Моя жизнь и другие происшествия

Часть первая Беги Макс, беги... Глава №1 Ну как-то так получилось...

Копирайт (от англ. «copyright» — «право на копирование») — принадлежит Максиму Калинину.

​
Эта книжка является художественным произведением и не пропагандирует нетрадиционные отношения, смену пола и педофилию, отрицает употребление всех запрещённых сейчас и в будущем препаратов и осуждает алкоголь и тобакко курение.

Поскольку персонажи и обстановка вымышлена, то и мир имеет другое времяисчисление, поэтому все герои при пересчёте на нашу систему являются совершеннолетними.

Лично автор осуждает всё противоречащее законам Российской Федерации и сам является поборником здорового образа жизни. Любое совпадение с живыми или умершими людьми, а также историческими событиями является случайным.

​

****

Здравствуйте, если вы собрались прочитать моё сочинение про то, как я провел это лето, то вам непременно надо узнать о моей семье, а то возникнет много вопросов, куда смотрели родители, комсомол, школа и милиция…

Давайте по порядку:

- Я, Максим Петрович Монтекки 1970 года рождения и это не шутка, а историческая коллизия нашей семьи, возникшая в следствии интернациональной помощи страны СССР гордому и свободолюбивому народу Испании.

Итак продолжу!

- Ученик восьмого класса школы №5 города Энска, возможно подающий большие надежды и обладающий незаурядным потенциалом, если бы не мой характер.

В моём воспитании непосредственное участие принимали:

Отец, Пётр Хосевич Монтекки - инструктор горкома партии и сын испанского революционера. Маман, - оперная дива городской филармонии Элеонора Монтекки, отчества она не признавала, поэтому просто мамуля Элеонора и наконец старшая сестра, - студентка мединститута, конечно, будущее светило терапии Ольга Петровна, соответственно Монтекки, та ещё зануда и образец нравственных принципов.

- И как у «таких родителей» и при такой-то сестре, вырос такой непутёвый я? – этот вопрос шёл рядом со мной и задавался на каждом педагогическом совете, начиная с третьего класса.

Маман единственная, кто не делала мне мозги, она вообще человек лёгкий и отходчивый, считала меня личностью незаурядной и потому не нуждающейся в лишних наставлениях. С остальными, родными и близкими мне приходилось жить, как в осаде, постоянно оправдываясь и замирать при первых звуках своего имени.

Теперь про саму историю, в которую я попал по роковому стечению обстоятельств и только потому, что мои кипучие испанские корни подтолкнули меня на путь предпринимательства, сам бы я, разумеется, низа что….

На дворе благоухал зеленью и жужжал шмелями май 1984 года. В столице продолжалась пресловутая «гонка на катафалках» уносившая с завидным постоянством каждый год по генсеку, страна двигалась вперёд, так говорила программа «Время», а полки магазинов всё пустели.

Я бежал! - По моим ощущениям целую вечность, от железнодорожной станции, вцепившись одной рукой в спортивную сумку с «сокровищами», второй рукой помогал своему телу аккуратно перемахивать заборы, чтобы не завалить модный джинсовый костюмчик. Менты постепенно отставали и поэтому угрожали окружением, стрельбой и бесполезностью сопротивления, куда им догнать, юного спортсмена запрещённой ныне секции карате.

Отдельно поясню про «сокровище»!

С «такой семьёй», учился я в школе не простой, а очень даже с уклоном в разного рода достойнейших родителей и иностранные языки.

Отпрыски городской знати, иногда посещающие заграницу и часто бывающие в специальных магазинах «Берёзка», постоянно нуждались в наличных, не учтённых семейным бюджетом. Моим одноклассникам самим было не с руки всякое плебейство, вот и стал Максим Монтекки, тем самым школьным фарцовщиком, умеющим договариваться.

Короче «сокровище» - это две пары джинсов «Левайс» и пара кроссов «Адиков», в общей сумме 420 рублей. Кто понимает, что такое две зарплаты инженера в одной сумке, тот вцепиться и будет бежать от ментов, как за Родину.

Всё вроде неплохо получилось.

Немного попетляв и преодолев несколько высоких препятствий удалось оторваться и провериться на предмет слежки. Теперь оставалось привести дыхание в норму и припрятать «сокровище» в надёжное место.

Бежал я в подвал Петровича, то самое и единственное место в этом городе, где мне было по-настоящему хорошо и спокойно. Тут в шкафчике для переодевания было оно, надёжное место.

****

Буквально пару фраз о Петровиче.

Петрович когда-то был физруком в нашей школе, а ещё до этого прапорщиком интернационалистом, долгие годы водивший пешие туры по демократической республике Афганистан.

Как он сам рассказывал:

- Два раза прошёл его по диагонали в составе разведбата ВДВ, иногда с компанией местных «зелёных» из армии ДРА, но так они там и не нашли, ни демократии, ни мира.

Глава 2 Бойся своих желаний

Григорий Рогов, как творческий и весьма увлекающийся человек, под действием самогона, проникся историческим флёром Орловки и загорелся новой идеей:

- А давай, друг мой Максим, мы поступим следующим образом, я сейчас возьму во временное пользование у советской армии, командирскую палатку на складе, вот за эту бутылку божественного нектара, и мы устроим мои пенаты у тебя в родовом поместье. А ещё есть у меня жгучее желание заняться реставрацией твоего замка.

Вопрос лишь в наличии вот этой жидкой валюты:

- Вывезешь? – спросил Григорий, повторяя ленинский прищур.

Я, как истинный комсомолец и авантюрист по натуре, сказал сразу:

- Всегда готов!

Прикинул:

- В погребе есть, да и с бабулей наделать ещё сможем, наивно пологая, что самогон требует только усидчивости, а не много чего ещё…

Ещё один важный момент тогда не учёл:

- Забыл про наличие милиции и возможные последствия!

Уже было совсем поздно, когда приехал армейский ЗИЛ и выгрузил на землю моего вдрызг пьяненького Архитектора, палатку и большую кучу разнокалиберных труб. Прапорщик без лишних слов забрал ещё две бутылки, икнул и уехал.

Пришлось затаскивать беспомощное тело товарища в дом и пристраивать на лавку возле бабули.

Рано утром я отправился на пробежку за пределы села, война войной, а уроки Петровича надо соблюдать. В лесу облюбовал подходящую полянку с горизонтально растущей веткой и устроил тренировку со своим весом, попутно прикидывая, что тут ещё можно придумать:

- Надо будет грушу из чего-нибудь сделать, да и вообще спорт зальчик, было-бы здорово и по возможности обзавестись спарринг-партнёром, - накидывал я планы пока проводил бой с тенью.

Когда вернулся, застал Григория в огороде, его окружали клубы дыма от раскуриваемой трубки, а рядом горел костер. Архитектор решил полностью перейти на туристический образ жизни, поэтому завтрак он готовил на огне в армейском котелке.

Потом мы вместе строгали колья из стволов молодых сосен и ставили его палатку.

- Там железяки какие-то вчера привезли, - поинтересовался я.

Гриша смерил меня поучительным взглядом:

- Чугунина, это тебе не «какие-то», она для канализации нужна! – подняв в небо длинный указательный палец, сказал Архитектор.

- А те, что потоньше, латунные трубы для воды, вообще дефицит страшный.

- Нам с тобой, друг мой Максимка, несказанно повезло, что там в поле у нас окопался крайне полезный и коррумпированный прапор.

Григорий ходил по старой усадьбе и приговаривал:

- Так хорошо… Ага... очень хорошо, прочненько…, не ожидал, не ожидал. На века строили предки!

Мне было приятно, что вырисовываются какие-то перспективы, хотя не понимал, что именно «хорошо».

Ближе к обеду появились пара черно-погонных бойцов и ещё один молодой шабашник, машинист Серёга на экскаваторе, за военных и технику пришлось отбутыливаться прапору, а Серёга просто умолял взять его к нам, потому как, сил его больше нет участвовать в празднике жизни посреди поля.

Остатки - этого дня и следующий все занимались выносом мусора и вообще всего, что можно было вынести из коттеджа, — это так Гриша сказал, теперь называют усадьбы в Европе.

Под обвалившимися перекрытиями второго этажа обнаружился, местами уцелевший пол первого этажа и вход в хорошо сохранившийся подвал. Я сам все эти годы думал, что разрушенный дом стоит на холме, оказалось, что это земляной вал, сорняки и мусор присыпали усадьбу по всему периметру, почти скрыв цокольный этаж.

Всё аккуратно сортировали и укладывали вдоль забора. Потому, что наш мусор, со слов Архитектора, наполовину исторические находки, овеянные памятью рода Орловых.

Проникся моментом не только я.

Серёга вооружился малярной кисточкой и начал изображать из себя археолога по крайней мере собирался в дальнейшем всем обнаруженным находкам придать приемлемый вид. Земляной вал, окружавший дом, он с филигранной точностью удалил экскаватором, и наша усадьба сразу выросла в размерах.

- Ого, за какое чудо мы с вами товарищи взялись оказывается, - радостно воскликнул Архитектор.

- А моё сердце, кажется, пропустило несколько ударов, когда я осознал масштабы не совсем социалистической, частной собственности и какое она может теперь привлечь внимание.

Серёга, как залез на экскаватор, так и не прекращал копать ещё три дня, пока солярка не кончилась. Выкопал очень большую яму в которой мы разместили половинку железнодорожной цистерны с наваренными внутри перегородками. Архитектор лично орудовал сварочным аппаратом и резал газовой горелкой металл изготавливая невиданное в деревне новшество.

Глава 3 Отдохнул

Впервые за много дней отмывшись до скрипа и переодевшись во всё модное, побрёл походкой непринуждённой изучать деревню.

Ну а чего, я и по городским меркам ничего так.

Родовитый потомок испанских идальго и российского дворянства, слегка смуглый кожей, кареглазый брюнет, спортивного телосложения и как вишенка на торте синий джинсовый костюм с белыми кроссачами, жаль только, что в нынешних условиях белая футболка стала недосягаемой роскошью.

Решил пойти знакомым путём до магазина, а там по обстановке. Уже одно то, что я не видел лиц своих друзей слегка поднимало настроение, они люди хорошие, но как же хотелось увидеть новые.

Моя первая знакомая из деревенских, кроме бабки, продавщица Зина.

- Зина из магазина, - я так и запомнил.

На мои расспросы о возможном досуге в деревне, выдала инструкцию по пользованию Орловкой в свободное время:

- Так чё, молодёжь в клубе, суббота же, а так в баню ещё ходят и по гостям, чё ещё то делать, у нас театров нет, - сказала продавщица, сильно изучая мои вещи.

- Ну клуб так клуб, – решил я.

Располагался самый культурный объект Орловки, прямо рядом с магазином и афиша красноречиво сообщала любому интересующемуся:

- Что днём показывали фильм "Профессионал", с самим Бельмондо за 9 копеек, для детей и 15 копеек, для взрослых, а сейчас в нем играла музыка и шли танцы, вход каких-то 30 копеек.

Дискотека отличается от городской сильно:

- Во-первых, репертуаром, музыка была далеко не звуки и ритмы зарубежной эстрады, а Юрий Антонов и я чуть не застонал, когда услышал песню про крышу дома.

- Во-вторых, танцевали только девочки в середине зала, старались местные сеньориты от всей души, на все 30 уплаченных копеек, а парни, размазавшись по стенкам всего помещения, до моего прихода делали вид, что заняты беседами, кто не беседовал просто разглядывали девчонок.

Как только появился я на танцполе, весь вектор внимания парней и колышущихся девочек немедленно переместился на меня. Разговоры прекратились, а те, кому не было видно начали переспрашивать у соседей:

- Чё этот…, джинсовый, приперся не запылился?

Мне стало очень неуютно, подозревал интерес к себе, как городскому, сейчас-же на меня, как на аттракцион без доли стеснения пялился весь зал, даже диск-жокей, женщина на сцене, по совместительству работник клуба.

Вот когда я пожалел, что не остался спать дома. Со сцены в микрофон прозвучало, так с ехидцей:

- Медленный танец, дамы приглашают кавалеров!

Зазвучали ВИА «Вирасы» с их нетленкой «Белый аист», а из центра зала прямо на меня плыла, наверно королева красоты всей Орловки, девица очень, я бы сказал через чур ярко накрашенная, возраста не определяемого и абсолютно уверенная в своей неотразимости.

- Потанцуем!

- Меня Света зовут, - сказала девочка и начала наш танец.

Без прелюдий обхватила мою шею и прижалась всем телом, уже разогретым долгими танцами.

- Если она ровесница, то весьма ранняя!

Я прочувствовал, как в мой живот упиралась, непривычная для моих сверстниц, большая грудь. Девица притворно захлопала ресницами, и я заметил, как в её глазах черти вилами начали призывно махать.

В моей голове понеслись нелепые мысли, одна другой краше:

- Она в меня влюбилась или это чистой воды подстава?

Главное она точно уверенна, что ей за это ничего не будет, а меня вот это стадо бычков, стоящее сейчас по периметру зала, скоро будет в тонкий блин раскатывать.

Другая часть зала расправиться по-своему, её подружки скажут:

- Светка ты ваще смелая, - этот городской сразу видно влюбился. Ещё и нахалом меня определят, найдут массу недостатков или выдумают, - размышлял я, пока играла музыка.

Медляк закончился, Света ради контрольного выстрела, чмокнула меня в щёчку и демонстрируя изгибы всего тела, двинула в свой кружок обожания.

- Сходил блин, развеялся экономно и музыкой тут явно не заслушаешься, пойду-ка домой! Может и не заслужил я наказания по мнению местных? – подумал я, быстро разворачиваясь, чтоб свалить.

- Не срослось...!

За клубом, ради предстоящего веселья, собралось наверно все молодое население Орловки, а на самой дискотеке похоже кроме ди-джея никого не осталось.

- Мимо этого митинга за мою смерть, просочиться точно не выйдет, - решил я.

Сделав успокаивающий вдох и выдох вспоминал, как советовал Палыч:

- Изучаем обстановку, выбираем оптимальное решение для выполнения задачи и, если появиться возможность убегаем.

Возможность тактически верного отступления испортила слишком большая толпа деревенских, быстро преградившая все пути и среди всей массы выделялся один очень здоровый, детина выше меня на две головы.

Заводилы трое, стоят рядом, делают вид, что они криминальные личности и я их всех сильно обидел.

- Надо сделать так, чтобы они все разом меня не начали бить, - прикинул я.

Глава 4. Раствор схватился!

Несмотря на похмелье и обещание данное прилюдно, завязать с пьянством, Архитектор всё утро ходит по этажам усадьбы, пуская густые клубы дыма.

Притоптывает, прислушивается и приговаривает:

- Хорошо, очень хорошо, замечательно!

В это время он сильно смахивает на заезженный кинематографом образ врача.

За обедом, Григорий начал с нами делиться результатами и планами.

- У нас есть кровля, стены, полы и вся инженерка.

Инженерка — это вода, канализация и электричество.

Про электричество история вышла.

Мы с Гришей долго искали в стенах монтажные коробки и распределительный щит, пока Серёга не спросил:

- А разве до революции в Орловке оно было…?

Короче электричество прапор подогнал опять стратегическое причём всё какое у него имелось, медные провода, которые мы тянули длинными шлейфами от щитка до каждой розетки, потому что Архитектор провозгласил, что всё делаем круто пока можно, а прапор старался, потому что знал, что если не он, то другие своруют.

Мне было очень стыдно перед этим военным, я наносил его печени ежедневный урон и не мог действовать как-то по-другому, а ведь он где-то в глубине не плохой человек.

Нам предстояло решить, как отапливать особняк и сохранять тепло. Окон и дверей не было, они еще до войны исчезли в неизвестном направлении.

Я сначала думал, что большой, красиво отреставрированный Григорием камин в гостиной и четыре печки «Печки-голландки», решат эти проблемы.

Но усадьбе такого оказалось мало, нужен настоящий котёл:

- Лучше газовый, а пока восстановим в подвале старый угольный, - предложил Архитектор.

Благодаря скрытому от глаз деревенских мародёров цоколю и большому весу, отопитель оказался почти цел, бункеровался он через специальный люк с улицы, который мы тоже благополучно откопали.

Как сказал Гриша:

- Этого красавца можно будет в случае чего и дровами топить!

Водяной насос, приобретённый у прапора, должен прогонять воду через радиатор котла и дальше гнать по всему дому, а вот гнать некуда, стоял не решённым вопрос с батареями, а ещё с окнами, дверями, полами и много-много ещё с чем.

Я боялся даже задумываться про финишную отделку.

Входные двери мы нашли в церкви, именно наши-же дубовые, уже давненько предприимчивый поп утащил их, тщетно пытаясь пристроить в неподходящий по размеру проём алтаря.

Эти двери ещё приказчик моего прадеда заказывал у лучшего столяра губернии и были они исполнены из отборной, просушенной древесины в плепорцию парадного входа усадьбы. Давить на религию мы не стали и сторговались за мешок цемента.

Григорий чуть не прослезился от красоты и сохранности функционала:

- Пошоркать шкуркой от краски да лаком пару раз пройтись, встанут родимые, - заявил Архитектор.

Пошоркать оказалось не просто, за годы проведённые вне стен усадьбы двери несколько раз красили и удаление этих слоёв бедности с изящной старины, заняло три дня и километры нервов. Но зато каков случился общий эстетический эффект после их установки.

Да и вообще красота и былое великолепие усадьбы, постепенно, как бы просыпалась:

- Ой Максимка смотри, отожмут пионеры и устроят в ней вертеп с кружками и танцами, - такие вот шутки периодически выдавал нам Архитектор.

Равнодушие Серёги к алкоголю и тяга к археологии, развили в парне интерес в изыскательской деятельности. При помощи армейского миноискателя он нашёл целую гору бронзовых ручек, шарниров и тому подобного.

Не могу сказать точно, но мне казалось, что изначально не это искал Серёга.

Старый кованный забор никуда не делся, а просто местами упавшие секции ушли в землю. Вот наш археолог-любитель при помощи крана и экскаватора восстановил былое величие охранного периметра усадьбы, включая ворота со слишком пафосными вензелями и родовым гербом.

Григорий так и сказал:

- Наш «Дворец» другим забором охранять не должно, ибо Орловы это вам не «хухры-мухры»

А я опять закатил глаза представляя, как Пётр Хосевич будет костерить меня за покушение на социалистическую государственность и возможные вопросы от компетентных органов.

С утра-пораньше у ворот коттеджа образовалась делегация из трёх официальных лиц, судя по костюмам и галстукам.

По-хозяйски и не церемонясь они прошли напрямик к дому.

Возглавлял лихую троицу мужчина лет тридцати, в сером костюме, с хорошо уложенными волосами и одеколонным амбре, убивающим всё живое на пять метров в округе.

- И кто это всё тут устроил, на каком основании производиться реставрация буржуазного строя? – спросил незнакомец, одновременно обвиняя всех сразу.

Двое сопровождающих лица, кивками давали понять всю серьёзность момента.

- Прошу предоставить утверждённую в соответствующих органах, разрешительную документацию и накладные на материалы.

Я только собрался на пробежку и тренировку в лесной «спортзал», а тут опять проблемы нарисовались, и я успел порадоваться, что отец ещё не знает про них, а за это время что-нибудь обязательно порешаем. Григорий почему-то растерял всё своё красноречие и всё на что его хватило:

Глава 5 Неожиданно

На стройке я каждый день выматывался больше остальных, потому что вся неквалифицированная работа доставалась именно мне, два бойца прославленного стройбата, проданные нам в «рабство» прапором, за бутылку в день, участвовали в работе без огонька и то, когда их настойчиво просили.

У них была своя армейская мечта, проспать до дембеля и они к ней стремились.

Даже уставший, я все равно старался не пропускать тренировки, постоянно натаскивая в лесной спортзал новые снаряды. Возможно, звуки какими я сопровождал удары, по импровизированной на стволе сосны макиваре, распугали уже всю живность в округе, но я долбил. Дышал в сторонке обливаясь потом и снова долбил. Кимоно забыл в городе, потому потел в одних шортах, чему был сейчас рад, стирать теперь приходилось себе самостоятельно.

Думаю, что спорт в моём случае заменял алкоголь, которым товарищи снимали своё напряжение.

- За моими лесными тренировками начали следить! - Это один из навыков, который вырабатывал у нас Петрович, замечать наблюдение и тому подобное.

- И не в первый раз! – определил я.

- Пора выяснять.

Спорт пришлось прервать, сделал вид, что потрусил в сторону дома, заложив круг по лесу вернулся к поляне-спортзалу, под прикрытием кустов. За деревом пряталась та самая девочка, которая держала мою джинсовку, а сейчас она вытягивала шею и пыталась понять куда я так быстро делся.

Подкрался к разведчице и тихо на ушко:

- Потеряла?

Для юной «шпионки», это оказалось сильно неожиданно:

- Ой!

Худенькая девочка с короткой стрижкой, чёлкой и большими от удивления глазами, тут-же осела на подкосившихся ногах.

- Ну и как тебя зовут? – спросил я.

- Олеся, - тихо сказала девочка, не зная куда деть свои глаза, которые всё время натыкались на мой мокрый от пота торс.

Потом как-то подобралась, как это возможно из положения сидя и разгладила подол сарафана.

- Простите пожалуйста, мне просто интересно было, - уже на грани слышимости, говорила всё больше краснеющая девочка.

- Значит всё-таки следила? – спросил я.

- Нет, вы не подумайте, мне спросить… - девочка явно потерялась и не знала, что говорить.

- А чего не подошла? - вопрос оказался для меня риторическим, итак, было понятно почему.

Ну какой тут уже спорт, я направился прямиком в усадьбу, повелительно махнув девочке рукой:

- Мол можешь идти со мной.

Олеська щебетала и смешно старалась поспеть, за моей быстрой походкой, иногда ей приходилось двигаться чуть ли не вприпрыжку. Я же как полный мудак, с деланным видом безразличного ко всему человека, шёл и корректировал её рассказ вопросами, чтобы повествование жизненного пути Леськи не уехало в далёкие дали.

****

В тот раз после драки у клуба, когда я пафосно покинул представление, весь накопленный и нерастраченный местными негатив, достался именно ей.

Деревенские парни на Олесю и раньше не заглядывались:

- По местным меркам - «не за что ухватиться».

«Подружки», скорее от ревности, посчитали позорным всё, что происходило там с Олесей. А королева Орловской дискотеки Светка, разрешила быть вешалкой для ЕЁ красавчика.

С тех пор к девочке привязалось обидное прозвище: - «Вешалка»!

Следя за мной и моими тренировками, Олеся просто убегала от внимания деревенских сверстников.

(Придётся всё-таки окунуться в историю ещё глубже, чтобы характер девочки стал понятней и то почему дальнейшие события пошли именно по этому пути).

Леся-Олеся, единственная дочка Верки-художницы из клуба, женщины, замкнутой внутри собственного мира, а оказалась она там по своей романтичной наивности, череде ошибок молодости и беспощадных реалий деревенского общества.

Ещё юная выпускница художественного училища Верочка, по распределению попала работать оформителем в клуб Орловки и сразу угодила в водоворот страстных ухаживаний и чувственных признаний, от местного киномеханика. Пропал он сразу после того, как только Вера забеременела.

Потом долгое мотание по больницам с недоношенной Леськой. Уныние от рухнувших в одночасье надежд на семью, угасающий деревенский дом без мужского пригляда и клубные вечные пьяницы, сделали из весёлой и романтичной Верочки, Верку-художницу, нелюдимую, забитую женщину, сторонящуюся людей и общения.

Нет она не запила самогон и не стала принимать у себя без разбора мужчин, мама Олеси дома писала светлые картины, в которых дети с большими глазами весело играли и не знали забот.

Сама Олеся росла тихой и незаметной девочкой, стараясь не выделяться, чтобы не стать предметом издевательств «друзей» и «подруг» по школе.

Глава 6. Мусорщик

Терялся в догадках, от чего именно зацепило внутри груди при подъезде к Энску. Может сам тайный характер приезда или то, из-за чего был отправлен семьей в ссылку, а может непонятное расставание с Олесей.

- Скорее всё и сразу.

Первым делом в городе нашёл Вовку, товарища из «Подвала Петровича».

- Парни на тебя, не в обиде.

- Все понимают, что мусорские к нему просто хотели докопаться, - озвучил Вовка всепацанский вывод.

Суд прошёл скоротечно и дали Петровичу, по совокупности притянутых за уши обвинений, три года колонии общего режима с запретом в дальнейшем заниматься тренерской деятельностью.

— Вот собираем посылку, только пока не знаем куда отправлять.

- Ты может как-то узнаешь, ну там по своим каналам? – спросил Вовка.

Пообещав другу сделать всё, что смогу, с отступающим не на долго чувством вины, побежал искать своего делового партнёра.

«Нужный человек, Мусорщик», в миру Игорь Николаевич Пономаренко, обрадовался мне, как деду морозу, за мой список стройматериалов, начал предлагать сам и расхваливать имеющиеся у него «дефициты», к сожалению, нам в Орловке надо было всё. Потом он выкатил свой список хотелок, и я крякнул, поняв его аппетиты.

Немного поторговавшись по нарисовавшемуся бартеру, ударили по рукам:

- Приезжай в мой «Офис», завтра утром загружаться, - с пафосом сказал хозяин вонючего супермаркета.

- Ну что пора и в отчий дом, трясти, да кого…, просто обнулять свою кладовую «Сокровищ», - пришёл я к выводу, оценивая возможности.

Дома я встретил удивлённую моим визитом маман Элеонору.

Отец неделю назад укатил в Москву, сестра в стройотряд, и маман предалась праздности и чтению.

- Оно и к лучшему, - решил я.

Почаёвничали и у нас состоялась искренняя и доверительная беседа, в которой я поведал своё деревенское житие-бытие и заодно попросил узнать, куда отправили Петровича.

Маман сильно вдохновили наши трудовые подвиги в родовой усадьбе Орловых и рассказ о смешной девчонке Олеське. Её вдохновение составило триста рублей зелёной упаковкой трёхрублёвок, из семейной кубышки, там конечно было гораздо побольше, но берём пока дают и по совету старших товарищей, не жужжим.

- А про твоего тренера, я обязательно узнаю, мне почему-то казалось, что он неплохой человек, - пообещала она.

Собрал две большие сумки. Одна на бартер для теневого магната, вторая чуть меньше, домой.

Как-то неожиданно поменялась в моей голове точка в пространстве с названием дом?

Утром у свалки или «Офиса», стоял зелёный ЗИЛ с прицепом, а также прапором и Серёгой, один пьяный второй замученный. Слава богу на свалке ошивалась армия бездомных, которые и были основными работниками «офиса», мы только шмотки вместе посмотрели, а дальше «бомжи», как муравьи в машину загрузили 20 чугунных батарей с замысловатым орнаментом, межкомнатные двери с врезанными стёклами и без, дубовый паркет в мешках.

- Это на мою удачу, в городе снесли особняк девятнадцатого века, под новую панельную застройку, и всё когда-то, с особой утончённостью, подобранное для гостиной и спален неизвестного мне дворянского гнезда, перекачивало в армейский грузовик.

Строители у «Мусорщика» были всегда на прикормке, с особой тщательностью приступали к демонтажным работам, бережно вынося всё, что можно было сдать на свалку за деньги или бутылку.

У керамического завода Энска был особый, привилегированный сектор в «Офисе», туда везли зачастую не совсем брак и сдавали продукцию иногда в упаковке. Посетителю оставалось выбрать только степень испорченности и оплатить. Например, я заказал себе в усадьбу новую, в экспортном исполнении плитку и немного понравившихся изразцов из старинного дома. Вот так, поскрипывая рессорами, как обожравшийся поросёнок, ЗИЛок поплыл в сторону Орловки.

Домой добрались уже на следующий день, по дороге расставшись с 14 рублями на бензин и тремя трёшками на гаишников.

По мнению соратников, я перевыполнил план.

Семён Михалыч определил комнату складирования паркета и дверей, Григорий командовал распределением батарей.

- Господи, да где ты такую красотищу то отхватил?

- Такие давно не делают! – говорил Архитектор, - это он про батареи.

Двери и паркет тоже не простые оказались, из одного антикварного ансамбля, снесённого намедни особняка. А ещё стараниями Михалыча в доме начали появляться окна, пока только два, - но вы бы их видели!

Как уверял наш умудрённый жизненным опытом и талантом столяра усач:

- При наличии хорошей сушёной древесины можно настоящие шедевры понаделать.

Вокруг усадьбы наметился, какой-никакой, ландшафт, стараниями всё того же Михалыча и двух бойцов, воспринимавших его командиром.

Глава 7. Деревенский реал.

Когда волнительный эффект от радости встречи, чуть схлынул и Леське удалось обуздать эмоции она наконец заговорила:

- А я испугалась, что ты на всегда в городе останешься, мне так и Валька сказала. Пойдём скорее в дом, ты же голодный.

- Да нет Леся, поел, Архитектор уже накормил.

- Вот - это тебе, - протянул я, собранный в «сокровищнице» баул.

В сумке было больше, чем видела раньше моя подружка. Две пары кроссовок, чехословацкие туфли на небольшом каблучке, джинсовый комбинезон, блузка и кофты, плащ румынский, даже трусы с капроновыми колготками. Всё, что на мой намётанный глаз фарцовщика, подходило по размеру, сгрёб в этот баул.

- Нет, я не возьму, так нельзя, - запротестовала Леська.

- Возьмешь и это не обсуждается!

- Во-первых, всё уже куплено, во-вторых, на меня тут ничего не подойдёт, а в-третьих, я хочу в этом видеть именно тебя и рядом с собой, - гордо сказал я.

По-моему, получилось что-то вроде признания в любви, как я тогда посчитал смелее ничего в жизни своей до этого не делал.

Не, я точно не ожидал от себя такого и пока я отходил от своего же поступка, Олеська умудрилась ошарашить меня сильней:

- Сделай меня женщиной пожалуйста, я так хочу, так надо... Максим! – сказала она это, словно на расстрел к фашистам собралась.

Вот, что должен ответить четырнадцатилетний подросток?

Но я колебался, даже когда Леська с каменным лицом потянула с себя сарафан. А потом сорвалась и опять потекли ручьями слёзы и сопли, она дрожала всем телом, а я чувствовал себя паскудно, как тогда в подвале Петровича отвечая следователю.

****

Тут вы меня простите конечно, но мне необходимо будет кое-что объяснить, чтобы вы поняли откуда ноги растут у некоторых «некрасивых» обычаев Орловки и, если предпочтёте закрыть глаза и не читать дальше, я вас пойму.

История судьбы всех деревенских девушек, хотя бы мало-мальски симпатичных, проходила через сильнейшее унижение.

- Это началось ещё пять лет назад, когда в деревне всем заправлял Колян «Бешенный» с тремя дружками, взялись они тащить и пропивать всё, что попадало к ним в руки. Устраивали драки, во всех окрестных деревнях. Как только на танцы приходила кодла Бешеного, всё веселье заканчивалось. Стоило какому ни будь крепкому парню или компании врезать Бешенным по сопатке, как тех ждала ответка. Банде ничего не стоило отлавливать своих обидчиков по одиночке, напасть со спины, подрезать ножиком в темноте, или «розочкой» из разбитой бутылки ударить в живот.

С «отмороженными или бешенными» из Орловки, никто уже не хотел связываться.

Прошло совсем немного времени, и они возомнили себя «героями» деревни, и все девушки стали им должны за защиту.

Глубоко пьющий участковый и тогдашний председатель «не выносящий сор из избы», не мало этому потворствовали.

Сначала девушки боялись поздно выходить в одиночку, но Бешенный с бандой наглел и в безопасности небыли даже домоседки.

К угрозе «Не хочешь по-хорошему? Будет по-плохому», в деревне постепенно начали привыкать.

Тогда и случилась эта история, девушку выволокли из дома, она как могла сопротивлялась и громко кричала, угрожала сообщить в милицию. Её затащили в собственную же баню и развлекались там почти до рассвета, а потом просто выкинули в переулок. Рано утром её нашли голой, всю в крови, напоенную самогоном до бессознательного состояния и с порезанным сухожилием на ноге.

Деревенская молва сразу осудила распутность девушки:

- Сама во всём виновата и окрестили "Хромоножкой".

Не выдержав издевательств, девушка уехала в город и повесилась с запиской, прямо в туалете прокуратуры. Дело получило резонанс. Приехало много разного ведомственного народа, колхоз трясли. Председателя и участкового сняли, банду переловили.

А страх из деревни никуда не ушёл.

Новая кодла облюбовала для себя ту самую баню, где когда-то развлекались «бешенные». Предводительствовал у них, когда-то побитый мной Бычара, младший брат Коли Бешеного, выехал на его авторитете, как на лыжах, он же был и самый наглый из троицы, его друг с самого детства Гвоздь, погоняло получил потому, что имел особенность перемещаться в пространстве, не колыхая туловище и Фишер из-за фамилии Рыбаков.

Отсутствие в их жизни контроля, потому что родителей плотно контролировал алкоголь, позволяло творить всё что хочется и когда захочется, не взирая на комсомол и школу. Малолетние «авторитеты» сами давно пили, вымогали всё для сладкой жизни у всей деревенской молодёжи, заставляли других участвовать в своих делишках.

Мальчишки помладше покорно таскали воду и топили, наворованными по всей деревне дровами баньку для «новых бешенных», в ней троица и определяла кого позовут.

По Орловке опять потянулись слухи:

Глава 8. А караван идёт.

Утром родовая усадьба Орловых, наполнилась чарующим ароматом каши, болезненным оханьем от вчерашнего.

Вчерашнее — это либо перетрудились, либо похмелье, либо и то и другое сразу.

Архитектор озвучил план на день:

- Все свободные промываем радиаторы перед установкой, Михалыч занимается столяркой.

Несметное количество стен мы решили просто штукатурить и красить белой водоэмульсионной краской, модные обои взять негде, только в город опять ехать на поклон к «мусорщику» и когда я начал прикидывать их ориентировочную цену то сразу понял, что красим всё военной краской.

Вода камень точит, а рассказы Архитектора у костра и под самогончик возымели-таки свой эффект, среди Орловцев распространилось устойчивое мнение, что мы специальный историко-чего-то-восстанавливающий отряд и благодаря нам у них в деревне скоро будет очень красиво. В чём-то она права, молва, красиво будет и дом возможно восстановиться, но я всё ещё боялся, что мне за это потом прилетит от отца или компетентных органов.

Григорий светился от счастья при виде мешка с концентратом лимонной кислоты, которую подогнал председатель Орловки Никита Егорович Кучерявый в душевном порыве:

- Вы ведь тут энтузиасты настоящие, воссоздаете деревенскую историю, - говорил запропагандированный Архитектором председатель.

Кислота нужна была для реставрации батарей иначе вся отопительная история могла остаться бесполезной, надо сказать их жизненный путь от старинного особняка, через свалку, дорогу в деревню и так не слабо вытряс из них «вековой налёт». Вот при помощи меня и Серёги наш Архитектор и устроил промывку радиаторов.

Ближе к обеду случилось пришествие Толика, - этот детина неуверенно мялся в воротах, долго не решаясь ступить на участок. Пока я сам не позвал его подойти ближе.

- Макс, а ты тут главный? – неожиданно мягко, для своих размеров, спросил Толя.

Вопрос сложный.

Хозяйка - моя бабушка, стараниями Олески накормленная и в основном дремлющая на производстве «деревенской валюты», я её представитель, а руководит процессом тут Архитектор. Пока все приходили в себя от явления Голиафа народу, выпорхнула Леся.

- Привет Толик, кушать будешь?

Мы отмерли и дальше слово взял Григорий:

- Здравствуйте Анатолий, вы к нам по делу или полюбопытствовать?

- Я к вам, помочь, возьмите меня в реставраторы. Мне Танюша сказала, что вы тут ради всех стараетесь.

Вот так в нашем полку прибыло. Вопрос с тяжеленными батареями стал чуть легче. Да и на стройке, появился маневренный подъёмник, для всего и везде. За Толиком подтянулась его сестра Таня. Она как-то сама себя назначила садовником и лучшей подружкой Олеси.

******

Так, про последние новости в Орловке, буквально пару слов или чуть больше.

Я оказался втянут, не по своей воле, в разборку между Орловскими и Егоровскими. В прекрасный жаркий июльский день мы с Лесей пошли купаться, делали вообще-то это часто, просто именно тот оказался особенным.

На травянистом берегу лежали и принимали солнечные ванны моя Леся и её закадычная подружка Таня, я, только что наплавался и стоя обсыхал, когда к берегу причалило три лодки, до отказа набитые не местными парнями. Примерно сразу со стороны деревни подошли и наши Орловские. Девочки мгновенно похватали вещи, но так и не сдвинулись с места, единственно на что их хватило прикрыться покрывалом от оценивающих взглядов тех и других сразу.

Я стал заложником ситуации, оставшись между двух огней без возможности по-быстрому свалить.

- Да что за нахрен, - вырвалось у меня.

Началась короткая перепалка между двумя собирающимися драться коллективами, из которой я понял, что приплывшие Егоровские тут, чтобы отомстить за своих побитых намедни в электричке, а Орловские плохо отзываются об умственных способностях всех гостей и никто тех двоих вообще не трогал. – Ну как-то так вкратце.

Ругались всё сильней и градус встречи накалялся.

- Стоп! – крикнул я и сначала Орловские, а потом и Егоровские притихли.

- Я Испанец, кто со мной говорить будет? – уже спокойно сказал я, обращаясь к Егоровским.

- Ну я, - ответил амбал, чуть-чуть уступающий Толику в габаритах.

- Кто я? – головка от … противогаза, - передразнил амбала.

- Реальные пацаны представляются, тогда и разговор состоится уважительный, по понятиям!

Тут видать отмерла Леся и попыталась потянуть меня за руку в сторону от разгорающихся неприятностей.

- Обе, вещи собрали и пулей домой, - гаркнул командным голосом на бледных от страха девчонок, а сам опять развернулся к гостям:

- Повторяю, я Испанец, кто со мной говорить станет?

- Ну Кувалда и чё, - сказал мне амбал, - мы, итак, знаем, что ты Испанец, слыхали.

Я вот не знал до этого времени про существование всей Егоровки, а там про меня уже слышали.

- Если ты Кувалда авторитетный человек, то давай мы с тобой раз на раз и порешаем, кто победит за тем и правда!

Глава 9. Отделка и унитаз

Пока мы восстанавливали тяжеленные батареи, таскали их по комнатам и подсоединяли к ним латунные трубы, немногословному Семёну Михалычу удалось растормошить в двух бойцах стройбата тягу к освоению профессии столяра. Они словно два подмастерья, таскали за ним инструмент и с придыханием ждали его скупую оценку. Михалыч постепенно поручал им всё больше самостоятельной работы, иногда конечно переделывал. Второй этаж усадьбы освободился от полиэтилена в окнах и на его места встали настоящие рамы из просушенного дуба с чистыми стёклами. Столярная бригада Михалыча, ударными темпами подгоняла и навешивала двери, стелила паркет и обещала в течении недели сделать верхнею часть усадьбы полностью готовой к комфортному проживанию. Они вообще были среди нас самые продуктивные и результаты их работы сразу бросались в глаза.

У батарейщиков не всё шло гладко и по плану.

По началу долго решался вопрос, как приколхозить латунную разводку к старинным радиаторам, видимо изготовитель батарей пользовался другой системой измерения. Короче пока не сделали специальные переходники, чтобы уже на них нарезать новую резьбу и не извели огромный тюк льна с банкой масляной краски, ничего не получалось.

В общем у нас всё текло и разливалось, ругался Михалыч, Леся и Таня постоянно носились с тряпками, спасая красивый паркет.

Параллельно с отоплением Архитектор устраивал санузлы, с ними было всё проще, трубы для канализации и подачи воды мы заложили ещё в процессе заливки полов бетоном, и в тоже время не ясно, как делать, ведь у нас нет ничего. Один единственный латунный смеситель с душевой колонкой, которые я приобрёл у «мусорщика».

А народ именно у меня спрашивал:

- Макс, скоро унитазы привезёшь? Раковины нужны и ванну не забудь. – Как будто я могу это всё из рукава или шляпы доставать.

После запуска отопления, мы с Гришей взялись за ванную комнату второго этажа, сделали по всей строительной науке разуклонку на полу, сведя все возможные потоки воды к трапу и принялись выгонять ту самую керамическую плитку в экспортном исполнении. Если за антиквариат я отдал Игорю Николаевичу все шмотками, то именно за плитку пришлось выкладывать рубли и не мало. Архитектор стелил плитку попутно объясняя мне нюансы, для чего надо мочить камень и делать ровные зазоры:

- Макс, плиточка просто загляденье, ровная, я никогда с такой не работал, - удивлялся Архитектор, почему её выкинули на свалку.

И вот настал день, когда у нас получилась большая комната вся в красивой керамической плитке до самого потолка с одиноко висящим душем, трапом в полу и несколькими торчащими трубами, сиротливо ожидающими своих сантехнических хозяев.

Олеся и Таня пережили культурный шок проведя тестовые испытания, пока что душевой. Вечером забрав всё нужное, для этого дела из бани, они надолго заперлись в будущей ванной комнате.

- Максим, здорово то, как, - кричала мне Леська через стены.

Ещё бы, помыться водой, согретой в подвальной котельной, которую можно при помощи смесителя тут-же превратить в тёплую и лилась она не из ковшика, а сверху, как дождик и всё потом утекало в канализацию.

- Чудо, да и только!

Обе девочки, с самого детства привыкли пользоваться тазиками и можно было понять их неподдельный восторг.

Я же больше всего мечтал об унитазе:

- Надоело бегать в конец огорода к деревянному домику и терпеть там отвратительный запах с полчищами мух.

Начал обхаживать прапора на предмет алкобартера за фаянсовое наполнение коттеджа. Наш снабженец в этот раз оказался необычно грустным, на его складе мало чего уже оставалось, поскольку шабашники и бойцы тоже приторговывали с деревенскими, а намедни, с верху сообщили, что объект собираются консервировать.

Я уже подумывал про новую экспедицию к «мусорщику», на этот раз пришлось бы рассчитывать на деньги маман, поскольку шмоток для обмена уже не осталось. Помог опять случай, поделился с Зиной в магазине своими заботами.

- Я тут с трактористом отдыхала, так видела у него в сарайке кучу всякого, оно в деревне без надобности, - поведала Зина некоторые нюансы своего свидания.

- Ой Зиночка, я тебе благодарен сильно, ты не поверишь как – начал я рассыпаться в любезностях.

- Поверю, если Серёжа ваш со мной на танцы сходит, - сказала Зина и она не шутила.

Серёга не подвёл, ради дела, сводил продавщицу на танцы и на сеновал.

Тракторист оказался обладателем двух раковин, унитаза и смесителя, отдал всё за бутылку самогона и ещё помог все перевезти в усадьбу. Он был рад избавиться от хлама долгие годы занимающие целый угол сарая, а выкинуть было жалко.

Уже вечером того же дня я испытал настоящий катарсис, гордо восседая на унитазе, после меня там, конечно, побывали все, выжимая их себя хоть что-нибудь для септика.

Если второй этаж уже активно обживался своими первыми постояльцами и был почти полностью готов, ну разве что оставались маленькие штрихи в виде колоссальных вложений денег в мебель, люстры и всякие там шторы, то на первом вообще конь не валялся.

Из красивого, внизу только камин гостиной.

Готовить Лесе до сих пор приходилось на летней кухне и кормить строительную ораву за длинным верстаком.

- Михалыч на тебе с твоими архаровцами кухонный гарнитур, говори, что надо, Макс пока всё соберёт, – буднично сказал Архитектор, как будто я это мог на самом деле.

Глава 10. Комиссия

Летние жаркие дни начали постепенно сходить на нет, потому что в Орловку пришёл август. Наш коттедж к этому времени ещё сильней преобразился, возвышаясь над всеми строениями деревни кирпичной громадиной.

Ну разве что школа и сельсовет были выше.

Стараниями Семёна Михайловича усадьба заблестела новыми окнами, лакированными створками дверей. Мы с Архитектором застелили плиткой всё, что можно было и сделали великолепный фартук для кухонного гарнитура из антикварных изразцов. Ребята весело болтали, обсуждая, как можно было сделать всё ещё гораздо красивей.

Максим Монтекки по прозвищу Испанец, несмотря на солнышко и общий настрой, был не весел:

- Самогон и сырьё необходимое, для его производства, полностью иссякли, как и ссуженные маман 300 рублей в самом начале лета и чем строить дальше кроме чистого энтузиазма не знаю, - рассуждал я.

Пока я ковырялся в своем завтраке и думал, что сказать товарищам по этому поводу, в Орловку въехала чёрная волга. За рулём которой, самолично восседал секретарь горкома партии Пётр Хосевич Монтекки, рядом его товарищ с детства, тренер городской хоккейной команды Владимир Семёнович Эпштейн и на заднем диване, в компании модных журналов неотразимая и загадочная маман.

Думаю, маман и стала триггером этой проверяющей комиссии.

В распахнутые кованные ворота с гербом, по отсыпанной и утрамбованной галькой дороге, шурша болонами колёс, вальяжно покачиваясь чёрными бортами вкатило олицетворение успеха и власти СССР.

А мы завтракали, по случаю хорошей погоды прямо во дворе, за длинным деревянным столом, он же верстак. Прием пищи немедленно закончился, все начатые фразы оказались недосказанными, а у меня в горле застряла каша и всё от неожиданности явления власти народу. Да, самым первым из автомобиля вышел Пётр Хосевич, по-хозяйски окинул взглядом дом и нашу компанию за столом.

Следом показался папин товарищ и услужливо открыл дверь Элеоноре Монтекки. Маман несмотря на долгую дорогу была, как всегда загадочна и неотразима. Я уже приготовился выслушать нравоучительную лекцию от отца.

Возникшее напряжение разрядила Олеся, своим:

- Здравствуйте. А вы кушать будете? Сейчас-сейчас, проходите пожалуйста.

Мамуля Элеонора перевела взгляд с Олеси на меня и многозначительно улыбнулась, возможно, одобряюще. Ну да моя Леся умеет располагать. Отец продолжал некоторое время безмолвствовать, единственное что говорило о продолжающемся внутри номенклатурного работника мыслительном процессе это его руки. Они чесали затылок, расходились в сторону, падали вниз, залазили в карманы и так по кругу.

- Ну Максим, ну удивил, я же всю дорогу поверить не мог, думал Эли всё выдумала, да как же…, это же громадина какая…, тут ничего такого ещё в прошлом году не было, - говорил Монтекки старший, явно переживая огромное волнение.

Ещё не договорив отец сграбастал меня в объятья и чуть не задушил.

- Ну Максимка, давай знакомь с друзьями.

Долговязый Гриша умудрился вскочить из-за стола и сразу по стойке смирно, как-то по-гусарски выпалил:

- Разрешите представиться Григорий Рогов архитектор проекта, - и постарался при этом щёлкнуть каблуками.

Остальных представлял я, испытывая сильное облегчение и позабыв утренние переживания.

В таком ключе и произошло всеобщее знакомство «власти» с народом.

А потом была экскурсия по дому. Отец многозначительно кивал, похлопывая меня по плечу, Владимир Семёнович не скромничая восхищался, подтрунивая над другом. Пугал большевиками и раскулачиванием. Маман ухватила Олесю под руку и больше её не отпускала, прибывая в настоящем восторге.

- Орловское родовое гнездо, бальзам на мою русскую душу, замученную чёрствыми испанцами, - так и сказала, а потом долго восхищалась и пыталась тыкать отца носом в очевидное. - Ах какой великолепный паркет, а двери, какая резьба, работа мастера, о боже кафель, у нас в городе всё поскромнее будет, не правда ли, Петенька.

Свою маму, Элеонора Монтекки обнаружила дремлющей в отличном и ухоженном состоянии, пригляд Леси сказывался. Паулина Архиповна крепко дремала возле камина и не совсем отразила приезд детей из города.

После того, как каждый уголок усадьбы был потроган и обнюхан, вплоть до подвала с монструозным котлом.

Отец поинтересовался:

- Так, что ещё необходимо и какие планы? - Пётр Хосевич конкретен, как всегда.

Я пожал плечами думая с чего бы начать, ну не про сырье же для самогона, у секретаря горкома интересоваться:

- Деньги и ещё раз деньги, у меня их нет совсем, а так, нужна нормальная сантехника, ванная, смесители, мебель люстры, лампочки, одних розеток с выключателями вагон и маленькая тележка, так сразу и не расскажешь.

- Папа я могу потом на бумаге всё написать.

Часть 2 Куда мы вляпались. Глава № 2.1. Рубикон перешёл

Вот и подошло моё лето в Орловке к моменту, когда надо принимать судьбоносное решение. Родительская анафема уже позади, интересные знакомства и весёлые вечеринки, провоцируют подростковую память. Леська ходит кругами и тяжело вздыхает.

- Нет чтобы прямо сказать, всё что она про меня думает.

На самом деле я уже всё давно, для себя решил, просто оставлял, какую-то возможность на принятие окончательного и бесповоротного решения, ну ещё нравилось смотреть на пыхтящую Лесю.

После отъезда строителей, усадьба непривычно затихла и стала по ощущениям ещё больше. Семён Михайлович, поддавшись уговорам председателя, устроился в колхоз заместителем по административно хозяйственной деятельности и строительству, познакомился в колхозной управе с хорошей женщиной и съехал к ней. Архитектор-Григорий, погостил в Энске чуть больше недели и вернулся в Орловку, чтобы взяться за реставрацию церкви. Я красноречиво уговаривал его поселиться с нами в усадьбе, но свободолюбивый Архитектор переехал на подворье, в избу возле храма.

- Мне так привычней, на объекте жить и курю я много, а Леська твоя ворчит, - так мотивировал свой выбор Григорий.

Хочется отметить, что на моих рукастых и в меру употребляющих, по мнению Орловки, товарищей, началась форменная охота женским полом.

Михалыч пал первым, и уже наводил порядки в доме бухгалтерши колхоза. Серёга, уезжая в город, божился, что в скорости непременно вернётся к Зине. Вот только пообещал он – это, чуть ли не половине девушек деревни. Один Григорий Рогов утверждал, что для его мятежной натуры сложно подобрать пару, – это не помешало ему создать кружок обожательниц, благодаря которым был сыт, постиран и доволен жизнью.

Так как Пётр Хосевич строго-настрого запретил нам с бабулей бутлегерство, пришлось переселить легендарный аппарат графини в подвал и там придать длительной консервации. Моя деловая жилка не дала поднять руку на то, что кормило нас целое лето и по сути позволило жить стройке.

- До лучших времен, - сказал я, накрывая тряпочкой «заводик счастья».

Паулина Архиповна проводила целые дни возле камина гостиной, должно быть предаваясь воспоминаниям о балах с шампанским и лакеях с юнкерами, её даже не отвлекал импортный цветной телевизор. У неё было английское кресло с высокой спинкой, тёплый плед на ногах, потрескивающие дрова и четырёхразовое питание.

Ещё одним упрямцем, никак не поддающимся на уговоры поселиться в усадьбе, стал Петрович.

- Вещи туда боец, - сказал мне Петрович и занял бывший домик бабушки.

25 августа 1984 года, мы вместе с Александром Петровичем Семёновым и пошли устраиваться в местную школу. Он с путёвкой, аж от горкома партии, учителем физкультуры и единственным мужчиной во всём педагогическом составе, а я учеником девятого класса, средней школы деревни Орловка.

Не скорою, мне самому непривычно Петровича так длинно называть.

****

Позволю себе опять сделать короткое отступление чтобы всё пояснить.

Деревенские, итак, контингент не из простых, в основе своей лишённые какой-либо жизненной мотивации, а потому не питающие к образованию и дисциплине интереса. Большинство заранее знают, что пойдут работать в колхоз и там их примут в любом состоянии, единицы уезжают в город, поступать ПТУ или просто на завод учеником, ради комнаты в общежитии. Главным для них становится задача любыми путями задержаться в городе, чтобы больше никогда не возвращаться в деревню.

Отсюда и искреннее непонимание человека, который взял и променял их голубую мечту на вот это вот всё.

Ну кажется объяснил?

****

Директриса женщина достойная и вполне интересная, - как выразился Петрович, - встретила нас весьма насторожено.

В небольшом кабинете 6-ть на 4-е метра, стало немного душно от неожиданно появившихся сразу двух наиболее обсуждаемых в последнею неделю личностей. Она ещё в окно начала следить, как к школе приближается «Испанец», совершивший настоящий фурор в деревенском обществе и бывший ЗЭК, мужчина крайне загадочный, ввергающий всю зрелую женскую половину Орловки в настоящий сексуальный трепет.

- Спокойная жизнь заканчивается, – вот с этими мыслями Маргарита Николаевна нас изучала, пока мы с Петровичем выкладывали перед ней свои документы.

****

Не могу пропустить и отдельно не рассказать, про столь интересного человека.

Маргарите Николаевне Вайкуле было двадцать три, когда она приехала в Орловку по распределению рижского педагогического института. В двадцать пять она вышла замуж за своего друга детства и в этот же год стала его вдовой, молодой лётчик старший лейтенант Урмас Вайкуле, сгорел в самолёте над горами Афганистана.

С похоронкой рухнула надежда создать семью и переехать на родину мужа в Латвийскую ССР. Вся надежда на жизнь и что-то в ней хорошее в будущем выгорело. Так и осталась она, учительницей математики в деревенской школе, с абсолютной апатией к кавалерам местного разлива.

Глава 2.2. Телеграмма

Это случилось чуть раньше, начала учебного года, просто подготовка к 1 сентября забрала чуть больше нашего с Олесей внимания, но основные силы ушли на другое.

Короче мы ещё не успели, как следует перестроиться на новые жизненные рельсы, состоящие из уроков и плановых тренировок, как к родовому гнезду Орловых-Монтекки начала приближаться серьёзная дата, 21-е сентября.

25 августа почтальонша Орловки принесла телеграмму от маман Элеоноры:

– «Жди, на день рожденья, будет большой праздник»

- Если бы я только знал, как мне это всё потом аукнется…

Очевидно, что в это же время, немного другую по содержанию телеграмму получил председатель колхоза.

– «По случаю 250-летия Орловки, 21 сентября, прибывает первый секретарь обкома партии и сопровождающие лица», - Кучерявого тогда удар чуть не хватил, прямо на рабочем месте, впереди осень, самая горячая пора колхоза, а тут такое…

В жизни деревни наступали сложные времена, оставалось четыре недели на воссоздание образцового сельского быта и постараться не ударить в грязь лицом.

Телеграмму председатель перечитывал много раз, в 10-й раз уже прилюдно перед большим скоплением народа на площади возле правления. О том что состоится большой деревенский сход вещала радиоточка, Зина сказала каждому кто зашёл в магазин и мальчишки дополнительно пробежались по всем трём улицам Орловки и постучались в каждый дом.

- «К нам едет ревизор» - иными словами звучала тема послания из центра.

Так Орловцы впервые узнали, что деревне уже 250 лет и 21-го сентября теперь её официальный день рожденья. Как водиться в такой ситуации, площадь мгновенно наполнилась страшным шумом, оказывается многие знали, как и при каких обстоятельствах родилась деревня, только у всех они были разные. Председатель еле-еле переорал и урезонил особо говорливых:

- Что будем делать, дорогие мои Орловцы, дата круглая, юбилейная, надо как-то отметить, всё-таки прибудут высокие гости? - обратился Кучерявый к народу.

Только что угомонившаяся толпа вновь взорвалась, послышались предложения:

- Перекопать тут всё к едрёна фене, чтобы не проехали!

- Давайте цыган позовём, пусть пляшут и самодеятельность.

- Школьный хор обязательно.

- Может обойдётся и не доедут? Вдруг в Егоровку свернут?

На импровизированную трибуну, крыльцо правления, вылез комсомольский лидер Сапожков. Этот прилизанный, как-то притих с того времени, как в деревне побывал мой отец и его номенклатурная «Волга».

- Считаю, что нам необходимо собрать инициативную группу товарищей и выработать комплекс мер, для празднования юбилея Орловки, – дальше он предлагал свою кандидатуру, секретаря комсомольской организации колхоза и диск-жокея Людмилу.

Наметившуюся бесконечность и бесполезность митинга, прервал сам председатель.

- Так, сегодня в 9 вечера у меня в кабинете собираемся. Быть архитектору Рогову, ты Семен Михайлович обязательно и парнишку своего тащите, он ведь всё - это заварил, пусть думает. Комсомолец приходи, но только один. Хватит нам, наорались уже досыта.

- Мне на следующий день в новую школу идти, почти как в новую жизнь, а меня в прокуренный кабинет тащат, дела все-деревенского масштаба решать, - жаловался я Лесе и Петровичу.

Расселись мы вокруг длинного стола председателя и некоторое время решали, что в подобном случае положено делать особенно в таком нашем разношёрстном составе. Сапожкова сразу заткнули, как не конструктивного.

- Давай Гриша, жги глаголом, – сказал Кучерявый.

Архитектор, с горящим и решительным видом вышел из-за стола и начал читать с листочка:

- Есть в краеведческом музее цветные фотографии Сергея Прокудина-Горского, он нашу деревню, в начале 20-го века фотографировал. По ним мы можем многое воссоздать, ну как будто тут всё, как в старь или почти.

- Предлагаю, подналечь на ремонт церкви и выпросить в краеведческом колокола, а то не смотрится церковь без них.

- Непременно содрать крашеную фанеру с фасада магазина и правления колхоза – это здания старые, я их на фотографиях видел, там должна быть красивая кладка с лепниной и барельефами.

- Надо будет сколотить деревянные торговые ряды, рядом с площадью, получится, как знаменитый в прошлом Орловский рынок.

Гриша перелистнул несколько исчёрканных листочков:

— Вот ещё, обязательно, набережную сделать – это вообще будет нашей изюминкой, с зоной прогулочной и кафе.

Григорий специально, тезисно накидал всё на листочках, чтоб из головы не вылетело и сейчас с трудом разбирая свою же писанину повествовал.

Мне не очень хотелось влезать, чтобы не припахали, но что-то сказать я был должен:

- Не знаю…, если получиться успеть, то фонтан на площади, или скульптура, украсили бы деревню, наверное.

А ещё…

- На улице стенд сделать, как с газетами в городе, прикрепить старые фотографии нашей деревни.

Сапожков предложил, на всех домах развесить флаги и натянуть поперёк дороги транспарант «Орловка 250 лет»

Глава 2.3. Праздник

За три дня, до «моего дня рождения» или по основной легенде, юбилея Орловки.

- Хорошо, что кроме нас с Лесей, никто пока не понял причину совпадения, – радовался я.

В деревню, вереницей проследовали машины с асфальтом, а ко мне в гости два повара с большущими баулами, деликатесов из городского ресторана и отстранили мою Леську от кухни. Она тут же прибежала жаловаться на них ко мне.

- Ну чего ты, откуда тебе знать, что кушает этот первый секретарь, пусть готовят, нам ещё маме твоей помогать, - успокаивал я свою пигалицу.

За день до апокалипсиса.

После всеобщей разрухи и бардака деревня, как-то вдруг, стала очень чистой и тихой. Армия отступила в свои казармы. Дороги зачернели новым асфальтом и белой разметкой. Улицы осветили красивые фонари, под старину, при чём уже днём, а на всех избах заколыхались красные флаги.

Деревенские прогуливались от набережной до моей усадьбы, а потом к станции и обратно, посидеть на лавочках с видом на реку.

Все алкаши получили строгое предупреждение председателя:

- При первых признаках «диссидентства» вывезу всех нахрен, в пустующий пионерский лагерь под Егоровкой и заставлю ходить строем с барабаном, - грозил пудовыми кулаками Кучерявый.

Наступило 21-е сентября, красный день календаря, хоть и пятница.

Ближе к обеду в деревню, по новенькой асфальтовой дороге, вкатилась вереница чёрных Волг, возглавляемая машиной ГАИ с мигающими маячками, в арьергарде колонны двигался Икарус, наверно с менее значимыми гостями и представителями прессы.

Электрички и поезда увеличили время стоянки и от железнодорожной станции люди шли пешком, охая и не понимая откуда в СССР может взяться такое. Наплыв состоялся из-за статьи в областной газете «Юбилей Орловки» с праздничной программой.

На временной сцене, установленной прямо на площади, пел свои «нетленки» сам Юрий Антонов.

Председатель в компании комсомольского вожака и клубного ди-джея, по случаю обряженную в кокошник и сарафан, встречали кортеж с хлебом и солью, в затянувшемся поясном поклоне.

Я стоял чуть в сторонке и думал:

- Да, и как интересно мы бы всё это провернули с цыганами?

Первые лица области, отметили высокий уровень подготовки, красоту и колорит русской глубинки, осмотрели площадь с фонтаном и набережную, похлопали столичной звезде.

На этом официальная часть, к облегчению председателя закончилась.

Желающие разбрелись по достопримечательностям. А первый секретарь обкома партии с супругой и ещё несколько, наиболее приближенных лиц, влекомые маман Элеонорой, отправились, как бы, поздравлять с днём рождения пятнадцатилетнего Максима Монтекки.

Зевак к забору усадьбы не подпускали серьёзные люди в серых костюмах.

Отец, источая радушие хлебосольного хозяина, разводил руками перед коллегами и как бы сам удивлялся.

— Вот, отправил сына на лето в деревню отдохнуть, а он тут с друзьями, такое отремонтировал.

Маман блистала, в колье и шикарном платье, слегка благоухая французскими духами. Повара разносили вина, закуски и различные деликатесы, никогда ранее не встречавшиеся с Орловкой.

Я сидел, как «виновник торжества» во главе стола, рядом со мной притихшая Леська, и мы оба молились, чтобы подвыпившие гости не крикнули - горько.

Улучив момент, моя подружка испарилась, оставив меня одного, сидеть и делать вид, что я мебель, хорошо вписывающаяся в беседу партийных руководителей и приближённых лиц.

Всесоюзно знаменитый артист, закончив культурную программу на площади, был приглашён отобедать, «чем бог послал», тоже ко мне на день рожденья. Вечер, в нашем саду, набирал обороты и уже звучала песня «Под крышей дома моего» в исполнении дуэта Элеоноры Монтекки и Антонова. Где-то между заливным и запечённым лососем было принято решение, непременно строить несколько коттеджей в подобной стилистике. Чтобы поддержать, частной инициативой, красоту провинции и особую историческую аутентичность.

Глава 2.4. Картины

Как бы то ни было, а в понедельник все праздники закончились. Осеннее небо начало забирать своё у бабьего лета и свинцовые тучи начали плавно накрывать деревню.

По нашей, новой дороге, в Орловку летела темно-синея шестёрка жигулей.

Мы с Олесей, мучаясь угрызениями совести, решили в тот день, наконец-то навестить её маму.

Вера Руслановна светилась радостью, на десятый раз пересказывая, как очень важные люди восхищались и говорили много хорошего о её картинах. Строила планы.

Как бы извиняясь перед Лесей, сообщила, что пожертвовала много денег на ремонт храма, но не всё:

- Вот, и на преданное тебе оставила!

Так и говорила без умолку радуясь наступившему просвету в жизни, выкладывая на стол всё вкусное, что было в холодильнике.

С улицы послышался скрип тормозов, звук захлопывающихся дверей, а потом вокруг стало ещё темней. Не разуваясь, в единственную комнату, зашли четверо, мужчины в чёрных кожаных куртках, коротко стриженные. Светлая комната вмиг стала душной и тёмной. Один из четверки подошёл к столу, и сел без приглашения, устроив синие от наколок кисти рук, прямо на белой скатерти:

- Меня Резо звать, – сообщил он, тихим и скрипучим голосом.

- Детей отправь пока во двор погулять, нам побеседовать надо Верочка.

Хоть Олеська начала упираться, я потянул её за собой из дома, на улице зажал ей рукой рот:

- Ничего не говори, просто беги к Петровичу, только ему скажи, - слышишь, больше никому…

- Запоминай!

- Банда в доме, объясни, что я с огорода захожу, – говорил шёпотом, прямо в ухо, на грани слышимости.

Леся, слава богу, послушно бросилась бежать в сторону, нашей усадьбы.

Я рванул оббегать дом со стороны огорода, притаился снизу маленького распахнутого окна. В доме брякала, переворачиваемая мебель.

Скрипучий голос не переставал говорить:

- Ты понимаешь Вера, что в СССР любой товар можно продавать только через соответствующие организации, а иначе ты нарушаешь уголовный кодекс, а ещё ты сильно нарушила установившиеся у нас… правила.

Тётя Вера была перепугана, она ещё тише чем всегда, пыталась оправдываться:

- Так, важные люди просили и сами покупали, я же не знала.

Резо - это никак не задевало и он, не дослушав продолжил:

- Будешь теперь по правилам всё делать, и тогда твоя жизнь станет спокойной. Все картины приносишь мне в комиссионный магазин, адресочек скажу.

- В месяц должно быть, не меньше трёх картин. А сейчас, так как нарушила правила, ты мне должна все деньги с выставки.

Тётя Вера вытащила сверток с деньгами, отложенные для Олеси.

- Вот у меня только 300 рублей, больше нет. Я на храм уже отдала.

Резо не отводя своих водянистых глаз, как паук над мухой, продолжал:

- Ты получила 1850 рублей, меня не волнует, где ты найдёшь оставшиеся 1550 рублей в течении недели.

- Так займи, че мне тебя учить что ли?

- Если не вернёшь, мне мои деньги, тогда я увезу к себе погостить, твою дочку. У меня весело, парни ей скучать не дадут и должна станешь уже три тысячи сто рублей.

- Помни главное, тебе Вера надо со мной дружить, я всегда знаю, что происходит, кто куда ходит и что говорит в ваше деревушке.

- Стоит тебе сделать не верный шаг, я узнаю обязательно. Долг вырастет так, что отрабатывать с дочкой будете вместе.

- И запомни Вера, светит тебе по статье 154 УК РСФСР, до семи лет с конфискацией имущества, так что в ментовку не советую.

Я весь обращённый в слух, лихорадочно решал, что надо делать. Чуть не вскрикнул, когда почувствовал, как мне на плечо легла рука.

- Петрович, - но как, я не услышал?

Петрович жестами показал, оставаться мне на месте и слушать, а сам начал обходить дом, там всё затихло, а потом с улицы раздался звук хлопающих дверей и заведённого двигателя. Машина взревела и умчалась в сторону трассы. Я залез в дом прямо чрез окно. На полу полностью обессиленной сидела Верка-художница, опять маленькая и забитая женщина, вокруг перевёрнутая мебель, разбросанные вещи.

Через минуту, сразу зарёванная, влетела Олеся и бросилась обнимать маму.

- А ты там Петровича видела? – спросил я.

Леся не поняла меня, она считала, что мы с ним тут вместе.

Глава 2.5. По заслугам

Всю неделю мы выводили маму Веру из подавленного состояния. Привлекали к выпеканию всего, что приходило в голову моей Леси.

Если бы не помощь Петровича и Гриши я бы треснул поперёк под натиском - этих кулинаров. Поделили с друзьями дежурство, чтобы в доме постоянно были люди кроме графини. Несмотря на навалившиеся проблемы, Петрович взялся за мои индивидуальные тренировки, возможно, чтобы женщины видели, что кому-то хуже.

Олеся шила на маму уже третье платье.

До меня только сейчас дошло:

- Эти её сарафаны. Она же шила из всего, что подворачивалось под руку, а как красиво получается.

Пока шла реабилитация я не забывал о главном говнюке Орловки. Мне пришлось обратиться за помощью к Тане, надо было собрать кучу информации, где и когда появляется комсомольский вожак, многое уже было известно, всё-таки деревня.

Наконец было решено в воскресенье устроить вечеринку.

В гостиной усадьбы, кроме Григория, Семена Михалыча с дамой сердца, Толика с сестрёнкой Таней, были и необычные гости. Петрович пришёл с Маргаритой Николаевной. Я впервые увидел Александра Петровича неуверенным.

Григорий зажигал сердца слушателей перспективами Орловки, исторических возможностях и красоте края, мы даже вместе пели Высоцкого, а Олеська демонстрировала платья собственного пошива. Наша директриса оказалась не плохой исполнительницей романсов, до Маман Элеоноры далеко, но мы не привередливые.

Прихватив живот с виноватым видом, выскочил из гостиной по направлению к туалету второго этажа.

*****

С завидным постоянством, после воскресных танцев, комсомольский вожак приходил в клуб с проверкой репертуара на политическую выдержанность.

Диск-жокей Людмила, уходя с комсоргом в подсобку думала:

– Только побыстрей…, — это было невыносимо, в тесной комнате, перетерпеть одеколонное удушье и его самого, Сапожкова.

Выйдя из клуба, уже в полночь, комсорг собирался помочиться в фонтан и двинуть в сторону дома, к жене. Последнее что помнил Сапожков, как в затылок, что-то ударило и свет уличных фонарей потух.

- Это я применил палку с прикреплённым мешочком, набитым песком и камушками, к затылку Сапожкова. Можно было и кулаком, но для верности решил вооружиться кистенём. Затем оттащил безвольное тело в тёмный угол. Клизмой перелил бутылку водки в желудок комсорга. Потом самое сложное и опасное, главное не «спалиться», в общем натаскался и употел.

Влез через окно второго этажа в ванную комнату усадьбы, скинул провонявшую комсоргом одежду, переоделся в заготовленную, аналогичную.

Когда я вернулся к гостям, часы показали двадцатиминутное отсутствие, компания приняла - это за обычное расстройство желудка.

Надо сказать, они и без меня весело время проводили.

Утром, когда мы с Леськой, не выспавшиеся, шли в школу, обнаружили на площади большую толпу, обступившую фонтан. В центре фонтана, привязанный к форсунке, спал абсолютно голый, комсомольский вожак колхоза, с красным флагом в заднице. Последнее уже не моя инициатива, наверно – это первый, кто обнаружил. Ну да не суть. Никто не спешил его освобождать, даже слух пустили:

- Кто отвяжет тот… ещё хуже, чем Сапожков.

Комсомольский вожак проснулся и начал материть и обещать расправиться со всеми в деревне от мала до велика, вплоть до первого секретаря обкома. Пока его участковый не отвязал он успел наговорить себе на ещё большие проблемы.

Петрович кивком головы, дал высокую оценку моим успехам в области разработки и реализации спецоперации. А Олеся опустила с небес на землю фразой:

- Еле отстирала - эту вонь.

Надеюсь, остальные участники воскресной вечеринки в нашем доме, не сопоставили мою отлучку и деревенские новости.

Через неделю, после большого конфуза, да ещё и с флагом в непотребном месте, комсорга вызвали в райком и навсегда освободили от занимаемой должности, направив работать по специальности зоотехником в другой район.

История мамы Олеси, не на шутку взволновала мою, Маман Элеонору. Под угрозой оказался большущий талант, к раскрытию которого она имела непосредственное отношение.

На семейном совете было решено, немедленно отправить Веру Руслановну в санаторий, по горящей путёвке горкома.

Тётя Вера, ужасно смущаясь, пыталась непременно отказаться.

- Ну куда я в такое время? Деньжищи то какие.

Мы с Лесей справились, уговорили и всё-таки собрали её:

- В Гаграх и сейчас хорошо, там ещё тепло, много фруктов, да и новые платья надо где-то выгуливать.