Ярослав
— Красивые официантки у тебя, Паш, — говорю другу, глядя на работающих на него девиц.
Наверное, он об этом знает, не зря ведь его рестораны и кафе так известны в нашем городе и не только. И посещают его заведения не только из-за вкусной еды, но из-за девушек, что их обслуживают.
— Соглашусь. Неплохие, — вздыхает и, опершись о перекладину застекленного балкона, вглядывается в девчонок. — Мои администраторы заточены на то, чтобы симпатичных брать. Такие больше денег приносят. Милая улыбка — и клиент готов заказать у них всё что угодно.
— Умно, — хмыкаю.
— Если нравится какая — закадри, — предлагает он мне, будто я сам ещё об этом не подумал. Кидаю в его сторону вопросительный взгляд, но он лишь разводит руками. — Те, что с красным платком в кармане, за отдельную плату могут остаться и выполнить любое желание именинника. То есть твоё. Можно одним не ограничиваться.
— А ты не хочешь? — интересуюсь, опустившись в кресло и внимательно взглянув на него.
Стареем мы с ним всё-таки. Раньше ни одной юбки не пропускали, а сейчас отлыниваем от прямых мужских обязанностей. С девушками мы встречаемся, спим, но стали избирательнее, словно ищем в них что-то.
— Со своими работницами не сплю, — бросает безразлично Павел. — К тому же скоро приедет Надя. Не хочу, чтобы она видела меня с кем-то. Не хотелось бы вызывать лишние сомнения в её голове.
— Всё ещё не отпускаешь мысль о том, что она станет тебе женой?
Его одержимость Надей поначалу казалась мне даже странной и пугала. Сейчас же смешит. Он словно пёс за ней бегает, ухаживает, служит, а она требует свободы. И он ей её даёт, полный уверенности, что скоро она сама к нему придёт. И скажет, что любит. Сама попросится, чтобы он взял её в жены.
Только я сомневаюсь в том, что всё будет именно так. Скоро Надя встретит кого-то и выйдет за него замуж, а Сабуров останется с носом, по-прежнему давая ей свободу.
— Это не просто мысль, — оборачивается ко мне. — Так и будет. Твоя сестра станет моей женой, когда наиграется во взрослую жизнь и разочаруется во всём, что её окружает.
— А если нет?
— А если да? — с вызовом кидает он, и я, хмыкнув, решаю не развивать эту тему.
Возможно, я ошибаюсь. И она правда станет ему женой. Пашка отличный мужик, и лучшего я для своей сестры пожелать не могу.
Они оба со странностями, но при этом моя сестра видит в нашем общем верном товарище — друга, защитника, брата и даже подружку.
С бедой она обращается к нему. Не ко мне. К нему. Словно меня и нет.
Но по итогу я за любой выбор Нади. Но лучше бы она и правда запала на Сабурова. От него веет безопасностью для неё.
Встаю с плетеного кресла и вновь подхожу к окну.
Люблю наблюдать за людьми.
Слежу за тем, как, собравшись, компания девушек-официанток заходит в дом под контролем старшего на выездах.
Уже расстраиваюсь, что красота пропала с моих глаз, когда вижу, как в сторону дома несётся Красная Шапочка.
Блондинка в беленькой пуховой курточке, высоких сапожках, красной шапочке и таком же шарфике. И милое испуганное личико, которое может очаровать.
— Твоя официантка? — спрашиваю Сабурова, с улыбкой глядя на девчонку.
— Моя, — хмыкает он, заметив шапочку. — Без красного платочка. Так что внимательно.
— Зато с красной шапочкой, — бросаю ему и отвлекаюсь на звонящий телефон. — Да, Надя. Ты уже едешь?
— Ярик, — раздаётся в трубке любимый голосок. — Мой рейс задерживают! Я не успею прилететь! Прости! Прости! Прости!
От её слов всё замирает и даже исчезает. По крайней мере, настроение точно улетучивается куда-то подальше от меня.
— Сильно опаздываешь?
— Буду только завтра с утра в Москве, — расстроенно вздыхает сестра. — Прости! Прости! Я думала, что успею на твой день рождения! Прости! Но ты всё равно погуляй за нас двоих! Не зря же я праздник организовывала.
— Ничего страшного, — мотаю головой. — Завтра-послезавтра посидим в ресторане с мамой. Она тоже не приедет сегодня.
— Домашний арест с неё так и не сняли? — ласкает мелодичным смехом. — Ужас! Хулиганка! Ярик, я пойду! Кофе заказала, и он уже готов. Иду за ним!
— Ладно, Надя, — отпускаю в жизнь единственную, кто ещё дарит мне ощущение жизни и какой-то смысл, кроме матери. — Люблю!
— И я тебя, — отвечает со множеством поцелуев, а затем отключается.
— Нади не будет, — произношу, обращаясь к Пашке. — Праздник отменяется. Гостям сейчас дам отбой. Ты своими людьми займись. Не хочу, чтобы кто-то лишний слонялся по моему дому в мой день! Хочу быть один!
— Но… гости уже едут ведь, — недоумевает друг.
— Не хочу никого видеть, — поднимаю со столика бокал с любимым лимонадом. — Этот день рождения был только для неё. Но она не приедет. Значит, праздника не будет!
— Понял! Сейчас сделаем…
Любовь
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — чертыхаюсь без остановки и бегу к дому клиента.
Ненавижу куда-либо опаздывать. А тут на работу, которая так мне сейчас важна. И всё из-за дурацкой зимы и не менее дурацкого снегопада! И пробок, которые в праздничные дни стали ещё больше. В частности на загородной трассе.
Я понимаю — летом ездить загород на шашлыки и огороды, но зимой? В чём смысл ездить по холоду в не менее холодный дом?
Люди мазохисты!
— Люба! — восклицает Снежа, моя коллега, придерживая для меня дверь. Воровато оглядывается по сторонам, проверяя, нет ни кого-нибудь.— Уволят! Быстрее! — поторапливает словами, которые больше всего меня сейчас страшат.
Остаться в данный момент без работы для меня хуже апокалипсиса. Потому что не ходить на работу — не получать деньги. Не получать деньги — не иметь возможности помочь маме. А не помочь маме — столкнуться с ещё одним горем.
— Бегу! — отвечаю и влетаю в помещение. Благо Павла Денисовича не встретила, а это значит, что моё опоздание может остаться без внимания.
— Переодевайся скорее! — впихивает мне мою форму на сегодня. Свободную красную юбку и белую мягкую рубашку. — Но в раздевалку к нам нельзя сейчас.
— Почему? — спрашиваю, прижимая униформу к себе, как самое святое.
— Там все наши, — закатывает глаза подруга, которая ненавидит зазнаек, что с нами работают. — И они тебя за твоё место сдадут быстренько. Так что придётся выкручиваться.
Павел Денисович даже без предупреждения может уволить, если ты опоздаешь на выездной или заказной праздник.
В прошлом месяце двух девочек уволили, а они всего-то на три минуты задержались. Притом опоздали они из-за клиента-дебошира, который приставать к ним у входа стал.
— Но, а где мне переодеться? — не возмущаюсь, а устало вздыхаю, понимая, что другого выхода, кроме как идти в раздевалку и довериться своим коллегам, нет. — Не в коридоре же, где меня точно заметят.
— Люба, я всё придумала, — успокаивает она меня и, взяв за руку, тащит куда-то. — Ты как написала, что из-за снегопада опаздываешь, я поняла, что придётся тебя спасать. Написала Юрику. Он сегодня на кухне. Тот сговорился с Тёмой. Его сегодня на холодильник поставили. Так вот! У нас есть пятнадцать минут, чтобы ты переоделась в холодильнике.
— В холодильнике?! — от её слов глаза на лоб лезут, и холодок по коже проходится.
Она ведь пошутила? Решила разыграть меня, как иногда бывает?
Смешная шутка! Я даже поверила!
Но, взглянув на Снежану, понимаю, что она вовсе не шутит и вполне серьёзна. И мне правда придётся переодеваться в холодрыге.
— Не переживай! У хозяина дома комната-холодильник! — говорит она таким тоном, словно это должно меня обнадёжить и успокоить. Но это вовсе не так.
У нас была одна девчонка, и её случайно забыли в таком холодильнике. Она зашла туда что-то взять, а дверь захлопнулась. Или её всё же специально кто-то там запер. В общем, закончилось всё тем, что она простудилась и больше месяца на работу не ходила.
А больничный мне сейчас никак нельзя!
— Ладно, — соглашаюсь, потому что в одном она права. Девчонки меня сдадут Павлу Денисовичу, если узнают, что я опоздала.
Оглядевшись по сторонам, заходим в почти пустую кухню и сразу идём к холодильнику. Получаем от Тёмы кивок, и подруга запускает меня внутрь ледяной камеры.
А это точно холодильник, а не морозильная камера? Холодно ужасно!
— Ты переодевайся, Любаш. Там Павел Денисович нас собирает. Инструктаж, как всегда. Я потом тебе всё передам. Если что — подстрахую. Он же у нас нормальный! Из-за туалет не увольняет, — подмигивает и запирает двери, оставляя меня одну.
Снимаю белый пуховик и начинаю переодеваться в простенькую лёгкую униформу, несмотря на дикий холод.
Но в такой одежде лучше всего в холодильнике не щеголять. Застудиться можно. Поэтому уйти стараюсь, как можно, скорее.
Быстро привожу себя в человеческий вид, ворую даже виноградинку с подноса, но она сама напрашивалась на то, чтобы быть съеденной.
Собираю свои вещи в сумку и иду на выход. Толкаю дверь холодильника, но она не поддаётся мне ни с первого, ни даже с десятого раза.
— Заклинило! Так я и знала! — понимаю в одно мгновение и кидаю взгляд на часы на телефоне. — Ладно! Снежа придёт через десять-пятнадцать минут. Она меня спасёт! Я не стану, как та официантка! Не заболею! У меня иммунитет хороший!
И достав обратно куртку, красную шапку с шарфом, которые мне вязала мама, натягиваю всё на себя. В холодильнике пусть и не сильно минусовая температура, но всё же холодновато. И подстраховаться лишний раз не помешает!
Зафиксировав время, открываю социальные сети на смартфоне и просматриваю ленту в ожидании Снежаны. Но даже через двадцать минут подруга почему-то не приходит. Даю ей ещё пять минут, но даже через этот промежуток времени никто не является. И даже Тёма, который отвечает за этот холодильник. А должен! Ведь в холодильнике приготовленное лежит. Не оставят же они всё просто так?
Ярослав
— Готово, — отчитывается друг, получив сообщение от своего помощника на этом выезде. — Все официанты в автобусе и отправляются домой. Даже обратно переодеться им времени не дал. Всё, как ты и просил.
— Отлично! — благодарно киваю.
— И чем займёшься в свой день рождения? — интересуется Сабуров, хмыкнув на мой бокал с газировкой, который я повсюду таскаю за собой.
— Не знаю, — мотаю головой, потому что и правда не знаю. — Наверное, стоит к матери поехать, но она на своей волне. Как всегда, — поджимаю губы и тяну к нему стакан, чтобы удариться. Создать хоть какое-то подобие праздника.
На моём дне рождения нет ни капли алкоголя. Я не пью больше десяти лет. А на праздники позволяю себе газировку, которую в обычной жизни не употребляю. Да и для организма что алкоголь, что газировка — вредная отрава. Так сказать, по праздникам я травлю свой организм слегка иначе, чем другие.
— Мне жаль, что она не приехала, — искренне сочувствует Павел, взглянув на наш с Надей портрет, который она подарила мне парочку лет назад.
— Мне тоже, — киваю, улыбнувшись изображению сестры на фотографии. — Я только ради Нади согласился праздновать своё тридцатилетие. Она считает, что каждый праздник должен праздноваться, но… не я, — делаю глоток и оборачиваюсь к другу. — Паш, вот ты скажи мне, как взрослый мужик! Мой ровесник! И друг! Что мне праздновать? Мне тридцать лет, а я в жизни, кроме бабла и карьеры, ничего не имею.
— У тебя есть ещё семья, — подсказывает он мне.
— Мать, которая променяет всё на развлечения? — уточняю, прыснув от смеха. — Сестра, которая непонятно каким образом простила то, что я устраивал ей в школьные годы?
— Но они тебя любят, — произносит, а затем делает свой глоток сладкой отравы. — Мать всё бросает, когда ты простужаешься. Летит к тебе и лечит любую твою болячку. Да, мама у тебя специфическая. Но она ведь всегда рядом и поддерживает всем ради тебя. Надя? Золото, а не девчонка. Красавица, умница, домохозяйка. И всегда тебе со всем помогает.
— Да понимаю я это, — вздыхаю, отставив бокал и потянувшись к вискам, которые тут же начинаю массировать, чтобы убрать головную боль. — Я тоже их люблю. Но я про иную семью говорю. Жена, дети, собака, в конце концов. Мне плохо, дружище, оттого что я не подпускаю никого к себе. Что бабы продажными стали. У какой ни спроси, она назовёт свою цену. Каждая! Где девчонки, что раньше были? Которым плевать было, сколько у тебя бабла в кармане и какая машина? Которые радовались мармеладкам, а не морщилась при виде них? Всем дорогущие колье подавай. Да с бриллиантами. Я не прочь осыпать свою женщину всем, что она попросит. Но где простота и скромность? Кому они все душу продали? Когда успели? Молодые ведь, а уже меркантильные!
— Расслабься. Всё будет. Просто искать надо не там, где мы обитаем, а в обычных местах, — советует мне Паша и, похлопав по плечу, прощается.
А после и вовсе уходит.
Я же ещё какое-то время сижу на террасе, наблюдая за тем, как все уезжают, даря мне в мой день свободу. И пусть этот праздник мне обошёлся в кругленькую сумму, я с радостью всех отпускаю. Не люблю скопление чужих людей вокруг себя.
Провожаю глазами друга, который, благо, сразу понял меня и ушёл без лишних слов. Не пришлось его просить уйти самому. Ненавижу такое проворачивать с Сабуровым. Он единственный, кто ещё терпит меня и не избегает. Остальных же я либо сам от себя отвадил, либо они, не выдержав моего характера, сбежали сами.
Беру наполовину пустую бутылку газировки и иду на кухню. Там точно будет чем поживиться вкусненьким. Повара ушли, а закуски определённо должны были остаться.
Иду по огромному, но смертельно пустому дому, ещё больше погружаясь в своё состояние одиночества и серости. И даже как-то жаль стало, что все испарились. Наверное, сам виноват. Ведь я их прогнал.
Но как же хочется, чтобы кто-то остался и просто побыл со мной. Но не Павел. Тот опять будет мне психологический приём проводить, словно мне это жизненно необходимо. Будет болтать-болтать без остановки.
Хочу кого-то слабенького, лёгкого и глупенького. И который умеет красиво молчать.
— Кто-нибудь! — доносится до меня чей-то слабый крик. — Я умираю! Помогите! Умираю от холода!
Хм-м…
— Спасите! — повторяется опять, и я с бутылкой, которую не намерен сегодня отпускать, иду на звук. И понимаю, что он доносится из холодильника. — Кто-нибудь, твою мать! — зло шипят оттуда, и я, разблокировав дверь, которую подпёрли какой-то палкой, открываю её. И на меня тут же падает женская фигурка в красной шапочке и белом пуховике.
— О-о-о, шапка! — восклицаю даже как-то радостно.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю блондинку, поставив её на ноги. Но ответом мне служат лишь стучащие друг о друга зубы и трясущаяся голова на тонкой шее. Хотя последнюю разглядеть довольно проблематично из-за шарфа.
Приобнимаю её за плечо и подталкиваю к духовкам. Там мясо готовилось, и духовые шкафы ещё не остыли, поэтому, если стоять рядом, можно быстро отогреться.
Обычно так делает Надя. Но, думаю, сестра не будет против, если я немного воспользуюсь её гениальными в такой холод идеями.
— Теплее? — спрашиваю Красную Шапочку, и она кивает, глядя на меня огромными испуганными глазами. — Может, чаю? Кофе не предлагаю. Не умею варить. Есть кофемашина. Но я не умею пользоваться, — озадаченно рассказываю ей. — Чай — умею и могу даже сахар насыпать.
— Ничего не надо, — отвечает она, шмыгнув носом от холода. — Спасибо.
— Чего в холодильнике делала, Шапка? — отстраняюсь от неё, оглядывая официантку в белом пуховике и с голыми ногами. Не считая обуви, ничего больше от холода её не спасает. — Деда Мороза искала? Или в пингвина превращалась?
— Да нет! — мотает она головой и взглядом своим наивным очаровывает. — Я официантка. Работать тут буду. Но меня случайно заперли в холодильнике! — тараторит она, напоминая мне ребёнка, который пытается оправдаться перед кем-то.
Сомневаюсь я, что случайно её заперли в холодильнике.
Но ладно! Не мои проблемы.
— Так праздник отменяется, — недоумеваю уже я. — Все твои уехали
— К-как уехали? — заикаясь, переспрашивает, взглянув на дверь, будто оттуда сейчас её коллеги выскочат с криком “Розыгрыш”. — Но мы же…
— Я отменил праздник, — вновь доношу до неё информацию. — Всех отпустил. Официантов, поваров и прочий обслуживающий персонал.
— И меня?..
— И тебя, — отвечаю, забавляясь её реакцией. Глупенькая. — Не знаю, почему они тебя с собой не взяли. Автобус с вашими уехал минут десять как. Чего они тебя оставили-то? — подозрительно сканирую её взглядом.
Журналистка, может, какая-то? Но Павел вроде как сказал, что его девчонка. Хм-м… А чего тогда осталась?
— Да там список… — мнётся она, избегая моего взгляда. — Мы вносим свои имена, когда садимся в автобус. А я опоздала и своим ходом приехала. И в общем… меня в официальном списке не было.
— Ясно, — пазл начинает сходиться. Вот почему бежала тогда у меня во дворе. Опаздывала.
— То есть я могу идти? — спрашивает, закусив губу и указав на дверь. — До свидания? — делает шаг в сторону.
— Стоять! — командую, поддаваясь лёгкой, безумной идее. И плевать, что у неё нет красного платочка. Я больше заплачу. — Никуда не пойдёшь. Оставайся. Я оплатил этот вечер. Твой босс получил оплату. Отработаешь сегодня за всех.
— Что?! Но я же…
— Держи, — вручаю ей начатую бутылку газировки и указываю на стол с закусками. — И захвати бокал. И канапе. Всего понемногу. Жду тебя на террасе.
— А где терраса? — звучит мне вопрос в спину, но я не отвечаю.
Не хочу. Пусть блуждает по дому и поищет меня. А я через камеры понаблюдаю за ней.
Хоть какое-то развлечение в свой день рождения. Павел меня позже, конечно же, придушит за то, что я затеял, но дам ему немного взрослой отравы, и успокоится.
Но, к моему несчастью, террасу она находит слишком быстро.
Умная, зараза.
Вышла на улицу, посмотрела, где балкон, а потом, поднявшись на третий этаж, почти сразу нашла меня. Блуждала лишь по третьему этажу — и то минуту, пытаясь понять, какая из трёх дверей ведёт в мой кабинет, а затем на террасу.
Даже как-то обидно, что у блондинки мозг лучше, чем у некоторых моих гостей, которые могут ходить по дому и орать, что не могут ничего найти. Злятся на планировщика. Хотя здесь всё донельзя понятно. Коридор и двери, которые приведут тебя куда-либо.
— Лимонад? — профессионально интересуется девушка.
— Лимонад, — соглашаюсь.
Пока она наливает, нагло рассматриваю её и оцениваю.
Выразительные каре-зелёные глаза. Тонкий, аккуратный носик, слегка вздёрнутый. Маленькое, светленькое личико с мелкими чертами лица, но пухлыми детскими щёчками. Объёмные натуральные губки бантиком, без грамма силикона. Длинные светлые волосы, убранные в пучок, как у всех официанток Паши. Длинные худенькие пальчики с аккуратным маникюром цвета кожи. Тонкая талия и ровная осанка. Грудь небольшая, задняя часть не перекачанная.
И, как назло, всё в точности, как мне нравится. Непримечательная внешность, но если присмотреться, может зачаровать.
Сама девица юная. Лет восемнадцать-двадцать. Но я давно отвык оценивать возраст по внешности. Обманчиво это всё. Красной Шапочке и тридцать с хвостиком может быть. Хотя по поведению — всё же не больше двадцати.
— Сколько ты стоишь? — задаю вопрос, подняв взгляд на её огромные глаза.
Любовь
— Что вы спросили? — переспрашиваю, надеясь, что просто ослышалась. Он произнёс что-то созвучное, а мне послышался настолько непристойный вопрос.
— Сколько ты стоишь, Красная Шапочка? — по-прежнему меня так называет, игнорируя моё имя на бейдже. Но его вопрос и уточнение не успокаивает. Наоборот, говорит о том, что я с первого раза услышала всё верно.
— Я не вещь, чтобы иметь цену, — произношу сквозь зубы.
— И всё же? — не сдаётся нахал.
Думает, что я ему отвечу? Поломаюсь немного, да скажу? Ну уж нет! Я не такая!
— Я не продаюсь! — чеканю по слогам, прожигая его взглядом.
— Любая цена, шапочка, — хмыкает, пройдясь по мне оценивающим взглядом. — Хочешь квартиру? Подарю квартиру. Хочешь машину? Машину подарю. Хочешь новую шубку? Получишь её. Что ты хочешь?
— А денег хватит? — с вызовом кидаю, мечтая ему врезать и размазать его наглое и самоуверенное лицо по асфальту.
— Хватит, — ухмыляется моему вопросу.
— Прилично, значит, наворовал, — не сдерживаюсь и выплёскиваю лимонад в лицо негодяя. — Вот именно из-за таких, как ты, дети больные в больнице подолгу лежат, а уезжают оттуда уже в гробу! — выпаливаю чуть ли не со слезами на глазах и, развернувшись, бегу на выход.
Благо, память у меня хорошая, и, где именно дверь, я помню.
Пока иду за курткой, трясусь. Боюсь, что он за мной пошёл.
Но мне везёт, и мужчину я вижу, лишь когда выхожу из дома. Он по-прежнему сидит на своей застеклённой террасе и смотрит на меня. Совершенно спокойно. Не зло. Скорее равнодушно. Словно я и не умыла его сладкой водой несколько минут назад.
Ровно минуту жду такси, а сев в салон, позволяю себе разреветься. В голос и со всеми всхлипами, ловя сочувственные взгляды таксиста. Но заговорить и спросить, что случилось, мужчина не решается.
Какой же козёл этот клиент!
Зачем он так со мной?!
Поприставал! Клеймо на мне какое-то поставил!
Цену, видите ли, ему назвать нужно!
А если я и правда не продаюсь?
Что если у меня гордость и уважение к себе есть?
И теперь меня ещё из-за него и уволить могут. Павел Денисович не терпит хамства по отношению к клиентам. А я не только нагрубила, но ещё и облила лимонадом.
Приезжаю домой, уже успокоившись. Не хочу, чтобы мама видела мои слёзы и переживала. Сестры ей вполне хватает.
— Мам, ты дома? — окликаю её, раздеваясь и растягивая лживую улыбку на лице.
— Да! К Оленьке собираюсь в больницу, — кричит с кухни она. — А ты чего так рано? Вроде же говорила, до ночи поздней будете. Отпустили раньше?
— Клиент козёл попался! За этот выход точно ничего не получу, — рассказываю, пока иду к ней. Но стоит мне увидеть маму, вся фальшь куда-то исчезает, и я начинаю во всём сознаваться. — И возможно, ещё и уволят. Приставать начал.
— Негодяй! — ругается она на него и, подойдя ко мне, обнимает. — Но ты не расстраивайся! Другую работу найдём!
Но мало где будут платить столько, сколько у Павла Денисовича. Да и чаевые в его ресторанах хорошие.
— Да, уволят! И что мне делать?! Лучше бы на твою халтуру с дегустацией пошла, — бурчу, опуская на стул. — Пусть меньше бы получила, но без всех этих сложностей. Но нет же! Захотелось на выездной банкет! Куш сорвать. Сорвала!
— Любаша, девочка моя! — мама садится рядом со мной, прервав сборы в больницу к Оле. — Не расстраивайся! Всех денег не заработаешь.
— Заработаешь, когда очень надо, — отзываюсь, произнося слова слишком грубо и агрессивно, что обычно маму пугает. — А Оле очень надо.
— Всё будет хорошо! Бог нам поможет! Я верю!
— Да нет веры в твоего Бога, мама! — восклицаю, устав от её наивности. — Если бы была, то Оля бы не заболела! А сейчас нам надо кучу денег, чтобы её вылечить! Где сейчас твой Бог, мама?! Где?! — заканчиваю и иду в ванную комнату, чтобы умыться и прекратить истерику.
— С нами, зайка, с нами, — говорит родительница, последовав за мной и остановившись в двери. — Отдыхай больше, девочка моя. И так работаешь без остановки.
— И буду! — уверенно заявляю. — Пока Олю на ноги не поставлю, буду пахать, как конь! Я папе обещала, что буду о вас заботиться!
И работать мне нужно ещё очень и очень много. Потому что один укол стоит четыреста семьдесят тысяч рублей. А их надо двенадцать. И лучше сразу. По уколу каждые три дня. Можно сделать перерыв, но эффект уже будет не тот. Половинчатый.
За год нам с мамой удалось скопить всего триста тысяч. У нас один укол почти в руках… Но столько ещё нужно…
А потом ведь операция!
Ненавижу платную медицину и мамину слепую веру в Бога! Его нет! Иначе бы он давно кого-то послал бы нам для помощи.
Но где?!
Где хоть кто-то, кто может нам помочь?!
Почему он никого не посылает?
Любовь
Следующим утром выезжаю на работу, как обычно. Дурацкая наивность и надежда заставляет верить в чудо и в то, что меня не уволят сегодня. И пусть всю ночь я боролась с сомнениями, нужна ли мне такая работа или нет, я так и не пришла к какому-то единому мнению. Поэтому постараюсь не давать Павлу Денисовичу лишний повод для увольнения.
— Люб, — встречаюсь с подругой в раздевалке. — Ты чего трубку не берёшь?! Я тебе со вчерашнего дня звоню.
— Это ты меня заперла?! — ударяю вопросом прямо в лоб. Я все варианты перебрала, но только Снежа знала, что я была в холодильнике в тот момент.
— Заперла? Чего?! Нет же! — восклицает так, что администратор на нас шикает, когда мимо проходит. — Точнее, да, но потом Темка тебя открывать побежал. Он мне сказал, чтобы шла со всеми. Он тебя отопрёт и ко всем приведёт.
— Меня не открыли, — оглядываюсь по сторонам и перехожу на шёпот. — Я всё время в холодильнике просидела, а потом меня клиент открыл.
— Ярослав?! Серов?! — округляет глаза, не веря в то, что я говорю. — Да ладно!
— Да, я кричала о помощи, и он меня услышал, — рассказываю ей.
— И что?
— Сказал, чтобы обслуживала его, — рассказываю, опускаясь на скамейку и начиная разуваться. — Лимонад ему наливала. Точнее, должна была, а потом он приставать стал. Представляешь?! Я ему лимонад в лицо плеснула и убежала. Я на эмоциях была и даже не думала, что делаю.
— Ужас! — прикрывает рот ладонью. — Люб, если бы я знала, то обязательно бы тебя открыла! Мне Темка же обещал! Правда! — чуть ли не кается во всех грехах. — Ну, я разберусь с ним! Врун!
— А если бы Ярослав меня не нашёл? — продолжаю возмущаться. — Так бы и сидела. Замёрзла и умерла бы, наверное.
— Ну тогда бы мне позвонила, — подсказывает она. — Мы бы с Павлом Денисовичем приехали и тебя спасли!
Только вот телефон сдох!
— И тогда меня точно бы уволили, — подмечаю верно, поджав губы и покачав головой. — А раз ещё никто не знает о том, что я с клиентом сделала, то шанс есть, что всё без внимания обошлось.
— Расстроилась?
— Конечно! — расстроенно вздыхаю, вспоминая, чем мне моя выходка обернётся. Штрафом или увольнением. — Я же думала, что лишнюю копейку в копилку Оли отложу.
— Люб, а может, тебе в “красные платочки” пойти? — предлагает мне Снежа, когда все уходят, и мы остаёмся вдвоём в раздевалке. — Ты так быстрее скопишь на уколы и операцию. Они нормально зарабатывают.
— Нет! Ни за что! Я не продаюсь! — выкрикиваю, и мою реплику явно слышат те, кто последними выходили. — Да и знаешь… я всю ночь думала и решила, что не останусь, — неожиданно для себя решаю. — Увольняться хочу. Две недели по закону отработаю, и всё. Пойми — клиенты приставать будут всегда. А я не готова к такому. Принца жду, — утрирую, конечно, но так проще объяснить, что не готова я себя на любого с деньгами разменивать.
— Не совершай такую ошибку, Люб, — дёргает она меня за руку так, словно это действие может меня остановить и эту мысль ужасную из моей головы убрать. — Павел Денисович ведь всегда за нас. И все знают, что он предупреждает о том, что девочки только с платочками продаются. Из-за одного клиента-козла? Не надо!
— Не знаю я, — вздыхаю и отпускаю подругу на смену, которая у неё через пару минут начаться должна. У меня же ещё пятнадцать минут есть.
Я всегда последней ухожу, и Павел Денисович для меня лично сделал график на пятнадцать минут позже. Чтобы кофе выпила в одиночестве и настроилась.
Я и моя широкая улыбка всегда ему хорошие доходы приносят. А некоторые сюда только ради меня и приходят, потому что подход к каждому нахожу.
Павел Денисович даже говорит, что если буду так продолжать, то в следующее кафе, которое откроет, администратором возьмёт. А я стараюсь, и улыбка на автомате выходит, потому что хорошее обслуживание — значит хорошие чаевые. И должность администратора, даже в кафе Сабурова — значит хорошая зарплата.
Но сегодня я своими минутами пользуюсь совсем в ином направлении.
— Павел Денисович, — стучу в дверь кабинета босса и после разрешения вхожу.
— Люба, проходи, — указывает на кресло перед собой, и я, пройдя, опускаюсь на него, протягивая начальнику заявление об увольнении.
Глаза Сабурова опускаются на листок, и он сразу же понимает причину моего визита.
— Что случилось? — спрашивает он меня, даже не дотрагиваясь до бумаги.
— Вчера меня забыли на выезде, — рассказываю ему, сознаваясь в содеянном. Так он меня точно уволит. — И клиент ко мне приставал. Для меня это было оскорбительно.
— Прямо приставал?
— Он спросил, сколько я стою, словно я прости… словно я девушка лёгкого поведения, — вовремя исправляюсь. Павлу Денисовичу первое слово совсем не нравится, и мы его не произносим в стенах ресторана.
— И что ты ответила? — безэмоционально интересуется.
— Так сказать, нагрубила ему, — отвечаю, лукавя.
— А зря, — хмыкает мужчина, сочувственно взглянув на меня. Откидывается на спинку кресла и оглядывает меня. — Могла хорошо заработать. Сестре помочь. Ярик любит девчонок с грустными глазами.