет уйти?

— Айлин, дорогая, познакомься, это Рикард. — Отец ободряюще коснулся моего плеча. — Один из лучших выпускников экономического факультета, сейчас управляет собственным инвестиционным фондом.

— Очень приятно.

Я заставила себя растянуть губы и подала ладонь тыльной стороной, как того требовал этикет на этой планете.

— Наслышан о красоте приёмной дочери семьи Рошфор, но всё равно оказался не готов. Вы ослепительны! — Высокий брюнет с обсидиановыми рогами-резонаторами легко коснулся моих пальцев. Не поцеловал, но сделал это так медленно, что по спине пополз холодок.

Я аккуратно вытянула собственную ладонь и спрятала за спину.

— Благодарю.

Несмотря на десять с лишним лет жизни на Цварге, мне всё ещё тяжело давался физический контакт с мужчинами. Касания, открытые взгляды, постоянный невидимый груз ожиданий — всё это выводило из равновесия.

— Дорогая, а это Ханс, архитектор. Недавно закончил работу над проектом нового жилого комплекса в центре столицы. — Отец продолжил представлять меня сыновьям влиятельных семей.

Этот молодой мужчина, в отличие от ранее представленного Рикарда, не спешил с лобызанием конечностей, чему я была в душе очень рада. Ханс, слегка склонив голову к плечу, улыбнулся и внимательно осмотрел меня… с головы до пят. Его взгляд задержался на декольте (кстати, самом скромном из всех присутствующих леди) дольше, чем хотелось бы.

— Очень рад знакомству, Айлин. — А вот голос оказался глубоким и тягучим, как мёд.

Я кивнула, ощущая, как щёки предательски краснеют. Сколько внимания… Наверное, я никогда не привыкну, что на Цварге на десяток мальчиков рождается от силы две-три девочки.

Отец обернулся, явно желая представить ещё кого-то, но я вцепилась в рукав его пиджака и, сделав брови домиком, громко зашептала:

— Па-а-ап, я очень устала. Можно я пойду?

— Но это же твой праздник… твой выпускной. Ты теперь дипломированный декоратор, это целое событие, — растерялся папа. — Разве ты не хочешь ещё здесь побыть? С кем-нибудь познакомиться?

Арно Рошфор был замечательным отцом. Самым лучшим, кого я вообще могла себе вообразить, когда меня забирали с Террасоры[1], но иногда его забота становилась неподъёмным грузом.

— Пап, мне не очень хорошо. Кажется, я съела что-то не то. Подташнивает.

Я дотронулась до открытого участка кожи отца и сосредоточилась на мыслях, как мне некомфортно и как неуместно я себя здесь чувствую. Это огромное количество посторонних мужчин и женщин, взгляды… Небольшой обман, которому научили в специализированной школе для леди.

«Наши мужчины чувствуют эмоции, но не всегда могут правильно их интерпретировать», — говорила преподавательница, и я, к своему стыду, часто этим пользовалась.

— О, дорогая… Тогда иди к себе, конечно. Отдыхай, — среагировал чуткий Арно.

Я с нескрываемым облегчением кивнула, подхватила длинный подол вечернего платья и, позвякивая цепочными украшениями в волосах, быстрым шагом вышла из центральной комнаты поместья. Коридор, ещё один коридор… Я избегала встреченных на пути гостей, стараясь укрыться от их внимательных взглядов.

Эти знакомства. Эти бесконечные разговоры. Поцелуи рук, приглашения на прогулки, комплименты... Все цварги, с которыми меня знакомили, были зубодробительно галантны, воспитаны, вежливы и не скрывали, что хотят одного: стать частью семьи Рошфор, завладеть статусом и влиянием, которое Рошфоры наращивали поколениями. Никто не говорил этого прямо, но всё было очевидно.

Конечно, отец не словами, но действиями подчеркивал, что с радостью примет любой мой выбор и породнится с любой семьёй, чьего сына я выберу в мужья. Вот только он и не представлял, насколько неблагодарную дочь воспитал.

Моё сердце давно принадлежало одному-единственному мужчине, и увы, о нём даже думать было нельзя. Шутка ли, влюбиться в собственного сводного брата? Единственного и горячо любимого наследника четы Рошфор. Извращение какое-то.

Спасительное одиночество настигло меня на застеклённой лоджии с восхитительным видом на заснеженные горы. Я захлопнула дверь, подошла к окнам и тяжело выдохнула. Наконец-то. Сердце всё ещё стучало слишком быстро — то ли от повышенной концентрации мужского внимания в гостиной, то ли от чувств, которые я безуспешно пыталась подавить.

«Ты должна быть счастлива, — внезапно строго напомнила о себе совесть. — Вселенная подарила тебе шанс, который был далеко не у всех террасорок. В двенадцать лет ты оказалась в этой замечательной семье. Чета Рошфоров удочерила, баловала, относилась как к родной. Тебе не просто выделили комнату в жилище, дали еду и не стали заставлять надевать наручи[2], а подарили тепло и заботу, образование и свободу, возможность выбрать будущего мужа среди десятков мужчин. Что же ты за неблагодарная дочь-то такая? Как смеешь думать об их единственном сыне и наследнике рода? Айлин, тебе должно быть стыдно и мерзко от собственного поведения!»

Я со стоном положила ладони на стеклопакет и прислонилась к нему лбом. Прохлада слегка отрезвила.

— Какая же я всё-таки отвратительная…

За окном простирались восхитительные белые горы, покрытые искрящимся снегом, словно вершины засыпало драгоценными камнями. Снежная зима Цварга напоминала сказку, и хотя бы за возможность увидеть это чудо я должна уже сказать Вселенной спасибо. Деревня, где я родилась, располагалась в самом сердце выжженной пустыни. Палящее лето уступало место лишь чуть более терпимой засушливой осени, а дожди были редким, почти мифическим явлением.

Глава 2. Сладкое наказание

Яранель

Я весь вечер прятался от неё. А может быть, от себя, кто знает. Я чувствовал себя отвратительно, но иначе было нельзя. Айлин… Не сестра, а наказание! Самое сладкое и желанное из всех наказаний, которые только можно вообразить. В какой жизни я так нагрешил, что теперь ежедневно, ежечасно, ежеминутно чувствую себя извращенцем?!
Образ Айлин преследовал меня даже во снах яркой вспышкой, которую невозможно игнорировать. Каждый жест, каждый взгляд, каждый взмах ресниц напоминали, что я зашёл слишком далеко в своих чувствах. Её нельзя любить. Нельзя хотеть. И тем более нельзя желать спрятать от всех молодых цваргов, которые, как бы тщательно ни скрывали свой эмоциональный бета-фон, вызывали у меня лишь глухую бессильную ярость.
Я прикрыл глаза, и передо мной всплыло воспоминание. Мне было семнадцать, ей — всего двенадцать. Я помнил этот день так, будто это было вчера. День, когда Айлин впервые переступила порог дома Рошфоров. Это было ясное солнечное утро, я как раз договорился с приятелями покататься на сноубордах в горах. Я встал пораньше, оделся в горнолыжный костюм, схватил доску и… буквально столкнулся с миниатюрной девчачьей фигуркой в узкой прихожей. На незнакомке было необычное, явно принадлежащее к другой эпохе тёмное платье до пят с широкими рукавами, в тонких светлых косичкахблестела гора странных медных колечек, а на меня смотрели самые прекрасные и в то же время испуганные голубые глаза сквозь прорези кожаной маски.
— Ты кто, чудо, и какой музей грабанула?— не удержался.
— Ла-ля-тра-ни-руа, — певуче отозвалось создание и метнулось к стене, чуть не опрокинув на себя напольную вешалку с одеждой.
Я успел вовремя поймать последнюю, но тут послышался характерный звук рвущейся ткани. Я вообще не понял, что произошло, но почему-то на полу уже валялся порванный на лоскутки мой любимый шарф, который я собирался намотать на горло.
Мы с незнакомкой ошеломлённо уставились друг на друга. В этот момент послышались громкие шаги и голоса родителей, которые как раз зашли в дом.
— Яр, дорогой. — Мама первой заметила нашу игру в гляделки. — Знакомься, это Айлин. Мы её удочерили. Теперь она твоя сестра.
— Как удочерили?!
Я ещё раз оглядел «чудо». Мелкая, щуплая, хрупкая… но не это меня поразило, а то, что через прорези маски явно угадывалась бежевая кожа.
— Человек?
— Не человек, а террасорка, — заходя в дом, поправил отец. — Сын, ты совсем новости не смотришь? Цварг и Террасора заключили пакт, по которому мы раз в четыре года освобождаем несколько сотен местных девушек, чтобы подарить им новую жизнь.Это отсталая планета на границе с Федерацией. Там очень плохо относятся к женскому полу, долгая история, так что в любом случае им здесь будет лучше. Мы с твоей мамой всегда мечтали о нежной маленькой цваргине, но появился лишь ты. — Отец шутливо потрепал меня по голове. — Любящий драки, паркур и сноуборд. В общем, когда АУЦ предложил удочерить эту малышку, мы даже не сомневались ни секунды.
— Эм-м-м… то есть у меня теперь будет сестра, которая даже разговаривать на нашем языке не умеет?
Новость, мягко говоря, огорошила. Нет, я, конечно, знал, что родители мечтают о дочери… Но на Цварге в принципе усыновление не было поставлено на поток, так как детей рождалось очень мало и ни одна семья в своем уме не откажется от ребёнка. А если вдруг с родителями что-то случается, то детей обязательно возьмут на попечение ближайшие родственники: такменя бы, например, точно усыновили дядя Кейвин или троюродная тётка по матери.
В общем, я чувствовал, что мир вращается вокруг на пару световых скоростей быстрее, чем я способен воспринимать, а потому вопрос прозвучал, вероятно, слишком грубо. Честное слово, я не имел в виду ничего такого! Скорее, констатировал факт, но отец нахмурился.
— Так, Яр, мне не нравятся вот эти твои интонации. Да, она не знает нашего языка и всему будет учиться, и я очень надеюсь, что ты как старший брат во всём будешь помогать Айлин и мне не придётся за тебя краснеть. Она маленькая, на пять лет младше тебя, так что будь добр, относись к ней так, как относился бы к родной сестре. Будь для неё хорошим примером. Я надеюсь, мы друг друга хорошо поняли?
— Да, пап, — обескураженно произнёс. — Я ж не дурак какой.
Нагнулся, поднял две длинные полоски разрезанного шарфа и под пристальным взглядом отца недолго думая половину шарфа намотал на шею Айлин, а вторую — на себя. В ответ получил внезапно робкую улыбку и очень тонкие, едва уловимые цветочные бета-колебания. Девчонка не умела говорить на цваргском, но она поблагодарила меня в эмоциональном плане, и это оказалось неожиданно вкусно.
С того дня я невольно втянулся в роль старшего брата. И если вначале я это делал больше для того, чтобы доказать, что «я жнедураккакой», и чтобы родители мною гордились, то постепенно мне начало действительно нравиться заботиться об Айлин.Я показывал и объяснял, как пользоваться техникой, потом водил по паркам и музеям, а когда она наконец начала говорить более уверенно, с восторгом взялся учить её всему, что умел сам.
Так у нас появился с ней один мир на двоих, и с каждым новым умением он ширился и светлел. Мне нравилось чувствовать себя рядом с этим ребёнком взрослым и ответственным мужчиной, я обожал те вкусные цветочные бета-колебания, которые исходили от Айлин. А когда она сама брала меня за руку, это балдёжное состояние было сравнимо лишь с тем, как будто ты годами приручаешь маленького испуганного дикого зверька, и он привыкает к твоим рукам и сам начинает из них есть. Но больше всего подкупало то, как она смотрела на меня. Не просто смотрела, а так, словно я — центр её Вселенной.
А что может вскружить голову молодому парню сильнее, чем девушка, которая смотрит на тебя как на божество? Это возносит так сильно, что стараешься быть лучшей версией себя и ужасно боишься не оправдать ожиданий.Когда тобой восхищаются, на тебя полагаются, тебе безгранично доверяют, тебя искренне благодарят —это такой крышесносный коктейль эмоций, после которого любой другой вкус кажется пресным.Запретное пламя, вашу швархову[4] мать, и ураган эмоций в одном флаконе!
Первое прозрение меня настигло, когда Айлин исполнилось семнадцать, а мне, соответственно, двадцать три. Один из папиных друзей был у нас дома. Айлин сама приготовила еду — несмотря на штат прислуги, она очень любила это делать — и папин бизнес-партнёр отметил, что из моей сестры выйдет замечательная жена.
Жена.
Слово будто астероид обрушилось на мои резонаторы. Я замер. Воздух в комнате стал тяжёлым. Внутри что-то перевернулось. Айлин… жена. Это прозвучало так… неправильно. Ну какая из Айлин будущая женщина?
И в то же время я вдруг увидел её иначе. Она уже не была той маленькой девочкой, которая училась произносить моё имя без смешного акцента. Она была юной, красивой, умной, невероятной… девушкой. И эта мысль… Эта мысль ударила так сильно, что я почти задохнулся.
Я невольно посмотрел на неё. Она вежливо улыбалась, благодарила за комплимент, её щёки слегка порозовели. Но что-то во мне отозвалось болезненной ревностью.
Айлин — будущая жена. Но не моя.
Собственные мысли напугали. «Яр, мужик, ты чего? Совсем тю-тю?» — сказала собственная совесть. И, вторя ей, спросил друг отца:
— Арно, а как твои дети ладят между собой? Нет ревности? Я слышал, что в семьях, куда берут приёмных детей, старшие в штыки воспринимают неродных.
Отец закашлялся.
— Мой Яранель всегда отличался благоразумием и порядочностью. Я считаю, что воспитал достойного сына. Впрочем… если ты не веришь мне, Айлин, скажи, как к тебе относится Яр? Не обижает?
— Что ты, пап! Я очень люблю Яранеля! Он лучший брат на свете! Я о таком могла только и мечтать, как и о вас с мамой, — тут же ответила Айлин, очаровательно покраснев и выдав в бета-фон, что говорит чистейшую правду.
Гость засмеялся, назвав отца «бесстыдным везунчиком», а у меня эхом в голове отразилось: «Он лучший брат на свете». Ну да, брат. А ты что хотел, Яр, извращуга?
Я открыл глаза, выныривая из воспоминаний. В саду напротив меня стояла цваргиня с чернично-чёрными волосами и недовольным выражением лица.
— Яранель, ты меня слышишь? — раздражённо спросила она, ломая веточку в руках.
— Да, — машинально ответил я, но тут же осознал, что не слушал вовсе.
— Ну и что ты думаешь насчёт моего предложения? — Элионора игриво поиграла бровями.
— Прости, это которое?
Цваргиня закатила глаза.
— Яр, я, конечно, понимаю, что у тебя в голове калькулятор и сплошные вычисления, как приумножить капитал семьи, но я же уже намекнула! — Она строго посмотрела на меня и, не найдя нужной эмоции на лице, шумно вздохнула: — Ладно, говорю совсем уж открыто. Через три дня твои и мои родители снимают соседние шале на Снежном Пике. Как ты смотришь на то, чтобы незаметно заглянуть в мою комнату, когда все будут на катаниях? — Она выразительно поиграла иссиня-чёрными бровями. — Тебе уже тридцать, мне двадцать девять… Понятное дело, что определённые вещи до брака на Цварге не одобряются, но мы же прогрессивное поколение. В конце концов, я не хочу однажды оказаться в браке с мужчиной, который мне совершенно не подходит м-м-м...темпераментом.
Элионора дотронулась до моего локтя и открыто посмотрела в глаза, а я замер, шокированно переваривая услышанное. Почему-то вместо того чтобы возмутиться предложению или, наоборот, воспользоваться им, я спросил:
— А откуда ты знаешь, что наши семьи снимают шале?
— П-ф-ф, отца подслушала. Твой зовёт. Там гулянка будет в честь какого-то праздника… — Она наморщила нос, пытаясь вспомнить.
— День рождения Айлин.
— А! Да, точно. День рождения твоей сестры. Ну что? Как ты смотришь на то, чтобы мы уединились, пока эта террасорка будет задувать свечи на торте?
Я всё ещё обдумывал, как вежливо завершить разговор, когда взгляд зацепился за до боли знакомый силуэт на застеклённой лоджии. Свет внутри был выключен, но даже в полумраке я безошибочно узнал хрупкую фигурку Айлин. В изящном вечернем платье, подсвеченная мягким отблеском снега за окнами, она выглядела частью зимнего мира — эфемерной, но невыносимо реальной.
Я мог бы узнать её среди ночи, в толпе, в любой точке Вселенной. Но не это заставило сердце пропустить удар. Рядом с ней на непозволительно близком расстоянии в расслабленно-самоуверенной позе стоял Ханс. Мой старый одногруппник, от бета-фона которого за версту ломило резонаторы.
Кровь мгновенно закипела в жилах, в неё подмешали чистую ярость. Гнев накрыл с головой, вытесняя разум. Почему он так близко к Айлин? Зачем она вообще позволила ему остаться с ней наедине?
Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Грудь сдавило от злости, смешанной со жгучей всепоглощающей ревностью. Я не знал, что больше вызывало ярость: его нахальная близость или то, что она позволяла это. Айлин была моей. Не в буквальном смысле, конечно,но в глубине души это чувство никогда не требовало логики.
— М-м-м… Прости, Элионора, но не получится. Я должен срочно уйти.
Я отодвинул цваргиню в сторону и, не обращая внимания на возмущённо-обиженный взгляд, рванул в сторону дома.

Глава 3. Перспективный жених

Яранель

— Яранель, тебе не кажется, что ты слегка перегибаешь палку в опеке над своей сестрёнкой? Ей вообще-то через несколько дней двадцать пять исполнится.
Стоило Айлин уйти в дом, как Ханс со своим словесным недержанием просто не смог не пройтись по моему поведению. Мы и раньше-то не очень тесно общались, но сейчас хотелось размазать его по стенке. Я медленно повернулся и смерил взглядом бывшего одногруппника, прикидывая, насколько неприлично будет вмазать ему. Как же он бесил…
Душа требовала броситься за Айлин и убедиться, что она спокойно дойдёт до комнаты и к ней не пристанут всякие полудурки, но, увы, так делать было нельзя. Хотя бы просто потому, что выглядело бы вопиюще странно.
— Всё равноона младше, и я защищаю её от внимания нежелательных элементов.
— Это я-то нежелательный? — фыркнул Ханс, потянувшись с ленивой грацией, как сытый кот. Его самоуверенность буквально заполнила всё пространство вокруг. Меня подташнивало от его довольных бета-колебаний. — Яр, ты в курсе, что твой отец ищет ей мужа, а у меня с Айлин, согласно предварительной экспертизе Планетарной Лаборатории, более восьмидесяти пяти процентов совместимости? Так что смирись, скоро я стану твоим шурином. —Он хлопнул меня по плечу.
— Откуда ты знаешь? — процедил я, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, и дёрнул плечом, скинув ладонь наглеца. — Террасорки не обязаны сдавать биоматериал. Этот закон касается только цваргинь.
— Не обязаны, но кто же мешает Планетарной Лаборатории провести такой анализ, тем более когда все граждане планеты так или иначе обращаются в поликлиники и сдают кровь? Деньги, знаешь ли, многое решают.
Ханс выразительно поиграл бровями и наклонился, будто делясь секретом:
— А ещё твои родители любят детей. Очень. Думаю, когда Арно Рошфор будет выбирать жениха для приёмной дочери, пометка, что от меня у него будут внуки, перевесит любые другие преимущества. А ещё Айлин жила на Террасоре до двенадцати лет, это очень долго. Ей в подкорку воспитанием заложили во всём подчиняться сильному мужчине и рожать-рожать-рожать… Идеальная же жена получится. Надо только выстроить правильный ассоциативный ряд.
На наглой холёной морде расползлась раздражающе самодовольная улыбка. Ханс говорил о ней так цинично, что внутренностиперекрутило неистовой обидой за Айлин. Он понятия не имел, какая она на самом деле, а видел только её внешность, удобнуюрасу и возможную выгоду.
— Ты слишком уверен в себе, Ханс, — бросил я сквозь зубы. — Но не забывай, что Айлин не товар. Она сама будет выбирать себе мужа.
— Вот именно. Она будет выбирать. Не мешайся, Яр. Я понимаю, что у нас в институте не всё складывалось гладко, но, может, пора забыть старые недопонимания в прошлом?
Бывший одногруппник отставил бокалы на ближайший стол и подошёл почти вплотную. Я чувствовал, как его эманации давят, провоцируя агрессию. Ханс понизил голос до едва различимого угрожающего шёпота:
— А если ты и впредь будешь мешаться под ногами и фонить на всю округу этими низкочастотными бета-колебаниями, то я подумаю, что ты испытываешь к Айлин отнюдь не светлыебратские чувства. Вот же позор для Арно Рошфора будет, если это выплывет на публику, правда? Древний род, уважаемая влиятельная семья — и сын с такими низменными мыслями о собственной сестрёнке!
Ханс усмехнулся, нагло глядя мне в глаза, а затем противно исказил тон, перейдя на фальцет:
— Ой, а знаете, Яранель Рошфор вообще-то заботиться должен был, а не думать, как развратить Айлин. Погодите-погодите, а сколько малышке было, когда её удочеряли? Как двенадцать?! Он совсем извращенец?! По таким астероид плачет.
Не знаю, догадался он или шёл ва-банк, но времени раздумывать у меня не было.
— Смотри, как бы самому не опозориться, — зарычал, не узнавая свой голос.
— А ты смирись и отойди в сторону. Даже если это буду не я, то рано или поздно какой-нибудь красавец вставит твоей сестре в её маленькую очаровательную дырочку…
Что произошло дальше, я сам не понял. Какой-то миг — и мой кулак впечатался в скулу Ханса. Ещё миг — и этот напыщенный индюк отлетел в окно, пуская по стеклопакету трещины, словно это было самое простое стекло.
— Ты совсем придурок, Яр?! — взорвался архитекторишка, сплёвывая кровь на пол. — А если я расскажу об этом своему отцу?
— Валяй, — с безразличием ответил я. — А я расскажу, какой ты воспитанный и галантный джентльмен, Айлин. Слово в слово ей всё передам. Идёт?
Я повернулся и решительно вышел прочь. Больше мне было с Хансом говорить не о чем. В спину посыпались проклятия, что я ещё пожалею, но, если честно, было абсолютно плевать. У нас, цваргов, регенерация высокая, наутро у Ханса не останется и следа от моего удара, а если у него имеются мозги, то окровавленной мордой он сегодня вечером больше не будет светить.
Нахлынувшие чувства куда-то гнали, я шёл, кипя от негодования и думая, как же много вот таких вот Хансов среди цваргов, которые потребительски смотрят на террасорок. Это цваргини прекрасно знают свои права, рождены на планете как «сокровище нации» и будут требовать танцевать вокруг них канкан, годами выбирая супруга пореспектабельнее, а террасорки милые и робкие по своей природе и воспитанию… Я сам не заметил, как под действием эмоций неожиданно уловил остаточный след бета-колебаний Айлин и вырулил к боковой мраморной лестнице, как раз когда фигура сестрёнки покачнулась на середине, попыталась схватить перила, но промахнулась в последний момент.

Глава 4. Сделка

Айлин

Дура! Дура! Идиотка!

Никогда больше не пить! Никогда не надевать каблуки! Никогда не носить такие длинные неудобные платья! А-а-а!

Вся жизнь промелькнула перед глазами. Я испугалась, что разобью голову насмерть или сломаю позвоночник, как крепкие руки подхватили меня одновременно за талию и под затылок, в том самом надёжном и защитном жесте, каким каждая мать укачивает своего малыша.

Сердце всё ещё колотилось в груди как сумасшедшее, когда перед лицом очень близко возникли тёплые серо-коричневые глаза. У нас на родине такой оттенок называют «пепельная дюна».

— Осторожнее, Айлин. — Голос сводного брата прозвучал так мягко, словно бархат обернул и приласкал мои потрёпанные нервы.

Я попыталась поблагодарить, но предательские лёгкие отказывались служить хозяйке. Бескрайние пески! Да мне и ноги, и руки отказали, как инвалиду-параплегику.

— Ты в порядке? — спросил он, не отпуская меня. Его пальцы по-прежнему удерживали за талию, а ладонь под затылком едва ощутимо дрожала, как будто это он, а не я, только что пережил головокружительное падение.

Древние джинны, если вы существуете, пожалуйста, продлите этот момент!

— Я… да… наверное, — пролепетала, чувствуя, как лицо заливает краской.

Яр чуть нахмурился. Чувственные сливовые губы сжались в тонкую линию, словно он всё ещё не был уверен, что я не пострадала. На миг представилось, что Яр сейчас наклонится и поцелует… Собственная фантазия породила ещё большую вспышку страха, как только я осознала, что Яранель может учуять мои эмоции. Но Яр отреагировал так, как реагировал всегда — как очень правильный старший брат.

— Не надо было пить, Айлин, — строго пожурил он. — Что за глупая идея — пить алкоголь вместе с посторонним цваргом, прекрасно зная, что на тебя спиртное действует сильнее, чем на него! Чтобы я больше такого не видел, понятно?

— Так я просто устала, каблуки и платье... — вяло попыталась объясниться, всё ещё утопая в чарующих пепельных дюнах и колыбели мощных рук сводного брата.

— Угу, и «Лазурис Альба». Я всё понял. Держись.

— Да я сама могу дойти…

Но прежде чем я успела возразить, моё тело играючи подняли в воздух, и пришлось обхватить Яра за широкие плечи.

— И дойти сама можешь, и всё разбить по дороге — это мы уже проходили, — привычно проворчал заботливый Яр, неся меня вверх по ступенькам в комнату.

Я замолкла, уткнувшись носом в мужскую шею и внутренне шалея от тепла от его тела. Движения Яранеля были такими плавными, будто он совсем не чувствовал моего веса. Неожиданно в голову пришло давнее воспоминание, как Яр вот так же играючи пронёс меня на руках добрых семь километров.

— Ты что такая тихая? — вдруг спросил он где-то над ухом, пощекотав горячим дыханием.

— Да так, вспомнила кое-что из детства… Помнишь, как мы сбежали летом в горы и ты решил показать, как умеешь лазать по вертикальным стенам?

— Да-а-а, — протянул сводный брат с коротким смешком. — Я был идиотом. Хотел похвастаться перед тобой, какой сильный, но мне и в голову не пришло, что ты станешь повторять. Ни одна из моих знакомых девушек не рискнула бы туда полезть. Из-за меня ты разбила коленку.

— Все твои знакомые девушки были приличными цваргинями, а я — единственная и неугомонная террасорка, которой остро требовалось попробовать всё на свете, — с улыбкой возразила я. — Ты не мог предвидеть, что я обзавидуюсь и полезу вслед. К тому же ты тогда нёс меня на руках через поля и луга.

— Если понадобилось бы, то пронёс бы и снова. Ты почти не изменилась в весе. А вот мы и в твоей спальне.

Меня бережно сгрузили на кровать, и только сейчас я заметила алые разводы на рукавах Яранеля. Ну и своих собственных, разумеется, только на вечернее платье мне было плевать, в отличие от рук брата.

— Владыка, Яр! — воскликнула я, с ужасом глядя, как белоснежный батист рубашки пропитывается кровью. — Я тебя ранила! Почему ты промолчал?! Ещё и нёс меня!

— Потому что неглубоко и небольно, — отмахнулся Яр. Ты-то как?

Да как-как!

Я взмахнула руками, тщетно пытаясь выразить негодование. Террасорок часто ошибочно называли людьми. Такая раса действительно существовала в Федерации, и мы были почти идентичны — за исключением одного: строения рук. У девушек с Террасоры, в отличие от коренных жительниц Захрана и Танорга[1], имелось на тридцать четыре косточки больше. По семнадцать в каждой руке, они крепились с одной стороны сухожилиями и мышцами к общему скелету, а с другой имели заострённую часть. Когда в крови появлялся адреналин определённой концентрации, он запускал сложную реакцию. И тогда — бах! Мои руки и руки соотечественниц от запястья до локтя покрывались острыми, как бритва, и невероятно прочными костяными ножами.

Это мне рассказали в специальном Центре Адаптации при переселении, назвав способность эволюционным механизмом защиты.

Официально на Цварге старались не трубить о нашей маленькой особенности, но по факту в семьях, где жили террасорки, конечно же, все знали, на что мы способны. В детстве я перепортила кучу вещей, прежде чем научилась не выпускать шипы из рук по каждому случаю. И да, одной из главных задач Центра Адаптации на Цварге было научить террасорок владеть шипами. На далекой родине на девушек надевали ужасные металлические наручи, которые деформировали кости.

— Яр, ты прекрасно знаешь, что у меня организм приспособился выпускать кости так, что я этого уже даже не чувствую. Показывай свои раны.

— А у меня цваргская регенерация, так что завтра уже всё затянется. Показывай свои руки, — отмахнулся этот… этот… у-у-у! Аж зарычать на него захотелось! Упрямец, вот он кто!

— Ладно. Я показываю свои, ты — свои. Идёт?

— Идёт, — неожиданно тепло улыбнулся Яранель.

И пока он не отказался от сделки, я схватила ножницы с прикроватной тумбочки и стремительно отрезала рукава вечернего платья по локоть. Мои наряды шились на заказ у талантливого дизайнера, который совмещал террасорские традиции с современной модой Цварга. Отец долго искал модельера, стараясь угодить, но мне, честно говоря, было плевать на одежду. Косвенно из-за этой тряпки пострадал Яранель, а значит, это плохое платье.

Глава 5. Разговор с отцом

Яранель

— Яр, ты понимаешь, что это неприемлемо? — Арно Рошфор не стал ходить вокруг да около. Стоило двери в спальню Айлин закрыться, как он нахмурился ещё сильнее и сложил руки на груди. — За окном уже ночь. Мужчина в спальне незамужней цваргини — это недопустимо…

— Но…

— А Айлин — не цваргиня, а террасорка, — с нажимом продолжил отец. — Как-никак до двенадцати лет она жила на той ужасной планете, и, в отличие от наших женщин, она абсолютно беззащитна. Не смотри на её шипы, смотри на суть. Я говорю о психике. Эта отвратительная религия на Террасоре годами вдалбливала, что женщина — бесправное и безмолвное существо, которое должно во всём подчиняться мужчине. Вещь. А ты только что нагло вторгся в её личное пространство. Даже если бы она захотела тебя выставить вон, то, скорее всего, не смогла бы. Психологически. Повторяю, то, что ты зашёл в её спальню, — это недопустимо.

Я думал, что отец начнёт говорить о приличиях на Цварге, но так и замер, поражённый тем, как глубоко он мыслил.

А ведь и правда… Я никогда не смотрел на ситуацию с этой стороны. Айлин ни разу в жизни не выталкивала меня из комнаты, не просила отойти, отодвинуться, не прикасаться, как с лёгкостью этого потребовала бы любая цваргиня. Она даже этому ублюдку Хансу, который нагло заглядывал в её декольте, ничего не сказала. Я настолько привык видеть в ней весёлую и жизнерадостную Айлин-сводную-сестру, что позабыл о том, что добрую половину жизни она фактически прожила совсем в другом Мире. Мама как-то упомянула, что Айлин забрали с Террасоры накануне дня, когда девочке хотели переломать кости в руках.

«У них очень жестокие традиции. Нам повезло, что Айлин живая и невредимая сейчас с нами», — однажды сказала мама.

— Да, ты прав, отец, — ответил, с изумлением отмечая собственный севший голос.

— Теперь поговорим о тебе.

Отец расплёл руки на груди. Он явно ожидал, что я начну спорить, и, судя по всему, обрадовался моей покладистости.

— Ко мне обратилась семья Виллар, очень перспективный род, если говорить об активах, которыми они владеют. Насколько я понял, Элионора Виллар заинтересована в тебе. Я уже сделал запрос в Планетарную Лабораторию на вашу совместимость. По предварительным данным, процент будет высоким.

Он сделал многозначительную паузу, заложил руки за спину и принялся раскачиваться с пяток на носки. Резонаторов коснулись радостные, почти мечтательные эманации.

— Через три дня мы празднуем день рождения Айлин, я снял наше любимое шале на Снежном Пике. Виллары тоже там будут. Мне бы хотелось, чтобы ты провёл с Элионорой так много времени, как только получится. Это замечательный шанс на брак.

— Хорошо, отец…

Я скрипнул зубами от досады. На планете, где девочек рождается существенно меньше, чем мальчиков, внимание любой чистокровной цваргини всегда считается чуть ли не манной небесной. В теории, от радости я должен прыгать, вот только ничего, кроме глухого раздражения, Элионора не вызывала. Я вообще не понял, почему эта цваргиня заинтересовалась мной и сделала то предложение в парке. Я совершенно не давал ей повода выделять меня из претендентов на её руку и сердце.

Арно Рошфор повернулся, явно считая разговор законченным. Пришлось сделать несколько шагов, чтобы догнать и обозначить свою позицию:

— Я приглашу Элионору на свидание, но только на одно и исключительно потому, что не хочу показаться грубым и навредить твоему бизнесу с Вилларами, — произнёс я, тщательно подбирая слова. — Но, если ты планируешь мой брак с Элионорой, забудь об этом.

— Но почему?! — В ментальном фоне разлилась волна неподдельного изумления. — Сын, что за шутки такие дурацкие?

— Это не шутка, пап. Элионора меня не интересует.

— Да это не ты должен ею интересоваться, а она тобой! — На смену изумлению мгновенно пришли тяжёлые, почти удушливые бета-колебания. Ещё не гнев, но что-то близкое к нему. — Нет, ну точно бес в резонаторы тебя стукнул! Я хвастался друзьям, что мой сын благоразумен и, будучи подростком, не доставлял никаких проблем, но явно поспешил с выводами. Как говорится, детство настигает в самый неподходящий момент, даже если оно давно прошло. Ты вёл себя как взрослый в семнадцать, а теперь, в тридцать, вдруг решил поиграть в юношеский бунт? Яранель, ты вообще понимаешь, что за чушь несёшь?! — закончил отец, раздражённо проводя рукой по рогам, словно это могло хоть как-то унять его эмоции.

— Пап. — Я вздохнул, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё кипело. — Я уважаю тебя и ценю всё, что ты сделал для меня, но я не могу жениться на Элионоре просто потому, что тебе это выгодно.

— Выгодно?!

Его раздражение ударной волной накрыло в ментальном плане. Оно было таким сильным, что я невольно покачнулся.

— Марш в мой кабинет! — скомандовал Арно. Голос прозвучал так резко, что даже стены отозвались внезапным эхом.

В полной тишине мы прошли до его рабочей зоны. От нас так шарашило бета-колебаниями, что слуги предпочли заранее исчезнуть из поля зрения. На какой-то момент я почувствовал себя подростком, провинившимся перед строгим родителем. Вот только сегодня я собирался отстаивать своё мнение до конца. И пускай с Айлин мне, возможно, не суждено быть вместе, другой девушке я делать предложение точно не стану.

Когда дверь кабинета плотно закрылась за нами, отец развернулся, и все эмоции, которые он сдерживал, выплеснулись наружу:

— Яр, ты дурак?! — Его голос звенел. — Речь не о бизнесе вовсе! Да мне всё равно, на ком ты женишься, главное, чтобы ты вообще женился. Неужели ты не понимаешь демографическую ситуацию на планете?! Математику в колледже учил? Тебе посчитать вероятность, с которой ты останешься одиноким на Цварге до конца жизни?

— Отец. — Я поднял ладонь, пытаясь остановить словесный поток. — Я понимаю эту «демографическую ситуацию». Я слышал про неё неоднократно. Но ты сам учил не идти на компромиссы, которые противоречат внутренним принципам. Разве я должен нарушить это правило ради статистики?