О МОЕЙ ФЕЕ
Вечером за шахматами «иго» в доме-гостинице Накамура я спросил у старика, что он думает о красавице-продавщице цветов Ханако, живущей по соседству. Он рассмеялся и сказал: «Конечно же, эта девушка необыкновенная, и её нельзя сравнивать с моими глупыми дочерями. Я слышал, что она занимается магией и волшебством, но никто не знает – какими. Она часто приходит к моим дочерям и подолгу разговаривает с ними, когда я их слушаю, то удивляюсь глупости моих деток, и той мудрости, которая исходит от Ханако. Мне кажется, что она занимается Дао и очень преуспела в этом учении. Во всяком случае, многие говорят, что цветы в свою лавку она доставляет прямо из Индии и южного Китая, принося их с собой во время ночных путешествий. Правда это или нет, никто не сможет подтвердить, но в их лавке всегда продаются самые красивые цветы в городе, которые никто не поставляет в Японию. Я знаю по своему опыту, что женская красота разрушительна. Мужчины, видя красивую женщину, начинают сходить с ума и творят всякие глупости. Женская красота часто является злом, потому что природа, создавая совершенную красоту, не может защитить её от посягательств, поэтому представительницам прекрасного пола, чтобы постоять за себя, часто приходится становиться жестокими. Женская красота – это сильнейшее оружие. И несчастным будет тот мужчина, против которого оно будет направлено. Я тут в своей библиотеке нашёл один текст, который подтверждает мою мысль».
Старик вынул из книжного шкафа свиток и развернул его передо мной. Я прочитал текст и перевёл его так:
ЖАЛОСТЬ И СНИСХОЖДЕНИЕ
Раз Тянь Бо–янь из Дэчжоу сказал о снисхожденье:
«В горах Э губернатор ехал через падь крутую
С двумя чиновниками Дянь и Цянь в сопровожденье,
Вдруг видит, даос к камню прижал деву молодую,
Пытаясь ей ножом вспороть грудь, чтобы сердце вынуть.
Красавица звала на помощь, жалобно стоная.
Э только успел руку, занесённую, откинуть,
Как стала дева пламенем, исчезнув, улетая.
Даос, ногою топнув яростно, в сердцах воскликнул:
- «Она же оборотень, многих довела до смерти
Своими чарами, к ним ночью в души их проникнув,
Такую кару я избрал ей, уж вы мне поверьте,
Она всегда так опытна, искусна в своём деле,
Что если отрубить ей голову, то дух спасётся,
Лишь сердце вырезав, смерть поселится в её теле,
Уже сто лет как мне схватить её не удаётся.
И отпустив её на волю, стали вы причиной
Тех нескончаемых бед, что произойдут в грядущем.
Могло бы всё сейчас закончиться с её кончиной,
Но разве сами вы способны разобраться в сущем?!
Ведь жалость к тигру-хищнику, который отнимает
Жизнь у людей и лосей, оправданья не имеет,
Таких за жизнь свою он ещё сотню растерзает,
Его спасая, кто ж тогда их жизни пожалеет»?
Вложив нож в ножны, даос в чаще скрылся с огорченьем,
Сказав: «Чем многие, один пусть лучше за всех плачет,
Ведь жалость не всегда уместна, как и снисхожденье,
Таким должно быть милосердие, и не иначе».
Прочитав этот текст, я сказал старику: «Но я не верю, что женская красота всегда оборачивается злом. Красота по своей природе – это совершенство. А совершенство всегда прекрасно, если его ценят. Ведь когда мы любуемся красотой, то и сами становимся лучше, а это уже не зло, а благо».
Выслушав мои слова, старик покачал головой и сказал: «Совершенная и добрая красота очень быстро гибнет, и вообще красота – это мимолётное явление, потому что всё в мире изменяется. А если красота не меняется на свою противоположность, то это уже волшебство. Я здесь присмотрел ещё один текст, который подтверждает мои слова».
И он развернул свиток на другом месте. Там был такой текст:
ОШИБКА НЕБА
Случилось в год «жэнь-цзы» (1) правленья Юн-чжэн то событье,
Сын одного чиновника имел жену святую,
По доброте и кротости равной не могло быть ей,
На красоту её муж любовался, неземную.
Она ни с кем не спорила и мало говорила.
Однажды молния вдруг в окно комнаты влетела,
И всё вокруг себя небесным светом озарила,
Как раз возле окна жена-красавица сидела,
И с грохотом вошла ей в сердце, вышла и пропала,
Пробив отверстие в боку, муж на пол опустился,
Красавица, его супруга, замертво упала,
И сам муж, обожжённый, чуть дыханья не лишился.
Прошло какое-то там время, прежде чем очнулся,
И видя труп жены, залился горькими слезами.
- «Но почему же молнии разряд с тобой столкнулся, -
Сказал, - ведь он свободно пролететь мог между нами.
Характер мой тяжёл, упрямым с детства я остался,
Я даже с матерью своею ссорился, бывало,
И сколько раз тебя я обижал, не извинялся,
Ты ж тихо плакала, молилась и мне всё прощала.
Так почему же молния только тебя сразила»?
Уж если кто, не разобравшись, что-то замышляет,
То ошибается, и, видно, все так поступают,
Вот так и Небо жизни ту красавицу лишило.
Примечание
1. Год «жэнь-цзы» правленья Юн-чжэн – 1733 год. Император Юн-чжэнь династии Цин правил сразу же после правления легендарного императора Канси.
О СОВЕСТИ И ОБ ИСТИНЕ, КОТОРАЯ ПРОРЫВАЕТСЯ НАРУЖУ
После утреннего бдения в храме Дайдзёдзи (Великого преумножения), иными словами, медитации в зале богини милосердия Каннон я прослушал лекцию настоятеля храма о совести. Когда он закончил лекцию и спросил, есть ли у кого вопросы, я поклонился ему и сказал: «Ваше святейшество, объясните мне, что означает выражение «находиться без опоры»? Я понимаю, что человек, очищая себя во время медитации, попадает в чистоту и пустоту, но слова «нахождение без опоры» мне совсем не понятны. Вы говорили в лекции, что перед человеком, находящимся без опоры, открывается Истина, и если он делает что-то не так, как положено, то его тут же поправляет совесть, которую человек никогда не сможет обмануть, потому что Правда тут же выплывает наружу. Так как же войти в положение, когда лишаешься всякой опоры»?
Настоятель посмотрел на меня и доброжелательно улыбнулся, сказав:
«Я расскажу тебе одну притчу, и ты всё поймёшь. Великий учитель-наставник спросил у Чжичэна: «Я слышал, что ваш наставник Дзен святейший Шэньсю, обучая людей, передаёт им только нормы нравственного поведения, медитацию и интуицию. Объясни мне, что это за нормы нравственного поведения, медитация и интуиция, которым он учит». Чжичэн ответил: «Отец-настоятель Шэньсю, объясняя их говорит, что не совершать всевозможные злые деяния – это и называется нормами нравственного поведения; совершать всевозможные добрые деяния – это и есть интуиция; очищать своё сознание – это и называется медитацией. Об этом он говорит в своих проповедях. А как понимаете это вы, отец-настоятель»? Патриарх Хуэйнэн ответил: «Это объяснение чудесное, но у меня другая точка зрения». Чжичэн спросил: «Чем же она отличается»? Хуэйнэн ответил: «Постижение бывает медленное и быстрое». Тогда Чжичен попросил патриарха объяснить ему подробнее. Великий наставник сказал: «Послушай меня, и ты поймёшь, как я вижу и понимаю это. Основа сознания, не совершающая ошибок, является нравственным поведением собственной природы, её ещё можно назвать совестью; основа сознания, не подверженная волнениям, является медитацией собственной природы, и её тоже можно назвать совестью; основа сознания, не подверженная омрачению неведения, является интуиция собственной природы, и её тоже можно назвать совестью». И ещё великий патриарх Хуэйнэн сказал: «Ваши нормы нравственного поведения, медитация и интуиция призваны воодушевлять людей малых способностей, а мои нормы нравственного поведения, медитация и интуиция призваны воодушевлять людей высших способностей. Если можно обрести просветление в свое собственной природе, то не нужно опираться на нормы нравственного поведения, медитацию и интуицию. Это и называется «находится без опоры». Чжичэн сказал: «Объясните пожалуйста, что значит «не опираться»? Великий наставник сказал: «Ваша собственная природа никогда не ошибается и не имеет недостатков, не подвержена волнениям и беспокойству, не омрачена неведением, каждая ваша мысль светится озарённостью интуиции и всегда свободна от внешних признаков вещей. Так зачем же нужно на что-то опираться? Собственная природа сама проявляется внезапно, и внезапная практика не имеет постепенной последовательности, поэтому она не опирается ни на какие вещи». Чжичэн поклонился и после этого остался на горе Цзоци, став членом школы Хуэйнэна, и не отходил от великого наставника ни на шаг».
Услышав эту притчу, я не осмелился больше задавать вопросы настоятелю, но вернувшись вечером домой во время игры в «иго» со стариком Накамура, и рассказав ему о притче настоятеля, сказал ему: «И всё же мне не понятно, как чувство вины, если человек его ощущает, может привести к внезапному проявлению Истины, если он изначально способен скрывать свои дурные поступки». Старик улыбнулся, порылся в своём книжном шкафу и, не говоря ни слова, положил передо мной сутру, развернув её на этом тексте, который я перевёл так:
ЧУВСТВО ВИНЫ
У Чжао, госпожи, был маленький щенок пятнистый.
Служанки, зная, что ворует мясо он, решили
Его прикончить, сговорившись, сообща убили
И ночью закопали под одной сосной смолистой.
Была средь них Лю-и, и как-то ночью ей приснилось,
Что ожил вдруг этот щенок, загрызть её пытался,
Она кричать стала во сне, жар у неё поднялся,
Всю ночь пробредила, её вина во всём открылась.
Сказала Чжао: «Вы собаку сообща убили,
Но почему та на неё обиду затаила?
Сама Лю мясо не крала ль? Тогда причины были».
Так чувство той вины причастность к воровству раскрыло.
О СТИХАХ
Я пригласил Ханако прогуляется по вечернему городу. Возле
реки Сай-гава мы вошли в небольшой городской вишнёвый сад и расположились на скамейке. Уже темнело, но на небе светила огромная луна. Я смотрел на профиль Ханако и, любуясь чертами её лица, спросил: «Ханако-чян, скажи мне, кто тебя создал такой прекрасной и совершенной? К тому же, ты в добавок такая умница, что порой мне бывает страшно с тобой говорить».
Девушка улыбнулась и сказал: «Это мужчины считают всегда себя самыми совершенными и умными, а во мне нет ничего такого, чего нет в других женщинах. Вы, мужчины, относитесь к нам, женщинам, непонятно: то вы нами восхищаетесь, то нас презираете, и никогда не считаете нас себе равными. А мы во многом превосходим вас. Сразу после революции Мэйдзи женщины в Японии начали феминистское движение за равные права и освобождение от мужского гнёта. Была у нас такая женщина Харацука Райтё, которая основала даже женский журнал «Сэйто», где писала: «В самом начале женщина была поистине солнцем – настоящим человеком, но теперь женщина стала луной, перестала жить своей жизнью и светиться сама, и стала жить и светиться чужим светом, бледным, болезненным и отражённым светом луны». Поэтому мужчины стали приписывать женщинам отрицательную энергию инь, а себе забрали положительную энергию ян. Но так ли это на самом деле? Ведь мужчина не способен ничего создать в этом мире, а мы, женщины, рожаем детей и даём всему человечеству жизнь. Ну разве мы не солнце? К тому же, женщины в Японии были во все века умнее мужчин. Именно они создали всю средневековую совершенную японскую поэзию и литературу. Они не занимались философией, потому что философия - самое бесполезное и вредное занятие, которое ничего кроме сомнений и иллюзий не рождает. Все японские женщины поэтессы, хотя поэзии в Японии и не существует. Мужчины не удосужились её изобрести. А вот в Китае поэзия существует, их мужчины оказались умнее наших самураев и бонз. Я тоже сочиняю стихи, но эти стихи остаются во мне невысказанные, потому что я пишу свои стихи без слов. Мы женщины стоим к природе ближе, чем мужчины. Поэтому нам известны многие секреты и тайны, незнакомые мужчинам. Ведь женщина имеет более совершенное устройство тела, чем мужчина, а человек, который может произвести на свет живое существо, имеет в себе такие возможности и обладает такой силой, которые и не снились вам, мужчинам. Поэтому наши женские стихи и мысли как бы живут отдельной жизнь от нашей реальности, и только иногда проникают в неё, когда мы этого хотим. В народе это явление принято считать стихотворным духом.
Ты видел, как я ночью с закрытыми глазами, отпустив руль, спустилась с вершины горы на велосипеде на большой скорости. Когда я ехала, мои глаза светились и видели через повязку дорогу. Тебя это, наверное, удивило. Но я могу летать, как делают это даосы, а почему это у меня получается, я даже не знаю, такова моя природа».
Я слушал Ханако, боясь раскрыть рта, и был настолько поражен её словами, что не нашёлся, что её сказать, а тем временем Ханако продолжала говорить: «Женщина совершеннее мужчины, и она способна во всех сферах делать дела лучше, чем это делает мужчина. У неё есть свои секреты, которые она никогда не раскроет мужчине. По своей натуре все женщины - волшебницы, и они способны очаровывать мужчин. Я слышала, что на Западе в средние века мужчины, боясь женщин, считали их ведьмами и тысячами сжигали на кострах, на Востоке же мужчины прислушивались к женщинам и учились у них искусству. У нас женщина обучала мужчину жизни, а не наоборот. Мужчина мог быть хорошим воином, философом, правителем, но во всём, что касалось житейской мудрости, он полностью полагался на женщину. Мы не вмешивались в мужские сферы деятельности, потому что быстро могли превзойти в них их, и тогда мужчины бы окончательно потеряли своё лицо. Но и женщина может быть прекрасной воительницей, философом и управительницей, и мы уже не раз доказывали, когда это было необходимо. Женщина скрытна по своему характеру, у неё есть свой внутренний мир, и она никогда в него не допустит мужчину, она может научить мужчину многому, но не всему, что умеет. И это тайное она скрывает для своего спасения и внутренней независимости от мужчины. И уж поверь мне, внутренний дух женщины намного поэтичнее, а душа намного прекраснее, чем у мужчины. Поэтому отношения между мужчиной и женщиной должны строиться так, чтобы мужчина не считал, что он в чём-то её превосходит. Их отношения могут быть гармоничными лишь тогда, когда возникает между ними равенство. Конечно же, мужчина может проявлять к женщине рыцарское отношение в виде некого покровительства, так как он сильнее её физически, и способен её защитить, но во всех других делах он не должен показывать ей своего превосходства».
Она замолчал, и я не произносил ни слова. Потом мы заговорили о другом. Но эти высказанные слова, глубоко запали мне в душу. Вечером в беседе со стариком Накамура, я коснулся темы стихосложения и стихотворного духа, и вот какой текст он выкопал в своей библиотеке:
СТИХОТВОРНЫЙ ДУХ
Цзюйжэнь (1) Ван Чжи-сянь из Пиндина был в сопровожденье
Отца, тот следовал в Юйлинь - ждала его там должность,
Вдвоём неделю ехали до места назначенья,
Раз в храме спали, испытывая с ночлегом сложность.
Вдруг наверху послышалось чуть слышно бормотанье,
Стихи кто-то читал, звучал там голос монотонный,
В такой глуши нашёлся кто-то, проявивший знанья,
Поражены были, откуда взялся здесь учёный?
Прислушались. Потом два голоса делились мненьем,
Один сказал: «У Тан Янь-цяня (2) неплохие строки,
Но стихотворный стиль его не очень-то высокий».
И процитировал одно его стихотворенье:
«На границе колосья кровавы,
Не собрать с тех полей урожая,
А весной вымерзают все травы,
И лишь битвы гремят, не смолкая»,
- «И я когда-то раньше написал стихи такие, -
Другой из тьмы тут голос на стихи те отозвался, -
Ведь чувства те, что пережил, вряд ли поймут другие,
Поймёт их тот лишь, кто с тобой в том месте оказался.
«Яростно над пустыней
Взвиваются клубы песка.
Слепит раскалённое солнце
Сквозь жёлтые облака».
Кто не был на границе,
Тот вряд ли что-то знает,
Лишь тот, кто пережил всё,
Стихи с душой слагает:
«В дальних горах на границе
Воздух безжалостно синий,
Трещит мороз над рекою,
Про осень напомнил иней».
И после этого те двое долго рассуждали,
Как бы листая сборники стихов своих страницы,
С их описанием заката солнца на границе,
И долго в возбуждении свои стихи читали.
Ударил монастырский колокол, и всё пропало.
Те голоса, ночные, сразу же куда-то делись,
Когда же рассвело, отец тут с сыном пригляделись,
Замки все были заперты, и пыль всё покрывала.
Стих «В дальних горах на границе» найден был у Жэня,
Жэн полководцем был, всегда отважным в битвах слывший,
Возможно, дух его в том храме ждал перерожденья,
Так как он числился во времена Канси (3) погибшим.
Примечание
1. Цзюйжэнь – вторая учёная степень.
2. Тань Ян-цянь – поэт IX в. Цитируемые строки взяты из стихотворения «На Пилинской дороге» из сборника «Полное собрание танских стихов» (Цюан Тан ши), том 10-й, стр. 1722, Пекин.
3. Канси – девиз правления второго маньчжурского императора, правившего в Китае с 1662 по 1722 г.
ИСТИНА ВО СНЕ
Во сне мне приснилась Ханако, которая читала мне свои стихи. Я залюбовался совершенством её стиля, но, когда проснулся, не мог вспомнить ни строчки. Я поделился своим чувством со стариком Накамура, и он мне отыскал среди своих рукописей такой текст:
ПРИСНИВШИЕСЯ СТИХИ
Ли Лу-юанем из Цинчжоу жители гордились,
Так как он всех вокруг превосходил в стихосложенье,
Однажды дома ему странные стихи приснились,
То год «цзя-у» (1) был императора Канси правленья.
В тот год цзюйжэня (2) степень получил он, став известным,
И ожидал куда-нибудь на должность назначенье,
Надежды возлагались на него бомондом местным,
Пророчество несло в словах своих стихотворенье:
«Когда луна встаёт на гране сумерков в тумане,
С горы Цзи разлетаются все фениксы-луани (3),
А на горе Эмэй читают все стихи Цюй Юаня (4),
В том месте все поэты собираются в Хунане».
Проснувшись, он не понял, означало что всё это,
Но вскоре получил в Хунань прямое назначенье.
Где умер, став луанем на горе, как все поэты.
Вот так пророчество сбылось того стихотворенья.
Примечание
1. Год «цзя-у» правления Канси – 1715 год.
2. Степень цзюйжэня – вторая учёная степень.
3. С горы Цзи разлетаются фениксы-луани – В пророческом сне Ли Лу-юаня обыгрывается сходство между звучанием его имени (Ли-Лу-юань) и названием мифической птицы-феникса (луань), а также между названием местности, где жил Ли Лу-юань – Цзи (чао) и горой Цзи (шань), откуда улетают чудесные птицы «луань».
4. Цюй Юань – известный поэт древнего Китая, годы жизни – 340 - 280 гг. до н. э.
Я знал, что на Востоке могут сочинять стихи только люди, достигшие высшего просветления. Даосы друг с другом говорили стихами, но сочинять стихи без слов способны были только бессмертные. И я подумал, что Ханако, этот Цветочный Ребёнок, вероятно, уже достигла бессмертия, раз была способна на такое. В подтверждение этой мысли старик Накамура показал ещё один текст:
НЕ ДЕТСКИЙ СТИШОК
Цзюйжэнь (1) Цю Эр-тянь из Юнчуня отдыхал в дороге
У озера Цюли, глядь, на быке ребёнок мчится,
Бежит с такою скоростью бык, что не видно ноги,
И только на секунду смог пред ним остановиться.
«Приду я – и ветер с дождём налетят,
Уйду я – и солнце в тумане волнистом.
Вершину косые лучи озарят –
То я возвращаюсь тропою гористой».
Ему он прочитал стихи и посмотрел со смехом,
Цю удивился – мальчик деревенский сочиняет,
Хотел спросить, но ускакал тот, донеслось лишь эхо,
Глядит - бамбуковая шляпа средь лесов мелькает,
Проехал больше половины ли (2) в мгновенье ока,
Не знал Цю, дух над ним или бессмертный посмеялся,
Ведь быстро так не развивается дитя до срока,
Стихи слагать чтоб. Цю в недоумении остался.
Примечание
1. Степень цзюйжэня – вторая учёная степень.
2. Ли – расстояние длинною приблизительно в полкилометра.