Моя попытка номер два

ГЛАВА последняя. Вместо ПРОЛОГа

– Я не понимаю, ты куда собралась? – мой любимый пошарил рукой по стене, сказал негромко: – свет.

Зажглись лампы по бокам высокой спинки кровати. Мужчина сел, провел рукой по лицу, снимая липкую паутину сна. Посмотрел на часы.

– С ума сойти! Половина шестого, куда ты убегаешь в такую рань, Лиза?

Смотрел растерянно бледным лицом.

Я не люблю врать. Я не умею и попадаюсь регулярно. Поэтому прикинулась маленькой и мертвой. Не слышу я. Отвернулась и стала натягивать тонкий джемпер прямо на голое тело. Он нес запах вчерашнего мира. Японского редкого парфюма, поцелуев, миндальных пирожных с черным шоколадом. Запах швейцарского десерта особенно остро вызывал сожаление.

Мой единственный встал. Какой же он красивый! Господи, спасибо! Высокий, выше меня. Сильный. Спереди – все серьезно. Задница – улет. Бороду сбрил, слава богу. Подстригся. Вид крошечной татушки над левым соском вызвал секундный умилительный припадок. Надпись: «Елизавета» в известном стиле с имперской короной над «Е». Серьезный мужчина кожей почувствовал мои счастливые сопли и запахнулся в синий халат.

Я не успела сбежать. Слишком рассусоливала с одеванием. Следовало сразу сунуть барахло под мышку и наряжаться по дороге.

– Послушай, мне надоела такая жизнь. Я вот что хотел тебе предложить, Елизавета, – он взял меня за локоть и направил к дверям.

Это правильно. Это кстати.

– Ты мне не ответила куда мчишься. Или я не имею право знать? Какой-то секрет, связанный с помолвкой? Вечно твоя Женька придумывает всякую чушь, как с ней муж справляться будет, не представляю, – он прижался губами к моему виску, – Пойдем в кабинет. Знаешь, я подумал, что было бы неплохо во время фуршета и нам объявить о наших отношениях. Не убегай, послушай, я все равно хотел это сделать сегодня днем…

Белый свет с потолка. На черной столешнице зеленый футляр.

О! Я уже видела такое по жизни. Сердце подпрыгнуло в горло. Неужели? Р-раз, и сбудется мечта?

– Любимый, – я замерла на пороге.

– Это, разумеется, не так шикарно, как могло бы быть, если бы у меня было достаточно времени на подготовку, – говорил лучший из мужчин, идя ко мне, – но с тобой лучше рано, чем поздно. Я не хочу опоздать.

– Давай ты сделаешь это днем, как собирался, – пропищала я тихим и тоненьким голоском. Как малолетка. Почему? Потому, что вру.

– Ты хочешь всенародное шоу? – он удивился и встал столбом. Зеленый округлый ящичек держал на открытой ладони.

Большая какая-то коробка. Вдруг там не кольцо вовсе? И я навоображала себе невесть что, а мой ненаглядный не собирается вовсе. Делать мне предложение всей жизни. Да, определенно, футляр великоват.

– Или не хочешь? Тебе нужно время? Я не понял, ты отказываешь мне? Ты меня разлюбила? – голос стал глухим и надменным

Рука с неизвестным предметом опустилась в карман. Момент исчерпан.

– Ничего не знаю, мой хороший, – я сумела засмеяться. Поцеловала сердитый тонкий рот. – Никаких предложений пока не слышала. Я люблю тебя больше жизни!

Я обняла единственного и желанного мужчину в мире, прижалась. Сквозь преграды между нами его тело доверчиво отозвалось на близость моего. Как всегда, чутко и с милой готовностью к подвигам. Нашей сумасшедшей любви. Я оторвала себя и побежала к выходу.

Апрель пришел, как обещал. Обнял дружески за плечи теплым ветром и запахом речной воды. Пощекотал кудри на затылке. Подталкивал в спину. Беги!

ГЛАВА 1. С наступающим Новым годом!

– Может быть, останешься ночевать?

Моя любимая подруга Женька трудновато стояла на ногах. Пятый час утра.

– Не стоит, – мы обнялись. – Ты же знаешь, я не люблю спать в гостях. Всегда возвращаюсь домой. Такси пришло.

Строго говоря, такси можно было не брать. От Женьки до моего дома пятнадцать минут ходу. Но четыре утра и конец декабря не располагают к гулянию пешком.

– Нет снега, – сообщил хмурый таксист. Оптимист, по машине видно. – И не будет. Говно, а не погода, пардон за мой французский. С наступающим вас, девушка!

Я кивнула мужчине в ответ. Три бутылки шампанского под два апельсина. Две пачки сигарет. Лучше рот в коротком пространстве не открывать. Не дышать на трезвых людей.

От моей подруги ушел очередной неудачник. Она заливала прореху в душе и самолюбии полусладким газированным вином и закуривала табачным дымом. Я оказывала ей эмпатическое взаимодействие. В смысле, сочувствовала. Засиделась до утра.

Шампанское остро дало знать о себе. Лифт полз еле-еле. Наконец-то, родимая дверь! Побросав все на пол у входа, я помчалась в туалет. Старалась не топать пятками по ламинату, чтобы не разбудить Виктора. Животный крик остановил меня у арки кухонного проема. Убивают? Я писать перехотела от неожиданности. Оп!

В спальне шла половая жизнь. Витя трахал в рот нашу новую соседку по этажу. Лариса, кажется. Стоял в полный рост на кровати и совершал обратно-поступательные движения. У нас большая постель. Два с половиной метра на два с половиной. Упасть с нее не просто. Проверено неоднократно. Нами. Мои лучшие простыни. Индийский сатин, бледно-голубой с шитьем в тон. Загорелая соседка на коленях и с хозяйским членом во рту смотрелась на них неплохо.

Витя крепко держал девушку за уши и ритмично загонял себя. Глаза закрыты. Только откровенно сосредоточенное:

– О. О. О.

Считается, что у меня красивый муж. Что-то незаметно. Среднего роста, потный весь, руки эти разрисованные и задница. Или я привыкла. Или ситуация не располагает? Я сделала два шага в кухню, опустилась на табурет и машинально шлепнула по кнопке электрического чайника. Почему он синего цвета? Кто его выбирал? Я? Всегда мне нравились прозрачные. Стеклянные.

– О! О! О! – разнеслось по коридору. Надсадно и по-бабьи.

Всегда он стонет высоким голосом. Почему? Разговаривает ведь нормально. Барышня не стонет. Нечем пока. Я не делаю минет. Задыхаюсь. Наверное, у меня маленький рвотный порог. Или низкий. Или высокий. Или не порог, а рефлекс? Не знаю, как правильно назвать. Губы у меня вечно жесткие, зубы острые. Язык тупой. Я вообще не люблю заниматься сексом. Этот пятнадцатиминутный обмен жидкостями против всех правил гигиены не заводит меня никак. Единственное, в чем я продвинулась за три года семейной жизни – это более-менее достоверно имитировать оргазм. Интересно…

– Да! Еби меня, еби! – закричала партнерша моему мужу. Освободила рот. Близко где-то вопит. Чуть ли не за углом. Мне показалось, что я слышу мокрые шлепки сходящихся бедер. – Еби меня, еби!

В нос ударил запах сладкий и восточный духов и пота.

– О господи, я-то что расселась, – подхватилась я. Выключила чайник. Поставила назад в шкаф чайную пару и сахарницу. Выглянула осторожно в коридор. Пусто. Зацепила локтем блестящую ложечку. Та полетела вниз. Я успела поймать и не наделала шума. Синий глянцевый гарнитур отражался в белом глянце пола. Ужасный цвет. Я на дух не переношу русский мат.

– Да! Еще! Еби!!!

– О-о-о!

Сапоги. Рюкзак. Я взяла шубу в охапку, одеть ее толком уже не успевала. Мой супруг очевидно кончил. Я знаю этот стон и дальнейший алгоритм. На минуту мужчина замрет, дождется, пока выпадет член. Поцелуй в лоб или затылок, в зависимости от позиции. Потом отправится на кухню за водой. В холодильник.

– Пить не желаешь, детка?

Я успела закрыть за собой входную дверь. Не стала хлопать. Зачем?

– С Наступающим! – сказал мне пожилой мужчина в лифте. В лохматом шарфе на его груди спряталась рыженькая собачка. Показывала мне язычок. – У вас что-то случилось?

– Нет, – честно ответила я.

Погода и природа делали мне настроение. Создавали. Плюс два. Этот Город видел снег в конце ноября. Забыл и не надеялся. Сухой ветер без надежды мел тротуары. Желтоватая пыль мешалась с умершей листвой и оседала на коже сапог. Покрывала глянцевые бока моей машины. Перекрашивала из молочно-белого в цвет «кофе-с-молоком». Я провела пальцем по двери. Открыла. Салон дохнул на меня сладким восточным парфюмом. Куда-то Витька возил свою пассию ночью. В аптеку за презервативами? Вряд ли. Стратегический запас всегда хранился в ящике прикроватной тумбы с его стороны постели. «Зачем?» – спросила я как-то раз, давно. Действительно, зачем, если я предохраняюсь и без резинок. «На всякий пожарный случай!» – ржал довольно мой муж. Я удивилась и забыла. А вот так он выглядит, его «пожарный случай». Я закрыла дверь. Свистнул центральный замок. Новенький туксон подмигнул мне дружески фарами.

– Прощай, малыш, – сентиментально сказала я автомобилю. Пошла на остановку автобусов.

Нет. Все-таки удар, если не в сердце, то в мозг я получила. Пять утра. какие автобусы? «Люби, меня, люби». Старая, добрая попса из цветочного круглосуточного ларька отчаянно пыталась создать праздничное настроение. Я теперь знала другую рифму к следующей строчке.

ГЛАВА 2. Бал

Неужели снег не случится на праздник? Холодный ветер закручивал пыль в низкие волчки и разбивал их о голые деревья. Прохожие, быстро перебирая ногами, двигались от машин к магазинам и обратно. Спешили доделать дела перед главной ночью в году. Двое мальчишек в сине-зеленых пуховиках брели по тротуару и остановились, беззастенчиво глазели на меня, сидящую в парикмахерском кресле. Большое окно открывало панораму пышно украшенного заведения. Белый блеск псевдоелок и золото навязчивое шаров. Мишура.

– Какой шоколад? Мальвина! Только голубое серебро.

– А я тебе говорю, горький шоколад!

– От твоего вкуса, милочка, у меня уши закладывает и перманент течет. Ма-а-льви-и-на! И все!

Но Женька закусила удила. Ее приятельница Иришка не отступала.

– Фам фаталь! Ботфорты и кожа!

– Мальвина! Платье-колокольчик, белые колготки! Серебристая пудра, синие линзы.

– Да я ей дракона набью, будет лезть из декольте. Шоколад!

– Молодец! Наколка между сисек, как у зэчки! Браво-браво! Холодная кукольная невинность – вот тренд! Арктический блонд!

– Перестаньте спорить. Я не собираюсь… – попыталась вклиниться я.

– Помолчи! – выступили барышни хором. И забыли обо мне.

Я улыбнулась пацанам на улице. Они забавно смутились. Один сморщил нос, второй поднял брови к самой шапке. И убежали. Лет по двенадцать обоим.

– Это тебя, – Женя протянула мне телефон. Сделала беззвучно губами: – Мама.

Я хорошо отношусь к своей матери. Просто прекрасно. Но времена, когда она могла врываться в мою жизнь со своим безапелляционным: «Елизавета, иди и сделай, как я сказала!», канули в лету давно. Я никогда не спорю. Не трачу себя на это. Я просто не делаю. Оттого, наверное, в последний раз мы общались три месяца назад. Моя мать считала, что нам с Витей пора завести ребенка. Я так не считала. Или Витя?

– Что случилось, Лиза? Почему твой муж разыскивает тебя по всему городу? – встревоженно допрашивала Миланья Аркадьевна Беннингс. Здороваться и интересоваться делами – не ее стиль.

– Ничего. Мы разошлись, – правду говорить легко и приятно. – Все подробности потом, в следующем году, мама. Это чужой телефон. Его надо вернуть.

Я нажала красную кнопку на дисплее. Через пару секунд вызов повторился. Я терпеливо в течении десяти минут выслушивала наставления maman. Всякие разумные вещи про то, что не все так очевидно, как кажется, что надо думать вперед и глядеть на жизнь рационально… Я положила бубнящий аппарат на полку. Там не нуждались в собеседниках.

Девчонки осуществляли свои чудесные замыслы по созданию новой меня.

– Оп! – объявила Иришка, разворачивая меня к зеркалу. Кино.

Боже! Я себя не узнала. Из другой стороны стекла на меня смотрела растерянная барышня с абсолютно прямыми, очень темными волосами. Светлые глаза непонятного оттенка спрятались за забором челки. Бледная, вызывающе фарфоровая кожа. Рот у меня всегда был великоват, но это-то что?!

– Минет-кабина! – заржала Женька. – ничего за этими губами не видно. Глаз не оторвать. Даже мне потрогать хочется, а я вроде пока натуралка. Зачетный цвет Иришка! Ты мастер. Снимаю шляпу!

– Всегда пожалуйста, – наклонила та с достоинством иссиня-черный затылок. – Натура у вас, девушка, исключительно благодарная. No person. Все, что не нарисуешь, работает.

– Мне не нравится, – заявила я тихо, но твердо. – Извините.

На тротуаре за стеклом образовались давешние мальчуганы. Держали в руках по огромному, раблезианских размеров, батону. Увидели меня и застыли, разинув рты. Потом один изобразил, что стреляет себе в сердце. Попадали оба в пыльный асфальт. Клоуны.

– Вот! – ткнула пальцем в стекло Женька, – народ голосует «за».

– Только не вздумай называть их маникюршами! – наставляла меня любимая подруга. – Тут обожают пафос, поэтому громко хлопай ресницами и не умничай.

– Как же мне их называть? – засмеялась я. Со специальной краской на губах сделать это не просто.

– Я же сказала, не умничай! – отрезала Женька.

Такси остановилось у здания бывшего цирка. Мдя. Красную дорожку от проезжей части до входа не поленились растянуть. Не все здесь подъезжали на роллс-ройсах, но, похоже, что на такси приперлись только мы. Меха в пол, платья в пол. Или под самый корень, кто может себе позволить. Блеск и новогодняя чрезмерность позолоты. Количество обыкновенных мужчин стремится к нулю.

Зеваки с интересом разглядывали празднично украшенных женщин, вышагивающих по красному ковролину. Голливуд отдыхает. Моды и шляпы. Брови и губы.

– Пипец! Селфи! – Женька быстренько оформила себя, потом нас обеих на бальном фоне в сеть. Я заглянула ей через плечо в айфон. Изумилась в сотый раз своему изображению. Брюнетка с огромными, цвета пыльной розы мокрыми губищами. – Я тебя подпишу, а то не поймет никто.

– Умоляю, не надо. Пусть будет секрет, – прошлепала я своим неземной красоты ртом.

– Шубу распахни. Ты спрятала всю красоту, – велела неугомонная девица.

Сама нарядилась в золотое платье и серебряные башмачки. Парик а-ля рококо нацепила. Мушка на румяной щечке и розовый бантик вместо рта. Сюси-пуси, Золушка без принца.

ГЛАВА 3. Закинемся, детка!

– С Новым годом, красавица! – ухмыльнулся седой. – Я Хэм. Пойдем потанцуем?

– Это же вальс, – засмеялась я в ореховые глаза. Народ закусывал под незабвенного Петра Ильича. Попыталась сесть на место.

– Да ну и что? Не умеешь? – этот самый Хэм удержал меня за локоток при себе. Придвинул лицо близко. Принюхивался.

– Я умею, – не стала притворяться я. Неужели выведет на пустой танцпол?

Вальс цветов. Современная аранжировка и темп. Он закружил меня буквально. У нас хорошо получалось, красиво. Я чуяла. Ореховые глаза смотрели насмешливо и чуть удивленно.

– Спасибо, – Хэм поцеловал мою левую кисть, когда музыка стихла.

Публика за столами поддержала его аплодисментами. Похоже, что нас приняли за профессионалов. Особенно меня, вкупе с расписным декольте.

– Давай сбежим отсюда, – шепнул мне на ушко кавалер. Не торопился назад к столу. – Или ты не одна?

– Я одна, – он мне нравился. Запах его казался знакомым. Приятным. Шампанское удачно легло на водку. Но. – Я ничего не ела с прошлого года.

Он засмеялся древней шутке. Обнял меня за талию. Коснулся губами мочки уха. Многовато всего для первых пятнадцати минут. Даже в новогоднюю ночь. Но мне нравился этот парень.

Похоже, что восторгов моих по поводу душки Хэма никто за столом не разделил. Все заткнулись, когда наша пара приземлилась в торце. Вернее, сел Хэм, а меня усадил к себе на колени. Лица и пауза вытянулись. Добровольский с грохотом отъехал в кресле к стене. Мазнул по мне глазами и ушел прочь.

Единственный счастливый и ничего не замечающий Звонарев поднял модный нынче тост. С Новым годом! Выпили, но веселье как-то не шло.

– Пошли, пошли, толков здесь не будет, – приговаривал мне в щеку Хэм. – К дьяволу этих зануд. Мой роллс стоит у входа под парами.

Вылил остатки мандоро в бокал. Показал между большим и указательным пальцем золотую горошину. Та поймала луч потолочной люстры и сверкнула, как настоящая.

– Открой ротик, малышка.

Я, как завороженная, открыла. Сладкое шампанское смыло волшебную пилюлю внутрь меня. Хэм наклонился и поцеловал. В рот. При всех.

Я сто лет не целовалась с мужчинами. Кроме Виктора. Я забыла, что от этого может закружиться голова. И даже мир.

– Никогда не целовалась? – спросили ореховые глаза. С вечной ухмылкой.

– Нет, да, – я отклеилась от партнера.

Пьянящая радость прочно поселилась во мне. Мы пошли. Втроем: я, Радость и Хэм.

– Ты куда? – Женька больно ухватила меня за руку. Подскочила на ноги. Пыталась удержать.

– Я пошла, – я улыбалась. Какая смешная Женька! Вечно хочет командовать мной.

– Куда ты с ним собралась, дурочка, – шипела подруга мне в плечо, – он же придурок, негде клейма ставить! И гей!

– Значит, мне ничего не угрожает! – расхохоталась я.

Хэм отцепил Женькины пальцы от меня. Провел нахально мизинцем по сердитой девичьей щеке:

– Чао, Кнопка. Беги, присматривай за своим Звонком, пока не спиз...ил кто-нибудь.

Я смеялась. Это были самые смешные трое суток в моей жизни. Как водится, помню отрывками и смутно.

Черный роллс-ройс. Вот это морда у него! Длинная тяжелая, с золотой фигуркой Духа экстаза на капоте. Глумливый мужик в фуражке и больших усах распахнул для нас дверь:

– Девушка? Шурик, ты берега не попутал часом?

– Давай рули, мальчик. Покатай нас по городу для начала.

– Как скажете, сэр, – ужасно смешно водитель сделал под козырек.

Хэм без лишних движений усадил меня на колени лицом к себе. Жарко. Я стянула шубу на пол. Отправила туда же осточертевшую грубую кожу жилета. Мужчина сунулся языком к правому соску.

– Черт! Чем ты намазалась! Горько, – он сплюнул в просторы роллса.

Лак-закрепитель чудесного рисунка встретил эротические поползновения мужчины злой химией.

– Это горчица. Отлучаю младенца от груди, – прикололась я счастливо. Радовалась глупой растерянности красавчика Хэма.

– У тебя там есть молоко? – он откровенно повелся. Щупал грудь с испуганным интересом.

– Не старайся, к тебе не придет, – я хохотала до слез, – ты же не младенец!

– Ты шутишь, – дошло до него с облегчением. Попытался залезть ко мне в трусы. Расстегнул золотой замочек.

– Ё! тут колготки! До тебя фиг доберешься.

Я стекла на колючий ковер пола. От смеха загибалась. Слезы текли.

Мужчина рывком поднял меня и положил к себе на колени. Попой кверху. Потрогал губами безопасную спину. Не горчит. Поцеловал. Пошел пересчитывать позвонки. Ниже, ниже. Влез языком во впадину. Кла-а-асс!

– У меня сегодня… ой! Вчера. Планировался анальный секс. Я чиста, как мадонна. Из моей задницы можно шампанское по бокалам разливать! – поведала я счастливо партнеру.

Его маневры доставляли мне веселое удовольствие. Хэм сразу втолкнул в меня пальцы. Больно. Я сжалась на инстинкте.