С этого дня наша с Пашкой жизнь круто изменилась. Он автоматически стал наследником империи, и ему было приказано забыть про музыку. Детство закончилось. Для придания веса словам из дома вынесли рояль, и охране запретили допускать Пашку к клавишам. В тот день он первый и последний раз рыдал и кинул в лицо матери:
– Я тебя ненавижу!
А вот Ленка расправила плечи. Потому что у нее появилась надежда! Вырваться навсегда из этого ада. Вернуться к жизни, начать все заново.
До сих пор перед глазами стоит та некрасивая сцена. На ужине Ленка завела разговор о том, чтобы ее отпустили. Вернули в родную семью. Она плакала, умоляла, стояла на коленях, прижимаясь к ногам императрицы. Нам всем было неловко от этого унизительного инцидента и от пренебрежительного отношения Елизаветы Петровны.
Но Ленка, невзирая ни на что, билась иступлено в истерике, пока императрица, поморщившись, не ответила:
– По окончании траура иди куда хочешь. Мария останется в семье.
Свою кровь и плоть из семьи никогда не отпустят. Поэтому через год Лена ушла. Переоформила опекунство над дочерью на Елизавету Петровну и упорхнула. С тех пор не звонила, не писала и не заезжала в гости.
Только год назад Пашка рассказал, что они втайне общаются. Она вышла замуж. Родила здорового пацана. Веселится и живет полной жизнью. Несказанно счастлива, а всем нам сочувствует и вспоминает время, проведенное в нашей семье, как страшный сон.
Почти сразу после смерти брата Пашку начали усиленно натаскивать на все, что связано с экономикой, управлением, менеджментом и прочим. И это в шестнадцать лет. Я совершенно искренне его жалела. Подолгу выслушивала его жалобы на мать и жизнь, только помочь ему никто не мог. Отныне он стал наследником империи.
А вот меня изменения обошли стороной. Я по-прежнему считалась невестой Пашки. Еще бы, Елизавете Петровне жизни не хватило бы, чтобы найти столь же идеальную кандидатуру для сына. Она же меня с двенадцати лет воспитывала, готовила к будущей семейной жизни, строго следила за здоровьем.
Зарядка. С нее начинался каждый день, и пропустить ее можно было, только если находишься в реанимации. Плавание два раза в неделю по километру. Для этого у нас в доме был бассейн. Пропустила занятие – не беда, в следующий раз проплывешь два. Критические дни? Ничего, отдохни неделю, затем наверстаешь.
Гимнастика. Девочка должна иметь крепкий мышечный корсет, чтобы нагрузка на позвоночник была минимальной. Это в будущем поможет выносить здорового ребенка.
Умный дом следил за мной, равно как за всеми, и обо всем докладывал своей хозяйке. Бунтовать было бесполезно. Меня никогда не ругали. Наказывали иначе – лишали доступа к тому, что люблю. Пропустила тренировку по гимнастике? До следующего остаешься без интернета. А это означало, без любимого занятия – изучения истории. Доступы к социальным сетям у нас были отключены априори.
Радовало, что мне разрешили поступить учиться на исторический факультет. Это был праздник. Я так усиленно готовилась, что изучала не только учебную программу, но и все, что могла раздобыть. Конечно, оказалась первой на курсе. Побеждала во всех олимпиадах, чем неимоверно радовало Елизавету Петровну.
А когда мне исполнилось двадцать и врачи дали окончательное заключение, что организм полностью готов к родам, нас с Пашкой поженили.
Мы и сами к тому времени уже крепко полюбили друг друга. У меня он был единственным другом, которому можно рассказать абсолютно все, получить поддержку или утешение. С ним можно было отправиться на прогулку, на рыбалку, к морю – куда угодно. Он был надежный, заботливый. Предвосхищал все мои хотелки. У нас всегда находилось что обсудить, взгляды практически совпадали. Нет, с Пашкой мне повезло, несмотря ни на что.
И ему со мной тоже. Кроткая, воспитанная, понимающая. Я всегда была на его стороне, правда, иногда это превращалось в заговор двоих, но оттого выходило еще интереснее. И его мама во мне души не чаяла. Второй такой ему во всем свете не найти.
Свадьба была пышной, но, как водится, закрытой от посторонних глаз. Приглашение на нее стремились получить многие, но не всем был разрешен вход на подобные рода мероприятия. Например, из моих однокурсников не пустили никого. Вот так.
После свадьбы мы, естественно, остались жить, как и прежде, с Елизаветой Петровной. Изменения коснулись лишь планировки. Нас переселили в отдельное крыло на третьем этаже особняка. Каждому выделили несколько комнат. Спальни были раздельные, но соединялись общей дверью. Нам все нравилось.
А стоило мне забеременеть, открылась следующая страница в моей жизни. Учебу пришлось оставить. И неважно, что до окончания университета оставался год.
– Родишь здорового ребенка – восстановишься, – безапелляционно заявила Елизавета Петровна.
Помимо Оли, которую приставили ко мне в помощь, в доме поселилась медсестра Люба. Она утром и вечером измеряла мне давление, раз в два-три дня забирала кровь. Для этих целей оборудовали медицинскую комнату. И раз в неделю я посещала семейного гинеколога.
Сейчас у меня шла тридцать седьмая неделя беременности. Исследования показали, что я вынашивала сына – наследника империи. Когда Елизавета Петровна узнала, то подарила мне роскошную папюру: диадема, ожерелье, брошь, серьги, браслет, кольцо, декоративный гребень, шпильки. Все из розового жемчуга. Камень к камню. Ни единого изъяна. Правда, подарок тут же отправился в семейный сейф, где хранились другие мои украшения, но что поделать, таковы правила семьи.