Mr 198

Глава 1. Тестировщик

Щелчок курка, вспышка света, выстрел.

То был облачный денёк. Тело какой-то старушки, дёрнувшись от неожиданности и силы удара, непроизвольно раскинуло руки в стороны, выронив прочь плакат с агитационным лозунгом, смысл криво начерченных букв на коем уже спустя секунду потерялся в потоке крови. Скосившие от выстрела глаза, словно поймав две разных невидимых точки на лбу, медленно устремились вверх. Куски головы и влажные волосы, прилипшие к куртке женщины, стоявшей позади, невзначай вызвали у неё рвотные позывы и панику. Сдержать их она, увы, не сумела.

Да — то был точно облачный денёк… Небо полностью затянуло тучами, и оно превратилось в сплошной серый диск, что протягивался до самого горизонта. Осеннее солнышко было лишено всех шансов на победу, и даже редкие огни в окнах светили слишком тускло. Серые многоэтажки на третьем уровне, серая кладка, покрытая рвотой и кусочками мозга, серые люди… В какой-то мере, кровь даже разбавляла тот бесцветный послеобеденный час.

Спустя секунды грузное тело упало на пол, с глухим стуком ударившись головой о землю. Пробитый энергетическим сгустком череп окончательно треснул, издав звук, что был чуть громче треска яичной скорлупы, но чуть тише общего шума толпы — как раз такой, чтобы его услышали только стоящие вблизи. Из неидеально круглой дыры очень неспешно начала выливаться алая кровь, смешиваясь с серым и белым веществом, пылью и грязью от следов чужих сапог, с грязными контурами кладки — ей, в отличие от остальных присутствующих на том пикете, действительно некуда было торопиться.

Где-то среди толпы послышался громкий, даже несколько стереотипный женский визг. Словно в подожжённом муравейнике, люди-насекомые, обратив взор на источник огня, начали медленно перенимать друг от друга панику, понимать силу жара, распространяющегося миллиметр за миллиметром, и разбегаться в стороны. Бросая свои листы с лозунгами, разбивая шеренги, топча и затаптывая насмерть тех, кому не посчастливилось споткнуться, они бежали очень быстро, очень отчаянно и непривычно искренне для всех жителей города того уровня, ведь знали… знали то, в чём, в какой-то мере, были виноваты они сами: второго шанса у них не было.

Акция протеста быстро прекратила своё существование — минута-другая, и вблизи высотного здания не осталось ни единой души, а только что вечные для протестующих ценности были брошены, растоптаны и втоптаны в землю самым древним и самым мощным инстинктом человека — самосохранением. Впрочем, не это волновало того, кто указал охраннику сделать тот выстрел, нет — его интересовали освободившиеся парковочные места.

— Наконец-то! — мужчина бледно-медного цвета кожи посмотрел на своего собеседника, оказавшего услугу, и, кивнув тому на прощание, поспешил удалиться — его время точно ждать больше не могло. — Такси! — прокричал он проезжающей мимо жёлтой машине.

*Утром того же дня*

«С добрым утром, Карл, — нейтрально-гендерный голос зазвучал прямиком в голове. — Дата: восемнадцатое сентября две тысячи сто двенадцатого года. Местное время: шесть утра. Приоритет пробуждения: нейтральный».

После тех слов чувство сонливости, преследующее всю ночь, отступило просто с неимоверной скоростью. Усталость, ухудшенная координация, вялость — всего того не было уже в тот момент, когда человек, в чьей голове и прозвучал «будильник», поднялся с кровати, чтобы оглядеть тесную да пыльную коричневую комнату.

«У вас одно входящее сообщение высокого приоритета. Отправитель: Врата».

— Ага, — проговорил только что спавший удивительно бодрым голосом. — Я так и понял. Кого бы ещё могло в такую рань?.. Так… BEOS, ускорить процесс выхода из сна и вывести сообщение на динамики. Громкость: тридцать два.

Несмотря на то, что управлялся небольшой треугольничек, прикреплённый снизу затылка, мысленно, Карлу — человеку, только недавно «перепрыгнувшему» на новую модель — всё ещё было ближе голосовое управление или комбинированное. Да и способ пробуждения — резкое ускорение всех ритмов организма, повышение сердцебиения, температуры, словно он и не спал секунду назад, было ему немного чужим — слабая вибрация у виска, воздействующая на мозг, тоже всё ещё была куда привычнее.

Он подошёл к затемнённым на восемьдесят процентов окнам и выглянул наружу: на втором уровне утреннего Чикаго по магнитным дорогам уже вовсю курсировали местные маршрутные автобусы. Редкие люди, выходящие наружу, тут же исчезали либо в них, либо в светло-жёлтых такси, часто автоматически приезжающих ночью к подобным «горячим» кварталам. И только андроиды — вечные и весьма очеловеченные слуги людей — бродили по знакомым им улочкам и собирали весь мусор, собравшийся за прошедший вечер.

Зевнув, он коснулся пальцем стекла, и на том тут же высветилось небольшое и простое меню с пунктами: выбор стороны, выбор режима, процент прозрачности. Привычные настройки были быстро установлены, и спустя секунды на внутренней стороне вместо окна уже во всю стену красовалось кристально чистое зеркало.

В нём — в том зеркале — виднелась средняя, ничем не примечательная мужская фигура, стоящая посреди практически однокомнатного номера: плечи чуть шире бёдер, суховатые руки, оптимальный процент жировой прослойки и в меру худощавое лицо с ровными щеками, слабо заметными, но широкими скулами и пухлыми губами. Пожалуй, единственное, что выделялось — кольцо на безымянном пальце и куча мелких, практически ювелирных швов по всему телу. «Ну, да ничего, — думал себе их владелец. — После истечения контракта их легко можно будет сгладить, а те, что у затылка, и вовсе не видно из-за моего зачёса», — и он был прав — за кучей насыщенно-чёрных кудрей, больше напоминающих короткое «афро», и того самого чипа на обратной стороне шеи, шрамов почти не было видно. Впрочем, сам он всё равно оценивал своё состояние никак иначе, как хреновое — спать ему нужно было явно больше. Гораздо больше.

— Уважаемый мистер Коллинз! — начал наконец раздаваться голос из динамика на внешнем чипе. — Мы получили ваш отчёт. Рады, что ваше пребывание на Земле подходит к концу, и надеемся, что вы завершили все те дела, о которых не упускали возможности рассказывать, — мистер Коллинз, тем временем, заправлял постель и осматривал пустующий в стороне узенький кухонный столик на наличие еды — бесполезно. — По прибытии на Патос-2 настоятельно рекомендуем вам сразу же пройти полное медицинское обследование, а также напоминаем об обновлении, пришедшем два дня назад: не забудьте установить и протестировать его до прибытия. Последующую часть письма получите в вашем SPD. С уважением, команда Врат.

Глава 2. Романтик

В серо-белом, немного пыльном кафе на шестом этаже третьего уровня бушевал гам из разных голосов. Их облачённые в галстуки хозяева громко спорили, дискутировали, беседовали, смеялись или ссорились о различных будничных проблемах, превращаясь все вместе в ком, именуемый просто «шумом». Тот шум лёгким-лёгким, даже глухим эхом обволакивал высокие декоративные колонны кафе, поднимался по дуговой лестнице на второй уровень, где обычно сидели более важные, самодовольные либо замкнутые работники, и растворялся в контурах стен, одна из коих была сплошной оконной панорамой.

Обед Кэтрин начался двадцать одну минуту назад. За её столиком с тремя искусственными розами, стоящими в белой изящной высокой вазе, было неприятно тихо. Сидя у окна, обшитого полностью прозрачными солнечными панелями, и наблюдая за людьми там, внизу, она пила остывающий кофе и думала о том, насколько же странным был мир вокруг неё и внутри неё: ещё неделю назад она чувствовала полную гармонию с тем, где и кем она была — новый отдел, новые коллеги, новая должность и место жительства. Будучи занятой тем, чтобы свыкнуться с новшествами, она, казалось, совершенно забыла о прошлом, чтобы ровно через день услышать от старого приятеля, чудом не «потерявшегося» после её затяжной депрессии, что всего один человек — точно такой же, как и она, как и те, что были внизу — оказался на Земле. И кто бы знал, что всего один человек на три планеты, на один спутник, на бесчисленные космические станции и просторы смог бы заставить её так сильно выпасть из того шаткого равновесия?

Стоило ли ему звонить? Стоило ли вспоминать? А что стоило говорить? А правильно ли она сказала всё то, что пыталась сказать? Все её мысли в последние дни были только о том самом — как бы не вернуться к худшим временам. Даже то, что Карл опаздывал на встречу, даже то, что кофе был недостаточно вкусным, даже немного мрачная, серая погода сентября и криво развёрнутая пуговица на её белоснежной рубашке какими-то странными связами и ассоциациями вызывали у неё волнения о прошлом, воспоминания.

«Так, как будто это было вчера», — сколь часто прежде она описывала свои прошедшие дни и самые яркие эмоции именно той фразой. Кто бы мог знать, что всего за миг, всего за какую-то вспышку, показавшуюся ей мгновением, она возненавидит то сочетание слов и на подсознательном уровне, единожды заслышав, больше никогда не будет её повторять? Ведь она — та фраза — отлично описывала её состояние в роковой миг её жизни: она помнила всё так, как будто то было вчера. И продолжала помнить.

Ей трудно было узнать Карла в толпе без его любимого пиджака, так напоминающего старинный фрак — с остроконечными шлицами и очень глубокой петлицей на левом лацкане, полностью чёрный с темно-серыми глубокими швами, формирующими на спине треугольник, он всегда был на нём, вне зависимости от дня и погоды — подарок на первую годовщину. Впрочем, она то знала, где сгинул тот пиджак, так что, конечно, не удивилась — её внимание было больше сосредоточенно на причёске.

Помнилось ей, что в один из долгих-долгих вечеров, проведённых за разговорами в постели, Карл говорил ей о том, что никогда в жизни не примерит на себя хоть какой-то волос, длиннее десяти сантиметров: «Непрактично, неудобно да и не нравится мне», — говорил тогда он. Но, похоже, тяга к изменениям толкала даже таких консерваторов, как он, вперёд, толкала к движению дальше и к забытию старого.

А ему же было не менее трудно узнать Кэт. Несмотря на то, что с момента её первого и последнего клонирования прошло всего два года, выглядела она куда взрослее: лиловый костюм сменился строгим тёмно-серым, короткие каштановые волосы с бунтарской причёской отрасли, выровнялись и окрасились в чёрный, макияж — лёгкий, как и прежде — стал куда менее выразительным и даже казался ему из-за бордовой помады официально-деловым.

О, и даже взгляд её серо-зелёных глаз — наивный, вечно радостный взгляд — даже он куда-то исчез, оставив место обыденному, покрытому едва-едва заметной пеленой холода, отражающейся только в полутонах.

Чем ближе приближался он к ней, тем больше ему казалось, что та девушка, что ещё пару часов назад вела с ним беседу, была лишь отголоском прошлого — что ему хотелось слышать то, что он слышал в том голосе, пока реальность, как ей и полагалось, была совсем другой; что перед ним была не Кэт, а Кэтрин Ип, действительно желающая просто скрасить время в свой обеденный перерыв. Впрочем, кто знал — быть может, то были те же самые мысли о прошлом, что тревожили и её? А, быть может, кроме тех мыслей, уже попросту ничего и не осталось, и им обоим можно было только и делать, что жить прошлым?

— Привет, — Карл улыбнулся ей и, повесив пальто на стул, уселся рядом. — Кофе уже остыл?

— Привет, — подвинула она чашку немного к нему. — Сам знаешь.

Он осторожно взялся за холодное ушко чашки и поднёс напиток к губам. Конечно же, он знал, что опоздал, конечно же, он знал, что сам был виноват, но начинать с того беседу ему не хотелось, так что он старательно делал вид, что наслаждался холодным кофе.

— Как на работе? — вдруг спросила Кэт. — Почему решил вернуться?

— Да так… — учитывая секретность контракта, он смолчал. — Устал от колониальных тестирований.

— Частые смерти?

— И да, и нет — там сейчас то экспериментируют с мобильными базами на поверхности, что держались бы на границе между светлой и тёмной стороной Венеры — на стыке оптимальной температуры, то наоборот — проверяют долгосрочные последствия новых пищевых синтезов, после теста над которыми клонирование и не нужно. А я так тебе скажу: тот вкус, — театрально закатил он глаза, — помер бы за то, чтобы его забыть.

— Всё не может быть настолько плохо, — улыбнулась, наконец, она.

— «Настолько»?.. Хм… Бесцветная безвкусная кашеобразная и сероватая жижа, — загибал он пальцы под каждый эпитет, — после употребления которой чувствуешь свой желудок так, будто одновременно клея с монтажной пеной поел.