Рада была простой деревенской девочкой — единственной дочерью угрюмого, но только не для неё кузнеца Велимира. Она росла активной и любознательной, рано взяла на себя все женские обязанности по дому, была не по годам рассудительной и умела вести хозяйство получше некоторых девушек на выданье. Знала, как определить количество продуктов на месяц, сколько нужно сделать заготовок на зиму, в какой сезон запасать какие травы и ягоды, а также какие товары в этом году будут лучше всего продаваться на сельской ярмарке.
Благодаря её интуиции и умению вовремя предостеречь отца от сомнительных заказов или закупок у непроверенных поставщиков дела у них шли весьма неплохо. Изделиями отца не брезговал даже местный граф, хотя никогда бы не признался, что хочет таким образом поддержать отставного воина из своей дружины, рано потерявшего жену. Сам он ни разу не приезжал, только подсылал слуг, и те, во избежание внимания деревенских жителей, часто приходили посреди ночи за индивидуальными заказами.
Хотя, если бы спросили у Рады, она бы ответила, что в чём-чём, а в излишней доброте местного графа никто бы не обвинил. Слуги его часто прихрамывали и прятали руки и лица. Поговаривали, что юным девам лучше не попадаться на глаза ни ему самому, ни его людям. Почему? Этот вопрос Рада предпочла бы оставить без ответа. Отец всегда предупреждал её не выходить, если хоть дух почует чужих рядом с домом. С её интуицией выполнить такую просьбу было несложно — она не хотела волновать единственного дорогого ей человека.
Подружек из деревни Рада никогда серьёзно в расчёт не брала, ибо не раз видела, как легко они могли увести друг у друга женихов или хороших покупателей на ярмарке: дружба дружбой, а выгоды своей ни одна не упустит. Никому, впрочем, и в голову не приходило осуждать такое поведение — каждый сам кузнец своего счастья.
Их с батюшкой дом стоял чуть в стороне от деревушки, ближе к опушке леса. Рядом, в двадцати шагах, располагалась трепетно любимая отцом кузница — он отстроил её на сэкономленные с солдатского жалования и отставные деньги. Отец служил без малого двадцать лет в армии императора, прикреплённый к дружине местного вассала — графа Алексея Курякина. Его отец, граф Александр Курякин, был, по словам Велимира, человеком достойным и рассудительным. Однако, как это часто бывает с потомками достойных родителей, нынешний сиятельный граф ни тем, ни другим не отличался.
Но вернёмся в кузню, где в тёплый майский вечер трудился бывший воевода графской дружины, а ныне простой кузнец и ответственный родитель — Велимир.
— Папа, ты снова пропустил ужин. Я принесла поесть. Присядь, никуда твои железяки не убегут.
— Ну что ты, дочка, я же не голодаю. Обед был — чудо как хорош! Кормишь как на убой, да и всего пару часов прошло.
Тут он оглянулся к выходу и увидел, что за окнами уже темень непроглядная, и прошло никак не меньше семи часов с момента обеда. Почесал затылок и виновато улыбнулся.
— Да-да, конечно, я это всё уже сто раз слышала. Ешь давай.
— Спасибо, доченька. Помер бы без тебя с голоду.
Ну да, конечно, помер бы… А то я не вижу, как на тебя местные женщины поглядывают, да и девицы, мои ровесницы, не отстают, — подумала она, но вслух говорить не стала.
Батюшка был красив той строгой мужской красотой, от которой так млеют девицы: широкая спина едва помещалась в дверной проём, руки от постоянных нагрузок могли гнуть подковы без всяких подручных инструментов, а запястья были так широки, что Радослава думала — они крупнее её ноги в самом широком месте. Русые кудрявые волосы сейчас были стянуты в хвост на затылке. Прямой нос и упрямый взгляд карих глаз.
Покинув службу, он не перестал уделять внимание своей физической форме: каждый день делал зарядку и трижды в неделю — полноценную тренировку, к которой порой привлекал и дочь. Он делился мудростью и особыми приёмами, надеясь, что они ей не пригодятся, но считал своим долгом показать их, чтобы обезопасить единственную дочь.
Такому мужчине женщины, разумеется, благоволили, особенно на фоне местных неотёсанных чурбаков — всё больше пахарей да пастухов, у которых запястья не чета отцовским, и спины не впечатляют. Посмотришь издалека — и не отличишь: то ли паренёк, то ли девица.
Благо папина внешность внушала трепет не только девицам. Парни красавице Раде — яркой брюнетке с зелёными глазами и белой кожей — даже вслед смотреть боялись: видели, знали, как отец голыми руками подковы гнёт. Да и ей они были не интереснее скворцов на заборе: дел по дому хватало, а о замужестве в свои семнадцать лет она не задумывалась.
Как и отец, жила бобылём. Тот, конечно, давно мог бы привезти новую жену — траур по матери, погибшей от родовых осложнений, уж много лет как прошёл. Но Велимир не смотрел на других женщин — слишком он был влюблён в свою голубушку. Судя по внешности Радославы, бледной хрупкой брюнетки, он порой видел в дочери единственную значимую женщину своей жизни, и это его немного успокаивало. Если бы не она, он бы пропал в горе.
В детстве по деревне ходили слухи, что мама девочки была магиня дюже сильная: как глянет — так у простого люда кровь в жилах стынет, а ей смешно. Бред, конечно, ведь маги все благородные. Не могла мама быть из благородных. Или могла?..
Девочке не спалось: мучили кошмары, будто она от кого-то бежит, падает и видит два огромных жёлтых глаза, смотрящих на неё из темноты.
Проснулась в холодном поту, услышала голос отца — он предсказуемо шёл из кузни. Окошко было открыто, и в ночной тишине слышно было каждое слово.
— Я же сказал, что заказ будет готов не раньше следующей недели. И вообще — ставить капкан на волка-одиночку затея, отдающая безумием. Он же умен — раз ушёл от графской охоты. Сколько там было опытных охотников? Уж не меньше дюжины? А борзых собак? Пару дюжин?
— Три дюжины собак и шестнадцать всадников. У его светлости были гости, все довольно опытные охотники. Собак вернулось шесть, а всадники все. Но графский сынок (звучало почему-то как «щенок») выпал из седла и сломал руку, а конь под ним — ногу. Одного из лучших коней пришлось застрелить… Ох, такой красавец был — орловский рысак, трёхлеток. (Лучше бы щенок шею свернул…) — чувствовалось в пылающем гневом голосе громко вздыхающего конюха.
— Ну, полторы дюжины собак, стало быть, подавил. А с капканом, думаешь, не справится? Не обойдёт?
— Сам знаешь, моё дело маленькое. Граф рвёт и мечет, а наследник требует себе шкуру к камину — спит и видит, как будет на ней девок портить. Хе-хе.
— Тише ты. Дома дочка спит.
— Ей же нынче семнадцать годков? Эх, спрячь в подпол, если кто из графских мимо будет ехать. А не то, сам знаешь — захотят выслужиться, не посмотрят на твои старые заслуги перед родом.
— А ты почему решил, что ею заинтересуются? Она у меня с характером, местным спуску не даёт.
— Ну, то местным… А такая красавица никого равнодушным не оставит. Выкрадут — и будут делать вид, будто искать помогают… с собаками. Хе-хе… Хотя тех уж не осталось — надо из столицы вести или ждать, пока сука ощенится. Да потом растить, учить, кормить… Ох, и работы насыплют псарю.
— Откуда знаешь, Микола, что красавица? Вы не виделись лет десять.
— Ты не переживай, я могила. А чего на неё смотреть? Я матушку её помню, как вчера — красавицу. Ох, как рвал и метал его благородие, когда девица пропала. С Орловым поссорился, думал на соседей, а она туточки пряталась… умно, ничего не скажешь. Никто в своём уме не стал бы искать благородную женщину в глубокой деревне.
Да и по справедливости вышло: граф же её украл у отца — единственную дочь самого князя Львовского. Он её до сих пор вспоминает, надеется найти, если не её, так наследников… Чует родную кровь.
— Не хочешь дочери рассказать? Я бы нашёл способ дедушке передать весточку. Он единственный, кто сможет её защитить от Курякиных, поверь. Заберёт её в столицу, наукам обучит.
— Я не знал… Думал, бастард, вот её и выкрали, бедную. Кто бы мог подумать, что граф будет так рисковать? Это же верная каторга, если всё вскроется.
— Всё он понимал. Потому и бесился так, будто у него всё золото вытащили. И слуг-свидетелей — кого сжил со свету, а кого, наоборот, приблизил. Я тогда мальчишкой был, но и меня не трогает — на всякий случай. Всех чай не передавишь. Будет много пропавших — тут и приказчик на проверку из столицы придёт, и тогда никому мало не покажется. Если уж пришлют, то всё бельё перетряхнут лет за тридцать.
— Ладно, пойду я. Сам решай, что дочке сказать. А капкан всё же сообрази — да с хитрым замком, с выдумкой, как он любит. Деньгами не обидят, сам знаешь.
— Береги себя. Я подумаю над твоим предложением.
Рада всё же смогла уснуть после того, что случайно подслушала. Хотелось поговорить с отцом, но тот вернулся в кузню работать над заказом. Выходить на улицу не хотелось — кошмар всё ещё стоял перед глазами, и казалось: стоит выйти за порог, и там будут поджидать в темноте два жёлтых глаза. Впрочем, эта мысль была недалека от истины.
Виновник переполоха на самом деле лежал в тени кузницы и внимательно наблюдал за работой мастера через дверь, оставленную приоткрытой для вентиляции.
Утром дом был наполнен заливистым храпом отца. Девушка усмехнулась и вышла к колодцу набрать воды. В тени колодца сидел местный балагур-пастушок Савва, что-то карябал на бересте маленьким угольком.
— Утро доброе, девица-краса.
— Сам красив, что девица… особенно если не приглядеться, — заливисто рассмеялась Радослава.
— Вот язва ты… пользуешься батюшкиной славой.
— Беззастенчиво, Саввушка, и не подумаю делать из этого страшную тайну, — скорчила рожу и пошла домой.
— А я тебя за эту выходку нарисую. Девица-краса, чёрная коса.
— Ой, ну и пожалуйста.
За делами по дому Рада не заметила, как настало время будить батюшку обедать.
Отец, проснувшись, ушёл обмыться. Над печью в кузне стоял бак, вода в котором к тому моменту остыла до комфортной температуры. Такую роскошь он в своё время создал для мамы, непривычной к тому, чтобы обмываться холодной водой из бочки, да ещё и слабой здоровьем. Дочь была рада такому наследству: жара бани ей не нравилась, как и холодная вода. А в кузне вода холодной не была никогда, как и каменный пол, специально хранивший температуру, как в печи и вокруг неё.
Отец, вдоволь наплескавшись и переодевшись, сел за стол. Он молча и с удовольствием трапезничал, поглядывая на дочь, которая крутилась вокруг и явно нервничала. Она не торопилась прерывать трапезу, но, когда отец, спустя некоторое время, прихлёбывал отвар лесных трав вприкуску с яблочными пирожками, не выдержала, села за стол и уставилась на него умоляющим взглядом.
— А подслушивать нехорошо.
— А нечего было так громко говорить. Хорошо, дом наш в стороне стоит, а то было бы развлечение — местным кумушкам на радость.
— Я не знаю, насколько можно верить Миколе. Столько лет прошло — может, чего и напутал. Сколько их было черноволосых и благородных… Граф каждый десяток лет списывает одну жену за другой — то в монастырь, то в могилу. Последняя — Варвара Ивановна, дочь успешного купца, купившего боярский титул, — дольше всех держится. Терпит измены и с дворней общий язык нашла. Да и граф уж остыл, остепенился, смею надеяться. У них девочка подрастает — вылитая мать. Сейчас они вроде в столице, гостят у родителей Варвары.
Рада
Рада убивалась недолго — пора было собираться в лес. Нужно было собрать берёзовый сок и убрать его в подпол, в холод. Также, пока набирается сок, она рассчитывала поискать грибы: прошли дожди, а значит, можно было смело надеяться найти не только сморчки, но и маслята, сыроежки и подберёзовики.
В майском лесу природа просыпалась от долгой спячки. Дышалось легко и свободно, и было так хорошо, словно в воздухе разливалось светлое, бесконечное счастье. Рада щурилась на солнце и улыбалась летним, ярким и тёплым лучам, которые щекотали её белоснежную кожу так, что она будто светилась.
Время шло — корзинка наполнялась грибами, а сердце — умиротворением. Все невзгоды казались смешными здесь, среди деревьев и трав, где Рада чувствовала себя как рыба в воде. Она начала понимать, о чём говорил отец: свобода витала в воздухе, наполняла лёгкие, и девушка вдруг ясно осознала, что не готова променять это невероятное, опьяняющее чувство на городскую суету и сомнительное удовольствие вращаться в высших кругах.
Собирая грибы, она увлеклась. Через какое-то время, оглянувшись, поняла, что местность ей не знакома, хотя казалось, что лес вокруг деревни она знает отлично. Меж деревьев что-то мелькнуло… Зверь. И очень крупный. А она даже огниво не взяла, чтобы развести костёр, которого опасаются лесные жители. Дело шло к вечеру.
— Ой, дура я, дура… Бедный батюшка, как же я его одного оставлю… — всхлипнула девушка.
За спиной кто-то громко фыркнул. Она обернулась, но никого не увидела.
— Ну вот, я схожу с ума… Как же там говорили деревенские бабушки?.. — нахмурилась она и, совсем как отец, неосознанно почесала затылок. — Леший-батюшка, не вели меня в лесу заплутать.
Тишина. Даже птицы вдруг умолкли.
И тут прямо перед ней из чащи вышел волк. Красавец — настоящий альфа-самец, хоть и без стаи. Чёрный, с лёгким серебристым отливом. Девушку сковал страх… и одновременно восхищение перед этим лесным хозяином. Волк наклонил огромную голову и повернул в восточном направлении.
— М… мне туда? — прошептала она.
Кивок.
— Ты меня понимаешь?
Ещё один кивок.
Девушка стала смелее. Легче, когда видишь опасность своими глазами, чем когда чувствуешь чей-то взгляд из тени.
— А это не из-за тебя накрылась медным тазом графская охота?
Волк фыркнул насмешливо, как умеют только лошади или очень умные собаки. Хотя сравнивать это потрясающее дитя природы с собакой было бы более чем неуместно — такой и лошадь с дороги столкнёт, и не поморщится.
Рада низко поклонилась:
— Я у тебя в долгу.
Но когда подняла голову, никого уже не было рядом. Словно призрак… Это уже каким-то колдовством попахивает. Настоящий зверь, по крайней мере, шелестел бы прошлогодней листвой — он, конечно, хищник, но совершенно бесшумно передвигаться, как призрак, всё же не может… теоретически. Практический же опыт, с невозмутимостью домашней кошки, говорил об обратном.
Впрочем, где ещё столкнуться с чудесами, как не в лесу? Юный и гибкий разум легко принял эту встречу. Девушку даже не затрясло. Или всё дело в той самой удивительной интуиции, которая подсказывала, что от него не исходит угрозы для юной потеряшки.
Домой девушка выбралась ближе к полуночи. Пока набрела на берёзовую рощу, пока собрала наполненные соком сосуды… Более узкие глиняные бутыли закрепила петлями на поясе, который сделал отец, а крупные убрала за спину. В руках несла большую корзину с грибами, за спиной — в торбе — ещё несколько сосудов с соком.
Ввалилась в избу с невероятным выдохом облегчения — и чуть не сиганула под лавку по старой памяти, как в детстве: отец сидел за столом, чернее тучи.
— Ну и где тебя черти носят? Ты знаешь, что уже хорошо за полночь?
— Папа, пожалуйста, не сердись. Я… я немного забыла о времени, пока собирала грибы, а потом случайно уснула, прислонившись к берёзе, пока ждала сок.
— Ох, если бы не знал тебя, не поверил бы в твою сказочку про белого бычка.
— Скорее чёрного волчка, — хихикнула Рада в кулачок.
— Что ты там бормочешь, болезная? Я уж думал — испугалась гнева моего, пошла в лес ночевать, дурная дева.
— А я не девка, как недавно выяснилось.
— Ах, простите великодушно, ваше благородие, не велите казнить.
Оба рассмеялись. Отец помог снять поклажу и крепко обнял.
— Папа, а расскажи мне, как вы с мамой тогда встретились?
— Что ж, случилось всё летней ночью. Я проходил с дозором по территории особняка. Это не было моей обязанностью, но мне казалось необходимым держать дозорных в тонусе своими визитами — а то совсем расслабятся и будут дрыхнуть на посту. Это было ещё до изобретения магической защиты, которая при появлении чужаков подавала сигнал специальным артефактам.
И вот, раздав солдатикам леща за самогон на посту, я уже возвращался в дом, когда услышал неясный шорох в розовых кустах, закрывающих с двух сторон проход в подвал особняка. Там было несколько комфортных и не очень камер для разного рода пленников и пленниц его благородия. Знали о них, конечно, не все — гостям, жёнам и детям вход сюда был заказан. Сбежать из такой темницы было сложно — по крайней мере, ни до, ни после этого больше никому не удавалось.
Я замер и решил понаблюдать. Показалось? Нет, не показалось. В темноте блеснули два ярких зелёных глаза на красивом бледном лице. Красотка — как минимум с серьёзной примесью благородной крови. Я не знал, что у нас содержат такую драгоценную гостью. Сей факт неприятно царапнул по самолюбию. Раньше я был в курсе всего — неужели граф потерял доверие к своему верному псу? Стареешь, Велимир, и паранойя уже не за горами.
Девочка — чистенькая, без следа побоев, явно только что привезли. А то, что мне не доверили, — сам виноват: у меня бы так легко не сбежала. Поддела, значит, задвижку в самой просторной камере. Я давно говорил — ерунда защита, но предыдущие пленники не очень-то активничали по ночам, чтобы проверить замок на прочность.
— Ну и куда ты отсюда, пташка, собралась? Вокруг чистое поле, тебя со стены слепой заметит. А мои дозорные не слепые — по крайней мере, только что были, и бутылку прятали очень даже заранее, меня заприметив.
— Прошу вас, пожалуйста, помогите мне… За меня хорошо заплатят. Только доберёмся до города — отец будет очень щедр.
— Не нужны мне, пташка, деньги. Мне и так хорошо платят — так, что можно уж и на покой уйти сильно заранее.
— Пожалуйста… Ваш хозяин ужасный человек, он…
На следующий день Рада проснулась после полудня — ужасно поздно — и с болью в спине: натаскалась сока, пожадничала. Громко выдохнула, слезла с печки и направилась в кузню умываться. Отец уже был там, что-то мастерил.
— Всё с капканом возишься? Бесполезная это затея, не поймают они его.
— Не поймают, конечно, однако любой каприз — за ваши деньги.
— А ты почему так уверен?
— Помнишь, года три назад стая рядом жила? Я тебя в лес одну не оставлял, и детей деревенских даже на речку не пускали.
— Это когда пара коз в деревне пропала и, кажется, кто-то собаку задавил?
— Это были волки. Причём очень наглые. Дружине тогда надбавку за них платили: за одного взрослого волка — серебренный , за щенка — двадцать пять медяков, за суку — два серебряных. Жестоко, конечно, но мера ответная — нечего было так наглеть в деревнях. До того графу дела не было, хоть старосты и просили помощи.
— А до чего было дело?
— А он тогда каких-то редких кур завёз — чёрных, как смоль, и несли они голубые яйца. Стоили, вероятно, серебром по двадцать за штуку.
— Сумасшедшие деньги.
— Да. Дружинники рассказывали, что посол Франции привёз с десяток в подарок прежнему императору. Их разводили и дарили только самым близким к трону преданным людям. Но кто-то из потомков, вероятно, за большие деньги продавал цыплят всем желающим.
— А при чём тут волки?
— Так вроде кто-то из дворни видел, как в курятник заскочил молодой волк. Дверь как раз была открыта — чистили насесты. Простые куры быстро выпорхнули к людям, а породистых было всего пару штук. Одну слопал — только перья остались, — а другую утащил.
— Отличный вкус был у того волчка, раз стащил исключительно деликатесных редких кур.
— Да уж. Вот граф и назначил награду. Парочку волков постреляли из арбалетов, кого-то ранили, но стая ушла глубже в чащу, куда людям хода нет, и больше к деревням не подходила.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок… Эх, если бы все проблемы простых крестьян касались графа, глядишь — был бы ответственным землевладельцем.
— Да уж.
Рада умылась и ушла готовить обед. В этом доме игнорировать завтрак становилось традицией.
Пообедали и услышали во дворе голоса и ржание лошадей.
— В подпол — быстро.
Рада не спорила: спряталась от греха. Чужих людей побаивалась, а уж взрослых воинов на лошадях и с оружием — тем более. Отец же, привычный к такому, вышел встречать гостей.
— Здравствуй, Велимир.
— Здоровей видали. Чего приехали? Я же просил к ночи приезжать по любому поводу.
— Говорил, спору нет, — ответил старший, Всеслав, который на памяти Велимира был ещё мальчишкой, а теперь вырос и уже руководил звеном.
Воины грамотно расположились вокруг дома — у выходов и окон, словно кто-то собирался от них убегать. Но шум поднимать не стали: их работа — всегда быть начеку.
— Прости, Велимир, ты мне как отец, но приказ есть приказ. Если не доделал заказ — доделаешь в графской кузнице. Сыночку, видите ли, вожжа под хвост попала: «Дайте мне волчка — и всё тут». Так что либо мы тебя приведём, либо отчитаемся, что поставили твой капкан, хитрый, вместе с простыми.
— Не доводи до греха, сам знаешь — к графу не пойду. А капкан я почти доделал, так и быть — подождите, настрою и принесу.
— Хорошо. Эх, что ж ты всё один да один, и квасу гостю налить некому, — прищурился Всеслав. — Али прячешь кого от дорогих гостей? Помнится, дочь у тебя на выданье к этому году?
— Тебя забыл спросить, как мне жить и с кем. Где ты гостей увидел? Гостей зовут. А дочь в селе при бабке по матери живёт уж который год. Я кузницу оставить не могу, езжу навещать с подарками.
— Теще твоей недолго осталось: ей уж лет, поди, шестьдесят. Деревенские бабы редко столько живут. Обождём…
Велимир этих рассуждений уже не слышал — ушёл настраивать капкан. Торопился, чтобы не держать дочь в холодном подполе дольше нужного.
— Серый, глянь-ка быстро дом.
— Будет сделано.
Серый запрыгнул в приоткрытое окно.
— Нет тут никого.
— А вещи женские есть?
— Не-а, чисто. Видно, что мужик бобылём живёт: вон грибы почистил — что тесаком.
В подполе Рада чуть сознание не потеряла от такой формулировки. Какое счастье, что он вглубь не полез, где аккуратно, с прилежанием почищенные, лежали грибочки на засолку.
Она поняла, зачем отец просил её вещи прятать подальше, прикрывать рубахами и штанами.
— А ну сундук вон тот приоткрой.
— Тут рубахи и штаны, — Сергий потянул одну из рубах. — Сложены кое-как, видно — бабы за домом не смотрят.
За спиной Всеслава послышался смешок — это был Енисей, опытный лучник.
— Меня можно той рубахой три раза обернуть.
— Ага, и к берёзе привязать. Положи на место, пока нас тут всех в бараний рог не скрутили за излишнее любопытство.
Сергий выпрыгнул в окно так же, как и влез.
— Что, так страшен в гневе бывший воевода?
— Ой, дурак… — хлопнул себя по лбу командир. — Воеводы бывшими не бывают. Он таких, как ты, по сто душ в железном кулаке держал — по струнке ходили. И меня всему научил, что я знаю.
— Но не всему, что знаю я сам. Вот ваша игрушка — забирайте и валите, чтоб я вас не видел. И метки на деревьях ставьте, как охотники, чтобы дети в западню не попали.
— Конечно, всё сделаем, как просишь, — выпалил Всеслав.
— А чего такие бледные? Или в казарме засиделись?
— Распустили казарму. Большинство дружинников в деревнях, затишье у нас, в усадьбе мы да десяток охраны. Вот и этот волк, будь он неладен, — хоть какое-то развлечение.
Воевода улыбнулся в густую русую бороду без единой седой волосинки.
— Ну-ну, развлечение… Удачи вам, хлопцы, да только по всему выходит — оставила она вас в кильватере.
Велимир показал, где и как нужно нажать, чтобы установить и снять капкан, больше похожий на хитрую ловушку с множеством деталей. Такая штука и кость сломает, и без человека не снимешь: иглы входят и пробивают конечность с четырёх сторон.
– Ну что, Сергей, все ловушки расставили? – негромко произнёс хмурый командир. – Вечереет уже, пора бы возвращаться в поместье. Там защита магическая, пропускает только своих – всё же спокойнее, чем здесь, на открытой местности, да ещё и на его территории. Мурашки по коже... И птиц не слышно, что тоже настораживает.
— Все, кроме той хитрой, – сам ставь, командир, я к ней близко не подойду.
— Ближе к усадьбе надо, в кустах, там, где ты бы спрятался, если бы наблюдал незаметно.
— Да брось, думаешь, он настолько умен?
— Уверен. А ещё наглый, падла. Вчера кто-то козу задрал, хозяину сказали, что сами и забили, но я-то видел следы клыков.
— А он и не вникал, у него этой скотины...
— Зверья в лесу тоже достаточно – это он нарочно, чтобы показать, насколько близко подобрался.
— А ты откуда столько знаешь, командир?
— Дед охотником был.
— Слушай, не было следов – может, нарочно кто из дворни собакам отдал дохлую козу, чтобы девок попугать?
— Следов мог и не оставить, если бы захотел. Не простой это зверь – умный и опытный, с человеком не в первый раз сталкивается. Кто ж откажется от такого трофея? А он невредим, даже шрамов на морде никто не заметил, а они должны быть – с медведем мог столкнуться или со стаей волков. Загадочный зверь и опасный.
— Да на месте охоты много было следов, но никакого огромного волка – словно призрак, а не зверь. Ой, как мне всё это не нравится.
— Никому не нравится. А ловить надо – по крайней мере создать видимость бурной деятельности.
К этому моменту лошади неспешно довезли своих всадников до границы леса. Последние кусты, где можно укрыться, – дальше поле и усадьба на открытой местности. Там дозорные: у них луки, арбалеты и даже пистоли – слишком большие, чтобы носить с собой, но на стене закрепить получилось. Кто бы ни пришёл штурмовать поместье – мало им не покажется.
Всеслав установил ловушку, вывел хитрый механизм и, отходя, спрятал в траве цепочку, чтобы можно было аккуратно передвинуть её во взведённом состоянии или закрепить к седлу в разряженном – штука всё-таки тяжеленная, а в сумках такую острую жуть возить не хотелось. Засыпав её прошлогодними листьями, он отошёл и взглянул на результат, довольно хмыкнул и мазнул взглядом по округе. В темноте блеснули два ярко-жёлтых огонька где-то в полутора метрах над землёй и тут же исчезли.
Капитан потер глаза, полные дорожной пыли, и подумал, что показалось – от усталости слипались веки.
— Пора. Мы сделали, что должны, – дальше уже не от нас зависит.
Звезда пронеслась над полем и скрылась в заблаговременно отворённых воротах усадьбы.
Утро началось с истошного девичьего крика. Какая неприятная неожиданность… И как же гудит голова.
— Ну, какая змея укусила с утра пораньше? – буркнул командир, покидая удобную отдельную комнату.
Он прошёл вдоль ещё нескольких, где по двое жили его подчинённые, чтобы в случае нападения не разыскивать друг друга в тереме из полусотни помещений, а сразу встать на защиту графа и его семьи.
— Ну и какого... – он осёкся, чтобы не заржать в голос.
Карма наконец поймала графского отпрыска в крепкие металлические объятия, и это, похоже, радовало всех, кто лицезрел столь невероятную картину. Сыночек вопил дурниной, пытаясь стряхнуть с ноги поблескивающее на солнце орудие, которое капитан вчера оставил в кустах перед особняком.
— Ой, сейчас будет разнос...
Но его не последовало – оказалось, граф отбыл в город по делам и вернётся не раньше, чем через пару дней. А на сынка служивые обращали внимания не больше, чем на осу – неприятно, конечно, но не смертельно.
Капкан капитан снял, хотя и не особенно торопился – всё же справедливое наказание для того, кто так старательно рыл другому яму, что перестал сам смотреть под ноги. Тем более что щенок был прикован к кровати минимум на месяц. Лекарь при войске был, и за ним послали в деревню. После осмотра тот подлечил самые критические внутренние повреждения кости и сосудов и наказал пациенту отлежаться, если не хочет остаться хромым. На самом деле мог и полностью излечить, и боль снять, но – какая тогда наука? Да и некому тут обвинять доктора в пренебрежении к графскому отпрыску.
— Оторви и выкинь.
— Ась? – переспросил несколько глуховатый (когда ему удобно) камердинер наследника Лука.
— Подлатал, говорю.
— Неужто завтра бегать будет, Елисей?
— Нет. Пусть полежит с месяц – я ж не господь бог.
Капитан подумал про себя, что он из таких передряг ребят вытаскивал, что можно и заподозрить в связи с высшими материями. Не господь бог, но почти святой. Все, кто слушал этот разговор, хором выдохнули с облегчением. Кажется, даже мыши в подполе были рады хозяйской трагедии.
— Пойду я. Будет ныть – капель ему дай, я у кухарки оставил. Будет спать как убитый.
Пользуясь отсутствием хозяина, воины могли позволить себе некоторые вольности: пропускали тренировки, бегали в деревню, не ночевали в казарме. Всеслав тоже решил грех не воспользоваться ситуацией: взял себе чёрного, как ночь, свирепого жеребца Ворона, которого только он смог укротить, и отправился в сторону деревеньки, где жил кузнец.
Ничто не предвещало проблем, когда Рада спокойно сидела на крылечке и плела корзинку. Когда она подняла голову, то увидела великолепного вороного жеребца – высокого, статного, тонконогого. Такому место в столице, а не в их лесной глуши. Всадник был тоже под стать жеребцу: молодой брюнет с чуть загорелым лицом и яркими, как небо, глазами. Конечно, не местный. Разворот плеч, мощная шея, парочка хитрых серебряных амулетов, меч в ножнах – явно отцовской работы – всё это выдавало принадлежность к графской дружине.
Радослава замерла, не решаясь пошевелиться, будто перед ней был опасный хищник. Такой схватит, перекинет через седло – и уже через минуту помчит добычу порадовать хозяина. Плохо дело... Только непонятно, как выкручиваться из ситуации. Она постаралась натянуть самое невозмутимое выражение лица и продолжила своё занятие, будто не воин перед ней, а столб.
Рада
Отец рассказал мне, чем может грозить нам графская затея с проверкой девиц.
Похоже на бред. Всё он знает про то, что нечего искать в окрестных местах сильных магов. Скорее, хочет проверить, не найдётся ли пропажа ближе, чем он думал, а может, кто и намекнул за звонкую монетку, что он вдовец, и дочка-красавица подрастает. Для отвода глаз сразу к отцу не поедут — может, найдут пару лекарей, эти лишними не будут ни одному войску.
И придут за ней… Разлилась в воздухе опасность, горит земля под ногами, и так было понятно, что с такой внешностью беда долго не будет обходить стороной. Ну ничего, ещё посмотрим, кто кого перехитрит.
Отец отправил весточку в соседнее село травнице, бабе Матрёне. У неё внучка тоже с сомнительным происхождением и красавица каких поискать, а вот чьих — никто не знает. Та с радостью скажет, что тёщей приходится моему знаменитому отцу-воеводе. В большом селе мало кому до того есть дело, но всё же меньше пересудов, если девушка замуж пойдёт.
И от нас отведут беду: у той девочки дара нет, только бабушкины знания о травах да кореньях. Рада у них бывала, закупала нужные травы — некоторые было проще приобрести, чем самой собрать. Например, календулу лучше собирать в полнолуние, когда соки уходят в листья, и проще было такую травку купить.
Девочка там пробивная, коли уведут — не расстроится, и тепло устроится в посёлке при усадьбе с бабушкой. Пустую избу всегда можно найти, а если сильно нужна будет, то граф велит новую срубить.
А Рада уйдёт с Всеславом. Отец говорит, можно ему доверять, а чуйка на него упрямо молчала — значит, как минимум не продаст, а там посмотрим.
Всеслав красив и статен, многие потеряли бы голову, но не Рада. Она знала себе цену, видела, какими бывают мужчины (пусть сначала покажет, что не хуже отца — добр, заботлив и внимателен). А ещё она знала, что от близости с мужчиной можно в конечном итоге и умереть, как мама, и очень этого боялась.
С отцом ещё раз договорились, что после проверки, как маг отбудет восвояси, он отправит Всеслава её забрать. А если тот не сможет вырваться, то через две недели нужно прийти к старому дубу, разбитому молнией, наполовину живому, наполовину почерневшему, что где-то в трёх верстах от дома.
Тот дуб знаком отцу, и там он встретится с ней, чтобы решить, что делать дальше.
Попрощавшись с отцом, Рада чуть отошла от деревни по лесной тропе, откуда приходил всадник. Чуйка безошибочно подсказывала, где стоит остановиться, чтобы никто не заметил всадника среди лесной зелени, ярко выделяющегося на вороном коне.
Всеслав пришёл едва занялся рассвет. Девушка вышла к нему, и он помог ей взобраться перед собой на Ворона. Тот всхрапнул, но больше никак не подчеркнул присутствие пассажира.
В уютной тишине знакомого с детства леса они не спеша шагали в гору, поднимаясь всё выше. Через несколько часов, устав с непривычки, Рада заёрзала, устраиваясь удобнее.
— Радость, прошу тебя, не ёрзай так.
— Нам долго ещё? — проигнорировав замечание, спросила она.
— Не торопись. Переход по курумникам нельзя назвать лёгкой прогулкой — ещё устанешь.
Вдалеке показалась полоска курумов.
Курумник — это скопление крупных, хаотично разбросанных камней, обычно образующееся на склонах гор или в горных долинах. Это геологическое образование также называют «каменной рекой». Образуется в результате выветривания горных пород и последующего перемещения обломков под действием силы тяжести или других природных факторов. (прим. автора)
Отец объяснил, что выглядит это явление как каменная река, однако, как впечатляюще это смотрится на фоне огромных деревьев, не рассказывал. Рада залюбовалась мощью и красотой природы в этом загадочном месте.
Через какое-то время они подошли к краю каменной реки. Всеслав отпустил коня пастись на склоне с сочной зелёной травой.
— Дальше пешком. Следуй за мной след в след, очень внимательно. Некоторые из камней могут качаться — будь к этому готова. Также есть вероятность провалиться в пустоты под ними. Мне не хочется доставать оттуда твою поломанную тушку. — Поправил верёвку, теперь понятно, зачем он её с собой брал. Не пугал — просто сделал, как учил дед. Тот без неё через каменную реку не ходил.
— Ой, можно подумать, я не справлюсь. Я-то лёгкая в отличие от некоторых — как бы тебя доставать не пришлось.
Юноша взглянул на неё горящим от негодования взглядом: привык, что его слушают и воспринимают старшим. Повернулся и пошёл — ждать никого не собирался, всё, что хотел, сказал.
Рада последовала за ним: сначала продвигались быстро, насколько это было возможно, затем Всеслав перепрыгнул в одном заковыристом месте.
— Стой.
— Ну что ещё? Мне нужно вернуться к Ворону до темноты. Ночью тут не пройду даже я.
— Я тут не перепрыгну, слишком далеко. Ты же выше меня на две головы — тебе что, шаг сделать, а мне не допрыгнуть.
— Понял.
Он вернулся на ближайший валун. Здесь, ближе к середине, камни были действительно впечатляющего размера — неясно, сколько костей можно переломать, если угодить в расщелины между валунами, но лёгким испугом точно не отделаешься.
— Прыгай, я поймаю.
— Тут и разбежаться-то негде, — произнесла, но чуйка молчала, будто эта авантюра не была опасной.
Эх, как же хорошо, что папа заставлял с ним разминаться по три раза в седмицу. Сначала ныла, конечно, потом привыкла, теперь благодарна отцу за науку и крепкие мышцы.
— Уху!
Прыжок, аж дыхание перехватило. Качнулась на краю, ахнула, глядя вниз в темноту, и возникло ощущение, что темнота посмотрела на Раду в ответ. Почудится же такое…
— Поймал.
Всеслав держал за талию и на секунду задержал взгляд на колдовских зелёных глазах девушки. И тут до него дошёл смысл выражения: «увидел и пропал». В таких действительно утонешь и пропадёшь.
— Спасибо.
Девушка чуть смутилась своему испугу, сняла с пояса фляжку с водой и отвернулась попить. Идея сгладить момент показалась воистину спасительной, и он последовал её примеру.
Рада
Когда она впервые поднялась по склону, то ожидала увидеть едва ли приличное строение: зимовье — это обычно сруб из необработанных брёвен, посеревших от времени.
На лесной опушке, окружённой с одной стороны вековыми соснами, а с другой — весёлой горной речушкой, стоял, будто вросший в скалу, двухэтажный терем с резными ставнями и крепким каменным основанием. Незаметно попасть в него, минуя предполагаемых хозяев, было невозможно. С тыла возвышалась скала, теряющаяся в лесной зелени над вторым этажом.
Рада застыла в ступоре перед этим великолепием. Ох и непрост ты, Всеслав, ох и непрост... Некстати вспомнила, как он смотрел своими ледяными, голубыми, как небо, глазами — и покраснела. Ох, не надо бы сейчас вживую в них заглядывать: не буди лихо, пока оно на службу спешит.
Рада спела скворцом, как учил отец, трижды с равными временными промежутками и решилась зайти в дом. И тут произошло то, чего от серьёзного до невозможности холодного командира можно было ожидать меньше всего: ей ответили пением пересмешника с теми же промежутками.
— Ну надо же, пересмешник... Надо будет запомнить, вдруг пригодится.
Открыла калитку — и да, заборчик тоже присутствовал, хоть и выполнял скорее декоративную функцию. Проходя через калитку, Рада что-то почувствовала, будто преодолела невидимый защитный контур. Но кому бы пришло в голову ставить его в такой секретной усадьбе? И избой это назвать язык не поворачивался.
Она припомнила, что слышала: в некоторых уникальных местах — чаще в присутствии скал или больших водоёмов — магия ведёт себя иначе, будто всё вокруг пропитано силой. И направить её во благо — например, для защиты или стимуляции роста растений — может даже не самый талантливый одарённый.
Это место могло быть результатом именно такого взаимодействия человека с местом силы. Раде здесь сразу понравилось: дышалось будто легче, чем в родной деревне. Неудивительно, что нелюдимой ей было здесь куда удобнее, чем среди людей и шума. Только не хватало звона молота по металлу — звука, всегда дающего ощущение дома.
В доме, разумеется, было пыльно, но ничего критичного: постирать занавески, выбить дорожки, протереть окна, помыть полы — и терем засияет, как новенький. Наверное, нагло, но я хотела бы забрать сюда отца... Остаться здесь, вдали от людей, в единении с природой. Вряд ли Всеслав был бы против — он же служит, появляется здесь нечасто. Да и жену лучше привести в деревню — тут дикой птичкой мало кто захочет жить, вдали от мамок и бабок.
И кузню здесь можно отстроить, если она вообще нужна. Может, хватит и навеса. А заказы? Да тут они не нужны, как и монеты: лес прокормит. Зверьё здесь точно давно не пуганое — зайца изловить получится даже у неё. Надо поставить пару ловушек.
Ну, это всё завтра. Сейчас нужно порядок наводить, и в первую очередь — осмотреть дом. Он оказался большим, но внутри казался даже больше, чем снаружи — может, уходил глубже в скалу?
На первом этаже слева — большая светлая столовая на двенадцать человек, справа — кухня, несколько кладовых. В глубине, ближе к дальней стене, — ледник. Чудной: не в подполье, а просто за дверью. Дальняя каменная стенка была ледяной, вдоль неё шли стеллажи для хранения продуктов — сейчас пустые. Но это дело поправимое.
Кухня была необыкновенно просторной. Печка — помимо русской — тут была ещё и чугунная, с четырьмя круглыми отверстиями, прикрытыми какими-то составными металлическими кружками, и просторной духовкой.
Печь вызвала истинный женский восторг. Предстояло разобраться, как правильно ей пользоваться, но тут поможет и чуйка, и метод тыка. За русской печкой, через стенку, была небольшая спаленка — в ней Рада и решила заночевать.
— Сейчас здесь приберусь... Второй этаж завтра посмотрю. Запасов, принесённых с собой, хватит, чтобы поужинать и позавтракать, а дальше буду думать.
Во время уборки на кухне обнаружились крупы, соль, некоторые сушёные травы, готовые сборы, мёд. Подпол всё же был, но небольшой, как дома, и не холодный. В нём хранились овощи: свёкла, морковь, репа, картофель, даже тыква — такая росла только в графском огороде. Узнала, потому что графские крестьяне возили на ярмарку эти овощи, а отец покупал пару раз, чтобы побаловать. Правда, чистить её — врагу не пожелаешь: даром что экзотика, а намучилась...
Но чтобы тут? В руках нёс? Или семена собрал? Оставалось загадкой, пока, протирая окно перед мойкой, она не заметила огород. В углу оказалась дверь, через которую можно было выйти к высоким грядкам и теплице. Совсем рядом, метрах в двадцати, журчала речка — удобно, ничего не скажешь.
В огороде нашлись тыква, репа, редис, лук, ревень, чеснок и помидоры разных размеров и цветов. Были даже огромные, размером с бычье сердце — сладкие, бледно-розового оттенка.
Да в таком доме с голоду не помрёшь при всём желании. Вернувшись в дом, перекусила свежими овощами и бутербродами с бужениной, что заботливо завернул отец.
— Да, а счастье было таким недолгим... Мясо закончилось — надо ставить силки на зайцев.
В этот момент интуиция завопила, что возле дома кто-то есть.
Рада была не робкого десятка и решила проверить, взяв ухват у печки в качестве орудия самообороны. Вышла из дома и прошла по выложенной булыжником тропинке к калитке. Странно — никого нет. Открыла калитку и покинула пределы защитного контура. Поймала себя на том, что не хочет уходить, а дом — как живой — словно дышит разочарованно и не отпускает.
Стоило шагнуть за калитку, и будто морок рассеялся: по тропинке от леса — кровь. След, явно волочили что-то тяжёлое. Или кого-то... Вздрогнула от невесёлой мысли. Проследила за следом — он вёл прямо к её ногам.
Чуть не вскрикнула от ужаса, зажав себе рот рукой. Что-то тёплое капало на ногу. Опустила взгляд — а там... туша молодого оленя. Всего лишь олень. Сотню раз помогала отцу таких разделывать. Только были различия: отец никогда не приносил ей туши с откушенной головой.. Она подышала, считая, как учил отец, чтобы предотвратить истерику. Тот, кто откусил голову оленю, мог быть где-то поблизости — и ей совсем не хотелось проверять, как он отреагирует на девичий плач.
Рада
Проснулась рано, едва первые солнечные лучи прошли через занавески, коснулись зеркала и отразились на лице. Села в кровати, потерла глаза и осмотрелась на роскошную обстановку. Рядом с довольно высокой кроватью стояла подставочка, чтобы удобно спуститься или обуться после сна.
Сарафан, похоже, не подлежал восстановлению: походный, залатанный в нескольких местах, сейчас он годился разве что пугало нарядить. Он лежал на стуле перед зеркалом с небольшим столиком, за которым стояла резная деревянная ширма.
Рада слезла с кровати и заглянула за ширму. За ней оказался небольшой закуток для переодевания и две двери. За одной обнаружила душ, как у папы в кузне. Открыла воду — тёплая. Стянула рубашку и помылась. После этого решила застирать рубашку, но, выйдя из душа, не нашла ни её, ни старого сарафана.
— Что за шутки? Мне голышом, что ли, ходить? — пробурчала она.
Закутавшись в полотенце, решила проверить, что во второй комнате. Там оказалась настоящая мастерская, полная готовых платьев. Вдоль одной стены висели сарафаны, лёгкие рубашки без рукавов и многое из того, чего Рада не видела даже у столичных купцов на ярмарках. Тут же стоял раскройный стол, всевозможные швейные инструменты и даже какой-то непривычный механический станок — видимо, тоже для шитья. По соседней стене, напротив большого окна, были закреплены отрезы ткани.
Рада шить не любила, поэтому пошла смотреть готовые наряды. Вряд ли Всеслав обидится, если она немного тут «похозяйничает». Обнаружила даже брючный костюмчик, подходящий ей по размеру. В деревне такой не наденешь, но здесь никто не осудит её выбор. Разделывать мясо так точно удобнее.
Здесь же был шкаф. Открыв его, она нашла свою рубашку — только чистую и без единой складочки.
— Надо же, зачарованный чистящий шкаф, — пробормотала она.
Подумав, Рада решила, что пора заняться делом. Спустилась вниз, надела кожаный фартук, висевший с торца кухни при входе, прошла к столу и занялась привычным делом — свежеванием дичи. Через какое-то время, наполнив ледник и поставив вариться мясо, решила убраться в зале.
Смыла кровь, вынесла шкуру на солнце сушиться. На стене дома напротив теплицы были верёвки для белья и конструкция для сушки ковров. Повесила туда шкуру и вернулась на кухню.
Сварила себе овсянку, добавив найденные сушёные ягоды. Заварила травяной сбор и села завтракать. Нужно было определиться, чем заняться в первую очередь, пока варится мясо. Позавтракав и помыв посуду, отправилась в столовую. Там царил порядок: на намытый вчера стол и лавки будто не упала ни одна новая пылинка.
— Хм… изучить, что ли, второй этаж? — подумала она.
Поднявшись по крепкой деревянной лестнице, на которой не скрипнула ни одна ступенька, Рада отправилась в своё временное убежище. Оказалось, что окна — это не совсем окна, а скорее застеклённые двери. Распахнув их, она оказалась на просторном балконе, вздохнула полной грудью свежим воздухом и заметила, что из смежной комнаты — швейной мастерской — тоже вела дверь на балкон. Видимо, для максимального освещения.
На балконе стояли лёгкий изящный чайный столик и стулья.
— Да у тех, кто это создал, точно был вкус, — сказала она.
В этот момент на перила приземлился ворон. Раду удивило, что он её не боялся. Несмело погладив птицу, она поняла, что ворон оказался ручным. К лапке была прикреплена записка.
Читать девушку научил отец — командиры в армии были грамотными.
«Меня и мою звезду приставили охранять господина мага, ну или от него — поживём, увидим. Граф куда-то сплавил чёрных рыцарей; они, конечно, не могут знать наверняка, что кто-то бегает по лесам от проверки, но могут предполагать и такое. Не расслабляйся и далеко от дома не отходи — мне всё это не нравится.
Думаю, ты уже поняла, что дом не так прост. Если кто-то выйдет к нему, когда ты будешь внутри, и этот кто-то будет для тебя опасен, дом может накладывать иллюзии. Каждый видит что-то своё: кто — водопад, кто — пустую полянку, кто — старую неприглядную развалину. Но сильный маг способен разбить иллюзию, если его что-то в ней смутит.
Наш маг, однако, не производит впечатления человека, проявляющего излишнюю инициативу в работе. Но среди чёрного отряда тоже есть маги, и, подозреваю, не самые слабые. Если у них будет слепок ауры, будет невероятно сложно сбежать, поэтому тебе ни в коем случае нельзя показаться им на глаза. Таких воинов каменной рекой не отпугнёшь — они прочешут весь лес при малейшем подозрении. Будем надеяться, не слишком тщательно.
Никуда не отлучайся, пока они не вернутся и маг не уедет в столицу. Я дам знать.
Покорми моего друга — его зовут Кеша. Мне не пиши, не рискуй. Он поест, отдохнёт и вернётся, и я буду знать, что с тобой всё в порядке.
Отца твоего не видел, но уверен — у него всё нормально. Пока тебя нет рядом, он в безопасности и вне подозрений. Мы вчера были в той деревне: девчонка похожа на тебя как сестра, и это играет нам на руку.
Мне пора. Ни о чём не волнуйся: в доме достаточно припасов, чтобы и вовсе не выходить. Набирайся сил. Радость».
— Хм… обязательно последую твоему совету, — пробормотала Рада.
Спустилась на кухню. Кеша послушно сидел на плече и никуда не торопился. Покормила его и вышла на крыльцо, чтобы отпустить. Проследила взглядом, как он улетел.
Присела на лавочку возле дома, наслаждаясь свежим воздухом и пьянящим чувством свободы. Прислонилась затылком к нагретой солнцем стене, прикрыла глаза — и провалилась в короткое видение: С высоты птичьего полёта, среди деревьев, виднелся силуэт — знакомый, уже не такой пугающий, но всё ещё огромный волк. Пробежав мимо нескольких приметных деревьев, он направлялся в её сторону.
Рада открыла глаза и, снова сделав усилие, постаралась посмотреть сквозь защитный контур. Тот нехотя поддался, но не с первого раза.
— Как же раздражает такая опека… Завтра ты меня вообще за порог не выпустишь, своенравная избушка! — усмехнулась она.
Ближайшую седмицу Рада запланировала потратить на то, чтобы освоиться с магией. Каждое утро начинала с зарядки на веранде. Позже спускалась вниз, завтракала и выходила на улицу — гулять с новым другом, бегать наперегонки по пересечённой местности и узнавать друг друга, меняясь видениями. Она училась поддерживать связь на расстоянии — сначала вытянутой руки, потом дольше и дальше. От своевременного обмена могли зависеть её жизнь и свобода.
Зверь, очевидно, был магическим и в общении смог передать те знания и воспоминания, которые хранил о магах и магии.
А ситуацию с папой Рада решила пока пустить на самотёк — ничего они ему не сделают, будут ждать её следующего шага.
С рыцарями придётся что-то решать. Спустя ещё пару дней и некоторое количество спаленных в пепел сухих отдельно стоящих деревьев, Рада поняла, что вполне может за себя постоять. А вот запирать себя в домике, который рано или поздно найдут, смысла нет: у них будет численное преимущество. Если же встретить их в лесу, преимущество будет уже у неё — магия, контроль, способность смотреть глазами птиц и ещё один хвостатый козырь встанет на её защиту.
Хорошо бы забраться на возвышенность и оттуда поджечь пару деревьев, обратив их в бегство: лесных пожаров боятся все без исключения. К тому же некоторым участкам изученной территории не повредит расчистка от сухостоя, а магический огонь Рада уже неплохо научилась контролировать, тренируясь дома на свечах.
Интуиция ещё никогда не была так полезна: Рада чувствовала, как нужно и как не нужно направлять силу. Так же она догадалась методом тыка, что дому проще всего отдавать силу с помощью крови. Порезала палец, нарезая овощи, отвернулась промыть рану, а вернувшись — не обнаружила ни одного следа крови. Поднялась на второй этаж в комнаты, которые раньше не открывались, мазнула каплей крови по ручке — и пух! Все двери в доме теперь были под её полным контролем.
Правда, в новых комнатах ничего интересного не оказалось: две аскетичные мужские спальни, пара безликих комнат для гостей, как в хорошей таверне, и одна комната с деревянными игрушками и двухэтажной детской кроватью.
Из мастерской Рада взяла иголку и приколола к одежде — теперь можно было не заморачиваться, чтобы смотреть через контур или открывать калитку: капля крови, и дом прекращал демонстрировать характер.
На шестой день она привычно вышла за калитку встретиться с новым другом. В этот раз он заставил себя ждать. Рада погуляла, сделала зарядку, поупражнялась с магией молний. Вчера у неё впервые получилось создать маленькую шаровую молнию — отец рассказывал, что мама так умела, и почему бы не попробовать? Спустя несколько попыток получился маленький шарик, который светился и искрил тонкими молниями, но не жалил создательницу.
Закрепляя вчерашний успех, она так увлеклась, что не заметила, как из тени вышел её любимый хищник. Он был напряжён, и его глаза горели беспокойством. Рада подошла и смело положила руку на широкую голову.
"Небольшая лесная полянка…" — по памяти девушка знала, что до неё около часа ходьбы. "Воины в чёрных доспехах поставили лагерь. Готовили, шутили, что-то обсуждали".
— Нет времени ждать. Лучшая защита — это нападение. Покажи, есть ли рядом удачная для обзора возвышенность.
«Гора… рядом, примерно в трёх сотнях метров над поляной расположился небольшой скальник с площадкой, исписанной древними рунами. На такой высоте, что арбалетный болт туда не достанет, а люди без проводника ни за что не найдут дорогу». Дороги зверь знал две: козья тропка по поверхности скалы — ненадёжная, и ещё одна, большая, сетью пещер, проходящих змейкой внутри горы. Последняя пещера заканчивалась выходом на плато с рунами и каменным выступом, похожим на алтарь.
— Домик, спрячься на случай, если они разделятся или отправят разведку, — сказала Рада. Снова проколов палец, она намазала кровью один из столбиков у калитки.
Визуально ничего не изменилось, но зверь вдруг одобрительно фыркнул и поделился видением: вместо привычного пейзажа со скалой падал небольшой водопад, соединяясь с потоком горной реки.
— Ну вот и ладненько.
Рада, которая продолжала видеть домик таким, какой он есть, забежала за собранным заранее рюкзаком с припасами и сменной одеждой. Выдвинулись в первых сумерках. Страх перед тёмным лесом отступал рядом с надёжным тёплым боком зверя.
Они шли несколько часов в обход полянки, чтобы не столкнуться с разведчиками, затем спустились под землю и долго пробирались пещерами. Идти было тяжело, и Раде не нравилось находиться под землёй без свежего воздуха и привычного лунного света. Она освещала дорогу маленьким шариком молнии, чтобы не споткнуться и не сломать себе пару рёбер. Через казавшийся бесконечным час почувствовалось движение свежего воздуха.
За следующим поворотом был проход, похожий на дверной проём в три человеческих роста, через который проникал лунный свет. Здесь же, перед выходом, стояли странного вида купальни и маленький питьевой фонтан.
Девушка коснулась воды и поняла, что температура в купальнях сильно различается. В небольших, рассчитанных на несколько человек с удобными сидениями, вода была горячей, в ней булькали пузырьки газа. В следующих — чуть прохладнее, а в самом большом, где можно было плавать, температура была как у тела. Видимо, смешивалась кристально чистая питьевая и серосодержащая вода из горячего источника.
Рада разделась и с удовольствием сначала отмылась розовым мылом, взятым из домика, затем, распробовав все купальни, окунулась в бассейн с головой. Дно можно было достать, только нырнув довольно глубоко, и ровным оно не было.
Довольная, она вышла из бассейна и увидела своё отражение в большом, будто вплавленном в стену зеркале. Белоснежная кожа светилась в лунном свете, длинные чёрные волосы локонами укрывали грудь и плечи, тонкая фигурка и зелёные глаза, светившиеся как никогда ярко, дополняли нереальную картину.
Радослава никогда не видела себя такой и начала понимать, почему сильные мира сего никогда не оставят попыток её присвоить. Но он пришёл — зверь, чьи глаза загорелись огненным цветом над её плечом, и показал путь к свободе.
Зверь стоял в центре поляны. Тени деревьев неумолимо ползли к нему по изумрудной, увенчанной каплями недавнего ливня траве. Лунный свет осветил серебристую шкуру. Он был прекрасен — впервые я видела, насколько он огромный и в то же время грациозный. Он ничего не боялся и был готов встретить смерть, смеясь, окружая себя ореолом кровавых капель своих врагов.
Они пришли за ним и за ней. Людям не давала покоя мысль, что этот лес им не принадлежит, что есть нечто гораздо страшнее, чем их глупые острые палки, которые они называют оружием. Они называют убийства себе подобных неизбежной платой во имя порядка и власти своего проклятого графа. Они именуют тёмным и неправильным всё, что может им противостоять.
Но что такое их власть здесь — в многовековом лесу, который щедро делится силой со своим чадом: огромным волком с серебристой шкурой, орудием справедливости природы, антагонистом мнимой власти людей, и его маленькой подругой, которую они в первую очередь и пришли захватить, не имея понятия, где она сейчас находится и что это за место. Кто наблюдает за ними глазами многочисленных птиц, незаметно окруживших поляну.
Наконец тени приобрели очертания рыцарей. Они пришли за ним. Их доспехи из матовой кожи поглощали свет, глаза горели решительностью, мечи рассекали воздух с такой скоростью, что я не успевала различать рисунок боя.
Но силуэт зверя растворился среди них и словно насмехался над жалкими попытками ранить его. Скорость, которую он мог развить, была подобна ветру, что раздувает парус упрямого корабля, борющегося со стихией. Его не было видно — он бесследно исчезал среди теней, в своей стихии. Весь этот лес создан для хищников, способных за доли секунды выхватить добычу и снова исчезнуть во тьме.
И всё же эта ночь была щедра к людям, по крайней мере — на науку и откровения.
Впервые в жизни в глазах человека, умудрённого опытом многих сражений, безусловного лидера отряда, светилось не столько ненависть к врагу, сколько внезапное понимание того, что это задание было подписанным приговором ему и его людям. Граф так и не смог простить ему своенравный характер и отказ связать свою жизнь с одной из его дочерей. За то, что он возгордился и решил, что может отказать своему сюзерену, и был уверен, что это останется без последствий.
Ведь он был любимым сыном своего государства, славным капитаном выдающегося отряда опытных и смелых воинов, множество раз обласканным вниманием сильных мира сего. Даже граф не посмел перечить его воле. Но никто не мог запретить ему подсунуть своему вассалу самоубийственное задание и дождаться возможности устроить пышные похороны с почестями и публичными сожалениями.
Вот он, момент истины: когда вожак теряет волю к победе, стая становится стадом овец, потерявших своего погонщика. Его неуверенность захлестнула ведущих безнадёжный бой с тенью безжалостной волной и отравила единственный шанс на победу.
— Мой капитан...
Едва сержант успел договорить, как понял: в центре поляны осталось как минимум в два раза меньше воинов, и он будет также бесшумно убит, если не возьмёт всё в свои руки прямо сейчас.
— Солдаты, внимание! Замкнуть строй спина к спине. Никому не отходить, не пить, не выходить — что бы ни случилось. Не нарушать строй, смотреть в оба. Это всего лишь волк, нет ничего сложного в том, чтобы поймать какого-то жалкого зверя с вашим боевым опытом.
Произнеся это, он и сам себе не поверил. Волки рычат, шелестят листвой, прыгают, бегают, громко дышат, ведут себя как обычные животные. Но этот зверь просто не мог быть обычным. Ничего подобного он раньше не видел, никто из них не видел. Именно неизвестность пугала даже самых отважных. На кого нападать, если не видишь угрозы? Она наблюдает из темноты, откровенно насмехаясь над попыткой поймать тень за хвост хотя бы взглядом.
Все, кто остался, подчинились, но это были уже не хищники, а дрожащие от страха зайцы, попавшие в капкан. Кричали вороны, кружили над головами, предвкушая кровь. С первым лучом солнца они смогут забрать свою часть добычи свирепого хищника.
Воинам тем временем казалось, что прошла целая вечность. Никто не видел ни капитана, ни зверя, но ощущать в руках оружие и плечом к плечу стоять со своими товарищами было намного легче, чем, поддавшись порыву расслабиться, сесть на траву и отпить холодной воды из манящей прохладой фляги на поясе. Потерять себя или кого-то из отряда из-за слабости плоти — вот что так презирал их капитан.
Казалось, что он мог бы стоять в карауле сутками, не нуждаясь в еде и воде. Он был настоящим примером для молодых воинов, для которых было огромной честью попасть под его командование. Никому и в голову не приходило, что прошедший многолетнюю войну с соседним государством воин и его опытные собратья могут попасть в ловушку на, казалось бы, безобидной лесной поляне, охотясь на зверя в глубине своих территорий и параллельно разыскивая дочь кузнеца — девушку с непонятной силой и, помимо прочего, удивительной красотой.
Сюзерену даже показалось, что это не стоит его внимания, пока он не увидел зарисовку местного художника. Тот угольком нарисовал портрет пропавшей девушки, и её поиски внезапно стали приоритетом для самого элитного отряда, которым руководил граф.
Служивые понимали, что слова графа о том, будто он отвезёт её в столицу и представит императору и экзаменационной комиссии магического университета, — ложь. Если девица окажется так же хороша, как её мать, он наверняка запрёт её в одном из самых отдалённых своих владений и оставит там рожать магически одарённых бастардов. Если её сильный и его слабый дар дадут потомка с достаточной силой, он сделает его наследником, а её объявит единственной официальной женой. В этом случае сильные мира сего не смогут забрать её у него до осуществления его планов.
Собрав сведения о звере, граф прекрасно понимал, что несколько воинов не вернутся из тёмного леса, но и представить не мог, что кто-то помимо зверя устроит ответную охоту на его маленькую армию.
Столица империи, следующий день , особняк Львовских
Князь Михаил Александрович Львовский
— Черти что творится… Это нужно было потратить столько лет и сил, чтобы обнаружить потерянную кровь в захудалых землях этого идиота… как его там?..
Рядом с лицом, не выражающим эмоций, стоял ближайший доверенный его сиятельства — Василий Иванович. Когда-то выбившийся из канцелярских работников в человека для мелких поручений, он быстро зарекомендовал себя как верный, порядочный и исполнительный сотрудник. Последние десять лет он занимает место правой руки князя.
— Алексей Курякин, ваше сиятельство.
Маги не давали никаких гарантий, но существовал древний ритуал по поиску вошедшего в силу потомка. Вчера этот ритуал удалось провести. Результат был настолько чист, будто внучка решилась выжечь своей магией пару гектаров леса. Впрочем, если припомнить, кому тот лес принадлежит, он бы даже поблагодарил за такую небрежность.
— И какой он из себя землевладелец? Там дороги-то хоть есть? Или ты мне по лесу предлагаешь внучку искать?
— Прошения просим… Мы можем отправить людей прочесать лес. Дорог нет, люди не голодают, но и не живут в достатке, как на соседних землях. Графа им любить не за что — при удобном случае сбегут к соседям.
— Что ж… хоть какие-то хорошие новости. Люди будут нужны, чтобы привязать к столбу этого идиота. А внучку искать придётся лично мне. Такой фейерверк устроила, как-бы её из столичного маг-департамента не отследили… Я не испытываю желания терять людей. Она подпустит только родственника.
— Велите заложить парадную карету, ваше сиятельство?
— Ох, дошутишься ты у меня… Собирай людей, я поеду верхом. Сменим лошадей — за два дня должны добраться.
— Будет сделано.
Спустя сутки, на просторах необъятной родины
— Ну и сколько ещё тащиться до этого медвежьего угла? — Князь был не в настроении. Где это видано, чтобы солидный человек, великий маг и глава древнейшего рода, жарился на солнцепёке верхом, да ещё по таким буеракам, что по полю ехать было бы ровнее?
— Вроде бы ещё через десяток вёрст почтовая станция. Сменим лошадей — и утром можно двигаться дальше на юг. А там, ещё через десяток верст, выйдем к усадьбе, — сказал Потап, телохранитель его сиятельства и отличный воин. Однако ориентация на местности явно не была его сильной стороной. Князя особенно смутило, что тот несколько раз перевернул карту.
— Не дай тебе бог заплутать… Не посмотрю на заслуги — отправлю на разведку напрямик через болото.
С собой, разумеется, везли всё, чтобы разложить комфортабельный шатёр для ночлега и встать лагерем. Воинов было всего с десяток самых верных людей, лекарь (который тоже мог за себя постоять), два мага, Потап и шесть человек личной охраны.
Спустя несколько часов
— Не переживайте, ваше сиятельство, скоро приедем. Я чувствую сердцебиение множества людей прямо по курсу, — сказал лекарь Николай.
— Ну хоть какая-то радость. Напомни мне подсказать будущему владельцу этих земель поставить больше придорожных трактиров.
— Так не было же ни одного по дороге, — произнёс Потап и растерянно почесал затылок.
— Тебя в детстве не роняли? — зло усмехнулся один из магов, эффектный брюнет с голубыми глазами, на фоне которого Потап выглядел довольно бледно, и обогнал процессию. — Разрешите удостовериться в безопасности дальнейшего следования, ваше сиятельство?
— Разрешаю.
Князь хмыкнул: паяц. Однако у всех свои недостатки — Амир был сильным магом и очень способным разведчиком. От молодого франта редко кто ожидает угрозы, а он умел развязывать языки и налаживать необходимые связи быстро и качественно в любой социальной среде. Его даже звали работать в тайную канцелярию, но он предпочёл возглавить её аналог при князе, который считал, что тот, кто владеет информацией, владеет миром.
В эту авантюру Амир ввязался исключительно от скуки: вся столица, даже в самых отдалённых подворотнях, знала, что связываться с ним не стоит. Ему там просто некого было больше бесить и провоцировать, а здесь, в глуши, где никто не знал его в лицо, можно было хорошенько развлечься.
— Всё спокойно, — ответил второй маг, получивший сигнал от брата.
Они были близнецами, но никогда не одевались одинаково, имели различные манеры и вели себя как две противоположности. Айрат был любимым сыном — из тех, кем гордится не только семья, но и вся деревня. Он всего добился сам: отказавшись от протекции князя, поступил в университет, закончил его с отличием, затем аспирантура, докторская степень по магическим ритуалам древности, несколько высших государственных наград, пара написанных учебников — и всё это к 29 годам. Теперь он преподавал в магическом университете и, во время летних каникул, после успешно проведённого им ритуала по поиску вошедшей в силу внучки князя, напросился в эту поездку как на летнюю практику по ритуалистике.
— А я и забыл, что у вас с братом ментальная связь.
— Сложно найти двух более непохожих друг на друга людей. Но мы всё ещё братья, и я чувствую его эмоции на расстоянии. Сейчас он спокоен и доволен, как кот. Впрочем, это также может означать, что проблемы были, но он их уже скрутил и сложил у стеночки.
— Интересно… — сказал Николай, поправив очки. — А есть люди, которые вас путают?
— Полагаю, я мог бы бродить по улицам столицы с торчащими из пальто купюрами, в любом состоянии, и в самом злачном портовом районе все были бы со мной удивительно вежливы и даже не спросили бы время или закурить, если вас это интересует.
Граф сделал вид, что закашлялся, пытаясь скрыть смех.
На станции
Опасности для четверых магов и шести опытных воинов никакой не было: там оказался какой-то нетрезвый ямщик, которого Амир походя скрутил и отправил отсыпаться в канаву. Рад он был потому, что поблизости обнаружился постоялый двор на несколько комнат с миловидной вдовушкой-хозяйкой.
Барон Дольст
Амир пребывал в прекрасном расположении духа: тёплая женщина, простая, но вкусная деревенская пища — и это только начало. А в продолжении хитрый лис проведёт день за любимым занятием — зачисткой курятника.
Чесались уже не только руки, но даже нервы.
«Забрался же сукин сын в эту дыру. Удобнее творить грязные делишки в такой глуши. И на приёмах редко появляется — боится ментальной проверки. Хорошая была идея устроить такие проверки, жаль, не моя».
В непредсказуемое время на разных мероприятиях столицы появлялись симпатичные молодые люди — в основном из наследников родов, преданных императору, — так, чтобы в случае чего боялись бросить перчатку. Тайная канцелярия ценила своих людей.
Они растворялись в толпе, принимали участие в танцах, кулуарных разговорах и настольных играх. Отличала их та или иная способность к ментальной магии. Как молодые люди, так и некоторые юные особы умело выводили разговор в нужное русло и «подслушивали», что человек думает на самом деле — о правлении императора, новых реформах или отношении к наследнику.
Первая такая операция за месяц дала невероятные результаты: было арестовано более двадцати человек, раскрыто два заговора и четыре притона, а также множество злоупотреблений положением и полномочиями.
С этими мыслями барон Амир Дольст не заметил, как практически добрался до места. Усадьбу было видно издалека: выгодное расположение на открытой местности, ворота закрыты, дозорные на местах, вооружены, согласно собранной информации, как минимум арбалетами и пистолями. Магов, однако, граф на стенах не держал — больно они нынче дорого обходятся. Безземельный барон отлично это знал, ведь обходился его сиятельству в год, как содержание особняка в центре столицы. Но, как говаривал князь, стоил каждой потраченной монеты.
«Надо бы показать местным, почему хорошие маги так дороги. Я им сейчас очень недёшево обойдусь. Успеть бы, пока этот здоровенный остолоп не догнал со своими бестолковыми бездельниками. Статус обязывает князя тащить за собой такую толпу… На самом деле двух магов и одного лекаря более чем достаточно. Зачем нужна дубина там, где справится скальпель? А эти ещё и под пули попадут, доктору потом дробь из них неделю выковыривать — исходя из площади поражения, в таких только слепой промажет. Богатыри, чтоб их… Впрочем, ни одна лошадка быстро эти туши сюда не домчит, тем более та полуживая, что я Потапу утром подсунул. А добры молодцы вперёд батьки не попрут. Ну и доктор, не будь дурак, с удовольствием останется в кильватере».
За этими размышлениями барон подъехал к воротам.
— Эй, служивый, а ну открывай ворота! Графу скажи, прибыл гонец с сообщением от графа Орловского. Да позови служку, чтоб напоили гостя с долгой дороги.
— Не велено отворять. Не ждали сегодня гонца.
— Обещанного три года ждут. Скажи графу, что девку его нашли, и граф Орловский готов обсудить условия обмена. А не скажешь — не мои проблемы. Такая краса, что хозяину самому, глядишь, пригодится. А ты так и скажи, что прошляпил возможность договориться мирно.
Ворота распахнулись через несколько минут. Довольно скалясь, Амир пустил коня шагом на территорию поместья. Ворота за ним закрылись — бедняги просто не знали, что убегать в ужасе сподручнее через открытые ворота.
Гостю подали воды и свежей выпечки. Граф через десяток минут вышел, стараясь держать самое незаинтересованное выражение лица, как при торгах и положено. Однако вся невозмутимость слетела в тот миг, когда он заглянул в холодные, как лёд, глаза своего самого страшного ночного кошмара — цепного монстра его сиятельства князя Михаила Львовского.
— Амир… чем обязан? — попытался взять себя в руки граф.
Вдруг получится прикинуться, что он не при делах, и спихнуть свои грехи, например, на соседей. Это если они уже девочку не нашли, конечно.
— Ну, здравствуй, падаль. Сам расскажешь всё, что я хочу услышать, или мне придётся вытаскивать из тебя клещами нужную информацию. Приговор уже подписан — осталось закрыть несколько белых пятен. Не столько из моего праздного любопытства, сколько для отчёта императору.
— А доказательства? Суд? Презумпция невиновности? Адвокат мне, в конце концов, положен. Справедливый суд с присяжными заседателями!
Паника душила графа Курякина, голос дал петуха. Он понимал, что со своим слабым даром иллюзии и внушения, работавшим чаще на простых людях, чем на одарённых, и то не долгосрочно, он ровным счётом ничего не сможет противопоставить этому монстру. Лисичка уже в курятнике, и ворота сами ему открыли глупцы.
— Я твой судья, и адвокат, и духовник. Так что исповедуйся по-хорошему и дай своим людям возможность сдаться. Понимаешь, тот факт, что ты обитаешь в такой глуши, — палка о двух концах. Вроде бы и сильным мира сего дела до тебя нет, но уж если меня сюда отправили — ты тут и останешься. И князю только спасибо скажут за то, что он не тащил тебя в столицу, тратить время неповоротливой машины делопроизводства на такую ерунду.
А какие нужны доказательства с такими свидетелями? Девочка — наследница рода — в твоих землях. Кто-то, кто её воспитал, видимо, спас её мать из твоих грязных лап, но ненадолго. Нежная Роза ожидаемо не выжила в твоём невзрачном огородике. И девочка точно захочет за неё отомстить. Надо бы подождать юную княгиню Львовскую и полюбоваться на то, что она с тобой сделает.
Да жаль, хозяин лично приехал — не одобрит «втравливать невинное дитя». Даже ты, крыса, должен был отсюда почувствовать, как она вошла в силу. Как же тебе повезло, что ты до неё не дотянулся раньше времени, а то старый Лев порвал бы тебя на ленточки лично. Эх, где мои шестнадцать лет… Я помню, каким он был. Меня всему научил и ушёл в тень. Многие забыли, с кем имеют честь. Но ты-то куда полез? Семнадцать лет назад с его девочкой не решился бы связываться даже иной заморский принц — потому как его маме пришлось бы срочно рожать новых принцев.
А тут ты… На тебя, идиота, даже в кулуарах не ставили. И соседи ему все свои подвалы лично продемонстрировали и даром клялись, что не тронули девочку пальцем. Везучий дурак… Впрочем, я здесь — а значит, госпожа удача оставила тебя в кильватере.