Моя девушка за дверью

Меня зовут Котаро, Изуми Котаро. И сейчас это звучит как начало очередной манги, ранобе или ещё какой истории. А заодно как дурацкая шутка. Первому, кто спросит: Изуми Котаро или Котаро Изуми — я сломаю нос. Клянусь.

Живу я в Киото, если это кому-то интересно. Впрочем, кому может быть интересен кто-то из Киото. То ли дело, Токио — самый-самый город, а нам если чем и есть похвастаться, так это древними храмами, коих вообще по всей стране пруд пруди. Про Гийон даже говорить не буду. Туристов там больше, чем людей. Жуткое место, с точки зрения интроверта вроде меня.

А вот Айко любила гулять в таких местах. То есть, любит. Конечно, любит. Потому что я отказываюсь считать её мёртвой. Я знаю, она жива. Но что мне делать — ума не приложу. Прямо сейчас, когда я, как дурак, царапаю эти строчки в тетради, моя девушка пытается выжить… Я должен что-то придумать. Потому что я люблю её…

Мы — обычные подростки, которые ходили в обычную школу, посещали школьные клубы: Айко — пения, а я — фотографии. Наши дома стояли неподалеку — тихий пригород с сонными улицами, на которых бродили коты и ходили голуби, да изредка звенел зуммер у семафора, когда мимо проходили поезда, идущие в сторону горы Хиэй. Однажды мы решили подняться на неё. Дорога вышла долгой, а смотровые площадки, где смогли немного отдохнуть, редкими. Мы так устали, что обратно решили поехать по канатной дороге. Айко тогда смеялась, что мы оба — дураки, потому что вверх шли пешком, а вниз — ехали, сидя на качающихся над натянутой зеленой сеткой сиденьях. Тогда я чувствовал себя вспотевшим, злым, и ворчал, а сейчас эти воспминания — одни из самых тёплых.

У меня много таких воспоминаний. Нельзя сказать, что Айко — идеальная девушка. И она, бывает, капризничает, морщит свой чуть вздернутый нос и отказывается поцеловать меня на прощанье, когда я провожаю её до дома. Но большую часть времени она словно маленькое солнышко. Мне особенно нравится, как развеваются на ветру её чуть кудрявые локоны, пока она смеется чему-то с подружками на школьном дворе. Нравится как поблескивают колечки-серёжки в ушах, пока она серьезно кивает, слушая учителя. Пожалуй, я хотел бы провести с Айко всю жизнь.

Такая мысль стучала у меня в висках маленькими молоточками, когда я шел в школу, думая, что вскоре увижу её и скажу ей об этом. Наверняка она мило улыбнётся, так что на щеках проступят эти ямочки, а потом обзовёт меня дураком, но так нежно, что это совсем не обидно.

Обычно я захожу за ней по утрам, но вчера после уроков она сказала мне, чтобы я не ждал её — отец обещал привезти её в школу на машине. Вечером у них намечалась поездка куда-то всей семьей, и я пожелал ей весело провести время с родными.

Отец Айко меня отчего-то недолюбливал, а вот моя девушка его обожала, и не могла упустить шанс прокатиться с родителями. Вот только в классе, когда я зашёл туда, чтобы пожелать ей доброго утра, её не было. Место пустовало и когда я, сорвавшись бегом, ворвался туда на большой перемене. Подружки — пухленькая Юме и худенькая Юрико, ничего не знали. Телефон не отвечал. Сообщения в Line висели непрочитанными. Сам не понимая, почему разнервничался, набрался храбрости и после уроков зашёл в учительскую. Если она заболела или они задержались по делам, то Мидори-сан уже должна была позвонить классному руководителю… То, что мне сказали, только заставило занервничать ещë больше. Настолько, что я только заглянул и извинился перед семпаем, уже ждущим меня в комнате нашего клуба, скаав, что у меня срочное дело, и я не смогу остаться.

Тот поправил очки на прыщавом носу, и великодушно отпустил меня — обычно я посещал занятия без опозданий и пропусков. Дорога до дома Айко казалась как никогда длинной. В голове всё ещё звучало: с родителями Сато Айко произошел несчастный случай. Её не будет в школе до конца недели. Почему она не позвонила мне? Что произошло? Неужели я так мало для неё значу, что она не захотела обратиться ко мне за поддержкой?

Все эти мысли как назойливые мухи бились внутри, пока я добежал до дома и схватил велосипед — так будет быстрее. Снаружи дом семьи Сато ничуть не изменился — те же выкрашенные в светло-бежевый цвет стены, аккуратный палисадник с гортензиями. Я затормозил у калитки, которая оказалась не заперта, и без колебаний завел велосипед внутрь. Только у двери отчего-то замер, так и не нажав кнопку звонка. Вдруг меня тут совсем не ждали? Я даже не знаю, есть ли здесь кто-то… может быть, Айко и её родные сейчас в больнице?

Но если моей девушке нужна какая-то помощь, как я могу сейчас развернуться и уйти? Такое в моей голове не укладывалось, и я, уняв нервную дрожь, нажал на звонок. Я столько раз слышал его, но сейчас его звук показался мне неприятно резким. Видимо, раньше, заходя за Айко чтобы повести её на прогулку в парк или в торговый центр, я был слишком наполнен радостным предвкушением, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Пришлось немного подождать прежде, чем дверь приоткрылась, и меня встретила тётушка Айко, Мико-сан. Мы были знакомы, поэтому она не удивилась моему визиту, но сказала, что увидеться с Айко сейчас нельзя. Произошло большое несчастье. Она так и сказала «большое несчастье», и я увидел, как на глазах её, и без того покрасневших, блестят слёзы. Объяснять что-либо ещё Мико-сан не стала, торопливо добавив, что доктор дал её племяннице лекарства, и сейчас она спит. Заверила меня, что передаст, что я заходил, и, как только Айко станет лучше — она непременно мне позвонит. Поняв, что больше я ничего тут не узнаю, тоскливо взглянул на окно, за которым, как я знал, была комната моей девушки. Вот эти белые шторы, сейчас полностью задернутые… на подоконнике сидела плюшевая панда, которую я подарил ей, когда мы ездили в школьную поездку в Токио и ходили в зоопарк на станции Уэно. От этого почему-то стало одновременно грустно и немного тепло. Возможно, она чуть позже проснется, подойдет к окну, чтобы раздвинуть шторы, увидит игрушку и подумает обо мне.

А узнать, что случилось, можно и на городском новостном сайте — наверняка журналисты уже всё разнюхали. Было даже странно, что никто из них ещё не торчит под дверью. Надо было предупредить Мико-сан, чтобы не открывала незнакомым. Впрочем, об этом её уже должны были предупредить полицейские. И мне повезло, что она пребывала в таком смятении, что открыла мне дверь, даже не спросив, кто пришёл.