Муж под елочку

1

ГЛАВА 1

Денис Сосновский

— Сколько ты зарабатываешь, Денис?

Смотрю на девку, которую вижу впервые. Свидание вслепую, знакомство в интернете. Хорошенькая, даже кукольная. Но вроде натуральная — без силикона и прочего тюнинга. На столе перед ней сияет сумочка с логотипом известного бренда. «Паль» явная — за километр несёт подземкой. Куколка хочет казаться люксом, а на деле такая же фальшивка, как её ужасная торба.

Мы сидим в заведении, которое она выбрала «с претензией». Интерьер пытается быть премиальным: золотистые лампы, бархатные сиденья, глянцевые столы. Но всё это — дешёвая имитация, где под искусственным мрамором торчит скол, а зеркала мутные от неумелой протирки. Из колонок хрипит что-то модное, но звук такой, будто его записывали в гараже. Официант ходит так, словно работает здесь за идею, а не за зарплату.

— Ну… двадцать, тридцать, — ухмыляюсь, откидываясь на спинку жёсткого стула, который гордо именуется «дизайнерским». Девка заказала самый дорогой кофе в меню, хотя он по запаху напоминает пережаренный растворимый. Уточнить, что речь идёт о миллионах? Или пусть эта дурочка разочаруется и свалит в туман?

— Прости, Денис, но мне нужен более успешный партнёр, — морщится красотка. А, нет, нос у неё всё-таки сделанный. И виниры поставлены — недорогие, но инвестиция в счастливое будущее налицо. — Мы не монтируемся. Ты красавчик, конечно, и мы могли бы приятно провести время… но на разок, для здоровья, так сказать. А мне важна материальная составляющая. И ты… извини, но даже одеться на свидание не потрудился нормально.

— А что не так? — приподнимаю бровь. Тряпки мне покупает мамуля, а у неё вкус идеальный. Матушка затаривается только в бутиках брендов, и там она далеко не последняя личность.

— Нууу… ты бы хоть подделки не таких известных фирм покупал. Сразу видно за версту, что на тебе «Гермес» с рынка.

— Эрме, детка, — кривлюсь я.

— Что?

— Эрме. И вторую букву нужно прокартавить. С прононсом. Запомни, потому что, если ты при богатом мужике назовёшь Эрме «Гермесом», будешь выглядеть колхозницей.

— Ну, тебе виднее. Ты же в торговле работаешь. Поди, продавцом-консультантом в каком-нибудь задрипанном магазине? «Эрме» продаёшь палёный и строишь из себя…

— Кофе сама оплатишь. Я нищеброд. Учись быть сильной и независимой, — хмыкаю, поднимаясь из-за стола.

Девка давится ядом, смотрит на меня так, будто я инопланетянин, который испортил её тщательно выстроенный образ вечера.

— Ну ты и козёл.

— Не обижайся, крошка. У таких, как я, нет моральных терзаний и гордости. Ты — другое дело. Ты же у нас тяжёлый люкс. А дамы полусвета сами в состоянии оплачивать мерзкий кофе в дешманском кафе. Адьос.

Нет у меня никаких терзаний. Дура сама виновата. Иду к выходу из забегаловки в прекрасном расположении духа. Господи, ну чего я ожидал от дешёвой бабы с сайта знакомств? Станут ли там сидеть нормальные скромные невесты?

— Дэн, вот скажи, на хрена тебе это нужно всё?

Я обваливаюсь в сиденье очень дорогой тачки моего друга Генки — приземистой настолько, что кажется, я задницей достаю почти до асфальта. Друга и по совместительству моей правой руки. Я человек непубличный. А вот Геныч чувствует себя везде как рыба в воде. Осётр, не меньше. И он чертовски прав.

— Что конкретно? — хмыкаю я. Пристегнуться, что ли? Слишком уж резко стартует уродливый спорткар с места.

— Эти лохушки. Тебе же в невесты навязывают дочь Жарикова. Партия вполне себе. Да и обязательств минимум. Будешь женат и в то же время свободен. Да и, в принципе, любую богатенькую сучку можешь поманить — на пузе приползёт.

— И дед мой кипятком будет в потолок сикать? Гена, я неприручаемый. И указывать мне, на какой бабе жениться, не позволю даже старому самодуру деду. Я его фирму из такой задницы вытащил, что проще было создать новую и до небес её раскрутить. А он мне теперь условия ставит. Не женюсь — не получу концерн, который я же и сделал богатейшим в стране. Нормально? Я выполню просьбу старика, Геныч. Найду самую стрёмную тёлку. Сельскую лохушку, нищую и необразованную. Подпишем с ней брачный контракт. Дед успокоится, я разведусь с дурой. Заплачу ей лям — и пусть валит в свой Подзалупинск. Или откуда там приезжают в большой город глупышки-провинциалки с огромными амбициями и низким интеллектом?

— Так а зачем ты говоришь этим курам, что ты бедный? Дэн, ты ведь один из богатейших людей страны. А ведёшь себя как… твою мать.

Визг покрышек по асфальту глушит мат Генки. Меня кидает вперёд. Всё-таки нужно было пристегнуться. Хорошо, тачка маленькая, а я большой. Ну и тормоза у колымаги шикарные — встаёт как вкопанная. И я, наконец, могу рассмотреть причину экстренного торможения.

Девка. Мелкая, встрёпанная. Шапка с помпоном залихватски съехала ей на затылок. И рот у неё открыт. Губы округлены, словно она удивлённо «окаёт». Глаза — как полные луны, круглые, огромные. И вся — будто летучая, как снежинка, которая случайно села на капот. Стоит в пяти сантиметрах от бампера и молча хлопает своими блюдцами. Страшилка, лохушка… и, судя по тому, что до сих пор не смылась, ещё и дура. Потому что, если она повредила тачку, Генка с неё живой не слезет. Дорогу эта идиотина перебегала в неположенном месте.

— Ну, я её… — Генчик дёргает ручку на дверце своего рыдвана. Злой как сто чертей.

— А она похожа на то, что мне нужно, — ухмыляюсь я. — Сиди. Я сам разберусь. И соглашайся со всем, понял? А то уволю на хрен. Да, переползи пока на пассажирское сиденье. Не знаю, как ты это сделаешь. Хоть ужом извернись.

Она и не думает бежать. У девки шок, похоже. А она ничего так. Ладненькая. Не красавица, но и назвать её уродиной нельзя. Шубка на ней смешная. Мех искусственный, розовый, а на капюшоне уши кошачьи. Шапка с помпоном — рукодельная. Сама, поди, вязала. Да, она почти идеальная жертва. Дед охренеет, если я приволоку в дом такое чудище. И мама тоже. Я прямо представляю, как она будет губы поджимать и кривиться. Ха. Господи, чем я занимаюсь… Мне тридцать пять. Я — зубастый бизнесмен, акула рынка. Гну через колено конкурентов — безжалостно и беспощадно. Но вот с дедом не могу договориться. Старый чёрт под старость лет совсем очумел. Король мира, блин, пескоструйный.

2

ГЛАВА 2

Полина

— Мама, мне плевать, что Руслан богат. Плевать. Я не выйду за него замуж. Я не люблю его.

— Ты понимаешь, что это единственный шанс нам спасти наше предприятие? Мы с отцом столько в тебя вложили — теперь твоя очередь. Если ты продолжишь кочевряжиться, нам грозит банкротство. Не будь эгоисткой.

Эгоисткой?
Это я — человек, который сбежал из дома, чтобы хоть немного дышать, и всё равно каждый месяц переводил им деньги, даже когда самой было нечем платить за съём.

— Мама, но мне ведь жить с ним. Лучше умереть, чем с нелюбимым жить. Мама…

— Я всё сказала, Поля. Новый год ты будешь встречать в семейном кругу, но с женихом. А ещё лучше — с мужем. Рус — идеальная партия. Кроме того, он недавно заключил сделку с концерном «Сосна». Ты понимаешь, какие это перспективы для нас? Наша семейная лесопилка получит новые контракты, — мать рубит сук подо мной, на котором я изо всех сил пытаюсь удержаться. — Попробуй только что-нибудь выкинуть. Поля, я не шучу. Если мы потеряем бизнес — это будет твоя вина. Отец после инфаркта. Представляешь, что с ним будет? Ну и ты лишишься материальной поддержки семьи. А также твой брат, который сидит без работы, а у него ребёнок. Ты что, будешь ему помогать?

Я молчу. Потому что если открою рот — сорвусь.
Потому что она знает, куда бить.
Потому что я — дура: я люблю их всех. Даже брата, который всю жизнь жил так, будто мир ему что-то должен.

А что сказать? Я давно не живу за счёт семьи. Сбежала из отчего дома, как только смогла заработать на съём жилья. Не смогла выдерживать вот именно этот мамин натиск и странное безволие отца. Мой брат… Это отдельная тема. Сашка старше меня, любит жить на широкую ногу. А вот работать не любит. И племяшка моя… Господи, ну как же мне быть?

— И последнее… Не хотела говорить, но ты же упёрлась, как ослица. Если ты не выйдешь замуж за Руслана, мы потеряем всё, включая дом.

Дом. Огромный, холодный, с облупившимися стенами — пожиратель денег и нервов. Дом, в котором мы с братом выросли. Его давно пора было продать, купить что-то более подходящее, менее затратное. Но мама так вцепилась в эту гору кирпичей и так боится его потерять, что готова пожертвовать пешкой — то есть мной. И вот сейчас во мне зреет чувство протеста. Огненное такое и глупое чувство.

— А если я не могу выйти замуж за Руслана?

— Ты при смерти? — мать приподнимает бровь.
Нет, мама. Я жива. И в этом вся проблема.
Я мотаю головой, борясь с желанием суеверно поплевать через плечо.
— Других уважительных причин нет, Полина. И он уже приглашён. Понимаешь, что это значит? Ты меня услышала?

И тут во мне что-то ломается. Хруст — и тишина.
Мне будто восемнадцать: я снова стою посреди кухни с чемоданом и понимаю, что если сейчас не уйду — дальше будет только хуже.

— Есть причина. Я уже замужем, — выпаливаю я абсолютную глупость, даже не успев подумать, что несу.

— Ты что? — голос матушки превращается в сталь.

— Замужем. А вам не сказала, потому что знала, что вы примете в штыки моё решение, — продолжаю я себя закапывать ещё глубже. Даже, кажется, слышу, как на крышку моего гроба падают комья земли. Явственно так слышу.

— И кто он? — в голосе матери звенит сталь. — Можешь не говорить. И так ясно. Раз скрывала от нас, хм… зятя, значит, какой-нибудь голодранец. Чего ещё можно было ждать от тебя?

— Мама, я взрослая и самостоятельная…

— Молчи. Твоя самостоятельность и привела тебя к тупому мезальянсу. Всё назло. Из дома ушла, копейки шлёшь нам, как откуп. Думаешь только о себе. Господи, мы с отцом воспитали эгоистку.

Да уж, артистка из мамы так себе. И эти её театрально поднятые к давно не крашеному потолку руки сейчас мне кажутся не трагичными, а смешными. Я — эгоистка. Обидно до колючего кома в горле. Перед глазами — счета за воду и свет, которые родители забыли, когда оплачивали в последний раз. Я эгоистка и вечное разочарование просто потому, что хочу быть счастливой. Сама. Без Руса, которого терпеть не могу. Без гнёта постоянной вины. Хочу сама набить шишек, стать самостоятельной. Найти мужа — не нужного, а любимого. Неужели я так многого хочу?

— Завтра же пойдёшь и разведёшься. Ты меня слышишь? — мама снова собрана. Уже спокойная, деловито поправляет кучу пыльных статуэток на полке. Прислуги давно нет, а справляться с хозяйством мама так до сих пор и не научилась. — Если нужно, позвоню Руслану, он наймёт хорошего адвоката.

— Нет, — выдыхаю я. Пыль со статуэток, кажется, замирает в сгустившемся воздухе тяжёлыми клубами. — Я люблю моего мужа. И он приедет со мной праздновать Новый год с вами.

Ну, теперь мне точно конец. Мама молча прожигает меня взглядом. О да, этот её прищур я знаю прекрасно. Она сейчас зла и растеряна, потому что привыкла, что она повелевает, а все вокруг её слушаются. Отец бы уже в пояс склонился перед этой богиней. Да, честно говоря, и я по привычке гнусь в пояснице.

— Не боишься, что твой нищеброд на контрасте будет проигрывать Руслану? Ты хочешь унизить своего мужа?

— Я хочу, чтобы ты уважала мой выбор, — говорю твёрдо, но голос даёт предательского петуха. — Потому что я его люблю.

— Как хоть зовут-то красавца? — медовый тон мамы меня не обманывает. Если бы у меня на самом деле был муж, ему бы пришлось на посиделках под ёлочкой совсем не сладко. Мама бы его смешала с грязью, которой зарос этот чёртов дом. Но этот аттракцион ожидает меня. Потому что мужа у меня нет. И найти его за такой короткий срок вряд ли удастся.

— Вот приедем на Новый год — и познакомишься, — бурчу я. Где найти мужа за неделю? Добрый Дедушка Мороз, помоги мне. Сделай чудо.