Моя госпожа

Пролог

— Тебя отпустят только в двух случаях. — Девушка прищурилась, сладко улыбнувшись. — Первый: твоя госпожа сама решит тебя отпустить, зачем-то оформит документы — и всё, ты свободен. Но богачи тратят на нашу покупку огромные суммы денег, мы — рабы. Кто добровольно выкинет кучу средств? Кто решит отказаться от идеального раба? И второй: твоя госпожа умирает. — Она хитро подмигнула мужчине.

— Это невозможно. — Мужчина прикрыл глаза. — У неё всё в порядке со здоровьем.

— Так сделай так, чтобы было не в порядке. — Послышался тяжёлый вздох.

— И это тоже невозможно. — Он раздражённо лязгнул зубами. — В моей голове — чип коррекции поведения. Я не смогу даже подойти к ней с ножом, не то что что-то сделать. Мало того, если кто-то на неё нападёт, я буду рефлексивно её защищать. Это моя «программа». Я на неё не подписывался, но это моя программа. Пока этот крошечный кусок металла не вынут у меня из черепа.

— Так и не надо подходить к ней с ножом. — Взгляд становился серьёзным. — Тебе не нужно убивать её в прямом смысле, ты можешь просто… ей помочь. Чип же не запрещает насыпать ей в еду бутылочных осколков, например?

— Я не знаю.

— Или, скажем, чип не запрещает класть гирю на дверь комнаты, в которую она любит заходить? А она может, между прочим, «совершенно случайно» проломить себе череп. Пойми, твоя задача — не вредить ей прямо. Твоя задача — помочь ей… отойти в мир иной. И тогда ты будешь свободен. Тогда весь свет у твоих ног.

Молодой человек задумался. Иногда он едва заметно ухмылялся, иногда качал головой.

— Только не говори, что тебе её жалко. — Девушка закатила глаза. — Она живёт, наверное, лет сто уже, ни один раб столько не живёт. Пожила — и хватит. Старуха под личиной молодой девочки.

— Нет, мне не жаль. — Лицо исказила жуткая улыбка. — Я её ненавижу. Её походку, слащавые улыбочки. Маслянистые блины, которые она так любит… Меня от них тошнит. Её хочется… дёрнуть за нос. Так сильно, чтобы из глаз искры посыпались. А потом посмотреть, как она будет выть. Изнеженная, приторная, такая… претенциозно-миленькая… Меня воротит. — Лицо исказило выражение омерзения и стыда. — Не могу передать, что чувствую, когда она лезет ко мне целоваться. Она… заказывала меня не только как раба, ты в курсе? Я её любовник. Меня заказывали как любовника. Ахах, я родился, только открыл глаза, а меня поставили перед фактом, что эта женщина будет моей псевдоженой и рабовладелицей до конца моих дней.

— Со мной было то же самое. — Девушка опустила понурый взгляд на траву. — Меня тоже создали как секс-куклу. Выбрали форму лица, размер груди, затем вырастили в капсуле за миллионы долларов. Ну… ты знаешь, что я сделала со своим рабовладельцем. Теперь очередь за тобой. Сорви эти цепи. Сними эти оковы. — Она встала на цыпочки и едва ощутимо поцеловала мужчину в шею. — И мы будем с тобой вечность, я обещаю. Люблю тебя. Сотри эту мразь, которая решила, что ты принадлежишь ей, в порошок.

Дизайн человека

Холод. Ощущался лишь могильный холод и пустота. Правда, через пару секунд отдалённо начались какие-то писки. Мерные, заставляющие прислушиваться. Сквозь пустоту чувств начинала прорезаться нервозность. Волнение. Затем задрожали ресницы, и в щель меж ними ударил ярчайший белый свет.

На кристально-белом потолке висели круглые мощные лампы. Глаза, без привычки, жгло. Они сильно слезились, человек пытался проморгаться и привстать. Сквозь тонкую пелену начал вырисовываться силуэт его ног, лежащих на такой же белой, как потолок, кушетке. Мимо, в белых халатах и масках, ходили люди, иногда равнодушно переглядываясь между собой. Рядом, на белых тумбах, светились голубые мониторы, по которым ползли какие-то цифры.

— Пробуждение — восемьдесят процентов, — раздался строгий женский голос откуда-то сбоку. — Мозговая активность в норме.

Ноги ощущались тяжёлыми, как камни, и холодели с каждой секундой всё сильнее.

— Девяносто процентов.

Начинали ощущаться руки. Они, как и ноги, тоже бледными камнями лежали на кушетке, но иногда пальцы вздрагивали сами собой — ответ нервной системы. Глаза бегло осматривали всё вокруг. Какие-то железные столы, приборы на них, которые мерцали в бликах белого света. По полу из плитки были хаотично раскиданы тонкие провода.

— Сто процентов.

Над лицом тут же нависла очередная фигура в стерильной маске и белом халате.

— Здравствуйте, сэр. Добро пожаловать.

— З… з… — Рефлекторно попытался вырваться ответ, но голосовые связки не хотели слушаться. — Здравствуйте, — раздался низкий баритон с приятной хрипотцой.

— Голосовой аппарат в норме, — женщина достала из кармана блокнот и что-то там черкнула, глядя в один из мониторов. — Соответствие ожидаемому тембру — восемьдесят семь процентов. Отклонения от желаемого роста в пределах двух сантиметров. Параметр — сто девяносто четыре сантиметра.

— Что с весом? — послышалось со стороны. — Я не внёс в таблицу.

— Сто четыре килограмма сорок граммов. Физическая форма развитая, телосложение — атлетическое. Мезоморф. Процент жировой массы к мышечной…

— Это я внёс, я помню.

— Что происходит? — раздался тот же хриплый баритон, который явно ещё не привык к тому, чтобы говорить.

— Адаптация… — со вздохом сказала женщина. — Быстрая… Блоки встроенной памяти — в норме, мозговая активность — в норме. Цвет глаз — серо-голубой, тон 04, соответствие ожидаемому — девяносто восемь процентов. Глазное дно в норме. Зрение — ожидаемо в норме, потом запишешь. Так… Цвет волос — тёмно-каштановый, тон 39, соответствие ожидаемому — девяносто один процент. Волосы прочные, толстые, прямые, частота волосяных фолликул — сто двадцать восемь тысяч. Чешуйки кератина прилегают плотно. Тон кожи — 01, бледная. Поры узкие, жирообразование… нормальное. Соответствие ожиданиям — девяносто девять процентов. Пигментных пятен нет… родинок или новообразований нет… папиллом нет… Чистый какой получился. Везде поставь прочерки. Зубы ты уже внёс, да?

— Да. Прикус и всё прочее, там соответствие ожиданиям — девяносто четыре процента.

— Ну и отлично.

— Что происходит? — вновь раздался хриплый баритон.

— Одну минуточку. Отбеливание зубов ему заказывали?

— Нет, слава богу.

— Ну и прекрасно. Жуть как нелепо и ненатурально выглядит. Так, ладно…

— Где я нахожусь? — молодой мужчина вытаращил глаза на своё тело. Те же руки, ноги, которые не шевелились, хотя он пытался им приказать. Глаза бегло осматривали самого себя, натыкались на изгибы мышц под бледной кожей, на слегка поднимающуюся, затем опускающуюся под вздохами грудную клетку. Плоский живот с заметным рельефом пресса и… прямые чёрные волосы на лобке над лежащим между ног толстым членом. Человек замер от замешательства, затем сдвинул брови и тихо прохрипел:

— Могу я попросить какой-нибудь элемент одежды?

— А, кстати. — Женщина равнодушно опустила глаза. — Какой размер мужского достоинства? Ширина, длина?

— Соответствует ожиданиям заказчика, — парень в белом халате, сидящий за одним из мониторов, склизко улыбнулся. — И даже более того.

— Ну и прекрасно. Так, длина пальцев… Форма ногтей — прямоугольная, ногти прочные, прямые, ногтевое ложе…

— Да что тут происходит?! Мне кто-нибудь объяснит, наконец?! — рявкнул мужчина и попытался посмотреть по сторонам, однако шея словно застыла.

— Какой темперамент, — со вздохом ответила сотрудница. — С днём рождения вас, сэр.

— У меня сегодня день рождения? — непонимающе переспросил он. — Что происходит? Где я нахожусь?

— В лаборатории Клэй Кей. Поздравляю вас с освоением речевых блоков памяти. Вы быстро адаптировались и заговорили на языке, который слышите. Часто бывают сбои, и люди начинают говорить на разных языках вперемешку. — Женщина неловко зажмурилась и улыбнулась. — Так… Имени у вас… ещё нет. Но как только ваша заказчица его назначит, мы обязательно вам сообщим.

— Заказчица? — вновь переспросил мужчина, непонимающе глядя вокруг. — Я что-то не понял…

— Всё вы поняли, сэр, — продолжила она с улыбкой. — Нет, вы не потеряли память, как, наверняка, подумали. У вас нет памяти. Есть только блоки памяти, которые вам вживили. Культурные, языковые, правовые… Блоки памяти местности, чтобы вы могли ориентироваться в пространстве.

Имя

«Она предложила вам имя. Дерек».

«Какое лицемерие», — с ухмылкой размышлял мужчина, протирая глаза от усталости. Это имя уже вписали в документы. А она ещё смеет говорить «предложила». Предложила что? Согласиться с решением, которое приняла? С одной стороны, это имя совсем не вызывало отторжения. А с другой — раздражало, потому что она его выбрала. Теперь мужчину официально звали Дерек Хартман, по фамилии жены. Он не сомневался: у такой пафосной фамилии могла быть не менее пафосная хозяйка.

Молодой человек каждый день видел спортивный зал. А ещё — бассейн с голубой водой и белой плиткой вокруг, где сотрудники засекали, как быстро он завершит свой заплыв. Должен был уметь вытащить госпожу из воды, если вдруг она пойдёт ко дну, а для этого — уметь плавать. И нырять, и задерживать дыхание. Иногда Дерек еле живой вылезал из воды, падал возле ног врачей и не мог отдышаться. Его не щадили, потому что генетически у мужчины был крупный объём лёгких и сильные мышцы. Генетически он был прекрасен, если не сказать — идеален.

И его веселил этот факт. Родился идеальным… чтобы быть чьей-то собственностью.

Холодными ночами Хартман кутался в одеяло и читал старые бумажные книги из крошечной местной библиотеки. Люди «на заказ» до выхода наружу доступа в интернет не имели, но зато имели под боком старинный кладезь информации.

Из новейшей истории мужчина узнал, что не так давно были распространены и популярны человекоподобные андроиды. Людей никто не заказывал — максимум собирали «дизайн» будущих детей. Роботы-прислужники со встроенной нейросетью были практически в каждом доме — как пылесос или чайник. Механические дворецкие в латексной имитации кожи или без неё ходили в магазины, готовили еду, делали чёрную работу. Мир казался утопией, пока в один прекрасный день...

Это событие окрестили в истории как «Бостонская резня», потому что волна страшных убийств началась именно в Бостоне. Группа неизвестных взломала центральную серверную нейросети и перехватила управление у тысяч роботов. Те взяли в свои железные руки ножи и… всё. Следующее утро стало кровавым для страны. Потом этот ужас стал повторяться от штата к штату, от страны к стране — словно кто-то маниакально стремился вырезать как можно больше людей. Обыватели стали массово отказываться от гуманоидных андроидов, запирали их в кладовках или вывозили в лес — настолько силён был внезапный страх перед ними. Все понимали, что за серией гениальных взломов стоит один безумный человек, и всё равно называли случившееся «восстанием машин». А кто-то… на самом деле поверил в это. Система защиты андроидов, как оказалось, была очень несовершенна, и один большой ум с квантовым компьютером обошёл безопасность всего мира.

Слухов о «восстании машин» становилось всё больше, и по стране прокатилась волна митингов с целью запретить механических дворецких, оставив только воздушных дронов-доставщиков и некоторых других. «Освободим рабочие места, справимся сами!» — скандировали лозунги. Ведь после появления настолько дешёвой рабочей силы некоторые классы рабочих в самом деле сильно подвинули. Кто-то просто пересел из водительского кресла на диван и пил пиво, а кто-то лишился своего назначения в жизни. Перемены — палка о двух концах. Но прогресс не остановить.

Они старались всё вернуть, вот только мир так и не стал прежним. Да, на выборах победил президент, который обещал свернуть производство гуманоидных роботов и запретить их широкое распространение, но всё оказалось чуточку сложнее, чем думали те, кто несли плакаты в его поддержку. Люди, в прошлом потерявшие из-за андроидов работу, отнюдь не торопились вскакивать с диванов и снова идти работать на складе, дальнобойщиком или чернорабочим. Домохозяйки, чей труд ранее полностью брал на себя механический помощник, тоже не торопились вновь хвататься за швабру и веник, а услуги мексиканской домработницы стоили несравненно дороже, чем содержание робота.

Началась волна разводов. Быт у обывателей разладился. Идти на старую неприглядную работу снова… не было никакого стимула, кроме криков партнёра о том, что нужно, всё-таки, позволять себе домработницу — иначе это не жизнь. Карикатурная ситуация повторялась от дома к дому.

В общей сложности в период «Бостонской резни» погибла примерно треть страны. Невосполнимая потеря людского капитала и, элементарно, рабочих рук — при том, что демография и так вызывала ужас в последние годы. С появлением «живых роботов» спрос на полового партнёра из плоти и крови ужасно упал: многие предпочитали заниматься сексом с суррогатом человека — оттого, что тот был красивее, намного более понимающим и без претензий. У суррогата не болела голова, он ничего не предъявлял, не строил ожиданий и ни на что не обижался. Более того — ему можно было натянуть какую угодно латексную кожу.

Теперь же людям приходилось вспомнить, что есть другие люди, с ними нужно выстраивать отношения, чтобы не оказаться в печальной изоляции. Правда, после многих лет отношений с андроидами дела у населения обстояли откровенно плохо. А те, кто имел классическую семью, со скандалом разводились — оттого что разучились тащить внезапно свалившийся на них старый быт.

В итоге, одним прекрасным утром было подписано разрешение на возможность «заказать» себе человека помимо ребёнка. Заказывать генетически модифицированных детей было нормальной практикой: таким образом их избавляли от негативных участков родительской цепи ДНК, предотвращали наследственные заболевания и, элементарно, делали красивее.

Теперь внезапно повсюду стали пестрить рекламы: «Живёшь всё время одиноким? Закажи себе брата! И генетически он будет твоим братом! Закажи себе сестру, маму, папу! Нет семьи? Будет! Закажи себе идеального мужа или жену!».

Госпожа

Самая большая боль современности и самый большой обман века. Те, кто говорили, что они счастливы, в самом деле были счастливы? Или это всего лишь приказ чипа — так говорить? Неужели за десятки лет никто не удосужился взять у рабов анализ крови, чтобы понять, насколько те в самом деле были счастливы? Или, может, это никому не нужно? Никто в самом деле не заинтересован копать? Обыватели сняли с себя груз совести убеждением, что рабы довольны своей участью. Правда, являлось ли это утверждение реальностью хотя бы на четверть? Не было ответа на эти вопросы.

Он чувствовал, как внутри всё выворачивалось от обиды, желчи и ярости, хотя губы были плотно сомкнуты. Дерек не мог ничего сказать насчёт того, что он несчастлив. Не мог ничего сказать насчёт того, что радости нет, словно формулировка «я недоволен» теперь стала запретна для его мозга.

Ресницы дрожали. Мышцы сами собой напрягались под кожей, сердце беспорядочно билось в грудной клетке. Совсем не оттого, что его вели на самую судьбоносную встречу в его жизни, а от нестерпимого гнева, который мужчина должен был держать в себе.

Сотрудники всё в тех же масках поправляли ему отглаженную белую рубашку, заправленную в такие же отглаженные чёрные брюки, завязывали на нём серый, самый скучный на свете галстук. «Лучше бы удавили этим галстуком ко всем чёртям», — думал он, правда, вслух сказать такого больше уже не мог. Выражение недовольства.

Комната встреч была одним из немногих мест в лаборатории, где были окна. Странное, восьмиугольное помещение с панорамными окнами справа и слева. Позади была дверь, из которой Дерек вышел, и впереди — дверь, скромная, деревянная, на небольшой белой стене.

Помещение пытались обставить уютно, но при этом что-то явно пошло не так. В центре, напротив друг друга, расположились два бежевых диванчика с льняной обивкой, круглый стеклянный журнальный столик между ними. А позади диванов, рядом и даже ближе к окнам, стояли высокие фикусы в огромных горшках. Почему? Зачем так много? Ответов на эти вопросы тоже не было, но в глубине души мужчине было совершенно всё равно. Ему было настолько злостно-обидно, что всё равно было даже на внешность потенциальной госпожи.

Женщина в белом халате кивнула Хартману на один из диванов, он медленно прошёл и сел. На журнальном столике стояли два длинных стакана воды на деревянных подстаканниках — и всё. Сквозь эту воду виднелся светлый, желтоватый паркет.

Белый пасмурный свет кидал на всё вокруг свои тусклые блики. Молодой человек попытался рассмотреть пейзаж за окном — и был удивлён, когда увидел там нечто вроде парковой улицы. Там по скверу шныряли редкие люди, иногда по чёрным асфальтовым односторонним дорогам проезжали электромобили. Шумела листва, и лёгкие порывы ветра заставляли сгибаться упругие тонкие ветки. «Эта лаборатория что, находится в центре парка?» — Дерек поднял одну бровь. Ещё один молчаливый вопрос без ответа.

Скрипнула дверь.

Мужчина поднял глаза — и брови тут же поплыли вверх. У входа топталась… девочка? По крайней мере, выглядело это существо не старше двадцати лет. В скромном пыльно-розовом свитере, в свободной бежевой юбочке и в таких же бежевых колготках.

Хартман невольно усмехнулся. Из-за причёски она была похожа на овечку. Бледно-розовые волосы разрозненно вились, торчали в разные стороны, как шерсть для вязания или валяния. Складывалось впечатление, что если попытаться её расчёсывать, то в её голове обязательно застрянет расчёска.

Она волновалась. Заметно и сильно — настолько, что шарахнулась в сторону, когда случайный фикус коснулся её руки. Хрупкие ручки и ножки походили на кукольные, наблюдать за новоявленной хозяйкой было довольно завораживающе. Завораживающе-мерзко, потому что тут же тело захватывало понимание: ей придётся подчиняться до конца дней. Радовал только скромный факт, что девушка совсем не походила на авторитарную госпожу. Скорее, на кого-то, кому нужно подавать полотенце из ванной и гладить по головке на ночь.

Незнакомка ежилась. Ей явно было здесь холодно. Через несколько минут она наткнулась своими лиловыми глазами на своего «заказанного» — и опять вздрогнула. Покраснела, опустила неловкий взгляд в пол и медленно пошла к диванам.

— Здравствуйте, — раздался её неловкий, мягкий, тихий голос. — Я… меня зовут Эллен, Дерек. И я, в общем, человек, который в вас нуждается. — Складывалось впечатление, что с каждой секундой она смущалась и багровела всё сильнее и сильнее. — Приятно вас тут увидеть, — она села на краешек дивана и уставилась на стакан с водой.

— Взаимно, — холодно ответил Хартман, медленно кивнув. Её пальцы походили на фарфоровые, они недвижимо лежали на ткани юбки. — Могу я больше узнать о вас?

— Да… да, конечно, — она облегчённо заулыбалась, хотя всё ещё смотрела куда-то в сторону. — Я довольно долго живу одна. В большом, красивом доме, но с годами стала уставать тащить его в одиночку. Теперь там всё покрылось пылью, всё пришло… в некоторое запустение. Думаю, вместе мы бы смогли его восстановить. Привести в порядок…

— А почему вы не наняли себе уборку, раз всё так плохо? — мужчина прищурился, однако тут же спохватился и прикрыл глаза. — Это просто любопытство. Не более.

— Я нанимала. Но это всё разово. Так что я однажды решила, что мне нужен… ну… — её бледный лоб стал поблёскивать от холодного пота. — Муж.

— Муж, — Дерек кивнул с ироничной улыбкой. — Конечно. Муж.

— Да. Поэтому… ты появился на свет. Поэтому ты сейчас здесь. Можно на «ты»? Тебе так будет удобнее?

Пыльный особняк одинокой леди

Он помнил, как выглядел город. Точно знал и даже имел воспоминания прогулки по нему, но в реальности всё было несравненно лучше воспоминаний. Мужчина заворожённо смотрел вокруг, иногда с безумной улыбкой нюхал воздух, прикрывал глаза. Асфальт так забавно шуршал, ощущался под ногами таким плотным, но, тем не менее, вязким — в отличие от скользкой больничной плитки. Стриженные кусты пахли листвой, слегка покачивались травинки и тёрлись друг о друга. Караваны серых облаков плыли по низкому небу. Всё же жизнь была прекрасна, хотя Дерек видел её в первый раз. Видел — и не мог налюбоваться. Свободу можно было попробовать руками, ощутив невесомое сопротивление воздуха.

Свободу, которую он никогда не получит.

Эллен шла рядом, и складывалось впечатление, что долгая прогулка давалась ей не очень легко. Девушка подустала, лоб немного вымок и блестел, осанка немного потекла вперёд. Возможно, у неё всё же были желанные проблемы со здоровьем, а возможно, она век не занималась спортом.

Вскоре по левой стороне очень неоживлённой трассы, среди вроде бы современных коттеджей, показался довольно странный особняк. Лёгкого, пыльно-розового цвета, с резным деревянным навесом, который уже успел здорово потрескаться. Белая краска на нём облупилась и слезала, под окнами были лёгкие подтёки, словно здание плакало оттого, что давно стояло без ремонта.

Всего два этажа и небольшой чердачок с милым окошком под самой крышей. От стёкол отражалось белое небо, а сам дом будто стыдливо прятался среди тёмно-зелёных ракит. Мощёная камнем дорожка вела прямо ко входу с обкрошенными ступеньками и двойными дверями, с которых давно облез старый лак.

— Это твой… дом? — сдавленно спросил Дерек, уже не удивляясь тому, что хозяйка подарила ему навыки строителя.

— Домик, — неловко поправила она, глядя куда-то на траву. — В нём тепло и уютно. Но он… немного болеет, да. Мне бы хотелось, чтобы был кто-то, кто сможет ему помочь. — Девушка неловко подняла глаза на «мужа».

— Что-то мне подсказывает, — слегка усмехнулся тот, — что здесь одного меня будет маловато. Что тут нужна… бригада строителей и несколько воздушных дронов.

— Мне кажется, ему не настолько плохо, — Эллен чуть сдвинула брови, однако тут же заулыбалась. — Идём внутрь. Покажу тебе, что там и как. — Она достала из кармана старинный, круглый, витиеватый ключ, какими почти никто больше не пользовался. Все давно перешли на электронные замки, которые отпирали смартфонами, и лишь те, кто адски боялся хакеров, сидели на старых ключах.

— Боишься взлома? — Хартман поднял одну бровь.

— Ещё бы, — девушка вновь добродушно улыбнулась. — Я делаю очень дорогой продукт, поэтому на моём рабочем компьютере даже вайфай-приёмника нет. Если мои наработки украдут, я понесу большие убытки.

— И как ты выходишь в сеть? — Молодой человек напрягся. — И мне это будет дозволено?

— Да, конечно, — Эллен оживлённо кивнула. — Для сёрфинга у меня есть ноутбук. Тебе я такой тоже купила. Если хочешь — тоже себе купишь компьютер потом…

— Спасибо.

Скрипнула дверь, и мужчина осторожно заглянул внутрь, в тёмный коридор. Он едва не споткнулся о красный пыльный ковёр у входа, тяжело вздохнул и прошёл внутрь.

Пыль витала в воздухе. Мерцала в лучах белого света, Дерек тут же почувствовал, как стало свербеть в носу, но сдержался от того, чтобы чихнуть. Светлый паркет отдавал странным, слегка розоватым оттенком, стены украшали пожелтевшие от времени обои в мелкий красный цветок. Светлый деревянный комод с маленькими круглыми ручками был завален каким-то хламом: сломанными зонтами, неоткрытыми, запылёнными посылками.

— Эллен, — он прищурился, вскинув брови. — Я… прошу прощения, но… ты здесь живёшь?

— Ну… — она сперва замялась, затем вновь оживлённо закивала.

— Говоришь, вызывала клининг? — уголки губ медленно ползли вниз. — В этом десятилетии, надеюсь?

— Ну, это давно было, да… — девушка заметно смутилась. — Просто я редко спускаюсь на первый этаж. Только еду у курьеров забрать, затем опять поднимаюсь наверх. Поэтому здесь… слегка беспорядок.

«Слегка?» — Дерек сконфузился. Настоящая пыльная анархия, словно тут в самом деле не убирали несколько десятков месяцев. Он наступил на пол, и тут же раздался тихий тягучий скрип. Не то чтобы половицы ходили ходуном, но были, очевидно, не в лучшей форме. «Если я здесь буду один, то на ремонт уйдут месяцы, если не годы», — раздражённо рассуждал молодой человек, хотя губы оставались мертвецки сомкнутыми.

— Идём, — Эллен разулась, слегка поманила за собой и пошла налево. Через один из дверных проёмов бил тусклый белый свет.

Кухня-столовая. Сильно устаревшая, но, судя по всему, рабочая. Электрические конфорки на плите были стилизованы под старинные, газовые. Белая вытяжка слегка пожелтела, а её сетка покрылась толстым слоем пыли — как и множественные шкафчики здесь. Помещение было весьма стильным и милым… если бы не время. Старение убило тут весь шарм и превратило уютное помещение в затхлую, запустелую комнату неизвестного назначения. Судя по всему, хозяйка сама не готовила, и Дерек не был уверен, вся ли бытовая техника всё ещё в норме.

Чуть поодаль стоял овальный светлый деревянный стол с четырьмя светлыми стульями вокруг и с давно высохшим букетом белых роз в центре, которые тоже давно стали жёлтыми. «На санузлы я даже смотреть боюсь», — сконфуженно размышлял Хартман.

Блины с маслом и сахаром

Это было странно. Неловко и некомфортно: они просто сидели друг напротив друга и смотрели сквозь тьму. Эллен ерзала, так и не решаясь заговорить, а Дерек даже не знал, о чём говорить. Да, она просила сидеть с ней вечерами, но ничего, кроме конфуза, не ощущалось. Мужчина чувствовал и слышал, как его госпожа нервно ворочалась, а сам сидел на стуле, как истукан, и сверлил глазами вечерний мрак.

— Ну, может, я пойду? — он выдавил из себя кривую улыбку.

— Ладно, — голос звучал отчуждённо и печально. — Хорошо… спокойной ночи.

— Ты расстроилась? — Вздох. — Нет, я могу ещё посидеть, если скажешь. Просто я… не совсем понимаю своё назначение сейчас. Может, я почитаю тебе книгу? Или вроде того? — Хартман сдвинул брови. Это было бы намного лучше, чем скупое, сухое молчание.

— Книгу? Ну… ну давай, — Эллен зашевелилась, и возле кровати зажёгся тусклый милый ночник с белым абажуром. — Я люблю книги, хотя у меня не так много времени их читать.

— Сейчас посмотрим, — Дерек достал из кармана плотных чёрных брюк смартфон и начал в нём копаться. — Что предпочитаешь? Историческое? Детективы?

— Мне нравится про чувства, — она заметно смутилась. — Особенно сюжеты, где двое были друзьями, а потом влюбились.

— А, ну ладно, — мужчина сконфузился и в глубине души уже пожалел, что вообще предложил чтение. — Книга называется «К звёздам». Будешь слушать?

— Да, конечно, — девушка оживлённо закивала.

Не то чтобы молодой человек был хорошим чтецом. Особенно чтецом любовных романов. Он нервно скользил глазами по строчкам, постоянно забегая вперёд, нет ли там подробных описаний поцелуев, объятий и всего такого прочего, чтобы вовремя остановиться. Пока что книга радовала. Ничего необычного, историю даже просто романтичной было сложно назвать. Обыкновенная повесть о некой девушке, которая жила в доме рядом со ржаным полем, чей друг уехал в город строить карьеру. Друг, а, по совместительству, возлюбленный. Несчастная страдала от неразделённой любви, пока однажды, гуляя в поле, не встретила дикого коня. Коня? Дерек непонимающе прищурился.

— Давай дальше. — Эллен лучисто улыбнулась.

Конь вёл себя странно. Даже позволил отвезти себя под навес, хотя постоянно фыркал и отворачивался. Иногда Хартман вздыхал и ощущал лёгкий конфуз, иногда — подозрение. В какой-то момент стало понятно, что конём и был её возлюбленный, который отправился в город. Будучи лошадью, он начинал понимать, какая девушка замечательная и неповторимая, по крайней мере всё к этому шло.

— Это что, романтика с оттенком зоофилии? — Рот уехал куда-то в сторону. — Давай другую книгу, с этой что-то не так.

— Мне эта нравится. — Эллен опустила глаза. — Давай эту.

— Ладно. — Дерек скрипнул зубами и продолжил чтение. Затем, через пару минут покосился и увидел, как дремала его госпожа. «Чудно, моя работа няньки выполнена», — с усмешкой подумал мужчина и погасил смартфон.

Стало на порядок легче, когда он покинул её комнату и побрёл к себе. Даже отчего-то не хотелось задергивать шторы: круглая белая луна гипнотизировала. На неё хотелось смотреть, словно обыкновенный шар в небе дарил хоть какой-то покой. В лаборатории такой роскоши, вроде окна, Хартман не имел. Он даже не знал, когда наставали закаты и рассветы.

Эллен всё больше воспринималась ребёнком, и от мыслей о сексе с ней тело пробирал неуютный холод внезапного отвращения. «Я не педофил, чтобы у меня хоть как-то вставало на фразу: „почитай мне книжечку перед сном, о любви“». Лицо перекосило, молодой человек устало бросил одежду на подлокотники кожаного кресла и лёг в кровать. Холодная. Холодная и чистая, с приятным, едва ощутимым запахом лавандового стирального порошка.

* * *

В какой-то момент, стоя у плиты, мужчина внезапно понял, что он ненавидит блины. Своими крошечными зрачками он наблюдал, как на сковородке становились ажурными края сладкого теста. Чувствовал его густой запах и ощущал… тошноту. Когда он отрабатывал навык готовки блинов через VR-шлем, то не чувствовал запаха — никакого, а сейчас этот запах заполонил просторную кухню. Светлое тесто становилось кремовым, переставало поблескивать на свету, и тут же Дерек его переворачивал. Ещё пару минут поджаривал, затем отправлял на стопку, затем смазывал небольшим кусочком сливочного масла и посыпал сахарной пудрой.

Она любила именно блины. Не панкейки, а блины — тонкие, сладкие, практически безвкусные, с которых капал горячий жир. Молодой человек старался не смотреть на их стопку, и всё равно лицо временами перекашивало от отвращения. Всё, что имело отношение к Эллен, было по-детски приторным, даже еда. Это просто стоило принять, и Дерек пытался.

Всё ещё безуспешно.

— Завтрак! — крикнул он, и как по волшебству в дверном проёме появилась восторженная голова голодной госпожи.

— Какой запах… это, наверно, просто безумно вкусно! Я почувствовала и пришла, спасибо. — Девушка подошла к плите и несколько раз благодарно кивнула.

В своём лёгком розовом халате с объёмной цветочной вышивкой сверху она выглядела вполне себе органично. Воздушно, ровно как и её волосы, как и хрупкое, но очень подвижное и юркое тело. Эллен медленно подошла к столу, затем плюхнулась на мягкий белый стул и вновь довольно заулыбалась.

— А ты будешь блинчики? — лиловые глаза уставились на мужчину, который едва смирил очередную гримасу отвращения.

Постепенность

В какой-то момент запах сахаристых блинов перестал вызывать приступ тошноты, мужчина словно перестал его замечать. Привык к нему, приучился. В конце концов, Эллен была неизменно рада такой еде каждое утро. Иногда даже стала подходить со спины, обнимать, и Дерек чувствовал это объятие — крошечных, маленьких, хрупких ручек, и… сжимал зубы.

Хотя оно не было неприятным. Тёплое, очень нежное, осторожное объятие, в которое девушка пыталась вложить благодарность. Ласку. В этой ласке молодой человек чувствовал… флирт, который не мог пресечь. С одной стороны, он просто должен был улыбаться и всегда молчать о своём дискомфорте, а с другой… овцу с розовыми волосами было всё же немного жаль. Она так на него смотрела, что хотелось вздохнуть и потрепать по голове. Сказать: «Ладно, ладно, всё, давай тоже обниму».

Если присмотреться, скинуть флёр этой чудовищной наивности и неловко раскрытых глаз, Эллен… иногда даже выглядела симпатичной. Когда она привыкала, то начинала хитро, по-взрослому улыбаться, отпускать случайные шутки. В такие моменты хотелось ухмыльнуться ей в ответ и поймать этот мяч. Всё же, у неё было чувство юмора. И где-то глубоко внутри — уверенность, за которой хотелось понаблюдать. Внезапно её внешность словно перерождалась, начинала казаться какой-то… уместной, милой. Именно милой, а не слащавой, как виделось до этого. С чем были связаны такие случайные преображения — Дерек не знал. Он просто жарил блины, постепенно убирал застарелый хаос и…

Лежал с ней вечерами. Посиделки, как она и хотела, быстро переросли в лежания.

Она закидывала руки за спину и улыбалась, глядя в потолок, а Хартман лежал рядом и размышлял, что это не так уж и тошно, как звучало в первый раз. Иногда он, правда, всё же читал ей истории о любви, от которых хотелось сконфуженно закатить глаза, а иногда лежал и слушал. Эллен, бывало, невероятно интересно рассказывала о работе. Как тяжело надолго вживаться в одну и ту же роль, а потом напоминать себе, что существуешь ты — настоящий. Профессиональная деформация не заставляла себя долго ждать. Часы напролёт приходилось отыгрывать то добрую маму, то стервозную красотку, они обе должны были быть узнаваемыми. Потом — отработка стилей, вечная сортировка материалов нейросети, где нужно указывать, какие фразы соответствуют образу, а какие — нет.

— Так ты — актриса, — удивлённо говорил Дерек, глядя в лиловые глаза своей неловкой госпожи.

— В каком-то роде, — она с улыбкой улыбалась и пожимала плечами. — Одинокая актриса одной роли.

Почему-то такие слова заставляли внутри что-то сжиматься. Мужчина не мог понять, почему. Вновь чувствовал тянущую внизу живота жалость, которая даже раздражала. Необъяснимое напряжение. Он стискивал зубы и отворачивался к потолку. Почему-то.

Крохотные ручки, бывало, трогали его лицо после бритья. Поправляли его серую рубашку, какими был увешан весь шкаф. Хартман рассматривал прямоугольные ногти на них с прозрачным лаком, тонкие бледные пальцы без колец.

Иногда он чувствовал удушающую ярость. Слепую, неимоверно сильную, глядя на эти хрупкие запястья и рукава розового халата. «Овца», — цедил молодой человек внутри себя, а внешне натянуто улыбался и отходил на пару шагов назад. Когда он вспоминал, кто здесь кто, злость не заставляла себя ждать. Хозяйка и домработник. Госпожа и её раб.

* * *

Серо-белые облака плыли по безучастному небу. Погода словно не менялась, привычно тусклая, и, видя на её фоне розовый «дворец» Эллен, Дерек ухмылялся. Он привычно «плакал» бесконечными подтеками под окнами и что-то шептал шумом разросшихся рядом деревьев. В каком-то роде небольшой особняк сам по себе, правда, был похож на свою владелицу — такой же милый и такой же… покалеченный старостью. Временами мужчина чувствовал в отношении него необъяснимое уважение. Стоит тут наверняка десятки лет, переживает сезоны, терпит непогоду вопреки отсутствию ухода.

Его хозяйка, как ему казалось, ощущала себя примерно так же, оттого сравнивала свой дом с частью себя. Они были самым дорогим друг у друга. Огромное здание, которое хранило своими монументальными стенами крошечную жизнь внутри себя, и крошечная жизнь, которая больше всего нуждалась в этих стенах.

И в уходе. Вот только особняк о ней позаботиться не мог. А Хартман не хотел. И не то чтобы чувствовал вину за это. Скорее — холодное равнодушие и, иногда, досадную ухмылку.

Опираясь на бордюр кованого забора случайного дома, мужчине помахала девушка. Она рассеяно закидывала за спину косички, поправляла голубое платье. Во взгляде читался то ли интерес, то ли… плохо скрываемое намерение произвести впечатление.

— Ты опять в магазин? Опять за молоком и всяким таким? — глаза почти скрылись меж век с длинными светлыми ресницами.

— Я сказал, что мне нужно пройтись, проветриться, — Дерек поджал губы. Он ненавидел отпрашиваться. Ненавидел предупреждать, проситься на прогулку, как ребёнок, но сделать ничего с этим не мог. Как и со своей участью.

— Прикольно. Меня не отпускали, — Виола встала, отряхнула платье и склонила голову в сторону. — Ну как ты? Терпение на исходе?

— Неприятный вопрос, — он усмехнулся и прошёл мимо. — На самом деле лучше, чем могло бы быть. Ты обещала рассказать мне про слепые пятна моих блоков памяти. Почему я так избирательно помню историю, а не всё, что было на самом деле? Почему ничего не знаю о возможности продления жизни, о возможности так или иначе покинуть роль раба?