Моя запретная девочка

Глава 1

Пролог

Снова приникаю к окну, одиноко мерцающему в конце длинного, сумрачного коридора. Пол едва слышно вздыхает под ногами, но не замечаю этого, целиком поглощённый вихрем собственных мыслей. Кажется, будто сам воздух здесь сгустился от тревоги, и физически ощущаю, как она сдавливает мою грудь, сковывает движения, заставляя сердце биться всё отчаяннее, словно пленённая птица, рвущаяся на свободу.

Застываю перед исполинским оконным проёмом. Холодное стекло мелко дрожит под натиском ветра, и крупные капли дождя, сорвавшись, оставляют за собой длинные, извилистые следы, стекающие вниз. В безжалостном танце света и воды отражается моё собственное, мучительное беспокойство. Как же парадоксально: в такие светлые, залитые солнцем дни, в такие тихие, умиротворяющие ночи – моя дочь решила явиться на свет именно сейчас, в разгар этой яростной, неистовой бури.

Ночь давно сомкнула свои объятия над городом, погрузив его в хаос раскатов грома и ослепительных вспышек молний, от которых, кажется, содрогается само здание больницы. Коридоры её полны теней бледных, встревоженных лиц – людей, мечущихся между кабинетами в отчаянных поисках хоть какого-то ответа. Но до них мне нет дела. Единственное, что сейчас имеет значение, – это Лидия и Ирина. Только их хрупкие жизни удерживают меня в этом пропитанном болью месте, только их дыхание связывает меня с ускользающей реальностью.

Отрываюсь от окна, с трудом сдерживая тяжёлый вздох, и, чувствуя, как нервы натянуты до предела, словно струны, вновь начинаю бесцельно бродить взад и вперёд по коридору. Терпение? О, этот ресурс давно исчерпан. Я потерял счёт не только шагам, но и минутам, и бессмысленным взглядам на часы, стрелки которых, кажется, застыли в мучительном ожидании. Каждый круг, который совершаю по этому затхлому коридору, кажется бесконечным, но продолжаю это бессмысленное хождение, отчаянно пытаясь унять нарастающее безумие, клокочущее в моей груди.

Приблизившись к зоне ожидания, вновь встречаюсь взглядом с полными тревоги лицами моих близких. Моя мать. Мой отец. Татьяна – мать Лидии. Они сидят в тягостном молчании, каждый замкнувшись в коконе собственного беспокойства, потому что в этот миг нет слов, способных хоть что-то изменить, хоть как-то облегчить это гнетущее ожидание. Мы все просто ждём. Ждём, пока не произойдёт неизбежное.

– Ради Бога, Вадим! – вдруг раздаётся дрожащий голос матери, вырывая меня из оцепенения. – Сядь, прекрати это бессмысленное метание, ещё немного, и ты доведёшь меня до истерики своими шагами туда-сюда!

Её слова ранят меня, словно лезвие бритвы, скользнувшее по коже. Несколько медсестёр украдкой бросают на нас сочувствующие взгляды, но мне всё равно. Внутри поднимается волна раздражения – неужели она не понимает, что я не могу просто сидеть, сложа руки, в этой атмосфере томительного неведения?

– Родственники Лидии Бариновой! – разносится по длинному, холодному больничному коридору гулкий голос, словно удар колокола, возвещающий о чём-то важном и, возможно, непоправимом.

Резко вскакиваю со стула, и моё сердце на мгновение замирает, словно испуганный зверь. В груди взрывается ледяная волна паники, парализуя волю.

– Это я! – мой голос дрожит, выдавая моё волнение, но изо всех сил стараюсь сохранить подобие самообладания. – Это моя девушка! Доктор, пожалуйста, скажите, могу ли её увидеть? А моя дочь? С ней всё в порядке? – слова срываются с моих губ, одно за другим, словно это единственная нить, удерживающая меня на краю пропасти реальности.

– Успокойся, сынок, дай доктору сказать, – тихо, но с несгибаемой твёрдостью произносит мама, осторожно кладя мне руку на плечо. Её прикосновение должно бы успокаивать, но в моей душе бушует неутихающая буря тревоги.

Я смотрю на доктора – его лицо осунулось, он выглядит измученным, словно эти слова, которые он сейчас произнесёт, даются ему так же тяжело, как мне даётся их мучительное ожидание. Эта секунда растягивается в бесконечность, и страх, медленно пожирающий меня изнутри, становится почти невыносимым.

– Говорите же, доктор! – раздаётся напряжённый, сорвавшийся голос Татьяны, матери Лиды. В её тоне звучит сталь, но в глазах плещется первобытный ужас.

Доктор тяжело вздыхает, словно набираясь сил, поправляет сползшие очки и произносит слова, которые навсегда изменят мою жизнь:

– Ваша дочь родилась, и она здорова.

Я замираю, оглушённый этой неожиданной вестью. Этот миг – словно первый, долгожданный глоток свежего воздуха после долгого, мучительного погружения под воду. Мир вокруг внезапно становится ярче, краски – насыщеннее. Но я нутром чувствую, что он ещё не закончил. Что-то в его усталом голосе, в его потухшем взгляде заставляет моё сердце болезненно сжаться, предчувствуя беду.

– Но? – мой голос звучит приглушённо, как далёкое эхо, отражённое от холодных больничных стен.

Доктор снова тяжело вздыхает, словно ему не хватает воздуха, словно каждое слово причиняет ему физическую боль.

– К сожалению, во время родов возникли осложнения… – он делает мучительную паузу, словно сам не в силах произнести эти роковые слова. – Началось сильное кровотечение. Мы сделали всё возможное, но… Лидия не выжила.

Эти слова звучат чудовищно неправильно, словно чья-то злая шутка, жестокая и бессмысленная. Они в одно мгновение разрушают ту хрупкую реальность, в которой я существовал ещё минуту назад. Тело сковывает ледяной холод, в ушах раздаётся оглушительный звон, заглушающий все остальные звуки. Нет. Этого не может быть. Это какая-то чудовищная ошибка. Нелепая, жестокая ошибка, которая не имеет права на существование.

Глава 2

Неспешно паркую машину у дома Кристины, глушу двигатель и на несколько секунд задерживаюсь, прежде чем повернуться к пассажирскому сиденью. Она сидит там, кажется, погружённая в свои мысли. Но через мгновение её взгляд уже прикован ко мне. В полумраке зелёные глаза мерцают, будто драгоценные камни, а в их глубине отражается что-то хищное и заманчивое.

Кристина – женщина, которая умеет держать себя по-королевски. Её длинные ноги скрещены, алое платье выгодно подчёркивает изгибы фигуры, оно будто создано специально для того, чтобы сводить с ума. Широкие бёдра, тонкая талия, высокая грудь – всё в ней говорит о соблазне, о роскоши, о власти. Её лицо, с идеальными скулами и чувственными губами, кажется воплощением идеала, словно его выточил умелый скульптор. А когда она улыбается – пусть даже с лёгким оттенком насмешки, – в этом всегда есть что-то опасное.

Наблюдаю за ней дольше, чем следовало бы, позволяя себе лишнюю секунду в немом противостоянии взглядов. Кристина не терпит слабости, и, если замечает колебания – использует их в свою пользу. Она не из тех, кто отпустит добычу добровольно.

– Будешь только смотреть или всё-таки зайдёшь? – её голос звучит мягко, но в каждом слове слышится вызов. Алые губы шевелятся медленно, словно дразняще.

Сегодня придётся отказать. Вернулся с деловой поездки лишь прошлой ночью, а теперь – вот здесь, после дорогого ужина в элитном ресторане, завершаю этот вечер у её дома. Но есть обещание, которое важнее всего.

– Наш вечер заканчивается здесь, Кристина. Завтра день рождения Ирины, и сказал ей, что вернусь домой пораньше, – твёрдо отвечаю. В этом мире есть только одно, что стоит моих обязательств безоговорочно – дочь. Никогда не отказываюсь от своего слова.

Кристина вскидывает бровь, чуть склонив голову, но в её взгляде нет ни тени удивления – только лёгкая, еле заметная досада.

– Ладно, на этот раз прощаю тебя, – произносит она с притворной небрежностью. – К тому же мне нравится эта малышка. Ты же знаешь, что была бы отличной мачехой для неё, правда?

Её голос стал тише, мягче, почти ласковым, но знаю этот тон – это не просто вопрос. Это намёк, хитрый ход, который она делает время от времени, проверяя, не дрогну ли. Наши отношения длятся уже два года, но они так и не придут к какому-либо итогу. Мы – две взрослые души, играющие в собственную игру, в которой нет обещаний, нет гарантий и нет места любви. Берём друг друга тогда, когда нам этого хочется – будь то вечер с шампанским, ночь страсти или просто разговор, полный скрытых намёков. Игра без правил, но с чёткими границами.

Иногда она делает шаг вперёд, словно пробуя, не изменился ли. Но нет, она всегда знала, что дальше этой линии мы не пойдём. Всё должно оставаться таким, как есть.

– Ты же понимаешь, что это не навсегда? – произношу, наблюдая за её реакцией. Никогда не давал ей ложных надежд, не кормил её обещаниями, и этот вечер не станет исключением. Она должна осознавать, что однажды мы разойдёмся в разные стороны.

Губы Кристины слегка кривятся в недовольстве. В этот момент она кажется почти уязвимой, но это длится всего миг. Следующее, что чувствую, – её ладони у меня на шее, а затем – внезапный, жаркий, почти яростный поцелуй. В нём нет мягкости, нет нежности – только страсть и притязание. Она всегда целует так, будто хочет доказать что-то не только мне, но и самой себе. Отвечаю ей с тем же напором, но даже в этом слиянии дыханий знаю: она не добьётся большего.

Когда мы отстраняемся, она улыбается – не слабо, не растерянно, а с тем самым лукавым блеском, который выдаёт её истинную натуру. Кристина проводит пальцем по моим губам, убирая размазанную помаду, и усмехается.

– Пока! – бросает, растягивая гласные, будто поддразнивая.

Она открывает дверь и выходит, покачивая бёдрами чуть сильнее, чем обычно. Наблюдаю, как уходит, и знаю – этот вечер закончился так, как и должен был. Покачал головой, стараясь отогнать мысли, быстро завёл машину и направился домой. Ночь уже вступила в свои права, город затих, улицы опустели, лишь редкие фонари разгоняли темноту, отбрасывая на асфальт длинные тени. Ветер лениво шевелил кроны деревьев, а где-то вдалеке слышался гулкий лай одинокой собаки. Дорога была свободна, и добрался до дома быстрее, чем ожидал.

Припарковав машину в гараже, вышел, на мгновение задержавшись на пороге. Тишина ночи обволакивала дом, погружённый во мрак. Ни единого проблеска света, ни шороха – все, скорее всего, уже давно разошлись по своим комнатам. Ирина, если и не спала, то снова засела за свои бесконечные сериалы, привычка, которой она предана годами. Я прикрыл за собой дверь и медленно поднялся по лестнице. Сон тяжёлой пеленой накрывал, веки наливались свинцом, но прежде чем отправиться в свою комнату, заглянул к дочери.

Дверь в её спальню была приоткрыта. Свет не горел, но голубоватое мерцание экрана выдавало, что телевизор всё ещё работал. Осторожно вошёл. Ирина спала, свернувшись в неудобной позе, едва укрытая одеялом. На экране шли титры «Как я встретил вашу маму» – одного из тех сериалов, которые моя девочка пересматривала снова и снова, словно находя в них утешение или ответы на неведомые мне вопросы. Рядом с кроватью валялась тарелка с недоеденным печеньем, а на полу – раскрытый журнал.

Подошёл ближе, осторожно взял пульт и выключил телевизор, после чего мягко укрыл её потеплее. В этот момент на её лице пробежала едва заметная тень улыбки, как будто даже во сне она ощущала мою заботу. Присел рядом, задержавшись на мгновение, словно проверяя, ровно ли она дышит, спокойно ли спит. Так было всегда – с того самого дня, как ей исполнилось пять. Я протянул руку, нежно провёл пальцами по её шелковистым волосам и, склонившись, осторожно поцеловал в лоб. Её дыхание было ровным, умиротворённым. Вздохнул, чувствуя облегчение, и вышел, прикрыв за собой дверь.

Глава 3

Мы вернулись к столу и принялись завтракать. Я с лёгкой улыбкой смотрел на дочь, которой исполнилось восемнадцать, и думал о бесчисленных моментах, прожитых вместе. Воспоминания оживали перед глазами: одни приносили горечь, другие – радость, но каждое из них было важным. Именно из этих крупиц опыта, из преодолённых трудностей и разделённых счастливых мгновений сложилась наша особенная связь. Я был благодарен за всё, что случилось, ведь именно так мы выстроили отношения, которыми дорожу больше всего на свете.

Однако так было не всегда. В первые пять лет её жизни я не был тем отцом, каким хотелось бы. Мне тогда исполнилось всего девятнадцать, и я только учился понимать, что значит нести ответственность за кого-то, кроме себя. Смерть Лиды перевернула мир, оставив меня опустошённым и потерянным. Но именно дочь, её улыбка, тёплый взгляд и потребность в заботе помогли найти силы жить дальше.

Я полностью посвятил себя учёбе, понимая, что если хочу дать ей достойное будущее, нужно выстоять, несмотря на боль. Когда университет был окончен, нашёл хорошую работу, и наша жизнь постепенно начала выравниваться. Мы жили в Санкт-Петербурге, но я всегда знал: это временно. В глубине души чувствовал, что моё место – в Москве, там, где родился и где хочу воспитывать дочь. Пусть мне пришлось оставить родителей и друзей далеко позади, я не сомневался в своём решении.

Годы спустя могу сказать, что ни разу о нём не пожалел. Сегодня, глядя на Ирину, сильную, независимую девушку, испытываю только гордость и бесконечную благодарность.

– Ну, чем хочешь заняться сегодня? – спросил я, вытирая руки о полотенце после того, как закончил убирать посуду. – Это твой день, ты решаешь!

Я скрестил руки на груди и облокотился на кухонную стойку, наблюдая, как Ирина с аппетитом доедает кусочек торта. Она подняла на меня глаза, и в них мелькнула знакомая искорка лукавства.

– Папа, ну ты же знаешь меня, – произнесла она с игривой насмешкой. – Ты правда думаешь, что я выберу поход по магазинам, а не уютный день с марафоном любимых сериалов?

Я рассмеялся, ведь прекрасно знал ответ.

– «Теория большого взрыва»? «Игра престолов»? Или, может, «Отчаянные домохозяйки»? – предложил, угадывая её мысли.

Ирина просияла, её улыбка стала ещё шире.

– Ты меня насквозь видишь, папа… – покачала она головой, вставая из-за стола и направляясь к раковине. Я последовал за ней.

– Тогда давай выбирай сериал, а я пока сбегаю за одной важной вещью, – бросил я через плечо, уже направляясь к лестнице.

Ирина кивнула, не особо обращая внимание. А я тем временем быстрым шагом поднялся наверх, в свою комнату. Дойдя до комода, выдвинул нижний ящик и достал плотно упакованный свёрток, спрятанный среди футболок. В руках у меня оказался подарок, который я долго искал и с нетерпением ждал момента вручить. Это был коллекционный набор книг о Гарри Поттере, о котором Ирина мечтала с самого детства. Добыть его оказалось не так просто, но я был готов на любые усилия, лишь бы увидеть её радостную улыбку.

Когда снова спустился вниз, в гостиной уже раздавался голос моей дочери, говорившей по телефону:

– Значит, встречаемся в пиццерии в 19:00… Только я, папа и, возможно, Лиза, – объясняла она кому-то, сидя на диване.

Я подошёл ближе, стараясь не мешать. Она рассмеялась и добавила:

– Хорошо! Пока, подруга.

– Это была Мария? – спросил я, зная ответ заранее.

Ирина улыбнулась и кивнула.

– Ага, звонила поздравить. Я пригласила её пойти с нами в пиццерию Ника.

Я понимающе кивнул. Ирина и Мария дружат много лет, и я всегда знал, что могу на неё положиться. Мария – добрая, воспитанная девушка, которая искренне заботится о моей дочери. Пусть не так часто вижусь с ней из-за работы и частых поездок, но мне всегда было спокойно, зная, что Ирина окружена хорошими людьми.

– Отлично, чем больше народу, тем веселее! – сказал я с улыбкой, незаметно пряча подарок за спиной. Сегодняшний день обещал быть особенным.

– Папа, что ты там прячешь? – с лукавой улыбкой спросила дочь, приподняв брови. В её голосе звучало нетерпение, смешанное с предвкушением. Я не стал затягивать момент, достал аккуратно упакованный подарок и протянул ей. Девичьи мгновенно расширились от удивления, вспыхнули радостью. Ирина мгновенно схватила свёрток, едва удержавшись от того, чтобы не разорвать упаковку в одно мгновение. Её пальцы лихорадочно распутывали ленты, отрывали бумагу, пока, наконец, она не увидела содержимое.

Когда из-под упаковки показались книги, Ирина вскрикнула от восторга, её лицо озарилось неподдельным счастьем. В следующий момент она подскочила с дивана и, прижимая книги к груди, принялась носиться по комнате, словно ребёнок, которому подарили долгожданную игрушку. Её энергия была заразительна, и я не смог удержаться от улыбки, наблюдая за этим вихрем эмоций.

– Судя по твоей бурной реакции, подарок тебя всё-таки порадовал! – усмехнулся я, наблюдая, как она кружится по комнате.

– Шутишь? Мне не понравилось, – с преувеличенной серьёзностью заявила она, вдруг остановившись и вперив в меня пристальный взгляд. Сердце на миг сжалось в тревоге, но она быстро разрушила драматичную паузу. – Мне безумно понравилось! Спасибо, папа! – радостно воскликнула она и, подбежав ко мне, обняла так крепко, будто пыталась передать всю свою благодарность в одном жесте.

Глава 4

– Тебе следовало бы чаще проверять свои письма, Вадим. Я предупредила тебя о своём приезде ещё две недели назад, когда писала, что намерена навестить Ирину в её день рождения, – голос Тамары звучит резко, почти оскорбительно, и чувствую, как внутри меня закипает злость. Руки невольно сжимаются в кулаки, и с трудом сдерживаю желание ответить ей таким же тоном.

– Я получаю десятки, если не сотни писем каждый день, Тамара. Если ты всерьёз рассчитывала, что твоё сообщение будет единственным и самым важным, то у меня для тебя новости. Тем более, на случай если ты забыла, существуют телефоны. Ты могла бы позвонить, как делают нормальные люди, – прищуриваюсь, замечая, как она насмешливо кривит губы.

– Мне совершенно не хотелось слышать твой голос, Вадик, – парирует она с ядовитой усмешкой. – Да и терпения на твои вечные капризы у меня нет. Никогда не было и, поверь, не появится.

Глубоко вдыхаю и зажмуриваю глаза, считая до десяти. Терпение, только терпение. Разговор ещё не достиг своего пика, но уже ощущаю, как нервы натянуты до предела.

– Мы оба прекрасно знаем, что всё могло бы быть иначе, если бы ты не решила возненавидеть меня восемнадцать лет назад, – мой голос звучит неожиданно твёрдо. – Я не капризничаю, Тамара. Просто реагирую на ту холодность и жестокость, с которыми ты всегда обращалась со мной. Может, тебе стоит спросить себя, почему именно ты выбрала эту линию поведения?

Она вздёргивает подбородок, и на лице мелькает что-то похожее на боль, но лишь на мгновение. В следующую секунду её глаза вспыхивают злобой.

– Ты не заслуживаешь даже того презрения, которое я испытываю к тебе, Вадим, – её голос становится глухим, наполненным гневом, который копился годами. – Из-за тебя я потеряла самое дорогое, что у меня было в жизни. Свою дочь!

Слова обрушиваются на меня, словно острые кинжалы. На секунду теряю дыхание, но затем беру себя в руки.

– Ирина – это подарок, который нам оставила жизнь, – мои ногти вонзаются в ладони, но не отвожу взгляда. – Мы потеряли Лиду, но это не значит, что в нашей жизни больше нет ничего светлого и радостного. Просто ты отказываешься это видеть.

– Довольно, Вадим! – её голос почти срывается. – Я пойду в гостевую комнату. Попроси прислугу приготовить мне что-нибудь поесть.

Она резко разворачивается и направляется к лестнице, а я только горько усмехаюсь ей в спину.

– У Татьяны Петровны сегодня выходной, – бросаю ей вслед. – Если хочешь есть – готовь сама.

Замечаю, как она замирает на пару секунд, удивлённо вскидывая брови, словно мои слова – нечто немыслимое. Она, без сомнения, уже собирается выпалить что-то язвительное, но не даю ей такого удовольствия. Разворачиваюсь и ухожу на кухню, сдерживая раздражение. Сегодня день рождения моей дочери, и я не позволю, чтобы Тамара испортила ещё больше этот день.

Пройдя сквозь кухню, выхожу на задний двор, направляясь к бассейну. Мне нужен воздух, тишина, возможность прийти в себя. Ветер слегка колышет воду в бассейне, и я пытаюсь сосредоточиться на этом едва заметном движении, на убаюкивающей симметрии волн. Но внутри меня всё равно бушует буря. Хочется кричать, разбивать что-то вдребезги, дать выход этому раздражению, но не могу. Поэтому просто хожу взад-вперёд, пытаясь успокоиться.

– Вадим Павлович… – раздаётся мягкий голос позади, и я резко оборачиваюсь, вздрагивая от неожиданности.

– Татьяна, – выдыхаю, прижав ладонь к груди. – Чёрт, ты меня чуть до сердечного приступа не довела.

Она смотрит на меня с лёгкой улыбкой, но в её глазах читается понимание.

– Не беспокойся, Вадим, – спокойно говорит она. – Я приготовлю что-нибудь для Тамары Леонидовны.

Напрягаюсь. Она говорит это так естественно, будто действительно хочет помочь этой женщине, которая даже доброго слова не заслуживает.

– Нет, Татьяна Петровна, – качаю головой. – Ты не должна этого делать. Мы не ждали её, она пришла без предупреждения. Это её проблема, не твоя.

– Мне не трудно, Вадим, – её голос остаётся мягким, и в этот момент она напоминает мне мою мать. Такая же заботливая, тёплая. – Лучше иди к дочери. Не трать своё время и нервы на женщину, которая того не стоит.

Тяжело вздыхаю. Всё ещё злюсь, но знаю, что она права.

– Ты настоящий ангел, Татьяна Петровна, – говорю, подходя ближе и целуя её в щеку. Она улыбается в ответ, и в её глазах мелькает искренняя доброта.

Пора возвращаться в дом. Пора забыть о Тамаре, хотя бы на сегодня.

***

Я вошёл в уютную, пропитанную ароматом свежей выпечки и расплавленного сыра пиццерию вместе со своей дочерью. В заведении было немноголюдно, лишь несколько пар и семей беседовали за столиками, наслаждаясь тёплым вечером. Я быстро заметил свободное место у окна – столик на четверых, за которым мы всегда предпочитали сидеть. Ирина шагала рядом, её тёмные глаза искрились в ожидании чего-то радостного. Для нас двоих это место давно стало чем-то большим, чем просто ресторан: здесь мы встречали праздники, отмечали небольшие победы и спасались в те дни, когда совсем не хотелось стоять у плиты. Здесь, без лишних слов, ощущалось что-то родное и неизменное.

Мы заняли столик: я уселся лицом к залу, а Ирина, как всегда, выбрала место напротив. Она тут же начала возиться с бумажными салфетками, ловко складывая их в крошечные самолётики, которые тут же взмывали вверх и мягко опускались обратно на стол. В ожидании её подруги мы неспешно беседовали.

Глава 5

В следующие несколько минут меня будто не существует. Ирина и Мария тут же погружаются в оживлённый разговор, их голоса сливаются в непрерывный поток слов, полный смеха, эмоций и каких-то для меня неразборчивых деталей. Чувствую себя лишним. Они настолько увлечены друг другом, что даже не замечают моего молчания. Понятия не имею, как бы мог включиться в их обсуждение, да и, признаться, не очень хочу. Поэтому просто достаю телефон и сосредоточенно начинаю листать экран, притворяясь занятым.

Через некоторое время к нам присоединяется Светлана, мама Маши, и атмосфера немного меняется. С её появлением наконец-то чувствую себя более комфортно. Она всегда была приветливой и заботливой женщиной, и с того момента, как наши дочери подружились, мы тоже нашли общий язык. Мы немного болтаем о работе, о семейных делах, вспоминаем какие-то забавные случаи, произошедшие за последнее время. Беседа с ней отвлекает меня, помогает ненадолго забыть о том, что происходит в моей голове.

Но, несмотря на это, всё же краем сознания продолжаю думать о Марии. Словно запретный плод, её образ не даёт мне покоя. Не могу отрицать – меня к ней тянет. Её запах, нежный и едва уловимый, сводит меня с ума. Её голос – мягкий, чарующий, будто музыка, наполняет пространство вокруг меня каким-то странным уютом. А её улыбка… Мне кажется, я никогда не видел ничего прекраснее. Отчаянно пытаюсь прогнать эти мысли, ведь это неправильно. Она всего лишь подруга моей дочери, и не должен думать о ней таким образом. Нужно взять себя в руки, пока не стало слишком поздно.

– Добрый вечер! – раздаётся голос официанта, выдёргивая меня из раздумий. Поднимаю глаза и замечаю, что Ирина и Мария встречают его улыбками, явно его узнавая.

– О, смотрите-ка, кто у нас тут! Сама именинница! – продолжает он с широкой улыбкой.

– Тим, ну хватит, ты же знаешь, что я обожаю это место. Сегодня другого варианта просто не могло быть! – отвечает Ирина с неподдельным энтузиазмом.

– С днём рождения, Ирина! – поздравляет он, и моя дочь благодарно кивает.

Но вот что случается дальше, меня вовсе не радует.

– Привет, Маша! Как ты? Ты сегодня просто потрясающе выглядишь, если позволишь сказать, – добавляет он, обращаясь к девушке напротив меня.

Почти неосознанно перевожу взгляд на неё и замечаю, как её щёки заливаются нежным румянцем. Это уже второй раз за вечер, когда вижу её такой. Сначала это произошло, когда наши взгляды встретились при её появлении, а теперь – из-за слов этого официанта. Она смущённо улыбается ему, и эта улыбка – её прекрасная, тёплая улыбка – предназначена не мне. Это вызывает во мне какое-то странное, неприятное чувство, похожее на ревность.

Перестань, Вадим. Что ты себе выдумываешь? С каких пор ты стал таким неуверенным в себе?

– Думаю, нам лучше сделать заказ, я уже просто умираю с голоду! – говорю, может, чуть резче, чем намеревался. Слова вырываются прежде, чем успеваю их осмыслить.

– Конечно! Что будете заказывать? – спрашивает официант, но его взгляд по-прежнему прикован к Марии, а она, кажется, этого даже не замечает или делает вид, что не замечает.

Мы быстро делаем заказ, решая взять несколько видов пиццы и напитки. Пока официант уходит, стараюсь снова сосредоточиться на разговоре с Светланой, хотя краем уха слышу, как Ирина и Мария обсуждают университет. Прилагаю все усилия, чтобы не смотреть в сторону Маши, но всякий раз, когда слышу её смех, этот звонкий, лёгкий, как весенний ветерок, смех, мои глаза сами находят её. Что со мной происходит? Никогда не чувствовал ничего подобного раньше.

Она – подруга твоей дочери. Забудь об этом.

Проходит немного времени, и нам приносят пиццу. Запах горячего сыра и свежего теста заполняет воздух, вызывая у меня чуть ли не детскую радость. В этой пиццерии, где мы с Ириной бываем довольно часто, помимо еды есть ещё одна особенность – караоке. Пока мы едим, кто-то выходит на сцену и начинает петь. Кто-то делает это великолепно, кто-то… не очень. Но я никогда не был из тех, кто судит, ведь сам даже не пробовал.

– Воспользуюсь моментом, пока людей немного, и пойду спою! Кто-нибудь со мной? – внезапно заявляет моя дочь, складывая руки и сияя энтузиазмом.

– Ириш, ты же знаешь, я стесняюсь петь перед публикой, – смущённо отвечает Мария.

Ирина поворачивается ко мне, ожидая моей реакции, но лишь качаю головой.

– Считай, что твоя подруга выразила и мои мысли, дочка. Мы будем тебя поддерживать, но отсюда, из зрительного зала, – отвечаю.

Она немного разочарованно закатывает глаза, но тут её взгляд останавливается на Светлане.

– Хорошо, тогда я пойду с тобой, – вдруг соглашается Светлана. – Давно уже не пела в караоке, самое время вспомнить!

Ирина тут же вскакивает с места, сияя от радости. Невольно улыбаюсь, видя её такой счастливой. Они вдвоём отправляются к сцене, а я остаюсь за столиком. Один. Один на один с Марией.

Ощущаю, как внутри что-то сжимается, и понимаю: этот вечер будет сложнее, чем думал.

Ирина всегда обожала петь. Я давно заметил её талант и не раз пытался подбодрить, предлагал записать видео для соцсетей или хотя бы попробовать себя в хоре или позаниматься с педагогом индивидуально, но она неизменно отказывалась. Для неё это было просто увлечением, не требующим выхода на публику. Я решил не давить на неё, уважая её границы. Но каждый раз, когда она пела, её голос будто заполнял собой пространство, отбрасывая всю суету мира. Её лицо оживало, движения становились плавными, а эмоции проявлялись настолько открыто, что невозможно было не восхититься. Мне всегда казалось несправедливым, что такой талант остаётся в тени.

Глава 6

Просыпаюсь от едва уловимого чувства щекотки на лице. Поначалу не понимаю, что это, но, приоткрыв глаза, обнаруживаю перед собой хаотично разбросанные пряди волос. Они принадлежат Ирине. Её дыхание ровное, глубокое, а сама она, как всегда, заняла невероятно неудобную позу на широкой кровати. Не сдерживаю улыбки – уже не в первый раз замечаю, что каждый раз, когда остаёмся с ночёвкой у неё, она умудряется свернуться в какие-то неестественные изгибы, словно человеческое тело создано из резины. И при этом по утрам она неизменно жалуется на боли в спине.

Закрываю глаза всего на несколько мгновений, позволяя себе насладиться моментом. Внутри растекается тёплая благодарность: за новый день, за здоровье, за то, что в жизни есть человек, которого могу называть не просто подругой, а почти сестрой. Никогда бы не подумала, что за какие-то три года можно обрести такую крепкую, искреннюю связь. Раньше была той, кто держится особняком – не потому, что не хотелось общения, а просто потому, что никогда не умела его налаживать. Всегда было комфортно наедине с собой, в тишине, среди книг. Но Ирина с первого дня была другой – живой, лучезарной, бесстрашной. Её энергия притягивала, а её открытость заставила сделать шаг навстречу. И вот здесь – бок о бок, твёрдые, как камень, в своей дружбе, которой, надеюсь, не страшны никакие испытания.

Осторожно выбираюсь из постели, стараясь не потревожить подругу, и, накинув тёплые тапочки, собираю вещи для утреннего туалета. В ванной включаю горячую воду, позволяя тёплым струям смыть остатки сна и напряжения. Вода стекает по коже, а не могу перестать думать о сегодняшнем дне. Этот день важен. Сегодня, наконец, узнаю, как обстоят дела с поступлением. Хочется верить в лучшее, но страхи и сомнения не отступают. Они цепляются, нашёптывая тревожные мысли, но изо всех сил стараюсь сохранить веру в себя.

Закончив с душем, быстро вытираюсь, наношу дезодорант и свой любимый ванильный лосьон для тела. Взгляд задерживается на зеркале. Внимательно рассматриваю своё отражение и замечаю, как со временем мои черты всё больше начинают напоминать мамины. И от этой мысли становится теплее. Если унаследовала хотя бы часть её силы, её выдержки, значит, смогу справиться со всеми вызовами, которые преподнесёт жизнь.

Маму и бабушку всегда считала своими главными примерами. Они растили меня без помощи мужчины. Мама забеременела, когда была совсем юной, и мой отец, узнав об этом, просто исчез. Он даже не попытался сделать что-то, просто испугался ответственности и сбежал. Никогда не винила его, не чувствовала ненависти. Все совершаем ошибки. Но если он не захотел стать частью моей жизни, значит, так было угодно судьбе. Мама справилась без него, и видела, какой ценой ей это далось. Она трудилась без отдыха, жертвуя сном, личной жизнью, своим здоровьем, лишь бы у меня было всё необходимое. И дала себе клятву: когда-нибудь всё ей верну. Добьюсь успеха, поступлю в университет, найду достойную работу, и у неё больше никогда не будет необходимости так тяжело работать.

Когда окончила школу, вложила всю свою душу и силы в поступление. Так сильно мечтала об этом, и когда моя мечта сбылась, не могла сдержать слёз радости. Но жизнь, как всегда, вносит свои коррективы. В тот год, когда должна была начать учёбу, мама, работавшая медсестрой, заразилась инфекцией от пациента. Её состояние ухудшалось, и приняла решение, которое показалось единственно верным: остаться и заботиться о ней. Отложила свою мечту, устроилась в буфет и работала без выходных, едва успевая дышать от усталости. Приходила домой совершенно разбитой, но знала, что должна держаться. У нас не было выбора. Маме нужны были лекарства, нужны были деньги на лечение, и не могла позволить ей бороться в одиночку.

В это тяжёлое время нам помог Вадим Павлович, отец Ирины. Он поддерживал финансово, несмотря на попытки отказаться от его помощи. Боялась, что решит, будто использую его доброту из корыстных побуждений, ведь он богатый, успешный человек. Но вскоре поняла, что упрямство – семейная черта, передающаяся от отца к дочери. Он не отступил, и пришлось принять его помощь. Именно тогда впервые увидела другую сторону Вадима – не ту, что он показывал миру, не строгого, сосредоточенного на бизнесе человека, а заботливого и доброго мужчину, который без лишних слов протянул руку помощи, когда это было действительно нужно.

Выхожу из ванной, завернувшись в пушистое полотенце, и чувствую, как горячий пар всё ещё клубится вокруг, цепляясь за кожу влажными шлейфами. В комнате пахнет утренней ленью – смесью шампуня, свежего постельного белья и лёгкого аромата духов, оставшегося на подушке. Ирина уже проснулась. Она сидит на кровати, растрёпанная и сонная, в уютной пижаме с Лило и Стичем, и, кажется, полностью погружена в экран телефона. Её губы изогнуты в улыбке, щеки чуть порозовели, а короткий смешок выдаёт, что разговор явно интересный. Сразу понимаю – дело тут не в подружке или маме, а, скорее всего, в каком-то парне.

– Доброе утро, Спящая красавица! – громко приветствую её, намеренно повышая голос, чтобы вывести из виртуального мира обратно в реальность.

Она вздрагивает, вскидывает на меня широко раскрытые глаза, а потом моргает несколько раз, словно только что вспомнила, что я тоже существую.

– Доброе утро, Белоснежка! Хорошо спала? – спрашивает она с привычной легкостью, двигаясь, чтобы освободить место рядом.

Опускаюсь на край её кровати, подтягиваю ноги и ощущаю мягкость покрывала.

– Спала отлично, а вот ты? Спина снова болит? – спрашиваю с лёгкой насмешкой, прекрасно зная, что ответ будет именно таким.

Как и ожидалось, её улыбка мгновенно превращается в болезненную гримасу.

Глава 7

– Ты в порядке? – уверенный голос Вадима вырывает из мира собственного смущения и сомнений. Борюсь с собой, не решаясь поднять глаза. Щёки полыхают, а сердце бьётся так громко, что, кажется, он может его услышать.

– Да, в порядке… – бормочу я, и мой голос едва слышен. Мне стыдно, словно сделала что-то ужасное. Пытаюсь встать, но мои колени отказываются слушаться и вообще перестаю понимать, где находится верх, а где низ.

– Посмотри на меня, Мария! – его голос становится почти шёпотом, и по моей спине пробегает дрожь. Ещё не могу заставить себя посмотреть ему в глаза, но спустя миг решаюсь. Его взгляд… в нём так много чего-то такого, что на мгновение теряюсь в нём.

Он вдруг прижимается ближе, чтобы тихо вдохнуть.

– Ваниль… – шепчет он. Мои губы становятся сухими, а вдох затянулся в неожиданную паузу.

– Папа? Маша? У вас всё хорошо? – Голос Ирины, звенящий в напряжённой тишине коридора, эхом отдаётся в моих ушах, заставляя сердце пропустить удар. Паника вспыхивает во мне, словно сухая трава от случайной искры. Чувствую, как руки Вадима медленно отпускают мою талию, их тепло исчезает, оставляя после себя едва уловимый след на моей коже. Он поднимается, и я тоже торопливо делаю шаг назад, чтобы создать между нами безопасную дистанцию.

– Всё в порядке, дочка, – Вадим отвечает с лёгкой улыбкой, в которой мелькает что-то похожее на смущение. – Я был немного рассеян, столкнулся с Марией, и в итоге мы оба оказались на полу.

Опускаю голову, испытывая острый приступ неловкости. Воспоминание о случившемся буквально жжёт меня изнутри. Как так получилось, что я упала прямо в его объятия? Почему это кажется таким важным, почти значимым?

– Простите меня ещё раз, Вадим Павлович, – голос мой едва слышен, наполнен раскаянием. До сих пор чувствую жгучий румянец на щеках, поэтому не смею поднять взгляда. – Я слишком быстро бежала и просто не заметила вас.

Моё сердце стучит быстрее, чем следовало бы в подобной ситуации. Его присутствие действует на меня странным образом. Почему рядом с ним мне так трудно подбирать слова? Почему даже самый невинный момент вызывает бурю эмоций?

– Всё в порядке, Мария, – его голос звучит мягко, почти ласково. Внезапное прикосновение кончиков его пальцев к моему подбородку вызывает у меня испуг. Он легко поднимает моё лицо, вынуждая встретиться с его взглядом. Глубоким, изучающим. – Это была и моя вина. И, пожалуйста, называй меня просто Вадим. Я ещё не настолько стар, чтобы меня называли по отчеству.

Мой рот приоткрывается, но слова не сразу находят дорогу. Всё это слишком странно, слишком напряжённо.

– Хорошо… Вадим, – отвечаю я, невольно улыбаясь, и замечаю, как его глаза задерживаются на моём лице чуть дольше, чем следовало бы. Именно так он смотрел на меня вчера, в пиццерии, и тогда мне показалось, что он… что он хотел поцеловать.

Но это абсурд. Глупость. В конце концов, он, скорее всего, воспринимает меня как дочь или что-то в этом роде.

Звук покашливания прерывает момент. Перевожу взгляд на Ирину. Она прищуривается, рассматривая нас с лёгким подозрением. Вадим тут же убирает руку, словно только что осознал, что она до сих пор касалась моего лица. Поспешно отвожу взгляд.

– Ну, пойду за своим телефоном в комнату и сразу спущусь, чтобы составить вам компанию за завтраком, – говорит он, делая шаг назад. Его голос звучит непринуждённо, но я улавливаю в нём лёгкую натянутость. Он проходит мимо меня, задерживается рядом с Ириной, обнимает её и нежно целует в лоб.

Смотрю на них и чувствую, как сердце вдруг наполняется теплом. Это выглядит так естественно, так по-семейному. Как же им повезло, что у них есть друг друга.

После этого инцидента мы с Ириной вернулись в комнату. Она скрылась в ванной, а я воспользовалась моментом, чтобы проверить телефон. Одно новое сообщение от Тима. Долго смотрю на экран, прежде чем решаюсь ответить. Он приглашает меня на свидание.

Нервно закусываю губу. Идея пойти с Тимуром на свидание вызывает смутное чувство тревоги. Или, может быть, это просто из-за того, что мои мысли до сих пор заняты другим? Медлю с ответом, но в конце концов пишу:

«Давай встретимся в другой день. На этой неделе я слишком занята».

И тут же ощущаю укол вины.

О, Боже, прости меня за эту маленькую ложь.

Как только Ирина привела себя в порядок, мы отправились вниз, на кухню, к восхитительному аромату свежесваренного кофе. Этот запах разносился по всему дому, словно невидимая нить, связывая утро с уютом и теплом. Татьяна Петровна обладала каким-то магическим даром превращать варку кофе в настоящее искусство. Возможно, у неё был тайный рецепт или особый ритуал, который придавал напитку этот неповторимый вкус. Я никогда не была заядлым кофеманом, но годы, проведённые за ночными бдениями с книгами, изменили мои вкусовые предпочтения. Теперь не могу представить себе утро без чашки этого насыщенного, обжигающего напитка, особенно если он был приготовлен заботливыми руками Татьяны Петровны.

Мы вошли на кухню, и я уже приготовилась поприветствовать хозяйку дома, когда мой взгляд упал на женщину, сидящую за столом. В ней было что-то неуловимо знакомое – элегантность осанки, утончённость черт лица. Я не могла ошибиться: в её облике ясно читалось сходство с Ириной. В ту же секунду догадка вспыхнула в моей голове.

Глава 8

Я не планировал так стремительно покидать кухню, не хотел глотать остатки кофе, едва не обжигаясь, и выбегать из дома, словно одержимый, но это оказалось единственной возможностью избежать затяжного, изматывающего спора с Тамарой. С какой удивительной лёгкостью эта женщина способна довести меня до точки кипения – всего одним словом. Не нужно громких речей, не нужно сцен – достаточно её ледяного, презрительного тона, чтобы я почувствовал, как во мне закипает раздражение. Она словно профессиональный разрушитель хорошего настроения, безукоризненно точный и безжалостный в своём мастерстве.

«Семья никогда не бывает приоритетом».

Как ей вообще хватает наглости произносить это вслух? Как она смеет сомневаться в том, что для меня семья – это главное? Годы назад Тамара сама отдалилась от всех нас, с головой погрузившись в свою бесконечную драму, и вот теперь она, с высоты своей праведности, решает судить меня? Это лицемерие в чистом виде. И самое мучительное во всём этом – осознание того, что мне никогда не удастся изменить её мнения обо мне. Всё, что я делаю, всё, что я говорю – для неё это пустой звук. Видимо, мне придётся научиться жить с этим постоянным чувством вины.

Я машинально засунул руки в карманы, нащупал ключи от машины. Достаточно. Хватит думать об этом. Работа – вот что поможет мне отвлечься и хоть ненадолго взять эмоции под контроль.

– Привет.

Нежный голос раздался у меня за спиной, и я резко обернулся. Мария. Она смотрела на меня, слегка смущённая, с румянцем на щеках, который делал её образ ещё более притягательным.

– Привет, Маша, – ответил я, чувствуя, как во мне что-то дрогнуло. Я был так погружён в собственные мысли, что её голос стал для меня неожиданным спасательным кругом, выдернувшим меня из бесконечного водоворота размышлений.

– С вами всё в порядке? – спросила она, осторожно коснувшись моей руки. Всего лишь лёгкое прикосновение, но моя кожа тут же откликнулась, словно от разряда тока. Мышцы непроизвольно напряглись, и, что бы я ни думал, я не мог отрицать – этот мимолётный контакт принес мне странное, почти утешительное ощущение.

– А… я… э… да, всё в порядке, – пробормотал я, запинаясь, и внутренне выругался. Что за ерунда? Когда это я начал заикаться перед девочкой?

– Вы точно в порядке? – Мария с лёгкой обеспокоенностью посмотрела на меня.

Я откашлялся, стараясь взять себя в руки.

– Да, просто задумался. А ты? Почему ты здесь? Всё хорошо?

– Да, просто жду маму. Она заедет за мной, – ответила она, задумчиво проведя рукой по волосам. Этот жест, невинный и привычный, почему-то завораживал. Я поймал себя на мысли, что мне хочется прикоснуться к её волосам, ощутить их мягкость.

– А, понятно, – пробормотал я, не доверяя собственному голосу.

Мария на секунду задумалась, затем шагнула ближе, чуть сильнее сжала мою руку. Меня бросило в жар. Почему? Неужели я правда хочу, чтобы её прикосновения были более… интимными? Это абсурд. Это неправильно. И почему, чёрт возьми, она продолжает называть меня Вадим Павлович? Мне что, восемьдесят?

– Вы уверены, что всё хорошо? – повторила она, заглядывая мне в глаза, словно пыталась прочитать в них что-то важное.

– Да, Маш, просто тяжёлое утро, – ответил я, не давая эмоциям взять верх. Она кивнула и чуть улыбнулась, и от этой улыбки во мне родилось странное, необъяснимое желание – видеть её улыбку снова и снова, каждый день.

Это опасно.

– Мне пора, – резко сказал я. – Пока, Мария.

Я поспешно сел в машину, даже не дождавшись её ответа. Завёл двигатель, но перед тем, как выехать, невольно взглянул на неё через стекло. Она стояла с растерянным выражением лица, будто не понимала, что только что произошло. Это было… мило. Но мне нужно немедленно уехать. Оторваться. Переключиться.

Мария – просто подруга моей дочери. И ничто больше. Я не должен позволять себе думать иначе. Не должен поддаваться её красоте, её невинности. Я никогда не был слаб перед женщинами, никогда не позволял себе терять голову. Но с ней… с ней это казалось неизбежным.

Мария даже не подозревает, что притягивает меня к себе, и именно поэтому я должен держаться от неё подальше.

Может, стоит позвонить Кристине. Ночь с ней точно поможет мне избавиться от этих глупых, неуместных мыслей…

***

Нажимаю кнопку «обновить» и замираю, чувствуя, как мир вокруг меня перестаёт существовать. Только экран, только несколько секунд ожидания, которые кажутся вечностью. Сердце бьётся в груди так отчаянно, что боюсь – ещё немного, и оно выскочит наружу. Даже ловлю себя на мысли, что прошу Бога не забирать меня в этот момент – не сейчас, когда истина вот-вот откроется. Пальцы предательски дрожат, а ладони такие влажные, что мышка едва слушается меня. Этот момент – кульминация месяцев напряжённой учёбы, бессонных ночей, бесконечных сомнений и надежд. Сейчас узнаю, стоило ли всё это усилий.

– Ты уже посмотрела? – голос Ирины звучит чётко и отчётливо, несмотря на то, что идёт через динамик телефона. Мы на видеосвязи, поскольку решили пережить этот миг вместе.

– Нет, – признаюсь, кусая губу. – Пока не набралась смелости.

Она закатывает глаза и складывает руки на груди, изображая терпеливое ожидание, но её выражение лица – смесь волнения и восторга – выдаёт её нетерпение.

Глава 9

– Дочка, поставь, пожалуйста, это на стол, – голос мамы звучит тепло и чуть устало, когда она передаёт мне вазу, полную свежих цветов.

– Конечно, мама,– отвечаю я, осторожно принимая лёгкую, но хрупкую композицию, и иду к столу, чувствуя, как цветочный аромат окутывает меня. Он словно намёк на что-то светлое, но чуть горьковатое – как это прощальный ужин, который мы готовим сегодня.

Этот день стал неотвратимой вехой в моей жизни. С того момента, как я получила письмо о зачислении в университет, начался отсчёт дней до отъезда. Мы с мамой планировали всё тщательно, шаг за шагом, но чем ближе этот момент, тем сильнее сердце сжимается от осознания, что мне предстоит покинуть наш уютный дом, оставляя маму и бабушку. Я иду к своей мечте, но путь этот вымощен не только радостью, но и болью расставания. Университет, который принял меня, один из лучших, но он находится слишком далеко, чтобы каждый день возвращаться домой. Логика подсказывает, что другого выбора нет, но сердце упрямо ноет.

Деньги я копила упорно – работая в буфете, присматривая за детьми соседей и даже выгуливая собак. Это дало мне возможность арендовать небольшую квартирку, где проведу ближайшие несколько лет. Уже оплатила жильё на полгода вперёд, и когда перееду, первым делом найду работу. Всё должно сложиться, я верю в это, но тревога не отпускает. Впервые останусь одна, без привычной поддержки близких, и это пугает. Но вместе со страхом во мне растёт решимость. Смогу. Справлюсь.

Однако последние месяцы терзает меня не только тревога перед будущим. Есть ещё кое-что, или, точнее, кто-то. Тот, чьё присутствие заставляет моё сердце сжиматься. Это странная, мучительная смесь надежды и разочарования, которой я пыталась противиться, но не смогла. Вадим. Отец моей лучшей подруги. Мужчина, с которым я никогда не обменивалась долгими беседами, только вежливыми приветствиями. Он намного старше меня, у нас слишком мало общего, и я никогда не должна была даже позволять себе думать о нём. Но был момент, когда всё изменилось. Вечеринка в честь дня рождения Ирины. Его взгляд – слишком пристальный, слишком долгий – заставил моё сердце забиться иначе. А наутро, когда мы столкнулись в коридоре, его руки на мгновение удержали меня – бережно, осторожно, так, словно я была чем-то ценным.

Моя тайная, тщательно спрятанная симпатия вспыхнула с новой силой, и я наивно позволила себе вообразить, что, возможно, не всё так однозначно. Но это было заблуждение. Я глупая девчонка, которая вообразила себя героиней любовного романа. Вадим всегда держался на расстоянии, а в последние месяцы всё стало очевидным. Когда бывала у них в гостях, он часто был с высокой, эффектной блондинкой, или же они долго разговаривали по телефону. Нет, я не подслушивала – просто Ирина любила делиться своими подозрениями насчёт этой женщины, и каждый её рассказ болезненно отзывался во мне. Я молча слушала, скрывая свои чувства, принимая холодность Вадима, и пыталась убедить себя, что пора забыть об этом человеке. Но сердце не поддаётся разуму так легко.

Пытаясь хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей и своей внутренней боли, я решила направить внимание на окружающих меня людей. В порыве этого порой сомнительного альтруизма я согласилась на свидание с Тимуром. Это было для меня чем-то совершенно новым: я никогда раньше не ходила на свидания. Отсутствие романтических чувств к нему не делало ситуацию проще – напротив, я чувствовала себя скованной, словно птица в клетке. Ладони вспотели, в горле пересохло, а слова путались в голове, не желая выстраиваться в связные предложения.

Несмотря на мои внутренние тревоги и сомнения, вечер сложился удивительно хорошо. Тимур предстал передо мной в новом свете – заботливый, внимательный и неожиданно романтичный. Он приготовил для нас пикник в парке, и мы провели вместе не только весь день, но и тёплые часы раннего вечера. Этот день запечатлелся в моей памяти тонким кружевом нежности и лёгкости, стал чем-то драгоценным, что я не хотела бы забывать. Когда же свидание подошло к концу, он проводил меня домой и на прощание попытался поцеловать.

Мгновение – и я инстинктивно отстраняюсь. Любопытство борется с чувством честности: не могу позволить себе дарить поцелуй тому, кого не люблю, это было бы несправедливо и неискренне. Объясняю ему свои чувства, стараясь быть максимально честной. К счастью, он всё понимает. Впрочем, даже если бы я испытывала к нему большее, теперь уже слишком поздно. Совсем скоро уезжаю далеко, и грядущие университетские годы наверняка сделают любые отношения невозможными. Всё произошло так, как должно было случиться. Но мне хотелось оставить в его памяти что-то светлое, и потому я пригласила его на ужин в знак признательности за его доброту и поддержку.

– Маша, открой дверь, пожалуйста! У меня руки заняты! – зовёт мама, неожиданно прерывая мои размышления.

Нехотя направляюсь к двери, и, прежде чем пальцы касаются холодной металлической ручки, во мне вспыхивает странное волнение. Сердце замирает на долю секунды – а вдруг это Вадим?

О, Боже, Маша, прекрати. Не строй иллюзий, а просто открой дверь.

Беру себя в руки, открываю дверь и замираю: передо мной стоит Тим, одетый с явной старательностью, аккуратно уложенные волосы, лёгкий аромат древесного одеколона. В его руках – букет роскошных алых роз. Он улыбается, и эта улыбка искренняя, тёплая, немного застенчивая. Я чувствую, как моё лицо на мгновение теряет выражение, потому что не понимаю, зачем он пришёл с цветами, зная, что мои чувства к нему – лишь дружеские.

Однако я не хочу показаться грубой. Собираясь с мыслями, я тепло улыбаюсь ему и распахиваю дверь шире, приглашая внутрь.

Глава 10

Все эти годы я не испытывал к женщине ничего подобного. Связи мои были мимолетны, случайны, не обременены ни обещаниями, ни чувствами. Иногда – на одну ночь, иногда, если обстоятельства позволяли, на две-три, но не больше. Даже Кристина, хоть и дольше задержалась в моей жизни, не была чем-то важным. Мы просто совпали: её устраивала моя сдержанность, а меня – её предсказуемость. В нашем союзе не было ни огня, ни собственнического желания, ни тех сложных чувств, что переворачивают душу. Просто удобство, просто привычка. Но Мария…

Мария разрушила этот устоявшийся порядок в один миг, одним взглядом. Её присутствие вызывало во мне что-то беспокойное, неведомое прежде. Желание не просто обладать, но и защитить, не просто увидеть, но и быть увиденным. Это было чуждо моей природе. Я всегда был рационален, умел отделять страсть от иллюзий, а любовь – от минутного порыва. Но сейчас меня захватило нечто необъяснимое. И, что хуже всего, я не мог этого контролировать.

Я пытался подавить это чувство. Напоминал себе о возрасте, о том, что ей столько же лет, сколько моей дочери. Напоминал, что мне, взрослому мужчине, подобные увлечения не пристали. В конце концов, Мария – подруга Ирины, а не объект моих мечтаний. Но разум не слушался. Разум был бессилен перед тем, что творилось внутри.

Решив не терзать себя мыслями, которые всё равно не приведут к разумному решению, я направился в комнату, где собирались на ужин. Уже в коридоре до меня донёсся смех, звонкий, живой. Я узнал его мгновенно – Мария. Внутри что-то сжалось. Мне хотелось уйти, избежать встречи, не испытывать этих мучительных эмоций, но вместо этого я сделал шаг вперёд.

Я вошёл, и почти сразу почувствовал неприятное давление в груди. За столом сидел тот самый парень из пиццерии, болтал с Ириной, но взгляд его то и дело ускользал к Марии. Они что, знакомы? Или это я просто слишком пристально наблюдаю? Татьяна Петровна и Людмила Сергеевна о чём-то шептались в углу, а Светлана с Марией хлопотали на кухне.

– Добрый вечер, – произнёс я, заставляя себя звучать спокойно. В ответ раздалось дружное приветствие, но моё внимание было приковано только к одной реакции. Мария посмотрела на меня, и я заметил, как её щеки залились румянцем. Она тут же отвела взгляд, будто уличённая в чем-то запретном. Это смутило меня больше, чем хотелось бы признать.

Светлана отошла от кухни, поставив на стол блюдо с мясом, затем Мария принесла салат. Всё выглядело потрясающе, аромат горячей пищи наполнял комнату уютом и теплом. Мы уселись за стол, и, к моему раздражению, парень из пиццерии сел прямо напротив меня, рядом с Марией. Ирина заняла место рядом со мной.

Парень был слишком уж любезен, слишком услужлив. Он осыпал Марию комплиментами, говорил с какой-то нарочитой мягкостью, будто боялся упустить момент. Это выглядело фальшиво, натянуто, и всё во мне сопротивлялось этой картине. Но она… она улыбалась ему. Краснела. Принимала эти слова с каким-то почти девичьим восторгом.

Может, она влюблена?

Я прикусил губу, пытаясь задавить нарастающее раздражение. Что она в нём нашла? В его неестественных интонациях? В этом наигранном стремлении понравиться? Это просто мальчишка, который хочет произвести впечатление.

Я вздохнул, отгоняя раздражение. Это не моё дело. Это просто подростки, у которых кровь кипит от эмоций. Я ведь и сам когда-то был таким.

– Прежде чем мы начнём этот чудесный вечер, я хочу поблагодарить за присутствие каждого из вас, – произнесла Светлана, голос её слегка дрожал. – Это так замечательно – отмечать этот день с людьми, которых мы любим и которые любят нас.

Глаза её сверкали слезами. Мария тут же поднялась, нежно обняла мать, что-то тихо шепча ей на ухо. Их связь была очевидна, чиста и крепка. Они держались друг за друга, несмотря ни на что.

– Мам, не плачь… – тихо попросила Мария.

– Это слёзы радости, дорогая, – улыбнулась Светлана, легко поглаживая дочь по спине.

Мария снова заняла своё место. И в тот же миг парень из пиццерии сделал то, что заставило меня вспыхнуть от злости: он накрыл её руку своей и, небрежно улыбнувшись, чмокнул в щёку.

Я сжал кулаки.

Чёрт. Почему меня это так бесит?

Я отвернулся, пытаясь успокоиться. Это не имеет значения. Её жизнь – её выбор. Но внутри всё же звучал вопрос, от которого не спрятаться:

Ревную?

К девочке, которой всего восемнадцать? К подруге моей дочери?

Кажется, я действительно схожу с ума…

***

Тот, кто бросит на меня взгляд в этот момент, может решить, что я абсолютно спокойна, даже счастлива. И он не ошибётся – в какой-то степени. Счастье действительно наполняет меня сейчас, пульсирует в груди, переливается искрами на кончиках пальцев. Этот вечер особенный, я знаю это и ценю. Он уютно окутывает меня мягкими всплесками голосов, смеха, нежного света свечей. Но за этим спокойствием таится нечто другое, не дающее мне покоя.

Напротив сидит мужчина. Вадим. Его глаза – бездонные, холодные, но живые – неотрывно следят за мной, и от этого мне становится не по себе. Прошло уже немало времени с начала ужина, разговора, обмена улыбками, но его взгляд не меняется. Он напряжён, сосредоточен, в нём таится что-то необъяснимое, что-то, что заставляет меня затаить дыхание. Ни один мускул на его лице не выдаёт эмоций. Бесстрастность. Загадка. Тайна. Я тщетно пытаюсь понять, о чём он думает, почему его внимание приковано именно ко мне, что происходит за этой ледяной маской.

Глава 11

Тим и я вышли из кухни и направились к двору. Ночь раскинулась над нами во всей своей завораживающей красоте, наполняя воздух прохладной свежестью и лёгким ароматом цветов, что росли в саду. Тьма окутывала нас мягким покрывалом, но звёзды рассыпались по небосводу, сверкая яркими искрами, а луна, словно серебряный страж, заливала мир вокруг таинственным светом.

Казалось, эта ночь была подарком, дарованным свыше, особым мигом, в котором растворилось всё – и тревоги, и ожидания, и неуверенность будущего.

– Ни одна звезда не сияет ярче твоей улыбки, – прозвучал тихий, но уверенный голос Тима, и я, погружённая в свои мысли, едва уловила смысл его слов. Мгновение мне потребовалось, чтобы осознать услышанное, и, переведя взгляд с небесного полотна на него, я увидела, как он смотрит на меня с каким-то благоговением, от чего внутри у меня всё сжалось.

– Что ты сказал? – переспросила я, чувствуя, как по телу пробежала тёплая волна смущения.

Тим улыбнулся, но в его глазах светилась не просто симпатия – там жило нечто большее, что заставило меня насторожиться.

– Ни одна звезда, луна или солнце не сияет ярче твоей улыбки, – повторил он, приближаясь ко мне, а я ощутила, как сердце невольно ускорило свой ритм. Однако это было не радостное волнение, а тревога. Внутри всё словно кричало, предупреждая, что сейчас произойдёт нечто важное, что мне придётся сказать слова, которые разобьют ему сердце.

– Тим, ты ведь знаешь, что я не… – начала я, но он прервал меня, не дав закончить.

– Пожалуйста, Маш, – голос его дрогнул, но в нём звучала твёрдость. – Позволь мне сказать всё, что я хочу, прежде чем ты бросишь меня.

Эти слова ранили меня сильнее, чем я могла ожидать. Я знала, что разобью его чувства, но и позволить ему надеяться было бы ещё большим предательством.

– Хорошо, Тим, – выдохнула я, встречаясь с его взглядом. – Говори.

Он на мгновение замер, словно собираясь с мыслями, а затем сжал мои пальцы в своих тёплых ладонях.

– Я люблю тебя, Мария. Люблю так сильно, что готов идти на край света, лишь бы быть с тобой. Я знаю, я никогда не давал тебе повода подозревать это. Я боялся. Боялся, что, если позволю себе надеяться, то потеряю тебя. Ты всегда была особенной – доброй, искренней, чистой душой, и я не мог позволить себе разрушить это. Но теперь, зная, что ты уезжаешь, я не могу молчать. Я должен сказать тебе. Должен дать тебе знать, что готов любить тебя, заботиться о тебе, делать тебя счастливой. Позволь мне этот шанс, Маша, прошу… – его голос едва слышно сорвался, когда он осторожно поднёс мою руку к губам и нежно поцеловал её.

Я застыла. Всё внутри меня сжалось, словно цепи опутали душу, сковав движение.

Я хотела, чтобы он был честен со мной, но я не думала, что его признание окажет на меня такое воздействие. Я не осознавала, насколько сильны его чувства, насколько они глубоки. Мне было больно от того, что я не могу ответить взаимностью. Я испытывала к нему огромную нежность, искреннюю привязанность, но не то чувство, ради которого сердце замирает в груди. Оно уже принадлежало другому, даже если этот другой никогда не испытывал ко мне ничего подобного.

Я знала, какую боль испытает Тим, потому что сама чувствовала её всякий раз, когда Вадим смотрел на меня безразлично. Я не желала этой боли никому. Но я не могла лгать. Я не могла дать Тимуру надежду, которой не существовало.

– По твоему молчанию я понял, что это «нет», – его голос звучал приглушённо, и, глядя на него, я увидела, как боль отразилась на его лице.

– Прости, Тимур, – сказала я с неподдельной горечью. – Мне жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль, но и не могу врать. Ты заслуживаешь кого-то, кто сможет полюбить тебя так же, как ты любишь меня.

– Ты и есть та самая, Маш, – он провёл ладонью по моей щеке, и я почувствовала, как дрогнули его пальцы. – Но ты влюблена в кого-то другого…

Его слова заставили меня вздрогнуть. Я в испуге посмотрела на него, сердце забилось быстрее.

– Что ты имеешь в виду? – выдохнула я, чувствуя, как страх сковал меня.

Неужели всё настолько очевидно? Я так старалась скрывать свои чувства к Вадиму. Я не смотрела в его сторону во время ужина, не произносила его имени, не выказывала ни единого признака привязанности… Или мне только так казалось?

Тим усмехнулся, но в этой усмешке было столько грусти, что мне захотелось заплакать.

– Не обращай внимания, – тихо сказал он, отводя взгляд. – Я просто сказал это не подумав.

Тишина, которая повисла между нами, была тягучей и невыносимой. Мне хотелось сказать что-то, чтобы облегчить его боль, но я не находила слов. Единственное, что я могла сделать, – это крепко его обнять, прижимая к себе, пытаясь передать ему всю свою нежность, всю свою благодарность за его искренность… и всю свою печаль от того, что не могу ответить ему тем же.

– Можно я попрошу тебя об одном?

– Конечно! – ответила я, отстраняясь от него, ощущая лёгкое беспокойство в груди. – Если это в моих силах.

Он улыбнулся, услышав мой ответ, но в его взгляде было что-то необычное, что-то напряженное, словно внутри разгоралась некая нерешительность, которая наконец-то достигла своего апогея.

Глава 12

Автобус, наконец, остановился на конечной. Я выдохнула – не просто от облегчения, а будто скинула с плеч весь груз дороги, тревог, мыслей. Всё. Конец маршрута. Конец одной главы. Передо мной распахнулся он – мой новый город. Мой новый дом. Моя новая жизнь.

Сердце стучало громче, чем колёса автобуса по асфальту. Я попыталась представить, что меня ждёт: люди, которых ещё не знаю, улицы, по которым ещё не ступала, вызовы, о которых даже не догадываюсь. Усталость вязко сидела в теле, но поверх неё – светилась улыбка. Я сделала это. Взяла и перевернула страницу, о которой столько мечтала. Горечь расставаний смешалась со сладостью нового начала, и внутри зазвучало чувство: гордость. Не громкая, не напыщенная – тихая, крепкая, как стальной стержень внутри меня.

Я встала, забрала свои пожитки – сумку и чемодан, что едва катился по неровным плитам. Огляделась. Мир вокруг казался чуть нереальным – как сцена, в которую я шагнула прямиком с перрона жизни. Захотелось чего-то съестного, пусть даже простого, но взгляд на ценники быстро отрезвил – не сейчас, не здесь. Лучше уж добраться до квартиры и самой варить кофе.

Достала телефон, открыла приложение, вызвала машину. Меньше пяти минут – и я в пути. В ожидании стояла у обочины, перед серым, слегка облупленным зданием автобусной станции. Небо нависло свинцовым покрывалом, воздух пах сыростью и тем особым запахом, что предшествует дождю. Я подняла взгляд вверх, к тучам, и почти шёпотом попросила: «Пожалуйста, пусть не сейчас».

Машина показалась на горизонте. Приближалась. Сердце успокоилось, как будто водитель привёз с собой облегчение. Он остановился передо мной, вышел, без лишних слов взял чемодан. Вежливость – редкость, как тёплый плед в холодный вечер. Я кивнула, благодарно улыбнулась и села в салон.

Салон пах каким-то дешёвым освежителем, но я была слишком измотана, чтобы придираться. Я прислонилась лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза на секунду. За окном мелькали улицы, лица, вывески. Город жил, дышал, не обращая на меня ни малейшего внимания – как и положено настоящему городу. Я впитывала каждую мелочь: цвет штукатурки на стенах домов, узоры тротуарной плитки, лица прохожих – в них пыталась разгадать ритм этого нового мира.

Но, как бы ни старался я вжиться в происходящее, мысли уводили меня обратно. К тем, кого оставила позади.

Мама. Её глаза. Бабушка – с вечным фартуком и советами, которые я слушала вполуха. Я обещала – клянусь, обещала – что вернусь, как только смогу. Навещу. Обниму.

Ирина… моя душа в другом теле. Самолёт унёс её далеко, но нашей дружбе не помеха география. Видеозвонки, фото, голосовые – это пока всё, что у нас осталось. Но мы выдержим. У нас другой масштаб дружбы.

А потом – он.

Стараюсь не думать. Но всё равно – его улыбка всплывает в памяти, будто маяк в темноте. Его голос, его прикосновение – всё это сидит во мне, как эхом после песни, которая давно закончилась, но ещё звучит внутри.

– Девушка, мы приехали, – голос водителя выдернул меня из водоворота воспоминаний.

– А? Ой, да! Конечно! – я поспешно открыла кошелёк, протягивая деньги.

– Я помогу вам с багажом, – сказал он, уже выходя из машины.

Мы вдвоём вытащили вещи, и он донёс чемоданы до подъезда. Жест редкий, почти старомодный – и оттого особенно тёплый.

– Большое спасибо, – поблагодарила я, отдавая оплату с добавкой за помощь.

Он взглянул на сумму и замялся:

– Вы заплатили больше…

– Это вам. Просто – спасибо, – сказала я, не оставляя выбора.

Он кивнул, не споря.

– Благодарю. И… удачи вам здесь. Правда.

– И вам хорошего дня, – тихо ответила я, провожая его взглядом, пока он не растворился среди машин, домов и чужих судеб.

Лифт с глухим скрипом остановился на пятом этаже – там, где находилась квартира, которую я арендовала, надеясь обрести здесь покой и тишину. Металлические створки распахнулись, словно усталые веки, и я шагнула в длинный, слегка освещённый коридор, где воздух казался затхлым от пыли и чужих запахов. Под тусклыми лампами я двинулась вперёд, стараясь рассмотреть таблички с номерами на дверях. Квартира номер 17… моя, моя временная гавань.

Чем дальше я шла, тем явственнее становился один странный звук, врывающийся в мои мысли, – оглушающая музыка. Она будто раскалывала тишину на осколки. Я замерла, вглядываясь в двери слева и справа. Звук словно следовал за мной, нарастая с каждым шагом. И вот, когда я оказалась прямо перед дверью с чётко выбитой табличкой «17», грохот достиг пика. А вместе с ним – запах сигарет, въедливый, как воспоминание, от которого не скрыться.

Я нахмурилась. Это не походило на пустую, свежеприготовленную к въезду квартиру. Внутри стало тревожно – как перед бурей. Достав связку ключей из сумки, я попыталась вставить нужный в замочную скважину. Но он не подходил. Ни один из них. Я пробовала снова и снова, прокручивая в голове возможные объяснения. Ошибка? Подлог? Чёртова шутка?

Сердце заколотилось сильнее, будто пытаясь пробиться наружу. Ладони вспотели. Сжав зубы, я нажала на дверной звонок. Раз. Два. И, не дождавшись ответа, постучала. В этот момент музыка вдруг оборвалась, как обрезанный крик. Послышались приглушённые шаги и какие-то голоса. Затем – резкое движение, скрип замка – и дверь распахнулась так стремительно, что я едва не отпрянула.